Пламенная 2

1

Дорогие леди, приготовьте платочки так, как вам придеться плакать вместе с главными героями. Вас ждет трогательная и душещипательная история. Приятного чтения!

Вступление

Шотландия

 Абердиншир

Красота этого края не знала границ. Это - воплощение рая на этой грешной земле. Мир и покой ощущался повсюду, куда сигал людской глаз. Всегда сердца одиноких странников  впервые ступивших на эти земли проникались теми загадочными ощущениями, которые заставляли их остановиться, чтобы полюбоваться открывающимися пред ними пейзажами этой неизведанной и дикой страны. Сочетание тишины и умиротворения были повсюду, куда не ступала нога человека или животного.

Еще совсем недавно эти просторы были укутаны зеленым покровом пышной и сочной травы, а сейчас они были укрыты белым покрывалом снега. Зима спрятала от людских глаз все прелести лета, окунув всех в объятия сна и покоя. Виконт Крекстон стоял на ухабистом утесе и наслаждался дикими равнинами, которые он полюбил с первого взгляда, как только он впервые очутился в этих владениях много лет назад. Мог ли он знать тогда, что именно здесь он повстречает свое счастье, - женщину, посланную ему самими небесами?

Губы мужчины тронула радостная улыбка. Со стороны он казался дурачком, который улыбается непонятно почему. Так случалось с ним каждый раз при малейшем воспоминании об этом неземном создании, которое превратило его из циника в романтика, верующего в чудеса и любовь, которая не знает границ в своей целебной силе и …

Только сейчас Бертольд понял, почему он с такой радостью принял подачку, брошенную его старшим братом, - как кость собаке, - называя это им подарком от чистого сердца. Но виконт то знал, что это было совсем не так. Теперь уже покойный, а тогда еще в полном уме и здравии, его брат счел уместным поделиться одним из своих титулов, которые он получил в наследство, будучи старшим сыном их отца. К этому титулу также прилагался замок Стонгейвен, который считался среди английской аристократии очень прибыльным и большим имением, с многочисленными постройками и плодородными землями, которые прилагались к ним. Но приехав сюда, его глаза расширились от чудовищного удивления так, как его взору предстала поистине устрашающая картина правдивого состояния имения. Если его можно было так называть. Правильнее было именовать эти хилые постройки не замком, а руинами, обломками того, что когда-то называлось замком Стонгейвен, и быть владельцем этого поместье считалось почетным и привилегированным так же, как и носить титул виконта Крекстона. Но, похоже, что это осталось позади, в далеком-предалеком прошлом, тогда, когда славе и богатству этого места завидовали даже герцоги и маркизы.

Увидев своими глазами, то, что ему было даровано, виконт Крекстон понял, что далекое расстояние между Англией и Шотландией сыграло большую роль в этой путанице. Правдивые сплетни об истинном состоянии замка достигли ушей английской аристократии только через два года, как сам новый владелец вступил в свои владения. Конечно, брат виконта Крекстона знал о горькой участи, которая постигла эти земли, в ином случае его сердце не преисполнилось бы сочувствия и доброты к своему младшему, непутевому брату, да так, чтобы ему был сделан такой столь щедрый подарок.

Бертольд себе представил, как потешался Гарольд, мысленно воображая себе картину того, как его нога ступила этих диких равнин и полуразрушенных владений. Он столь явно видел перед своими глазами глаза этого напыщенного индюка, наследника старинного рода, являвшегося к его прискорбию его кровным родственником, его единственным братом. Это его сильно огорчило. Но он недолго грустил. Загадочная улыбка снова заняла свое почетное место на лице виконта Крекстона, вспомнив ту единственную женщину, которая смогла согреть его одинокую, потрепанную временем душу.

Вот почему его так влекло в эти неизведанные и дикие шотландские земли. Это его сердце звало сюда. И он сейчас был страшно счастлив, что прислушался к этому еле слышному голосу в его голове, правдивее сказать зову сердца, а не голосу разума. Ведь на самом деле в тот момент он сражался именно с голосом в его взбалмошной голове, который ему приказывал не принимать ничего от своего брата, что ничего из этого хорошо не будет. Ведь еще ни разу в жизни его старший родственничек ничего так даром ему не преподносил на блюдечке, тем более от чистого сердца. Берни мог поклясться, что его братишка еще раз решил посмеяться над ним, втоптать его в грязь, выставить на всеобщее посмешище, подтверждая свои постоянные слова, что младший сын владельца самого старинного титула  в Англии, который сигал еще времен Генриха Завоевателя, был не кто иным, как плутом, транжирой, искателем приключений и повесой. Одним словом человеком, которому нельзя было доверять ничего, тем более  наследство, потому что он ничего никогда не мог удержать в своих руках, всегда растрачивал все, что случайно попадало в его карманы. И этим подарком Гарольд решил подтвердить свои слова. Ведь вся аристократия посчитала бы именно Бертольда  истинной причиной и виновником падения и разрухи замка Стонгейвен, когда слухи о его разорении и упадке достигли бы земель этой славной английской страны. Никто бы не поверил, что покойный лорд Бьюкен, бывший владелец этих земель, был именно тем, кто привел это славное поместье к краху, ведь в обществе он считался достопочтенным джентльменом, в то время как виконт Крекстон прославился в высших кругах не слишком надежным и добросовестным человеком. Все его считали парией. И к этому приложил свою руку именно его старший брат, лично компрометируя младшего родственничка, вечно выставляя его в невыгодном свете перед высокочтимыми джентльменами и дамами. Его постоянные  реплики о приключениях и скитаниях блудного брата брошенные в шуточном тоне перед великосветской публикой возымели именно то впечатление, которого он и добивался. Все весело смеялись над выходками и проказами виконта Крекстона, с годами все более утверждаясь во всеобщем мнении, что младший брат великого герцога был некто иным, как прожигателем жизни, без семьи, без постоянного места жительства, одним словом человеком, на которого нельзя было положиться или которому можно было бы поручить важное дело. Без денег, без титула, без личных владений он не был завидным женихом, с которым породниться желали бы приличные семьи, хотя внешне он не был уродом, а даже наоборот – писаным красавцем, сердцеедом, разбившим сердца многих барышень из низших слоев общества, с которыми виконт Крекстон проводил свое времяпрепровождение. Хотя путь в приличные семейства ему был закрыт, но это не лишило его особого внимания вдовствующих баронесс, графинь, герцогинь, маркиз и даже скучающих жен этих же баронов, графов, герцогов, маркизов, пребывающих в полном здравии, но не способных в полной мере развлечь своих скучающих вторых половинок. Поэтому по ночам их развлекать приходилось Бертольду лично. О его мастерстве удовлетворять самых капризных и ненасытных дам ходили слухи по всех женских будуарах и мужских закрытых клубах. Дамы, в чьих спальнях еще не побывал этот ловелас, страстно желали исправить эту маленькую оплошность, как можно скорее, чтобы лично проверить правдивость слухов и в полной мере насладиться теми утехами, которые предлагал виконт Крекстон. А джентльмены после столь красочных историй остро ощущали свою мужскую непривлекательность по сравнению с этим идеалом женских грез, о котором томно вздыхали все дамы, хотя на мероприятиях и приемах те высказывали всеобщее мнение о порочности и грешности виконта Крекстона.

2

После долгих раздумий, воспоминаний и любований местными красотами Бертольд натянул поводья и направил коня вниз по склону. Лошадке приходилось прикладывать все свои усилия, ступая по глубокому снегу, которого этой зимой хватало с лихвой. Даже на продуваемых ветрами холмах снега хватало в избытке. Из-за сильных морозов и большой влажности, исходившей от моря, сугробы плотным шаром лежали повсюду, невзирая на ураганные порывы, сносящие все на своем пути. Однако в этом году эта территория, прежде всегда остававшаяся без снежного покрытия, была укутана толстыми сугробами. Эту странность заметили все жители Брантгольда, маленькой деревушки, граничившей с землями, на которых стоял замок Стонгейвен. Трезво мыслящие селяне считали это предвестием будущих бедствий и несчастий, которые в скором времени настигнут эти земли. Верующие склонялись в сторону проклятия, насланного на их головы предками, жившими на этих территориях пред ними. А старые матроны, которые верили в слова их прабабок о существовании нечистых сил, были более склонны думать о том, что в Брантгольде вновь появилась ведьма, которая нашлет на деревню и их жителей еще много разных бед и хворей.

Из-за отдаленности с большими городами местный люд жил очень тихой и бедной жизнью. Здесь все еще царили отголоски тех давних времен, когда веровали самым глупым предрассудкам, включая существование разных бесов, водяных, русалок, тем более что ни на есть колдуний. А чтобы в девушке или женщине заподозрили ведьму - надо было родиться слишком красивой для простой смертной, чтобы все мужики в ее присутствии теряли способность трезво мыслить и внятно говорить, пуская слюни при виде всех ее женских прелестей, нескромно выставленных на показ всех желающих. Матроны готовы были запустить свои когти в бедняжку, располосовать ее красивое личико, выцарапать ее коварные, зовущие глазки, вцепиться в ее густые, пышные волосы, особенно если эта особь являлась рыжеволосой, чтобы той было неповадно соблазнять чужих мужей.

К счастью в Брантгольде такой местной писаной красавицы, которая сводила бы своим одним лишь взглядом всех порядочных мужиков, еще не родилось. Но ведьмой могла быть не только молодая женщина, но и какая-то старая, сгорбленная или необязательно сгорбленная старуха. Беззубая, седая, тощая, как баба-яга. Словом такая старушенция, от которой бы шарахались все селяне. Она могла иметь бородавку на носе или на языке, иметь один глаз или два, но с разными оттенками. Быть хромой, косой, толстой, костлявой, с волдырями или пятнами на лице и на руках, с разными телесными увечьями. Одним словом ведьмой или колдуньей считали ту, которая слишком отличалась от всех других местных барышень, то ли своей неземной красотой, то ли своим страшным уродством и  безобразием. И таковая старушка имелась в Брантгольде. Когда в миссис Гарретс выпал предпоследний зуб и от скудного пропитания она сделалась слишком костлявой, а от старости еще и слишком сморщенной, как высохшее яблоко, то местные матроны стали видеть в ней явные признаки ведьмы. К счастью пока никаких страшных несчастий на деревушку еще не свалилось, поэтому миссис Гарретс даже не подозревала о таких мыслях своих соседок. Она даже  себе представить не могла, что в головах у миссис Дотлл или миссис Крентон роились такие мысли и что сестры Гарретс первыми стали считать ее колдуньей, как и ее покойных  мать и бабку.

Если бы виконту Крекстону поведали о сих поползновениях, он, как и большинство мужчин, рассмеялся бы в лицо сплетнице. В такие бредни он, конечно, не верил, будучи не суеверным, а наоборот очень умным и имеющим на все свое особое мнение, он был человеком, идущим в ногу с прогрессом, человеком, который не чурался ни старого, ни нового. В своем хозяйстве он использовал новые методы по производству шерсти и по эксплуатации земли. Многие его соседи-шотландцы из дальних земель приезжали к нему за советом, чтобы посмотреть, как тому за столь короткое время удалось сколотить себе огромное состояние, и как из руин ему удалось выстроить новые стены, в которых жить было не стыдно даже самому королю.

- Вот те на! – воскликнул Бертольд, остановив своего коня. Сперва он не поверил тому, что увидел, поэтому протер хорошенько глаза от густого снега, который летел ему прямо в лицо. – Поверить не могу! Бедняжка!

Вдали показалась маленькая девичья фигурка, склонившаяся над ручьем с мокрыми тряпками в руках.

- Стирать в такой мороз! Да у нее, наверное, руки занемели от ледяной воды, - припустил мужчина, чье сердце сжалось от жалости к бедному созданию. – Вот изверг! Вот подонок! – стал он обзывать мужа бедняжки, который мог допустить, чтобы та в такую непогоду отправилась к ручью стирать грязные вещи. – Нужно будет как-то поговорить с этим святым лицом и вбить в его святейшую голову такие простые истины, как доброта и сочувствие к живым существам, особенно к собственной жене. И если надо будет, то я не посмотрю на то, в какие одеяния тот одет. Если бы Марджи увидела, как  ее племянница в такой мороз полощет тряпки святейшего лица в ледяной воде, то она бы родила раньше времени! Животное! Скотина! Твари земные и то больше сочувствия имеют, нежели этот зверь. В такую непогоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит! А этот собственную жену на такой мороз выставил, да еще с тряпками для стирки!

Ладони виконта сжались в кулаки, зубы скрежетали от злости, глаза горели праведным огнем отмщения и справедливости.

- Бедная девочка! Выйти замуж за такого монстра! Врагу такого  не пожелаешь!

3

Кожа покраснела, а пальцы занемели от ледяной воды. Костяшки настолько скрючило, что миссис Стокми еле сумела разомкнуть ладошки. Пальцы все не желали слушать свою хозяйку. Ужасная боль несколько раз пронзила кисти рук, от чего бедняжка сжала зубы, чтобы как-то облегчить страдания, но это мало помогало. Сегодня, как никогда Дороти Стокми чувствовала тяжести ее нынешней жизни. Но прежде она не жалела себя. Она с гордо поднятой головой сносила все трудности, посланные ей Господом. А сейчас ей так захотелось бросить это тяжелое занятие и убежать отсюда куда-нибудь прочь. Но вспомнив, что если эти вещи не будут хорошенько выстираны, то она получит хорошенький выговор от ее любящей свекрови и мужа. А еще ее сынишке тогда также придется носить грязную одежду. А этого позволить она не могла. Миссис Стокми не могла допустить, чтобы над ее ребенком смеялись все, кому не лень. Над ним и так стали все жители деревни потешаться и издеваться, когда он подрос, и стало слишком заметно его несходство не только с нею, но и с ее мужем, местным священником.  Но если ребенок не похож на мать, то это еще прощалось, а вот, если дитя было не похожим на отца, то такое считалось прегрешением со стороны самой матери малыша. И в таком случае, как и родительнице ребенка, так и самому дитяти приходилось несладко. За спинами семьи Стокми поговаривали, что Дороти – падшая женщина, нагулявшая себе ребенка вне брака, да к тому же не от самого мистера Стокми, который по благости своей святейшей души пожалел бедняжку и приютил не только в своем доме, но и взял заблудшую, грешную овцу в законные жены. Таким образом, ее малыш получил отца, а она мужа, оставшись порядочной женщиной, которую по-прежнему почитали и принимали в обществе.

Дороти поднесла руки ко рту и стала их согревать своим теплым дыханием, но она настолько сама промерзла, что это совсем ей не помогало. Наоборот, от тепла ее руки занемели, и она перестала чувствовать промерзлые пальцы. Ее губы посинели от мороза, а лицо было красным, как свекла и кожа сильно зудела от холода и морозного ветра. Ноги заледенели и она еле ими передвигала. Не помогали даже ее попытки согреться, подпрыгиванием на месте.

- Мне тепло! Мне тепло! – Она говорила про себя, заверяя, что это правда, прыгая, как козочка вокруг кучи грязной, еще не выстиранной одежды.

Но от этого ей не становилось легче. Тоненькие, весенние, с тонкой подошвой, без утепления внутри, и совсем изношенные ботиночки не грели ступни. Кажется, наоборот, от них ей было еще холоднее. Если бы не теплая шаль, которой она была укутана, то бедняжка бы замерзла возле этого ручья насмерть. Правда, эта ткань была столь старой, изъеденной молью, от чего светилась дырами. Еще было под вопросом, кто кого грел: эта тряпка девушку или сама девушка эту облезлую шаль. А еще была в гардеробе жены отца Гаврилия длинная юбка платья, защищавшая  ноги владелицы от ветров и нижняя сорочка. Однако отсутствие нижнего белья, которое стоило слишком дорого, чтобы его себе могла позволить миссис Стокми, заставляло девушку сжимать крепко ноги, чтобы согреть столь важные женские органы, и не усугубить их и так столь плачевное состояние. Когда-то она не носила панталон так, как ей было в них неудобно и жарко, а сейчас она их не носила так, как не имела достаточно средств, чтобы их купить. Хотя нет, неправда. У ее мужа было достаточно денег от прихода, чтобы купить жене лишнюю пару панталон, просто он исповедовал аскетизм, то есть отречение от всех благ жизни. Отец Гаврилий и его семья пользовались только самыми необходимыми вещами цивилизации, без которых нельзя было просто выжить. И такая вещь, как нижнее белье считалось мистером Стокми роскошью и дьявольским искушением, созданным людьми, чтобы грешить и предаваться запретным утехам. Хотя сама миссис Стокми сейчас  бы с радостью потерпела бы эти маленькие неудобства, чтобы иметь возможность согреть свои женские сокровища от морозов и ветров.

- Дора, ты ли это? – услышала женщина голос соседки, старой женщины с седыми волосами и беззубым ртом.

- Я, миссис Гарретс, - ответила жена Гаврилия.

- Сначала решила, что мне привиделось. Деточка, что же ты в такую непогоду стираешь вещи? – В голосе женщины слышалось столько много сочувствия и доброты, что девушка еле не прослезилась в присутствии этой добросердечной старушки. Ей так захотелось в эту секунду очутиться в объятиях своей тетушки, которая всегда ее утешала, когда той было плохо. Но позволить себе поплакаться на плече у своей родственницы она не могла. Такая ее горькая судьба -  быть женой священника, святого лица и терпеть вместе с ним все тяготы жизни, как это когда-то делал Иисус Христос. Она не должна не только на людях жаловаться, но даже и в помыслах не могла себе позволить такую роскошь. Это было бы страшным святотатством и грехом! Да и к тому же это все ей дано в наказание за ее страшное прегрешение. Прелюбодеяние – это один из самых страшных человеческих пороков! А она себе это позволила когда-то с мужчиной, не будучи обвенчанной в церкви перед господним лицом. И за это Господь ее покарал. Миссис Стокми за свое греховное нутро и сущность несет сейчас наказание.

- Мне не сложно, - с голосом полным смирения и покаяния молвила Дороти. -  Это ведь моя обязанность. Не могу позволить, чтобы моя свекровь, супруг и сын ходили в грязной одежде. Это страшный грех, миссис Гарретс.

- Страшный грех – это заставлять свою жену в такие морозы идти к ручью, чтобы выстирать мужские портки. Чего это я рядом с тобою не вижу твою дорогую родительницу? Чего она сейчас не рядом с тобой и не полощет сама портки своего любимого сыночка в ручье? Матушку родную жалеет сыночек? Да? – продолжила миссис Гарретс. - А жену зачем беречь и лелеять?! Да? На то она и жена, чтобы быть рабыней в супружеском доме и в супружеском ложе, и делать всю черную работу по дому, а по ночам еще по первому требованию и желанию удовлетворять мужские потребности его святейшего лица. Они будут гореть за это в аду! Вот, увидишь, Дороти! Твой муж и твоя свекровь хуже самого сатаны!

4

Миссис Гарретс не могла больше слушать этого, поэтому еще раз окинув бедняжку, скрученную над мокрыми тряпками, пошаркала драными ботинками прочь.  Жена отца Гаврилия была в тоненьком платье, которое носила также и весной и летом, и с рваной шалью вокруг груди, которая грела только себя, а маленькую головку украшал черный чепчик. Но страх наказания за непослушание супругу, вынуждал девушку не замечать, в каком одеянии она была. Бедняжка как будто не ощущала холода. Истинная жена святого человека, готовая терпеть вместе с ним все житейские невзгоды! Пронеслось в голове у старухи. Она сама покрепче затянула шерстяную шаль вокруг шеи, задрожав от лютого холода, кивая головой от неутешительной сцены. Старуха, ниже опустив свой чепчик на глаза, чтобы защитить глаза от пронизывающего ветра, пошаркала рваными ботинками дальше, оставив супругов наедине, позволив отцу Гаврилию дальше упрекать свою жену за безделье и празднество.

- Твой чертенок опять испачкал всю одежду. Меньше его надо баловать, Дороти. Этого сопляка надо почаще ставить на гречку. Именно этим я и займусь, когда доберусь прихода. Не подобает сыну святого человека так себя вести.

- Он еще маленький, Гаврилий, - попыталась миссис Стокми защитить своего малыша от гнева ее супруга. – Не понимает всего.

- Вот я ему и растолкую, что к чему. Пора уже ему взрослеть. Скоро будет шесть. Надо его научить, как тяжело зарабатывать на пропитание. Отдам его в услужение в замок. Пусть поработает своими беленькими ручонками. Хватит даром мой хлеб переводить. Пора и ему уже приносить в дом деньги. А если я еще раз увижу, как он испачкал одежду, то заставлю его самого стирать свои портки и простыни. Понятно, жена моя?

- Да, муж мой, - с покорностью и со смирением ответила миссис Стокми, еще быстрее орудуя руками, чтобы отстирать пятна от чернил с рубашки супруга.

- А я пойду. Мне надо продолжить свой трактат о человеческих прегрешениях, - поучительно молвил отец Гаврилий супруге. – Тяжело дается мне написание, когда приходиться отвлекаться от столь священного занятия, посланного мне свыше, самим нашим Господом. Но ради такого высшего дела я все стерплю.

Мистер Стокми двинулся в сторону деревни, оставив бедняжку корячиться над грязными тряпками. Дорогою он бормотал себе слова, которые посылал ему свыше Господь, чтобы запомнить и потом увековечить их на бумаге, чтобы иметь возможность читать их грешным прихожанам по воскресеньям и учить их праведной жизни. А тем временем миссис Стокми отложила в сторону, выстиранную, хлопковую, рубашку святого человека, которая была теперь белее самого снега. Ни единого чернильного пятна не осталось на белоснежной ткани. Вытерев пот со лба, девушка покосилась на гору грязных простыней и одежды, все еще лежавших на земле. Она тяжело вздохнула. Вытащив из этой кучи потемневшую от постоянной стирки, жесткую рубашку, она притянула ее к своей груди, крепко прижимая. Шершавая ткань, из которой была сделана детская сорочка, больно колола женские пальчики. В ее сердце пронеслось сострадание к ее ребенку, которому приходилось носить столь грубую ткань. Жуткий ком подкатил к ее горлу, представив, как мешковина больно натирала нежную кожу малыша. Она ведь хорошо знала, как это носить на голое тело столь жесткую одежду. Ее нижняя сорочка также была сшита из этого. Вот уже на протяжении больше пяти лет, с того времени, как она стала женой отца Гаврилия, ей приходилось это делать. Другой одежды она не смела носить. Она уже давно забыла ощущения нежной хлопковой ткани на своем теле. А о шелках она даже не смела и мечтать. Ведь это считалось страшным грехом. Такую роскошь могли себе позволить только знать и аристократия. Для них не существовало грехов. Они считались высшими этого. Человеческие грехи существовали только для простолюдинов.

- Шелковое белье и рубашки только разжигают кровь и плоть, заставляя человека грешить, мечтая о телесных усладах, забывая истинное назначения людских тел, - всегда говорил мистер Стокми своей непутевей и грешной жене. -  Тело – это вместилище души, а не средство для утех.  Ты должна об этом помнить, жена моя. Колючая ткань каждую секунду будет тебе об этом напоминать, отвлекая от греховных помыслов. И таким образом возможно когда-нибудь ты сумеешь отмолить свои грехи и наш отец господний одного дня простит тебе твои прегрешения.

И действительно такая ткань настолько отвлекала от всяких подобных вещей, потому что колола нежное тело при каждом движении. Сейчас уже Дороти не так сильно раздражало ношения такой неудобной рубашки, потому что она уже свыклась немного. Ее кожа стала жестче и менее ранимой к постоянной терке. А сначала, когда она впервые одела такие одеяния, то ее кожа горела огнем, чесалась и по всему телу у нее были раздражения. По утрам она замечала кровоточащие участки так, как ночью она не контролировала свои действия и ее руки расчесывали до крови чешущиеся места.

- Видно, что у тебя кожа столь изнеженная, противиться наказанию за прегрешение, содеянное тобою, - такими были слова отца Гаврилия, когда он видел жену без одежды. – Но ничего! Скоро привыкнет к праведной жизни.

Несколько слезинок упало на детскую рубашечку, пока девушка предавалась воспоминаниям. 

- Маленький мой, прости меня за мою порочную сущность, - тихо прошептала Дороти. – Прости, что у тебя такая грешная мать. Я не желала тебе такой участи. Видит Бог, не желала. – Слезы катились по ее раскрасневшемуся лицу, превращаясь в лед вокруг подбородка. – Но чтобы искупить мой грех тебе также приходиться терпеть все лишения, павшие на мою голову.

Когда ее муж несколько дней назад положил на детскую кровать сорочку из жесткой ткани, Дороти ужаснулась от этого. Он потребовал, чтобы она сняла с ребенка хлопковую рубашечку и натянула на него это «орудие пыток», как она сама называла такую ткань. Девушка впервые не выполнила приказание супруга. Она не могла двинуться в сторону сына, чтобы сделать то, что потребовал от нее ее муж. Руки миссис Стокми отказались двигаться, и она стояла ступором.

5

Управившись с грязным бельем мужа и вещами свекрови, миссис Стокми взялась за одежду, принадлежавшую ей и ее малышу. Всего одно женское платье и нижняя сорочка, а также две детские рубашечки и штанишки оставались лежать в сторонке. Те крохи никак нельзя было сравнить с целой кучей вещей, принадлежавшим святому отцу и его матушке. Аврора Стокми позволяла себе носить дорогие платья, хотя также темных оттенков, но не черные, как у ее невестки. В ее гардеробе имелось всего четыре черных одеяния, специально сшитых для воскресных служб. А в остальное время она носила платья темно-зеленых, синих и фиолетовых оттенков. Статная матрона даже имела меховые накидки, чтобы те согревали ее  кости от ветров и морозов, когда та выходила из церкви или дома. Она так же, как и ее сын, считала, что падшие и развратные женщины должны носить невзрачную, темную и неудобную одежду, чтобы искупить свои грехи. А так как она не принадлежала к их числу, а как раз наоборот принадлежала к касте святых женщин, потому что приходилась матерью святого и праведного человека, то ее участью были шелка и меха.

- Мамочка! Мамочка! – послышалось вдали.

Миссис Стокми подняла голову и увидела бежавшего к ней ее ребенка.

- Роберт, почему ты без шапки и варежек? – ужаснулась девушка, заметив это. – Такой адский мороз на дворе!

- Но ты также без варежек, мамочка, - ответил мальчик, подбежав к той и остановившись в метре возле нее.

- Мне можно, я взрослая. А ты все еще маленький. Ты можешь заболеть, понимаешь.

- Я уже большой. И могу тебе помочь с грязным бельем.

Мальчик наклонился к своей грязной сорочке, чтобы замочить ее в ручье.

- Брось это немедленно, сорванец, - потребовала миссис Стокми, испугавшись, что ручонки ее малыша окунуться в студеную воду, от чего тот заболеет и умрет.  – Брось, я тебе говорю!

- Но, мамочка, позволь мне тебе помочь. Я не хочу, чтобы ты заболела и умерла. Не хочу остаться совсем один, без тебя. – Голос малыша дрожал, было видно, как он волновался за свою маму, боясь ее потерять.

- Мальчик мой, ты не останешься один, - улыбнулась ласково девушка, погладив ребенка по щеке. - У тебя ведь есть отец и бабушка.

- Они меня не любят, мамочка. Отец и бабушка меня презирают и ненавидят. Они жалеют, что у них родился такой плохой сын и внук, как я.

- Кто тебе сказал, что ты плохой?

- Бабушка говорила, что я сатанинское отродье и буду за это гореть в аду. Почему она меня не любит? Почему так ненавидит, мамочка?

- Ну, что ты за глупости говоришь, сынок! – Миссис Стокми нежно погладила мальчика по его черным волосам. – Твои папа и бабушка просто очень скупы на проявления чувств. Ведь твой отец - духовное лицо. Ему положено быть молчаливым и холодным. Но глубоко в душе он тебя очень любит, малыш. А как же может быть иначе. Ты ведь его сын. Все отцы любят своих детей.

- Значит, отец Гаврилий не мой настоящий папа. Ведь ты сама только что сказала, что все отцы любят своих детей. А отец Гаврилий меня не любит, значит, я ему не сын, а он мне не отец.

- Роберт, хватит нести чушь! – Дороти сняла с себя шаль и окутала ею маленькую головку мальчика, при этом также укрыв плечики малыша, заметив, как цокотали его зубы от мороза.

- Мама, я теперь буду  похож на девчонку. Все мальчишки будут надо мною смеяться.

- Ну и пусть! Зато ты так не простудишься.

Дороти нагнулась, чтобы взять немного выстиранного белья, совсем малую его часть, чтобы мальчик не надорвался.  Обвязав его сухим куском материи, она сделала из него узелок.

- Вот, отнеси это домой, - предложила она ребенку, положив на его плечи эту импровизированную сумку. – Ведь ты за этим пришел, чтобы помочь мне?

Девушка очень торопилась выпроводить малыша отсюда, боясь, что тот простудиться и заболеет.

- Скорее ступай домой, милый. Никуда не сворачивай и смотри, не упусти белье, а то маме придется снова все перестирывать. Ты все понял, малыш? Правда?

- Да, мамочка, - Роберт закивал послушно головкой, укутанной сейчас в теплую женскую шаль. Несколько черных локонов проступали из-за материи, от чего он был похож на девочку. Да еще на столь красивенькую, что такую еще надо было поискать.

Мальчик вприпрыжку побежал дорогой в деревню, крепко держа свою ношу за узелок. Он хотел как можно скорее добраться до дома незамеченным никем, особенно ребятишками, которые его постоянно доставали и обежали, обзывая разными плохими словами. Как вдруг на середине проезжей дороги, он увидел, лежавшего воробья. Роберт осторожно подошел к птичке, осматривая внимательно ту. Заметив, как черные бусинки открылись, мальчик понял, что воробушек был еще жив. Он молниеносно бросился помочь бедному существу, совсем забыв о наставлениях его мамы о том, чтобы он бережно нес белье домой. Поэтому сбросив узелок с плеч, он наклонился над птичкой. Белье же упало на землю. К его счастью эта зима оказалась снежной, поэтому вещи не испачкались, упав на снег. Но Роберт этого даже не заметил так, как все его внимание было сосредоточено на живом существе. Он снял быстренько шерстяную накидку с головы, что так любовно повязала его матушка, чтобы он не застудился, и положил в нее птичку, укутав ею бедняжку.

- Сейчас, маленький, - стал сюсюкать он воробью, нежно прижимая живое существо к детской груди. – Я отнесу тебя домой. Там тепло и уютно. Я тебя накормлю и согрею. Вот, увидишь, малыш!

6

Но только он повернулся в сторону дороги, как мимо него промчалась карета, еле его не раздавив. Из-за сильного ветра он не услышал приближение опасности. Роберт замер на месте, всматриваясь в быстро удаляющийся, роскошный экипаж. Таких красивых лошадей мальчик никогда в жизни не видел. Да и кареты тоже. Хотя единственный в их округе виконт Крекстон также имел  лошадей, но они уступали в выносливости и силе этим мощным красавцам. Да и карета лорда была не такой большой и красивой, как эта величественная карета с гербом на дверцах. Хотя экипаж владельца замка Бертольдшир считался до сих пор самым роскошным средством передвижение, которое доводилось видеть местным жителям маленькой деревушки.

- Это, наверное, карета самого короля! – Роберт решил, радуясь такой удаче. Ведь не каждый же день ему приходилось видеть его высочество. – Вот, мамочка да обрадуется, когда я ей о таком расскажу!

Но Роберт забыл о короле сразу, как на его пути повстречались ребятишки, которые постоянно его дразнили и задирали.

- Вот это карета!

- Даже у самого Крекстона такой нету!

- Вот бы на такой прокатится!

- А я бы хотел прокатиться на таких породистых лошадях, которые были запряжены в экипаж. Такие красавцы! А какая у них грива!

- А какая окраска!

Ребята стали мечтательно закатывать глаза и грустно вздыхать из-за несбыточности их желаний. Роберт также глубоко вздохнул, представив себя верхом на такой красивой и большой лошади. А потом его мысли пошли еще дальше. Он себе представил, как сидит в такой роскошной карете и любуется местными пейзажами, которые мелькают за окном.

- Что ты там несешь, бесенок? – спросил Роберта самый старший из ребят, по имени Арчи, увидав мальца. – Небось, что-нибудь наворовал, сатанинское отродье?!

- Ничего я не воровал, - ответил малыш, обидевшись больше за предположение того, что он вор, а не то, что его тот обозвал неприятными словами. – Я не вор!

- А ну, показывай, что там у тебя! – потребовал Арчи, протягивая руку, чтобы схватить шерстяную шаль. Только Роберт отшатнулся от этого.

- Да, тогда показывай, что там у тебя, - еще двое ребятишек поддержали старшего товарища.

- Не покажу! – стал возражать малыш, еще крепче прижимая воробушка к себе.

Но ребята долго не стали ждать, и оточив мальчика со всех сторон, отобрали у него и шаль и узелок.

- Смотрите, что там у него! Птенчик! – закричал Арчи, открыв полы шали.

- Отдай немедленно, - Роберт пытался выхватить воробушка у парнишки, который сильно сжимал птичку ладошкой. - Ты его удушишь! – зарычал Роберт, пытаясь допрыгнуть до руки парня, которую он поднял над своей головой. – Отдай его мне!

- А ты его отбери у меня! Попробуй! - Малыш подпрыгивал каждый раз, когда Арчи опускал и поднимал руку с воробушком, чтобы выхватить птенчика из крепких оков вредителя. - Оппа! Оппа! – Парень дразнил и смеялся над Робертом, веселясь от такой сцены.

Его друзья также смеялись, подталкивая его в спину каждый раз, когда тот отходил после очередной неудачи.

- Ну, давай еще, еще!

Роберт, устав от бесполезных прыжков, тяжело дыша, остановился, чтобы отдышаться и набраться новых сил.

- Он сейчас расплачется, ребята, - воскликнул кто-то из забияк, увидев на глазах у малыша слезы.

- Я же говорю птенчик! – язвительно бросил Арчи. – Только соплей тут нам не хватало!

- Счас побежит к своей маменьке жалеться.

- Выпусти его, тебе говорят! – Вдруг крикнул Роберт, разозлившись на своих обидчиков, остановив таким образом поток слез, которые могли пролиться каждую секунду.

Арчи удивился малышу. Он не ожидал от него такой смелости, готовясь увидеть слезы, а не столь стойкий отпор.

- Ладно, - вдруг охотно согласился парень, так быстро разжав пальцы, из-за чего Роберт не среагировал вовремя, и не успел подхватить птенчика, который упал с огромной высоты прямо на землю. К счастью снег смягчил падения воробушка.

Пока мальчик рассматривал птичку, уверяясь, что с нею все в порядке, парни стали раскидывать выстиранные вещи, вытаскивая их из узелка.

- О, это, наверное, панталоны твоей бабки!

- А это портки твоего святого батюшки!

Когда Роберт завернул воробушка осторожно в теплую шаль, только тогда он заметил, что вещи его отца и бабки валяются повсюду.

- Отдайте, - малыш стал просить ребят прекратить безобразие. – Меня за это накажут, а маме придется снова перестирывать белье. Хватит. Не надо.

- Что-то твоя матушка плохо выстирала портки твоего батюшки, - говоря это, Арчи начал топтаться ногами по брюкам, лежавшим на снегу.  - Смотри, скока на них пятен пропустила твоя мамочка.

Два других паренька, заметив действия друга, последовали его примеру, став прыгать по другим разбросанным вещам.

- Плохая хозяйка из твоей матушки. У нее руки не с того места растут.

- Смотри, скока пятен она пропустила!

- Мой отец бы мою мать за такое бы выпорол, - смеясь, молвил ехидно Арчи.

7

Спуск с холма занял больше получаса. Бертольд приблизил коня к ручью, внимательно наблюдая за тем, как бедняжка, не разгибая спины, трудиться над грязными тряпками. В сторонке от нее лежала уже целая куча выстиранной одежды.

- Бог в помощь, миссис Стокми! – бросил мужчина, поравнявшись лошадью с девушкой, которая вздрогнула и вскочила от неожиданности, выпустив белую сорочку из рук.

- Ой, прости меня, милая! – стал просить прощения Бертольд, спустившись с коня. – Не хотел тебя пугать.

- Милорд, - молвила Дороти, увидев, того, кто стоял перед нею. Она задумалась над тем, будет ли приемлемо ей сделать реверанс перед виконтом в такой не подобающей случаю и месту ситуации. Они были не в светском обществе, а в дикой местности, посреди снегов и деревьев. Здесь никто ее не осудит, если она этого не сделает. А если сделает, то это будет выглядеть наоборот смешно. Бедная девушка сейчас выглядела жалко и она это понимала слишком уж хорошо. Не предстояло такому пугалу, как она даже здороваться с лордом не то, что кланяться пред ним в почтенном приветствии. Дороти не знала, что делать в этом случае, поэтому молчание затянулось, и надо было, что-то немедленно ответить этому достопочтенному джентльмену, который являлся мужем ее тети. К счастью ей не пришлось ничего выдумывать, потому что случай решил все за нее. Сорочка, которую она упустила, испугавшись, стала уплывать от нее вниз по течению. Заметив это, она воскликнула:

- Сорочка! Она уплывет. – Бертольд понял, что имела в  виду девушка, увидев проплывающую возле него белую ткань. - Ловите рубашку, милорд! А то мне перепадет от мужа!

Дороти бросилась  вдогонку за уплывающей сорочкой. Только виконт был проворней и ближе от того места, поэтому он стал спасителем одежды.

- Бог те мой! Какая ледяная вода! – завопил мужчина, вытащив рубашку из воды.

- Да что вы, милорд. Сейчас водичка уже теплая. Посмотрела бы я, что вы сказали на  то, какой стуженой вода была с самого утра.

Пытаясь выкрутить влагу из ткани, мужчина сжал от боли в руках зубы, чтобы не закричать.

- Дайте мне, - девушка выхватила рубашку из рук виконта. – Не положено лордам возиться с грязной одеждой.

- Ах, чтобы мне провалиться на этом месте, если твоему святому мужу сегодня не перепадет от меня! – Виконт Крекстон стал согревать теплым дыханием свои пальцы, заледеневшие от воды. Но от этого стало еще хуже. Бертольду казалось, что его пальцы кто-то ломает, такую жуткую боль он ощущал. - Бедняжечка! Как ты столько одежды выстирала, милая?! – спросил нежным голосом мужчина, уставившись с содроганием на огромную кучу чистой одежды, лежавшей в сторонке.

- Бог наш нам говорит заботиться жене о ее муже и семье. Это мой долг, милорд. Как я могу позволить, чтобы мой муж ходил в грязных обносках, потому что вода, видите ли, слишком студеная?! Я не какая-то там неженка. Я очень хорошая и любящая жена. Моя совесть мне не позволит, чтобы такое случилось.

Девушка говорила так серьезно, что Бертольд даже пристал на ее сторону. Было видно, что ей совсем не сложно это делать, и что ей совсем не холодно. Он стал сомневаться в том, нужно ли ему идти к отцу Гаврилию  – учить его уму да разуму. Возможно и на самом деле вода не такая уж ледяная, как ему показалось сначала. Наверное, девушке совсем не холодно. Она оказалась очень выносливой и стойкой к такой погоде. Никакие морозы были ей не страшны.

- Да и мне не сложно совсем, - добавила Дороти, и ее зубы стали стучать от холода, а тело стало бить в ознобе. – И мне не холодно нисколечко, милорд.

- Оно и видно, как тебе не холодно, деточка! – съязвил он, поняв, что все-таки был прав с самого начало, а девушка просто делала вид, что ей не страшны эта стужа и ледяные ветра. – Давай я тебе помогу собрать все в узел и помогу довести эти горы тряпок домой.

- Нет, что вы, виконт Крекстон, - испугалась страшно Дороти, когда мужчина наклонился возле горы одежды, чтобы собрать все в одну кучу. Она также присела возле него, укладывая разные вещи в кучку. - Вам нельзя таким делом заниматься. Чтобы сказали люди, увидев, как достопочтенный лорд тащит выстиранные вещи? Да вы были бы посмешищем до конца своих дней! Люди такие жестокие. Ничего никому не прощают. Ни малейшего промаха. Я не могу допустить, чтобы над вами потешались из-за меня, сударь. Вы же такой хороший. Да к тому же вы являетесь мужем моей любимой тетушки. Если над вами будут потешаться, то и над нею тоже. Как я могу такое допустить?! Она ведь заменила мне мать, когда та умерла, оставив меня совсем одну. Она растила меня, заботилась обо мне. Как я могу отплатить за ее любовь, доброту и опеку такой черной неблагодарностью?

- Милая девочка, почему ты такая добрая? – молвил Бертольд, пытаясь помочь девушке в этом, но, не имея никаких умений в этом женском деле, он только наоборот ей мешал и портил то, что уже успела проделать бедняжка. Поняв, что он ей ничем не поможет, а из-за своей скромности и покорности она не посмеет его упрекнуть в том, что он ей мешает, Бертольд прекратил свои неуклюжие попытки. - Почему тебе в мужья выпал этот изверг, который заставляет свою бедную, миниатюрную жену делать такую каторжную роботу? Чем ты заслужила такую горькую судьбу, милая моя?

8

Из-за тяжелой работы и частых приседаний, и вставаний, чепчик Дороти сместился, выпустив наружу несколько пасм волос. От холода они заледенели, сделавшись белыми. Никогда прежде виконту Крекстону не доводилось видеть такой неряшливый вид миссис Стокми. Она всегда была прилежно одета, хотя постоянно во все серое или черное, но опрятное и чистое. А сейчас она была одета в шаль, зияющую дырами и в рваных ботинках. Бертольду показалось, что это сделано нарочно, чтобы не испортить ту прилежную одежду, которую девушка носила на людях. На голове у нее всегда имелся чепчик, который прятал от всех посторонних ее волосы. В то время как в моде были локоны, выступающие из-под головных уборов, для миссис Стокми это было запретно, это было сродни смертному греху, ее вера и мораль требовали, чтобы никогда ни единое пасмо не выбивалось из-под ее уродливого чепца. Длинные, густые волосы считались страшным искушением, особенно рыжие волосы, поэтому их прятали под шляпками и чепцами, и только законный супруг имел право любоваться волосами жены наедине в их спальне.

- Видишь, каким плохим помощником я оказался, милая Дороти. Наверное, ты сейчас думаешь, что я, как и все знатные лорды, – врун и мастак красиво говорить,  и что на самом деле я простой хвастунишка и помощи от меня, как от козла молока.

- Ну, что вы виконт Крекстон, я так не думаю.  Я считаю вас самым замечательным человеком на свете. Ведь вы сделали мою тетушку самой счастливой женщиной на свете. Она заслужила на такое счастье. Спасибо вам огромное, милорд. Пусть вас Господь охраняет! Вас и мою тетушку, и вашего будущего ребеночка. Вы взяли ее в жены, невзирая на то, что она безродная простолюдинка и … От вас теперь отвернется весь высший свет, вас будут чураться, как чумы и никуда не будут приглашать.

- Сдался мне этот высший свет! Эти плебеи и знатные мешки с деньгами меня чураются уже давным-давно. Я изгой для них еще со времен моей молодости. Мне нечего терять. Мне всегда были чужды все эти балы и приемы, вечера, с разодетыми в пух и прах джентльменами и барышнями. – Бертольд хмыкнул, показывая этим все свое презрение к этому миру богатых и избранных.  – Высокомерные плебеи, лентяи и заносчивые леди и лорды! К тому же в этой глуши из всего высшего света только я один и остался. Кто меня здесь будет чураться, дорогая миссис Стокми?! Да и если бы меня и принимали в обществе, я все равно бы не отказался от моей любимой Марджи. Она для меня все! Она мое счастье и радость! Моя любовь и поддержка! Без нее я не мыслю своей жизни после встречи с ней.

- Да благословит вас Господь Бог за то, что вы встретились на ее пути. Если бы не вы, то моей тетушке пришлось бы тяжело после смерти моего отца. Ее брат был для нее всем. А так вы стали ей поддержкой и утешением. Вы сделали ее самой счастливой женщиной на свете, а ведь она уже давно не надеялась найти себе мужа. Милорд, вы подарили ей новую жизнь, полную любви и безудержного счастья.  А еще дали шанс ощутить себя матерью. Она о таком уже и не мечтала. – Голос девушки задрожал, и виконт понял, что она себе еле сдерживает, чтобы не расплакаться. И действительно уже за секунду с ее глаз хлынули слезы. – Большинство людей в сорок шесть собирают себе принадлежности для погребения, а моя тетушка собирает принадлежности к детской колыбельки, разные миленькие вещички, которые она уже через несколько месяцев сможет надеть на своего малыша, на вашего малыша.

- Марджи также подарила мне возможность стать отцом, - молвил Бертольд, кончиками пальцев бережно вытирая слезинки с ее щек. – Это самый большой подарок, который может сделать женщина мужчине.

Дороти так поразили последние слова виконта, от чего она разинула рот, замерев в оцепенении. Не ожидала она такое услышать когда-нибудь из уст джентльмена. Девушка поняла, как сильно виконт Крекстон любил ее тетю.

Пока девушка поражалась тому, что только что услышала, Бертольд заметил кровь на лице у племянницы его жены. Он насупил брови, внимательнее всматриваясь в ее измученное лицо. Прежде оно казалось ему серым и тусклым, лишенным жизни. Он постоянно удивлялся про себя, как у такой красивой женщины, каковой была его Марджи, могла быть столь невзрачная и страшная племянница. И тут мужчина понял, что Дороти себя уродовала преднамеренно. Сейчас на щеках у девушки играл румянец. Большущие глазища сияли счастьем, и виконт поразился их цветом. Никогда прежде он не замечал, что они у нее зеленые и такие огромные. Как такое случилось? Возможно, из-за того, что Дороти всегда прятала свой взгляд от собеседника, не смотря прямо  в глаза. Но как можно было не замечать такой поразительный изумрудный цвет? Может от того, что миссис Стокми постоянно щурилась, от чего ее большие глаза казались столь маленькими и невыразительными, будто бесцветными, а две глубокие морщинки между бровями от частого прищуривания делали девичьи черты  уродливыми, отталкивающими.

Виконт Крекстон перевел свой взгляд вниз, медленно исследуя рот девушки. От того что он увидел у него широко раскрылся собственный рот. Девичьи губы столь изумили Бертольда своей формой, что у него перехватило дыхание. Они показались ему истинным соблазном для любого мужчины, в которого еще могла бурлить кровь от женской красоты. Как такое возможно?! Виконт был удивлен и сбит  с толку. Рот миссис Стокми всегда прежде казался самым обычным, даже невзрачным. Ему было жалко бедняжку из-за того, что Бог обделил ее красотою, он даже злился на матушку-природу за то, что та не наделила ее хоть капелькой женской привлекательности. Поэтому он считал, что ей страшно повезло иметь такого мужа, как отец Гаврилий. С такой-то уродливой внешностью она могла и вовсе не выйти замуж, так и остаться старой девой, доживая свои дни, нянчась с детьми какой-то богатой родственницы, которая взяла бы бедняжку к себе в дом из-за душевной доброты.

9

- Дора, у тебя кровь на лице, - тихо молвил Бертольд, любуясь тем, как дрожали девичьи губы, прикоснувшись к крови на белой коже. - Ты поранилась?

- Что? Какая кровь? – удивилась миссис Стокми, также дотронувшись ладошкой того места, где ощущались мужские пальцы.

- Нет, это не кровь, - теперь настала очередь виконта удивляться, ведь те красные пятна, что он заметил, оказались рыжими пасмами волос.

«У нее рыжие волосы?! – пронеслось у него в голове. – Вот чего не ожидал, так не ожидал!»

Бертольд был поражен, у него отвисла челюсть от этого. Несколько длинных локонов, выбившиеся из-под чепчика блестели огнем на солнце, которое выглянуло на несколько секунд – будто преднамеренно - сквозь густые, серые тучи, нависшие над ними, из которых обязательно должен был пойти снег в ближайший час.

«Не ожидал найти под «монашеской» рясой такую красоту!» - таковая мысль поразила мужчину, а потом другая мысль поразила его еще больше:

«От кого или от чего она прячет такие прелестные черты лица под этим убожеским одеянием? Ну, конечно, быть столь красивой – это грешно для жены священника! Ей следовало бы быть супругой не меньше самого короля. Столь редкая красота должна блистать во дворце, а не прозябать свои молодые годы в темной церквушке. Ею должны восхищаться, носить ее на руках и обожать, а не считать ее прелести проклятием и прятать их ото всех, как самый большой смертный грех, чтобы она не была искушением ни для кого. Ее поразительные изящество и великолепие, - как благолепие самой прекрасной женщины греческого мира, Елены, - могли бы разразить войны между многими мужчинами, которые бы желали ею владеть. А так спрятанная под этими уродливыми тряпками она никому не могла навредить, никого ввести в грех бесовского соблазна.  Так, наверное, считал ее святейший муж, беря такую красавицу себе в супруги».

Пока Бертольд мучился такими мыслями, девушка быстренько спрятала непослушные локоны обратно в свой кокон – под чепчик, не вымолвив ни слова и опять потупив свой взгляд в землю, при этом крепко сжав губы, от чего они снова стали казаться одной маленькой, узкой полоской на убогом лице.

«Ну, вот опять – невзрачная серость и уродство! А возможно мне все это почудилось?!»

Виконт был сконфужен. 

«Могут ли под этими поношенными платьем и шалью прятаться соблазнительные изгибы и округлые формы?»

Мужчина измерил хрупкую, девичью фигурку изучающим и оценивающим взглядом, чтобы найти хоть что-либо из-того, о чем он только что думал. И не найдя ничего из-за широкого фасона платья, скрывающего все под своими надежными складками, он понял, что только отцу Гаврилию позволено было ведать об этом. Однако все-таки некоторые изменения он заметил. Касалось это ее осанки. Девичьи плечи каким-то образом стали шире, что придало ее облику очаровательный вид. Ведь миссис Стокми постоянно сутулилась, из-за чего выглядела неуклюжей, а еще ее походка напоминала утиную, она как-то странно ходила, ему иногда казалось, то у нее кривые ступни или лодыжки не из того места растут. Но тут она спохватилась так быстро, что сделать особа с кривыми ногами не смогла бы, поэтому он отмел эту мысль, как неправильную.  А еще девушка двигалась с такой живостью и легкостью, совсем позабыв о своей утиной походке и сутулости.

«Она и в этом притворяется?! – изумился Бертольд. – Но зачем?»             

Миссис Стокми передвигалась так изящно и красиво, будто парящий лебедь по озеру кружил. Столь странное сравнение вызвало в мужчине улыбку на губах, он совсем не подозревал, что у него имеется такая поэтическая душа. Это его Марджи сделала из него романтика и поэта. Он готов был ежесекундно сочинять ей сонеты, и посвящать ей свои подвиги, которые желал делать ради нее хоть каждый день. И вот пред ним предстала такая возможность – сделать подвиг. А именно явить миру настоящую Дороти Стокми - не гадкого утенка, а белого лебедя, спящего или специально прячущегося в этом убожеском, сером обличии. Только вот как это сделать? Ведь уже за минуту девушка опять стала ходить уточкой и кривить спину, сутуля плечи, будто вспомнив, что она не лебедь, а уродливый гусь, а гуси должны соответственно двигаться и выглядеть.

- Милорд, вам лучше поторопиться, а то из этой тучи скоро пойдет снег, - неожиданно услышал он дрожащий, тоненький голос. – К замку еще далеко. Поторопитесь, а то не успеете, и дорогу заметет снегом. Тогда вам будет трудно найти путь сквозь пургу.

- Будто путь к Брантгольду ближе, - ответил Бертольд, придя наконец-то в себя. - Давай положим эту кучу на седло, и мы быстренько уберемся отсюда, пока нас здесь не замело.

- Нет, что вы, сэр. Мне надо еще выстирать вот эту накидку. Матушка Аврора надевает ее по воскресным богослужениям. А воскресение уже за два дня. А еще надо высушить эту грубую ткань. Она ведь сохнет очень долго.

- И чего это сама матушка Аврора не стирает свою накидку?! – возмутился виконт, поднявшись на ноги.

- У миссис Стокми со вчерашнего дня страшно разболелась голова и спина прихватила, от чего она даже ложкой еле орудует сама, - стала защищать свою свекровь любящая невестка, пытаясь показать женщину в более благоприятном свете, продолжая, стоя на коленях, рассматривать черную накидку.

- Понятно! – злобно бросил Бертольд, рассердившись страшно на то, что эта женщина так мастерски манипулировала бедной девочкой, верующую в то, что все люди хорошие, и не ведающую о том, что бывают столь искусные притворщики, использовавшие добрые, наивные души в своих корыстных целях.

10

Дом семейства Стокми считался одним из самых больших и красивых в деревне. Он был построен специально по приказу покойного лорда Бьюкена более сорока лет назад для священника и его семьи, который проживал тогда в деревне. Здесь было не меньше пяти гостевых комнат, огромный кабинет, уютная гостиная, небольшая кухня и кладовая с темным чуланом. Мебели здесь было немного, но достаточно, чтобы было, где усадить гостей и самих домочадцев. Не слишком новая, но и не старая, она была сносной для приличного общества и для уютного проживания. Такой вывод сделал виконт Крекстон, прячась здесь от снежной бури. Гостиная казалась большой, хотя и не очень светлой из-за недостатка света. Всего три свечи горели, расставленные в разных частях комнаты, пытаясь хоть как-то осветить это огромное помещение. А еще горел камин, языки пламени которого ярко горели и плясали, создавая в доме уют и покой, и благодаря которому здесь было тепло. Но присмотревшись хорошенько, Бертольд понял, что только благодаря женским рукам эта гостиная казалась более-менее приличной для приема столь знатных особ, каковым он являлся. Ковер под ногами, хотя и выцветший давным-давно, выглядел ухоженным и чистым. Ни одной соринки или пятнышка не было заметно на нем. Хозяйка этого дома, наверное, никогда не отдыхала, постоянно убираясь. Полы также были вымытыми дочиста и натертыми до блеска, из-за чего виконт увидел собственную тень, которую бросало его огромное тело. Тумбы и комоды также блестели, натертые до блеска без пыли и отпечатков пальцев на них. Единственное огромное зеркало, стоявшее в правом углу от него, было столь чистым, без единого развода, от чего Бертольд заметил гусиные складки вокруг своих глаз,  а также седину в бакенбардах. Да, он, конечно, постарел, но выглядел на свои пятьдесят, как сорокалетний мужчина. Он улыбнулся своему отражению, выставляя напоказ ряд белых, ровных зубов.

- Я же просила тебя выстирать мою накидку в первую очередь, - вдруг послышался властный голос миссис Стокми. - Я так рассчитывала на твою помощь. А ты так меня подвела. – Бертольд увидел посредине гостиной свекровь с невесткой, которая держала грязную, не выстиранную верхнюю одежду. - В чем же мне теперь, скажи на милость, идти на это воскресное богослужение? Если бы знала, что на тебя нельзя положиться, то сама бы все сделала. А что теперь мне, прикажешь, делать, Дора? Теперь самой придется идти в такую вьюгу стирать! – Женщина закатила глаза, положив руку на лоб, будто приготовилась упасть в обморок от жуткой, ноющей боли. – Ох, и как ноет моя спина! Я еле держусь на ногах.

- Ну, что вы, матушка, я сама все сделаю, как только прекратиться эта метель. Вам нельзя перетруждать свою больную спину. Вы и так еле держитесь на ногах. Вам надо отдыхать, чтобы набраться силы и чтобы выдержать воскресную службу. Подите и присядьте на софу.  Я вам помогу. – Взяв женщину под руку, она направилась с нею к нужному месту.

И тут Дороти заметила виконта, стоявшего  у входа с таким удивлением в глазах, а еще злостью, нарастающую с каждым словом миссис Стокми. Еще секунда и здесь началась бы буря похуже той, что бушевала сейчас снаружи.

- Милорд, вы похожи на снежного человека, - радостно залепетала девушка, бросившись к нему, пытаясь охладить его пыл. – Проходите, пожалуйста. Не робейте, чувствуйте себя, как в собственном доме.

Веселый девичьей смех действительно смягчил мужчину, охлаждая его злость. Он понял, что она умоляла его не набрасываться на миссис Стокми с упреками и не высказывать той все, что он на самом деле думал о ней.

- Ах, виконт Крекстон! Какая честь для нас принимать вас в нашем маленьком домишке! Проходите, дорогой. Не стесняйтесь, - Аврора быстренько подошла к мужчине, схватив его под локоть и потащив за собой поближе к камину.

«И куда это девалась вся хворь из больной спины уважаемой и достопочтенной матроны? Разве что я Иисус Христос, творящий чудеса, и один взгляд на меня делает людей здоровыми!»

С такими мыслями виконт присел возле хозяйки дома, которая очень близко придвинулась к мужчине, что считалось в пристойном обществе возмутительным и непринятым для столь почитаемой миссис. Бертольд понял, что эта женщина так и не смирилась с тем, что он выбрал себе в жены не ее, а тетю ее невестки. Эта двуличная особа все еще питала какие-то тайные надежды, чтобы его окрутить и сделаться виконтессой Крекстон.

- Мне столь приятно, что вы решили нас почтить своим приходом, - радостно запела Аврора, продолжая держать обожаемого ею мужчину за локоть. - Я столь рада, столь рада, что совсем забыла о боли в спине. Одно ваше присутствие делает меня счастливой и здоровой!

«Теперь я понимаю, как сложно отказать этой женщине в чем либо. Ее притворство не знает границ. Бедная Дора!»

- Я пришлю вам верхнее убранство своей супруги своим слугою, как только прекратиться эта метель, - вместо того, чтобы играть в милого гостя, Бертольд обратился в гостеприимной хозяйке дома воинственно. -  Только Бога ради не надо снова посылать бедную девочку в такую вьюгу стирать.

11

Глаза Авроры расширились от удивления и обиды. Она отпустила руку джентльмена, но не отстранилась от того.

- Разве я ее посылаю, милорд? - надув свои пухлые губки, прохрипела миссис Стокми. Она выглядела сейчас, словно обиженный котенок, жалобно мурлыкающий от несправедливого отношения к нему.   -  Вы так говорите, будто я ее принуждаю это делать. Разве я плохая тебе мать, Дороти? – Подняв на Дороти свои глаза, полные слез. - Неужели я плохо отношусь к тебе, милая? – продолжала изображать из себя невинную овечку, несправедливо обиженную дикими волками. - Ох, мое сердце! – Она схватилась рукою за грудь, правда, совсем забыв, что этот орган находился в левой стороне. Но вовремя спохватившись,  ее рука, как бы невзначай передвинулась в правильную сторону. - Оно не выдержит такой несправедливости.

- Матушка, ну что вы такое говорите, - бросилась Дороти в ноги своей свекрови, присев возле той на колени, сжав ее ладошку в своих руках. - Меня никто не принуждал идти к ручью.

Чистое сердце и вера в человеческую доброту бедной Дороти заслоняли ее глаза пеленой, и из-за этого она не видела, какой легкой мишенью была для хитрой миссис Стокми, которая своими «материнской заботой и любовью» манипулировала бедной девочкой, вертя ею, как ей хотелось. Если бы вчерашним вечером Аврора не стала  причитать над тем, что ей нечего одеть так, как все вещи загрязнились, и их следовало поскорее выстирать, то добродушная жена отца Гаврилия сегодняшним утром не бросилась бы, пока все спали, с горой грязных тряпок к ручью в такую непогоду. Ведь бедная женщина собиралась после завтрака заняться стиркой, невзирая на свою ноющую спину и пальцы, покрученные артритом. Разве могла Дороти позволить своей больной свекрови такое? Да еще в такую стужу и морозы! Она бы себя не простила до конца своих дней за такое прегрешение. Бедная девочка не могла бы спокойно сидеть дома, пока миссис Стокми стирала бы в такой ледяной воде одежду, поэтому, собрав загрязненные  вещи всех членов семьи, она направилась к ручью. Было еще совсем темно, жители всей деревни еще видели сладкие сны, а кто жуткие кошмары, пока Дороти в старом платье и рваной накидке, и дрянных сапогах, - преднамеренно надев все худшее, что имелось у нее, чтобы не пачкать новую одежду, - не выбралась из теплого дома на жуткий мороз. Как только она переступила порог, ледяной ветер дунул ей в лицо, из-за чего ей перехватило дыхание. Она остановилась, сомневаясь в правильности своего решения. Маленькие пальчики моментально заледенели от невыносимого мороза. Девушка посильнее завязала шаль вокруг груди, чтобы ту не сдуло ветром и чтобы морозы не могли прокрасться внутрь тела. Однако это действие не помогло, так как огромные дыры способствовали проникновению мороза в плохо защищенные части тела, разве что не позволило старой ткани улететь за ветром. Маленькие слезинки выступили на глазах у бедняжки, тут же становясь льдинками. Щеки раскраснелись и так сильно жгли, что девушка сжимала зубы от жуткой боли. Нежные девичьи губы потрескались от морозов, крася их в красный цвет.

- Я сама вызвалась это сделать, - продолжала Дороти защищать свою свекровь от несправедливых, - так ей казалось, - нападок виконта Крекстона. - Слишком много грязных вещей накопилось у нас за время этих жутких морозов и снегопадов. Больше ждать пока, проясниться не было сил. Это ведь только моя вина, что я не успела выстирать накидку вовремя. Поэтому должна все исправить. Если бы не мое бахвальство, если бы я не брала на себя слишком много, то вы бы сами выстирали свою накидку вовремя, и она даже уже успела бы просохнуть возле камина. Не смейте считать себя плохой, дорогая матушка! Вы самая хорошая свекровь на свете. Вы стали мне второй матерью. И за это я вам так благодарна. Дорогая миссис Стокми, вы приняли меня в своем доме с таким радушием и душевным теплом, осыпая меня своим вниманием и награждая невидимой щедростью, давая мне кров, еду, одежду, словом все, в чем я только нуждаюсь.

- Дядя Берни! – послышался детский голос, и уже через секунду возле Бертольда стоял черноволосый мальчуган, разрядив накалившуюся атмосферу в комнате между взрослыми.

- Роберт, неучтиво называть так виконта Крекстона, человека высшего от тебя по происхождению и по титулу, - стала учить уму да разуму мальчика его бабка.

- Не корите малыша за это, миссис Стокми. Это я сам просил его меня так называть также, как вы меня просили называть вас по имени. Помните, дорогая Аврора?

О, она так любила слышать свое имя из его уст! Это было для нее божественной музыкой, исходившей с небес, усладой для ее души. Бертольд понял, что попал в яблочко, он сумел перехитрить женщину ее собственным оружием.

- И мне очень приятно, что он меня зовет дядей, потому что он как две капли воды похож на моего племянника. И если бы я лично не знал, что отцом Робби является отец Гаврилий, то считал бы, что мой племянничек был в тесном знакомстве с вашей невесткой, дорогая Аврора.

Это было сказано несерьезным тоном, а так, чтобы смягчить воинственно-настроенное против малыша отношение. Виконт Крекстон улыбнулся миссис Стокми чарующей улыбкой, от которой она теряла разум, сердце гулко трепыхалось в ее огромной груди, тая, словно воск возле пламени.

12

- Ну, хорошо, - согласилась Аврора, похлопав малыша по спине. - Но только на людях зови виконта Крекстона милордом, не иначе, понял меня, Роберт?

- Да, бабушка, понял, - быстренько согласился мальчуган, протягивая к мужчине сверток, на ходу разворачивая его.

Оттуда выглянули маленькие, черные глазки и послышалось чириканье.

- Смотрите, что я нашел в поле, дядя Берни, - стал радостно лепетать Роберт, пока воробушек трепыхал крылышками, пытаясь взлететь. – Этот малыш бы замерз под шаром снега, если бы я его не нашел.

- Выбрось, выбрось эту гадость немедленно! – стала вопить не своим голосом миссис Стокми. - Оно запачкает своим пометом мне всю мебель.

- Бабушка, воробушек замерзнет на улице, - устрашился Роберт помыслам собственной бабки, еще больше убеждаясь в ее злобе и подлости. -  Там такая вьюга!

- А мне то, что до этого гаденыша! Пусть подыхает, если не может за себя постоять!

Настала жуткая тишина. Миссис Стокми поняла, в каком некрасивом свете предстала перед виконтом Крекстоном. Не сдержав свою злобную суть в себе, она показала себя во всей своей красе. Она молчала, размышляя, как себя выбелить в глазах любимого мужчины, как выкрутиться из этой неловкой ситуации, в которой она оказалась по милости этого несносного мальца, которого ей приходилось терпеть из-за того, что ее сын притащил в дом жену на сносях, и то не от него самого.

- Робби, хочешь, я заберу его в свой замок? – спросил Бертольд, посадив мальчика между собой и злобной женщиной, способной выбросить на мороз маленькое существо. - Там он сможет спокойно гадить, где ему будет угодно, не боясь, что за это его выбросят на стужу, замерзать насмерть. – Мужчина нежно прижимал малыша к своей огромной и надежной груди. - Там ему будут рады.

- Правда, дядя Берни? – малыш смотрел на мужчину, как на своего кумира, настоящего героя, спасителя всех обездоленных воробьев.

- Правда, маленький мой, правда, - ласково шептал Бертольд, поглаживая малыша по черным волосам.

- Роберт, малыш, прости меня, я не то имела в виду, что наговорила, - наконец-то молвила миссис Стокми, пытаясь оправдать свои гнусные действия и слова перед глазами всех присутствующих  в комнате, особенно перед глазами виконта. Ведь именно его доброе мнение о ней ей было важным. А то, что подумают о ней этот найденыш и ее гадкая невестка, ей было все равно. - Просто я до жути боюсь птиц. У них такие страшные клювы, которыми они могут выклевать мне глаза.

- Этот птенец слишком маленький, бабушка, чтобы тебе навредить. Он на такое не способен. Это другие могут сделать ему больно. 

Следующий час виконт Крекстон провел очень интересно, а главное в тепле и уюте, пока на улице царила такая страшная вьюга. Сначала его развлекал Роберт, рассказывая самые забавные истории из его столь юной жизни. От мальчика не отставала и его бабушка, развлекая столь важного гостя своими женскими небылицами и сладкими речами, вечно вешаясь на его руке и томно бросая взгляды в его сторону. А вот Дороти это время провела на кухне, занимаясь уборкой и готовкой обеда. Потом вышел из кабинета мистер Стокми, который работал по несколько часов каждый день, невзирая ни на что и ни на кого, над своим трактатом об отстранении от мирского мира и его благ. И от этого дела никто не имел право его отвлекать, даже столь почтительные джентльмены, почтившие его дом своим присутствием.

- Мое решение отречься от всего людского и стать мучеником во имя Иисуса Христа и нести все лишения со стойкостью святых мира сего далось мне нелегко, виконт Крекстон, - вел беседу хозяин дома. -  Будучи младшим сыном барона, я не лишен был достатка, хотя и не унаследовал баронский титул и все привилегии, которые следовали за этим, но безбедная жизнь мне была обеспечена. Да и сейчас мой приход дает мне не малый доход …

- Но разве ты пользуешься этими деньгами? – не выдержав больше, встряла в разговор Аврора, пиная сына за его образ жизни, то есть за отречения от всех благ цивилизации. - Ты все заработанные гроши отдаешь на благотворительность, сынок. Как тяжело быть матерью такого святого человека, виконт Крекстон! – обратилась женщина к гостю, утирая слезинки с уголков глаз.

- Матушка, разве вы лишены всех благ и удобств, которыми пользуются обычные люди?

- Нет, Гаврилий, не лишена. Ты столь хороший сын, что не способен лишить собственную матушку от того, что требуется для сносной и удобной жизни. Но разве я могу радоваться всем тем благам и вещам в полной мере, если мой единственный сын влачит столь скудное существование?!

- Матушка, давайте, не будем об этом при посторонних, пожалуйста. Я вас очень прошу, - Гаврилий спокойно посмотрел на мать, и она сразу же его послушалась, без лишних пререканий и протестов.

Пока гостеприимная хозяйка дома раскладывала приборы на стол, а ее сынишка ей в этом помогал, мистер Стокми  продолжал восседать на своем любимом месте возле огня,  как король на своем троне. Его матушка Аврора также и пальцем не помогла своей невестке, развлекая в это время дорогого гостя своими дополнениями и вставками о нравоучения, морали и благоденствии, выходившие из уст святого отца Гаврилия. А сам виконт Крекстон дивился тому, как он мог увидеть в сером и блеклом обличии Дороти Стокми неземную красоту. У него от мороза не иначе пропали все здравые мысли и помутился рассудок, когда он помогал девушке с выстиранными тряпками. Она полная копия своего мужа, который был также некрасив и безобразен, как и его бедная жена. Прищуренные глаза, непонятного цвета, сжатые до посинения губы, сгорбленные плечи с кривой осанкой и утиной походкой делали бедняжку столь страшной и уродливой, что кроме жалости и сочувствия ее внешность ничего не вызывала в окружающих. Пусть она и сняла с себя рваную накидку, но мешковатое, серое платье по-прежнему оставалось на ней. А оно было столь скромным и страшным, каким и должно было выглядеть одеяния жены священника.

13

Морозы и снежные вьюги этой зимой, слишком сильные, надоели порядком и бедным и богатым. Хотя и у последних особей были все принадлежности гардероба, чтобы не мерзнуть, однако собачья стужа пробиралась сквозь дорогие накидки с мехами и тепленые плащи до самых костей и даже голубая, аристократическая кровь не была этому препятствием. Ричард облизал губы из-за ледяного порыва ветра, закутав шею покрепче меховым воротником своего плаща. Его черные волосы растрепались и лезли ему в глаза, а соболья шапка некрасиво искривилась на бок. Руки в кожаных, утепленных  перчатках промерзли так, что он их не чувствовал. Правда, все эти мелочи не могли отвлечь его от наблюдения за маленьким мальчиком, который был одет слишком легко, как на такую погоду. Тоненькое пальтишко и осенние ботинки не могли согреть мальца. Правда, тот как будто и не замечал этих морозов. На его голове была обычная кепка, а на руках отсутствовали перчатки.

- Ричи, милый, пойдем скорее, - услышал герцог с правой стороны женский, тоненький  голосок. – Я вся промерзла. Мы и так слишком долго задержались в этой чертовой деревне. Если бы не эта метель, что вынудила нас более часа томиться в той комнатушке, мы бы уже давно прибыли в замок. Хотя еще не известно, возможно  место, куда мы направляемся, будет еще похуже этого постоялого двора.

И тут герцог Эштон вспомнил, что он был не один, а со своей любовницей, маркизой Ботем. Он внимательно посмотрел на нее.  Ее красивые губки скривились от недовольства и посинели от холода, а глаза сузились так, что некрасивые морщинки появились вокруг глаз. Даже такие мелочи не могли испортить красоты этой женщины. Она была поистине неписаной красавицей. К тому же очень умело грела его кровать. Ричард еще ни разу не пожалел, что пустил Софию в свою постель. Она отлично справлялась со своими обязанностями.  Один только факт его смущал. Эта красавица метила в герцогини. А он не желал жениться. Наследник у него уже был и поэтому такой обузой, как жена, он не торопился обзавестись. Зачем портить те красивые отношения, которые были между ними уже более четырех лет? Ричарда и так все устраивало. А матерью для Джона эта страстная и умелая маркиза не станет никогда. Она не нашла контакт с его сыном с первых дней их знакомства. И со временем только наоборот сделала пропасть в отношениях с мальчиком еще более глубокой. Джон ненавидел и презирал эту женщину и терпел ее присутствие с крепко сжатыми зубами и кулаками только ради него.

- На что ты так уставился, дорогой? – продолжала капризно спрашивать женщина, кутаясь в свою белую шубку, крепко держась за мужскую руку. – Здесь такая глухомань, что не на что смотреть. Как я согласилась добровольно приехать в эту дикую страну?

- Заметь, София, ты сама согласилась сюда добровольно приехать, я бы даже сказал, сама увязалась за мной. Тебя никто не тянул против твоей воли. Ты сама запрыгнула в карету, чуть ли не на ходу.  Так что изволь молча и со смирением на лице терпеть это путешествие и пребывание в этой варварской стране, как ты успела выразиться однажды.

- А ты хотел, чтобы я тебе позволила сбежать от  меня на край света и кто знает насколько времени? За это время ты мог мы меня забыть и подыскать мне замену. А этого позволить я не могла. Слишком мне нравиться быть твоей любовницей, милый!

- Ох, и лисица ты, София! Умеешь ты льстить и угождать мне, поэтому терплю тебя и твои выходки столько времени. Сотри со своего красивого личика эту гримасу недовольства всем, что ты видишь вокруг и начинай привыкать к этому дикому и необузданному краю. Мы здесь пробудем долго.

- А я с детства ненавижу Шотландию с ее этими варварскими землями. Однажды побывав в этих горах и сломав ногу, перепрыгивая через них, я чуть не осталась кривоножкой на всю жизнь.

Ричард захохотал от смешной болтовни своей спутницы, представив себе Софию, перепрыгивающую через овраги. Она его всегда умело развлекала. Особенно по ночам, да и не только. Эта дамочка была столь изыскана и порочна в постельных утехах, что умудрялась его удовлетворять всегда и везде. Ей не надо было ждать ночи, чтобы сделать ему приятное. И такая мелочь, как отсутствие постели никогда ее не сдерживала от того, чтобы залезть ему под брюки. Она постоянно поднимала свои юбки и расставляла перед ним свои длинные ножки, открывая для него поистине сладкое лакомство. И это его радовало. А то иначе он давным-давно бы от нее избавился.

- Тебе смешно, Ричи? – надула злобно свой сладкий ротик маркиза Ботем, еще крепче сжав руку своего спутника. – А я ведь могла остаться хромой калекой на всю жизнь. И тогда бы ты никогда не обратил своего внимания на меня.

- Я думаю, даже кривоножкой ты была бы поистине прелестной в одном деле, дорогая моя маркиза Ботем, - молвил Ричард, ехидно улыбаясь. – Такая мелочь, как хромота тебе бы не помешала в умении развлекать мужской пол. В этом тебе нет равных, Софи.  Ты мастерица на все руки. Уверен, что ни один мужчина, побывавший в твоей опочивальне, еще не остался не довольным. Для тебя это было бы сродни смертному греху – не удовлетворить джентльмена.

- Ты меня обижаешь, Ричард, говоря мне такие гадости. Ты ведь знаешь, что кроме тебя для меня больше никого не существует. Все те мужчины в прошлом. Я ведь так тебя люблю, что даже согласилась сюда приехать, хотя и терпеть не могу Шотландию.

- Если ты так меня любишь, почему ради меня не можешь полюбить и моего сына? – задал серьезный вопрос мужчина, которого София совсем не ожидала сейчас услышать. – Ведь он моя кровь и плоть. И он мой единственный наследник.

- Но, Ричи, любимый, ты ведь знаешь, - маркиза Ботем сладко надула свои губки, ластясь к мужчине, словно ласковая кошечка, - что я могу так сделать, что у тебя будут и другие наследники.

14

А герцог Эштон продолжил наблюдать за маленьким мальчиком. Он был так похож на него, когда он был также пятилетним ребенком. Черные, большие глаза гордо сверкали из-под опущенных ресниц. Длинные волосы, цвета вороного крыла, растрепались на ветру, как и его собственные. Возле малыша возилась женщина, видимо его мать. Она надела на его ладошки перчатки, правда, Ричард заметил, что они были столь тоненькими для такой стужи, что вряд ли бы согрели беднягу. Мать мальчика это поняла, поэтому присела возле него на корточки и стала растирать заледеневшие маленькие пальчики, согревая их в своих руках, время от времени согревая также их и теплым дыханием. Женщина была одета в серое, ношеное пальто, кепка того же цвета делала ее еще более невзрачной, чем она была на самом деле. Еще одно серое существо в этом сером мире холодов и морозов. Бедняжка принадлежала к этому миру нищеты, поэтому как никто другой спокойно вписалась в эту непроглядную серость будней и улицы. А вот Ричард в своем дорогом одеянии был похож на самого короля, который случайно забрел в эту Богом забытую глухомань. Это понимали и те редкие прохожие, которые остановились, чтобы поглазеть на столь редкое зрелище, как солнечное затмение.  Ведь не каждый день они видели такую шикарную карету и таких разодетых в пух и прах аристократов, какими были он с маркизой Ботем.

К мальчику и женщине подошел мужчина. Он оказался священником. Что-то тихо молвив им, он двинулся улицей. Женщина, встав с колен, взяла мальчика за руку и последовала за мужчиной. Видимо она была его женой. А этот малыш был его сыном.

- Милорд, простите меня, наглеца, - услышал Ричард мужской голос со стороны кареты. – Но лошади уже замерзли. Смотрите, как копытами бьют, бедняги.

- Да-да, конечно, - ответил он, посмотрев на кучера. – Я уже иду. А ты случайно не знаешь вот ту странную пару? – спросил Ричард, указав рукою на священника и его семью.

- Ну, как их не знать! – молвил быстро мужчина, кутаясь в меховое пальто и стуча собольими ботинками о ледяную землю, чтобы хоть как-то согреть промерзлые пальцы ног. – Это отец Гаврилий и его жена с сыном.

«Отец Гаврилий?! – герцог Эштон напрягся от услышанного имени. – Также как и тот, что должен был обвенчать нас с Кети».

- Странная пара, да? – продолжал тем временем кучер. - Все так считают, когда их видят. Местные за глаза их зовут красавица и чудовище!

- Странно, но что-то я не заметил, что эта женщина блещет красотою. Она, как раз под стать жене священника, хочу заметить, такая же блеклая и серая.

- Ну, что вы, милорд! Миссис Стокми, хотя и не блещет красотою, но уродиной ее ни как не назовешь. Конечно, бедняжка одета, как нищая. Ведь живут они в бедности и нищете. Правда, отец Гаврилий так не считает. Он ведь как все страшно верующие священнослужители, считает, что все священники должны жить, как Иисус Христос, то есть…

- То есть влачить нищенское существование, - перебил мужчину Ричард.

- Смиренное существование без разных соблазнов будет правильнее, милорд, - добавил тот.

- А малец - их сын?

- Да, милорд. Правда, за глаза поговаривают, что он, ну, никак не ребенок отца Гаврилия.

- Неужели? И почему все так считают?

- А вы не видели нашего батюшку? Ни кожи, ни рожи. Такой длинный, тощий с длинным носом и редеющими рыжими волосами. Кожа смуглая, желтоватая. А Робби хотя и светлокожий, как миссис Стокми, но совсем на нее не похож. И странно, что глаза у сорванца черные, в то время как у матушки – зеленые, а у батюшки – голубые. К тому же волосы у мальца черные, как смоль. Скажите мне на милость,  лорд Эштон, откуда у рыжеволосой пары может быть черноволосый ребенок.

- А что миссис Стокми также рыжеволосая? – спросил осторожно Ричард, затаив дыхание, ожидая ответа.

- Да, - подтвердил утвердительно кучер. – Правда, никто на свои собственные глаза этого не видел, потому что миссис Стокми на людях никогда не снимает чепчик. Но наша Пегги говорит, что однажды видела, как рыжее пасмо выглянуло из-под головного убора Дороти Стокми. С тех пор все и считают, что и жена отца Гаврилия также рыжеволосая.

Сердце Ричарда стало бешено колотиться сразу после слов мужика о том, что мать мальчика имеет зеленые глаза. А после последних слов, что родители Робби оба рыжие, - ему вообще стало нечем дышать. Он стянул меховую шапку с головы и расстегнул пальто, а затем и камзол. Ему стало так жарко, что он сразу забыл о морозах, царивших на улице.

«Это еще ничего не значит, Ричи. Успокойся. Миссис Стокми - не твоя Кети. Да и Кети вообще уже давным-давно не твоя, если она когда-нибудь и была твоей. Схожесть  малыша с тобой – еще ничего не значит. Хватит себя мучить! Прекрати это немедленно! Выбрось это из своей головы! Не смей даже думать о ней, дурак!»

- А сколько малышу лет? – поинтересовался герцог, даже не заметив, с каким волнением ждет ответа.

- Где-то пять, милорд.

Ричард напрягся от этого.

- А отец Гаврилий местный? Я имею в виду – он здесь родился?

- Да, сэр. Он местный. Он тут родился. А вот миссис Стокми не из этих краев. Отец Гаврилий привез ее аж из самой Англии. Ну, так поговаривают. Миссис Дороти впервые увидели здесь уже беременной.  И Роберт родился здесь.

- И когда мистер Стокми привез свою жену сюда?

15

Деревня Брантгольд была столь маленькой, что София успела перечислить все дома, которые имелись в этой глуши. Женщина насчитала около тридцати халуп, не считая церковного прихода со скромной церквушкой, которая находилась в самом дальнем месте этого шотландского поселения. Недалеко от этой божьей обители расположилось кладбище, которое больше походило на заросли, а не на место, где нашли вечный упокой души умерших родственников, друзей, мужей, жен и детей здешних селян. Похоже, было, что местные жители не часто наведывались к покойничкам, чтобы почтить их своим визитом и скрасить их одиночество. Могилки здесь были столь запущенными и неухоженными, что из-за сухих сорняков еле было видно каменные надгробия или деревянные кресты, которые еле проглядывали из-под сугробов.

«Я умру здесь от тоски! – размышляла вдовствующая маркиза Ботем, вглядываясь в мрачные и унылые пейзажи, мелькавшие за окном. – Мало-мальски приличное общество осталось уже давно позади; еще как наша карета пересекла шотландскую границу. С кем здесь можно скрасить свой досуг? Ну, Ричард! Я тебе еще покажу свой характер. Я тебе это обязательно припомню, как только мы поженимся, мой дорогой! Но сейчас придется это терпеть со сжатыми зубами и умело прикидываться, как я рада от пребывания в этой Богом забытой деревне».

Взгляд темных глаз пал на мужчину, мирно сидевшего рядом с женщиной. Тот, казалось, наслаждался серостью и унынием мира за окнами кареты. Как будто они его совсем не пугали, потому что стали его частью давным-давно. А своих не пугаются, как говорится, а наоборот наслаждаются обществом друг друга.

«К счастью Ричи страстный любовник и не брезгует постигать все новое и неизведанное в постельных утехах. Так что возможно и не придется мне здесь тосковать! Делать Ричарду здесь будет нечего, так что я смогу полностью занять его своим божественным телом».

Софию так согрела эта мысль, что она еле в ладоши не захлопала от радости. Но к счастью удержалась, вспомнив, в чьей компании она сейчас находилась.

«А еще можно будет убедить Ричи пригласить лондонских гостей, чтобы те погостили здесь немного. Пусть только они приедут, и я непременно сделаю так, что их пребывание здесь растянется на все то время, что и они  здесь пробудут. Так что, может, выпадет возможность пошалить с кем-то из приезжих втроем вместе с самим Ричардом».

Женские губки томно растянулись в плотоядной улыбке, пока их хозяйка пребывала мыслями далеко отсюда, а если быть точнее, то посреди огромной постели в компании мужчин, одним из которых был герцог, который в данный момент мирно облокотился на мягко обитую спинку, совсем не подозревая о грешных мыслях, царивших в черной головке его спутницы. Неожиданно розовый язычок выглянул из милого ротика маркизы и сделал круговые движения вокруг нежной плоти. Такие эротические образы возбудили женщину настолько, что она мгновенно забыла о предстоящей скуки, которая ее ожидает в этой убогой шотландской провинции. Ручка Софии потянулась к мужскому паху и быстрым движением накрыла сверху лакомое место. Огромная, мужская ладонь молниеносно легла сверху; длинные пальцы, как когти хищника, вцепились в нежную женскую плоть, сжав крепко, не давая при этом возможности двигаться. Глаза любовников встретились, одни были полными страсти, а другие – враждебностью и не приветствием. Однако уже за несколько секунд они превратились изо льда в пламя, наблюдая за круговыми движениями розового язычка вокруг сладких и пухленьких губ.   Мужские пальцы сразу расслабились и позволили женским умелым пальчикам пробраться в заветное местечко к желаемой, лакомой цели. София обхватила мужское орудие любви ладонью, взяв ее в свой плен. В мгновении ока вялая плоть превратилась в твердый ствол, вырвавшись свозь щель брюк наружу, неприлично торча в сторону женщины.

- Решила развеять свою скуку, куколка? – молвил охрипшим голосом Ричард. – И одновременно мою хандру?

- Меня достали эти мрачные виды за окнами, милый, - ответила София, обнажая свою грудь перед мужчиной. – Я знаю, чем можно развлечься, пока мы будем трястись по этим ухабам.

Маркиза взяла мужскую руку и положила себе на сочную, белую плоть, пока ее другая рука пробралась себе под юбки и стала себя ублажать.

- Развратная девка! – громко сказал герцог, будто выплюнув свое презрение женщине в лицо, правда, его рука сжалась вокруг лакомой груди, наслаждаясь ее мягкостью и сочностью.

- И тебе это нравиться, не так ли, мой герцог?

- Да, моя сучка! – Ричард зарычал, когда женская ручка обхватила его ствол, сжимая его в кулачке, и ритмичными движениями водя ею по всей его длине.

- Возьми его в рот, маркиза Ботем, немедленно, - приказал мужчина, сжав подбородок женщины пальцами, одновременно наклоняя голову любовницы второй рукою к торчавшему члену.

София послушно и с радостью набросилась на лакомой кусочек, медленно заглатывая мужскую плоть. Конечно, полностью ей не  удалось уместить член герцога в своем ротике из-за его огромного размера. Поэтому Ричард стал впихивать свой член женщине в глотку, отчего бедняжка начала постанывать и задыхаться от нехватки кислорода.

- Какое глубокое у тебя горло, сладкая Софи, если ты так всегда запросто проглатываешь меня!

Ричарду так нравилось видеть маркизу Ботем на коленях возле себя. Он крепко держал руками женскую головку, властно подталкивая ее, чтобы ее хозяйка могла все глубже и глубже проглатывать его член.

- Ох, мастерица, ты моя сладкая! – закричал Ричард, когда он достиг пика наслаждения, излившись в любовницу.

16

София без единого пререкания поднялась на ноги и подошла к противоположному сиденью. В предвкушении предстоящего пира она послушно села и быстренько подтянула свои пышные юбки, обнажив при этом длинные ножки. Панталон она не носила, потому что Ричарду этот аксессуар женского гардероба не нравился. С радостью раздвинув ноги как можно шире перед мужчиной, представив ему на полное обозрение свое женское лоно, женщина прикоснулась пальчиками к своим лепесткам. Оттуда показалась липкая жидкость, когда нежные пальчики стали проникать внутрь.

- О, Ричи, сладкий мой! – Маркиза Ботем стала умолять своего любовника облегчить ее страдания. - Возьми меня, мой ненасытный зверь! Умоляю!

- Я сказал на колени! Подними свою пышную попку с мягких сидений и представь ее перед моими глазами.

Ричард сидел, как каменный истукан, ожидая выполнения его приказа.

- Но, Ричи, милый, - попробовала женщина возразить мужчине, закусив зазывно нижнюю губку, - я хочу видеть твои глаза в момент нашего полного соития. Когда, наконец, ты меня возьмешь таким простым способом?

- А я хочу видеть перед собою пламенные волосы! – бросил герцог, продолжая  неподвижно сидеть.

София поняла, что пока не выполнит его просьбу перекраситься в рыжий цвет, то он не выполнит и ее.

«Ну, когда он выбросит эту рыжую сучку из своей головы? – промелькнуло в мыслях маркизы. – Уже прошло столько времени, а он все ее помнит! И представляет всегда ее, когда трахает меня. После того, как я перекрашу свои волосы в красный цвет, он потребует от меня, чтобы я сделала себе зеленые глаза. Только вот перекрасить их в другой цвет, как волосы не удастся никогда».

Маркиза Ботем поняв тщетность своего желания, быстро выполнила приказ своего любовника, предоставив перед ним свою белую попку во всей ее красе.

- Послушная кукла – умная кукла! – подытожил Ричард, поднявшись на ноги.

Нависая над женщиной, как огромная скала, он встал также перед предлагаемым лакомством на колени, чтобы иметь возможность испробовать десерт.

- Расставь шире ножки, милая, и прогнись пониже, - приказал герцог, прикоснувшись руками к белой коже. – Оттопырь свою попку так, чтобы мне захотелось тебя трахнуть, сучка!

Грубые и пошлые слова любовника завели Софию лучше любых прикосновений и поцелуев.

- Слушаюсь, мой милорд, - закричала она, выполнив все его указания, постанывая от предстоящей случки.

Ричард, направив свой член в желаемую щель, которая истекала влагой, одним быстрым рывком вошел в нее на всю свою длину.

- Ох, какая вы влажная и горячая сучка! Трахать вас,  маркиза Ботем  – одно удовольствие!

- Ох, какой вы ненасытный, дикий зверь! Быть трахнутой вами, герцог Эштон, – такая для меня честь!

Игра слов заводила Софию настолько, что она кусала губы до крови.

Быстрыми толчками Ричард входил в любовницу, держа руками ее прелестную попку.

           Маркиза понимала, что герцог видел в ней только объект удовлетворения своих сексуальных желаний и это ей подходило. В любовь она не верила, потому что верила только в страсть. И пока Ричард проявлял такую ненасытную звериную страсть к ней, это ее устраивало. Он всегда брал ее с дикой силой, удовлетворяя свою похоть, однако при этом он непременно доводил и ее до оргазма. Ричарду было важным радовать не только себя, но и любовницу. Она это понимала и это ее тешило. А в этот раз ей показалось, что он был какой-то отстраненный, как будто пребывал сейчас не здесь, а где-то в другом месте. Получив наслаждение, он отстранился от нее, как ей показалось, с отвращением. Даже не убедившись  - дошла ли она до пика удовольствия. К счастью она, конечно, его получила. Но суть была не в этом. Главное было то, как он себя повел с ней после этого. Еще никогда такого не было за четыре года их связи. Он дал ей ощутить себя не больше, чем похотливой сучкой, простой уличной девкой, которую он отымел во все дырки, а не респектабельной любовницей, которой быть – неформально считалось за честь в высшем обществе. Расставлять ноги для особей высшего мира сего считалось большой честью и привилегией, которой удостаивались только избранные. А если эта особь еще красива и желанна, то эта роль становилась не только удачной сделкой, но и к тому же приятной.

Маркизу задело то, как Ричард быстро встал с колен, при этом небрежно накрыв ее голый зад юбками, как будто желая поскорее от нее отделаться.

- Спасибо за угощение, куколка. Было приятно. На сегодня все. Я уже пресытился.

Прежде такие слова она бы посчитала похвалой и еще больше бы возбудилась от них, но сейчас ей они показались обидными, и пламя, полыхавшее во всем ее теле, молниеносно погасло.  Она села на сиденье напротив герцога и стала наблюдать за ним, поправляя одновременно пуговицы на своем платье. Он сильно изменился. Прежде он бы непременно ей помог справиться с маленькими крючочками, при этом еще несколько раз взял бы ее, прежде чем бы все пуговицы были на своем месте.

17

- Это было вчера. А сегодня ты изменился. Как будто тебя подменили! Как только мы добрались в эту дыру – ты стал другим.

- София, не надо забивать свою милую головку ненужными мыслями. А то от них ты становишься раздражительной, а раздражительность делает тебя непривлекательной. Смотри, а то ты мне разонравишься.

- Мне кажется, я тебе уже разонравилась, милый. Ты даже не смотришь мне в глаза после оргии и во время нее - тоже.

- Куколка, что ты от меня хочешь? – спросил раздраженным голосом герцог, взглянув в глаза собеседнице. – Сгорать от любви к тебе – я тебе не обещал никогда. И тебя это всегда устраивало. Что же произошло  сейчас? Какая муха тебя укусила, милая моя маркиза Ботем?

- Да я и не требую от тебя любви, дорогой герцог Эштон. Все, что мне надо от тебя так это страсть, безудержная, дикая и ненасытная! Я хочу, чтобы ты меня желал дико, страстно и безудержно!

- Дорогая, но ты же умная взрослая женщина, и должна понимать, что всякая страсть рано или поздно исчезает. Похоже мой интерес к тебе – тоже!

- Кобель! – бросила злобно женщина, надув от обиды свои прелестные губки.

- Мужчины такие кобели, что им мало одной сучки! Нам надо разнообразия, милочка, понимаешь. Мы с тобой и так слишком долго поддерживаем сношения. Мне кажется, настало время поменять нам партнеров.

- Ты хочешь, чтобы я изменилась внешне, да? – Маркизу ранила правдивость и честность, с которой разговаривал с ней мужчина. В глазах появились слезы, но к счастью он их даже не заметил, потому что был слишком занят наблюдением природы за окном. - Хочешь, чтобы я перекрасила волосы в этот чертовый рыжий цвет?! – Вдруг спросила женщина, даже не ожидая сама от себя этого. Этот вопрос заставил Ричарда взглянуть ей в глаза. - Тогда будет тебе это! – выпалила она на одном дыхании.

- Посмотрим, насколько тебе будут к лицу пламенные волосы, - ответил своенравно герцог, измерив женщину своим напыщенным взглядом, будто представляя ее в этом образе. – Возможно, тебе удастся сохранить мой интерес к тебе и еще более его усилить. Мое воображение ты уже подогрела - так что дело за малым. Найти краску – и стать пламенной!

- Ты еще бы сказал племенной кобылой, милый! – ехидно и с ухмылкой бросила маркиза.

- Такого я бы тебе точно не сказал, куколка. Мне от тебя не нужны бастарды.

- А кто говорит о бастардах, милый. Я имела в виду, законных наследников.

- Милая, законные наследники бывают только в том случае, если мужчина и женщина пребывают в браке. А мы кажется с тобою не муж и жена. И никогда ими не станем, милочка!

Заметив обиду и боль в женских глазах, Ричард понял, что был прав в своем суждении.

- Неужели ты настолько наивная, что рассчитывала когда-нибудь стать герцогиней Эштон?

- Но ведь ты не женат и тебе нужен законный наследник, - молвила София, наконец-то подобрав нужные слова.

- У меня уже есть наследник. Мой сын – Джон! Ты о нем забыла, что ли?

- Никакой он тебе не наследник, милый! – закивала пальчиком маркиза Ботем перед глазами мужчины. – Он твой бастард! Пусть ты его и признал законным сыном, но для снобов этого высшего общества твой Джонни всегда останется твоим внебрачным ребенком, бастардом. Выродком!

- Не смей его так называть, сучка! – взревел Ричард после жестоких слов любовницы, ударив ее по лицу. – Он ничуть не ниже от тебя по положению и происхождению.

Маркиза Ботем не ожидала пощечины от герцога Эштона, потому что он слыл в обществе, как очень воспитанный мужчина, умеющий обуздать свою ярость и дикость, хотя и выглядел очень свирепым и жестоким. Щека женщины сразу заныла и стала зудеть, столь был сильным удар ее любовника. Она была уверена, что через полчаса на этом месте появиться красная отметина с размером в мужскую ладонь. Придется ей маскировать следы пощечины пудрой не меньше недели. Хотя от кого ей здесь это прятать? Здесь нету никого кроме слуг и диких горцев, населяющих эту шотландскую дыру. А что ей до них? Они ей не ровня! Пусть себе болтают языками, если нечем больше заняться.

- Скажи, что он еще выше от меня по положению! – молвила София свысока, взяв себя в руки и подняв высоко голову, показывая, как мало задела эта пощечина ее. – А я тебе скажу, что твой бастард выше от меня по положению, как всякая шваль, населяющая трущобы Лондона.

- Маркиза Ботем, я вас предупреждаю! Еще одно такое слово в адрес моего сына и я за себя не ручаюсь!

- Ричи, милый, успокойся, - сказала женщина непринужденно, показывая, как мало ее пугали его ярость и бешенство.  – Посмотри правде в глаза. Ты не сможешь всем давать пощечины или бить морды, если кто-то не так посмотрит на твоего сынишку. Правду ты не сможешь скрыть. Тебе не удастся всем заткнуть рты. Да, возможно, Джон и станет герцогом Эштоном после твоей смерти, однако он станет изгоем в обществе. Каждый, кому будет не лень, будет потешаться над ним, если не прямо в глаза, то за его спиною – так точно. Он прослывет в обществе, как бастард Эштона. Возможно, к нему и будут обращаться «милорд» и приглашать на званые ужина и балы, как уважаемого герцога Эштона, однако он никогда не станет им ровней. Женщина, которая дала ему жизнь – была простолюдинкой, танцовщицей театра, поэтому он для всех навсегда останется выродком из низов и изгоем.

18

Когда дядя Берни упоминал, что живет в замке, Ричард считал, что он так просто образно шутил. Но увидев вдали пики, которые ему навеяли мысли о средневековье, герцог был ошеломлен, представшей пред ним картиной. А описание моста, который соединял подъезд к замку через овраг, Ричи вообще считал сказкой с самого детства, которую его дядюшка читал на ночь, когда он был совсем маленьким.

- Это что замок? – застыл немой вопрос на лице маркизы Ботем, когда пред ее ясными глазами предстало это видение. – Ущипни меня, Ричи. Я что не сплю? Ай, больно же! – воскликнула женщина, когда ее спутник выполнил ее просьбу.

- Ты не спишь, дорогая. Эти угодья принадлежат моему родному дядюшке Бертольду, виконту Крекстону.

- Он действительно был родным братом твоего покойного батюшки?

- Да. А почему это так тебя удивляет?

- Значит правда то, о чем шепчутся, поговаривая, что твой покойный дед не любил второго сына, не считая его своим отпрыском. Говорят, что твоя бабка заимела его от какого-то конюха.

- Слухи на то и есть слухами, чтобы быть частично правдой, а частично выдумкой. 

- И что из этого всего - правда, милый? Он был его сыном или нет? Хотя я сама могу тебе ответить на этот вопрос.

- Неужели?! – Герцог насупил брови от удивления.

- Судя по тому, какое наследство ему досталось, то это чистая правда. Если с виду эти средневековые руины напоминают развалины, то не знаю, что будет внутри.

- Дядя Берни, как две капли воды похож на своего старшего брата, моего отца, сейчас покойного. К счастью это сходство только внешнее. Характеры у них были полностью разными. Мой родитель был угрюмым и жестоким, в то время, когда его брат был веселым и добрым человеком, каким остается по-прежнему.

- Тогда откуда такие сплетни?

- Тебе ли не знать, откуда берутся сплетни. Ты ведь сама обожаешь сочинять всякие гадкие, неправдивые истории, которые с каждым новым языком обрастают все новыми и более красочными деталями.

- Ричи, милый, ты меня обижаешь, обзывая сплетницей.

- Правда, милая, не может быть обидной тем более для такой ядовитой кобры, как ты!

- Судя по портретам в вашем семейном поместье, то твой покойный отец и твой дядя действительно одно лицо. Также как и твой покойный братец, все голубоглазые блондины, - спустя несколько секунд полного молчания, добавила маркиза. – А вот твой покойный дед не имел никакого сходства с обоими его сыновьями, так поговаривают. Возможно, ему следовало лишить наследства обоих. Почему-то мне кажется, что твоя покойная бабка наставляла своему мужу рога не единожды.

- С этой точки зрения ты полностью права, София, - согласился Ричард с любовницей. – Братья Гарольд и Бертольд пошли в материнскую линию. Но все-таки я не согласен с тобою с тем, что касается измены герцогини Эштон. В этом ты не права. В этом вопросе ты судишь, наверное, по себе.

- Герцог Эштон, на что вы намекаете?! – надула обиженно свои пухлые губки маркиза Ботем, сделав такую гримасу, от которой Ричарду захотелось смеяться, но он удержал свои порывы, чтобы еще больше не ранить чувства достоинства бедной женщины.  Он хотел ей хорошенько истолковать, на что он намекает, но маркиза опередила его, с великим возмущением высказав все, что думает.

- Ричи, дорогой, ты, наверное, забыл, каким страшным и старым был мой муж. Такому не грех наставить рога. А вот твой дед слыл красавцем. Как такому можно было изменять?!

- Да, такому писаному красавцу нельзя было изменять. Это он изменял моей бабке, с кем попало, и где попало. Он сеял бастардов, куда не шел. У меня незаконнорожденных сестер и братьев, которых я в глаза не видел, больше, чем перчаток. А их у меня немало, кстати.

- Слышала, что твоя бабка не одной твоей дедовой шлюхе глаза выцарапала.

- Да, в этом ты осведомлена хорошо. Только вот я все равно уверен, что мой отец и дядя являются настоящими сыновьями моему деду. Ты что ли не видела портрет моего деда?

- В галерее я его не нашла.

- Странно. Потому что он весит на самом видном месте.  Не заметить такого статного и импозантного красавца  - уму непостижимо! Да еще такой сластолюбивой кокетке, как ты. Очень странно.

- Милый, на самом видном месте висит твой портрет. И это ты там самый статный и импозантный красавец! Это от твоей неземной красоты  я не могла оторвать глаз.

- Ах, лисица, ты лисица, София! – закивал пальцем герцог, кивая головой. Потом он вытащил из кармана круглый предмет и, открыв его, подал женщине. – Не этот ли портрет ты видела в галерее?

- Ну, я же говорю – красавчик из красавчиков! – молвила маркиза, взглянув на картинку, удерживая протянутую вещь в руке. -  Правда, мне не нужны никакие портреты. Я могу любоваться этим мужчиной воочию каждую секунду. Я самая счастливая женщина на свете, ведь этот мужчина принадлежит мне,  - добавила она, нежным взглядом обводя лицо своего любовника, который от таких слов замер, обдумывая их значение.

И после секундного раздумья он бросил гневно:

- Я никому не принадлежу, маркиза Ботем!

- Но Ричи, я думала, что мы теперь неразлучны, что мы принадлежим друг другу, - надув губки, залепетала женщина.

19

- Смотрите, бесовое отродье идет!

- Не бесовое, а отродье отца Гаврилия!

Группа из четырех ребятишек, - среди которых была всего одна девочка, а все остальные мальчишки, - громко стали кричать, увидев вдали сына мистера Стокми.

- Ты знаешь, у кого ты такой уродливый удался?

- Нет?!

- А мы тебя просветим, уважаемый мистер Стокми!

- Твой родитель, преподобный отец Гаврилий согрешил с твоей матушкой, и Бог их покарал, послав им тебя, как наказание за их грехопадение и прелюбодеяние. Ведь святым людям, вроде твоего папеньки нельзя сношаться!

Мальчишки громко стали смеяться, придерживая животы от боли. Только девочка стояла молча, хлопая своими невинными глазками. По выражению ее симпатичного личика было видно, что ей все это не нравилось, просто она боялась насмешек остальных ребят, поэтому не решалась вступиться за паренька.

- Ты порождение зла!

- Исчадие ада!

- Сгинь, нечистая сила!

- Ребята, вы ошибаетесь, - вдруг серьезным тоном молвил самый старший паренек из всех присутствующих детей. Выглядел он на десять, а то и на одиннадцать лет. - Его матушка заимела его не от отца Гаврилия. Он бы тогда был таким же уродливым, как и наш батюшка, да к тому же рыжим и весь в пятнах. Его мать-потаскушка якшалась с самим сатаной. Вот кто его настоящий родитель! А он дьяволенок!

- Дьяволенок!

- Дьяволенок!

Остальные ребята последовали примеру их старшего товарища и стали повторять за ним, выкрикивая бранное слово, прижившиеся так скоро.

Роберт хотел мирно пройти мимо своры ребят, которые его постоянно дразнили и обзывали, припомнив слова матушки и отца, что только грешники опускаются к ругани и драки, однако последняя реплика стала последней каплей его терпения. Он остановился в метре от орущих ребят и повернулся к ним лицом. Его, конечно, задела его новая кличка, которую ему дали мальчики, но больше всего ему не понравилось то, как обозвал Арчи его маму.

 - Не смей так говорить о моей мамочке! – злобно зарычал мальчик, сцепив маленькие ладошки в кулачки. – Ты меня понял? Она самая добрая и красивая матушка в мире!

- Она у тебя уродливая, как и твой батюшка! – ответил Арчи, смерив мальца угрожающим взглядом.

Хотя и Роберт был на полголовы ниже от его обидчика, но он этого не побоялся, и подошел к тому вплотную, сверля его разъяренными глазами.

- Ты осквернил честное имя моей матушки, - бросил он наглецу. - Немедленно возьми свои слова обратно!

- Даже не подумаю.

- Я тебя предупреждаю в последний раз. Забери свои слова назад. А  то я не ручаюсь за себя!

- Ой-ой! Напугал! Я прям весь дрожу от страха.

- Арчи, хватит смеяться над ним, - вдруг вступилась на защиту за Роберта девочка. – Он ведь еще совсем маленький.

- Я не маленький! – Грозно крикнул сын отца Гаврилия, обидевшись на слова девочки. – Мне уже пять лет! И вообще мне не нужна защита какой-то девчонки. Я сам могу себя защитить.

- Какой большой выискался! – Девочку задели слова Роберта, а особенно то, что он не желал, чтобы она за него заступалась, потому что девочка. - Да ты на добрую голову ниже Арчи. Хватит пререкаться с ним. Иди лучше домой. А то он от тебя мокрого места не оставит.

Но Роберт не послушался слов девочки. Ее защита еще только сильнее его разозлила. А следующие выкрики довели его до белого коленья.

- Маменькин сыночек!

- Дьяволеночек!

И он набросился с кулаками на своих обидчиков, которые были значительно выше его ростом. Однако это не помешало ему хорошенько отколошматить двух мальчиков, которые попадали на промерзлую землю от его ударов. Только справиться с самым большим пареньком Роберту не удалось. Арчи разбил малышу нос, из которого потекла ручейком кровь. Но ужасная, ноющая боль  Роберта не остановила, а наоборот еще больше подогрела его гнев.

- Возьми свои слова обратно, Арчибальд! – кричал он, требуя от обидчика извинений.

- Как же! Буду я извиняться перед потаскушкой и ее выплодком!

Мальчики вцепились друг в друга мертвой хваткой, кружась в диком боевом танце, словно воины в смертельном поединке. Никто не желал проиграть, каждый желал победы. Для Арчи было бы позорно, если бы этот малыш, моложе от него на целых пять лет, навалял ему, поэтому он не жалея своих сил, высвободил свою правую руку из крепкого захвата бойкого мальца и ударил ею в глаз противника. Роберт от жуткой боли, которая пронзила его око, отпустил своего врага, схватившись за ушибленное место.

- Арчи, прекрати немедленно, - вступилась девочка, подбежав к скрученному мальчику.

Только девичья защита разозлила Роберта еще сильнее и прибавила ему сил, поэтому он прекратил себя желать и набросился на обидчика снова. Эта хватка повалила обоих пареньков в ручей, возле которого и происходил весь этот поединок. Студеная вода сразу охладила не только их тела, но и их вражду.

- Что тут происходит? – послышалось со стороны.

20

Местный ручей был единственным местом развлечения не только детишек, но и их матерей. Первые здесь проводили весело все свое свободное время, постоянно играя, а вот  последние хотя также проводили здесь много часов, однако не за играми, а за тяжелой и изнурительной работой: за стиркой и полосканием белья. Поэтому назвать эту неприятное дело развлечением было сложно, скорее это было каторгой и повинностью бедных женщин, которым выпала такая несправедливая участь родиться особами женского пола, в чьи обязанности входила это малоприятное занятие.

Юный лорд устав ждать ответа от мальчиков, подошел к мокрым драчунам и помог тем вылезти из воды.

- Спасибо, сэр, - поблагодарил учтивого незнакомца Роберт, вспомнив о правилах приличия, которых учили его родители.

А вот Арчи то ли был столь испуганным из-за столь важной особы или был столь невоспитанным, что не то что не поблагодарил парня, подавшему ему руку, но и вообще убежал быстренько прочь отсюда. Его друзья последовали его примеру и убежали вслед за ним.  Только девочка осталась стоять, как вкопанная, изучая незнакомца.

Белокурые волосы проглядывали из-за меховой шапки, а голубые глаза сверкали, как два ледяных озерца. Ростом он был повыше Арчи, хотя и был его одногодком.

- Почему они убежали? – спросил юный лорд, продолжая сверлить мальчика и девочку своим пронизывающим взглядом.

- Учуяли, что им несдобровать, если вы узнаете правду, сэр, - ответила девочка.

- Какую правду?

- Они являются виновниками этой драки, сэр. Они напали на Робби, стали над ним насмехаться и жестоко обзывать.

- Почему?

- Потому что он не такой, как все, сэр. Он лучше их. В нем чувствуется порода. Он необычный простолюдин. Поэтому над ним издеваются постоянно.

- А ты что скажешь на это, малыш? – обратился белокурый незнакомец к мальчику, который смотрел на своего спасителя, как на героя.

- Он ничего не скажет, сэр, потому что его язык, наверное, примерз во рту от стужи, - объяснила девочка.

- Бедный малыш, я совсем забыл, что ты искупался в ручье, - молвил ласково юный лорд, снимая свою шерстяную накидку, обитую мехом соболя.

- Я не малыш! – обиженно крикнул Роберт, стуча зубами от холода. – Я уже большой. Мне пять лет.

- Действительно большой, - молвил незнакомец, улыбаясь нежно, укрыв мальчика накидкой.  – А мне уже десять. Но я себя все еще считаю маленьким и неопытным. А сколько лет твоей подруге? – спросил он, взглянув на девочку.

- Мне шесть с половинкой, - быстренько ответила девочка, стыдливо улыбнувшись ему, при этом раскрасневшись, как маков цвет.

Незнакомец снял также свою теплую, соболью шапку и напялил ее на головку малыша. Волосы цвета вороньего крыла слиплись от воды и уже успели покрыться льдом из-за ужасного мороза и пронизывающего ветра. Губы мальчика были синими. Зубы выстукивали громкую канонаду. А маленькие ручонки скорчились от мороза, и было видно, что малыш их уже не чувствовал. 

- Мне не нужны ваши подачки, милорд, - еле вымолвил Роберт, пытаясь снять накидку. Только его ладошки столь занемели, что отказывались слушаться своего хозяина.

- Какой гордый выискался! – стал его пенять незнакомец. – Прекрати это дело немедленно! Понял меня, дурачок!

Мальчик покрепче натянул на малыша теплую накидку, сверля его сердитым взглядом.

- Глупец, ты такой! Ты себе представляешь, как будет плакать твоя мамочка, если ты заболеешь и умрешь! Ты о ней подумал, неблагодарный?!

Слова незнакомца заставили Роберта прекратить попытки скинуть накидку и задуматься над ними.

- Ты разве не любишь свою маму?

- Люблю очень сильно, - ответил Роберт, стуча зубами.

- Ну и отлично. Похоже, что ты не полный дурак. Умные речи ты понимаешь хорошо. Где ты живешь, малыш? – спросил мальчика незнакомец. Но быстренько вспомнив, что тому не нравилось, что его звали маленьким, выправил слово «малыш» на «паренек». 

- Он живет возле церкви, - ответила девочка вместо Роберта, потому что тот из-за стужи не мог уже шевелить губами.

- Он местный сирота, что влачит свое существование у батюшки?

- Нет, что вы сэр. Он как раз сын нашего местного батюшки, отца Гаврилия.

- А понятно. А ты где живешь?

- Неподалеку от церковного прихода.

- Это так далеко отсюда. Что вы вообще тут делаете?

- Играем, - спокойно ответила девочка, улыбнувшись.

- Во что здесь можно играть? – удивился незнакомец, став разглядывать по сторонам местные красоты. И не увидев ничего хорошего, насупил свои густые брови.

- В прятки, в догонялки…

- Ладно, расскажешь о ваших развлечениях как-нибудь потом, а сейчас надо отвести этого молодого человека в теплое место и согреть побыстрее, а то подхватит еще простуду.

Незнакомец, обняв Роберта за плечи, двинулся вместе с ним вперед. Девочка двинулась за ними.

- Но вы идете, сэр, не в том направление, - молвила она, поняв ошибку юного лорда. – Деревня находиться совсем в другом направлении.

21

Когда карета проехала по мосту через ров, наполненный водой, перед спутниками предстали высоченные, деревянные ворота, с железными шипами сверху, что делало их еще более древними на вид, чем они казались с первого взгляда.

- Как будто врата в преисподнюю! – воскликнула ошеломленно маркиза Ботем, открыв от изумления свой симпатичный ротик. – За ними должен находиться ад. Я в этом уверена.

В этот момент ворота начали медленно и с жутким скрежетом открываться. За стенами замка слышались крики слуг, которые своими руками приводили этот древний механизм в действие. Звуки ржавых цепей, на которых держалось это сооружение, сплелись воедино с человеческими воплями и проклятиями.

- Еще не хватало только всадников с копьями и мечами в руках, чтобы я полностью убедилась в древности этого величия, - маркиза продолжала болтать, пока Ричард наслаждался этим зрелищем.

       Въехав сквозь поднятые врата внутрь замка, перед Ричардом и Софией предстало поистине чарующее зрелище. Такого увидеть здесь женщина даже не ожидала. От этого у нее неприлично широко открылся рот, и глаза сделались такими огромными, словно два ореха. Ричард быстренько вылез из кареты, не дожидаясь, когда это сделает слуга, который уже бежал к ним, тяжело дыша от быстрого бега.

- Приветствую вас, ваша светлость, - молвил молодой парень, склонившись в таком глубоком поклоне перед гостем, что его длинные волосы задели промерзлую землю.

Потом он быстренько протянул руку внутрь, предлагая маркизе помощь. Женщина коснулась руки слуги слегка, вылезая из кареты с гордо поднятой головой. Но тут ее нога наступила на что-то мягкое и скользкое, от чего она поскользнулась и еле не упала на землю от этого.

- Осторожно, Софи, - улыбнулся весело Ричард, увидев эту сцену, - а то ты еле коснулась ногою этого варварского убежища и чуть не пала лицом в грязь. Точнее в дерьмо! – добавил герцог, заметив, что под ногами его любовницы была совсем не грязь, а настоящая коровья лепешка.

- Тебе смешно, милый?! - стала вопить маркиза Ботем, поняв, во что вляпались ее белоснежные туфельки. – Я наступила на навоз, а ты надо  мною насмехаешься, любимый?! Руки прочь от меня, болван! – крикнула она слуге, брезгливо отмахнувшись от его руки помощи. – Куда ты смотрел, когда помогал мне выходить, мерзавец?!

- Простите, миледи! – стал низко кланяться парень, пребывая в устрашении. Он боялся гнева прекрасной дамы, уже представляя, как его выгонят прочь из замка, хорошенько перед этим надавав по шее и не только по ней. Как он будет кормить своих младших сестер и брата, если потеряет такую должность. – Я все немедленно вытру, сударыня, - стал причитать бедняга, склонившись перед баронессой Ботем на колени и став руками стирать коричневые пятна с туфель прекрасной дамы. – Не останется и пятнышка на ваших туфельках, миледи.

- Ну, смотри, нерасторопный негодник! – бросила злобно женщина, надув свои губки от брезгливости и поднимая свои юбки повыше, чтобы парень еще не запачкал подол ее платья. - Если я найду хоть маленькое пятнышко на моих туфельках,  то распоряжусь тебя высечь хорошенько, чтобы было тебе неповадно такое скотское отношение к своим прямым обязанностям. В следующий раз я прикажу тебе лечь возле кареты, чтобы не вляпаться в козьи лепешки. Понял меня, дуралей?

- Да, моя госпожа, - быстренько бросил покорно паренек, продолжая чистить ботинки маркизы то руками, то рукавами повторно протирая коричневые разводы.

- София, как тебе не стыдно так себя вести? – спросил Ричард, увидев такое. – Твое положение в обществе еще не дает тебя право так по-скотски себя вести с этим беднягой! Он не виноват, что ты вляпалась в дерьмо. Надо было самой смотреть, куда ступаешь, милая моя маркиза. Я вот не наступил на эти лепешки, потому что не задирал так высоко голову, как это сделала ты.

- Так ты видел эту гадость и не предупредил меня об этом?! – возмутилась София, фыркнув злобно от досады, топнув при этом ногой и уперев руки в бока. От ее резкого движения брызги навоза разлетелись на ее нижние юбки. - Вот спасибо, дорогой! Теперь я поняла, как ты меня сильно любишь.

Заметив это, женщина завопила громко от досады, заставляя своим визгом всех работающих слуг остановиться и уставиться на нее.

- Ненавижу это захолустье! Это место забыто не только самим Богом, но и всеми достопочтенными дамами и джентльменами. Как я умудрилась себя уговорить сюда приехать?! Это варварское место отстало от цивилизации на несколько поколений! Здесь, наверное, водятся даже дикари! Они на меня нападут и сожрут! Нет, я этого не выдержу! Ричард, немедленно уезжаем обратно в Англию!

- Милая, езжай, коль тебе так несносно это место, - ответил спокойно Ричард, наслаждаясь сценой, которую устроила его любовница. -  Меня здесь все устраивает. Так что извини, но дальше ты как-нибудь без меня. Потому что я остаюсь.

- Так, значит, ты меня любишь?! – стала причитать женщина, пнув ногою бедного слугу, который продолжал вытирать женские ботинки, стоя на коленях перед знатной дамой. Но это действие привело к тому, что он свалился на бок от резкого удара, распластавшись на земле возле капризной сударыни. – Пошел прочь, мерзкий червяк! – бросила свысока маркиза слуге, переступив через бедолагу, валявшегося у ее ног. – Здесь даже нету расторопных слуг, Ричард. Хорошо, что мы взяли с собою Дейзи. А то здесь даже не было б кому следить за моими вещами! Кстати, а где сама Дейзи с моими вещами, милый?! – спросила маркиза любовника, ласково прикасаясь к его рукаву, совсем забыв об отъезде. – Мы ведь послали карету с вещами вперед. Она должна была уже давно приехать.

22

- Дядя, как я рад тебя видеть! – молвил Ричард; быстрыми шагами он направился к мужчине. - Сколько лет мы с тобою не виделись!

За этими пламенными речами последовали мужские объятия. Видно было со стороны, что этих двух мужчин связывали не только кровные узы, но и что-то большое, чем это. Мужская дружба с одной стороны и отцовская, сыновья любовь с другой стороны. Для виконта Крекстона его племянник был для него, как сыном, которого у того не было. А для самого герцога Эштона его дядя был для него, словно отец. Покойный лорд Гарольд, к сожалению, не был любящим родителем, поэтому именно, всегда добрый и отзывчивый, дядя Берни стал для мальчика настоящим отцом. А во время его взросления он был для него еще и старшим товарищем, другом, который советовал в амурных делах и помогал в любовных похождениях.

         - Девять или десять, - ответил Бертольд, отодвинувшись от племянника, чтобы того хорошенько рассмотреть.  – С похорон твоего отца.

- Да, с того времени, - согласился Ричард, тяжело вздохнув. – А ты отлично выглядишь, старик. Совсем не постарел ни на день. Наоборот помолодел, похорошел.

- Да, есть маленько. Сбрил бороду, приоделся немножко и вот тебе результат! – Бертольд развел руки, указывая на изменения, произошедшие с ним за последние годы.

- Да тебя совсем не узнать, дядя Берни! – Ричард стал восхищаться внешностью дядюшки.

- Ричи, мальчик мой. Ты, что забыл, как меня надо называть.

- Прости, Берни, старик, - быстро извинился герцог перед родственником, хлопнув того по плечу. – Запамятовал. Столько ведь времени уплыло, как мы с тобой кутили вместе! Помнишь наши похождения?

- Конечно, помню, Ричи. Такое не забывается.

- А помнишь, как мы вместе путешествовали по диким прериям Колорадо.

- Помню, сынок. Как можно забыть тех индейцев, что чуть с нас скальпель не сняли. Мы еле унесли от них ноги.

Мужчины тепло улыбались друг другу, вспоминая прошлые времена.

- И это все по твоей вине, старик, потому что тебе приглянулась дочь самого вожака племени. Мало, что, женщин в мире? Но нет, тебе подавай индейскую девушку!

- Ричи, эта Самури была столь восхитительной и пленительной, что я не мог устоять перед ее чарами. Даже спустя столько лет, я помню ее темные, страстные глаза.

- Да в такие темные и страстные глаза ты насмотрелся за столько  лет, что им счету нету! Как ты только помнишь всех тех женщин по именам?

- Понимаешь, мальчик мой, каждая женщина – Богиня, - со смыслом молвил Бертольд, поднеся палец вверх, будто указывая, что они спустились с небес. – Каждая по-своему. Нельзя ровнять их под одну гребенку. Все они столь разные, что их нельзя сравнивать друг с другом.

- А ты не меняешься, старина! Каким был сластолюбивцем, таким и остался. Похоже, нету в мире той единственной женщины, которая бы тебя взяла в ежовые рукавицы, и которой бы тебе было достаточно.

- А тут ты ошибаешься, сорванец. Я наконец-то встретил ту единственную, которая покорила мое одинокое сердце.

- Неужели? Не верю. Чтобы ты остепенился и женился – не поверю никогда.

- Да, я встретил женщину, к тому же, на которой успел уже жениться и с которой собираюсь провести свою старость и умереть в один день. – При этом вид мужчины был столь счастливым, что Ричард сразу понял, что тот не шутил. Глаза Бертольда светились такой радостью и любовью к той незнакомой женщине, что он прямо позавидовал его счастью. Жгучая боль кольнуло его одинокое и заледеневшее сердце.

«Когда-то и я был таким счастливым! – Герцог Эштон вспомнил прошлые времена и от этого его глаза стали грустными. - Когда-то и мне хотелось парить над землей! Когда-то была такая девушка, что делала меня счастливым, что весь мир казался раем и небесами!»

- Те женился? – Ричард вскинул удивленно брови, когда вернулся обратно на землю и до него дошла суть слов его родственника. – Ты?! Не верю!

– Да и не надо. Когда сам увидишь хозяйку этого замка, то поверишь. Моя Марджи столь красива, что я восхищаюсь ее красотой каждый божий день, с тех пор, как повстречал ее. Она делает меня поистине счастливым человеком.

- Я рад за тебя, старик. Ты этого заслуживаешь. Вот, из-за чего такие изменения в твоей внешности. Я прав? Эта леди прибрала тебя к своим рукам и сделала из тебя человека, настоящего джентльмена.

- Да, это дело ее рук.

- Простите меня, джентльмены, - вдруг услышали мужчины писклявый и обиженный женский голосок, - что вмешиваюсь в вашу занимательную беседу, но мне кажется, непростительно с вашей стороны забыть о даме.

Две пары мужских глаз повернулись на голос.

- О, дорогая, - стал извиняться Ричард, увидев свою любовницу, которая терпеливо дожидалась, когда же он о ней вспомнит и представит своему дяде. -  Прости меня. Я совсем забыл о тебе. Мне нет прощения, Софи. Дорогуша, прости меня.

Герцог Эштон взял ладонь маркизы, завернутую в кожаную перчатку в свою руку, и поцеловал быстренько в знак его глубочайшего извинения.

- Берни, позволь тебе представить мою хорошую знакомую, вдовствующую маркизу Ботем. София, позволь тебе представить моего дядю Бертольда, виконта Крекстона, владельца этого варварского замка.