«Мы звали их варварами. Мы смеялись над их "свободными нравами" и дикими ритуалами, полагая, что цивилизация заканчивается там, где начинаются дюны. Как же мы ошибались.
Я видел пленного Хамсина. Боги! Я клянусь вам! Это не человек. Это лихая насмешка над нашим видом людей.
Я пытался ранить его кинжалом, но лезвие соскользнуло, издав звон металла о металл. Его кожа, темная и безволосая, блестела, словно натертая маслом, а из пореза медленно, неохотно выступила черная, густая как смола кровь. Рана затянулась на моих глазах.
Но страшнее всего — их глаза. Когда солнце село и мы зажгли факелы, его зрачки расширились, превратившись в черные колодцы. Он смотрел на меня не как пленник, а как хищник, выжидающий момент. Они видят нас, когда мы слепы. Они дышат там, где мы задыхаемся.
Говорят, они готовят поход. Если эти медные дьяволы выйдут из своих Полей, наши каменные стены станут нам могилами. Ибо пустыня не знает жалости, а Хамсины и есть сама Пустыня».
Из «Трактата об Угрозах Юга», найденного в руинах пограничной крепости