Вера достала ключ, и с первой же попытки попала в замочную скважину. Она удовлетворенно улыбнулась, и провернула ключ ровно два раза. Дверь, даже не скрипнув, отворилась, и девушка с достоинством пронесла себя по узкому коридорчику прямо в кухоньку.
Поставила тяжелую сумку на табуретку, и достала оттуда бутылочку коллекционного шампанского «Вдова Клико». Не чинясь, одним движением открыла страшно удивленную бутылку (а не всякий мужик мог таковую с налету открыть) и налила в специально приготовленный еще с раннего утра бокал.
Подняла глаза, посмотрела в зеркало, которое специально тут повесила, чтоб кухонька больше казалась, и чокнулась со своим отражением. Отражение ответило тонким звенящим звуком, и Вера ему отсалютовала.
Вера Петровна Конных происходила из рода зажиточных купцов, которых в годину раскулачивания раскулачили по полной, частью сослав в недра далекой Сибири, где оная часть пропала с концами. Однако под корень вывести род новой власти не удалось.
То ли прадеды молились, то ли местный комиссар дал маху, но род не прервался, а очень даже процветать стал.
Со временем, конечно. По крайней мере, к её бабушке Варваре из самого Петербурга приезжали за племенными жеребятами.
Уж больно хороши были, породы русская верховая караковой масти.
Этакие бело-коричневые красавцы.
Матушка как-то говаривала, что и род спасся благодаря им.
Точнее, благодаря жеребчику Пончо, которого пришлось дать в дар тому комиссару.
На орловщине жили все деды, прадеды.
Вера вздохнула.
Вот права была тётка Катя, соседка. Деньги к деньгам, здоровье к здоровью, внешность... внешность к внешности.
Ну что внешность?
Уродилась Вера в батюшку, рост гренадерский, бедра - всем бедрам бедра, руки могучие как кувалды, и ноги... Длинные, стройные, но вот мускулистые, да. Никакой тебе субтильности.
Батюшка был человек мирный, сложения хоть и гренадерского, но с лицом и душою херувима небесного.
Всё-то матушке прощал.
Верховодила матушка в дому и в конюшнях. Хотя что с тех конюшен осталось, крохи. А после того, как ушла матушка, пережив батюшку вот ровно на полгода, так и вовсе дело зачахло.
Вера вздохнула, вытерла покрасневшие глаза.
Тридцать восемь ей, а все одна и одна. Нет, мужики у ней бывали, как без того…
Вот только ненадолго, эх, ненадолго.
Вера уже год как тосковала без надёжного мужского плеча, без крепкого тела, без бритвы в ванной.
Ей хотелось любви, тепла, заботы.
Да вот пугливые пошли мужики, побаивались такой роскошной женщины. Нежной души, ну вот прям как у батюшки, никак не могли разглядеть.
А Вера была и правда красавица. Глаза карие в пол лица, волос волнистый, пшеничного тона, и коса толстая через плечо. Кожа нежная да бархатистая.
-- Правда, -- Вера вздохнула -- кожа веснушчатая. И голос у меня зычный, командный, вот напасть, -- и Вера опять вздохнула.
Она вспомнила своих экс - женихов, и тоска сжала её сердце.
Вера глянула на круглые часы с веселеньким циферблатом, в Праге купленные. Уже десять.
Пора в кровать, вставать-то в шесть.
Вера Петровна работала зам главного бухгалтера в одном ООО, куда попала случайно. У неё оказался математический талант, в дядю-счетовода.
Того на войну не взяли из-за этого таланта.
Кредит с дебитом девушка сводила легко и с удовольствием, да и в разного рода запутанных ситуациях что с налогами, что с филиалами была великая дока.
Девушка отправилась в душ, налила в ладонь любимый гель с запахом лесных ягод, взбила в густую, ароматную пену, и, легко касаясь ладонями тела, одела его невесомой разноцветной шубкой.
Повертелась под упругими струями, гладящими и массирующими кожу.
-- И никакого мужика не надо с таким навороченный душем!
Обманывала себя Вера, ох, обманывала, и сама это знала. Тело просило, даже требовало мужской ласки, так, что внизу живота скрутилось и сжималось.
Вера со злости включила холодную воду, и с воплем выскочила из ванной.
-- Вот дура ты, Вера! -- ругала она себя. Подавай ей мужика, будто работы мало!
Но телу с его гормонами и загадочной женской душе было наплевать на работу.
Оно жаждало.
И не спалось, ох, не спалось Вере. Вертелась с боку на бок, зевота раздирала рот, а сон не шёл.
На часах уже три.
Вера скинула одеяло, повернулась ещё пару раз боку на бок, и наконец заснула, да так, что не сразу поняла, откуда трезвон.
Подняла голову. Нет, не приснилось.
Звонили в дверь.
Глянула на часы: на часах уже восемь!!
Вера скинула ноги на пол, и, как была в пижамных шортиках до середины бедра и маечке на кружевные бретельках, выскочила в коридор. Не подумав, рывком распахнула входную дверь.
Парень в форменной куртке курьера с надписью «СКС» отшатнулся и покраснел как маков цвет.
И было от чего. Не всякий устоит, увидев русскую валькирию в этаком неглиже.
Грудь четвёртого размера свободно вздымалась под тонкой тканью чёрной маечки, а правая рука размером с голову новорождённого, придерживала дверь.
Коса до пояса расплелась, а стройные, длинные, но несколько мускулистые ноги бессознательно приняли устойчивую защитную позицию.
-- Ойй...-- Эээ. -- Доброе утро! – промямлил раскрасневшийся парень, старательно отворачивая голову от Вериных прелестей. Однако голова отворачиваться не хотела, и глаза несчастного то и дело залипали на выдающихся достоинствах девушки.
-- Вам пакет, распишитесь вот тут, -- и он сунул ей в руку ручку, уже неприкрыто глазея на щедрую Верину красоту.
Вера ойкнула, и, пытаясь прикрыть грудь одной рукой, что ей в конце концов удалось, учитывая размеры той руки, быстро расписалась в получении.
Пакет был размером с коробку из-под обуви, невесомый, завернутый в фирменную упаковку, и заинтриговал Веру до сердцебиения.
Она, все ещё позевывая и тряся головой от неожиданного пробуждения, понесла его в кухню и положила на табуретку.
Тут её как током дернуло.
Почему именно на этот палец, вот спроси кто ее, Вера бы и не ответила. Она просто чувствовала, что так и нужно. Так будет правильно. И перстень сел как влитой, пришёлся по размеру.
У девушка появилось странное чувство узнавания…
Как будто перстень всегда был там, на среднем пальце, причем едва ли не с самого её рождения.
А перстень мерцал в свете настольной лампы, переливался таинственным светом. Его темная, прозрачная поверхность, казалось, поглощала этот свет, и не просто поглощала, а будто изменяла, преобразовывала. Во всяком случае, в его прозрачной глубине то и дело проскакивали разноцветные искорки.
За всеми домашними делами и мыслями о нежданном подарке, Вера и не заметила, как стемнело. Похоже, девушка и лампу настольную включила на автомате.
-- Боже, уже вечер! -- удивилась Вера. И показалось ей или нет, но перстень явно подмигнул в ответ. А может быть, то был просто блик на его поверхности.
-- Не может быть... Как странно… Так быстро прошло время?
Вера с трудом отвела глаза от перстня.
-- Что-то здесь не так, - она взяла мешочек, и ещё раз хорошенько потрясла над столом. Ничего. Заглянула внутрь. Пусто.
Вернулась к коробке. Пошуршала упаковкой, внимательно посмотрела внутри.
-- И что я ищу? - задумчиво пробормотала Вера.
-- Да хоть что-нибудь! Кто бы объяснил, что это за штука такая?
Тут её глаза остановились на оторванном обратном адресе:
«Город Орёл, улица Лесная, д. 12 Князева А. И».
Она смотрела на адрес, и в душе крепла уверенность - надо ехать.
Ехать! Легко сказать, годовой на носу. Но перстень загадочно мерцал, взгляд от него отвести становилось все труднее, сердце билось все сильнее...
--- Да что такое, в конце концов! Или я не зам главного? Три девки сидят, справятся.
В жизни у Веры до этого момента все было просто.
Никаких тайн и загадок. А тут…
Она удивлялась себе, словно знакомясь с собой заново.
Оказывается, в её душе жила вера, детская вера в волшебство. В то, что мир вокруг не совсем такой, каким кажется...
В то, что в жизни есть тайна. И вот, пожалуйте, тайна появилась и в ее жизни.
Вот так, живёшь тридцать восемь лет, выходишь замуж, тебя бросают, уходишь в работу, - и вдруг такое! -- Вера даже помолодела лет на десять.
Глаза блестят, румянец во всю молодецкую щеку, на лице улыбка.
Как все-таки красит женщину ожидание, предвкушение чуда!
Можете назвать это интуицией, которая, похоже, долгое время спала, но Вера трепетала, и жгучее любопытство нетерпеливо топало ножками где-то в районе груди.
Немедля, девушка схватилась за телефон:
-- Светик, я отъеду на пару деньков. Отпустишь? -- Вера, конечно, была уверена, что генеральный отпустит.
Столько лет вместе поднимали фирму, отношения.... Неплохие отношения, если учесть, что обе дамы были с характером. Но притерлись, сработались.
-- Вера Петровна! Отчёт на носу, -- однако с истеринкой в голосе заявила Светлана Борисовна.
Вера удивилась, если не сказать больше, разозлилась, невольно сжав руку в могучий кулак.
-- Хорошо, Светлана Борисовна, извините, -- Вера бросила трубку.
Ее ноздри гневно повздувались минуту-другую, ибо была девушка взрывчатого темперамента, но весьма отходчива, и тут в ее голову пришла светлая мысль:
-- А какой сегодня день? А ведь среда! С региональщиками зум вовсю идет, точно.
Светке ж надо выглядеть строгим руководителем, не то расслабятся в регионах.
-- Ладно, перезвоню через,-- она посмотрела на часы, -- минут через сорок.
Вера опять посмотрела на перстень, полюбовалась, и решила прибрать его назад в коробочку.
Не тут-то было.
Перстень ни в какую не желал слезать с пальца.
-- Что ж теперь, и спать с тобой ложится? Э нет, дружок, не на ту напал, -- грозно сказала она бессловесной вещице, и принялась крутить-вертеть ее и так и эдак.
Бесполезно.
Вера, истерзав несчастный палец до покраснения, неожиданно успокоилась.
--- Ну-ну. Вот как поеду в Орёл, все про тебя узнаю.
Перстень не имел ничего против, и, даже, казалось, замерцал веселее.
Светик сама перезвонила через полчаса, которые для Веры пролетели как одна минута, ибо она то и дело вытягивала палец перед собой, и любовалась внезапно обретенной красивой вещицей.
-- И что это я раньше никогда не носила ничего подобного? – удивлялась девушка, потому что это действительно было так. То ли в семье было не принято, то ли еще по какой причине, но перстни да кольца Вера не жаловала.
-- Верочка, прости. Была не одна, сама понимаешь, -- извиняющимся тоном сказала Светик.
-- Светик, проехали. Я поздно про зум вспомнила, -- махнула рукой, принимая ее извинения, Вера.
-- Сколько дней, говоришь, тебе надо? – голос у Светланы Борисовны сразу посерьезнел.
-- Думаю, в два уложусь, недалеко ехать-то, -- в тон ей ответила Вера.
-- Бери, пользуешься ты моей добротой, Вера Петровна, -- с улыбкой в голосе сказала Светик.
Вера рассмеялась.
-- Спасибо, Светлана Борисовна, премного вам благодарна.
Девушка положила трубку, откинулась на спинку кухонного диванчика, забросила ноги на табуретку.
Та тихо хрустнула.
Немудрено, весу-то в Вере было под сотенку.
Девушка забросила руки за голову, и мечтательная улыбка долго не сходила с её лица.
До тех пор, пока желудок не стал урчать, выражая недовольство безответственным поведением хозяйки.
-- Как есть хочется! С утра один кофе, безобразие.
Сейчас поправим это дело.
И Вера удивительно гибким, красивым движением, напоминающим потягивание матерой львицы, поднялась с дивана и открыла дверцу холодильника.
На скорую руку соорудила два гигантских бутерброда с красной рыбкой, салатом айсберг и свежим огурцом.
Надо сказать, кулинарка Вера была так себе. Но иной раз из-под её руки выходили блюда с совершенно, казалось бы, не сочетаемыми продуктами. А вот поди шь ты, получалось необычно и вкусно.
-- М-да... Когда же я её туда поставила? -- удивилась девушка.
-- Не помню. Не летает же она?
Права была Вера. Коробочка и правда не летала. Она просто могла перемещаться в пространстве. Ну вот была у неё такая особенность, при определённых условиях срабатывающая.
-- Ну, нашлась, и ладно.
Вера разобрала зевота. Она быстро раскинула софу, и блаженно растянулась под теплым икейским одеялом.
Сон пришёл быстро, свалился каскадом неожиданных, ярких, чувственных образов.
Она видела себя в одной набедренной повязке, тонком золотом браслете на левой ноге, раскинувшуюся на ложе, покрытом белой, пушистой шкурой.
Перед ней стоял белозубый брутальнейший мужик, одетый в подобие шальваров, с обнажённой накаченной грудью.
Он тяжело дышал, исполняя танец живота, и кожа его, цвета какао с молоком, блестела мельчайшими капельками пота.
Вера царственным жестом остановила танец. Мужик тотчас остановился, и приклонил голову.
Вера довольно улыбнулась, встала с ложа, и прильнула к его губам.
Они пахли жженым сахаром и чуть горчили.
Он, не сдержав приглушенного стона, дрожа, ответил девушке со всей страстью.
Вся мокрая и дрожащая, Вера проснулась со счастливой улыбкой.
И вовремя.
На часах было уже шесть пятнадцать.
-- Какой со-он...! -- она потянулась, раскованно и свободно. -- Ещё хочу, -- лениво спустила ноги на пол, нащупала меховые шлепки, и, затаенно улыбаясь, пошла в ванную.
Посмотрела на свою удивительно бодрую и довольную физиономию, взялась за щётку для волос, и наткнулась взглядом на перстень.
Он уже не мерцал, а сиял ровным аметистовым цветом.
Вера ахнула:
-- Какая красота!
Так, все ещё в сонных мечтаниях, она добралась до офиса. Благо рядом.
-- Доброе утро, Вера Петровна! -- дружно сказали все три бухгалтерши.
-- Привет, девочки, -- одарила их улыбкой Вера.
-- Светлана Борисовна у себя?
-- У себя, Вера Петровна, -- отчего-то смущаясь сказала Лерочка, новенькая.
-- Светлана Борисовна, можно? -- официально спросила Вера, открывая дверь.
-- Заходите, Вера Петровна, жду вас.
Вера посмотрела на начальницу - на той лица не было.
Как всегда подтянутая, в хорошем деловом костюме, аккуратно подкрашенная и с отличной укладкой, Светлана Борисовна сидела за столом и нервно мяла в руках носовой платок.
Нос её покраснел и распух. Тушь, правда, ещё держалась, стойкая.
Помада же, нежно-розовая, жемчужного оттенка, размазалась так, что казалось, и нет тех губ совсем.
-- Татуаж надо делать, -- брякнула от неожиданности Вера.
И тут Светик разрыдалась.
За стенкой сразу смолк невнятный говор сотрудниц.
Женщина закрыла рот руками, а Вера подбежала к ней, обняла за плечи.
-- Тихо, Светик, тихо. Девки примолкли, слушают.
Девки и правда вслушивались в происходящее во все уши.
Происходило что-то необычное
.
-- Ну, будет, будет, -- как маленькую, утешала начальницу Вера.
-- Гад.. Гад.. Какой же гад..., -- шептала, всхлипывая Светик.
-- Петька, что ль? Опять загулял, кобелина?
-- Ху-у-же…-- и она горько заплакала.
-- Хуже?! - по мнению Веры хуже мало что могло быть, когда имеешь дело с существом мужецкого пола.
- Он уходить собра-ался-а..., - всхлипывала Светик.
-- И черт с ним, с кобелем! -- стукнула Вера кулаком по столешнице, оставив изрядную вмятину.
-- Черт..., -- согласилась Светик, у которой разом высохли слезы. -- Но он Классика хочет забрать!!
А вот это уже было серьёзно.
-- Да как он может! Да чтоб у него хотелка отвалилась! – громким шепотом, грозящим перейти в полный голос, проговорила Вера и от возмущения грохнула кулаком по спинке стула, которая тут же разлетелась на две неровные части.
-- Ох, прости, Светик… Не сдержалась, мебель тебе попортила, -- покаялась девушка в содеянном. А Светик только махнула рукой.
Не до мебели ей было.
-- Но как же это, Классика, а? – повторила Вера. Классик был Светиным любимцем, страшная такая морда, в кожистую складочку, котик породы сфинкс.
-- Да вот так, -- вздохнула Светик. -- Он же его купил. Право имеет, говорит.
-- Право! Вот это он мастер, права качать! А кто выкинуть хотел Классика, а? Когда тот от страха ему в туфли пописал?
Фиг, ему, а не котика! -- и Вера выбросила вперёд руку с кукишем.
Перстень на среднем пальце негодующе сверкнул.
--Ве-ер, откуда такая прелесть? – восхитилась Светик, которая немного успокоилась, и не смогла не заметить совершенно необычную для подруги вещицу.
-- Прислали вчера, подарок,-- сказала Вера и от чего-то зарделась.
-- Колька, что ль? – с удивлением спросила Светик, и внимательно посмотрела на Веру.
-- Ты что, Кольку не знаешь? Не в его стиле. Поклонник, -- соврала Вера, и даже не покраснела.
-- Кто ж таков? -- Светик отвлеклась от своих горестей, и жаждала разделить радость с подругой.
-- Некая Князева А. И. из Орла, -- призналась Вера, и поправила прядку, выбившуюся из прически.
Светик потрясённо замолчала.
-- Хотела вот туда съездить, в Орёл. Понять кто эта женщина, почему мне прислала его.
-- Ладно, Вер, езжай. Бери два дня, -- вздохнула Светик.
Справятся девчонки, и я справлюсь, -- она достала зеркальце, любимую помаду и через пять минут губы стали идеальны.
-- Спасибо, Светлана Борисовна, -- громко сказала Вера и подмигнула ей, прошептав:
-- Но пасаран, -- подняла руку в характерном жесте и открыла дверь.
Девчонки смотрели в экраны компьютеров и резво щелкали по клавиатурам, но умудрялись при этом краем глаза следить за Верой.
-- Девочки.
Девочки повернули головы.
-- Меня не будет два дня. Отчёт на вас. Приеду - спрошу.
Раздался нестройный хор голосов
-- Хорошо, Вера Петровна.
Вера была руководителем достаточно демократичным, но только, если это не касалось годового отчёта.
Орёл встретил ветром и мокрым снегом. Фонари с трудом справлялись с освещением привокзальной площади. Снег кусался, бил в лицо мелкими злыми снежинками.
Вера натянула капюшон поглубже, и пошла к гостинице, которая должна быть тут, неподалёку.
Однако не тут-то было. Вера крутила и крутила по привокзальной площади, поминутно сверяясь с распечаткой брони из букинга.
-- Да что ж такое!-- девушка выразилась весьма нелицеприятно и достаточно громко. -- Ведь чёрным по белому написано: «Пройдите от вокзальной площади направо, на перекрёстке поверните налево и далее следуйте по улице Коммунистической.
Последний дом за номером 17 нужное вам здание.
Обойдите его с левой стороны, увидите подъезд с чёрной металлической дверью.
Позвоните в домофон.»
- Ну и где этот дом за номером 17?! Последнее здание за номером 15, и нет другого! – Вера расстроилась и разозлилась, крутила и вертела распечатку в руке, однако прояснить ситуацию это никак не помогало.
Как назло, и на улице не было ни души. И это в восемь вечера!
Только задувал ветер, гоняющий снежинки как ефрейтор новобранцев. Они сбивались в стаи, жалили замерзший нос, и Вера выругалась уже в полный голос.
-- Да что же я! Последний ум потеряла. Есть же телефон! – с удивлением, что это мысль не пришла ей сразу, девушка залезла во внутренний карман куртки, и набрала номер.
Ответили мгновенно.
-- Гостиница Восточная. Менеджер Раиса. Чем могу помочь?—раздался приятный женский голос.
-- У меня номер забронирован. Как до вас добраться? Хожу по Коммунистической, здесь нет дома 17!!-- Вера заорала, перекрывая завывания ветра.
-- Простите, мы находимся на улице Свободы, 17, -- вежливейше ответил приятный женский голос.
-- Как Свободы?!!! Мне прислали этот адрес! – девушка завопила в полный голос, а был он, как мы знаем, звучен чрезвычайно.
В трубке на мгновение воцарилась тишина, и наконец женщина на том конце провода произнесла все тем же, профессиональным, вежливым до нельзя, тоном:
-- Ваша фамилия, пожалуйста.
Вера, кипя как перегретый чайник, завопила:
--- Конных Вера Петровна!
-- Простите, но вы у нас номер не заказывали, -- с легким извинением в голосе сказала администратор.
У Веры отвисла челюсть и пропал дар речи.
--- Девушка, вы меня слышите? На эту фамилию нет номера, -- взывала трубка, но Вера растерянно молчала. Наконец девушка отмерла и ответила:
-- Слышу, -- и прислонилась к ближайшему фонарю.
Фонарь чуть покачнулся, но устоял.
-- Так, -- Вера сжала кулаки, и решительно сказала:
-- Значит, примите заказ. Номера есть свободные?
-- Простите, но остался только люкс, -- благожелательнее некуда ответила администратор.
Вера выпалила:
-- Беру. И скажите, как вас найти, наконец, -- при этом у девушки, как у норовистой лошадки, чуть пар из ноздрей не шел.
Менеджер Раиса оттарабанила: -- Прямо по Коммунистической, направо, к вокзальной площади. От неё налево, и первый переулок направо.
Вы сразу увидите трехэтажное здание из красного кирпича.
Подъезд с козырьком и вывеска "Восточная".
Вера нажала отбой, сунула мобильник в карман, и, развернувшись, в каком-то отупении пошла назад. Ветер теперь пытался бить в спину, подгонял, как мог. Только при Вериных габаритах это ему плохо удавалось.
Вот и площадь. Мигающие, заснеженные фонари все также старались освещать вверенное им пространство, хоть и давалось это им с трудом.
Редкие прохожие торопилась по домам.
Вера остановилась, огляделась.
Налево, надо налево. Налево вела узкая дорожка с большой полу замерзшей лужей посередине. Поди-ка ее обойди.
Однако Вера исхитрилась и прокралась по краю, только чудом не замочив любимые замшевые сапожки на танкетке.
Благополучно повернула направо, где и правда увидела ярко освещенное здание и долгожданный подъезд с козырьком.
Вывеска «Гостиница Восточная» призывно сияла огнями.
--- Уфф... Добралась, -- выдохнула Вера, обмахиваясь перчаткой, снятой с руки.
Она открыла тяжёлую явно старинную, дубовую дверь. Прозвенел колокольчик. Перед Верой оказалась совсем небольшая прихожая со стойкой регистрации, из-за которой поднялась женщина в синем двубортном костюме с гладко зачесанными тёмными волосами, собранными сзади в куколь. Так матушка называла, когда волосы собирались в хвост на затылке, и скручивались в этакую, как называла уже Вера, фигу. Во всем облике администратора сквозило нечто провинциальное, даже домашнее.
--Добрый вечер! У вас забронирован номер? – с милой улыбкой спросила женщина, чуть опершись на стойку.
Вера кивнула головой, и откинула капюшон, явив миру красный носик -- Люкс. Я недавно вам звонила. Моя фамилия Конных.
-- Минуточку, пожалуйста, -- женщина сверилась с записями, и приветливо сказала, -- Все в порядке. Да, Конных Вера Петровна, номер люкс.
Вера подошла к стойке, поставила чемоданчик и достала паспорт.
Формальности были улажены за пять минут.
-- Вот ваши ключи, комнаты номер пять на втором этаже, -- с удовлетворением и чувством выполненного долга сказала администратор с редким сейчас именем Раиса.
На второй этаж вела лестница с мраморными ступенями, покрытыми красной коровой дорожкой, которая скрадывала шаги так, что, казалось Вера не поднимается, а подлетает над каждой ступенькой.
На втором этаже имелось всего четыре номера. Верин был в конце небольшого коридора, рядом с окном, выходившим в тёмный, заснеженный вечер.
За ним окном все так завывал ветер, и жёсткие снежинки стучали в стекло.
Вера открыла дверь, которая тоже была старинной, но открывалась удивительно легко и с достоинством.
Включила свет и оглядела номер. Он оказался двухкомнатным, с современной мебелью и вполне уютным.
А полы... Какие это были полы! Явно старинные, наборный паркет, любовно сохранённый и натертый до мягкого ароматного блеска чьей-то заботливой рукой.
Дощечки чередовались, темная сменялась светлой, и глаз угадывал рисунок. Листья клевера и дуба причудливо соединялись, образуя... венки?
-- Похоже, -- подумала Вера, и даже забыла о дурацкой путанице, странной дороге.
Загляделась на такую красоту.
Раздался стук в дверь.
-- Входите, - очнулась Вера.
-- Добрый вечер! Пожалуйте откушать с дороги, -- вошла степенная дама лет пятидесяти в белом кружевом переднике и белой же наколке на русых волосах, катя перед собой тележку.
На тележке красовалась бутылочка шампанского в серебряном (!) вёдерке, тарелка с фруктами и что-то явно аппетитное в супнице.
Вера даже растерялась.
Дама улыбнулась, видя её недоумение, и сказала:
-- Комплимент от заведения. Ведь у вас День рождения только что был?
Вера кивнула и улыбнулась в ответ.
-- Поставьте тут, пожалуйста.
Дама, на груди которой был бейджик с именем "Анна" величаво кивнула и вышла.
Вера, все ещё удивляясь, бросила чемоданчик, скинула сапожки и аляску, и, поскорее в ванную.
Что ж, дорогие мои читательницы, вам ведь интересно, что за сон снился нашей Вере?
Не стану вас мучить.
Девушка опять видела, как она разметалась по широкому, круглому ложу. Волосы, похожие на огненные солнечные пружинки разбежались по тонкой, плотной и невесомой подушечке из нежного шёлка сливочного тона.
Глаза закрыты, ровное дыхание вдруг стало прерывистым, ничем не стесненная грудь поднялась на высоту полного четвёртого размера и замерла на долю секунды. Из приоткрытого рта вырвался тихий, протяжный стон. Она перевернулась на живот, щеки заалели, руки плотно обхватили и сжали подушку. Чувственная дрожь волной прошла по всему телу, и Вера проснулась.
Прижала руки к лицу, которое горело.
-- Нет, надо с этим кончать. Ещё пара таких ночей, и я точно обращусь в какой-нибудь клуб знакомств.
Правда, сомневаюсь, что там найдутся такие мачо.
Потому что снился ей именно он. Как ещё можно назвать существо мужицкого пола с тонкой талией, узкими бёдрами, обтянутыми мало что скрывающей набедренной повязкой, мускулистой грудью и плоским животом с такими вкусными ммм... кубиками...
Сияющие синие глаза, чуть кривоватый римский нос, красиво изогнутые чувственные губы и волевой подбородок с ямочкой посередине не хотите?
Вера хотела. Да и, собственно, получила. Во сне.
И она повернулась на бок, закрыла глаза, желая вернуться туда, в другую явь.
Но что-то мешало. Что-то твердое впилось в крепкое Верино бедро. Вера села, спустила ноги, и увидела перстень, который неведомым образом покинул указательный палец.
-- Надо же! -- удивилась Вера
То никак на ночь не снять, а тут сам свалился.
Она взяла перстень, который был темен, потеряв прежний блеск, и стала надевать на палец.
Попыталась, потому что теперь тот никак не хотел налезать.
-- Экий странный подарочек... Как Светик сказала -- родовой? Хорош родовой, не надеть теперь, -- она даже приобиделась.
Откуда-то потянуло сквознячком, голые ноги покрылись пупырышками и Вера быстро подобрала их под себя.
-- Что ж вы, барышня, дверь-то не закрыли? Так и простудиться недолго, кхе-кхе.. Иль похуже чего...
Вера подпрыгнула.
--- Кто тут?!
--- Известно, кто. Истопник здешний.
Вера обалдело закрутила головой, однако увидеть собеседника ей не удалось.
Сон, похоже, продолжался.
-- Истопник?! Здесь центральное отопление, вообще-то.
-- А вы бы прикрылись, барышня. Негоже перед мужичиною девице благородной тут.. кхе-кхе...
Вера разозлилась.
-- А ну-ка прочь из моей комнаты! Мужичина ... Звали тебя?
Дребезжащий голос закхекал.
-- А чего меня звать? Федюша сам знает, когда печи-то проверять, кхе-кхе...
У Веры голова пошла кругом, но прикрылась она основательно, завернувшись в покрывало, которое было явно шерстяным, и покалывало голые плечи.
Невидимый Федюша прошаркал мимо, продолжая бормотать нечто маловразумительное. По крайней мере, Вера из его ворчания разобрала только "барыне доложить надоть" и "негоже вот девице-то ".
-- Сюр!! Явный сюрр... Или у меня крыша едет? -- призадумалась Вера. Никогда не замечала она за собой этаких странностей.
Да и никаких странностей не замечала.
Когда звук шаркающих подошв стал затихать, Вера осторожно слезла с кровати и на носочках медленно двинулась в направлении затихающего звука.
Вышла в гостиную, огляделась по сторонам, раздражённо прошептала:
-- Печи проверить.! Ну, и где тут печи?
Печей не было.
Было кое-что поинтересней. В стене гостиной зияла дыра.
Настоящая дыра, тёмный ореол которой резко выделялся на фоне зеленовато-желтых обоев.
И оттуда тянуло сквозняком.
-- Вот дела... Дыра! Откуда?! Вчера её не было.
Она подошла поближе, протянула было руку, но сразу отдернула.
А дыра... На глазах стала затягиваться, и не успела Вера ахнуть, как исчезла совсем. Перед ней была ровная стена, и обои весело поблескивали в свете фонаря за окном.
Вера тупо смотрела на стену, и мыслей в её голове не было от слова совсем.
Потом её осенило:
-- Я сплю! Это сон, сон, -- но на всякий случай ущипнула себя, да как следует, за мочку правого уха.
Было больно, и ещё как. Ведь рука-то у Веры тяжёлая.
Она зашипела и дернулась.
-- Ладно, будем считать, что мне показалось. Не было никакой дыры, а вот Федюша этот точно приснился.
Всё объяснилось, на сердце полегчало, и Вера отправилась назад в спальню.
За окном все ещё было темно, а значит, рано совсем и не стоит торопиться вставать.
-- Может, ещё какой сон увижу, -- подумала, зевая, Вера, -- и желательно с участием мачо, -- пронеслась коварная мысль.
Но не суждено было Вере уснуть по новой. Нет, нервная система у неё была такая, что крепче атлантов. Однако требовательный стук в дверь не дай ей смежить веки.
-- Это не отель, а проходной двор какой-то!
На всякий случай она оглядела себя. Всё чин чинарем, в одеяле с ног до головы, только голова торчит.
-- Да входите уже! -- крикнула, и на всякий случай -- небывалое дело -- перекрестилась.
С той стороны дверь дернули раз, другой. Она стояла как влитая.
Стук раздался опять.
Вера сбросила одеяло, крикнула:
-- Иду уже! -- и, накинув пушистый голубой халат, который доходил ей до колен, а рукава до локтя, пошла к двери.
Дверь была закрыта на засов.
Вера премного удивилась, потому что, во-первых, никакого засова не помнила, а во-вторых... Ну, допустим, не увидела она засова вчера... Ещё тот денёк был. Но она не помнила, чтобы закрывала его!
Пробормотав:-- Всё чудесатее и чудесатее ...,-- она таки отодвинула засов, который пытался сопротивляться, но где уж ему супротив её крепкой руки.
За дверью оказалась Анна. На ней все также красовался белый передничек, однако наколка в волосах сидела кривовато, и дышала Анна тяжеловато.
-- За тележкой мы. Убраться надо, -- проговорила она, оглядываясь и пытаясь заглянуть за дверь.
Вера оглянулась тоже.
Коридорчик, гостиная, ничего нового.
-- Берите,-- величественно сказала Вера.
--Простите, что разбудила, но дверь...
-- Что дверь? Закрыта? А что вы хотели, ночь на дворе.
-- Д-да… Прощенья просим, -- чуть запнулась Анна, и, споро толкая тележку, заспешила прочь.
Вера смотрела ей в след, и не могла отделаться от странного чувства.
Только определить его никак не могла.
Опять это чувство неправильности... Эта Анна её... Пугала? Ну, это вряд ли. Вера была девушка не из пугливых. Но вот чем-то явно смущала. Чем?
Что же с ней не так?
И этот её передничек…
Вера закрыла дверь. Прошла в гостиную и глянула на часы. Семь пятнадцать.
-- Ну и кстати она меня разбудила, -- удовлетворенно подумала девушка. Дел-то полно, -- и все докучливые мысли разом испарились. Вера почувствовала, как её наполняет деятельная энергия.
-- В душ! В душ! И за дело! -- снимая на ходу халат, девушка бодро двинулась в ванную.
Вера не любила откладывать дела в долгий ящик. Тем более такие необычные. Сказала за дело, значит за дело.
Надев любимые джинсы со стразами понизу и мягкий фисташкового цвета джемпер с закрытым горлом, она спустилась вниз, в столовую, где сервировали для постояльцев завтрак с восьми утра до десяти. По крайней мере, так было в описании услуг "Восточной".
Однако столовая была пуста.
-- Как сгорел?! -- Вера почувствовала, как земля уходит из-под ног.
-- Так как-как. Пожар был, вот и сгорел.
-- Погодите... Но я… Мне посылку прислали, на днях. И обратный адрес этот был.
Лесная улица дом 12.
-- Не знаю, барышня, что вам и сказать. Только сгорел дом-то по лету, как есть сгорел, -- и он отправился куда шёл.
-- Погодите! А Князева А. И.? Что с ней? -- Вера его догнала.
-- Александра Ивановна? -- переспросил он, и в голосе его чувствовалось уважение.
--Не знаю, написано было Князева А. И.
-- Так в село она переехала, года два как. Дом-то она ещё в прошлом годе продала.
-- А что за село? Мне надо с ней поговорить, к ней приехала, -- сказала Вера, чувствуя, что поездка, похоже, затягивается.
-- Село-то? А бывшая барская усадьба где. Отсюда с десять километров будет.
Погода тем временем начала портится. Хотя чего и ждать от середины ноября в наших широтах.
Нет снега с дождём с утра до вечера, уже хорошо.
Похоже, как раз нечто подобное готовилось излиться с совсем потемневших небес.
Дядечка посмотрел на пригрустневшую Веру.
-- Да не кручиньтесь, барышня.
Видите, вон тот дом с синим крыльцом?
Там Петрович живёт, занимается извозом потихоньку. Если дома, вмиг доставит.
Вера видела. Крыльцо, правда, давно потеряло первозданный цвет и назвать его синим мог только тот, кто помнил ту его первозданность.
-- Спасибо большое за помощь! -- она улыбнулась, а тот кивнул и отправился дальше.
Вера, поглядев на многообещающие тучи, поспешила к крыльцу.
Поднялась по его отчаянно заскрипевшим ступенькам и постучала в довольно обшарпанную дверь.
За дверью было тихо.
Вера стукнула еще раз, да посильнее.
Тишина.
-- М-да. Похоже, нет Петровича.
И улица, как назло, была пустынна.
Вера напоследок так приложила дверь кулаком, что послышался звон упавшего толи ведра, то ли ещё чего столь же звонкого.
-- Да едрит через ангедрит!! -- завопил кто-то фальцетом.
Дверь распахнулась, и Петрович - а это был он - вывалился на улицу.
Весь вид его кричал:
- Пива!
Глубоко посаженные глазки смотрели на божий свет с небритого лица с великой тоской. Спортивный костюм с золотыми когда-то лампасами и полу стертой надписью «Адидас» жевано висел на тощем торсе.
Довершали облик калоши "мама не горюй" на босу ногу.
Мужик был с глубокого похмелья.
-- Чего надоть? Не вишь, человек приболел, мучается. Стучит тут. Посудина вон разбилась, -- и он махнул рукой в коридорчик, где и правда валялся старый жестяной бидон с отбитой крышкой.
Вере стало ясно, что сегодня Петрович не ездок.
Она глубоко вздохнула, и, не сказав ни слова, развернулась и стала спускаться с крыльца.
--. Постой, постой! Тебя что ль свезти куда надоть? -- Петрович забеспокоился, и двинулся следом.
-- Так я мигом. Только поправлюсь чуток, у меня и пивко припасено.
Как раз для такого случая.
Вера поперхнулась.
-- Благодарю, но пока у меня нет склонности расстаться с жизнью, извините, -- и она накинула на голову капюшон, потому что снег все-таки пошёл.
Однако Петрович был мужик настойчивый. И если дело касалось извоза, а, стало быть, свободных денежек, то...
-- Эээ... Вы это, барышня, погодите... ,-- он споренько двинулся за Верой.
-- Да погодите вы... Эта, куда надо-то? -- задыхаясь, но уже куда бодрее, проговорил он.
Вера все-таки обернулась.
-- В село, где бывшая барская усадьба, -- сказала она, не зная и зачем. Понятно, что с таким водителем далеко не уедешь. Точнее, как раз уехать-то можно очень далеко, в том числе и на тот свет.
-- Так это я мигом домчу! – бодро вымолвил Петрович, и догнал наконец Веру.
-- Вы не смотрите, что я... это... выпивши... был вчера...
У меня метаболизьм как у дитенка...
-- Дай, барышня полчаса, огурцом буду или я не я!
Вера с большим сомнением смотрела на Петровича, но что-то, не иначе, как интуиция говорила -- а не врет мужик.
Да и перстень, за ради удобства повернутый камнем внутрь, погорячел и стал припекать как недавно вытащенный из печи пирожок.
А Вера за такое короткое время общения с подарком уж поняла, что это что-нибудь да значит. Вроде как одобрение высказывал, поддержку давал. Вере даже на сердце потеплело, и она поняла, как ей, оказывается, нужна поддержка. Странное это было чувство и удивительное. Всю - то жизнь, после маминой смерти, Вера полагалась на себя и только на себя.
-- Договорились, -- неожиданно ответила Вера, чем повергла Петровича в некоторое радостное изумление. -- Только скажите, есть тут кафе какое?
-- Да как не быть! Как раз во-он за тем поворотом, чайная наша "Бараночка".
Через полчаса там как штык буду!
И Петрович, реально трезвея на глазах, порысил к дому.
Вера же отправилась к чайной. Да и пора.
Снег сменился мелким дождём, который как бы и не дождь совсем, а так, морось, не стоящая внимания.
Только не заметишь, как и промокнешь, чуть ли не до нитки.
Вера такую погоду терпеть не могла.
Она вообще была человеком крайностей, никаких полутонов не признавала.
Дождь так дождь, снег так снег, а не это снулое марево.
Закинув рюкзачок фирмы «Сансоньет» за плечо, она ускорила шаг, торопясь оказаться в теплом и, главное, сухом месте.
Противная морось попала-таки на лицо, как ни натягивала Вера капюшон. Так что она облегченно вздохнула, открыв тугую дверь чайной.
"Бараночка" представляла собой небольшое помещение, где стояли почти впритык пять столиков, покрытых клеенкой в веселеньких ромашках.
В такой обстановке ромашки смотрелись весьма органично, согревали глаз после непогоды за окном.
В парадном углу имелась буфетная стойка, за которой сидела сдобная молоденькая девушка со смоляными кудрями под белым колпаком.
Не считая ее, чайная была пуста.
Очевидно, местные жители в это время не жаловали чайную посещением.
Но главное, здесь было тепло и сухо.
Петрович шёл бодро вперёд, однако частенько оглядывался на пыхтящую Веру.
-- А ведь точно знает, куда ведёт. Ишь, как уверенно чешет в такой-то круговерти, -- с некоторым облегчением подумала девушка.
Тут Петрович повернулся очередной раз, и Вера чуть не села в снег. Глаза у него светились, да таким теплым янтарным светом.
-- Ну, я уже совсем. Это все снег, лезет, проклятый, в глаза. Что угодно может померещиться, сплошной глюк и обман зрения, – успокоила себя девушка, отмахнулась от особенно назойливого роя снежинок, которые и правда лезли в глаза с первобытным упорством.
Но когда Петрович оглянулся в другой раз, Вера непроизвольно отвела глаза. Мало ли. Нечего свою психику провоцировать и вводить в заблуждение.
И правильно сделала, потому что в этот раз глаза Петровича отливали уже изумрудным. Сам он, правда, этого не замечал. Да и как? Правда, говаривали, что бабка у него была не из простых. Да в небольших городках чего только не услышишь.
Самому Петрович и в голову не приходило, что он чем-то отличался. Вот хорошо видел в темноте, ну и что?
Он всегда считал, что и все так могут.
Но что это я все про Петровича? Идёт наш Сусанин, ведёт Веру нежданной гостьей к неизвестной ей Князевой А. И.
И уж близко то село, которое рядом со старой барской усадьбой.
Уж и она показалась. Три дома, один с сохранившимися колоннами и даже балкончиком, который не пойми как держался и не падал, усыпанный снегом по самые перила.
Появились и мигающие фонари.
А Вера вдруг замедлила шаг, и уставилась на этот балкончик.
Давно забытое чувство утраты защемило сердце, и в груди похолодело.
Снег не снег, метель не метель, ничего не чувствовала, замерла наша Вера и закрыла глаза.
Шедший впереди Петрович оглянулся очередной раз, матюгнулся, и припустил назад.
-- Барышня, вы чего?! Очнитесь, барышня...
Однако девушка его явно не слышала. На лице Веры блуждала улыбка, и она будто спала.
-- Елки-моталки, да что ж за напасть? -- Петрович гнал от себя всякие нехорошие мысли, потому как слышал сто раз и от бабки в том числе старые сказки о барской усадьбе, где время будто останавливалось.
Да и всякие-то странности случались.
Якобы, там, в глубине подвалов, а строили тогда так, что подвалы и посейчас выглядели чуть ли не новехонькими, да только кто туда полезет? Не было дурачков, кроме самого Петровича, который вот совсем недавно в тех подвалах и побывал.
Так вот там, в глубине подвалов якобы чуть ли не гроб качается хрустальный, а в гробе том спит, понятное дело, царевна мертвым сном.
Петрович вот никакого гроба там не увидел.
Так, осколки всякие, да мусор.
-- И правильно я не верил! – докладывал тогда Петрович дружку Семену. А на спор полез, на бутылку поспорили. Да не на простую беленькую, а виски заморского.
Петрович выиграл ту бутылку, и еще долго плевался от того виски:
– Не, не умеют крепкое делать тама, не. То ли дело наша, как слеза.
Да и верно! Какие там хрустальные гробы да царевны в стране победившего социализма?
Брехня и выдумки.
Однако вот прямо сейчас поведение Веры изрядно его смутило. Выходит, права была бабка-то… Может, и правда что-то тут есть.
Мало ли, что Петрович сам ничего не увидел да не ощутил. Может, у него нет того, как это. Нужной чувствительности, вот. Или еще чего.
Как бы то ни было, а Петрович решился на последнее средство.
Он нагнулся, набрал снега побольше, и ну метать снежки прямо в девушку. Тут спящая царевна вздрогнула, когда снежок попал ей прямо в лицо, и завопила.
-- Вы что себе позволяете, милсдарь?!
И Вера запнулась:
-- Милсдарь?
-- Это я сказала?
Как же все это странно… -- и она оглянулась вокруг.
Вокруг был снег, снежок, и кружилась понятное дело, белая метелица. Рядом же стоял Петрович, и на лице его сияла чистая неподдельная детская радость.
-- Слава те, пришли вы в себя, барышня. А то я уж и не знал, что делать-то.
Вера чувствовала себя глупей не бывает. И тут ещё руку стало дёргать, пульсирующая такая боль в кисти правой.
Вера потрясла рукой, перчатка упала в снег, а на указательном пальце разгорался изумрудным сиянием позабытый ею перстень.
Сияние достигло своего максимума и исчезло, вмиг.
Так не бывает. Ну не бывает так.
Вера дотронулась до перстня, который стал тёмным и холодным.
Зато она сразу отошла от этого непонятного состояния, напоминавшего то ли сон наяву, то ли транс, то ли все вместе взятое.
Она вздрогнула, и почувствовала, как замёрзли руки.
-- Ну, вот и хорошо. Вот и слава богу, -- по-бабьи приговаривал Петрович.
-- Тут уж и село, вот прямо туточки, как за тот дом зайдём.
Вера надела перчатки, потрясла головой, прогоняя остатки дурацкого состояния, и двинулась за Петровичем.
И не обманул ведь.
Показались маленькие уютные домики, целый десяток.
Невелико село-то.
-- Небольшое, ага. Зато, почитай, все свои, сродственники.
Он уверенно шёл впереди.
Нужный дом оказался третьим, с белыми занавесочками на окнах и низеньким штакетником, за которым стояли рябины, сплошь усыпанные спелыми заснеженными гроздьями.
Из трубы тянулся серый дым, сливаясь с серыми же небесами. Окошки радовали глаз жёлтым теплыми светом.
По занавеске временами пробегал и гас голубой лучик.
-- Телевизор смотрит Александра Ивановна, видать, -- Петрович снял шапку, достал из внутреннего кармана франтовой куртки своей расческу с отломленными зубцами, и попытался аккуратно причесать свою вьющуюся гриву.
Гриве это нисколько не помешало сразу же свиться кольцами то вкривь, то вкось.
Расчёска же потеряла ещё несколько зубьев.
Петрович глянул на неё, плюнул, но сунул-таки в карман.
Откашлялся и постучал в дверь.
Через несколько минут дверь открылась, и на пороге показалась маленькая, худенькая женщина в джинсах, валенках и самовязаном свитере с оленями. Её седые волосы были аккуратно собраны в пучок на затылке, на носу красовалась очки в тонкой металлической оправе.
Держалась она прямо и уверенно, и такой от неё веяло силой, что Петрович откашлялся ещё раз, и извиняющимся тоном произнес:
-- Вот, Александра Ивановна, до вас барышню привёз.
Вера возвышалась за его спиной этаким гулливером.
-- Моя фамилия Конных, и я получила от вас посылочку, -- Вера выступила вперёд, хотя благодаря своему росту могла бы спокойно оставаться и там, где была.
Женщина посмотрела на неё неверяще, потом неуверенная улыбка тронул её тонкие, обветренные губы.
-- Конных? Вера Конных?! – задыхаясь, спросила Александра Ивановна, и тут её начала колотить дрожь.
Женщина покачнулась и чуть не осела на пол.
Петрович же наш быстро оказался рядом, и успел подхватить ее под руку.
-- Александра Ивановна!..Что с вами? -- испуганно заголосил он.
-- Всё хорошо, Плаксин. Успокойся, -- Князева попыталась выпрямиться, что далось ей с трудом. Ноги ещё дрожали.
--- В дом, в дом заходите скорее, -- она держалась за Петровича и шла впереди.
Вера, с открытым в изумлении ртом, на автомате, двинулась за ними.
-- Так вот что там лежало… Красивая вещь, дорогая! – с облегчением произнесла женщина, и начала свой рассказ.
Рассказ был короток, и, к сожалению, мало что объяснял. Коробочка эта, в мешочке бархатном, хранилась в их семье уже несколько поколений. Еще девочкой Сашенька знала, что придет время, и она будет должна ее отдать некой Вере Конных.
Что за Вера, откуда она возьмется, где ее искать, об этом было неизвестно. Однако в душе девочки жила уверенность, что она непременно найдет эту Веру и вручит той пришедший через столько лет подарок. Причем еще бабушка ей говорила, что непременно вручить его надо той на тридцать восьмой день ее жизни.
Шло время.
Чего только не случалось в жизни Саши, и временами та совершенно забывала о хранящемся в семье раритете. Но вот совсем недавно, да месяц как, она практически перестала спать. Нет, ложилась она вовремя, и засыпала практически мгновенно, но вот где-то часа в три ночи, просыпалась от тихого шепота, который разобрать могла с большим трудом, только одно имя «Вера…» ей слышалось. А поди-ка засни в таких условиях.
В конце концов женщина забросила все дела. Она поняла, что, похоже, настала активная пора поисков неизвестной Веры Конных. Поручение предков надлежит исполнять, да и спать хотелось по-черному.
Ей повезло.
Очевидно, время настало найтись девушке по имени Вера Конных. Потому что предпринимаемые Князевой, время от времени, попытки найти законную владелицу сего раритета пропадали впустую. Казалось бы, фамилия редкая, найти несложно. Однако вот поди шь ты. А тут вот за неделю, какое, дней за пять дело сложилось.
И адрес удалось найти, да и посылочку отправить. Самой-то Александре Ивановне ездить нарочной не резон. Слава богу, есть службы доставки.
-- Очень я рада, Вера, что нашла вас и передала посылочку. Уж вы извините, что не лично, -- покаялась Князева, -- не с руки сейчас мне. Возраст уж подошел такой, что лишний раз не наездишься.
Вера выслушала рассказ женщины, который ничего для нее лично не прояснил, а, скорее, запутал.
Она задумчиво посмотрела на перстень, который лениво, как кот в тепле, казалось, растекся по пальцу. Он был темен. Но не той темнотой, которая чернее ночи. Нет, совсем другой. Казалось, там, в глубине, таится свет, который до поры до времени просто не виден.
-- Что за мысли лезут в мою бедную головушку? – подумала Вера, и оторвала наконец взор от перстня.
-- Ну, спасибо вам , что доставили вещицу, -- сказала девушка и поднялась. Кресло же, не привыкшее к таковым весовым категориям, казалось, облегченно вздохнуло.
-- Всего вам доброго, поеду я. А то Петрович уж заждался, -- и Вера направилась к двери, распрощавшись с хозяйкой.
Александра же Ивановна про себя облегченно вздохнула, и с удивлением подумала:
-- А с какой это стати я вздумала уговаривать ее остаться ночевать?
Таковой добродушности и даже некоторой навязчивости не водилось за Князевой. Женщина она была строгая, сколько лет математику детям преподавала, но справедливая.
И вот так, с бухты барахты, незнакомых людей в доме не привечала, не говоря уж о том, чтобы оставить ночевать. Да не просто оставить, а просить об этом!
Князева помотала головой, будто прогоняя поселившейся в той туман. – Да и немудрено после стольких бессонных ночей, -- пришла ей вполне четкая и все странности в собственном поведении объясняющая, мысль.
Она поднялась с кресла, и,проводив девушку, с чувством глубокого удовлетворения закрыла за той дверь.
В голове у пожилой женщины потихоньку прояснялось, и она, предчувствуя, что наконец-то ей удастся выспаться, чуть не пустилась в пляс, несмотря на больные ноги.
Вера же вышла в темноту, которая сгущалась прямо на глазах.
– Брр, -- задрожала девушка, настолько после теплого помещения на улице было влажно и зябко. Она поглубже натянула капюшон, и пошла к ожидающему ее, топчащему свежевыпавший снежок Петровичу, который не усидел на кухне. Уж больно в сон потянуло мужика. А негоже засыпать вот так, в гостях, можно сказать, у своей старой учительницы. Надо держать марку, да.
И Петрович, очень рассчитывая на скорое возвращение девушки, решил глотнуть свежего воздуха. Правда, его свежести мужчине хватило минут на семь. Уж больно погоды неприятные да неприветливые в это время. Ноябрь, господа.
Так что возвращение русской валькирии, как он про себя ее назвал, вызвало у него радостную улыбку.
-- Ну вот, барышня. А теперича прямо пойдем, вот отсель как раз по лету тропинка всегда выводит, -- и подумал, что так-то оно сподручнее, и мимо барского дома идти не надо. А то мало ли чего опять вон с дамочкой приключится.
Однако Вера, поглядев на тропинку, которая едва виднелась, и пропадала чуть ли не в лесу, который был совсем рядом, с великим сомнением сказала:
-- Туда? Так там и тропинки толком не видно. Вон темень какая. Да и с какой стати, когда есть освещенная дорога?
Нет уж. Не нужно мне таковых экспериментов. Пойдем, как сюда шли, -- и она с достоинством ледокола пошла вперед. Благо фонари действительно освещали улочку, а уж мимо барского дома так и вообще было тяжело пройти.
А там уже не так далеко и застрявший агрегат Петровича.
-- А все-таки какое странное тут место, -- вдруг подумалось девушке, и она разом остановилась, -- Как же я могла забыть, что машина-то не на ходу?
Она обернулась.
Петрович, который шел след в след, чуть не угодил носом в роскошную грудь девушки, глаза которой метали молнии.
-- А скажите мне пожалуйста, уважаемый. Куда же мы с вами идем, и, главное, зачем, если машина ваша заглохла? – ее голос наливался силой, и, казалось, с каждым словом звучал все громче и громче.
Петрович отскочил от дамочки на безопасное расстояние, и оттуда успокаивающим голосом негромко сказал:
-- Вы это, не волнуйтеся так. Все путем будет. Там же трасса рядом, подберут. На тросах доедем.
Вера махнула рукой, расстроясь окончательно.