Ледяной ветер пробирался сквозь щели старого дома, заставляя Мелиссу съёжиться под тонким одеялом. Её рыжие волосы, растрепанные за ночь, прилипли к влажному от холодного пота лбу. Она медленно открыла глаза, и первое, что увидела — трещину на потолке, извивающуюся, как змея. Та самая трещина, что появлялась в её детских кошмарах.
Топ-топ-топ.
Быстрые, лёгкие — это Лиза, младшая сестра.
Тук-тук-тук.
Тяжёлые шаги в коридоре - это мачеха. Знакомый, ненавистный звук.
Мелисса затаила дыхание, будто это могло отсрочить неизбежное.
— Мелисса! — дверь в её каморку распахнулась с таким грохотом, что стены задрожали. — Сколько можно ждать?!
Мачеха стояла на пороге, заслоняя собой весь свет. Высокая, дородная, с узкими губами, всегда поджатыми, будто она только что откусила лимон. Её волосы, тёмные и жёсткие, как проволока, были туго стянуты в пучок, отчего лицо казалось ещё более острым, почти птичьим.
— Все еще спишь?! — её голос, резкий и пронзительный, врезался в сознание, как нож.
— Я… встаю… — прошептала Мелисса, съёживаясь под одеялом.
— Встаёшь?! — мачеха закатила глаза. — Девочка, ты проспала уже три часа после рассвета! Вода для стирки остыла, печь не растоплена, а ты валяешься тут, как госпожа!
Она резко дёрнула одеяло, и Мелисса чуть не слетела с кровати. Холодный утренний воздух обжёг кожу.
— Одевайся. И марш на кухню.
Дверь захлопнулась с таким треском, что в углу посыпалась штукатурка.
Комната Мелиссы была больше похожа на кладовку — узкое пространство под лестницей, где даже выпрямиться во весь рост было нельзя. Стены, выкрашенные когда-то в бледно-голубой, теперь покрылись пятнами сырости и плесени.
Единственное окно — узкое, как бойница, — почти не пропускало света.
Но здесь было её убежище.
На тумбочке (вернее, на ящике, который служил тумбочкой) лежали:
Медальон — единственная вещь, оставшаяся от матери.
Книга — потрёпанная, с вырванными страницами, подаренная когда-то странствующим торговцем.
Перо — чёрное, с золотым отливом, найденное в лесу.
Мелисса потянулась к медальону, но тут же одёрнула себя.
— Некогда.
Она натянула платье — грубое, серое, с заплатками на локтях и подолом, укороченным от частых стирок и стала спускаться.
Кухня пахла дымом, луком и её духами — тяжёлыми, сладкими, как заплесневелые ягоды.
Мачеха стояла у печи, помешивая кашу. Её пальцы, толстые и цепкие, сжимали ложку так крепко, будто это было оружие.
— Наконец-то.
— Простите, я…
— Молчи. Возьми ведро и таз. Бельё ждёт.
Мелисса кивнула и потянулась к ведру, но мачеха резко хлопнула ложкой по столу.
— Руки помыла?
— Я…
— Грязными руками к белью прикасаться будешь?!
Мелисса стиснула зубы и опустила руки в таз с ледяной водой.
Мачеха наблюдала, склонив голову набок, как хищная птица.
— Ты вообще понимаешь, какое счастье, что мы тебя приютили?
Мелисса промолчала.
— Отвечай!
— Да…
— Да что?
— Да, матушка.
Мачеха усмехнулась.
— Вот именно. А теперь — бельё. И чтобы к полудню всё было выстирано.
Двор был засыпан жёлтыми листьями. Ветер гнал их по земле, словно торопясь унести подальше от этого дома.
Мелисса опустилась на корточки перед корытом. Вода в нём была ледяной, но она уже привыкла.
Раз. Тёрка белья о доску.
Два. Холод, проникающий в кости.
Три. Пальцы, красные от воды.
— Ме-лис-са! — запел детский голосок.
Лиза - её сестра, кружила вокруг, как назойливая муха.
— Что? — Мелисса не подняла глаз.
— Мама говорит, что тебя скоро замуж отдадут!
Мелисса замерла.
— Правда?
— Ага! За старого советника! — Лиза захихикала. — Он воняет, как погреб!
— Лиза! — раздался голос мачехи из окна. — Иди завтракать!
Девочка скорчила рожицу и убежала.
Мелисса сжала мокрую ткань так сильно, что вода брызнула ей в лицо.
Замуж.
За старика.
Потому что он богат.
Отец вернулся поздно, когда ужин уже остыл.
Он был тенью в этом доме — высокий, худой, с потухшими глазами.
— Мелисса.
Она вздрогнула.
— Да, отец?
— Ты знаешь, о чём мы с Эльзой говорили?
Мелисса опустила глаза.
— Да.
— Он хороший человек.
— Ему шестьдесят.
Отец вздохнул.
— У него есть состояние.
— А у меня есть жизнь.
Отец посмотрел на неё впервые за долгое время.
— Ты будешь послушной дочерью.
Это не было вопросом.
— Но папа...
— Завтра он придет свататься.
Дорогие читатели!
Добро пожаловать в мою новую историю!
Наш литмоб про магические академии стартовал!
Истории других авторов вы можете найти тут:
https://litnet.com/shrt/9DCu

Гостиная была наполнена тяжёлым запахом ладана. Годрик ван Дермонт — её жених. Шестидесятилетний отставной советник с дряблой кожей и мутными глазами. Он сидел в кресле у камина, его тучное тело едва помещалось в резные дубовые подлокотники. На нём был камзол из тёмно-бордового бархата, слишком пышный для его возраста и телосложения.
— А вот и моя прекрасная невеста, — его голос напоминал скрип несмазанных колёс. Он протянул руку, усыпанную старческими пятнами, с толстыми пальцами, украшенными перстнями.
Мелисса стояла ни жива, ни мертва в прекрасном платье — бледно-голубом, с серебряной вышивкой, которое ей прислал ее жених. И мысль о том, что ей все-таки пришлось одеть эту вещь для него, вызывала тошноту.
Она сделала попытку шага назад, но Эльза незаметно толкнула её вперёд.
— Она скромница, ваша светлость, — захихикала мачеха. — Совсем не избалована вниманием.
Годрик ухмыльнулся, обнажив почерневшие зубы.
— Скромность — добродетель, — просипел он. — Но моя предыдущая жена была слишком скромна. Умерла, даже не оставив мне наследника. — Его глаза, мутные и желтоватые, скользнули по фигуре Мелиссы. — Но ты, я вижу, крепкая девочка. Выносливая.
Его рука потянулась к её талии, но Мелисса инстинктивно отпрянула. В комнате повисла тяжёлая тишина.
— Она ещё не привыкла, — поспешно сказал отец, впервые за вечер подняв голову от бокала вина.
Годрик медленно опустил руку.
— Привыкнет, — произнёс он, и в его голосе прозвучала стальная нотка. — Через неделю будет наша помолвка. А через месяц — свадьба. — Он тяжело поднялся из кресла. — Я уже договорился со священником. И с лекарем — на случай, если девушка... проявит излишнюю нервность.
Мелисса почувствовала, как её ноги подкашиваются. Мир вокруг поплыл, и только крепкая рука мачехи, вцепившейся в её плечо, не дала ей упасть.
— Благодари его светлость, — прошипела мачеха ей в ухо.
— Б-благодарю, — прошептала Мелисса, чувствуя, как в горле встаёт ком.
Годрик ухмыльнулся, довольный, добавив:
— О, и ещё... — его глаза блеснули. — Я велел приготовить для тебя подарок. Северные леса, что граничат с моими владениями. Там водятся... особые звери. Для особой охоты. — Он многозначительно посмотрел на её рыжие волосы. — Ты ведь любишь гулять, моя дорогая?
Мелисса сжала кулаки под складками платья.
— Я... предпочитаю сады, ваша светлость.
Годрик закашлял, его смех превратился в хрип.
— Сады? Ха! — он вытер губы шёлковым платком. — Сады — для старых дам. А ты, моя дорогая, скоро будешь моей женой. И жёны ван Дермонтов должны уметь охотиться.
Он сделал знак слуге.
— Подавайте ужин.
Стол был накрыт с королевской роскошью. Фарфоровые тарелки с золотой каймой, хрустальные бокалы, серебряные приборы — всё сверкало в свете канделябров.
Годрик занял место во главе стола, его массивное тело с трудом помещалось на стуле.
— Садись рядом со мной, моя дорогая.
Мелисса опустилась на стул, стараясь не касаться его руки.
Первое блюдо — суп из фазана с трюфелями — подали в глубоких фарфоровых чашах.
— Ты должна есть больше, девочка, — просипел Годрик, наблюдая, как она осторожно подносит ложку ко рту. — Будешь моей женой — должна быть крепкой.
— Я... не очень голодна, — прошептала Мелисса.
— Неправда! — он хлопнул ладонью по столу, заставив звонко звякнуть приборы. — Ты просто стесняешься!
Его рука потянулась к её тарелке, и он шлёпнул ей огромный кусок мяса.
— Ешь!
Мелисса покорно поднесла вилку ко рту. Мясо было жирным, с кровью, и запах внезапно ударил в нос.
— Ну как? — Годрик уставился на неё, ожидая реакции.
— Очень... вкусно, — солгала она.
— Конечно вкусно! Это оленина с моих угодий!
Он откинулся на спинку стула, довольный.
— А теперь расскажи мне о себе, моя дорогая.
Мелисса опустила глаза.
— Что... вы хотите знать?
— Всё! — он развёл руками. — Твои привычки, твои страхи... твои мечты.
Последнее слово он произнёс с каким-то странным придыханием.
— Я... люблю читать, — сказала она осторожно.
— Читать? — Годрик фыркнул. — Книги — для монахов и старых дев. Ты скоро будешь моей женой, и у тебя не будет времени на эту ерунду.
Он налил себе вина, бокал переполнился, и красная жидкость пролилась на скатерть.
— А ещё... — он вдруг наклонился к ней, и запах вина, смешанный с чем-то затхлым, ударил ей в лицо. — Я хочу знать, умеешь ли ты петь.
Мелисса замерла.
— Я... не умею.
— Неправда! — он снова ударил по столу. — Все девушки умеют петь!
Он схватил её за руку.
— Спой мне что-нибудь. Сейчас же.
Мелисса почувствовала, как её сердце бешено колотится.
— Я... не могу.
— Не можешь или не хочешь? — его голос стал опасным.
— Годрик, дорогой... — мачеха поспешно вмешалась. — Она просто стесняется. Дайте ей время.
Годрик медленно разжал пальцы.
— Время... — он задумчиво потёр подбородок. — Хорошо. Но на свадьбе ты споёшь для меня. И станцуешь.
Мелисса едва сдержала дрожь.
— Как пожелаете, ваша светлость.
Когда трапеза закончилась, Годрик поднялся с трудом, опираясь на трость.
— Я уезжаю, но скоро вернусь.
Он подошёл к Мелиссе и неожиданно схватил её за подбородок.
— И тогда мы продолжим наше... знакомство.
Его губы растянулись в улыбке, обнажив жёлтые зубы.
— До скорого, моя дорогая.
Он повернулся и вышел, его тяжёлые шаги медленно затихли в коридоре.
Мелисса стояла неподвижно, её пальцы вцепились в складки платья.
— Ну что, поздравляю, — раздался голос мачехи. — Ты ему понравилась.
Мелисса не ответила.
— А теперь иди спать. На днях у тебя ждёт примерка свадебного платья.
Мелисса медленно поднялась по лестнице. В её комнате было темно и холодно.
Она подошла к окну и распахнула его. Ночной ветер обжёг лицо.
Яркое утро разбудило Мелиссу раньше обычного. Солнечные лучи пробивались сквозь щели ставней, играя на её рыжих кудряшках. Трехлетняя девочка потянулась в кроватке, сжимая любимую тряпичную куклу.
- Малышка, ты уже проснулась? - тёплый голос наполнил комнату.
В дверях стояла Элиана, её мать. Высокая, стройная женщина с каштановыми волосами и такими же, как у дочери, голубыми глазами. На ней было простое льняное платье цвета лаванды.
- Мама! Мы сегодня едем на ярмарку? - девочка подпрыгнула на кровати.
- Да, моя радость, - Элиана улыбнулась, и в уголках её глаз собрались лучистые морщинки. - Но сначала завтрак и... - она сделала таинственную паузу. - Оособенный подарок для тебя.
На кухне пахло свежим хлебом. Отец Мелиссы, высокий мужчина с тёмными волосами, уже сидел за столом.
- Ну вот и наша маленькая фея проснулась, - он подмигнул дочери.
Элиана поставила перед Мелиссой небольшую шкатулку.
- Это наш семейный оберег, - объяснила она, надевая серебряный медальон на шею дочери.
Дорога в город пролегала через цветущие луга. Мелисса бежала впереди, собирая цветы, в то время как мать несла корзину для покупок. Воздух был наполнен ароматом ромашек.
Город встретил их шумом ярмарки. Но вдруг толпа перед ними расступилась - шла процессия людей в коричневых балахонах.
- Пойдём другим путём, - прошептала Элиана, но было уже поздно.
Один из капюшонов повернулся в их сторону.
- Рыжая! - раздался крик.
Элиана схватила Мелиссу на руки. Они бежали через переулки, пока не оказались в глухом дворике.
- Мелисса, слушай внимательно, - мать указала на медальон на шее дочери. - Никогда с ним не расставайся и никому не показывай. И чтобы сейчас не произошло, не выходи. Ты меня поняла?
Мелисса кивнула.
Элиана провела руками по воздуху, и перед Мелиссой появилось дрожащее пространство. Девочка шагнула внутрь и оказалась в прозрачном пузыре.
В дворик ворвались люди в балахонах. Элиана стояла перед ними, её руки светились голубоватым светом.
- Где девочка, ведьма? - зарычал один из них.
- Вы никогда её не найдёте, - голос Элины стал твёрдым.
Мелисса видела, как её мать отбивалась от нападавших, как один из них ударил её сзади. Видела, как мать медленно опускается на колени.
- Ты защищаешь дьявольское отродье, - сказал культист. - Но сегодня ты умрёшь.
Элиана подняла голову. Её глаза встретились с глазами дочери - и вдруг наполнились светом.
- Запомни это, Мелисса, - прошептала она. - Ты особенная. У тебя есть дар, ты из...
Девочка видела, как мать падает на камни, но не могла ничего сделать. Она сидела в своём убежище, пока культисты не ушли.
Когда солнце начало садиться, пузырь исчез. Мелисса очутилась рядом с матерью. Она взяла её холодную руку и просидела так, пока их не нашёл отец.
- Мама сказала... я особенная, - прошептала она, когда отец поднял её на руки.
Но ни вспышки света, ни тепла в груди, ни обещанной магии. Только леденящая пустота и всепоглощающая боль, заполнявшая каждый уголок её маленького тела. Медальон на шее Мелиссы, который должен был стать проводником её силы, оставался холодным и безжизненным, как бледные пальцы её матери.
В тот момент, когда Элиана упала на камни, что-то внутри девочки сломалось - невидимая стена воздвиглась между ней и её даром. Её собственная душа, не выдержав ужаса происходящего, захлопнулась, словно раковина перед штормом, запечатав магию глубоко внутри.
Ни вспышки света, ни тепла в груди, ни обещанной магии. Только леденящая пустота и всепоглощающая боль, заполнявшая каждый уголок её маленького тела. Медальон на шее Мелиссы, который должен был стать проводником её силы, оставался холодным и безжизненным, как бледные пальцы её матери.
В тот момент, когда Элиана упала на камни, что-то внутри девочки сломалось — невидимая стена воздвиглась между ней и её даром. Её собственная душа, не выдержав ужаса происходящего, захлопнулась, словно раковина перед штормом, запечатав магию глубоко внутри.
Трёхлетняя Мелисса не понимала этого. Она лишь чувствовала, как мир вокруг стал тусклым и плоским, будто кто-то вынул из него все краски. Где-то в глубине, под толстым слоем страха и боли, дремала сила её рода — но теперь между ней и этой силой стояла тень того двора, запах крови и последний взгляд матери.
Отец принёс её домой молча. Его руки дрожали, а глаза, всегда такие тёплые и живые, теперь смотрели сквозь неё, будто она была призраком.
Он больше не смеялся. Не рассказывал сказок перед сном. Не поднимал её на руки, чтобы показать, как кузнец выковывает мечи. Он стал тенью — человеком, который ходил по дому, но словно не жил в нём. А потом появилась она.
Мачеха.
Эльза ван Дерлин — вдова с пустыми глазами и острым, как лезвие, языком. Она пришла в их дом через полгода после смерти матери, и Мелисса сразу поняла: эта женщина ненавидит её.
Но больше всего девочка не понимала одного — почему отец позволил этому случиться?
Почему он женился на женщине, которая смотрела на его дочь, как на пятно на своей безупречной жизни?
Однажды, когда Мелиссе уже немного подросла и ей было семь лет, она осмелилась спросить:
— Папа… ты любишь её?
Отец замер, его пальцы сжались вокруг кувшина с вином.
— Это… сложно, дочка.
— Но мама…
— Твоя мама больше не вернётся! — он вдруг крикнул, и кувшин разбился о каменный пол.
Мелисса отпрянула. Она никогда не видела отца таким. Он тут же опустился перед ней на колени, его голос дрожал:
— Прости… прости, солнышко…
Но в его глазах не было слёз. Только пустота. И тогда она поняла: Он женился на Эльзе не потому, что любил её. А потому, что не мог остаться один на один со своим горем. Потому что Эльза была удобной — она взяла на себя хозяйство, заботу о доме, и… о нём самом.
А Мелисса…
Мелисса была последним напоминанием о том, что он потерял. И с каждым годом отец отдалялся всё больше, пока не стал чужим в собственном доме. А мачеха? Мачеха радовалась этому.
Золотистые лучи рассвета только начали пробиваться сквозь щели ставней, когда дверь в каморку Мелиссы распахнулась с оглушительным стуком.
— Вставай, бездельница! — пронзительный голос мачехи ворвался в комнату, словно удар хлыста. — Сегодня мастер Генрих приедет окончательно подгонять твое свадебное платье!
Мелисса медленно открыла глаза, её пальцы под подушкой автоматически сжали холодный серебряный медальон. Утро начиналось как обычно — с унижений, с боли, с напоминаний о неминуемой участи, которые она терпела уже несколько дней. И чувствовала, что больше не выдержит. Сообщение о столь неожиданной и скорой свадьбе повергло Мелиссу в шок.
Она приподнялась на локте, рыжие волосы рассыпались по плечам.
— Я слышала вас, матушка, — тихо ответила она, опуская глаза.
— Через неделю ты станешь женой советника ван Дермонта, — проговорила она, растягивая слова, будто наслаждаясь каждым звуком. — Пора бы уже научиться вставать с рассветом, как подобает добропорядочной жене.
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что со стены упал последний уцелевший цветок, засушенный Мелиссой прошлым летом.
Сегодня, она сбежит, сегодня ночью, сил больше нет это терпеть.
В столовой уже царило привычное напряжение. Отец сидел во главе стола, уткнувшись в газету — его обычная поза в последние годы. Младшая сводная сестра Лиза, пухленькая девочка с карими глазками, с удовольствием уплетала сладкие булочки, бросая на Мелиссу торжествующие взгляды.
— Ну что, рыжая, — заговорила мачеха, разливая чай, — сегодня тебе предстоит важный день. Мастер Генрих привезет окончательный вариант твоего свадебного наряда.
Она специально сделала паузу, наслаждаясь моментом.
— Советник лично выбрал ткань — шелк цвета слоновой кости с серебряной вышивкой.
— Как у покойной жены? — неожиданно для себя вырвалось у Мелиссы, она слышала, как Эльза упоминала это в разговоре с отцом.
Тишина повисла тяжелым покрывалом. Отец медленно опустил газету.
— Мелисса... — начал он, но мачеха перебила:
— Да, именно так! — её голос звенел, как разбитое стекло. — И будь благодарна, что вообще кто-то согласился взять тебя в жены!
Ложка в руках Мелиссы дрожала, черный чай в чашке покрылся мелкими кругами.
— Отец, — прошептала она, глядя в стол, — разве я не могу...
— Нет, не можешь! — мачеха ударила ладонью по столу, заставив задрожать фарфор. — Твой отец уже подписал договор. Приданое обговорено. Все решено!
Отец снова поднял газету, прячась за ней, как за щитом.
А днем приехал портной. Мастер Генрих — тощий, нервный мужчина с вечно потными ладонями — прибыл ровно в полдень.
— Поднимите руки, барышня, — бормотал он, обкладывая Мелиссу булавками.
Она стояла на небольшом возвышении, окруженная зеркалами, в которых отражалось ее бледное лицо и огромное, нелепое белое платье.
— Уже, уже в талии, — приказала мачеха, стоя в дверях. — Советник любит, чтобы у женщин была осиная талия.
Мелисса почувствовала, как корсет сжимает ее ребра.
— Я... не могу дышать...
— Терпи! — мачеха щелкнула пальцами перед ее лицом. — Через неделю ты будешь женой советника, и твои капризы никого не будут волновать!
В этот момент в зеркале Мелисса увидела отражение отца, застывшего в дверях. Их взгляды встретились — и он первый отвел глаза. Такой отец ей не нужен.
Когда ночь опустилась на дом, как черное покрывало. Мелисса стояла у окна в своей каморке, глядя на луну — полную, яркую, будто специально светившую для нее сегодня.
На кровати лежал маленький узелок с парой платьев, куском хлеба с несколькими ломтями сыра, кошелек с украденными у мачехи монетами.
Мелисса коснулась медальона, она провела пальцами по холодному серебру.
— Помоги мне, мама, — прошептала она. — Без тебя мне не справится.
Полуночные тени скрыли ее фигуру, когда она осторожно спускалась по старой винтовой лестнице для прислуги. Каждый скрип ступеней заставлял сердце замирать. Двор был пуст.
Лунный свет лился серебристыми струями сквозь листву, когда Мелисса переступила границу родной деревни. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Каждый шорох, каждый треск ветки заставлял её замирать, прижимаясь к стволам деревьев.
Ноги в тонких кожаных башмаках (единственных, что она успела схватить) скользили по мокрой от росы траве. Где-то вдалеке завыл волк, и Мелисса инстинктивно сжала медальон на шее.
"Ты особенная" — эхом отозвалось в памяти.
К полуночи она добралась до Черничного оврага — глубокой промоины, по дну которой бежал студёный ручей. В детстве они с деревенскими мальчишками тут собирали ягоды. Теперь же овраг казался мрачной пропастью.
Спускаясь по скользким корням, Мелисса почувствовала, как подошва правого башмака отклеивается. Вода ледяными языками лизала её щиколотки, когда она переходила ручей вброд.
Хлюп-хлюп — ритмично звучало под ногами.
Кап-кап — с ветвей падали последние капли вечернего дождя.
Где-то после третьего часа ночи начался мелкий, назойливый дождь. Мелисса спряталась под разлапистой елью, доставая из узелка сыр. Пальцы дрожали от холода и напряжения.
Внезапно в кустах что-то громко зашуршало. Она замерла, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Из-за ствола показалась пара светящихся глаз — обычный лесной кот, но адреналин уже заставил сердце бешено колотиться.
Она поделилась с ним сыром, кот забрался к ней на руки и грел ее до утра.
К утру дождь прекратился. Мелисса выбралась на проселочную дорогу, идущую вдоль пшеничных полей. В предрассветной дымке золотистые колосья казались бескрайним морем.
Ноги ныли, башмаки превратились в мокрые тряпки. Где-то вдали запел петух, до города оставалось не меньше пары часов хода.
Она присела на придорожный камень, доставая последний кусок хлеба. Внезапно сзади раздался скрип телеги. Мелисса метнулась в придорожные кусты, но...