Пленённые Геей

Анемона

Мы редко задумываемся о том, в какой момент по-настоящему начинаем жить. С рождения? Или тогда, когда вдруг понимаем, что всё это время мир был открыт нам лишь с одной своей стороны? Так и моя жизнь, внезапно настигшая меня врасплох, заставила раскрыть глаза шире и увидеть путь, который я так отчаянно старалась не замечать. Моя история не началась в день моего рождения. Настоящая я появилась позже — в тот самый миг, когда мир впервые посмотрел на меня иначе.

Меня зовут Калипсо Роуз. Несмотря на необычное имя, моя жизнь ничем не отличалась от существования любой старшеклассницы: учёба, дружба, ожидание чего-то большего. Будто всё это время я проживала не свою жизнь. Моё имя часто становилось поводом для насмешек, но меня это не задевало. Я никогда не ощущала с ним связи. Бесчисленное количество раз я пыталась выяснить у отца, откуда взялась идея наречь меня именем «Калипсо», но всякий раз вместо ответа он дарил мне ту самую — светлую, но ускользающую улыбку. Пока я сопротивлялась своей «уникальности», он упорно видел во мне особенную девушку.

Ещё в детстве мне поставили неутешительный диагноз — болезнь глаз. С каждым годом зрение стремительно угасало, и единственным способом замедлить процесс оказалось категорическое правило: никогда не снимать очки. Так моим главным аксессуаром оказались не серьги, кольца и браслеты, как у других девушек, а круглые, ненавистные стёкла. Они висели на лице, как кандалы, и, казалось, вместе с красотой крали у меня и часть самой жизни. Прежде чем открыть футляр, я каждое утро оттягивала время, чтобы украдкой взглянуть в зеркало на себя настоящую, свободную. В отражении жила девушка с мягкими кудрями цвета молочного шоколада, что струились по тонкой шее, обнимая выступающие ключицы. Мягкие черты лица, трепетная припухлость губ и небесно-голубые глаза, полные надежды, будто заставляли останавливаться даже время, которое смиренно прекращало свой бег. Казалось, сама гармония вылилась в эти черты, вложив всё своё естество в создание формулы, совершеннее которой в мире просто не существует. Но стоило надеть очки — и девушка исчезала, словно её никогда и не было.

В этом году я заканчиваю старшую школу. Для многих это время признаний и первой любви. Мне же пока не довелось испытать этих чувств. Зато я познала дружбу. Вайлет стала моим спасением — полной противоположностью, способной разглядеть во мне то, чего не замечали другие.

И лишь о женщине подарившей мне жизнь, я ничего не знала. Я не помню её лица, не знаю, где она и почему исчезла. В детстве я придумывала лица, голоса, сцены, где мы вместе смеёмся, где она держит меня за руку. Но с годами я поняла: это были лишь тени желаний, иллюзии, не имеющие права на воплощение. Отец пытался создать её светлый образ, уверяя, что она любит меня, даже если сейчас её нет рядом. Я понимала его старания, но этого было недостаточно, чтобы залечить старые раны. Со временем я перестала интересоваться ею, будто пыталась отгородиться от обиды, что продолжала пожирать меня изнутри.

«Интересно, что заставило её бросить нас?» — этот вопрос никак не давал мне покоя, периодически всплывая в голове.

Лёгкий стук в дверь прервал мои мысли. Раздался скрип, и та медленно отворилась.

— Кали, милая, ты уже готова? — в проёме появился Алекс с ослепительной улыбкой и вечно виноватыми глазами.

— Папа, снова! — я бросила строгий, осуждающий взгляд. — Ты даже не попытался дождаться моего ответа.

— Ох, совсем забыл... Годы берут своё.

Нелепое оправдание заставило меня нахмуриться, и я вопросительно посмотрела в его насмешливое лицо.

— Ну что ж, кажется, нам следует повторить установленное мной правило.

— «Прежде чем войти к Калипсо...» — произнесли мы в унисон, заученный устав, словно это был наш ежедневный утренний ритуал.

— Нужно дождаться её разрешения, — не выдержав серьёзности ситуации, мы синхронно рассмеялись.

— Я в очередной раз приношу свои извинения. Но признай: твои порядки слишком строги, да и я уже не молод, чтобы досконально их соблюдать.

— Наверное, поэтому ты так чётко заучил теорию, но применять её на практике не торопишься, не молодой ты мой отец.

Он улыбнулся, пока я, надев очки, схватила рюкзак и поспешила в прихожую, выталкивая его из спальни. Провожать меня в школу было его естественной рутиной: тёплый, приготовленный с любовью ланч и поцелуй в лоб на удачу — вот из чего состояла наша обыденность.

Спустившись по лестнице, я присела на металлическую обувницу с сиденьем. Но не успела завязать шнурки, как улица оживилась громкими автомобильными сигналами. Они звучали без остановки. Гнев отца сразу отразился на его лице. Не нужно было даже отодвигать шторы — мы сразу знали зачинщика. Вместе со вспыхнувшими гудками вспыхнуло и понимание: в этот момент соседи ненавидели нас всей душой. Отец едва сдерживал себя, как и всегда, когда за мной приезжала Вайлет. Я ринулась к окну, сломя голову, и, умоляя, пыталась привлечь её внимание — лишь бы прервать эту бесконечную серенаду.

— Ну что за девчонка! — возмутился отец, обозревая эту картину. — Если мне снова придётся оправдываться перед соседями, и не дай Бог — перед Мартой Форс, то передай своей Вайлет: на этот раз она займёт моё место. И поверь, я с превеликим удовольствием кину новую жертву на растерзание этим «прекрасным людям».

— Никогда не думала, что ты такой жестокий человек.

— Ещё какой! — изобразив суровую гримасу, он распахнул входную дверь. — Не задерживаю, юная леди.

Стоило выйти на улицу, как я услышала счастливый вой подруги — ничуть не уступавший недавней серенаде. Автомобильная дверца распахнулась, и, не сдерживая эмоций, раскинув руки в стороны, Вайлет понеслась ко мне навстречу.

— Калипсо! — она буквально влетела в мои объятия. — Ты не представляешь, как я скучала!

— Ещё как представляю, — расхохоталась я. — Скука чуть не прикончила меня.

— А меня — родители. Без твоей гиперопеки они перестают верить, что я ангел, — лукаво улыбнулась она.