Платье для утопленницы

1. Платье

Платье для утопленницы

мрачная сказка про жестокую месть и вечную любовь

написана по иллюстрации для конкурса мрачных и светлых историй Мэри Соммер

Кружево платья — узор из обмана

Каждый стежок — как укол острой стали

Судьба развела нас жестоко и странно

И клятвы любви — лишь слова, что пропали

Зима выдалась холодной и мрачной. Снег намёл огромные белые сугробы. Лире казалось, что серые крыши домов выглядывали из них, тянули к свинцовому небу печные трубы и тонкие ниточки дыма. Голые деревья пронзали низкие сизые тучи острыми когтями веток.

Сама Аллира не тянулась ни к небу, ни к огню теплого камина. Она тянулась к Сэмюэлю, но он жестоко отталкивал её, раз за разом:

— Завтра в город прибудет моя невеста, — резко бросил он. — И тебя здесь быть не должно.

— Ты же говорил, что мы всегда будем вместе, Сэм… — лепетала девушка, едва узнавая собственный голос.

Сэм — для неё, а для остальных — герцог Амадейский — величественный и гордый хозяин этого замка, расхаживал по гостиной, освещенной тусклым светом камина. Поблёскивали в полумраке пуговицы и золотые нити вышивки на камзоле. Стучали по лакированному паркету каблуки туфель. Каждое движение и каждый жест выдавали нетерпение.

— Ты же понимаешь, что я никогда не женился бы на горничной.

И она понимала, хотя совсем недавно его слова о вечной любви казались такими убедительными. Но вечным в этом мире не бывает ничего. Любовь — в особенности. Ещё неделю назад всё было прекрасно, а теперь… Этот Сэм слишком холодный, жестокий и резкий. Тот что говорил ей о чувствах, был другим — нежным, мягким и заботливым. Может можно вернуть его?

— Ты говорил, что любишь меня, — почти прошептала она.

— Разве? В любви всегда любит один, а другой — лишь позволяет себя любить. Я позволял, а ты навыдумывала себе всякого, — холодно произнёс он, остановившись и смерив девушку тяжелым взглядом. — И обращаться ко мне впредь следует «ваша светлость».

Аллира понимала, что даже объясняться с ней Сэмюэль не обязан. Что он мог просто вышвырнуть её на улицу за ненадобностью. Что следует поблагодарить герцога за милость и этот кошелек с монетами, брошенный на столик у камина в самом начале разговора. Но слова благодарности застряли в горле и никак не хотели выговариваться, поэтому девушка напряженно молчала, разглядывая безжалостное лицо Сэма, со скачущими по нему отблесками каминных огней.

— Ты поняла меня, Лира? — прищурившись, переспросил герцог. — Завтра, до рассвета ты должна покинуть замок. Навсегда.

Так и не сумев выговорить ни слова, девушка послушно кивнула. И заручившись этим молчаливым согласием, Сэм, вышел из гостиной, не оглядываясь и ни о чём не жалея. Завтра, с рассветом, у него начиналась новая жизнь и дверь в старую он захлопнул без малейшего сожаления.

Аллира повертела в руках мешочек с деньгами, но пересчитывать глухо звенящие монеты желания не возникло. Совсем недавно в её груди, точно так же как в этом камине горело обжигающе-яркое пламя, потом — тлели угли, а теперь кто-то выскреб железным совком остатки золы и стало совсем пусто. Даже плакать не получалось. Слёзы текли шумными реками где-то внутри, но глаза, невидяще устремлённые в темноту за окном, остались сухими.

Еще немного посмотрев на раскинувшийся под башнями замка темный городок, она стянула с головы чепец и развязала ленты накрахмаленного передника. Они больше не пригодятся, поэтому Лира отвлеченно бросила их в огонь камина, позволив пламени с треском подкрепиться тонкой, хрустящей тканью.

Спать теперь тоже не хотелось, поэтому остаток ночи девушка бродила по замку, стремясь запечатлеть в памяти место, в котором ей было сначала очень хорошо, а теперь — очень плохо и больно. С рассветом она покинет эти, ставшие холодными и чужими, стены. Она больше не будет заправлять и просушивать постель, не откроет шторы, впуская в замок теплые утренние лучи, не покатит в покои герцога тележку с завтраком по узкому коридору. Теперь всё это будет делать кто-то другой.

А она ведь верила Сэму. Считала правдой каждое обещание, данное шепотом в темноте. Надеялась, что когда-нибудь станет ему хорошей и верной женой. Мечтала о будущем. Ведь он сам говорил, что настоящая любовь выше законов, порядков и предрассудков. Он не позволял себя любить, а сам говорил, что любит Лиру больше жизни. Но всё это было ложью.

Под утро, перед тем как навсегда покинуть замок, она осмелилась зайти в покои, приготовленные для герцогской невесты. Тихонько, стараясь не разбудить храпящего за стеной Сэмюэля, она серой мышью прошмыгнула внутрь и осмотрелась.

Покои были обычными, пару месяцев назад она даже убирала их, помогая Фрейзи. Вместе девушки, звонко смеясь, взбивали мягкую перину и смахивали пыль со сверкающих сувениров пушистыми щеточками из гусиных перьев. С тех пор здесь всё осталось по-прежнему, за исключением одного — на алом покрывале кровати лежало белое свадебное платье. Служанки разложили его аккуратно, чтобы ни одна складочка не пробралась на тонкую ткань, а ни одна замковая мышь не оставила на кружеве затяжек. Они предусмотрели всё, кроме одного: того, что с рассветом в покои герцогской невесты явится обманутая им горничная.

2. Зола

В огне любви сердца сгорают,

Но как огонь, любовь бывает зла.

В объятьях тьмы любовь теряют,

И остаётся лишь зола

Пальцы Лиры раз за разом касались мягкого кружева с такой же нежностью, с какой совсем недавно касался её саму Сэм. И, может, виной всему было отчаяние, может — разбитое сердце, а может, недосып, но она внезапно ощутила непреодолимое желание примерить платье, которое шили для той, другой, что отобрала её счастье, сама того не подозревая.

Еще пару дней назад девушка никогда бы подобного не сделала. Но теперь, когда прежде нежный и ласковый герцог так сильно изменился, Аллира тоже стала другой. Более смелой и решительной.

Она без сожалений скинула черный шерстяной наряд горничной прямо на пол, совершенно о нём не заботясь, ведь он, как чепец и фартук тоже больше не пригодится. Приподняла платье перед собой на вытянутых руках. Камин совсем догорел и лишь лунный свет освещал тонкое кружево, делая его светящимся, голубоватым, ненастоящим.

— Белое… — с грустью прошептала Лира. — Для невесты. Для любимой. Для единственной.

Но она ведь ни первая, ни вторая, ни третья. И теперь уже никогда такой не станет. Кто её теперь замуж возьмёт? Кто полюбит?

Поэтому, поддавшись внезапному отчаянному порыву, Аллира понесла платье к камину. Зимой угли остывают быстро. Она поворошила их кочергой — ни один не подмигнул алым глазом, значит не обожжет. Без страха испачкать руки, девушка сунула в черную золу платье и несколько раз поводила им по взметнувшимся вверх черно-серым облакам. Словно стирала в мерзлой речной воде, только наоборот.

Через несколько минут, посчитав результат удовлетворительным, она стряхнула с ткани излишки золы прямо на дорогой ковёр. Кружево стало дымчато-черным и Лира осторожно надела его через голову, аккуратно просунула руки в рукава, сама затянула тугие ленты, подчеркнувшие тонкую талию. Посмотреться бы в зеркало, но для этого придётся ждать утра или зажигать свечи, а делать этого девушка не планировала.

Рассвет уже разбавлял черноту неба светло-серыми разводами, когда Аллира разложила на кровати невесты наряд горничной, на цыпочках спустилась в комнату для слуг и оставила у изголовья Фрейзи мешочек с монетами. Она не раз помогала Лире, подменяла на время болезни, успокаивала в минуты печали. Подруга найдёт, на что их потратить. Купит цветные ленты, сладких яблок в сиропе или новые зимние сапожки.

Печально улыбнувшись, Аллира в последний раз собрала волосы в пучок, и вышла из замка, бесшумно и незаметно, обойдя посапывающих на своём посту стражников.

Бедняки просыпаются задолго до пробуждения господ и замковых служащих. Они видели, как на рассвете по узким, заснеженным улицам медленно шла девушка в длинном черном платье. Красивая, хрупкая, как цветы, потемневшие от первых заморозков. Она будто не мерзла — плыла по воздуху, гордо расправив плечи и уверенно глядя прямо перед собой, не оставляя следов на утоптанном обледенелом насте.

В то утро никто не узнал в незнакомке Аллиру — горничную Амадейского замка, запомнили лишь, что направлялась она к Черному озеру. Тому самому, куда рыбаки ходят с опаской, стараясь не заходить глубоко, хотя там, на глубине над водой то и дело плещут огромные рыбины, сверкая серебристой чешуёй. Поймать одну такую — всей семье на неделю сытой жизни хватит. Но рискованно слишком. Всем известно, что в озере том не только рыба водится, но и древнее зло, способное утащить на дно в мгновение ока.