Первый поцелуй Вероники де Тьерсен

Если бы Веронику де Тьерсен спросили, что больше всего её раздражает в Париже, то сначала она назвала бы Рене Бюсси, а уже затем вечную жару, пыль и неистребимый запах навоза. Жара с приходом осени спала, дышать стало легче, вонь уже не так сильно била в ноздри, к пыли тоже можно было как-то привыкнуть, но Рене – ох уж этот вездесущий Рене! За последние дни он стал докучать Веронике столь часто, что она уже всерьёз жалела, что не обладает ведьмовским искусством – тогда она превратила бы его в хорька или кота, а то и вовсе в голубя, и отправила подальше от их дома!

Рене был лучшим другом её брата и одним из лучших, как он утверждал сам, королевских мушкетёров. Брат Вероники Валентин вступил в ряды мушкетёров совсем недавно, и Рене заботливо взял его под своё крыло – впрочем, как была уверена Вероника, с несомненной выгодой для себя. Будучи ненамного старше Валентина, белокурый и голубоглазый Рене со своими щегольскими усиками и бородкой, с одеждой, о чистоте которой он неизменно заботился, был намного опытнее в любовных делах, о чём не стеснялся сообщать едва ли не каждому встречному. При этом он писал стихи, был сведущ в вопросах религии и неоднократно заявлял, что хочет отречься от мирских дел и уйти в монастырь. Валентина это забавляло, Веронику – злило. Она считала Рене манерным, жеманным и чересчур много заботящимся о своей красоте, а сочетание его многочисленных любовных приключений со стремлением податься в монахи – донельзя лицемерным.

Брат с сестрой прибыли в Париж несколько месяцев назад. Валентин горел желанием стать королевским мушкетёром, и отцу, немного похлопотав и обратившись к помощи нескольких старых друзей, удалось добиться, чтобы сына приняли. Невысокий и худощавый, с копной рыжевато-русых волос и длинным носом, Валентин не был писаным красавцем, но возмещал это обаятельной улыбкой, неунывающим характером и лёгким взглядом на жизнь. Прибыв в Париж, он при полной поддержке Рене с головой окунулся в круговорот развлечений: трактиры, выпивка, карты, кости, девушки, была даже пара стычек, к счастью, окончившихся мирно... Отец предвидел это и отправил вместе с сыном Веронику, надеясь, что она, с её рассудительностью и твёрдостью характера, сможет держать брата в узде. «Заодно и жениха себе найдёшь!» – добавила мать, провожая детей в дорогу. «Всех наших соседей ты отвергла, может, хоть в Париже тебе кто приглянется!».

Вероника и в самом деле отказала троим мужчинам, сватавшимся к ней. Первый был уже глубоким стариком, и, несмотря на всю его галантность, изо рта у него пахло так отвратительно, что её едва не стошнило при одной мысли, что придётся целоваться с ним. Второй был известным повесой, и Вероника прямо сказала родителям, что не желает терпеть постоянные измены мужа. Третий же глядел на неё настолько холодным взглядом и был так равнодушен, что не требовалось читать мысли, чтобы понять: он желает лишь наследство, а не саму Веронику.

Она не раз слышала, что должна быть менее разборчивой, иначе останется старой девой. Веронику тоже нельзя было назвать красавицей – сама слишком тощая, ноги и руки чересчур длинные, нос, как и у брата, тоже длинноват, лицо вытянутое, за что в детстве девочки из пансиона дразнили её «лошадкой», скулы выступают, подбородок твёрдый, а не округлый... Она унаследовала от матери рыжевато-русые волосы, мягкие и вьющиеся – то немногое, чем она гордилась, и хотела бы унаследовать нежные черты лица и тёмно-карие глаза, но глаза у неё были серо-голубые, отцовские. В свои девятнадцать лет Вероника понимала, что красота ещё не означает счастья, что брак не строится на одной красоте, что быть женщиной в этом мире трудно, а мирная тихая жизнь её родителей – скорее исключение, нежели правило. Глядя на мужчин трезво и рассудительно, она думала, что вряд ли когда-нибудь влюбится, к тому же её волевой и резкий характер часто отталкивал от неё поклонников.

Но Рене он не оттолкнул, даже напротив – ему словно хотелось укротить её, подчинить своей воле, сделать мягкой и послушной. Вероника ощущала себя строптивой лошадью, которую пытаются объездить, и это ей совсем не нравилось. Рене не вызывал у неё никаких приятных чувств, но он частенько гостил у них на правах друга Валентина. Вероника, вынужденная играть роль хозяйки дома, вела себя настолько холодно и отстранённо, насколько могла, но Рене то ли не замечал этого, то ли не придавал значения. Во всяком случае, он был неизменно галантен, вежлив и, слава Богу, не пытался зайти дальше поцелуя руки.

– Почему тебе так не нравится Рене? – однажды спросил её брат. – Он всегда учтив, хорош собой, храбр и, поверь мне, лучшего друга не найти! Он был бы тебе прекрасным мужем!

– Он не собирается жениться – ни на мне, ни на ком-либо ещё, – отрезала Вероника. – Кроме того, мама с папой ждут, что я найду жениха небедного и порядочного, а единственное, что способен мне дать Рене – это парочка дурных болезней.

– Ну что ты! – Валентин расхохотался, но смех его звучал немного сконфуженно. – В этом деле он чрезвычайно щепетилен и следит за здоровьем дам, которых он... эээ... посещает в ночные часы. И вообще, такой молодой девушке, как ты, не полагается знать такие вещи!

– Возможно, – согласилась она. – Но их определённо полагается знать такому молодому мужчине, как ты.

Валентин покраснел, пробормотал, что ему срочно пора идти, иначе не миновать гнева грозного капитана Леона, и поспешно выскользнул за дверь, не заметив, как вспыхнули щёки сестры.

Леон дю Валлон де Брасье де Пьерфон был капитаном королевских мушкетёров, бывшим капитаном королевских гвардейцев и сыном Портоса, благодаря которому он и перешёл из вторых в первые. Всего в Лувре и его окрестностях обитало пятеро детей легендарной четвёрки мушкетёров – уже упомянутый Леон, его сестра Анжелика, фрейлина королевы-матери Жаклин д’Эрбле, в девичестве д’Артаньян, её супруг Анри д’Эрбле, сын Арамиса, и Рауль де Ла Фер, сын Атоса. При дворе о них ходили самые противоречивые слухи – якобы они около года назад вернули во Францию сокровища из королевской казны, похищенные кардиналом Мазарини, в том числе перстень бессмертия, а помогали им вернувшиеся с того света отцы-мушкетёры. Вероника не верила ни в магический перстень, ни в воскрешение Атоса, Портоса, Арамиса и д’Артаньяна, да и подвиги молодой пятёрки не вызывали у неё восхищения. Она пару раз бывала в Лувре, все пятеро были представлены ей, но лишь одно имя засело в памяти и теперь билось в ней, всплывая в самые неподходящие моменты, кружилось в голове, не давая уснуть.