Песнь Холмов

Пролог

В дикой природе олень — гордое, благородное животное, почитаемое кельтами как благословение Кернунна. Однако в разговорной речи этим словом нередко называют людей недалёких и невнимательных — к себе и своим близким, имеющих крайне смутное представление о реальности. Второй случай как нельзя точнее описывал Джеймса Флимонта Поттера, наследника младшей ветви старинного рода.

После кончины родителей, предположительно от драконьей оспы, он счастливо женился на Лили Эванс, маглорожденной однокурснице, приобрёл небольшой коттедж в Годриковой лощине и вступил в загадочную организацию под названием «Орден Феникса». В её честь он часто пил в местном пабе вместе со своим другом Сириусом Блэком.

Миссис Поттер, миловидная рыжеволосая девушка, достаточно сносно вела хозяйство, охотно сплетничала с местными кумушками и ожидала ребёнка. На вопросы знакомых, почему они не живут в особняке Поттеров в окрестностях Брайтона, женщина отвечала, что боится заразиться, ведь её свёкор со свекровью умерли от инфекции, а она в положении. Соседи кивали, соглашаясь. Самая обычная семья магов, каких много в Британии.

Идиллия продолжалась до лета 1980 года, точнее, до праздника Лугнасад. В обед 30 июля миссис Поттер почувствовала себя плохо — у неё начались схватки. Мистер Поттер проводил супругу в больницу Святого Мунго, а сам отправился праздновать в компании друзей — рождение сына, наследника.

Старушка Бэгшот пыталась урезонить молодых оболтусов: мол, сын ещё не родился, а отец уже пьёт. Джеймс лишь отмахнулся: — Я здоров, жена тоже. Конечно, ребёнок родится, деваться ему некуда! Один путь — наружу!

Компания захохотала, а Батильда покачала головой. — А что, по-вашему, мистер Поттер, родиться может только сын?

Изрядно набравшийся к тому времени Джеймс ухмыльнулся: — Конечно! А кто ж ещё!

Пожилая леди хмыкнула, пробормотала что-то про глупых оленей и отправилась домой, где её ждал чай с вишнёвым пирогом и приятная книга. А молодёжь продолжила веселье и шумный подбор имени для наследника. Ведь не каждый день друг становится отцом!

Утро Джеймса Поттера началось после обеда. Он проснулся на диване в собственной гостиной, смутно припоминая вчерашний загул. Кажется, начали отмечать в пабе «У Годрика», потом переместились в Хогсмит, затем был Лютный переулок, «Дырявый котёл»... Воспоминания путались: новые интерьеры, брезгливая рожа Снейпа, пара драк.

Кряхтя, мужчина побрёл в ванную, долго рассматривал в зеркале шикарный синяк под глазом и отсутствие зуба, размышляя, как попасть в Мунго и не попасться на глаза жене в непотребном виде.

Миссис Поттер родила лишь под утро. Она спокойно проспала день и благосклонно встретила успевшего привести себя в порядок супруга. В мыслях Лили уже предвкушала подарки, благодарности целителям — всё, как полагается в респектабельной семье.

Но всё изменилось, когда Джеймс произнёс: — Милая, я назвал сына Гарри, как мы с тобой собирались!

Лицо Лили моментально похолодело, а в глазах вспыхнула ярость. — Какого сына? — спросила она. — Лилс, ты шутишь? Нашего сына — Гарри!

И тут она взорвалась. Высказала всё, что думает о тупых оленях, глупых шавках и придурковатых оборотнях. Потому что никакого сына у них не рождалось! Родилась дочь, милая, нежная красавица. И никаких Гарри!

Если он уже записал ребёнка, пусть сам и переписывает, иначе… Где моя сковородка?!

На скандал сбежалась половина больницы Святого Мунго. Поттер чудом унес ноги от разъярённой супруги и возблагодарил Мерлина, что ещё не зарегистрировал ребёнка в Министерстве.

Наутро Джеймс принёс жене огромный букет роз и изумрудный гарнитур. Затем, следуя старинным традициям, одарил акушерку и целителя, принимавших роды, и забрал семейство домой.

Лили схватилась за сковородку, увидев детскую, оформленную в голубых тонах. Успокоить её удалось только после оглашения суммы, потраченной на это великолепие.

— Накладно выкидывать детские вещи, — признала она. — Ну ошибся муж, забыл, что дети бывают двух полов… Сама знала, за кого замуж выходила.

Наконец, супруги сошлись на имени: Генриетта Лилиан Поттер. Через пару недель состоялись крестины, где крёстными стали Алиса Лонгботтом и Сириус Блэк. А затем Поттеры сообщили радостную весть родне, и на этом всё успокоилось.

События вскоре понеслись вскачь. И никто не вспомнил, что всему волшебному миру объявили о рождении мальчика по имени Гарри Поттер.

Альбус Дамблдор считал себя мудрым политиком и блестящим стратегом. Он обрадовался, когда пророчество начало сбываться: две семьи его преданных сторонников родили сыновей в конце июля! Он не видел документов из Мунго, но Джеймс Поттер так радостно праздновал рождение сына… а отец, конечно же, знает, кого породил. Пора запускать следующий пункт плана с Фиделиусом.

Том Риддл, лорд Волан-де-Морт, размышлял, с кого начать: с Поттеров или Лонгботтомов? Первые жили в коттедже в открытом месте, вторые — в родовом особняке. Решив сперва разобраться с более лёгкой задачей, он аппарировал в Годрикову лощину.

Утром 1 ноября 1981 года на Тисовой улице, дом 4, двое волшебников кого-то ждали. Минерва Макгонагал пыталась отговорить Дамблдора от опрометчивого выбора опекунов. Альбус же загадочно улыбался, вспоминая зелья и заклинания, которыми он позаботился о «правильном» воспитании Гарри Поттера — героя Магической Британии.

— Минерва, ты хочешь, чтобы мальчик вырос копией Джеймса? — Один вопрос — и декан Гриффиндора растерянно замолчала. Потому как отец мальчика, конечно, всего лишь шутник, но маглы за такие шутки сажают лет на десять, да и маги обычно по головке не гладят. Мерлин упаси от второго мародера, да еще распиаренного как героя, пусть мальчик растет скромным и послушным, Альбус позаботится.

Никто не удосужился заглянуть под пелёнки ребёнка, заменить подгузник. Голубые одежки? Значит, мальчик. Завернули в одеяло, положили письмо, накинули согревающие чары…

А на крыльце спала малышка, одним своим существованием руша все планы великих магов.

Глава 1

Утро Петуньи началось как обычно: она заглянула в детскую, убедилась, что с Дадли всё в порядке, затем вышла за дверь, чтобы забрать молоко, которое всегда оставлял молочник.
Но сегодня её ждал сюрприз — на пороге стояла корзинка. В ней спала годовалая девочка, мирно посапывая во сне. Рядом с малышкой лежало письмо.
Пока Петунья с замиранием сердца подбирала ребёнка и торопливо вносила его в дом, Вернон уже читал послание. Он всё больше хмурился, строки вызывали у него тревогу и раздражение.
— Я ничего не понимаю, Петуния, — произнёс он, опуская письмо. — Здесь написано, что у Лили был сын. Но в корзине девочка. Чей это вообще ребёнок?
Петунья в ответ лишь сжала в руках маленькие синие ползунки — те самые, в которых, по-видимому, и оставили девочку. В кресле в гостиной малышка уже весело дрыгала ножками, не подозревая, как изменилась её жизнь.
— Это она, Вернон… — прошептала женщина, — это моя племянница. Лили писала мне, что у них с Джеймсом родилась дочь.
— Гады! — взорвался Вернон. — Убили твою сестру и даже не удосужились сменить ребёнку подгузник! Даже не удосужились прочитать, кого оставляют!
Он с отвращением швырнул письмо на стол.
— Мы должны что-то сделать. Документы, имя, всё официально. Может... Гарриет?
— Гарриет?! — передернулась Петуния. — Чтобы моя племянница носила имя какой-то эстрадной негритянки*? Прости, но даже Джеймс не стал бы так её называть. Мы должны окрестить ребёнка.
— Отличная мысль, — кивнул Вернон. — Церковь может выдать документы. Заодно и Дадли окрестим.
Но не всё было так просто. В их районе ходили слухи — в таких местах новостей мало, а слухов много. Петунья знала, что если они обратятся в местный приход, это вызовет волну обсуждений, а им ещё здесь жить.
И тогда Вернон вспомнил о странной часовне в Уэльсе — он слышал о ней рассказы своей бабушки. Во время войны она спасла с её помощью своего больного сына — отца Вернона. Старуха называла часовню «местом, куда приходят в нужде». И даже велела внуку выучить дорогу туда.
Если бы речь шла о мальчике, Вернон и пальцем бы не пошевелил. Но это была девочка. Кровь Петунии. А в их семье девочек берегли.
Через несколько дней — с трудом получив разрешение от социальных служб — семья погрузилась в машину и отправилась в путешествие. Дети быстро уснули на заднем сиденье — неделя выдалась тяжёлой: бесконечные слёзы, визиты инспекторов и напряжение в доме на грани.
Путь был долгим. Несколько остановок, чтобы размяться и перекусить, и к закату они прибыли в Пембрукшир — удивительно живописное место у самого моря. Церковь стояла на отшибе, сложенная из дикого камня. Она выглядела древней, почти забытой, и, несмотря на порывистый ветер, Петуния ощутила редкое спокойствие. Впервые за долгое время всё казалось... правильным.
Дверь открыл пожилой мужчина в мантии. Он молча кивнул и впустил их внутрь.
Петунья с детьми устроилась на скамейке. Вернон пошёл поговорить со «священником» — скорее всего, с тем, кто знал, что делать с письмом от волшебника. В помещении было сумрачно, только в зале с алтарём горели свечи, и их свет отбрасывал причудливые тени на стены. Часовня была наполнена ощущением магии — плотной, настоящей.
— Как интересно... — произнёс кто-то совсем рядом.
Петунья вздрогнула. Женщина, сидевшая рядом, появилась словно из воздуха. Чёрные волосы, болотные глаза, мерцающие в полумраке. Ведьма. Это чувствовалось. Как и от Лили. Как и от этой девочки.
— Что именно вы находите интересным? — строго спросила Петуния.
— Разве это не забавно? — усмехнулась незнакомка. — Один из самых могущественных магов Британии — мошенник. И даже не смог определить пол ребёнка. Позор, правда?
Петунья прикусила губу.
— Моей сестры больше нет. Девочку подбросили, как щенка. И вы считаете это забавным?
— Нет, моя дорогая. Это шанс. Для девочки. И... для меня. Я ищу ученицу. И научу её всему, что знаю. Без рабских контрактов, по-честному, по-старому.
Петунья удивлённо посмотрела на ведьму. Настоящую. Сильную. Она вспомнила Минерву МакГонагалл — ту, что принесла письмо для Лили. Такую же молодую и вечную. Может быть… стоит выслушать её?
— Меня зовут Петунья Розалин Дурсль. Моя сестра Лили Эванс-Поттер была волшебницей.
— А я Мэгвин ферч Керрид ап Лливелин. Люди зовут меня старой Мэг. Вот, почитай, — она протянула газету.
«Ежедневный пророк». На первой полосе был Дамблдор, а внизу заголовок: «Гарри Поттер — мальчик, который выжил». Петунья с отвращением прочла абсурдную статью. В ней утверждалось, что мальчик (!) в полтора года победил самого Волан-де-Морта.
— Я подумала, что ты должна знать это до того, как назовёшь ребёнка, — спокойно произнесла Мэг.
Вернон вернулся, на руках у него был Дадли.
— Всё готово. Можно начинать.
Зал с алтарём был таинственным. Но больше всего взгляд притягивала купель — огромный каменный котёл, из которого поднимался пар. Казалось, что внутри плещется ведьминское зелье. Языки синего пламени касались его дна.
— Что это? — резко спросила Петунья, остановившись на пороге старого церковного зала. Её голос эхом разнёсся под сводами, словно сама тишина настороженно прислушалась.
Перед ней, прямо в центре выложенного камнем пола, возвышался массивный, потемневший от времени котёл. Он не выглядел пыльным или заброшенным — напротив, казалось, что его только что установили с особым почтением. По стенам зала всё ещё тянулись остатки витражей, сквозь которые пробивались редкие лучи утреннего света, окрашивая пространство в тусклые золотые и алые тона.
Старая Мэг подошла к котлу, проведя пальцами по его изогнутым рунам. В её голосе звучала древняя, почти священная серьёзность:
— Это котёл Дагды, — произнесла она. — Один из величайших артефактов древности, переданный на хранение богом самой Керридвен — великой ведьме и хранительнице судеб. С тех пор котёл перешёл к её потомкам. Мы лишь продолжаем дело — сохраняем то, что неподвластно времени. С тех пор его бережно хранят её потомки — из поколения в поколение. Мы лишь временные хранители, пока его не потребует судьба.
Петунья нахмурилась. Массивность котла и торжественность обстановки вызывали у неё тревогу, которую она не могла объяснить. Она обернулась к ведьме:
— Ты хочешь сказать, он… как-то поможет?
Мэг кивнула.
— Ты же понимаешь, — продолжила Мэг, — что девочку не оставят в покое. Слишком многое поставлено на карту. Дамблдор вложил немало сил в создание легенды о «мальчике, который выжил». Эта история стала основой для целой новой эпохи — символом надежды, удобным знаменем в грядущей борьбе. Если сейчас вдруг выяснится, что это вовсе не мальчик, а девочка… поверь, они не остановятся ни перед чем.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Петунья.
— Я имею в виду тёмные ритуалы. Заклинания, стирающие личность, скрывающие истинный пол, подменяющие суть. Чтобы ни один человек — даже сама девочка — не знал, кем она является на самом деле. Её превратят в пустую оболочку, в удобную легенду. Всё ради сохранения удобной им лжи.
Петунья была ошеломлена. Она не ожидала такого — даже от волшебников. Мэг, заметив её состояние, вздохнула и продолжила чуть мягче:
— Магическое сообщество живёт в прошлом. Многие маги родились ещё до того, как женщины получили хоть какие-то права. Для них женщина — это жена, мать. Ведьм уважают, но только в рамках привычного — зелья, целительство, обучение. Спасать мир? Воевать? Это для мужчин. Женщинам не полагается становиться символами или угрозой. Если бы Поттеры открыто сказали, что у них родилась девочка, никто бы не поверил, что она может быть тем, кого боится Тёмный Лорд. Да и сам Тёмный Лорд не стал, бы тратить время и силы на младенца-девочку. И тогда, возможно, всё сложилось по-другому. Они бы остались живы. И Дамблдор выбрал бы кого-то другого — мальчика, подходящего под его историю. Но они промолчали...
— И поплатились. Их решение было смелым… но слишком опасным. И теперь девочка под угрозой.
Слова повисли в воздухе, а свет, проникающий сквозь витраж, вдруг показался холодным и тусклым.
— Ты стоишь перед выбором, — сказала Мэг, снова указывая на котёл. — Ты можешь искупать девочку в Котле Дагды. Это не просто ритуал очищения — это изменение судьбы. Новый путь, новое направление жизни. А с новой судьбой приходит и новое имя.
Он способен перезаписать путь, по которому пойдёт ребёнок. Но новая судьба требует нового имени. И ты — её кровная тётя — имеешь право дать это имя. Ритуал позволит тебе изменить то, что уже было предначертано другими.
Она подошла ближе, глядя Петунье в глаза:
— Ты готова?
— А Дадли? — вдруг спросила Петунья. — У него астма. Котёл... он может вылечить?
Мэг усмехнулась:
— Может. Но цена будет высока. И вы должны быть готовы к пробуждению магии. Новая кровь всегда сильна.
Вернон уже всё решил. Священник тоже оказался волшебником. И если всё оформить правильно, ребёнка можно отправить в другую школу. В обход Хогвартса. В обход Дамблдора.
Пока Мэг пела древнюю песню, жидкость в котле начала светиться. Когда малышку окунули в котёл, из шрама вырвался чёрный дым, растворяясь в воздухе. Волосы девочки стали тёмно-рыжими, а изумрудно-зелёные глаза сонно моргали.
Ведьма молча щёлкнула пальцами, и Петунья с изумлением увидела, как перо, появившееся словно из воздуха, заскользило по пергаменту, выводя изящным почерком имя: «Изабелла Генриетта Поттер».
— Ты хочешь спасти девочку? — Мэгвин пристально, почти испытующе, посмотрела женщине в глаза.
— Ну конечно! — не задумываясь, ответила Петунья. В её голосе звучала уверенность, хотя внутри всё дрожало от тревоги.
— Тогда мы заключаем контракт об ученичестве. Когда девочке исполнится семь, я заберу её для обучения. Ты согласна?
Петунья застыла. Перед ней стояла самая настоящая ведьма — высокая, строгая, с пронзительным взглядом и осанкой королевы. Она едва ли доверяла магии, а уж тем более магам. От них никогда не ждали ничего хорошего, по крайней мере, так её учили. Но теперь... Теперь на её руках была малышка, её племянница, и Петунья не могла не признать: одна она девочке не поможет. Она — сквиб, человек без капли магических способностей. Единственное, что она могла сделать, — обеспечить ребёнку будущее, заключив как можно более выгодный договор.
— Покажите контракт, — сказала она, выпрямив спину.
Разговор получился долгим и оживлённым. Две женщины — такие разные, из таких разных миров — спорили, обсуждали формулировки, правили условия, пока наконец не пришли к согласию. Даже мистер Дурсль, который поначалу держался в стороне, внимательно вчитался в итоговый вариант и одобрительно кивнул.
Согласно контракту, девочка оставалась в семье до семи лет, после чего начинала обучение у наставницы. Все школьные каникулы, а также не менее полугода в течение учебного года она проводила с Мэгвин. С девяти лет наставница получала полное право забирать ученицу к себе, а визиты к семье оговаривались — не реже одного раза в месяц. Кроме того, ведьма обязалась помогать контролировать магические выбросы, чтобы из-за нестабильной магии малышки в доме не случались случайные катастрофы.
Когда контракт был скреплён, на запястье малышки Беллы вспыхнул золотой символ — изящная сова с расправленными крыльями. Мэгвин довольно улыбнулась: знак означал, что соглашение вступило в силу.
Затем родители обратили внимание на Дадли. Его обряд прошёл гораздо проще: он стоял спокойно, а в конце с едва слышным хлопком мантия мага, проводившего ритуал, окрасилась в ярко-жёлтый цвет. Ведьма, всё ещё державшая Бэллу на руках, весело рассмеялась.
— Я бы рекомендовала вам подумать об обучении и этого малыша. У него есть потенциал.
После недолгого совещания родители согласились: Дадли отправится на обучение, но только с одиннадцати лет.
Когда они ехали домой, уже в сумерках, а дети спали на заднем сиденье, супруги ловили себя на мысли, что они так быстро приняли эти важнейшие решения. Они обсуждали судьбы своих детей, именно своих — и Беллу, и Дадли они уже воспринимали как родных, как сына и дочь. Мир стал другим, необъяснимым, волшебным — но они чувствовали, что всё было правильно

Глава 2

После обряда жизнь вернулась в привычное русло, словно ничего и не случилось. Дети стали спокойнее, как будто ночь с ведьмой развеяла тревоги и сгладила острые углы. Вернон с головой ушёл в работу, Петунья — в домашние хлопоты. Дом дышал тишиной и размеренностью, словно кто-то накрыл его янтарным стеклянным куполом.

Мэгвин навещала их поздними вечерами — нечасто, но регулярно, словно ветер, приносящий вести с полей. Она помогала решать тонкие, едва заметные проблемы: накладывала охранные чары, очищала дом от подброшенных артефактов, прогоняла наглых котов новой соседки — их жёлтые глаза слишком долго задерживались на окнах. С каждым визитом её присутствие становилось всё более привычным, почти уютным.

Дети росли под строгим, но заботливым присмотром. С годами Дадли начал гордиться своими обязанностями — сад стал его королевством. Он поливал розы, перекапывал грядки, подстригал кусты, как маленький лорд. Изабеллу же тётя учила готовить и рукодельничать: строчка за строчкой, ложка за ложкой — всё это должно было стать частью её будущего, каким бы оно ни было. Петунья не питала иллюзий насчёт магии, но верила, что девочка с наследием Поттеров не должна быть беспомощной.

В пять лет они пошли в начальную школу. Слава Мерлину, магия пока не проявлялась — разве что подгоревшие булочки у миссис Вонл и феноменальная память Изабеллы насторожили учителей, но всё объяснили хорошей генетикой и дисциплиной.

Единственной занозой оставалась старая кошатница — миссис Фигг. Женщина пыталась совать нос куда не следует, но Петунья быстро пресекла это, отправив сову Мэгвин. Ответ пришёл быстро — и после этого миссис Фигг резко потеряла интерес к соседям. Петунья предпочла не знать, как именно наставница решила этот вопрос. Главное, что отстала — и на том спасибо.

Изабель росла трудолюбивой и своенравной девочкой с ясными глазами и хитрым прищуром. Всё, что не поддавалось, вызывало у неё азарт. И Петунья, и Вернон только поощряли это. Девочке предстояло отправиться в Хогвартс, а там она будет одна, без взрослых. Лучше уж быть хитрой и расчётливой, чем нежной и уязвимой.

Петунья, как могла, формировала в племяннице образ порядочной юной леди, одновременно контролируя чтение книг, которые оставляла Мэгвин. Наставница, в свою очередь, по выходным рассказывала Белль о волшебном мире: о правилах, которые не записаны в книгах, о законах, которые можно понять только сердцем.

У Дадли тоже был наставник — строгий, суровый господин, который появлялся не чаще раза в сезон, чаще зимой, чем летом. Он присылал книги с совами: по этикету, по магическому праву, по ритуалам и укреплению духа и тела. Наставник верил, что ребёнок — это сосуд традиций, и воспитывал мальчика соответственно.

К семи годам дети начали сравнивать свои книги — и разница оказалась разительной. Дадли изучал традиции, законы и обряды, в то время как Изабель углублялась в основы зельеварения, гербологии и — рукоделия. Она была в восторге от последнего, а Дадли фыркнул и заявил, что не станет заниматься девчачьей ерундой.

— А я слышала, — хмыкнула Белла, складывая нитку в изящный узор, — что маги с самыми ловкими пальцами варят лучшие зелья.
— Зато я умею выживать в дикой природе! — буркнул он, подрезая куст.
— В розах? — уточнила она, и улыбка скользнула по её лицу.

Петунья вмешалась мягко, но твёрдо: рукоделие развивает пальцы не хуже тренировок. Дадли проворчал, но больше спорить не стал.

Дни текли неторопливо, и дом дышал — легко, как будто всё было именно так, как надо. Семья казалась прочной, как чайный сервиз на витрине: возможно, не самый яркий, но целый.

А тем временем — за окном, за шепчущими кустами, за границей чар — старая, подслеповатая сквиб Арабелла Фигг продолжала писать письма своему покровителю. Для Дамблдора они были как вечерняя газета: краткие, сухие, но обнадеживающие.

Мальчик трудолюбив, каждый день работает в саду.
Учится в школе вместе с девочкой, дочерью Дурслей.
Гарри серьёзен, у него мало друзей. Сестра — капризная, хитрая, он за неё расплачивается.
Семья — строгая, но не злая. Под наблюдением.

Дамблдор был доволен. Конечно, идеальным вариантом было бы, если бы у Дурслей родился мальчик — дух соперничества, близость и всё такое. Но в целом и так неплохо. Пусть девочка и вносит смуту, зато мальчик крепнет. Главное, что всё под контролем.

А у него самого — дел невпроворот. Визенгамот, интриги в МКМ, школа — всё на МакГонагалл. Времени заниматься Поттером — хоть тресни — нет. А герой... он подождёт.

Начало июля 1988 года выдалось тихим, как утро перед дождём. Совы молчали, солнце едва касалось окон, а в воздухе витало предчувствие — то ли праздника, то ли тайны. На кухне Петунья суетливо завтракала с мужем, а Изабель сидела у окна, выпрямившись, словно знала, что за ней наблюдают.

Мэгвин появилась не через камин, не с треском, не с магическим грохотом — она просто постучалась в дверь, как будто была обычной гостьей. На ней был серый плащ из плотной ткани, напоминавшей туман, а на плече сидела птица с глазами цвета золы.

— Готова? — спросила она.
— Всегда, — ответила девочка.

Петунья сдержанно кивнула. Она не любила магию, но уважала Мэгвин. Вернон даже встал из-за стола, что само по себе было знаком. Дадли угрюмо жевал тост — он не поедет, и это его грызло. Девочка подошла к нему и обняла, быстро, по-сестрински.

— Привези что-нибудь, — буркнул он.
— Только если ты хорошо поливаешь розы, — улыбнулась она.

Они перенеслись на холмы Уэльса через портал, спрятанный в старом фонарном столбе на окраине деревни. Мир превратился из обычного в волшебный — и это было не вспышкой, а дыханием. Воздух стал плотнее, пах лесом и железом, а тени деревьев двигались чуть иначе, чем следовало бы.

Мэгвин жила в доме, словно выросшем из скалы: мох на крыше, деревянные ставни, в стенах — куски кварца, сверкавшие в сумерках. Внутри пахло травами, шерстью и немного дымом. Дом принимал Изабель, словно знал её.

Глава 3

Вот и пролетело время и наступило тридцать первое июля 1990 года. Этим утром Белла долго лежала в своей кровати. Сегодня ей исполнялось 10 лет, и она должна была навсегда переехать к своей наставнице. Там она получит письмо из Хогвартса и вместе с Мэгвин отправится на Косую аллею. За последние два года девочка многое узнала о волшебниках и их мире. Как ни печально, но магической школы было не избежать — отец заключил контракт на обучение своего ребёнка ещё до его рождения, даже не зная, девочка у него или мальчик.

Мэгвин усмехалась: плохо, когда отец — парнокопытное, условия чётко не прописаны. Но есть и положительная сторона: директор их тоже не уточнил, так что можно задать свои параметры — есть простор для фантазии. Белла обязана проучиться пять лет, а потом ещё два года — если захочет. Но, как ученица уважаемой ведьмы, мастера нескольких гильдий, она вовсе не обязана оставаться в Хогвартсе после пятого курса.

Надо вставать — сегодня много дел: нужно успеть собраться, помочь тёте на кухне и отпраздновать день рождения. Девочка застелила кровать и побежала в ванную.

— Доброе утро, — сказала Изабелла опекунам, спускаясь в кухню. Дядя Вернон, как всегда, сидел с газетой, а тётя занималась домашними делами. Девочка начала помогать Петунье.

— «Манчестер» снова проиграл итальянцам! — пробормотал дядя. Он любил только читать о спорте.

— Вернон, сегодня у Беллы день рождения. Вечером она уедет к своей наставнице. Ты подготовил документы для школы?

— Конечно, Пэтти. И для школы, и для опеки. Она едет к родственнице на побережье Уэльса — поправлять здоровье.

Тётя удовлетворённо кивнула. Магию она так и не полюбила, но признала её полезность — до определённого предела. Белла не могла сказать, как бы она сама относилась к магии, если бы в детстве над ней подшучивали так же, как над тётей.

После семейного завтрака, на который Дадли опоздал, проспав, Вернон отправился на работу, а женская половина семьи принялась готовить праздничный ужин. Петунья украдкой смахивала слезу — она любила племянницу и уже заранее скучала по ней.

К ужину всё было готово. Дамы накрывали на стол, а с кухни доносились умопомрачительные ароматы, от которых у Дадли и ближайших соседей потекли слюнки. Дадли и Петунья вручили Белле подарки: брат — заколку, украшенную защитными рунами, а тётя — набор для рукоделия: пяльцы, иглы, спицы — всё для профессионалов. За последнее время девочка заметно выросла в мастерстве. Дядя подарил чек на двести фунтов — весьма приличную сумму.

В шесть часов, когда вся семья собралась за столом, в дверь постучали. Изабелла поприветствовала свою наставницу и пригласила её за стол. После ужина и ответов на вопросы супругов Дурсль старая Мэг левитировала вещи своей ученицы на первый этаж. Белла взяла свой любимый цветок, который сильно разросся за последнее время, и стала прощаться с родными. Петунья прослезилась — как же быстро растут дети! Вернон погладил девочку по голове и велел хорошо учиться и слушаться наставницу. Мэгвин и Изабелла вышли через заднюю дверь и бесшумно аппарировали.

— Вот и всё, — сказал Вернон. — Хорошо, если он будет помнить и приходить на праздники.

Петунья заплакала, уткнувшись в плечо мужа.

— Не плачь, Пэт. Девочку есть, кому защитить — в отличие от твоей сестры.

Женщина вытерла слёзы и неуверенно улыбнулась.

— Я знаю, Вернон. Но буду скучать.

Дом наставницы за прошедшие годы ничуть не изменился: та же поросшая мхом крыша, огромные деревья по бокам. Те, кто не был внутри, не знали, что это лишь малая часть дома. Большая его часть находилась внутри холма. В поросшем лесом холме то тут, то там светились круглые окошки. С обратной стороны дома располагалась полукруглая дверь, освещённая магическим фонарём, который загорался, когда хозяйка выходила на улицу или приходили гости.

По прибытии Белла сразу же начала готовиться к завтрашнему празднику — 1 августа, Лугнасаду. Возможно, она встретит Мораг. Они переписывались два года, поздравляли друг друга с праздниками, но редко общались вживую — слишком уж в разных мирах они жили.

Вообще, у юной волшебницы было мало подруг. В школе с обычными девочками было скучно: Изабелла быстро делала уроки, хорошо училась, списывать не позволяла. Одноклассницы считали её заучкой и воображалой из-за удивительно искусной вышивки на одежде. Когда они узнали, что она сделала её своими руками, то перестали приглашать её в гости — вдруг мамы узнают и заставят их тоже учиться вышивать. А колоть руки иголками и заниматься кропотливой работой никому не хотелось.

В волшебном мире Белла бывала не так часто, как хотелось бы. Наставница плотно занимала её делами — гулять и играть было некогда, да и не с кем. В деревне друидов ровесниками Беллы были в основном мальчишки. Мораг приезжала к бабушке не так часто. Белла надеялась на Косую аллею, но наставница откладывала поездку до сентября. В этом году Мэгвин пообещала взять ученицу с собой — по её мнению, это означало заявить об Изабелле как о юной талантливой ведьме. Через год Белла поедет в Хогвартс — пора вводить её в магическое сообщество. Магов немного, и новости распространяются со скоростью снитчей — после посещения Косой аллеи все будут знать, что Старая Мэг взяла ученицу.

Белла легла спать пораньше — завтра Лугнасад. Наставница просила её тщательно подготовиться к ритуалам. Девочка знала, что через 2–3 года она станет девушкой, и ритуалы плодородия, дары магии начинаются примерно за два года до менархе.

А на следующий день были ритуалы. Юная волшебница трудилась с утра до вечера. Первый ритуал был на рассвете, последний — на закате. Друиды пели песни, водили хороводы, славили богов и солнце, дарующее жизнь. К сожалению, Мораг не приехала — у неё тоже начался период ученичества. Но скучать было некогда.

После праздников жизнь потекла своим чередом. Мэгвин и Белла вставали с рассветом, и старшая ведьма начинала обучать младшую: как делать лунную пряжу, какие заклинания помогают прясть лунный свет, ткать, создавать паучий шёлк, где используют магические ткани и нити. Основы рунологии, ритуалистики, целительства, гербологии — и вот уже наступил сентябрь.

Глава 4

— Королевские магические нотариусы? — переспросила Белла. — Это как?

— Вообще-то Британия — королевство, у нас монархия. И все нотариусы обязаны лицензироваться в Министерстве юстиции. Там есть специальный отдел по работе с магами. Что тебя так удивляет? Маги — такие же подданные короны, как и маглы.

В голове Изабелль с трудом укладывалось общее гражданство одарённых и обычных людей, но немного подумав, она решила, что это логично. Значит, маги действительно должны работать в государственных структурах, служить в армии…

На этот вопрос наставница лишь кивнула: — Да, так и есть. Служат и в армии, и в секретной службе Её Величества.

Здание нотариата оказалось внутри гораздо больше, чем снаружи. В холле за стойкой стоял молодой маг, знакомый с Мэгвин — он очень уважительно её поприветствовал.

— Госпожа Керрид! Какими судьбами? Завещание писать пришли?

— Спасибо, Оуэн, но пока рано. Я здесь по делам моей воспитанницы. Она сирота и ничего не знает о завещаниях своих родных. Не подскажешь, к кому обратиться? Её семья — англичане. Кто у вас ведёт дела магической Англии?

— Господин Лливелин, конечно же. Эйдан Лливелин, — уточнил он, чтобы стало понятно, о ком из влиятельного семейства идёт речь. — Я провожу вас. Следуйте за мной.

Молодой маг повёл гостью с девочкой по длинному коридору, полному посетителей. В самом конце, среди декоративных растений, находилась резная дубовая дверь.

— Я сейчас доложу, — он скрылся за дверью.

Через пару минут маг вышел и пригласил дам войти.

Изабелль с интересом осматривала кабинет магического нотариуса. Большой стол из красного дерева, за которым сидел мужчина средних лет с аккуратными усами, — скорее всего, сам нотариус. У стены стоял стол поменьше, за ним сидел помощник.

После приветствий Мэгвин села на высокий стул и начала рассказывать о Белле и её связях с магическим миром. Девочке было любопытно наблюдать, как меняются лица мужчин по мере рассказа. Когда наставница закончила, старший маг запрокинул голову и расхохотался. Это было неожиданно — но Мэгвин улыбалась в ответ.

— Это незабываемо, Мэг! Обязательно наложу чары приватности на это дело. Сейчас проведём кровную идентификацию и всё узнаем. Если что — я в деле!

Он кивнул помощнику, и тот достал ритуальную чашу, пергамент и нож. Беллу пригласили пройти в ритуальную зону кабинета, где молодой маг поставил чашу на постамент и объяснил, что делать. Пока он читал заклинания, девочка проколола палец и капнула три капли крови в чашу. Рисунок на полу засветился, а перо, лежащее рядом, стремительно побежало по пергаменту.

Помощник передал документ старшему магу, и тот углубился в чтение.

— Ну что ж, — сказал он наконец. — Джеймс Поттер не оставил официального завещания, но в его сейфе в Гринготтсе есть письмо на случай смерти — его уже доставляют. Миссис Лилиан Поттер, несмотря на активную кровь фейри, плохо ориентировалась в нашем мире и также не оставила завещания, что, впрочем, неудивительно в столь юном возрасте. А вот старшие Поттеры завещания составили — и мы их сейчас зачитаем.

— Итак, Изабелла Генриетта Поттер является единственной наследницей Джеймса и Лилиан Поттер, а также Флимонта и Юфимии Поттер. Старший мистер Поттер был очень состоятельным волшебником и главой Торговой гильдии Британии.

В углу кабинета тихо зазвенел артефакт, и помощник принёс доставленные документы: три пухлых конверта и свиток пергамента.

Свиток оказался банковской выпиской о движении средств. Конверты содержали завещания старших Поттеров и письмо Джеймса.

Первым нотариус зачитал письмо отца Изабеллы:

« Моей Генриетте,

Если ты читаешь это письмо… значит, кто-то всё-таки смог нас с твоей мамой обставить. Ну, ничего, я надеюсь, я хотя бы ушёл с эффектным финалом. Постарайся не грустить — и знай: где бы мы ни были сейчас, мы всё равно с тобой.

Я всегда знал, что ты будешь невероятной. Мама говорила — осторожной, я говорил — упрямой. Но в одном мы точно были уверены: ты не из тех, кто сдаётся. Генриетта Поттер — это звучит как имя будущей легенды, не меньше. Так что не подведи — и обязательно придумай себе крутое прозвище. (Только не "Летучая Мышь", уже занято.)

Ты унаследовала от нас не только фамилию и кое-какие семейные драгоценности (если найдёшь медальон тётки Теодоры — можешь смело прятать его поглубже, у неё был странный вкус). Ты получила память о нас, нашу любовь — и, возможно, одну-две очень вредные привычки. Прости заранее.

Ты не обязана быть такой, какой нас представляли, не обязана никому ничего доказывать. Но знай: ты — Поттер. А Поттеры, что бы там ни говорили, не просто выживают. Они делают это со стилем.

Береги себя, Генриетта. Шути чаще, смейся громко, иди вперёд с высоко поднятой головой.
И будь добра, не устраивай саламандр на обеденном столе — один раз мне хватило.

С любовью, вечно твой,
Папа.

P.S. Если вдруг наткнёшься на чёрную тетрадь с надписью "Гениальные проказы", передай её только человеку, который действительно достоин. Или сама почитай. Только не попадайся. Хотя... иногда стоит.»

— Имя наречение ребёнка проводила ближайшая кровная родственница, уже после гибели родителей, но родовое имя она девочке оставила, — пояснила Мэгвин сэру Лливелину.

— И правильно сделала, наследство лишним не будет. Приступаем к оглашению завещания. Первой умерла Юфимия Поттер, поэтому сначала оглашаем её завещание.

«Я, Юфимия Галатея Поттер (в девичестве Прюэтт), будучи в здравом уме и ясной памяти, в собственном доме в поместье Лонгфорд, в присутствии свидетелей составила настоящее завещание.

Моей внучке — дочери моего сына Джеймса — завещаю:

Глава 5

До Мабона Мэгвин и Изабелла работали не покладая рук, скоро лунные ночи уступят место тучам и дождю и не видать лунной пряжи. Ведьмы спешили заготовить впрок достаточно ниток и кудели для паучьего шелка. Девочка ловко до поздней ночи пряла лунный свет в серебристые нити по старинному рецепту. Утро начиналось позже обычного, необходимо было собрать урожай магических растений, обработать на ингредиенты травы работы наставница готовилась к большой ярмарке на Мабон. Это мероприятие проводилось в магическом квартале Лондона, и было большим событием в жизни магической части Соединенного Королевства. В последнее время ярмарка проводилась на Яшмовой площади, это место Британское министерство Магии посчитало и респектабельным, и достаточно большим для такого мероприятия.

Утром 20 сентября Мэгвин с ученицей аппарировали на Яшмовую площадь и стали расставлять столы для образцов своего товара, сам товар они планировали доставить позже с помощью порт ключа. Изабелла с интересом осматривала площадь и искала глазами доходный дом, доставшийся ей в наследство.

Яшмовая площадь оправдывала своё название: мощёная плитами с характерным красноватым отливом, она напоминала расплавленную яшму на солнце — тёплую, плотную, будто бы хранящую в себе древние заклинания и воспоминания старого города. Площадь была правильной формы, с четырьмя выходами в виде узких проходов-арок, каждый из которых вёл в другой участок магического квартала. Над входами — бронзовые геральдические головы, по слухам, оживавшие в особо шумные вечера.

К началу осени площадь украшали в цвете — гирлянды из яблок, сушёных трав и огненно-красной рябины свисали с фонарей, привешивались к лавкам и балконам. Лавки, между тем, спешно выстраивались вдоль периметра: тканевые шатры, резные столы, развешанные на верёвках снадобья, мантии, магические украшения — всё это готовилось к большой ярмарке. Уже витали в воздухе запахи корицы, сушёной мяты, мёда и горячего яблочного сидра, а среди палаток сновали продавцы и ученики — волшебники, колдуньи, травники, алхимики, создатели чар и хранители древних ремёсел.

Сам доходный дом Поттеров, номер 14, стоял на южной стороне площади. Здание было высоким, узким и изящным, построенным из тёплого охристого кирпича с контрастными каменными вставками на оконных рамах и коваными балконами, откуда уже свешивались гирлянды из виноградной лозы и багряных листьев. Дом казался строгим, но не суровым: в нём чувствовалось достоинство старой крови, основательность рода, который не нуждается в громких словах.

— Вот он, — негромко сказала Мэгвин, уловив взгляд девочки. — Не самый нарядный, но надежный. Такие держатся веками, даже когда Министерство рушится. Но сегодня мы туда не пойдем, сначала посетим домик в Шотландии, так безопаснее.

Изабелла смотрела на окна верхнего этажа. Что-то в этом доме отзывалось в ней чем-то тёплым, почти личным. Как будто он знал, кто она, и ждал её возвращения.

— Когда-нибудь ты сама решишь, что делать с этим домом. Сдавать, жить, оставить потомкам. Но знай: у тебя уже есть место в этом мире. И не одно.

Ветер закружил у их ног пёстрые листья. Площадь звенела голосами, готовилась к Мабону, и всё вокруг дышало старой магией, золотой осенью и чем-то важным, что вот-вот должно было начаться.

Саму ярмарку Изабелла позже вспоминала как в тумане — день прошёл в суете, гуле голосов и аромате трав. Рано утром, едва рассвело 21 сентября, они вместе с мистером Браном, представительным седовласым друидом с глазами цвета хвойной зелени, перенесли товар на Яшмовую площадь с помощью особого порт-ключа. Корзинки с сушёными корнями, мотки волшебной пряжи, баночки с настоями и редкими зельями аккуратно разложили на деревянных прилавках, обитых выцветшей парчой. Всё благоухало: полынью, зверобоем, лавандой, мятой и чем-то ещё — диким, лесным, волшебным.

Мэгвин с самого утра была занята делами — курсировала между Уэльсом и Министерством магии, возилась с документами, проверяла лицензии, вела переговоры с клерками и чиновниками. Она появлялась на площади лишь урывками — сухая, собранная, с пером за ухом и пергаментами в руках. Зато Белла весь день провела за прилавком вместе с парой друидок из общины — тёплыми, весёлыми женщинами, чьи имена она даже не успела толком запомнить. Вместе они принимали покупателей, рассказывали о свойствах зелий и тканей, а Изабелла с серьёзным видом раздавала прейскуранты и записывала заказы в специальную тетрадь.

К обеду у неё уже кружилась голова, но в голове отчётливо отложилось одно удивительное открытие — земля, на которой живут друиды, и само производство ингредиентов и тканей, оказывается, принадлежат лично Мэгвин. Когда Белла удивлённо переспросила, зачем же тогда они с наставницей так много работают, женщина, завязывая охапку шалфея, хмыкнула и буркнула:
— А как ты, девочка, собралась учиться в Хогвартсе? За красивые глаза, что ли?

Она улыбалась добродушно, но взгляд был серьёзным, и Изабелла почувствовала, как что-то в ней изменилось. Впервые она задумалась о цене той магии, к которой так стремилась. О том, что за знания, за свободу и силу нужно платить — временем, усилиями, трудом.

На рассвете и на закате, несмотря на спешку и суету, Мэгвин не забывала о ритуалах Мабона. Она уходила за угол площади, ближе к скверам, и там, под сенью дубов, произносила слова древней благодарности, окуривая ветки полыни, а потом возвращалась с отрешённым выражением лица, словно ветер из другого мира пронёсся сквозь неё.

Ближе к вечеру, когда площадь начала понемногу пустеть, а запахи еды и дыма рассеялись, госпожа Керрид наконец появилась не только как торговка и ведьма, но и как значимая, уважаемая фигура. Она встала рядом с прилавком и с достоинством, которое невозможно было не заметить, представила свою воспитанницу заинтересованным посетителям:

— Позвольте представить вам мою ученицу Изабеллу. В следующем году она поступает в школу магии. Я уверена, что о ней ещё услышат.

Глава 6

Вот и наступило лето 1991 года. Мэгвин ожидала письмо из Хогвартса не ранее начала июля. Профессор Снейп объяснил ей правила рассылки школьной корреспонденции: сначала должны были пройти все экзамены — выпускные и переводные. Этими же письмами ученики получали свои оценки. Поэтому рассылка происходила примерно с 5 июля, а новые ученики получали свои письма позже остальных. Это и объясняло столпотворение на Косой алле с 1 августа, как однажды заметила Изабелла.

С тех пор, как наставница и её ученица стали гостями в доме Снейпов, между ними установилось доверие. Они несколько раз бывали в их укрытии. Вход в него находился в старой аптеке на Касл-Хилл — ничем не примечательной лавке в старой части магического квартала Карнарвона. Потемневшая от времени деревянная вывеска с выцветшими серебристыми буквами гласила: «Apotheca Princeps». Маги старшего поколения помнили, что лавка некогда принадлежала роду Принц, но с тех пор владелец сменился. Сегодня здесь продавались редкие зелья, настойки и ингредиенты — в основном по предварительному заказу. Витрина никогда не была слишком пёстрой, а продавец — всегда один и тот же: вежливый, молчаливый и неприметный человек, окутанный чарами лёгкой амнезии, наложенными Снейпом на случай непредвиденных обстоятельств.

За основным залом располагались мастерская и склад. В глубине стоял старый шкаф, за иллюзией внутри которого скрывалась дверь с замком, активируемым по крови и паролю. Полный доступ имели лишь Снейп и его супруга.

За дверью начиналась лестница, ведущая вниз, в подземный зал с магическим порталом. Он не был жёстко привязан к месту: использовалась техника «зеркальных ключей» — древняя кельтская магия, основанная на преломлении пространства. Для активации портала требовалось соблюдение трёх условий:

Если все условия соблюдены, портал открывался и переносил путешественника вглубь долины Глендалох, в тщательно скрытую магическую лакуну. Ирландия так и не простила Англии геноцида своего народа в XIX–XX веках. Маги Зелёного острова укрылись в складках пространства, оставшихся от Волшебных народов, и не подчинялись Британскому министерству магии. Несмотря на громкие заявления, британские авроры никогда не пересекали границы Северной Ирландии. Даже там солдаты метрополии не позволяли себе ничего большего, чем краткие операции против «фейнской сволочи», как презрительно называли одарённых ирландцев.

Сама Лакуна пряталась в складке между двумя утёсами. В обычной реальности это место выглядело как заросший склон, покрытый мхом. Магическое пространство было заключено в руны, вписанные в саму ткань ландшафта. Внешне оно напоминало уютное ирландское поместье из сказки: каменные стены, резные деревянные ставни, дикий сад с вьющимися ягодами, ручей и небольшой тепличный павильон.

Внутри находился комфортный, но не роскошный дом, рассчитанный на длительное уединение. Всё было продумано до мелочей: библиотека с редкими книгами по зельеварению, оборудованный класс для обучения детей. Снейп лично наложил чары, делающие дом недоступным для обнаружения, а также установил отражающие заклинания, которые при попытке вторжения возвращали нарушителя обратно — нередко с головной болью или временной амнезией.

В подвале находилась лаборатория, где Снейп проводил большую часть времени, создавая зелья и отправляя их через сеть гоблинской доставки, замаскированную под «мелкую контрабанду».

Мэгвин была в восторге от уровня магических защит и ритуалов:

— Это мог сделать только потомок сидхе! — воскликнула она и оказалась абсолютно права. Юная ведьма убедилась в этом после знакомства с миссис Снейп.

Айслинн Снейп, урождённая МакКрири, была женщиной, которую не сразу замечаешь в толпе, но которую невозможно забыть после первой встречи. Невысокая, изящная, с тонкими запястьями и лёгкой походкой, она скорее напоминала травницу из старинной баллады, чем супругу одного из самых загадочных мастеров зелий Британии. Её движения были точны и неспешны, словно каждое из них следовало за невидимым внутренним ритмом.

Светлые волосы — пепельно-золотистые, с мягким природным блеском — она почти всегда заплетала в простую косу, иногда вплетая в неё сушёные травы или тонкие ленты, пропитанные защитными чарами. Когда волосы спадали на плечи, в них проступали едва заметные переливы — словно капля сидхской крови, унаследованная от предков, жила и в этом блеске.

Айслинн редко повышала голос, но, когда говорила, её слушали. В её тоне звучала безмолвная власть древней магии, не требующей доказательств. Её присутствие ощущалось прежде, чем её замечали. Особенно ярко это проявлялось в лесу, под звёздами или во время ритуалов — тогда она словно становилась частью самого мира, сливаясь с дыханием ветра и шёпотом трав.

К врагам Айслинн могла быть беспощадной — не в гневе, а с холодной, хищной жестокостью сидхе. Она не наказывала, а восстанавливала древний закон равновесия. Тем, кто нарушал гармонию, она отвечала чарами, сотканными из времени и памяти, из колыбельных ведьм и запретов, забытых людьми. Но тем, кого любила, Айслинн дарила не только защиту, но и исцеляющую тишину.

Её появление в жизни Снейпа стало для него не просто утешением, а путём к другому, скрытому миру — тому, где обряды ещё живы, где сила идёт от земли, а любовь не нуждается в словах.

Изабелла с интересом наблюдала за общением двух потомков народа холмов — Мэгвин и Айслинн. Такие разные, они сразу нашли общий язык и обменялись взаимными клятвами.

Феликс и Фелиция, дети четы Снейп, были погодками.
Феликс унаследовал от отца бледную кожу, тёмные волосы и цепкий, внимательный взгляд. Его глаза — тёмно-серые, почти чёрные, обрамлённые длинными густыми ресницами, с тем же насмешливо-холодным прищуром, что и у Северуса. Но в этом взгляде уже теплилась собственная искра — пытливость и упрямое стремление к знаниям. В мальчике чувствовалась внутренняя сдержанность, острая наблюдательность и рано проявившаяся склонность к точным формулировкам и холодной логике. Он двигался бесшумно и быстро, как тень, и предпочитал сначала понаблюдать со стороны, прежде чем вмешиваться.