Часть первая
Пирамида Кхем-Ура выплюнула его, как кость. "Как отец, когда узнал, что я изучаю его запретные свитки", - мелькнуло в сознании Ардана. Пирамида высилась за его спиной, её чёрные грани поглощали солнечный свет. "Тысячелетия она хранила свои секреты, а теперь отдала их мне. Или это я отдал что-то ей?"
Пирамида Кхем-Ура высилась за его спиной, её чёрные грани поглощали солнечный свет, словно вырезав из неба остроконечный силуэт. Раскалённый песок под ногами дышал жаром, волны зноя поднимались от поверхности, искажая горизонт.
Ардан Вейт очнулся на раскалённом песке, сжимая в пальцах свиток. "Папирус старее Виндерланда, старше казни отца, старше моих сожалений". Иероглифы расплывались у него на глазах. "Как кровь на пергаменте в тот день, когда палачи пришли за отцом
Папирус крошился по краям, иероглифы расплывались у него на глазах — будто кто-то невидимый стирал их мокрой тряпкой.
«Пророчество исчезает», — мелькнуло в голове.
Он поднялся, сплёвывая песок. Тело ныло: магия Теней, позволившая пройти сквозь ловушки пирамиды, выедала его изнутри. Губы потрескались, в висках стучало. Тени, всегда послушные, теперь шептались на проклятом эльфийском, и от этого в глазах двоилось.
— Молчите, — прошипел Ардан, сжимая перстень с треснувшим кристаллом.
"Они стали говорить на эльфийском с тех пор, как я вошел в пирамиду. Как будто что-то во мне пробудилось..."
Тени замолчали. Но не все.
В десяти шагах от него, в мареве пустыни, стоял человек. Чёрный плащ с вышитыми серебром рунами Магакратии, поза спокойная, знакомой.
Эридан.
Ардан замер. Эридан не мог быть здесь. Последний раз он видел его в Пустоте, за три дня до задания.
"Нет, не может быть. Я оставил его в Пустоте. Или это Пустота последовала за мной?"
Ветер гулял по пустыне, поднимая мелкие вихри песка, которые танцевали между редкими скальными выступами. Солнце висело в зените, превращая воздух в дрожащее марево. В этом искажённом пространстве фигура Эридана казалась одновременно чёткой и размытой - его плащ не колыхался на ветру, а сам он не отбрасывал тени.
— Три дня. — Голос Эридана звучал так, будто доносился сквозь толщу песка. — Три дня ты рылся в прахе забытых богов. Совет начинает волноваться.
Ардан ощутил, как по спине побежали мурашки.
— Тебя не должно быть здесь. Это задание...
— Одиночное? — Уголки губ Эридана дрогнули. — А разве у Магакратии бывают одинокие агенты? Мы всегда наблюдаем, Ардан. Даже за тобой.
— Тогда скажи, что было в усыпальнице?
Пауза. Слишком долгая.
— Тени помнят твою сестру, — вдруг произнёс Эридан. — Как она звала тебя, когда чума...
"Лиана. Её звали Лиана. Она смеялась, когда я показывал ей первые фокусы с тенями. Последний раз я слышал этот смех сквозь чумные пятна на её лице". Лёд пробежал по спине.
Никто, никто в Магакратии не знал о сестре. Она умерла, когда чума превратила её в гниющую плоть, а он стоял рядом, беспомощный, потому что его магия не работала на болезни...
— Кто ты? — Ардан выхватил кинжал.
Ветер резко сменил направление. Песчаный вихрь пронёсся между ними — и Эридан рассыпался, как дым.
На песке не было ни следов, ни намёка на присутствие.
Мираж?
Но тени Ардана вели себя странно — они тянулись к тому месту, где стоял призрак, будто пытались что-то ухватить.
Он развернул свиток снова. Текст исчезал быстрее.
«Нужен жрец», — подумал он. Только коптский жрец мог расшифровать это. И, возможно, восстановить — если свиток действительно связан с Пожирателем.
Ардан взглянул на горизонт. Где-то там был город. Где-то там были ответы.
А за спиной, в тени пирамиды, что-то шевельнулось.
Но когда он обернулся — там ничего не было.
Часть вторая
Город встал перед ним, как насмешка. "Они ненавидят меня, как ненавидели отца. Но он искал знания, а я? Месть? Спасение? Или просто следую приказам, как хороший агент Магакратии?"
Стены из песчаного кирпича, кривые и облупленные, будто слепленные детской рукой. Над воротами висел выцветший символ Нереха — бог без лица с пустыми глазницами. Ардан потрогал кинжал за поясом. Лезвие дрогнуло в ответ, иероглифы слегка вспыхнули синим.
Здесь есть сила.
Городские стены, сложенные из песчаника, за века покрылись сетью глубоких трещин, словно морщинами на лице древнего старца. Ветер выточил в камне причудливые узоры, а в щелях ютились скорпионы и песчаные ящерицы. Ворота, когда-то величественные, теперь скрипели на ржавых петлях, их дерево почернело от времени.
Он вошел под арку ворот — и город проглотил его.
Узкие улочки кишели людьми, но стоило Ардану сделать шаг — и вокруг расступался пустой круг. Копты в грязных хламидах шарахались от его черного плаща с вышитыми рунами. Дети застывали, широко раскрыв глаза, потом с визгом разбегались.
Узкие улочки петляли между глинобитными домами с плоскими крышами, где сушились ковры и вялилось мясо. Воздух был густ от запахов пряностей, жареного мяса и человеческого пота. Над головой натянутые между домами верёвки с развешенным бельём создавали подобие крыши, сквозь которую пробивались лучи солнца.
— Чужак! — прошипела старуха, плюнув себе под ноги. — Магакратия!