— Валь, там будут все наши! Хватит зубрить! Тебя ночью подними — все расскажешь с закрытыми глазами, — Катюха битый час ныла пойти с ней на вечеринку к однокурснику.
У меня не было никакого желания видеть зажравшиеся морды. Нужно лебезить и подхалимно заглядывать в рот, что удостоились чести быть принятыми в таком обществе. Мне с самой собой неплохо! Снова прикрываюсь зачетом по экономическому анализу, уткнувшись носом в конспект, и бурчу теорию, заучивая термины. Не могу понять, почему этот поход на тусовку мажорскую вызывает такой прилив отторжения. Всеми фибрами души я чувствую, что не нужно туда идти ни мне, ни Катьке.
Подруга не слышит моих возражений, она глуха к моим доводам. Устав от такого «пинг-понга», молчу в тряпочку. Пусть идет куда хочет, коза неугомонная. Катька крутится у зеркала и шлепает губами, распределяя помаду и любуясь своим коротким платьишком в обтягон. Вот дурная! Все в сказки верит, что принца встретит, который увезет ее из общаги в счастливое будущее на белом мерседесе. В лучшем случае ее сводят пару раз в эпатажную едальню, и подарят шмотья или клубную карту. Но Катька только хмыкает, что и это очень даже хорошо, и обижается на мои разговоры про трамплин к эскортницам… Разве есть разница между постельными содержанками? Поголовье мажорское давно перешло на коммерческие отношения с такими дурочками. Не будет сказки, Кать! Будет ценник, который ты сама на себя повесишь… Мы настолько разные! Странно, что спокойно относимся к этому, принимая все завороты друг друга.
Проснувшись утром, соседку не обнаруживаю. Кровать так и осталась заправленной, Катей не пахнет в комнате. Вздыхаю, что наверняка сбылась ее мечта и подцепила себе одного из «элиты». Завариваю растворимый кофе, соскребая последний на дне банки. «Катюха обещала купить, ее очередь на чайно-кофейные расходы, но, видимо, не дождаться» — констатирую факт. Делаю себе в голове пометку «зайти в магазин» по пути из института.
Напялив повседневные джинсы и водолазку, зачесываю волосы в хвост. Ну, вот! Умылась и уже красивая. Дал Бог внешность, с которой хоть в модели иди. Но, как говорила моя бабуля: «с лица воды не пить». Отношусь к этому совершенно спокойно. Наношу увлажняющий крем и провожу по губам персиковым блеском, чтобы губы не казались сухими. Натянув кроссы и джинсовку, топаю с рюкзаком за спиной вместе с другими студентками, выползающими из своих дверей. Кому-то киваю в знак приветствия, с кем-то отношения: «я тебя не знаю и знать не хочу». Зачем лишние ненужные знакомства? Ходи потом, собирай «одолженное» по этажу. Нет, я так дружить зареклась уже. Ко мне перестали ходить за хлебом, солью, лаком для волос, ножницами и прочей «мелочью». Мое десятое «нет» каждому, отшило попрошаек, забывающих вернуть чужое имущество.
В институте Катюхи тоже не наблюдалось. Отсидев первые две пары, решаю подкрепиться столовской выпечкой. Еще в аудитории заметила, что на учебу пришли не все. Из «выживших» завсегдатаев вечеринок замечаю Крылову Стасю. Блондинка пьет второй стакан сока, периодически хватаясь за голову. М-да. Видок у нее — не очень: бледная даже под слоем тоналки кожа, глаза красные, с припухшими веками. Ее неторопливые жесты улитки и постоянно наморщенный нос говорят, что у кого-то сильно болит головушка после вчерашнего.
— Привет! — сажусь напротив, игнорируя недовольное фырканье красотки.
— Что хотела? — кривит губы, делая лицо несчастного «Пьеро»… Обидела деточку своим присутствием.
Плевать я хотела на задвиги заносчивых куриц. У меня тоже нет желания с этой отбитой блондинкой общаться, но вынуждена… Так что терпи, зараза!
— Катю Демидову не видела? Она с вами должна была вчера тусоваться, — озвучиваю первопричину своего приближения, не желая ходить вокруг да около.
— Эта шлюха, которая вешается на всех? — Стаська раздулась от возмущения, как боевой хомяк. — Да кто ее пригласит?! Ты вообще что ли? — покрутила у пустой своей головы пальцем, вылупив серые глазенки.
Вижу, что Крылова не врет. Ее так рвет от одной мысли, что такое может случиться. Хм. Катька насвистела, получается? Куда она тогда пошла, еще и меня с собой хотела потащить? В десятый раз набираю номер телефона, чтобы услышать про не абонента в сети. Уже отчаявшись что-либо понять, подпрыгиваю от входящего. На экране светится «Демидова».
— Да! — почти кричу, пугая окружающих студентов в коридоре.
— Кем вам приходится Екатерина Ивановна Демидова? — говорит мужской глухой голос.
Еще раз смотрю на экран, отняв от уха. У меня будто что-то в горле застряло…
— Подруга, — хрипло выдаю незнакомцу. — Что с ней?
— Девушка, простите ради Бога! Даже не знаю, как получилось! — водитель кинулся к пострадавшей, держащейся за ушибленное бедро.
— Сдурели совсем, сбивать пешеходов на переходе! — едва сдерживаю слезы, пытаясь отряхнуться от пыли после того, как упала прямо на дорогу, получив ссадины на ладонях.
— Черт! Давайте я вас в больницу отвезу? — он, казалось, был искренне расстроен и с заботой заглядывал в глаза, пытаясь понять, насколько пострадала сбитая им девушка.
«Мужчина средних лет приятной наружности. Скорее всего, в офисе работает» — рассматривала крутящегося вокруг себя нахала. В глазах водителя BMW видела откровенное восхищение. Многие так реагируют на меня — яркую брюнетку, чем-то похожую на Монику Беллуччи в молодости. Водопад длинных блестящих волос спускался до поясницы. В контрасте с голубыми глазами, выглядела наивным и хрупким созданием, о котором хотелось заботиться и носить на руках, посвящать стихи… В общем, что ни на есть — распрекрасная дева и мечта сильного мужика — защитить, обогреть и подвиги совершать ради красивых глаз.
— Не нужно, мне здесь недалеко, — выставила перед собой руку, чтобы отстал со своими предложениями очередной прилипала-воздыхатель.
Осторожно похромала в сторону тротуара, закусив нижнюю губу, силясь не застонать от ноющей боли в ноге.
— Я так виноват! Разрешите мне вас подвезти? Пусть недалеко, куда скажете, — крикнул вслед, с надеждой в голосе.
Притормозила, и, немного подумав, решила согласиться. Все же ушибленная нога беспокоила. Пусть довезет, виноват же...
— Меня Николай зовут, — он галантно распахивает передо мной дверь, втягивая с шумом воздух ноздрями, явно приободренный моим согласием.
Когда умостилась и вытянула стройные ноги, Николай обошел капот и занял водительское место рядом, лучезарно улыбнувшись, и повернув ключ в замке зажигания.
— Воды? — достает небольшую бутылку с заднего сидения и хрустит крышкой, сворачивая непочатую.
Согласно киваю и беру воду, благодарно «спасибая».
— Я — Валя, — отпиваю один глоток и потом жадно выдуваю половину бутылки. Пить хотелось неимоверно в такую жару.
Не замечаю странного прищуренного взгляда в свою сторону. Откинувшись на сидение, начинаю зевать, прикрывая рот рукой. Как-то сильно я сегодня устала… Длинные ресницы трепещут, как бабочки, пытаясь взлететь, но снова опускаются густым веером, закрывая глаза.
Человек, назвавшийся Николаем, нес свою новую жертву аккуратно, любовно оглядывая добычу. Не каждый раз так везет. А какая она красавица! Запах умопомрачительный идет от волос и нежной шеи, на которой бьется тонкая жилка. Его коллекция сегодня пополнится таким экземпляром. Маньяк уже предвкушал свой экстаз от криков и стонов. Упиться ее болью... сорвать цветок. Он попробует на вкус ее последний вздох. Жаль, что они такие хрупкие и долго не выдерживают. Эта кукла ему очень понравилась. Николай даже застонал, представив, что будет делать дальше, и жадно облизнулся.
Мужчина наклонился, чтобы положить свою заложницу на хирургический стол, как почувствовал укол в шею. Он дернулся, зашипев, и схватился рукой за рану. С удивлением увидел, что небесно-голубые глаза совершенно твердо смотрят ему в лицо. Никакого страха, только интерес, как у паучихи, впустившей свой яд и ждущей, когда добыча дойдет до кондиции.
— Что?! Что ты мне вколола, дрянь? — запричитал маньяк, заметно паникуя.
— Нейротоксин. Скоро тебя парализует, но ты будешь полностью в сознании, — я хищно улыбнулась, и, приняв сидячее положение, развернулась к нему, свесив с лежанки ноги.
Оперлась руками на край стола и просто наблюдала, как Николай корчится, подвывая от безысходности. Его била судорога. Булькающий звук из горла, будто подонок захлебывается чем-то. Он упал на колени, и тянулся рукой к подставке с хирургическими инструментами. Схватившись за край подноса, уронил его, и металлический звенящий звук сопровождается падением тела.
— Кто ты? – взвизгнул мужчина, лежа на спине и пытаясь не выпустить скальпель из ослабевших трясущихся рук, выставив перед собой, как защиту.
— Какой ты любопытный, номер пять! — я обошла комнату, рассматривая обстановку.
— А как?...
— Как я не отравилась твоим пойлом? Еще раньше выпила антидот. Я тебя, дурака, несколько дней пасла, — снисходительно посматриваю на гаденыша.
Пыточная выглядела стерильно чистой, если посчитать, сколько жертв здесь отдали Богу душу. Пятый номер в списке бился рыбой на холодном кафельном полу, пытаясь отползти как можно дальше, умоляя не делать ему больно. «Слизень боли боится, но любит ее причинять» — хотелось сплюнуть, а еще лучше прищемить каблуком яйца, чтобы спел фальцетом.
— Да мы какие шустрые?! Вы только на него посмотрите! — уже доставала из упаковки стерильные медицинские перчатки и цокнула языком, заметив растекающуюся желтую лужицу под любителем клофелина.
— Что с ним? — майор себе не изменял: в руке дымящаяся сигарета. Он потер большим пальцем у седого виска и обернулся к своей внештатной сотруднице, то бишь мне, спокойно жующей шоколадку.
Люблю я сладенькое после работы — чего греха таить? Валя — заслужила! Получи вкусненькое. Меня даже обстановка не смущает.
— По нему сейчас дурка плачет! Как я показания буду снимать?
— Тут железобетонных улик хватит, чтобы дело закрыть, — проигнорировала все выпады, и облизнув палец испачканный шоколадом, показала в окно. — В саду всех закопал, под клумбами ищите.
Вечно Гром всем недоволен. Ты ему преступника в подарочной упаковке, и опять не все ладно. Ну, перегнула чуток — смотрю на маньяка, который бессмысленно таращится сквозь пространство и время, раскачиваясь неваляшкой, и мычит незамысловатую мелодию.
— Чем так воняет? – продолжались претензии начальства. — Он что, еще и обделался? Как я его такого в бобике повезу?
Закатила глаза и схватив свою сумочку, поцокала каблучками на выход. Пятый в списке — это хорошо. Еще один серийник выведен из строя. Николаю еще повезло. Его предшественника, под номером четыре, инсульт долбанул, когда его заставила себе могилу копать. Шефу жутко не нравились мои методы. Громов постоянно был чем-то недоволен. Но никто так не был со мной суров, как я сама. Первый в списке — саратовский маньяк, так и не был найден. Катюха, и еще две девушки, до сих пор не отмщены. Готова работать сутками, как заведенная, светиться в злачных местах, рисковать, нарываться на разного рода извращенцев… Но Первый— как в воду канул. Только три жертвы и все, затаился, крысеныш.
Мысленно возвращаюсь на три года назад.
Родители подруги не смогли приехать на опознание и «удача» выпала мне увидеть Демидову бездыханную, холодную и молчаливую. Что испытывают люди, впервые увидевшие труп некогда знакомого человека?
Я мотала головой, пытаясь стряхнуть липкий ужас происходящего. Сейчас Катька встанет и скажет, что это шутка, ток-шоу, розыгрыш какой-то. Глубокая сине-черная полоса на шее с кровоподтеками, говорила о другом — ее земной путь окончен. Катю насильно выставили из потребительского и циничного мира, где она боролась за свое место под солнцем, пусть и неправильным методом, с моей точки зрения.
— Душили так, что шейные позвонки сломали, — фоном судебно-медицинский эксперт говорил мужчине в гражданской одежде.
Мужик, в помятом сером костюме, будто он в нем спит, смотрел почему-то на меня, считывая эмоции. А что с моими эмоциями? Где слезы, сопли… истерика где? Меня словно заморозили. Не смущал тошнотворный запах тухлятины, чем-то напоминающий подобный от гриба-дождевика, когда на него наступаешь. Синие губы Катьки неестественно выпирали, и я подошла ближе. Соображала ли я тогда, что делала? Сильно сомневаюсь. Какой-то внутренний демон взял управление…
Склонившись над телом, вглядывалась в каждую деталь на застывшей маске лица и рывком отбросила простыню. Мужчины замолчали, вытаращив глаза. Я кружила вокруг стола, рассматривая голое тело. Фразы из меня вылетали рваные, не связанные между собой:
— Она не курит. Терпеть не может запах сигарет. Астма. Чувствуете ментоловый тяг? Не сопротивлялась. Скорее всего, знала своего душителя. Все губы обсосаны и припухли. Целовалась долго. Он состриг целую прядь волос…
Меня отрывали от тела, как собаку от куска мяса. А я говорила и говорила разные вещи, видимые только мне, через рождающие вспышки видений и кадров с участием Демидовой.
Вот она пошло хихикает, запрокинув голову. Идет, пошатываясь и оборачиваясь на идущего следом, призывно облизывая губы. Отмахивается руками от облака табачного дыма, выпущенного прямо в лицо. Мужская ладонь ложится на белую шею… Грубый секс прямо на капоте, отчего остались синяки на бедрах.
В себя я пришла в кабинете майора Василия Громова. Он бил по клавишам клавиатуры, нецензурно матерясь, что «опять сутки не спать», и «какого хрена в его смену так фортануло девкам валяться в его районе».
— Я что, задержана? — ерзаю на стуле, пытаясь врубиться, зачем нужна этому неприятному типу.
— Интересные вещи ты глаголишь, Валентина Андреевна! Я бы сказал, что удивительные… Откуда, такие познания в криминалистике?
Моргнув, уставилась на дядьку. Какие такие познания, гражданин начальник? Я всего лишь студентка второго курса экономического факультета… Познаниям не научена! Видимо, все отпечаталось на моем вытянутом лице.
— Посмотри вот это! — кидает на мой край стола пачку фотографий.
Двигаю к себе пальчиком и опускаю глаза. Не замечая хмыкания товарища Громова, раскладываю фото, как пазлы, в точности сортируя по разным «точкам», где обнаружили тела девушек.
— Это не отсюда! — отодвигаю в сторону лишние несколько.
— Не понял? — поднял густые брови майор.
— Вот этих троих убил один и тот же человек. А вот эту девушку — нет. Она задушена так же, но кто-то очень сильно хотел, чтобы угодила в серию…, — пытаюсь озвучить свои мысли. — Подражатель не знал про отрезанные пряди волос, губы не искусаны, как у остальных…
Мы долго тогда сидели и спорили до хрипоты, доказывая свою правоту. К утру меня просто выпнули из отделения, так достала со своей «женской логикой». В руках повестка на еще одно "посещение" через несколько дней. Комкаю листок и закидываю баскетбольным броском в урну, шипя от злости:
— Да, пошли вы все!
Через два дня Громов стоял на пороге моей комнаты, глядя исподлобья, будто во всех своих бедах меня хотел обвинить. Мой скромный завтрак, состоящий из бутербродов с сыром и чашки чая, был отобран и сожран непрошенным гостем, будто так и надо.
— Собирайся! Будем еще дела смотреть! Ты была права насчет четвертой. Ее отчим убил, — тычет в меня пальцем, дожевывая последний кусок с тарелки.
Тихий курортный городок — идеальное место для семейного отдыха. Легкие платья, короткие шорты. Восторженные возгласы прибывших только недавно. Их можно отличить по загару и активности. «Бывалые» все делают не торопясь, лениво и снисходительно рассматривая штурмующих море «белокожих». Крики детей. Визг вороватых чаек, пикирующих сверху за оставленными без присмотра «перекусами». Скользящие по мне взгляды мужчин, даже тех, кто приехал «со своим».
Размазываю масло для загара по коже, уже достигшей стадии «какао» плавными движениями, потягиваясь блудливой кошкой. Моё бикини и одеждой-то назвать сложно — полужопия едва прикрыты «разделяющей полосой». Грудь — твердая троечка, так и норовит выскользнуть из маленьких треугольников. Я — раздражитель для женщин и магнит для самцов разного возраста. «Сучка» — ловлю злые взгляды располневших дамочек. Но я упорно улыбаюсь всем блаженной дурочкой и дефилирую к морской волне, и в бисере капель воды — обратно, распуская, аки русалка, волосы, собранные на затылке. Флюиды похоти и лапающие взгляды меня нисколько не смущают.
Если серьезно, то мне очень скучно, но выбирать не приходится. Гром отправил меня в незапланированный отпуск:
— Ты отдохни, нервишки подлечи там…
— А если на самом деле? — чувствую подвох и не верю в заботливого шефа.
— Присмотрись там, — начинает расплывчато, выпуская кольца дыма в приоткрытое окно.
— Хорош темнить! — морщусь, отпивая кофе без сахара.
Вечно у них сахар заканчивается, как не приди. Покосившись на мое недовольное лицо, Василий подходит к своему столу, открывает нижний ящик и вынимает конфетку, шоколадную.
«Так! Значит, все хуже некуда! Расчлененка? Людоед завелся?» — строю предположения, разжевывая конфетку и включая режим ожидания.
— Трудовую заведи! Отметку поставим тебе там. Консультантом, пока, — серые выцветшие глаза прищурены, будто он взвешивает что-то в уме. — Как приедешь на курорт, отметься в местном отделении полиции, у капитана Круглова.
«Даже так?!» — поднимаю бровь. Пододвигаюсь ближе к столу и складываю на нём руки в замок, типа — я вся во внимании.
— Пропала туристическая группа. Студенты, с археологического, ковырялись на раскопках древнего поселения в лесочке.
«Час от часу не легче!» — качаю головой. «Я тут при чем? Гульнула молодежь. Со скалы свалились или пьяные в море заплыли».
— Хищники? — смотрю на фото: в палаточном лагере вещи по кустам раскиданы.
— Нет там больших: ни пум, ни медведей, — качает головой начальство. — Еноты, скорее всего, после уже растащили.
— Что местные говорят? — продолжаю листать фото на компьютере, щелкая мышью.
— Никто ничего не видел. На связь никто не вышел из пропавших. Будто и не было группы из тринадцати человек…
— Зэки не сбегали?
— Хватит вопросов, Валя! На любой из них я отвечу «нет»! Все лишние версии уже исключены. Ты отправляешься официально в отпуск!
— Вы меня только устроили! — огрызаюсь.
Дождалась милости. Я год как окончила институт и все моталась здесь — не пришей кобыле хвост. А тут прямо фортануло! В консультанты сразу приняли и в отпуск отправили… Темнит Василий, ох темнит! — весь сарказм у меня на лице цветет.
— Что скалишься?! — зашвыривает в меня скомканным листом бумаги, от которого я успешно отклоняюсь. «Снаряд» летит в стену и отрикошетив, падает на пол.
— Племянничек там генеральский среди них был, — все-таки сдается.
«Вот с этого и надо было начинать!» — хмыкаю, откидываясь на спинку стула, и скрещиваю руки.
— Посмотри там свежим взглядом, уши развесь, что «аборигены» плетут. Учить мне тебя что ли? — бурчит под нос, не поднимая глаз.
Ясно-понятно! Пойди, Валька, туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что.
Пятый день ничего неделания и поедания местных фруктов. Все мои попытки что-то разузнать у коренного населения не привели к успеху. Капитан Круглов только матом выдал, чтобы не совала свой хорошенький нос куда не просят. Черт знает что, в общем.
Попытки найти гида для экскурсии по лесу тоже успехом не увенчались. На меня смотрели, как на полоумную… Собралась, фифа такая, птичек покормить, с енотами пообщаться и шишки пособирать.
Раздобыв карту заповедника, собрала все необходимое в рюкзачок. « Если нет сопровождающих, Валюша сама дорогу найдет!» — утвердительно киваю своему отражению, одетому в майку, шорты, кеды на ногах и белую кепочку, с двумя сросшимися галочками над козырьком.
Главное тут смотреть под ноги! Топаю по тропинке, углубляясь в хвойный лес. Под подошвой хрустят сухие веточки и старая опавшая хвоя лиственницы. Щебетание птиц. Солнце в зените жарит безбожно, успеваю вспотеть, и сырая футболка неприятно липнет к коже. С собой — две небольших бутылки воды, и я стараюсь экономить, отпивая совсем немного. Волосы, собранные в хвост, раскачиваются в такт моей ходьбы.
Неожиданно торможу, услышав звук шубуршания в кустах, расположенных буквально в двух шагах от меня.
— Ме-э-э-э, — появляется вытянутая морда с бородой, раздвигая рогами ветки.
— Ну, ты — козел! — определяю вид парнокопытного.
Любопытная скотина вылупилась на меня, с высунутым языком, перестав жевать листья. Вот что делать, когда тебя козлина преследует, я реально не знала. Орала на него плохими словами, а этому все пофигу. Пытается зубами схватить меня за рюкзак или одежду, да еще бодается…
— Пошел нахрен! — отпинываюсь от рогатого «поклонника».
— Что такая красивая одна гуляет? — раздается смешок, и мы с козлом оборачиваемся на подавшего голос нового персонажа лесных путешествий.
— Что такая красивая одна гуляет? — раздается смешок, и мы с козлом оборачиваемся на подавшего голос нового персонажа лесных путешествий.
«Чего сразу одна? У меня вон, козел есть».
Будто прочитав мои мысли, мужчина спрыгнул с нижней ветки дерева, на которой куковал, и размеренным шагом приблизился, остановившись буквально в полутора метрах от меня.
— Братец твой, Иванушка? — продолжает веселиться неизвестный, откусывая яблоко.
Козлина тут же переметнулся, позарившись на сочный фрукт в руках чужака. Как собачонок стал тыкаться носом в бедро, выпрашивая лакомство.
Успеваю рассматривать жруна яблок в запретном лесу. Парню, примерно, лет двадцать пять или двадцать семь. Спортивная подкаченная фигура. Высокий шатен с карими глазами. Его нельзя назвать красавцем, но есть что-то в нем завораживающее: как снисходительно держит себя, оценивающий взгляд, острые и хищные черты лица — заметен кавказский ген, с примесью. Одет обычно: в майку и легкие спортивные брюки. Светлячки загораются в глазах. Ему явно нравится то, что он видит. «Шаз! Слюни подобрал!» — обдаю холодом, как умею, посылая предупреждающий взгляд.
— Яблочко будешь? — протягивает еще одно на ладони, вынув из котомки, висящей на боку через плечо.
Хватаю предложенное и протягиваю фрукт козлику. «А ты думал, я у тебя с рук что-то есть буду?». «Иванушка» чавкает, тряся бородой, и влюбленными глазами смотрит на сумку парня — просек, откуда берутся яблоки.
— Куда путь держишь, красавица? — началось «прощупывание».
— Парня своего ищу. Он здесь с археологами в студенческом лагере, — машу рукой неопределенно.
Незнакомец пытается скрыть удивление, повернув голову в сторону тропы, куда я собралась дальше направиться.
— Не боишься одна ходить? Всякое может случиться… в лесу, с такой милой девушкой, — мне показалось, или я слышу угрозу? — Тебе не нужно туда ходить. Возвращайся, — его ноздри трепещут, скулы выпирают от того, что он сжал челюсть.
«Кто ты такой, млин?» — перевожу взгляд на его захват моего запястья. Сильный, гад! У меня рефлекторно пошла ответная реакция. «Рисую» круг рукой, освобождаясь от захвата, и пробиваю кулаком в плечо. Это пока не ответ, это — прелюдия: «Только тронь еще раз, и я тебя размажу!».
Сжав кулаки до побелевших костяшек, он тяжело дышит. Понимает, что перед ним не беззащитная малышка. Прием самообороны самый простой, но показывает, что я знаю много других. Козлик понимает, что встретились два «барана на мосту» и лучше отойти и понаблюдать со стороны. Кареглазый кружит теперь, оценивая меня по-другому. Ведет плечом, куда я вдарила, напрягая бицухи, и дернул шеей, хрустнув позвонками.
— Я предупредил, детка! — цедит и сплевывает себе под ноги.
Смотрю, как его спина исчезает в зарослях цветущего шиповника. Сдерживаю желание проследить за ним. «Я только время потеряю, сойдя с намеченного пути. Если ты — моя цель, то никуда не денешься. Слишком вы падки до моей упругой задницы. Еще ты, парень, завелся... Не привык получать отпор от девушки?».
Скотина рогатая решил, что мы с ним теперь — стая, и топает за мной, успевая объедать встречные ветки и «мекать» вслед, если отстает, типа — жди его, прохвоста.
Я уже близка к цели. Ноги гудят с непривычки от долгой ходьбы. Решаем с Ванькой сделать привал. Козел тоже устал и рухнул рядом на бок, вытянув копыта. Жирные бока надуваются и сдуваются. Жалобно косится на бутылку с водой, которую цежу с удовольствием. Оставив немного на донышке, подношу к морде жаждущего. Быстро все всосал и еще просит. «Э, нет, дружище! Вода осталось только на обратный путь!».
Вдруг Ванька начинает фырчать, принюхиваясь. Вскакивает и, упершись задними ногами, передние закидывает на ствол дерева. Мордасю поднял, нюхается, пыхтя паровозом, вытянув губы. Ну, да! Потянуло дымком! — тоже поднимаюсь и пытаюсь определить: откуда ветер дует. Не сговариваясь с козлом, идем в направлении, откуда поднимается небольшой столб дыма.
Стараюсь идти осторожно, но всю маскировку ломает Иванушка, ринувшись вперед бешеным носорогом.
— А-а-а-а-а-а! — раздается ор на всю округу. Ускоряюсь, и, перепрыгивая препятствия, влетаю на поляну. Стайка подростков жмется друг к другу, вытаращив глаза на принявшего боевую стойку козла, который выставил рога вперед, и угрожающе бьет копытом, рыхля землю.
— Ваня, фу! Отошел от них! — хватаю одной рукой за рог и поворачиваю его морду к себе, показывая, что очень им недовольна.
Бодач, фыркнув, отходит в сторону, но продолжает кидать кровожадные взгляды на молодежь. Их четверо: два парня и две девушки лет так шестнадцати — восемнадцати. На костре догорают сосиски и кусочки хлеба, разложенные на решетке. Один из парней подскакивает и скидывает решетку на землю, но спасать там уже не чего. Даже Ванька трясет бородой, что этого жрать не станет.
— Вы бы выгуливали своего козла где-нибудь в другом месте, — у блондинки, с короткими волосами и пирсингом в носу, прорезался голос.
Рассматриваю любителей пикника. Парни храбрятся, но чувствуют уже, что сейчас будет «ата-та».
— В заповеднике костры жечь запрещается! — вынимаю ксиву из бокового кармашка рюкзака и разворачиваю.
Красные корочки действуют как надо. Мелкие переглядываются, соображая — что делать, и что им за это будет.
— Костер потушили, живо! Вот из-за таких раздолбаев и случаются пожары, — кладу удостоверение обратно и тычу пальцем в алеющие угли.
— Чем тушить? Воды-то нету, — пищит вторая девчонка.
— Ваши кавалеры пусть поссут на огниво, а мы вежливо отвернемся… Да, Вань?! — беру козла в сообщники. — Или вы в участок захотели? А потом еще в школу сообщат… — продолжаю давить.
Мы отвернулись. Даже Ванька не подглядывал, обдирая ближайший куст. Только шипение и журчание раздается, и девчули краснеют по самые уши.
— А теперь — живо домой! И чтобы я вас здесь больше не видела!
Как же нужно люто ненавидеть весь род людской, чтобы сотворить такое? Не было сомнения, что именно это — «то» место. Здесь все вытоптано тупым стадом дознавателей. Пытались даже копать, дебилы. Нет уже тех разбросанных вещей, как на фото. Только убитая людьми и солнцем трава, поломанные кусты, куски оградительной ленты, что, развивалась, шелестя на ветру … Опустившись на колени, загребаю рукой горсть земли и подношу к носу. Вдох-другой и меня повело, как собаку, почуявшую след. Я петляла, выводя фигуры бесконечности, восстанавливая схематично, как стояли палатки, посередине у них — место «очага» и общего сбора…
Даже Ванька умнее тех следаков, что были здесь. Он чует беду, страх… Топчется на краю поляны и его проще пристрелить, чем заставить ступить на эту, теперь, проклятую землю.
Нет. Не маньяк. Здесь работала целая команда упырей в человечьем обличие. Я чувствовала себя как та ива, раскачиваясь от дуновения соленого ветра с моря. Мне хотелось зарыться в песок и не видеть то, что всплывало видениями.
— Я говорил тебе убираться, глупая, — раздался его голос за спиной.
Шаги приближались. Просто закрываю глаза и жду. Тупая боль прошивает затылок, и сознание падает в темноту. Только гул водоворота крутит одну и ту же пластинку, напоминающую стук колес поезда «тудух-тудух».
Уродливая тупорылая морда со злобными глазами — первое, что вижу, вернувшись из нирваны. Мое тело скрючено в позе эмбриона. Руки и ноги связаны. Я даже плюнуть ему в рожу не могу… «Пока не могу» — успокаиваю всех своих демонов, воющих от досады. Приступ тошноты пытаюсь сглотнуть, проталкивая слюну. Хуже ситуации не помню. Снова играю краплеными со смертью, снова испытываю судьбу на прочность. Когда-то это должно закончиться… Но не сегодня.
— Чего зыришь?! Развяжи. Хоть обнимемся, — хихикнув, перекатываюсь на другой бок и тут же получаю пинок под ребра.
Боль. Снова она, родимая! Я уже соскучилась. Барабанная дробь в висках. Металлический вкус крови во рту. «Сука! Опять всю мою красоту попортили» — констатирую факт.
— Она из ментовки, ее искать будут, — говорит упырю пожиратель яблок.
— Сын, тебе нихера доверить нельзя! Надо было ее на тропе брать! Почему она успела дойти до места? А?!
«Еу! У нас семейный подряд?! Сейчас подойдет мамочка и вырежет мне печень на гуляш?» — начинаю осматриваться и вздрагиваю.
В углу еще двое связанных. Один точно неживой: голова неестественно повернута и даже в полутемени вижу маску покойника. Второй — еле дышит. Множество кровоподтеков. Опухшие губы приоткрыты и выдают хрипы, будто ему тяжело дается каждый вздох. Он в отключке, и это сейчас плюс, пожалуй. «Потерпи, пацан! Сейчас Валюша все решит!». Меня ничто так не приободряет, как возможность отстоять чью-то жизнь… Поворачиваюсь к товарищам-убийцам:
— Чистосердечное признание смягчает вину. У вас есть право молчать…
Старший заходится лающим смехом. Он ржет так, что слезы выступают и катятся по дряблым щекам, изрешеченным следами от оспы. «Господи, какой же ты уродец! Мало того, что внутри гнилой, так еще и снаружи, как объеденный червями сухофрукт».
— Смешная! Сань, повесели девку! У тебя ж давно траха не было, — толкает сыночка в бок, продолжая веселиться.
— Саня даже моего козла не впечатлил, — капризно оттягиваю губу, и демонстративно осматриваю кандидата для «развлечения» моего тела.
— Это мы еще посмотрим, — шипит кареглазый и кладет свою ручонку на ширинку, чего-то там выискивая.
Тоже с интересом рассматриваю: « Чем удивлять собрался?».
— Ну, дети, вы тут развлекайтесь, а у меня еще дела есть, — папашка встает с самодельной табуретки и выходит, забирая единственный предмет мебели с собой.
«Жадный, сука! Табуретку мне пожалел! Лежи тут, Валентинушка, на холодной земле!»
Я уже поняла, что это не подвал, а вырытая землянка, где стены укреплены досками, чтобы не осыпались. Единственный вход, он же выход — там, куда выполз этот косорылый.
— Ваньку хоть не тронули? — беспокоюсь за козлика. Он хоть и вредная скотина, но лучше, чем некоторые создания…
— Говорил тебе, уходить! Но ты тупая, блядь, не понимаешь с первого слова? — вместо ответа бьет наотмашь по лицу ладонью.
Шлепок. Голова у меня дернулась и скулу зажгло. «Ай! Нос разбил, тварина!» — чувствую, как потекла вязкая кровушка, капая с подбородка.
— Бьешь как баба! — скалюсь окровавленным ртом, за что получаю следующий удар, от которого аж звезды по потолку вспыхнули.
Любитель яблок теряет над собой контроль, зверея. Удары сыплются один за другим, и я уже ничего не чувствую. Только воздуха в легких катастрофически мало, он выбивает его…
— Теперь нормально? — он даже запыхался и устал, пока фигачил по мне. Вспотел, небось?
— Ближе! — еле шевелю губами.
— Чего?! — Саня наклоняется, чтобы меня расслышать.
— Того! — взметнулась коброй. Хватаю его свободными руками за оба уха и пробиваю головой.
Пока придурок пиздил меня, я успевала капать кровью на веревки, связывающие руки. Растирала, раздвигала их, набухшие от алого потока… Скользить опять же хорошо, когда руки выворачиваешь так, что кости трещат. А боли уже не чувствуешь, когда она в такой концентрации. Тут главное не отключиться.
Умереть не встать! Умаялась, пока Саню веревками пеленала. Вот не зря училась морские узлы вязать. Пожиратель яблок за всем наблюдает единственным здоровым глазом, второй заплыл и слился с синяком в пол-лица — красавчик! Таблетка обезбола горчит. Всегда на такой случай кладу в потайной карман. Жевать больно. Губа тоже разбита. Терминатором не стану, но должно полегчать передвигаться на своих двоих. Перемалывая и хрустя челюстью «допинг», подползаю к парню, который подает признаки жизни.
— Эй! Очнись! — тормошу за плечо.
Зря! Обессиленное тело валится мешком прямо на своего мертвого товарища. Перетаскиваю подальше, за подмышки, и переворачиваю набок, чтобы не захлебнулся слюной. Тут реанимация нужна. Мне его точно не поднять даже краном — чертыхаюсь и нащупываю пульс на шее двумя пальцами. Венка бьется, еле качая кровь. Неестественная бледность. Сухие потрескавшиеся губы.
— Тебе, коза, далеко не уйти, — в глазу Сани злость и … тоска?
«Мне далеко и не надо. Только до рюкзака. Там у меня парочка сигнальных ракет и рация, настроенная на полицейскую волну». Подхожу и пинаю «пирата кедрового леса» по почкам. Жаль, что не мой регион и зима не близко. Обоссать и на мороз — как вариант.
Послышалось кряхтение и топотня на выходе. Папенька просовывает башку, посмотреть: «как у молодых дела?».
— Бать! — успевает взвизгнуть одноглазый, извиваясь гусеницей.
Упс! Тело падает мордой в пол… точнее, в землю. Боров даже пикнуть не успевает. Сдерживаю желание еще прыгнуть сверху, чтоб позвоночник выгнуть колесом.
— Мои братья тебя на куски порежут, сука!
«Ой, кто там развякался?» — поворачиваюсь к Саньке. Он сдувается, когда я подхожу ближе, и втягивает голову в плечи.
— Братья, говоришь? — оттягиваю мочку уха. — Я из тебя сейчас слоника сделаю, если не скажешь, где они.
«Можно и второе потянуть, для симметрии» — красноухий одноглазый бандит скрипит зубами, но про братишек упорно молчит. Решив больше времени здесь не терять и самой разведать, отступаю к выходу. Перешагиваю через папеньку и оборачиваюсь:
— Парень, если ты меня слышишь… продержись еще немного!
Рука его дрогнула. Киваю самой себе, что медлить нельзя, и пробираюсь по узкому проходу. Спертый, затхлый воздух постепенно рассеивается, и я жадно втягиваю кислород ночной прохлады. А звезды какие яркие!
В стороне небольшой деревянный дом светит одним окном. Передвигаюсь осторожно. Быстро не получается — ребра больные мешают. Радует, что ничего не сломано. Одна из моих суперсил — резиновая Зина. Гнусь, но не ломаюсь: тьфу-тьфу! Надо постучать по дереву… что я и делаю, бряцая кулаком в дверь.
— Эй! Есть кто живой?!
«Выходи, маньячелло! Тут целая Валька на тебя пришла» — подхихикиваю. Нервное, наверное. В ответ — ти-ши-на! Нет маньяков дома — делаю заключение и тяну ручку на себя. Скрипнув, избушка распахивается, и я захожу внутрь. Черепов человеческих не наблюдаю. Дом как дом. Пахнет подгорелой кашей. На плите кипит чайник. Задаюсь вопросом: как отшельники здесь электричество вырабатывают? И нахожу сразу ответ в гудящем в углу аккумуляторе.
Снимаю чайник с плиты, чтоб не свистел мне тут и не мешал наводить шмон. «Где мой рюкзак?» — расшвыриваю кастрюли и сковородки, лазая по ящикам. Не стесняясь, выгребаю шмотье из шкафа. Переворачиваю все лежанки, стоящие у стены. Опа! Тяну за розовую лямку и вытаскиваю из-под кровати свой рюкзачок.
Аки дитя малое радуюсь, что рацию мою не разбили. Нажимаю кнопочку и ору в эфир координаты. Повторяю для особо одаренных несколько раз, добавив, что ежели они сейчас свои жопы не поднимут, то родственник генерала Закимова окочурится в ближайший час или два.
— Говорит капитан Круглов! — шелестит рация, потрескивая и попискивая на разные «голоса».
— Продолжай говорить, — разрешаю, устало откинувшись на спинку кровати.
— Выпускай через полчаса сигналки.
— Как скажешь…
— Валь…
— Что?
— Сама как?
— Жить буду, — ворчу недовольно, что много вопросов задает.
Звуки вертушек. Блуждающий свет сверху. Крики. Парни в экипировке с автоматами наперевес. Красиво шумят — все как я люблю. Из землянки вытаскивают все организмы. Медицинский борт уносит в темное небо единственного оставшегося в живых студента-археолога. М-да. Наука требует жертв… К сожалению и таких.
Круглов кудахчет, что поймает остальных «лесных братьев». Он старается не смотреть мне в лицо… Возможно — стыд. Возможно — я такая «писаная» красавица, аж глазам больно глядеть.
Не успели меня привезти в больницу, как позвонил Громов на мобильник капитана, и орал, что я снова «дура конченная» и опять «все сделала не так», «не видать мне премии как своих ушей»… «Господи, Гром! Я счастлива, что эти уши сейчас тебя слышат». Какая, в жопу, премия, если он отстегивает мне деньги из какого-то фонда…
— В Москву, живо! — продолжает орать, аж «труба» накалилась.
— Сдохнуть не даст, паразит, — отдаю телефон Круглову и слизываю языком кровь с раненой губы. Доулыбалась, короче. Опять рана открылась.
Стоп! А почему в Москву-то? — до меня не сразу доходит, куда мне живенько необходимо прибыть. Отбиваюсь от врачей. Помазали болячки и хватит! Этим дай волю — замучают всякими анализами, рентгенами… Нащупываю еще одну таблетку и, пока никто не смотрит, разгрызаю и запиваю водой.
Рядом на кушетку, тяжко вздыхая, примащивается капитан. Он задумчиво чего-то черкает в протоколе. А потом произносит:
— Валь, у тебя самолет только через два дня. Раньше билетов не нашли.
«Или ты не захотел» — понимаю, к чему этот парень клонит.
— Можно я тебя в кафе приглашу… Завтра, — серые глаза наконец-то останавливаются на моем лице и он кривит улыбку, рассматривая гематомы.
Все-таки везучая я — нос не сломан, глаза целы. Остальное быстро на мне заживает, как на собаке. А шрам только привлечет внимание к пухлым губам.
— Парень как себя чувствует? — перевожу стрелку.
Лучшим утешением всегда было оно: белое, холодное, тающее во рту и дарующее кайф всем моим рецепторам — мороженое. «Ложечку за Валю. Вторую — тоже за Валю, и третью за нее — комсомолку, спортсменку и просто красавицу».
Мы сидим в открытом приморском кафе и щуримся от палящего солнца. Круглов нервно пьет уже вторую чашку кофе и силится мне что-то сказать. По краснеющим ушам понимаю, что сейчас будет в свою берлогу заманивать, желая ублажить израненное комсомольское тело.
— Прогуляемся по набережной? — выдыхает романтичный флер, а в глазах обещание звезды с неба и ключей от «хрущевки» на окраине.
— Нашли братьев? — опускаю на землю, сбивая всю «трель соловья».
Атмосфера между нами меняется, будто секс уже был — всем неловко, не хочется продолжения и пора прощаться. Капитан сводит брови и отводит глаза в сторону:
— Сутки с собаками прочесывали лес вдоль и поперек…
«Ой, дальше можешь не продолжать!» — фыркаю и отодвигаю креманку, где на дне только небольшая жижа от лакомства осталась. Встаю, одергивая сарафан, и жду, всем видом показывая, что позволяю себя выгуливать. Круглов смотрит на мои ноги, «татуированные» живописными синяками, руки и открытые плечи:
— Извини, мне еще по делу нужно кое-что проверить, — мнется, еще больше краснея.
«Это хорошо, что ты еще врать не научился так виртуозно, как мой Громов». Капитан уходит, запинаясь об растопыренные ножки стульев, со скрипом их сдвигая. Оглядывается и на прощание машет рукой. «Иди!» — холодно прищуриваюсь. Круглов, опустив голову, плетется к своей машине. Ключи из его рук падают. Он чертыхается. Со второго раза попадает в замок. Резкий старт, будто за ним черти гонятся…
— Ишь, бесстыдник! А ты зачем терпишь кулаки? Думаешь, бьет — значит любит? — откуда не ждали, подъехала «психологическая помощь», от бабули за соседним столиком.
Дама приятной наружности в соломенной шляпке кривит тонкие губы, ярко накрашенные красной помадой, и тычет в меня кривым пальцем:
— Дуры вы, девки! Что, думаешь, лучше не найдешь, чем этот огрызок?
— Найду, — мне становится весело от ее эпитетов про капитана.
Закидываю сумочку на плечо и киваю сердобольной защитнице.
Ногам легко в босоножках на небольшом каблуке. Подолом играет морской ветерок, а волны пытаются достать своими накатами. Отстегиваю ремешки и снимаю обувь, взяв босоножки в одну руку, иду «щупать» ногами море. Минуты моей слабости. Закрываю глаза и дышу полной грудью, наслаждаясь тем, что имею сейчас. Нет сомнения насчет завтрашнего вылета в столицу… Будет новое задание, новый ад, после которого уже загробная жизнь покажется отдыхом.
Волны ласковой собакой лижут ступни. Море приглашает к себе, заманивает, обещая обнять и смыть все грехи. Смысла в сопротивлении не вижу и стягиваю через голову сарафан. В ту же кучу летит сумка и босоножки… Соль въедается в рану на губе и щиплет. Пусть. Это делает меня живой. Набираю воздуха и иду ко дну. Мне дико страшно. До безумия хочется заорать. Мой страх — это глубина и высота… Рыбы удивленно подплывают посмотреть на сухопутное существо, решившее заглянуть в их мир. Надо мной метра три до поверхности, но мне все равно жутко. Сцепив зубы, терплю, пока легкие не готовы взорваться. Слегка присев, отталкиваюсь ногами от песочного дна и всплываю наверх. Немного паникую, что воздуха мне не хватает. Рвано дышу, откашливая остатки воды, попавшей в дыхательные пути. Выползаю из моря и падаю на песок. «Мне лучше!» — прислушиваюсь к демонам внутри. Они забились в темный угол, хлопая желтыми горящими глазами и следят, скрипя зубами, выискивая новую слабинку…
В Москве меня встречает дождь и парочка мордоворотов, в одинаково-серых костюмах. Они похожи как братья близнецы, даже телодвижения синхронны.
— Валентина Андреевна?
«Зачем спрашиваешь, красавчик?» — поднимаю бровь. Чемодан-то мой ты уже сгреб, чуть ручку не вырвал «с мясом». Ежусь от негостеприимного климата. «Зато закрытая одежда не смущает людей» — плотнее запахиваю кардиган.
На лице — слой тоналки, поверх синевы. Стучу каблучками туфель-лодочек, сопровождаемая внушительным конвоем: один — спереди, другой — сзади. Думают, сбегу?
— Прошу вас! — распахивает один из «близнецов» дверь тонированной тачки черного окраса.
«До чего вежливые! А если я сейчас рыгну?» — так мне захотелось москвичам презентабельность испортить.
— Сейчас заселитесь в отель. Вечером у вас встреча, — не поворачивая головы, докладывает тот, что на переднем пассажирском.
— С кем встреча?
Повисает пауза в салоне. Только радиоволна тихо поет джаз. Эти буйволы даже не собираются мне отвечать. Хищно посматриваю на сантиметры открытой шеи товарища, который выдает дозированную информацию. Словно почувствовал, гад. Обернулся. Темные глаза предупреждающе сверкнули. «Беру свои слова обратно!». Они разные. Водитель мурлычет музычку, постукивая пальцем по рулю. Кидает внимательные взгляды в зеркало дальнего вида. «Ешкин кот!» — аж рот открыла. Это же «контора»! Представителей сего ведомства не встречала еще ни разу. Если с ними и общался кто-то, то это был Вася Громов.
Раздается трель телефона. «Вещество вспомнишь, оно и всплывет» — вынимаю телефошку из сумочки.
— А… — успеваю выдать первую букву алфавита вместо «алле».
Ловким движением моя мобила оказывается у темноглазого «шкафа».
«Щас сумкой по башке получишь!» — написан гнев на моем лице.
— Извини, все контакты сейчас запрещены, — мы перешли на «ты»?
Мужик прячет мой телефон во внутренний карман пиджака.
— Статья 158-ая! Кража! Срок — до пяти лет! — шиплю возмущенно.
— Потом верну, — говорит спокойно этот…су-субъект.
В номер меня затолкали с чемоданом, так и не отдав телефон. Ощетинилась. Волосы дыбом. Если бы взгляды могли убивать, то эти двое были бы уже трижды клиентами холодильных камер. «Пусть не думают, что я им спустила такое обращение» — перед носом захлопываю дверь и иду проверять обстановку в новом «изоляторе содержания».
Внутренняя связь с персоналом отеля не работает, как и ожидалось. Наверняка есть камеры слежения, и мои сопровождающие смотрят «сериал», со мной в главной роли, в номере за стенкой. По крайней мере, я такое в фильмах видела. Демонстративно раздеваюсь до белья не в ванной, а шмотки раскидываю у кровати. Не забываю красиво выгибаться и оттопыривать задницу, украшенную синяками. Я ими, можно сказать, горжусь! Ношу как медали, ибо на другое «награждение» не рассчитываю. Рядовой сотрудник всегда в тени. Все лавры себе загребают погоны чинами постарше. Я всего лишь какой-то там консультант, даже не сотрудник…
Гель для душа источает запах персика. Намыливаюсь ароматной пеной, мурлыча песенку. «Что это, вашу мать?!». Другая баба бы завизжала, а я лишь глаза вытаращила. Дверца кабинки душа отъезжает и темноглазый внимательно рассматривает мое тело. Интуитивно закрываю ладонями грудь.
— Здрасьте, — выдаю, моргая мокрыми ресницами.
— Болит где-то? — голос спокойный, будто я на приеме у врача.
Мужик тянет руку, и, положив ее на бедро, разворачивает меня «к лесу передом, к себе задом». Откидывает длинные волосы на плечи, раздвигая как шторы. Пальцы чертят линии вдоль гематом.
— Все посмотрел? Могу одеться? — поворачиваю голову и смотрю через плечо.
Мне просто подают полотенце. Заворачиваюсь в большое мягкое и белое. На голову наворачиваю маленькое, идущее в паре.
— Кир, сгоняй до аптеки и купи мазь обезболивающую и противовоспалительную! Давай, жду, — говорит со вторым по телефону.
— Сейчас принесут обед в номер, — усаживается в кресло, широко расставив ноги.
— Слушай, это конечно очень мило: забота и все такое. Представиться не хочешь? Как мне тебя называть, заботливый мой? — иду напяливать нижнее белье и сверху накидываю «местный» махровый халат.
Чего стесняться? Все ж свои, после того, что «между нами было».
— Сергей, — произносит брюнет.
Услышав деликатный стук в дверь, поднимается и берет у кого-то поднос с едой. От аппетитных ароматов заслюноточила и накинулась на овощное рагу, будто меня неделю не кормили. Попутно запихиваю в еще полный рот кусочки мясной и сырной нарезки.
— Угофайся, — предлагаю, с набитым ртом, Сергею, который сидит напротив и просто наблюдает, как исчезают продукты, мигрируя в мой безразмерный желудок.
— Спасибо, я ел уже, — продолжает глазеть, словно я доселе неизученный вид. — Сильно тебе досталось, — морщит нос. — Девушки не должны так подставляться, особенно такие красивые.
Чуть не подавилась! Он меня сейчас жалеет что ли?
— Сегодня у тебя встреча с генералом Закимовым. Жив его племяш, благодаря тебе. Ничего не проси. Сам предложит.
«А не пойти ли вам нахер?! С каких ты взял, что я за «подачки» парня спасала?!» — кушать резко расхотелось, и я отвернулась к окну, со стаканом сока в руке.
— Обиделась? Я не думаю, что ты сука корыстная. Суки собой так не рискуют, даже за деньги…
Без стука залетает его напарничек, с небольшим пакетом в руке, и вываливает на диван кучу средств для «первой медицинской помощи». Рассматриваю это богатство: бинты, пластыри, мази, таблетки-анальгетики и гигиенические тампоны. «Вот это сходил мужик «за хлебушком!»» — меня пробирает смех. Тут средств, словно я обтекаю со всех сторон, оставляя лужи крови.
— Может, это… в больницу ее, к нашим? — продолжает суетиться, схватив в одну руку упаковку ватных дисков, а в другую «все для женской гигиены».
— Нет! — произносим в голос вместе с Сергеем.
— Давай, я обработаю! — решил взять нахрапом и прется в мою сторону…
— Отвали! — верещу, запрыгнув с ногами в кресло и выставив руки перед собой.
«Решил поиграться то ли в Айболита, то ли в гинеколога, да? Щаз пяткой в нос заеду! Только подойди, придурок!» — приготовилась обороняться и запустить ему стаканом в лоб.
— Отставить! — рявкает Сережа на деятельного.
— Я хотел как лучше, — оправдывается Кирилл и зашвыривает упаковки обратно на диван к общей куче. — Сами тогда тут… — хлопнул дверьми.
Облегченно сползаю обратно, свесив босые ноги.
— Ты не подумай, он нормальный мужик, — зачем-то оправдывается конторский. — Недавно из «горячей» точки вернулся. Еще не обвыкся.
Просто киваю, что буду иметь в виду про заботливого парня.
— Мне не нравится, что за мной подглядывают! — озвучиваю претензию, скрещивая руки на груди.
— Не ко мне. Приказ, — отвечает коротко, и, поднявшись, направляется к выходу. — Будь готова к семи часам. Я зайду.
«Угу!». И тут же забываю про эту встречу, решив, после вкусного обеда, поспать. Мягкая большая кровать так и манит… Забираюсь прямо в халате и, обняв подушечку, блаженно втягиваю тонкий аромат жасмина, исходящий от постельного белья.
— Спит она! — во сне разговаривают два козлика, очень мордой лица похожие на Иванушку. — Надо будить!
«Не бодайтесь!» — хочу закричать и открываю глаза.
Как коты склонились сверху: «Валюша, мы там все уронили».