Плененная поневоле

Глава 1

Аннотация:

Она: Мой самый важный день, самый радостный, день моего восемнадцатилетия, закончился тем, что отец отдал меня чудовищу. Кровь в жилах стынет от его планов на меня. Выживу ли я? Справлюсь ли?

Он: Враг моей семьи, который надругался и убил мою сестру, должен заплатить по счетам. Теперь я, сделаю с его дочерью то же самое. Только еще хуже, еще изощренней. Я втопчу ее в грязь, уничтожу, убью, и отправлю видео ее отцу. Таков план, только вот…

В тексте есть:

Очень жестокий, властный герой.

Очень нежная, ранимая героиня. Во всем ищет что-то светлое и доброе. Но найдет ли в этот раз?

Большая разница в возрасте.

Насилие физическое и моральное.

Нецензурная лексика.

Строго 18+

Глава 1

Какой чудесный вечер, декабрь, снег идет большими хлопьями. Как же я люблю такую погоду, даже дух замирает.

Все вокруг такое волшебное. И это самый счастливый день в моей жизни, потому что сегодня мой день рождения, мне исполнилось восемнадцать лет. От счастья даже прослезилась немного, и улыбка с лица не сходит.

Правда, освободилась сегодня очень поздно с учебы, поставили две дополнительные пары, как назло. А ведь так хотела пораньше сегодня уйти, чтобы подольше побыть у папы в отеле.

Да, у папы есть небольшой, но очень уютный отель. И именно сегодня к нему приехали какие-то важные и богатые люди, которые сделают нам месячную, а то и больше, выручку за один вечер.

И мне так хочется посмотреть на них хоть одним глазком, ведь я никогда в жизни не видела влиятельных людей. Так интересно, как они ведут себя, как разговаривают, как выглядят.

Папа и сам с утра порхал от счастья, ведь к нам, в небольшой городок, никогда и не приезжают такие гости.

Но из-за того, что я задержалась, остался всего один час, потому что к шести меня уже ждет сестра домой, она сюрприз готовит. Но я все-таки забегу в отель, хоть на десять минуточек, ну очень любопытно мне. Поэтому бегу сейчас со всех ног туда.

Папа обещал купить мне завтра, с заработанных денег, настоящее фортепиано, я так о нем мечтала с самого детства. Но оно так дорого стоит. И пока я училась в музыкальной школе, играла на маленьком, расстроенном синтезаторе, у которого и клавиши-то не очень хорошо работали. И вот моя мечта скоро исполнится, что добавляет еще больше счастья и радости. Прыгать хочется, кричать хочется, смеяться в голос хочется.

А после отеля сразу побегу домой, мы с сестрой накроем стол и будем ждать папу с работы. Ох, уже не терпится посидеть в теплой, семейной обстановке.

Пробегаю мимо шикарных, дорогих черных автомобилей, задерживая взгляд на каждом, и залетаю в отель.

Я вчера сама гирлянды повесила здесь на все окна: и в холле, и в номерах. Папа разрешил, ведь я так все это люблю. Да и отель сразу преобразился, стало так красиво все, уютно, и чувствуется уже новогоднее настроение.

Раздеваюсь и иду искать папу. Администратор сказала, что он в своем кабинете. Забегаю к нему и на шею бросаюсь сзади, обнимаю его, улыбаюсь.

— Папочка… Я только освободилась. Там такая погода, ты видел? Снег прям такими большими хлопьями идет, — радуюсь как ребенок, а он поворачивается ко мне, весь напряженный, бледный, в глазах слезы застыли, даже кажется, что поседел немного.

— Юленька, жизнерадостная моя доченька, пойди, отнеси нашему гостю поднос? — гладит меня по волосам, затем отходит и дрожащими руками протягивает мне этот самый поднос с бутылкой алкоголя, стаканами и закусками.

— Пап, что с тобой? Почему я? — смотрю на своего любимого отца с удивлением. Мне что-то становится не по себе от его состояния.

— Иди, доченька, все заняты, — дает поднос и отворачивается. Что-то с ним случилось.

— Я сейчас быстренько отнесу, а потом ты мне все расскажешь. Сегодня день такой замечательный, нельзя грустить, — пытаюсь ободрить папу.

— Скажи, что от Виктора, двадцать шестой номер, — а сам наливает себе в бокал алкоголь.

— Пап, тебе же нельзя… Да что случилось? — меня начинает очень пугать его состояние, у него же сердце больное, да и не пьет он никогда.

— Все хорошо, девочка моя, иди. Я люблю тебя.

— Ладно, и я люблю тебя.

Выхожу. Сейчас же вернусь и все узнаю. Может, со здоровьем проблемы? Только бы не это…

Поднимаюсь на второй этаж, подхожу к нужному номеру и делаю глубокий вдох полной грудью. Лишь бы не накосячить, а то я могу. Из-за своей неуклюжести вчера торт уронила, который мы с Аленкой готовили до ночи. Я так расстроилась, что даже плакала от обиды, но Алена сказала, что сегодня сделает новый и не позволит оставить меня без торта. Папа даже разрешил ей в школу не ходить, хотя девятый класс, конец четверти. Вообще, у нас самый добрый и понимающий папа на свете. Как же я его люблю.

Стучу в дверь. Сердце почему-то так бешено бьется. Как же я волнуюсь, даже в поднос вцепилась. И почему папа именно меня отправил? Он же мне сам вчера говорил, чтобы только со стороны посмотрела и близко не подходила.

И как вообще вести себя с этими влиятельными людьми? Может, они такие же, как и мы, простые, и не стоит так переживать? Просто вежливо спрошу, нужно ли еще что-нибудь, и буду улыбаться, да.

Эти сегодняшние гости забронировали весь отель, платят в десять раз больше и потребовали лучший сервис. Наверное, поэтому и трясусь вся. Я должна справиться. Но все же не понимаю — куда весь персонал делся? Может, мне стоит спуститься и переодеться в горничную? А то я как-то не по сервису выгляжу.

И, наверное, я бы так и сделала, но дверь начала отпираться. Вот только никто не открывает, и я решаюсь зайти сама. Медленно опускаю ручку вниз и отворяю дверь. Захожу.

Глава 2.

— Мне правда пора, меня ждут. Откройте, пожалуйста, дверь?

Он медленно и спокойно подходит ко мне, а я быстро отхожу в противоположную сторону от него. Страх насквозь пробирает, так что даже живот скручивает. Опасность ощущаю каждой частичкой тела и сознания. Что этот человек задумал? Зачем дверь запер? Зачем подходит ко мне…

— Раздевайся! И запомни, я не люблю повторять дважды. Это было в последний раз. — Нет, боже, мне не показалось.

Он все ближе и ближе подходит ко мне, и мне некуда больше отступать, в кровать упираюсь. Руки вытягиваю вперед, в попытке остановить его.

— Вы… вы меня, наверно, с кем-то спутали, — смотрю на него испуганными глазами. А он все надвигается как скала, все собой закрывая, так что даже дышать нечем становится. Тело сковывает от страха.

Сажусь медленно на кровать, а потом резко начинаю отползать назад. Но он хватает меня и на себя тянет, сверху наваливается, вжимая меня в матрас.

— Что вы делаете? Отпустите меня, прошу, — глаза слезами наполняются, брыкаюсь в попытке вырваться. Он руки мои хватает и за голову заводит, сжимает очень сильно, до боли. Отвернулась от него, а по вискам слезы катятся. Пугает меня до смерти, дрожу вся под ним, руки пытаюсь высвободить.

— На меня смотри. — Меньше всего хочу разозлить его, поэтому поворачиваю голову. Смотрим глаза в глаза, так близко, так опасно. Его глаза кажутся еще чернее, как у зверя дикого, который поймал свою добычу. — Не знал, что у Фадеева такая дочь сладкая.— У меня глаза расширились: они знакомы? Папа знал, к кому меня отправляет?

— Отпустите, прошу. К вам же скоро придут? —Перехватывает мои руки в одну свою, второй по лицу моему проводит, слезы вытирает. Затем по губам ведет большим пальцем. А у меня сердце будто остановилось.

— Не переживай, успеем. Ты уже трахалась? — От этого вопроса вся краска к лицу прилила. Я и слов-то таких не слышала вживую.

— Нет, я не хочу, — от его веса вздохнуть нормально не получается. — Вы пугаете меня. Можно я уйду? —Смотрит на меня, а затем отпускает руки и встает. Пытаюсь отдышаться и немного успокаиваюсь. Отпустил.

Наблюдаю за ним, как он подходит к столику и выпивает еще один бокал. Закуривает сигарету: одна затяжка, вторая, третья, и кладет ее в пепельницу. Потом достает камеру, штатив из своего чемодана и устанавливает напротив кровати. Что? Зачем? Ответы на эти вопросы будто вспышкой возникли в моей голове. Вскакиваю и бегу к двери, дергаю, стучу.

— Помогите, папа-а-а… — кричу что есть силы.

Мне страшно, очень страшно. Что хочет этот человек? Понятно, что ничего хорошего. Поворачиваюсь к нему медленно, плачу, руками себя обнимаю. Меня знобить начинает очень сильно, напрягаюсь вся еще больше. А он снова ко мне идет, и я вжимаюсь в дверь.

— Значит, так… Твой отец жестоко изнасиловал и убил мою сестру. И теперь время пришло платить по счетам. — Подходит совсем близко и начинает гладить меня по волосам, затем подхватывает на руки. От неожиданности вскрикиваю и хватаюсь за его плечи.

— Что вы такое говорите? Это неправда! Мой папа самый добрый, он и мухи не обидит, — дрожу вся у него на руках. — Это какая-то ошибка. Я никогда в это не поверю! Пойдемте, спросим у него?

— План такой… — несет меня к креслу, садится, а меня на колени свои сажает и в глаза смотрит. — Я буду трахать тебя во все щели, а потом… — пауза, — будут трахать мои друзья. И только тогда, когда нам надоест, я убью тебя. Придушу, как это сделал твой отец с моей сестрой. Все это буду снимать на камеру, и видео покажу твоему доброму папочке. Или нет… Может, его самого сюда пригласим? Пусть смотрит? Как думаешь? — так спокойно об этом говорит, гладит меня при этом по лицу. А мне дышать нечем становится, задыхаться начинаю, слезы по щекам текут. Он ведь шутит? Пугает? Он не сделает этого?

— Зачем вы меня так пугаете? Вы правда хотите это сделать? — говорю дрожащим голосом.

— Похоже, что я шутник? — смотрит очень серьезно на меня.

— Как вы жить потом будете после всего этого? Вам правда будет легче? — сжимаюсь вся, в глазах страх неимоверный. Он же сейчас скажет, что пошутил? Так ведь? Потому что все, что он говорит, — это полный абсурд, это не может быть правдой.

— Этого требует моя семья. У меня нет выбора. Придется, маленькая, — начинает под свитер свои руки запускать, обжигая кожу горячими прикосновениями. Мурашки по коже бегут. — Раздевайся и на кровать, а я сейчас приду. — Встает вместе со мной и ставит на пол. Сам идет в ванную комнату.

Паника захлестывает с новой силой. Что делать? Надо бежать, сейчас же.

В тревоге осматриваюсь кругом, подхожу к окну и открываю его. Морозный воздух сразу же врывается в номер, и это единственный шанс — прыгнуть, и все. Всего лишь второй этаж, хотя все равно очень высоко. Но лучше так.

Встаю на подоконник, затем перешагиваю на карниз, скользко.

Боже, помоги мне… Закрываю глаза, раз… два…

— Прыгнешь — заберу твою сестру. Решай.

Замерла. Стою, не шевелюсь. Губы дрожат, ком в горле застрял. Дрожу. Слезы текут. В голове мыслей больше никаких нет. Просто стою и смотрю, как медленно падает снег. Мой последний снег. Для меня.

Как же я любила жить, каждый день с улыбкой на лице. Папа всегда говорил, что жизнерадостнее людей он никогда не встречал. Это правда. В небо смотрю, запоминаю этот прекрасный момент. Воздух морозный вдыхаю полной грудью.

— Как же красиво. Правда? — поворачиваюсь к нему, к своей смерти, и улыбаюсь со слезами на глазах.

Как же я рада, что прожила счастливую жизнь. Я рада, что умею любить. Аленку я люблю больше жизни, поэтому пусть она и дальше бед не знает. Никогда я не позволяла, чтобы ее обижали, и в этот раз не позволю. С этими прекрасными мыслями мне ничего не страшно. Пусть делает, что задумал, я лишь закрою глаза и буду вспоминать снежное небо и чудесные моменты из своей жизни.

А ком в горле так и стоит, от слез ничего не вижу уже, дрожу от холода, но улыбаюсь.

Глава 3

— Больно. Не надо, прошу. — Но он не слышит, грубо стягивает с меня свитер, затем майку. Бюстгальтер рвет с легкостью, одним движением. Плачу, руками прикрываю грудь. Но он со злостью убирает мои руки и замирает. Смотрю на него, а он медленно по моему телу взглядом скользит, затем головой мотает и толкает меня на кровать со всей силы.

— Прошу, не надо, остановитесь. Не делайте этого, —всхлипываю, умоляющим взглядом смотрю на него. А он ремень расстегивает, рубашку снимает. Смотрю как завороженная на то, как двигаются его мышцы. Брюки стягивает, отбрасывая в сторону, и начинает снимать боксеры. Глаза резко закрываю, не хочу смотреть, не могу. Никогда не видела голого мужчину.

— На меня смотри, не смей глаза закрывать. —Приоткрываю, и тут же пугаюсь его размеров, дышать часто начинаю, пячусь назад, слышу свое же сердцебиение.

Он очень огромный, везде, как это возможно? Он же меня убьет сейчас.

Резко меня к себе тянет за ноги, ботинки снимает, штаны начинает сдирать с меня, вместе с носками. Все еще пытаюсь отползти от него, но он не дает. Трусы рвет одним движением, вскрикиваю от боли и унижения, брыкаюсь.

— Пожалуйста… — умоляю его, ну не может же быть это правдой, я должна быть сейчас дома, отмечать день рождения. Как будто это все не со мной происходит.

Наваливается на меня сверху и ноги мои раздвигает. Сжимаюсь вся, руками в грудь ему упираюсь. Все, это неизбежность. Как же я боюсь боли. Кричать начинаю, рыдать, а он рукой мне рот зажимает.

— Тебе понравится, маленькая. И давай без этого… Ни за что не поверю, что ты не трахалась раньше. Давай без истерик и спектаклей, не верю! — отпускает рот и за волосы хватает, сжимает до резкой, острой боли.

Второй рукой грудь трогать начинает и затем вниз ведет, туда, дотрагивается. Дергаюсь, не хочу, не могу… Плачу в голос, ногтями впиваюсь в его плечи. Он начинает по складкам водить, внутрь палец пытается засунуть. Сжимаюсь, не даю, но он сильнее надавливает и входит…

— Блядь, какая маленькая, — глубже проталкивается пальцем и останавливается. Меня распирает изнутри, выгибаюсь. — Девственница, значит. Ну, мы это сейчас исправим, вот только нежным я не буду. —Всхлипываю, еще больше напрягаюсь, когда он начинает второй палец просовывать. — Расслабься, порву ведь. Слишком маленькая. — Как, как расслабиться? Когда все это меня в панику вгоняет. Когда так сильно за волосы тянет. Глаза его, такие бешеные, животные, пугающие. Все это так неправильно, порочно, грязно. Страшно.

Чувствую, как начинает еще один палец толкать. Царапаю его со всей дури, затем сжимаю ледяными пальцами его плечи. Внизу все растянуто до предела. Это слишком для меня, не смогу больше, не получится. Всеми силами пытаюсь отстраниться, но он не дает, не пускает. Ртом дышу тяжело и часто, затем губы кусать начинаю до крови. Он оттягивает мою голову назад, ртом жадно набрасывается на мой, слизывая капельки крови. В это время толкается пальцами все глубже, вызывая очень неприятные ощущения.

— Мне страшно, пожалуйста, хватит… — говорю, когда с губ переходит к шее, кусает, засасывает, рычит. Снова мурашки бегут по телу… Это от холода, да, мне холодно, все поэтому.

Вынимает пальцы из меня и пристраивается между ног. Чувствую, как его горячий орган, касается моей промежности. Водит по ней, а у меня все внутри рухнуло. Готовлюсь морально к неизбежности, к боли, и… Не успеваю ничего сообразить… Толчок, резкий, внутрь… Боль прошибает все тело. Кричу, глаза широко распахнула. Выгибаюсь, дергаюсь, а он хватает меня под лопатки и прижимает со всей силы к себе. Слезы ручьем текут по вискам. Ощущения, будто кости внутри расходятся, меня разрывает. Растянута до невозможности. Сжимаю его в себе, не давая двигаться дальше. Жжение внутри невыносимое. Он дышит мне на ухо и шепчет:

— Все… Все, маленькая… МОЯ! Какая же ты маленькая. Бля-я-ять. — Целует, но больше не двигается, давая мне немного привыкнуть. — Очень тугая, не сжимай! — говорит сквозь зубы и медленно выходит, не до конца… И снова толчок… затем снова… и снова… Все быстрее двигается, сильнее. Чувствую, что натянутость стала невыносимой, он рвет меня. По самому дну бьет. Слезы не перестают катиться, губу снова кусаю в кровь и мычу, хнычу.

— Больно… — говорю сквозь всхлипы. Ну не может же он быть таким жестоким, беспощадным. Но он только все быстрее двигаться продолжает, так, что ноги немеют.

Как зверь, сквозь зубы рычит, сжимает до боли мое тело, шею кусает. И я сжимаю его, царапаю все сильнее. Кричать начинаю, дыхание выровнять не могу. Отстраниться пытаюсь, чтобы не так глубоко заходил. Но он все сильнее и глубже пытается войти. Каждый толчок как раскаленным железом по внутренностям. Не могу привыкнуть, не могу подстроиться. Очень быстро… очень… больно…

Судорожно всхлипываю, дрожу вся в его крепких руках, расслабиться не могу, не оставляю попыток вытолкнуть его из себя. Но он только хрипло рычит, а его горячее дыхание обжигает шею. И как огнем горит все внутри от каждого его толчка. А он начал двигаться еще быстрее, сильнее, еще жестче. Кричу до надрыва, прошу его, умоляю остановиться.

— Хватит, прошу… — рыдаю, но он только низко и гортанно стонет. Не останавливается, не слышит меня.

Я не могу его принять на столько, на сколько он хочет. Ноги сводит до невозможности, каждый толчок болью отдается внутри все больше. Кажется, что это длится вечность. И вот, последний толчок… Врезается в меня, так сильно, насколько это возможно. Так больно, так глубоко. Невыносимо… Чувствую, что внутри как кипятком все обжигает. Замираю в немом крике.

Он уткнулся лицом мне в шею, содрогаясь в конвульсиях оргазма. Его орган пульсирует во мне, заполняя обжигающей жидкостью. Лежит на мне, вздрагивает, дышит тяжело.

Отвернула голову от него, горло судорожно сокращается, не давая возможности вздохнуть. Смотрю в одну точку опустошенным взглядом. Сил больше нету сопротивляться, кричать, глаза закрываю. Только когда все прекратилось, немного получается расслабиться, но пошевелиться уже не в состоянии. Как же больно, не только физически, но и морально. Чувствую себя использованной, преданной, грязной. Одно радует, это все скоро закончится.

Глава 4

Напряглась вся. Ноги подкашиваются, за стенку хватаюсь. Рот рукой закрываю, сдерживаю подступающую истерику. Что же меня ждет?

Мужчина мыться начинает, торопится, затем вылезает из ванны. Не смотрю на него, не хочу. Но он хватает меня за плечи и к себе разворачивает. Он даже так выше меня. Тянет к себе, а я от усталости просто облокачиваюсь на него, голову на плечо кладу.

— Не отдавайте меня, пожалуйста, — хватаюсь за его шею, как за самый последний шанс. Обнимаю крепко, прижимаясь всем телом к мужчине от безысходности.

Я чувствую, что он не такой, есть в нем все же что-то хорошее. И я вижу, как он смотрит на меня, как относится, касается. Неужели после всего этого он просто возьмет и отдаст друзьям? Это невозможно. Не хочу в это верить и не буду. Все крепче к нему жмусь, и он тоже меня обнимает и гладит по голове. А в дверь при этом настойчиво стучатся.

Поднимаю голову и в глаза ему смотрю со всей своей болью. Он хмурый, очень.

— Запри дверь изнутри, слышишь? Не открывай, даже если сам буду просить. Поняла меня? — Киваю быстро. — Откроешь, когда скажу, что все ушли. И только попробуй не открыть. Я выломаю дверь, и продолжим снимать увлекательные видеоролики дальше. Поняла? — Снова киваю, улыбаюсь ему. Он не отдаст, я знала, знала.

— Спасибо, — шепчу.

— И не придумывай себе ничего, я просто отсрочил неизбежное, — приподнимает и ставит на плитку. — Стоишь?

— Стою. — Берет полотенце, вытирается, повязывает его на бедра и выходит.

Я быстро подхожу к двери и запираю ее. Прислоняюсь ухом к ней, чтобы слышать, что там происходит за дверью.

Слышу мужские голоса, вслушиваюсь, дышать перестаю. Шум воды немного мешает, но я все же пытаюсь сосредоточиться на голосах.

— Ренат, сам позвал нас к шести и не открываешь? И на звонки не отвечаешь? — его зовут Ренат… Красивое имя.

— Он уже без нас тут повеселился вовсю, — слышу еще один голос.

— Ты чего, без нас уже девку оприходовал? Нехорошо, нехорошо, — еще один.

— Кровь? Целка, что ли? — слышу смех, сколько их там? Если бокалов пять, то, должно быть, пришло четверо. Но почему мне кажется, что их там больше?

Все голоса очень низкие, грубые, басистые, это взрослые мужики. И это не те голоса мальчишек-одногруппников, что привыкла слышать. В дрожь бросает, и ноги подкашиваются от страха.

— Она там? — слышу шаги рядом и стук в дверь. Назад пячусь на дрожащих ногах. — Куколка, выходи. Составь нам приятную компанию? — этот голос мне больше всех не нравится.

— Валид, оставь ее, успеется, вечер долгий. Выпьем сначала. Ты принес че? — слышу голос Рената. А затем чей-то свист.

— Опа, вот это красотка нам попалась.

— Сюда давай, — грубо приказывает Ренат.

— Э, ты чего делаешь, зачем удаляешь? — он удаляет видео, это правда? Снова подхожу к двери, чтобы убедиться.

— Это не то, что нужно. Больше смахивает на романтическое кино. — Что он такое говорит? Это, по его мнению, было романтично? Да как он может. Это был ад. У меня до сих пор все жжет и болит.

— Так мы это сейчас исправим. Кукла? Выходи давай, не заставляй дверь выламывать, — опять этот голос. Очень близко, у двери стоит.

— Валид, предлагаю сначала в сауну перебраться, либо в кафешку. Но потом обязательно в сауну. Расслабиться надо. А девчонка пусть в себя придет. Никуда не денется.

— Ну смотри. Если вдруг что-то пойдет не так, отец спрашивать с тебя будет в первую очередь.

— Знаю, можешь не напоминать.

Голоса затихают. Слышу, как хлопает дверь, и в номере совсем тихо становится. Этот Валид — брат Рената? Наверно, мне его больше всех бояться стоит, в его голосе и словах не услышала ничего хорошего. Только агрессия и жестокость. Он-то точно со мной церемониться не будет.

Шагаю снова в ванную, очень замерзла стоять у двери мокрая. Встаю под горячую воду и смываю с себя остатки его семени и своей крови. От мыла между ног очень щипать начинает. Такое ощущение, что у меня и снаружи трещины. Монстр. Изверг. И для него это норма? Романтика?

Снова невольно плакать начинаю. Хотя я все же благодарна, что разрешил запереться. Но на сколько он отсрочил неизбежное?

Домываюсь из последних сил. Как же хочется домой, в свою комнату, в свою обычную жизнь. Обнять бы сейчас Аленку и забыть все это, как страшный сон.

Как она там? Она ждет меня… Что с ней будет, когда узнает, что я умерла? Она так тяжело пережила смерть мамы. Бедная моя сестренка. А папа? Что с ним будет? А если у него сердце не выдержит? Алена одна останется. Как горько от всего этого.

Я уверена, папа не делал всего того, о чем говорил Ренат. Это ошибка, жестокое недоразумение. Он маму любил больше всего на свете, до сих пор не может ее забыть. О каком изнасиловании идет речь? О каком убийстве? Нужно срочно с ним поговорить. Возможно, если я окажусь права, то меня отпустят. Хоть бы он был сейчас в своем кабинете.

Вытираюсь и подхожу к двери. Тихо, никого нет, и я решаюсь выйти. Приоткрываю дверь и выглядываю. И правда, никого... Собираю свои вещи по полу и одеваюсь. Страшно, больше всего на свете боюсь снова встретиться со своим мучителем. Но мне срочно надо папу увидеть, я уверена, он сможет все объяснить. Все сейчас на свои места встанет, я уверена.

Подхожу к двери, не заперта. Прям камень с плеч упал. В коридоре тоже тихо, ни души. Они все в сауне или в кафе, это с противоположной стороны от папиного кабинета.

Медленно иду в сторону лестницы, оглядываясь то и дело назад. Спускаюсь вниз и слышу, как из кафе доносятся голоса мужчин. Прокрадываюсь на цыпочках к папиному кабинету, касаюсь дверной ручки и замираю. Там кто-то есть, разговаривает… До боли узнаю этот низкий голос. Ренат там… Начинаю вслушиваться в разговор.

— …и это только начало.

— Прошу, пощади девочку, она ни в чем не виновата. Меня убей, я виноват, это все я, — слышу рыдания отца, а от его слов сердце будто тупым ножом проткнули.

— Это слишком просто. Почему ты не в тюрьме? Почему еще не в могиле? Ответ прост…. Нам надо, чтобы ты заживо гнил, гнида! — кричит Ренат, неужели это все правда… Кровь в венах стынет от ужаса.

Глава 5. Ренат

Я услышал тихое мычание за дверью кабинета этого ублюдка. Кожей чувствую, что она там, и не сомневаюсь, что все слышала.

Ярость накатывает новой волной. Как посмела ослушаться и выйти, когда весь отель кишит пьяными мужиками, желающими отыметь ее по полной программе?

Отвешиваю еще пару угроз Фадееву и выхожу, со всей дури хлопая дверью. И где она? Иду по коридору, заглядывая во все двери. Затем поднимаюсь на второй этаж и так же проверяю все номера. Нахожу ее… их.

Валид, блядь... Почему же возникло дикое желание набить ему морду?

Валид — младший брат. Несмотря на то, что ему тридцать лет, он слишком импульсивен, кровь кипит, как у подростка. Из нашей семьи он и отец больше всех бредят отмщением за Амину. Она была совсем юная, ей было восемнадцать. И мы ждали четыре года, пока у Фадеева подрастет дочь, чтобы отомстить за сестру.

Все четыре года в нашей семье живет мрак. Эта боль глубоко проникла в каждое сердце. Все вокруг стало серым, не осталось места радости, любви и сочувствия. Все померкло. Отец, Валид и я стали черствыми и безжалостными.

Темнота поглотила нашу семью окончательно, когда еще и у матери случился приступ. Она выжила, но тело ее парализовано. Она видит и слышит нас, но не реагирует ни на что. И всему виной — отец этой девчонки, что свернулась сейчас калачиком и вся дрожит от страха.

Знаю, я должен это сделать. Должен отдать ее толпе мужиков, и не имею права сейчас препятствовать Валиду. А затем должен задушить, оставив ее труп в номере вместе с видеозаписью. Такой план. И я был намерен исполнить его.

Я убивал, не раз, и не два. И сейчас мне бы ничего не стоило это сделать. Меня отец и послал, потому что я глубоко спрятал все чувства и эмоции. Валид же — он не убьет, не сможет. Изнасиловать — да. Убить — нет. Он и поехал со мной только ради того, чтобы увидеть Фадеева, когда тот будет подыхать от боли потери своей дочери.

Все шло по плану.

Вечером мы заселились в отель. Затем мы с братом лично познакомились с Фадеевым. Честно признаться, мне он показался не тем, кто может кого-то убить. Глаза у него добрые. И если бы не железобетонные доказательства, никогда бы в это не поверил. Но факты есть факты.

Мы напомнили ему о событиях четырехлетней давности, и он тут же побелел и схватился за сердце. Я ясно дал ему понять, что приехал отомстить. Велел привести ко мне в номер свою совершеннолетнюю дочь, угрожая тем, что если не приведет одну, то я возьму силой обеих. Этот придурок и привел.

Вот только когда глянул на эту девчонку, в глаза ей посмотрел, то внутри что-то кольнуло.

Я впервые увидел в человеке столько чистоты, наивности и искренности. Голос ее, глаза, вся пропитана счастьем, светилась вся, улыбалась. Коснуться хотелось этой чистоты. И когда дотронулся до ее руки, во мне будто дьявол проснулся. Сломать ее захотелось. Не поверил ее наивности. Не может быть таких людей. Все продажные и испорченные, и она не исключение.

Даже когда велел раздеться, все равно улыбалась, гирлянду пошла включать, наивно глазками своими хлопала. Я решил, что не буду ждать товарищей, лично сломаю ее, выбью из нее эту невинность. Ненависть и злость будто пожирать меня изнутри начали. И в то же время хотелось еще больше коснуться, пропитаться этой теплотой от нее.

Когда сказал ей, что буду с ней делать, то я не увидел в ее глазах настоящего страха, не увидел испорченности, ни злобы, ни ненависти. Да что с ней не так? И что со мной случилось? Я давно не испытывал даже одного процента от того, что испытал, когда коснулся ее обнаженной спины. Ее кожа, запах, глаза — все с ума сводит. Умыться захотелось, в себя прийти и закончить свой план.

Но когда вышел из ванной и увидел ее у окна, снова внутри все сжалось. Нельзя отпускать, сначала растоптать и доказать себе, что она как и все. Испорченная, лживая, и не невинная, как хочет показаться.

Еще больше разгневался, когда увидел, как радуется снегу. Она плакала, но не от страха, от чего-то другого. Она улыбалась…

Вместе с тем непреодолимое желание возникло поцеловать ее, почему — не понимаю до сих пор. Но мне захотелось не только ее в грязь вогнать, но подсознательно — и самому получить хоть малейшую долю этой чистоты и искренности.

Я понял, что она и целоваться не умеет, она и тут невинна. А когда начала радоваться еще и предстоящей смерти, совсем озверел. Маму она увидеть захотела. Во всем нашла что-то светлое и хорошее. Ненавижу. Не верю. Фальшивка. И я докажу это.

Когда насиловал ее, во мне не было той холодности и жестокой расчетливости, с которой изначально планировал это делать. Во мне были эмоции, которые я похоронил навеки, как считал до этого.

Я знаю, что у любого человека есть пороки, и я был уверен, что она не такая, какой хочет казаться. Я надеялся ее раскусить, раскрыть эту лживую натуру. Ведь все об этом говорило, ее тело, ее грудь с торчащими сосками. Но, войдя в нее, я опять проиграл, она девственница, никем не тронута, чистая до безумия.

И даже после насилия, в ванной, я увидел ее улыбку. И то, как она обняла меня сама, выбило меня из колеи. Как такое возможно, что даже это ее не сломало? Почему это не омрачило ее светлую душу и сердце? Значит — мало, еще надо, не хватило. Я знал уже, что сделаю с ней.

Это уже игра, азарт — сделать так, чтобы сломать, чтобы ненавидела, разбудить в ней темноту, найти изъян. Но пока происходит все наоборот. Это она меня ломает, выпускает всех чертей наружу. Это раздражает, но дико хочется еще.

И я уже тогда решил, что никому не позволю дотронуться до нее. Это мой свет, которого мне так не хватало долгое время. Не смогу убить, не сейчас, позже, когда сломаю ее внутреннюю красоту.

Ставлю на место Валида, хватаю девчонку и веду в свой номер. Дикая злость и ненависть за то, что она во мне пробуждает что-то запретное.

Хватаю ее за хрупкую шею. Убить — и все, и нет проблемы. Но когда глаза закрывает, отпускаю резко. Нет, не могу, мне мало ее. Целовать начинаю, жадно, дико, страстно. Хочу ее еще раз, я так никого другого не хотел. Глаза, губы, волосы, тело — все прекрасно. Все нравится. Возможно, это все алкоголь. Другого объяснения нет.

Глава 6

Замуж? Что? Наверно, он просто подыграл, ну конечно.

— Аленушка, спасибо тебе за эту красоту. Даже елку поставила, — я и правда налюбоваться не могу. — Очень красиво все получилось, но я не смогу остаться. Прости, пожалуйста, родная.

— Но почему? Давайте покушаем, и пойдешь. Я ведь так старалась. Я и торт сделала. — Вижу, как она расстроилась. Прости меня, сестренка. Я сама никогда бы так не поступила.

— А вы Юлин жених? — обращается к Ренату.

— Жених. Юля, нам пора, — вечно он хмурый какой-то. Киваю ему.

— Юль, а что у тебя с глазами? Почему волосы мокрые? Ты плакала?

— Да, от счастья, я ведь замуж выхожу, — и смотрю при этом на Рената. Всем видом своим показывает, что если я сейчас не пойду, то мне не поздоровится.

— Ничего не понимаю... Ладно, как знаешь. Иди в свой замуж, — Алена обиженно убегает, пихнув при этом в бок Рената. А я в ужасе вся сжалась. Лишь бы он только ничего ей не сделал за ее поступок. И расслабляюсь, увидев, что он и бровью не повел, только на меня смотрит.

Срываюсь с места, бегу за сестрой. Нельзя, чтобы мы расстались вот так, с обидой. Но Ренат останавливает меня, перегородив рукой проход.

— Паспорт, — бездушный, бесчувственный сухарь. И почему я снова дрожать начинаю? От его этой близости, от его взгляда, который прямо в душу смотрит, сбежать хочется.

— Он в комнате, сейчас принесу. — Отпускает руку, и я ухожу в комнату. Беру свой паспорт.

И зачем он ему понадобился? Совсем не важно уже. Самое главное, я увидела сестру. Выхожу и иду ее искать, а она на кухне сидит, плачет.

— Ален, прости меня, пожалуйста. Я меньше всего на свете хотела тебя как-то расстроить. Я очень тронута твоим сюрпризом, правда. Прошу, пойми меня, дорогая. Я не могу уйти, пока ты обижаешься на меня.

— Когда ты вернешься? — Алена начинает обнимать меня, и я в ответ ее обнимаю. Слезы текут, не в силах больше сдерживать.

— Нескоро, — как же больно это осознавать.

— Мы завтра же хотели за фортепиано в город поехать, ты так долго мечтала об этом.

— Ален, обещай, что деньги, которые мы откладывали на фортепиано, ты на себя потратишь. Ты тоже мечтаешь о курсах кондитера. У тебя талант. Пройди их, хорошо? Я тебя очень люблю.

— Да не нужны мне никакие курсы, мне ты нужна. — Обнимаю ее крепко. — Юль, он мне не нравится. Это же взрослый и злой дяденька, — шепчет мне на ухо. — Зачем ты согласилась выйти за него замуж? Ты что, влюбилась?

— Влюбилась, — улыбаюсь ей. — Он хороший, правда. Он тоже меня любит и на руках носит. Никому в обиду не дает. Он и фортепиано мне купит сам, он обещал. Не переживай за меня только, хорошо? — вот это меня понесло.

— Хорошо. Но торт ты возьмешь. Я для тебя его делала все утро, и он уже пропитался, — а затем смеяться начинает. — Никогда не забуду, как ты вчера уронила торт, который мы делали до ночи, а потом рыдала. Мы еле тебя успокоили. — и я тоже начинаю смеяться вместе с ней.

— Да, глупо так. Из-за торта рыдала. Я возьму, обязательно. У тебя есть коробка? Положишь мне с собой? — Кивает. — Спасибо тебе еще раз за все. Я так тебя люблю, сестренка, — в последний раз обнимаю ее крепко-накрепко, и мысленно прощаюсь навсегда…

Отпускаю ее, выхожу из кухни и натыкаюсь на него. Слышал все, ну и пусть. Мы оба знаем, что все, что я говорила про него, это неправда. И не может быть правдой. Он жестокий, грубый насильник и убийца. Я вообще сомневаюсь, что этот человек способен испытывать прекрасные чувства: заботу, сострадание, понимание, сочувствие и любовь. Он такой же черный, как и его глаза. И ему, наверно, нравится причинять боль. Мне жалко его.

— Можно я еще в ванную зайду? Я возьму кое-что, и пойдем.

— Быстрее.

Захожу в ванную и достаю аптечку. Невыносимо все печет и дерет там, ходить больно. И это не дает хотя бы на минуту забыть о том, что он сделал со мной. И я очень боюсь, что он снова тронет.

Достаю антисептик и кладу в карман. Затем в глаза бросается пачка снотворного, папа пьет его иногда, когда не может заснуть. Беру, смотрю на лекарство, и в голову сумасшедшие мысли лезут. А что, если…

Быстро раскрываю два блистера, одну таблетку за другой, штук двадцать, и тоже кладу их в карман. Сердце колотится от безумной мысли. Решусь ли я на это?

Иду в коридор. Вижу, как Алена Ренату торт отдает на кухне. Быстро обуваюсь и выхожу в подъезд, не оборачиваюсь. Не могу еще раз на Алену посмотреть, хотя знаю, она вышла попрощаться. Это слишком тяжело для меня.

Выбегаю на улицу, дрожу вся. Страшно. Что меня ждет? Крепко сжимаю таблетки в кармане и жду, когда Ренат откроет машину.

— Актриса, аплодирую стоя. Садись, «любимая».

— Это вы первый сказали про замужество. Я только поддержала, — сажусь в машину, и не обращаю на него больше никакого внимания. В голове лишь одно: надо выпить таблетки. Не хочу терпеть насилие. Я лучше сама. Надо было в ванной это сделать.

Всю дорогу смотрю в одну точку, сижу как на иголках. Рукой в кармане перебираю таблетки, нервничаю. Вздрагиваю, когда он резко и грубо за челюсть меня хватает и поворачивает в свою сторону.

— Что у тебя там, показывай. — Резко таблетки из руки выпускаю, беру бутылку с антисептиком и показываю ему. Отпускает. Злой. Очень злой.

— Паспорт сюда давай. — Послушно вынимаю из другого кармана и отдаю. Дальше едем до отеля молча. И когда приезжаем, папиной машины уже не вижу. Уехал. Оставил меня, бросил.

Ренат выходит, открывает дверь с моей стороны и снова сильно хватает меня за руку, вытаскивая грубо.

— Не надо так, я сама. — Но он все равно тащит меня ко входу в отель.

На крыльце толпа мужчин стоит — курят, смеются, разговаривают. А когда нас видят, присвистывать начинают.

— Мы тебя потеряли, где ходишь? — говорит один из мужчин.

— Телку нам привез, — слышу довольные возгласы. Провалиться хочется от всех этих взглядов на меня.

— Одумался? Наш вечер закончится сегодня сладеньким? — встречает нас брат Рената.

Глава 7

Отпускает меня, и идет в ванную, слышу, как смывает в унитаз таблетки.

— Еще одна такая выходка, рабыней станешь не только ты. — Подходит снова и куртку сдирает с меня. А я пошевелиться не могу. Смотрю в сторону, а в горле ком застрял.

— Не трогайте только сестру, я все сделаю, что скажете, — тихо, дрожащим голосом говорю, и плакать начинаю.

— Тогда будь послушной, — берет двумя руками мою голову, откидывает назад, чтобы на него смотрела. И я смотрю.

Большими пальцами слезы мои вытирать начинает, затем гладит по голове. Эти переходы вызывают у меня непонимание. То больно делает, то потом нежно касается. Но затем снова больно…

— Помнишь, я говорил, что не люблю два раза повторять? Так вот, еще одна провинность, и страдать уже будет твоя сестренка. Все поняла?

— Поняла.

Ведет пальцем по моим губам, наклоняется, и нежно касается их своими. Целовать начинает, сначала медленно, затем с большим напором. Приоткрываю рот, и он язык свой просовывает, набрасывается на меня, зубы об зубы бьются. Услышала тихий гортанный стон, и что-то внутри тянуть начинает. В тугой узел живот скручивает, мурашки по телу пробегают. А он подхватывает меня на руки, и я цепляюсь за его шею руками, а ногами обхватила торс. Он одной ладонью за спину держит, второй за ягодицы.

— Красивая ты, Юль. Но глупая и наивная до жути.

— А Вы очень жестокий и бессердечный. — Улыбается. Что я такого сказала?

— Хуже, поверь. — Несет меня к кровати и роняет на нее. Снимает с меня опять обувь и стягивает штаны. А я ведь без нижнего белья.

Он что, опять хочет это сделать? Нет, нет, только не это, не сейчас.

Раздвигает мне ноги, дышать часто начинаю. Он снова трогает меня там, смотрит при этом туда, хмурится. Палец с трудом просовывает внутрь, а я жмуриться начинаю, мычу от боли. Сжалась вся, как никогда раньше.

— Ничего серьезного, потерпишь, — и начинает свитер с майкой задирать вверх, оголяя грудь. Трогает ее, соски сжимает сильно, больно, так, что они заныли, засаднили. — И если не расслабишься, раздеру в мясо, — чувствую его раздражение и злость.

— Пожалуйста, я не хочу, мне будет бо… — мычу, от того, что его рука мне рот закрывает и вдавливает в кровать. Слышу, как ремень расстегивает второй рукой, и затем звук молнии.

— А кто сказал, что будет приятно? — касается своим органом моей промежности и резко входит на всю глубину.

Из глаз искры посыпались, кричу, рыдаю с зажатым ртом. Руками его отстранить пытаюсь, но все безрезультатно. Внизу дикая боль нарастает от трения по распухшему и раненному влагалищу. Страшно становится от того, что он еще больше порвет меня. И он рвет… я чувствую это.

С сумасшедшей скоростью вдалбливается в мое тело, а я не могу расслабиться, это не в моих силах. Вцепилась в кровать, сжимаю одеяло и плачу. Просто перетерпеть, скоро это закончится.

Но ничего не заканчивается. Он только все больше начинает ускорять темп, рычит и глухо стонет, обжигая меня своим дыханием. Каждый толчок сопровождается дикой болью и жжением, так, что начинает сводить бедра и ноги. А он все глубже толкается, и мне кажется, что сейчас порвет меня насквозь.

И вот последний толчок, грубый, сильный, пронзающий, и я снова чувствую, как он пульсирует и содрогается во мне.

Ренат отпускает мой рот, и выходит из меня, встает. Смотрю в потолок, по вискам слезы текут, не в состоянии пошевелиться. Все болит, промежность, низ живота, ноги.

Вздрагиваю, когда с грохотом что-то падает, что-то разбивается, затем снова и снова. Слышу нечеловеческий рык. Это он — все крушит и ломает. Теперь уже все тело сковывает от страха, но пошевелиться до сих пор не могу, закрываю лицо руками. Затем слышу громкий стук дверью в ванную, так что даже в ушах начинает звенеть. Там включается вода.

Приподнимаюсь на локтях, осматриваюсь. Столик, на котором стоял поднос, опрокинут со всем содержимым, кресло перевернуто, телевизор, что висел напротив кровати, тоже на полу, штатив и его чемодан — все раскидано по полу. Почему он так озверел? Это из-за меня?

Ренат выходит из ванной и идет ко мне. От страха пячусь назад, боюсь его, он слишком раздражен и опасен сейчас. Поправляю задравшуюся майку с кофтой, закрывая грудь. Дрожу вся, дыхание затаила, и смотрю на него во все глаза. Не понимаю его намерения, что он хочет со мной сделать в этот раз?

А он наклоняется, притягивает к себе за ноги и на руки подхватывает, снова в ванную несет. Облегченно выдыхаю, что не трогает меня снова.

Ставит в ванную. Держусь одной рукой за него, второй за стену, ноги не слушаются, шатаюсь. Он мне свитер с майкой задирает и душ включает. Начинает поливать прохладной водой между ног. От холода мурашки побежали, и внизу жжение успокаивается слегка.

Он снова касается меня там, смывая последствия очередного насилия. Хочется оттолкнуть, закричать, чтобы не трогал, не касался, но молчу, боюсь его гнева. Только пиджак его сжимаю сильно.

— Предупреждал ведь, чтобы расслабилась, маленькая? Снова кровь, — говорит хриплым голосом. Выключает воду, опять на руки подхватывает и несет в комнату.

Кладет на кровать, перед этим сдирая с нее одеяло, на котором красуются два пятна крови, моей. Отходит и начинает что-то искать, швыряя разбросанные вещи ногой. Находя, снова идет ко мне и садится рядом. В руках у него тот самый бутылек антисептика.

Раздвигает мне ноги, а я глаза закрываю и отворачиваюсь. Только чувствую, как холодные брызги попадают на распухшее и больное место. Щипать начинает, но не двигаюсь.

За дверью слышу шум и приближающиеся голоса мужчин, и затем стук в дверь. Все рухнуло внутри, оборвалось. Я не выдержу, не смогу. Истерика накатывает, брыкаюсь, чтобы не касался меня. А он наваливается на меня, руки ловит и заводит за голову.

— Успокойся. Я не для этого их позвал. Слышишь? Успокойся. — Смотрю в его глаза, всхлипываю, но верю.

Ренат встает и укрывает меня одеялом, идет дверь открывать. Я сжалась вся, в одеяло укуталась с головой и с дрожью жду, что будет дальше.

Глава 8

Я замерла, страшно и звук издать. В голове одно: он не позволил меня тронуть. Но что он сказал, что все вышли в полном шоке из номера? Даже Валид сразу же отпустил меня, будто обжегся. Что-то про меня плохое сказал? Смотрю на Рената, а он на меня. Вижу, как у него кровь течет, висок разбит.

— Оденься, пошли в другой номер, — Об этом меня не нужно просить два раза. Тут же ищу глазами свои трикотажные штаны, носки и обувь. Найдя, натягиваю на себя, забыв про всю боль. Только бы уйти из этого номера.

— Ренат… — зову его, впервые по имени назвала. Глядит на меня так внимательно, прищуренно. Подхожу к нему, на висок смотрю. — У вас кровь. Сейчас… — ищу глазами антисептик и нахожу на кровати. Беру и в ванную иду, там мы всегда оставляем гостям небольшой косметический набор. Достаю ватный диск и снова к нему иду. Брызгаю на ватку и подношу к его ране. Он хватает мою руку и сжимает.

— Ты издеваешься? Зачем ты это делаешь? Я трахнул тебя, больно сделал, а ты как ни в чем не бывало рану собралась мне обрабатывать? — смотрит на меня недоумевающе.

— Да, вы ведь не разрешили друзьям тронуть меня. Спасибо, конечно, но не надо было. Вдруг теперь ваш брат тронет Алену? — все сильнее руку сжимает и резко отпускает.

Стоит, смотрит, а я все же касаюсь его лица, вытирая кровь. Больно должно быть, но он и глазом не моргнул, на меня все глядит внимательно.

— Удивительно. Не надо было, да? — злится, но я не боюсь. — Все, хватит, пойдем. — В это раз он уже не тащит меня силой под руку, как обычно, а только легонько плеча касается. Очень боюсь за сестру, но Ренат обещал, что ни ее, ни папу он не тронет, только это успокаивает.

— Что вы им сказали? — спрашиваю, это не дает мне покоя в первую очередь.

— Тебе этого знать необязательно, — открывает дверь в следующий номер, и я захожу, включая свет. — Ложись, завтра рано вставать. Самолет в десять утра.

Самолет? Куда? Не решаюсь спросить, только головой киваю. Спасибо на том, что жива осталась.

Я ложусь на кровать одетая, только обувь снимаю. Ренат выключает свет и ложится рядом. Двигаюсь на самый край, от него подальше, и глаза закрываю.

***

Просыпаюсь от того, что папа по лицу гладит. В сонном состоянии улыбаюсь.

— Папочка… Еще пару минут и… — резко вспоминаю, что я не дома, и нет тут папы.

Быстро глаза распахиваю, улыбаться перестаю, дергаюсь. Темно еще, но вижу перед собой черные глаза, очень близко, очень опасно. Я лежу на его руке, второй обнимаю его. Боже. Что я делаю? Вскакиваю резко и отодвигаюсь от него.

— Извините, я не хотела, — встревоженно смотрю на него, сердце бьется с сумасшедшей скоростью. Как я могла его обнять, сама?

— Собирайся, через десять минут выезжаем.

Куда? Что меня ждет? Эта неизвестность пугает до безумия. Но я встаю и иду в ванную комнату, и привожу себя в порядок. Когда выхожу, он стоит уже собранный, а в руках моя куртка.

— Можно мне взять сумку? Она у папы в кабинете осталась. Там телеф…

— Нет! — резко прерывает меня, не давая договорить. — Готова? Пошли.

Подхожу к нему, хочу взять куртку, но он и этого не дает, сам помогает мне ее надеть. И потом поправляет медленно волосы, касаясь при этом шеи. Волна мурашек прошлась по всему телу. Да что со мной?

Невольно вспомнила все наши поцелуи, и как на руках нес, как защищал, как нежно касался утром. Почему он это делает? А потом вспоминаю его другую сторону, как больно делал, как угрожал и насиловал. И нет этому оправдания. Он чудовище, которого боюсь до дрожи. Он ведь в любой момент может передумать и сделать со мной все, что должен был. И почему он передумал исполнять свой план? Столько вопросов в голове, а ответов нет.

Выходим к машине, на улице уже стоит компания мужчин, все в черном, все огромные амбалы, и на нас смотрят недовольно.

А за ночь столько снега навалило, и сейчас идет. Сугробы лежат такие, что дух завораживает, сердце замирает от красоты. Зима. Настоящая. Снова улыбка на лице, ну не могу я не наслаждаться видом снега, и как же здорово он хрустит под ногами.

Машины уже очищены и прогреты, Ренат открывает мне заднюю дверь, и я сажусь. Смотрю на него из окна, он сигарету закуривает, с братом начинает разговаривать. Не слышу их, но явно они снова ругаются. Потом Ренат уходит зачем-то обратно в отель.

Странно. С ним опасно, но без него еще опаснее. Все же, когда он рядом, мне не так страшно, я знаю, что он защитит от других. И сейчас, когда он ушел, паника накатывает, ведь Валид открывает дверь и садится на переднее пассажирское сиденье.

Дышать перестаю, руками себя обнимаю. Кожей чувствую, что этот мужчина не в себе от злости. Он медленно поворачивается ко мне, и выглядывает из-за сиденья, смотрит на меня с презрением.

— Я не знаю, как ты это сделала, но я, и вся наша семья уничтожим тебя несмотря на запрет. Так что не радуйся преждевременно. Знай, ты отправляешься в ад.

— Я ничего не делала, — пытаюсь говорить уверенно, но дрожь в голосе выдает меня с потрохами.

— Ты лживая сука! Я видел, как ты вышла из отеля вся счастливая. Окрутила богатого мужика? Счастлива? Конечно… В особняк едешь. Мразь меркантильная. Ты должна была сдохнуть!

— Я ничего не знала про особняк, правда.

— Блядь, либо ты сделаешь так, чтобы он передумал, либо я убью вторую фадеевскую шкуру. Выбор прост, или ты, или сестра.

— Нет, пожалуйста. Я, меня убивайте, сколько влезет, — снова слезы. Ну почему они оба угрожают сестрой? Как мне ее защитить?

— А я не могу, мне теперь запрещено тебя и пальцем трогать.

— Почему запрещено? О чем он должен передумать? Я не понимаю.

— Все ты понимаешь, не строй из себя невинную овцу.

— Я правда не понимаю, о чем вы говорите. Мне уговорить его, чтобы в особняк не брал? Так он не послушает меня.

— НЕТ… — кричит на меня так, что даже вздрагиваю. — Мне похуй, куда ты едешь. Мне надо, чтобы он грохнул тебя, сегодня же, невестка. Иначе… — осекается и быстро поворачивается обратно, когда дверь открывается и в машину садится Ренат.