Пищеблок. Смена 83

Глава 1 – Кто не работает, тот не ест

После Олимпиады «Буревестник» впервые открывал свои ворота. Прошло три года, и за это время без должного присмотра пионерлагерь пришёл в упадок. Краска облупилась, окна рассохлись, кое-где пошла ржавчина, расшатались двери и ещё что-то по мелочи, но в целом поправимо.

Лида поставила светло-коричневый чемоданчик на асфальтовую дорожку и скептически оглядела вход в своё будущее место работы. По крайней мере, на это лето, а дальше будь что будет. Всяко лучше, чем дома.

Новую медсестру никто не встречал, хотя оно и понятно – приехала на два дня раньше. Но сил больше не было оставаться в душном городе. А здесь природа, красота. К тому же повезло, что солнце в конце весны заходило поздно, и пока не успело стемнеть.

– Не дрейфь, Лида, – сказала она себе.

Почти все её скромные сбережения ушли на то, чтобы заплатить лодочнику, согласившемуся привезти её к лагерю по Рейке, но оно того стоило. Увы, на речной трамвайчик она опоздала, а следующий пришлось бы ждать до послезавтра. Всё равно Лиде некуда больше податься, а в лагере деньги и не особо нужны.

Подняв чемоданчик, она сделала первый шаг и тут же о нём пожалела – острый камешек вонзился в стоптанную подошву туфли и вонзился в тонкую кожу.

– Тск, – только и произнесла девушка, вновь поставила чемоданчик на землю и, держась за него, чтобы не упасть, вытащила камешек, оказавшийся кусочком стекла.

Настроение стремительно падало, впрочем, оно и так было не на высоте.

Ворота уже успели покрасить, но явно схалтурили, потому что из-под свежего белого слоя пробивался старый голубой. Красили давно – не было объявления, что нельзя дотрагиваться. К свежему слою прилипли насекомые, отчего работа выглядела неопрятной.

«Зря они белый цвет выбрали», – подумала Лида, без опасений хватаясь за прутья ворот. Взгляд её выхватил каменную плиту слева, из которой торчал металлический штырь. Скорее всего, здесь когда-то стояла статуя, но сейчас не осталось даже кусочка гипса. Справа дело обстояло точно так же.

Пожав плечами, девушка вошла, хоть и не без труда. Красили очень неаккуратно, и краска затекла всюду, куда только могла затечь – пришлось приложить усилия. Дорожку пока не привели в порядок: ветки и крупный мусор убрали, но дворник с метлой ещё не объявлялся. Впрочем, возможно, дворника здесь и вовсе не было, а его работу должны были делить работники лагеря и пионеры. Что ж, Лида, как и положено комсомолке, труда не чуралась. Причём не только на словах, но и на деле. А потрудиться придётся немало.

Ходили разные слухи, почему «Буревестник» закрыли, но никто особо не лез в эту тему. Разве кому-то нужны лишние проблемы? И без того забот хватало, чтобы думать, по какой причине такой хороший лагерь закрылся после Олимпийской смены. Руководству лучше знать. Руководству всегда лучше знать.

«Да чтоб их всех».

К счастью, мысли читать никто не умел. Да здесь и некому было – на пути Лида так никого и не встретила. Зато могла вдоволь надышаться свежим воздухом. В соснах он особенно приятен и целебен. Если бы ещё мог воспоминания стирать, тогда Лида навсегда осталась бы здесь жить. Поселилась бы в соседней деревне – видела её из лодки. Причала там не было, но это ничего – он имелся здесь, у лагеря. Понадобится – пешком дойдёт.

С реки потянуло холодом, и Лида поёжилась. Привыкшая к тёплым городским вечерам, она и оделась соответствующе: лёгкое платье в мелкий цветочек и тонкая вязаная кофточка. Скромно, как и положено комсомолке. Нравилась Лиде совсем другая одежда – модная и дерзкая, но, во-первых, на неё не было денег, а во-вторых, так можно и работы лишиться. Чего Лида позволить себе не могла ни при каких обстоятельствах – кормильцев у неё не было.

Лагерь всё же оказался обитаем, потому что навстречу нежданной гостье торопилась пухленькая женщина в домашнем халате и косынке на голове, из-под которой торчали короткие кудряшки.

– Едрён батон! – пыхтела она, на ходу поправляя разъезжающийся пояс. – Кого это на ночь глядя принесло?

Лида прекрасно её слышала, поэтому нахмурилась. С каких это пор семь часов вечера считалось «на ночь»? Хотя вполне вероятно, у местных свои привычки – не ей судить. К тому же не было понятно, как женщина вообще могла её заметить. До дореволюционных домиков, служивших жильём пионерам, было далеко, а до более новых построек ещё нужно было добраться.

– Эй, ты кто такая? – на довольно большом удалении от гостьи крикнула женщина в халате.

– Я Лида! Лида Митрошина! Медсестра!

– Уже?

Расстояние между комсомолками стремительно сокращалось, потому что торопились обе. Лида и думать забыла о пораненной ноге, да та её и не беспокоила. По бокам дорожки среди сосен затерялись фонари и пионерские стенды, сейчас пустые.

– Ой, Лидочка, не ждала я тебя сегодня! Ты ж чего рано так приехала? Ничего ж не привезли ещё! А на чём? На трамвайчике? Тогда почему так поздно? Он же с утра идёт! Ой, худенькая-то какая! Ну, ничего – тётя Клава тебя откормит! От тёти Клавы ещё никто худым не уезжал. Тётя Клава – это я.

Лида несколько раз открывала рот, чтобы вставить хоть слово, но ей так и не удалось. Однако вскоре возможность представилась: женщина на мгновение замолкла, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить расспросы, на которые пока не получила ни одного ответа.

Глава 2 - Кадры решают всё

Бытовка поварихи находилась неподалёку и терялась за густыми зарослями орешника. Как тётя Клава так быстро углядела гостью, так и осталось непонятным. Вытянутый домик-вагончик, грубо сколоченный из досок не внушал доверия и казалось, что вот-вот развалится. Оба окна защищали решётки, но в том, что слева, не было стекла, и его заменял лист фанеры. Чтобы было удобнее заходить, под дверью положили кусок какой-то плиты, очень похожей на одну из тех, что остались у ворот в лагерь.

– Вот тут и будем жить пока! – радостно объявила Клавдия. – Чем тебе не хоромы! Нравится?

– Да, – улыбнулась ей Лида. Сама же при этом вздрогнула. Как бы там ни было, она привыкла немного к другим условиям. Но разве она могла ответить по-другому?

– Всё, что надо, у меня здесь найдётся. А если приспичит, то можешь прямо тут, за бытовкой. По большому придётся чуток пройтись. Во-о-он за теми кустами. Газетку я нарезала, не боись.

– Спасибо, – кивнула Лида, очень надеясь, что ей в ближайшие два дня не приспичит, а там и блоки откроют, где наверняка есть нормальные туалеты.

Дверь и снаружи, и изнутри закрывалась на крючок, о замке даже и речи не шло.

– Говорю ж тебе, нечего тут красть! – хохотнула повариха, впуская внутрь свою новую соседку. – Да и смелых таких нет, чтоб сюда шастать.

– Почему? – полюбопытствовала Лида, осматриваясь.

С потолка свисала всего одна лампочка, и Клавдия уже включила её, потому что в бытовку сквозь единственное рабочее окно почти не проникал свет.

– Ай! – отмахнулась женщина. – Болтают всякое. Ты меньше слушай. Люди любят почесать языком.

– Мм… – протянула Лида.

Она-то как раз давно уяснила, что слушать, наоборот, никогда не лишнее, а вот рот лучше особо не раскрывать.

– Спать со мной будешь. – Повариха пальцем указала на разложенный диван. Простыня на нём смялась так, будто спящий на ней видел по ночам только кошмары. – Да нормально я сплю, ты не смотри! Это я… Это я бельё поменять собиралась! Так я мигом. Подсоби!

Лида с сомнением покосилась на смятую простынь и спросила:

– Где чистая лежит? Я достану.

– В шкафчике. Ты только осторожнее – дверца отваливается.

Да вся бытовка и так, казалось, разваливалась, поэтому девушка нисколько не удивилась

– Угу.

Клавдия стянула простыню, скомкала её, да так и бросила на пол, туда же полетели и наволочки. А вот пододеяльника на единственном одеяле не было, но им и так сегодня днём не пользовались – лежало в сторонке аккуратно сложенное. Но Лида, хоть и не считала себя чересчур брезгливой, всё же постаралась откопать среди высокой стопки белья старенький, но чистый пододеяльник.

Помимо дивана и высокого, но узкого шкафчика здесь отыскался умывальник, висевший над раковиной, под которой стояло ведро. У окна со стеклом расположился столик со скатертью в крупные розы, а под ним спрятались две табуретки. Белый сервант занял всю боковую стенку и прямо ломился от разной снеди. Видимо, именно там Клавдия и хранила все свои запасы.

– Тёть Клав, я всё нашла!

– Давай сюда. Ого! Тут и пододеяльник был! Ну, давай диван застелем и чай пить пойдём!

В четыре руки справились они быстро. Складывать диван не стали – всё равно скоро спать, да и повариха не была уверена, что они потом смогут его снова разложить. Из серванта Клавдия достала два стакана с подстаканниками – кума презентовала, – полупустую литровую банку вишнёвого варенья и грузинский чай в газетном кульке.

Почти до самой ночи они беседовали обо всём и ни о чём. Говорила в основном Клавдия, Лида лишь вовремя поддакивала и иногда что-то добавляла от себя. Повариха нарадоваться не могла новой соседке. Нечасто ей встречался кто-то, способный так внимательно слушать и не перебивать. Улеглись ближе к одиннадцати, за окном успело стемнеть, и насекомые ломились в стекло.

– Погаси свет, – зевнув, попросила Клавдия, уже успевшая улечься у стены.

Лида как раз заплела косу, чтобы ночью волосы не спутались, и положила гребень обратно в чемодан.

– Красота-то какая! Загляденье! Эх, были б у меня такие, в жизни б коротко не стриглась. Это ж лён натуральный!

– Спасибо, – коротко кивнула девушка и на миг глянула на себя в зеркало.

– Что? Любуешься? – Хмыкнула повариха, натягивая одеяло до самого подбородка. Весна хоть и тёплая, а всё ж не лето ещё.

– Нет.

И свет погас.

Лида забралась под одеяло и легла около Клавдии, от которой жаром палило не хуже, чем от печки.

– Слушай, Лидка… Я ж на тебя весь вечер глядела, а глаза какого цвета, вспомнить не могу. Голубые? Карие? Зелёные?

– Да обычные они. Ни то, ни сё. А что?

– Ничего. Я так просто. Ты спи-спи. Не бойся, я не храплю.

– Спокойной ночи, тёть Клав.

– И тебе, Лидочка.

После светового и звукового шума большого города сельская ночь казалась пугающей. Темнота и непонятные шорохи нисколько не убаюкивали. Но в конце концов утомлённый организм путницы сдался, и она стала засыпать. И вдруг почувствовала, что кто-то пребольно схватил её за запястье и навис над ней. Лида распахнула глаза и увидела над собой лицо поварихи.

Глава 3 – Наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!

Клавдия не на шутку обеспокоилась, когда не застала сторожа и вечером.

– Милицию надо вызвать, – предложила Лида, видя, как мается её соседка по бытовке.

– Нельзя на Михалыча милицию, – вздохнула повариха, кутаясь в пуховый платок. Вечерний туман пробирался под одежду. – Ты, я вижу, девка неболтливая, тебе можно сказать. Из беглых он.

– А директор? Он не против?

– Так, не знает он ничего – нового прислали. Я сама его не видела ещё.

– Тёть Клав, а ты сама-то давно тут?

– Это смотря с какой стороны посмотреть. Родилась я тут, в Первомайской. Ух, и помотало меня! А потом на родину малую что-то потянуло, ну я в лагерь поварихой и устроилась. А Михалыча я ещё девчонкой знала – хороший был мужик, пошёл только по кривой. Я его и не сразу узнала. Окривел, окосел. Но как был добрый, так и остался. Я ему сторожку эту показала, думала, с директором поговорю, скажу, мол, родственник мой дальний. А оно вона, что вышло…

– Так, может, и не случилось ещё ничего? – предположила Лида. Смотреть на поникшую женщину было больно. – Найдётся ещё… Точно! Тёть Клав, а давай его сами поищем! Пока не стемнело.

– Думаешь? – Клавдия с сомнением посмотрела на продрогшую девушку. Та явно не была готова к здешним капризам погоды. – Ну, пойдём оденем тебя, что ли. Заодно и фонарики возьмём на всякий пожарный.

Пока ходили, солнце почти спряталось, но от намеренного отказываться не стали. В конце концов, человек пропал. Клавдия отыскала среди своих вещей наручные часы, чтобы точно позже полуночи среди сосен не рыскать.

– Тёть Клав, а почему после полуночи нельзя? Что там?

– Сама не знаю, но бабка моя строго-настрого запретила выходить из дому, как двенадцать пробьёт. Уж что должно произойти, я не знаю. Я много где была, и под утро приходила – и ничего. А тут… А тут страх такой берёт, что аж поджилки трясутся и дышать трудно становится. Бабка моя до девяносто трёх дожила, если и мы хотим, надо её слушать. Значит, знала она что-то.

Лида хмурилась, но кивала. Собственно, ей и самой не особо хотелось бродить где-то по ночам.

– Михалыч! – кричала Клавдия.

– Михалыч! – вторила ей Лида.

На небе выступили звёзды, а туман стал гуще, свет фонарей искажался, проходя сквозь него. Обошли весь лагерь, но мужика, который-то и ходить толком не мог из-за больной ноги, не нашли.

– Давай к реке ещё – и пойдём в бытовку, – пропыхтела повариха. У самой уже ноги ныли, а по лбу, несмотря на холод, тёк пот. – К полуночи идёт.

– Тёть Клав, а может, он сбежал?

– Да куда ему бежать-то? У него и не осталось никого. Ни тут, ни ещё где. Так, и говорю ж, он лапти свои чуть передвигает, а ты – бежать. Ногу ты б его левую видела: синяя вся, как у мертвяка.

Туман у реки не был таким густым, как среди сосен «Буревестника», будто хотел, чтобы ищущие нашли то, что искали. Темноту прорезали лучи фонариков, но результатов пока не было.

– Ладно, Лидочка, пойдём, а то опоздаем. – Клавдия стёрла пот рукавом и поморгала часто-часто, чтобы расслабить глаза, приходилось щуриться, чтобы разглядеть хоть какой-то след.

– Хорошо… Тёть Клав, смотри!

– Что там? – всполошилась женщина. Она ещё ничего не увидела, но ей уже стало дурно. Чувствовало её сердце, что дело добром не кончится. Она выглянула из-за соседки и тут же успокоилась. – Тьфу ты! Напугала! Это ж коряга какая-то. Ладно, Лидка, пойдём. Торопиться надо.

– Погоди, тёть Клав, давай ближе подойдём.

Сглотнув, повариха покрепче сжала ручку карманного фонаря и первой пошла к воде. Старшая всё-таки, да и Михалыч ей не то чтоб чужой. В этом месте вход в реку был пологий, удобный для купания. Клавдия и сама уже не была уверена, что это на берег корягу небольшую выкинуло. Слишком форма у неё была специфическая… Но ведь и природа пошутить могла – всякое бывает. Поэтому надежда ещё не угасла.

Подойдя совсем близко и осветив «корягу», Клавдия почувствовала, как к её горлу подступает тошнота.

– Не смотри, Лидка, не смотри!

– Что там? Это нога?

– Лидка, отвернись! Не смотри! – Рвотные позывы не давали нормально говорить. – Эх, Михалыч, Михалыч…

– Тёть Клав…

– Стой. Сама всё сделаю. Потоп он скорей всего.

О том, что Михалыч вернулся, кроме Клавдии, не знал никто из местных. Пусть всё так и остаётся.

– Забирай свой подарок, Рейка, – пробормотала женщина, взяла какую-то палку и ею спихнула то, что осталось от Михалыча. Почерневшая нога от стопы до колена. Правда, выглядела она так, будто её открутили в колене, как выкручивают ножку из жареной курицы. Представив, как кто-то поступает так же с Михалычем, Клавдия бухнулась на колени, и её стошнило.

– Тёть Клав! – бросилась к ней Лида.

– Бедный Михалыч! – сквозь слёзы и рвотные позывы произнесла повариха. – Его и жизнь-то жизнью назвать нельзя было. Так и тут собаки на части растащили-и-и…

– Тёть Клав, а может, не он это был?

– Да он это… Я сама ему ногу перебинтовывала. Палец у него один отвалился. Как тут перепутаешь! Ой, Лидка-а-а…