Пленница босса

Часть 1

— Значит так, — глубокий вдох босса был рваным и жестким. Словно он рычал на меня, — я последний раз тебя спрашиваю, Симонова! Отвечать четко, внятно, кратко.

Офисная блуза с юбкой давно уже стали мокрыми от страха, как после дождя. Я буквально прилипла к кожаному дивану, только вот это меня совершенно не заботило… Дрожа от ужаса, я с трудом более-менее внятно прохрипела:

— Да-да?

Павел Григорьевич посмотрел на меня, как на идиотку. Как на охреневшую и попутавшую берега мышь у него на пути, которая смела говорить что-то не то. В его серых глазах я явно видела не просто свое увольнение, но и мучительную смерть с долгими пытками.

«Ему ведь ничего не стоит прикопать тебя под елочкой. Таким, как Астафьев, никто вопросов не задает!», — успокоил внутренний голос, когда я и без подобных «подбадриваний» едва ли в обморок не падала.

— Сегодня, — кинув пустой стакан от виски на стол, босс резко взмахнул рукой и поднес кисть с часами ближе к лицу. Клянусь, в моменте я была уверена — сейчас он меня приложит с левой. Все в офисе говорили, что босс наш — крутой каратист. Прямо видела четко у себя в сознании картину, как лечу через весь кабинет колобочком и томно вздыхаю про себя: «Действительно, великий каратист!». Только вот мужчина просто сверился с часами и рявкнул: — ровно в двенадцать ноль-ноль я дал тебе кожаную сумку, верно?

Я уже совершенно не понимала, в чем дело, потому просто ответственно кивнула:

— Конечно.

Пока мое тело сводило от напряжения, Павел Григорьевич позиции не сдавал. Словно нарочито медленно он поднялся с места, нависая надо мной коршуном:

— И?.. Где она, Сонечка??? ГДЕ. СУМКА?!

Скребя ноготочками по дивану, я старалась делать вид, словно все хорошо. Словно я спокойна, как удав и уверенна в себе. Только вот каждое слово, вырывающееся из губ, буквально «царапало» изнутри наждачкой от страха:

— Ваша сумка там, куда вы просили ее отвезти: у вашего отца.

Так уж вышло, с шестнадцати лет я, по просьбе подруги матери, подрабатывала личным секретарем отца текущего босса. С годами старик рассорился с сыном, они разделили компанию на два филиала, и теперь восседали в разных частях столицы, старались пересекаться только при крайней необходимости. Я «отошла по наследству» сыночку — Павлу Григорьевичу. Стала его «девушкой на побегушках».

Он всегда мне нравился: веселый, позитивный, умный мужчина. Черный костюм всегда сидел на нем, как влитой. Словно он уже родился в костюме с иголочки, с бокалом виски в руке и сигарой в зубах. Босс обладал магией, заставляющей всех девушек вокруг его обожать. Буквально каждая слюнями истекала ему вслед! А он в свои тридцать два продолжал отпускать всем пошлые шуточки, многозначительно подмигивать, поражать искрометным умом и… Оставался холостым бабником, беззастенчиво разбивающим все попадающиеся под руки женские сердца.

И все равно он мне нравился. Все три года, что батрачила на него — бед не знала. Отец и сын доверяли мне, я была кем-то вроде «мирным гонцом» между ними. Мне даже заочную учебу в лучшем вузе страны оплатили!

И вот пришел тот день, когда сказка рухнула.

— Нет сумки, Сонечка, — цедя слова, босс разговаривал со мной, как с отсталой идиоткой. — Нет ее! Папа ничего не получал! — резкий удар кулаком по столу и в моей жизни случился первый микроинсульт. Подавившись слюной, я накрыла сердце ладонью боясь, что оно просто выскочит из груди от такого ненормального биения. — Ты куда деньги дела?!

Вот тут-то мой мозг и выключился на целую минуту. Нервно моргая, я пыталась избавиться от «ошибки четыреста четыре» в голове и перезагрузить систему. А Павел Григорьевич изучал меня внимательно, будто пытался понять обман и раскусить злостную преступницу.

— Какие деньги? Вы о чем? — наконец смогла произнести я. Пульс так барабанил в ушах, что свой же голос звучал чертовски далеко.

— Те, что в сумки были, — вскинув бровь, босс недобро улыбнулся. Уверена, именно с такой кровожадной ухмылкой отрубали головы палачи. Хладнокровно, наслаждаясь ужасом в глазах бедного «виновного». — Не прикидывайся дурой, Симонова!.. Ты, конечно, все же дура, но… Не настолько же! Реально думала, что я пропажу ляма долларов не замечу?

На этом моменте мои черные волосы планомерно принялись покрываться сединой, а конечности отниматься:

— А?! Какой еще ЛЯМ?? Каких-каких долларов?!

Незаметно у ущипнула себя за ногу — ничего. Посильнее — тот же эффект. До последнего хотелось верить, что все происходящее лишь дурной сон. Иначе почему все так плывет и белеет перед глазами?

Закрыв глаза, мужчина откинул голову назад и прикрыл лицо рукой. Я прямо видела, как тяжело ему дается разговор со мной. Как хочется переступить черту и сделать что-то нехорошее.

— Симонова, — собрав остатки титанического терпения, он выплюнул мое имя, как проклятье, — хватит пороть хрень. Ты ведь, наверняка, в сумочку заглянула.

— Нет… — я так судорожно мотала головой, словно это могло хоть как-то помочь делу. Только вот босс даже не смотрел в мою сторону.

С тяжелым голосом он, полумертвый, мычал себе под нос:

— Все, что было, соскреб… Собрался долю отца в бизнесе честно выкупить… Решил его удивить, дурак! Мол, папочка ждет бумаги от юриста, а получает лям долларов, — и тогда он посмотрел на меня, его серые глаза прошибали до костей. — Оказалось, удивлюсь я. Спасибо тебе, Симонова!

Легкие жгло от недостатка кислорода, но все это было ничем по сравнению со страхом попасть на огромный долг. Последние годы мама серьезно болела… Началось все с сахарного диабета, а во время сдачи анализов нашли еще тонну тяжелых болезней. Все они в купе заставили ее бросить работу и пригвоздили к постели. В свои двадцать три года я полностью ее содержала. Моя зарплата была приличная, но все равно мы жили впроголодь из-за цен на лекарства.

Вскочив на ноги, я отчаянно заревела:

— Не брала я ваши деньги! Мне бы даже в голову не пришло открывать сумку. Даже если бы пришло… Никогда бы чужого не взяла!

Часть 2

Долгие секунды в лифте я размышляла о своей тяжелой судьбе. Мол, как так вышло, что я с шестнадцати лет душу отдаю компании, а меня еще и в воровстве обвиняют! Топая ногами по парковке вслед за Павлом Григорьевичем, молилась всем известным богам, чтобы нас никто из знакомых больше не увидел.

К жизни вернул звук разблокировки авто босса. Вытянув перед собой пантовый ключ в кожаном чехле с гравировкой эмблемы компании, мужчина разблокировал свой «Порше».

— Нравится? — его самодовольный взгляд сперва прошелся по явно любимой ласточке, а после с внимательным прищуром устремился на меня.

«Он ждет, что я в обморок от одного его вида грохнусь?», — искренне недоумевала.

— Эм… — честно признаться, не об этом были мои мысли в тот момент. Растерянно почесав затылок, я пыталась понять, как именно мы будем садиться в средство передвижения со скрепленными руками. Явно босс водителя звать не хотел. Значит, привлекать внимание к ситуации — тоже.

— «Порше Панамера Спорт Туризм Концепт», — Астафьев с таким восхищением произнес непонятный мне набор слов, что я не сразу поняла, что речь идет о полном названии его автомобиля. — Между прочим, прямо с парижской презентации мне его доставили. Два ляма долларов отдал за это произведение искусства!

Резкий приступ нервного кашля заставил скрутиться в три погибели, а из глаз брызнули слезы. Когда возмущение, удивление и недоумение немного отпустили, я позволила себе посмотреть на босса скептически.

— Вот это, — строго кивнул босс на авто, — и сумка с деньгами — все, что у меня есть, Симонова. Все! — выдержав роковую паузу, он сквозь зубы рявкнул: — Надеюсь, теперь ты понимаешь масштабы дерьма, в которое вступила?

Назвать эту проблему сугубо своей я не могла… Но почему-то менее страшно от этого не становилось, и колени подкашиваться не переставали.

— Конечно-конечно, — закивав, как собачка на капоте, нервно почесала место под наручниками. Оно прямо жгло. То ли это самовнушение, то ли тело всячески их отвергало. — Уверена, ничего с вашими деньгами не приключилось.

Его серые глаза прожигали меня насквозь. Казалось, я видела там каплю сочувствия и понимания. Но вся эта иллюзия была разрушена, когда грубый стальной бас рявкнул:

— Значит поехали разбираться.

И он пошел прямо к водительскому сидению, волоча меня за собой, как нелюбимую собачку на поводке. Знала бы, не надела утром новые и еще не разношенные туфли на пятнадцатисантиметровой шпильке!

— Стойте-стойте! — красная, запыхавшаяся, я в ужасе дернула руку назад. А все потому, что мой босс окончательно сошел с ума. Спокойно, словно ничего не происходит, он начал садиться на водительское сидение. Еще и зыркнул на меня неодобрительно, когда я его остановила. Пришлось объяснять свою претензию так быстро, как только могла. — А ничего, что наши руки скреплены? Вы предлагаете мне час за вами по столице рядом с машиной бежать?

— Я, что, зверь по-твоему? — закатил глаза мужчина, и мне полегчало. На мгновение. В следующую секунду он тем же тоном огорошил: — Просто перелазь через меня и садись рядом.

Пол минуты я ждала его заливистого смеха. Думала — шутка. Куда там? Павел Григорьевич был серьезен и зол, как никогда.

— Может, — мягко предложила я, из последних сил улыбаясь, — вы меня просто отстегнете, и я ножками обойду машину?

Добродушно вздохнув, мужчина улыбнулся. Я с надеждой повернула кисть нужной стороной, ожидая свободы.

— Нет, Сонечка, — его хриплый мягкий тембр, казалось, успокаивает. Нежный протяжный голос никак не сходился с жестокими грубыми словами. И пока одна часть меня таяла изнутри, вторая содрогалась от беспринципности мужчины. — Я тебе уже раз доверился, больше не стану. Девушка, которая додумалась украсть лям, найдет, как сбежать. Так что либо лезь через меня, либо я сразу ментов вызываю.

Закрыв глаза с тяжелым вздохом, я уже готова была согласиться на полицию, лишь бы не испытывать такого унижения. А потом представила, как моей бедной немощной матери звонит какой-нибудь капитан Петров и говорит: «Ваша Сонечка по этапу пошла!».

— Хорошо! — импульсивно воскликнула я с испуганным взглядом. Астафьев прямо подобрался, когда я резко прыгнула ему на колени. — Раз выбора нет, то… Что поделать!

Павел Григорьевич отшатнулся назад, расставил руки в стороны от неожиданности. Его ноги были расставлены и обтянуты дорогими черными брюками известного бренда. Даже когда они растянулись по его натренированным ногам, сидели великолепно. Стоя на карачках, я в этом убедилась.

— Давай быстрее, — рявкнул он, как-то странно напрягаясь. Голос осел, стал глубже и более хриплым.

— Пытаюсь, — закатила глаза я, судорожно дыша.

Парковка не особо освещалась. В машине, стоящей носом к стене, вообще царила тьма. Не понимая, куда я именно опираюсь, тыкала руками куда попало. Пару раз соскальзывала. То ноги не вмещались, то пятая точка.

— Юбка у тебя, Сонечка, коротковата… — внезапно услышала я в попытке-таки добраться к пассажирскому сидению.

И тогда я почувствовала что-то странное: взгляд босса на своей заднице. Она прямо горела в тех местах, где он, не стесняясь, меня рассматривал. Осознание происходящего настолько шокировало, что я замерла.

— Я что-то не поняла, господин Астафьев… — что-то под пальцами зашевелилось, увеличилось.

Мысль оборвалась, слова пропали. Я вовсе забыла, о чем был разговор и что мы тут делаем. Все, что я ощущала: то самое интимное место под своими пальцами.

«Черт тебя дери, Соня! — в панике прокричала я про себя. — Ты прямо сейчас лапаешь член собственного босса!».

Что самое странное, Павел ничего не говорил. Я слышала его судорожное дыхание, бешено вздымающуюся грудь. В и без того заниженной машине вдруг резко кончился кислород, хотя дверь до сих пор была открыта, а мои ноги из нее успешно торчали.

Я чувствовала, как моя узкая офисная юбка поднимается все выше и выше, а вырез становится все неприличнее. Мир вокруг словно остановился, все стало слишком странно.

Часть 3

С Димочкой мы познакомились через социальные сети и общих знакомых не имели. Он прекрасно ладил с моей мамой, а вот его родню я видела лишь раз во время разговора парня по видеосвязи. Квартиру мы снимали на двоих. И открывая ключом старую советскую дверь, я вдруг поняла, что вскоре шокирую Астафьева нашим «дизайнерским» ремонтом.

— Что там, Сонечка? — ехидно поинтересовался босс, из-за плеча заглядывая на мои трясущиеся руки с постоянно падающим на каменный пол ключом. — Совесть проснулась? Хочешь покаяться во грехах?

— Ничего себе, какие вы слова знаете! А обычно только «бегом» и «срочно», — в тон ему саркастично прошептала. Услышал босс или нет, но затих. Без его нависающего позади громоздкого тела я смогла открыть дверь и зашла внутрь.

Было страшно. Я ждала смех и издевок, но Астафьев молчал. Тихо прошел вперед по коридору, даже дверку за собой вежливо захлопнул. Мертвая от стыда и ощущения собственной ничтожности, я плелась за ним следом, пристегнутая к тому же наручником.

— Сонечка, дорогая моя, — замерев у отваливающегося куска обоев, Павел Григорьевич попытался приклеить его обратно, но тот снова опал, — напомни-ка мне, сколько у тебя оклад?

Вот на этом моменте я резко захотела провалиться под землю. Глядя куда угодно, но не на мужчину, сдавленно выдохнула:

— Двести тысяч.

На лице Астафьева была маска. Вообще не понятно, о чем он там думает у себя в голове, пожимая плечами:

— Мне казалось, этого хватит, чтобы ты не снимала квартиру под столицей в криминальном районе. В месте, где даже дверей в подъезд нет. Прямо-таки приглашение: «Заходите, господа наркоманы, бомжи и бродячие собаки!».

Дрожь пронзила насквозь. Наверное, не стоило этого делать, но я зачем-то в сердцах выпалила:

— Я все маме отдаю. Мне только двадцать остается.

Астафьев молчал минуту, а потом присвистнул, скупо произнеся:

— Не густо.

Неловкое молчание возникло между нами, а Павел Григорьевич все никак не возвращался к поискам сумки. Все смотрел и смотрел на меня. Это уже начинало не просто смущать, но и напрягать.

— Мама болеет? — хриплый вопрос в кромешной тишине заставил сердце быстрее забиться. Не найдя в себе силы и слова ответить, просто скупо кивнула. Тогда босс почему-то кратко рассмеялся. С интересом взглянув на мужчину, увидела его пренебрежение. Обращено оно было не ко мне, а к нашему с Димой портрету на стене. — А что же твой этот «Димочка» не может помочь?

— Не может, — гордо вскинув голову, я вдруг решила, что нечего мне стыдиться. Да, мы сняли старую убитую квартиру. Да, обои отваливаются, а шкафы на ладан дышат. Зато сами! — Дима зарабатывает, как я — двадцать. Мы сложились пополам, и хватило только на эту квартиру.

Босс повел бровью:

— Ясно, понятно.

Больше не задавая вопросов, мужчина обернулся по сторонам. Его лицо не выражало омерзения или сочувствия. Скорее, удивление и недоумение. Засунув одну руку в карман, другую он вытянул перед собой. Тем самым заставляя идти впереди:

— Веди меня, Соня. Будем смотреть, где моя сумка.

Удивительно, но несмотря на позднее время — Димы не было дома. Гостиная пустовала. Она представляла из себя старый не раскладной диван и стул, со стоящим на нем советским телевизором. Демонстративно обведя рукой десять квадратных метров, уставилась на босса:

— Проверять будете? По углам там лазить, диван разбирать на шурупы...

Сжав зубы, Астафьев промаршировал в соседнюю комнату. Ею оказалась спальня. Мужчина лишь слегка мазнул взглядом по постели: железной кровати с прутьями. Мне показалось, словно видеть ее мужчина не хотел. Внимание босса привлек маленький шкафчик, купленный мною на распродаже. Не спрашивая разрешения, босс распахнул его и замер.

— Эй! — только и успела воскликнуть я, а вот спрятать аккуратно лежащее внизу нижнее белье — нет. Более того, Астафьев с умным видом поднял мои красные кружевные трусы и намотал их на палец. Затем повернулся ко мне, потемневшим взглядом осматривая с головы до пят. Он словно примерял это белье на меня, совершенно не стесняясь при этом хитро усмехаться. Достал новые трусики — черные в горох — и снова в свои грязные мыслишки нырнул. Тут-то я и не выдержала, выдернув из его рук свое богатство. — Вам не стыдно? Положите на место!

— Сонечка, чужое брать стыдно, а я — свое ищу, — вытянув палец вверх, изрек этот у… Уникум! И продолжил рыться в моих трусиках и лифчиках. — По статистике, каждый второй прячет деньги в нижнем белье. Я должен убедиться, что там нет миллиона.

«А лям баксов так просто в стринги запрятать, ага!», — прыснула я, аккуратно поинтересовавшись:

— А чего это вы тогда так тщательно полочку с боксерами Димы избегаете, а? Или по вашей статистике деньги прячут только в женских трусах?

Скривившись, Павел перестал так увлеченно рассматривать мои трусики. Поднялся на ноги, остервенело расправил брюки и потащил меня дальше. Чуть головой о косяк не ударил!

— Та-а-ак, — присвистнул мужчина, открывая «портал» в последнюю комнату, — а это уже интересно!

— Это Диме для работы нужно, — твердо заявила я. — Он — айтишник.

Внимательно осмотрев компьютерный стол со множеством экранов и огромным процессором, Астафьев посмотрел на меня насмешливо:

— Давай подведем итоги: твоя Димочка айтишник с зарплатой в двадцать тысяч, у которого даже мышка дороже? А этого гиганта, — босс похлопал ладонью по процессору, — даже я себе позволить не могу. Жаба душит… Что-то в районе миллиона.

Вот тут-то я и захлебнулась воздухом, резко поплохело:

— Вы что-то путаете. Это все копейки, Дима мне чеки сам показывал и…

— Твой Дима — очень хорошо устроился, Сонечка, — встав на ноги, босс сочувственно похлопал меня по плечу. — У него в шкафу куча дорогой одежды, а у тебя две блузы и парочка юбок. А еще, пока вы спите в коморке, твой «Димочка» занял для игр себе двадцать квадратов. Я вот одного не могу понять, — удивленно оценив мое лицо, босс явно искал признаки умственной отсталости. Так и захотелось ему промеж глаз чем-то тяжелым приложить! — ты такая занятая, что этого не видишь, или просто тупая?

Часть 4

Два серых глаза прожигали насквозь такой лютой злобой, что до костей страх пробирал. Его рычащий голос заставлял дрожать от ужаса:

— Это шутка такая?

Резко слезы высохли, потому что я вдруг осознала масштабы катастрофы: деньги реально пропали, а Димочка смылся.

— Я… — попыталась оправдаться, но тут же осеклась. «Что тут скажешь?», — горестно вздохнул внутренний голос.

— Шкатулка с шурупами!.. — саркастично расхохотался босс, а потом вдруг с рыком разорвал кожаную сумку. Страшно было предстать масштабы его злости, если надежное изделие так просто разделилось по шву. Оценив два куска ткани на полу, Астафьев дернулся ко мне: — Ты за кого меня держишь?? Я, по-твоему, совсем идиот?

Странная щекотка обосновалась в животе. Конечности принялись неметь. Павел Григорьевич выглядел так, словно собрался придушить меня сейчас и закопать в огороде под балконом.

— Поверьте, — голос осел до фальцета, позорно дрожал. Глаза бегали из стороны в сторону в поисках ответов на миллионы вопросов в голове: «Как? Кто? Зачем? За что?!», — я не имею к этому никакого отношения!..

Никогда ранее я не видела босса таким. От него буквально искры в разные стороны летели. Мышцы лица пугающе сокращались, вены на висках напухли, кадык дергался, а ноздри раздувались. В совокупности с почерневшим лицом и сведенными бровями это оказывало на меня непередаваемое воздействие.

— Я бы никогда… — в груди что-то резко защемило, стало нечем дышать. Накрыв ладонью сердце, я почувствовала не только безумное сердцебиение. Конечности стали подозрительно тяжелыми, а комната вокруг — все дальше и дальше. — Я бы ни за что…

Вытянув руку вперед, Астафьев с омерзением поморщился. Свободной рукой мужчина достал телефон из внутреннего кармана пиджака. Его пальцы так давили на экран, что мобильный трещал.

— Хватит ныть! — закатив глаза, босс злобно улыбнулся. А потом повернул ко мне экран, давая увидеть краткий и всем известный номер «102». На мгновение на лице его появилось сочувствие и разочарование, что окончательно разбило. — Я верил тебе, Сонь. Как себе. Даже сейчас, идиот, поверил! Но теперь пусть полиция разбирается.

Дышать стало тяжело. Отчаянно пытаясь глотнуть кислорода, я боялась лишь одного: как отреагирует мама на происходящее. В ее жизни и так все было плохо: в рассвете сил оказалась прикована к постели, потеряла престижную работу управляющей крупной сети магазинов, потом еще и папа ее бросил, сказав лишь, что не хочет потратить остаток жизни на подношение уток. Я была единственным светлым пятном мамы. Ее лучом надежды.

Я четко увидела картину маслом, как меня сажают в тюрьму, а женщина попадает в государственную больницу. Или, хуже того, оказывается дома одна без надлежащего ухода. Если, конечно, переживет новость о том, что ее «положительная» дочка украла миллион и села в тюрьму.

Тело вдруг стало легким, мир вокруг замедлился. Я ощутила невесомость, все проблемы резко отошли на задний план. Лишь когда на горизонте замаячил потолок, я поняла, что попросту падаю в обморок: — Мамочки…

Последнее, что я увидела, как в ужасе застывший Астафьев вдруг бросил на пол телефон и кинулся ко мне.

***

Солнышко слепило глаза через стекло, на губах застыла улыбка. Я любила просыпаться по утрам, потому что каждый новый день приносил мне радость. Но что-то было не так. Подушка какая-то жесткая, сидение жесткое. Улыбка спала, когда я поняла, что ноги свисают. Да и потолок как-то низковато…

— Очнулась, — облегченный вздох босса заставил напрячься. А потом я не просто стала его слышать, но и видеть. Он нависал надо мной со странным изучающим прищуром. — Слава богу, Соня. Ты меня так до сердечного приступа доведешь.

— Эм… Павел Григорьевич… Вы, конечно, меня извините, — голос звучал тихо, сонно, растерянно. Я правда ничего не понимала и все еще слабо соображала. Босс напряженно ждал моего вопроса, — а что вы в моей спальне делаете?

Лицо Астафьева буквально вытянулось, ответный вопрос звучал странно:

— В твоей спальне, Сонечка?

— Ага, — активно мотнув головой, я поморщилась от слабости и головокружения. К тому же, подташнивало. — Сейчас Димочка придет, и все плохое кончится.

Два серых глаза стали опасно блестеть:

— Твой Димочка сюда придет? — босс тыкнул пальцем в подозрительно низкий потолок.

— Ну да. А куда ему еще идти? — без капли иронии пожала я плечами. — Здесь его место.

Почесав затылок, босс вскинул голову к небу. На его взмокшем лице явно читался вопрос: «За что мне все это?».

— Понимаю, понимаю… — саркастично прыснул мужчина. — Всем здесь будет хорошо. «Кровать»-то класса люкс, — вспомнив нашу железную советскую постель, я зависла. В каком месте она класса «люкс»? Сложив руки на груди, Астафьев грозно и торопливо пробормотал себе под нос. — Отличный денек просто! Лям просрал, теперь еще и моя тачка — их с «Димасиком» брачное ложе! Одного не могу понять! — резкой удар рукой босса по «потолку» моей кровати, и я вдруг начала все вспоминать. Два потемневших серых глаза тут же отрезвили и вернули в реальность, — может мне сразу на тебя компанию переписать, а?

В панике я поспешно села на месте. Во-первых, я была в авто босса. Ноги с туфлями на шпильках свисали по другую сторону, а под головой лежала сложенная в трое зимняя куртка начальника. Во-вторых, оковы куда-то пропали, уже радовало.

Но тут я вспомнила про реальный нависший срок и предательство парня, снова зарыдав в голос.

— Значит так, рыбка моя, — тоном отпетого мафиози Астафьев сверкнул идеально ровными белыми зубами. В кармане его звякнули наручники, — я тут поразмышлял, пока ты в обмороке валялась… Не буду я в полицию тебя сдавать.

— Спасибо! Спасибо вам! — радостная до головокружения, я бросилась благодарить босса, но тот вытянул палец вперед, а сам отшагнул назад.

— Только потому, что они работать нормально не умеют. А если и найдут, то денег я своих все равно не увижу, — загадочно изобразив волну бровями, Павел недобро улыбнулся. — Буду искать сам, Сонечка. И не думай, что ты свободно заживешь дальше, как ни в чем не бывало, поняла меня? — выдержав краткую паузу, мужчина сглотнул тяжелый ком и наконец огласил тяжелое для меня решение: — Пока долг не вернешь, ты — моя заложница.

Часть 5

Я прекрасно помнила тот день, когда впервые лично увидела Павла Астафьева. Мне было восемнадцать. Его отец — Григорий, подошел к стойке секретаря и радостно объявил:

— Сонечка, сейчас мой сын приедет. Ты уж его встреть со всеми почестями, ладно? Чай, кофе, накорми…

Уставшая от работы, я не сразу сообразила и только спустя пол минуты опомнилась:

— Постойте. Это тот самый, что открыл филиал компании в Америке и сейчас его активно развивает?

— Развил уже. Он там больше не нужен, — самодовольно цокнул языком мой тогдашний босс. Весь офис знал, как он гордится сыном! Обведя рукой пространство вокруг, Григорий пожал плечами: — Он здесь нужен. Мне, старику, помощь жизненно необходима. Больше не тяну. Компания проседает.

Тогда я лишь улыбнулась и быстро подорвалась, в панике обзванивая лучшие доставки города, чтобы по описаниям отца заказать сыну все по его предпочтениям. Когда щелкнул лифт, объявляя о прибытии Павла, мы с Григорием уже стояли рядом, как солдатики.

Я обомлела от неожиданности. Младший Астафьев выбил почву из-под ног. Его энергетика сносила волной. Он буквально вытеснял вокруг всех одним лишь своим присутствием. И я пошатнулась.

— Осторожно, — по-отечески Григорий подхватил меня под руку, не давая упасть, и не одобрительно покосился на шпильки. — Ох уж эта ваша молодежная мода…

Дело было не в моде. Что-то вокруг изменилось. Внутри запорхали бабочки, а в конечностях возникло странное покалывание…

Черный литой костюм мужчины был идеально выглажен. Уверенной, но расслабленной походкой он подошел к нам, пожимая отцу руку. После наши взгляды встретились, серые бездонные озера перекрыли возможность дышать.

— Оу, — хриплый мягкий голос шелком скользнул по коже и вызвал мурашки. Косая хитрая улыбка делала Астафьева еще более обольстительным, по животному красивым, — эта та самая Сонечка, без которой мой папочка и шнурки завязать не может?

Смеясь, Григорий закинул мне на плечи руку и прижал к себе:

— Ага! Отличная девочка!

Щеки залились румянцем, пот выступил на теле. Я ощущала себя странно рядом с Павлом. Его легкий мятно-еловый запах доводил рецепторы до микрооргазма. Уверенные, спокойные движения казались незначительными, но в них чувствовались сила и мощь.

— Что вы, Павел Григорьевич, — и все же я нашла в себе силы протянуть руку мужчине. Профессионал я или кто? — Такое было только раз. И то, после грандиозного корпоратива в Лужниках, я была не против помочь любимому начальнику.

Он не пожал мне руку в тот день, как это обычно делают «большие» люди на бизнес знакомствах. Павел хищно приподнял бровь, и его потемневший взгляд скользнул по моей фигуре. Бегло, торопливо, но я заметила. Мне показалось, что тогда он особенно внимательно рассматривал грудь. Испустив хриплый вдох, тут же вернулся к вытянутой руке.

Не отводя от меня взгляда, нагнулся и поцеловал ее. Не как нормальные джентльмены, а в ладонь. Я хотела перевернуть ее обратно — не дал.

— Какая преданность делу, Сонечка, — все еще не разгибаясь, Павел щекотал мне кожу своим дыханием. — Скажите, а вот если я стану вашим боссом, меня тоже так любить будете?

И вот что на такое ответишь? Я и растерялась. Да еще и звук какой-то невнятный из губ вырвался, от чего тут же стало стыдно до потери сознания. В тот момент Павел смотрел на меня с интересом и желанием, это я точно понимала. Вокруг буквально летали искры и напряжение.

Он был тигром, который выбрал свою добычу.

— ХВАТИТ! — рявкнул Григорий, силой вырвав мою руку из хватки сына и вернув на место. — А ну-ка пойдем поговорим, Павлик.

Саркастично рассмеявшись, Астафьев не двойственно подмигнул мне. Мое сердце едва ли из груди не вырвалось.

— Что, — невинно поинтересовался тот, заглядывая мне за спину. Якобы он разглядывал журнальный столик с кучей деликатесов, но в отражении лифта я четко видела, куда именно так увлеченно смотрит Павел: мне на задницу. В какой-то момент он сжал зубы и судорожно втянул кислород. «Ему нравится?!», — догадалась я в панике, впервые в жизни чувствуя на себе такой явный мужской интерес, — даже перекусить не предложите? Я бы с удовольствием аппетит загасил. Не ел уже…. — он сверился с роликсом на руке и театрально грустно вздохнул, — два дня. О, ужас!

Хлопнув в ладони, старик тогда прервал цирк вокруг:

— Быстро, я сказал!

Заливисто бархатно расхохотавшись, Павел поднял руки вверх, сдаваясь, а после последовал за злым отцом в кабинет. Опустив голову вниз и сложив руки на груди, я пыталась справиться с эмоциями и переварить произошедшее.

— Эй, Сонечка, — так неожиданно было почувствовать Его губы на своем ухе, что я задохнулась. Низкий шепот проникал в самое сердце. Павел тогда завис за моей спиной. Слишком близко! Испуганно бросив взгляд вслед Григорию, увидела, как тот спокойно идет в свой кабинет и ничего не подозревает. Воспользовавшись ситуацией, младший Астафьев зарылся носом мне в волосы, от чего по телу скользнули мурашки. — Ты подумай насчет преданности, ладно? И насчёт голода, — когда его сильная массивная рука сжала мою ягодицу, я в конец поверила, что сплю, — я не пошутил.

Павел Астафьев пошел дальше, как ни в чем ни бывало, а я так и осталась стоять на месте. Прошло не менее десяти минут, прежде чем смогла сдвинуться. Отец с сыном же ругались в кабинете больше двух часов. Уж не знаю, о чем шла речь, но вылетел после Павел оттуда, как фурия. Красный, злой, недовольный. Убежал с офиса, а на следующее утро вернулся работать.

Только впредь диалог у нас был другой: деловой. На «вы» и без подмигиваний. Мы обоюдно замолчали ситуацию у лифта, потому как впредь младший Астафьев никаких намеков не отпускал.

Сперва я расстраивалась. Даже плакала пару раз, а потом… Благодарила Григория, что не стала одной из миллиона последующих жертв обаяния Павла. Не было девушки в нашей компании, которая добровольно не раздвинула перед ним ноги: беременная, замужняя, вдова… Все каким-то образом сдавались!

Часть 6

Босс куда-то резко испарился, а та самая блондиночка повела меня вглубь дома. Пока шла за ней по узкому коридору, не могла избавиться от мысли, что слишком уж у нее юбочка узкая, прямо по швам трещит. Да и блуза странная, прозрачная. Я бы в такой постыдилась даже на пляже лежать, а она хозяина дома вышла встречать.

Вывод напрашивался сам: либо они с Астафьевым УЖЕ спят, либо блондиночка над этим активно работает.

— Меня Светлана, если что, зовут, — звонкий голосок сразу показался мне надменным. Прямо чувствовались в нем лютая неприязнь и нежелание разговаривать.

«Это так у вас принято гостей встречать? — фыркнула я про себя. — Хоть и пленных…».

— А мое имя вам не понадобится, — мягко и приветливо я дала ей понять, что со мной в таком тоне общаться не получится. Пусть свои коготки в другом месте выпускает.

Звонкий заливистый смех полоснул по нервам. Высокий и громкий он буквально напоминал мне то жуткое чувство, когда кто-то скребет ногтями по стеклу. Блондиночка даже замерла посреди коридора, чтобы обернуться на меня с нервной улыбкой и злым взглядом:

— Вы правы… Тут никто надолго не задерживается, — выдержав краткую паузу, она протянула по слогам: — Кроме меня. Я тут была всегда и буду. Так что мое имя запомнить все же стоит.

Упорство Светланы меня буквально поразило. С широко распахнутыми глазами я присвистнула и кратко рассмеялась. Какая удивительная все же жизнь! Пока я мечтала сбежать из домашнего плена, эта блондиночка спала и видела, как живет в нем в роли хозяйки.

Так что равнодушно пожав плечами, просто облегченно выдохнула:

— Хоть бы так и было, Светочка! Может вы поможете мне побыстрее отсюда слинять, а?

В глазах той замерцало самое искреннее недоумение. Минуту помолчав, она все же прохрипела:

— То есть? О чем это ты?

— Понимаешь, — шагнув вперед, заговорщицки шепнула я ей, — я тут быть не хочу. Мне это вообще не нужно. А твой начальник прямо с ума сошел: под конвоем и в наручниках меня сюда притащил.

Уж не знаю, о чем там подумала Светочка, но за считанные секунды на лице ее сменилась куча эмоций: от злости и отчаянья, до раздражения и недоумения.

— Идем быстрее, покажу комнату, — буркнула она, буквально бросившись дальше по коридору. — Нет у меня времени на разговоры!

На этом наша так и не начавшаяся дружба с девушкой была окончена. Та привела меня в небольших размеров комнату с современным приятным взгляду ремонтом. В приватной ванной комнате я визжала от радости: такую роскошь давно не видела. Все в огромных размерах и только мое, персональное. Довольная своим внезапно образовавшимся отпуском класса «ультралюкс» бросилась бегом в огромную душевую кабину. Так и хотелось испробовать сотню баночек-скляночек, что так и манили. Пока намазалась каждым, прошла вечность. Благо, белый стиранный халатик аккуратно лежал в банном шкафу. Замотавшись в него поплотнее, я довольная вышла к постели.

— Так-так-так… — прихлопнув в ладоши, воодушевленно осмотрелась.

В комнате было, прямо скажем, жарковато. Будучи полностью уверенной, что в шкафчике есть хоть какая-нибудь завалявшаяся футболочка, решила не брезговать. Павел же не стеснялся, когда все мои трусики перелапал?! Вот и я спокойно скинула халатик и походочкой от бедра направилась к шкафу.

Как вдруг по громкоговорителю в комнате раздался знакомый хриплый бас:

— Там пусто, Сонечка. Пус-то!

Часть 7

— Ч-что, простите? — голос дрожал от паники и недоумения. Замерев на месте, я ужаснулась: «С ума схожу! Уже голоса в голове!».

— Говорю, — и все же — нет, это был именно босс. Его издевательский сарказм буквально фонил по комнате, эхо разлеталось вокруг, — одежды в шкафу не найдешь. Прости уж, я не планировал, что у меня пропадет миллион, и придется содержать пленницу.

Вот тогда-то я и зашевелилась. Как укушенная змеей бросилась… Только не сразу поняла: куда бежать? В ванну? Так там тоже могут быть камеры, спрятаться негде. Под кровать? Отсека пустого нет. Мозг, полный паники, снова и снова повторяющий: «Беги! Прикройся!» заставил ломануться к шкафу.

Голая и мокрая после душа, я спряталась за дверцей и только в тот момент, когда успокоилась, мол: «Честь защищена!», поняла самое главное: «Я ведь могла обратно халат надеть!».

Ударившись головой о ту самую дверцу, горестно застонала:

— Бля-я-я-я…

Грустить было от чего. Во-первых, бежать голой под камерами обратно за халатом — глупость. Но и так стоять — еще большая ерундистика. Павел уже прямо в микрофон громко ржал, даже не стесняясь.

Но больше всего поражало то, что босс наблюдал за мной все это время. Пока я спокойно себе раздевалась. Радовалась, как ребенок, каждому зеркальцу и ароматному тюбику… Получается, я для него домашнее животное?

— Прикольная ты, Сонечка, — наконец, явно вытирая слезы после истерики, выдохнул мужчина. — Ты, наверное, из тех, кто на корпоративах после баночки пива на стойке Аллегрову поешь в чей-то сапог?

Разозлившись от своего постыдного положения, сквозь зубы процедила:

— Не знаю. Не удосужилась с вами на одном корпоративе побывать.

Астафьев резко замолчал, будто что-то вспоминая. Вдруг его голос сменился, стал удивленно-серьезным:

— И правда, не помню тебя. Как так вышло?

— Серьезно? Не в курсе?! — самое главное в работе личным секретарем — субординация. Но все видимые и невидимые грани с боссом мы перешли еще в тот момент, когда он мою задницу в машине лапал, так что в выборе тона я больше не межевалась и неодобрительно прыснула: — Вы же меня работой всегда тридцать первого декабря загружали так, что я в реальность возвращалась только числа пятого января.

Поцокав языком, без капли сочувствия, Павел театрально выдал:

— Бедняжечка моя! Тяжело, наверное, когда зарплата двести тысяч, а босс работать заставляет. Тебя прийти пожалеть? Обнять там, приголубить… На плече у меня поплачешь, вдруг полегчает.

С одной стороны, начальник меня пристыдил. И это сработало. С какой стати жаловаться с такой зарплатой? Как говорится, молчи и делай. А с другой стороны… Я ведь все еще стояла голая, припрятанная в шкафу. Так что взмолилась:

— Просто закончите этот цирк, пожалуйста.

И Барин-таки соизволил сделать тон помягче и махнул рукой:

— Ладно, Сонечка. Повеселились и хватит.

— Слава богу! — закрыв глаза, я позволила себе улыбнутся. Смешок вышел больше нервный, чем радостный. Все же день выдался у меня хуже не придумаешь.

— Сейчас принесу тебе что-нибудь из Светкиных шмоток. Жди.

— ЧТО?! — закричала я, вспоминая перекошенное от злости лицо блондиночки. Я бы лучше еще раз голой по комнате прошлась перед камерами, чем лишний раз столкнулась с этой завистливой женщиной. — Не хочу носить вещи чужого человека, даже не думайте.

— Не переживай, — «успокоил» меня босс, — я уже отдал приказ твои вещички сюда перевезти.

— Ааа?! — вырвалось из губ. «Ты уже разговариваешь, как Эллочка Людоедка, Соня, — пожурил внутренний голос». А что делать, когда каждое следующе предложение босса шокирует больше предыдущего! Когда я уже решила, что хуже не придумаешь, он добил:

— Я сейчас уже возле комнаты. Одежду тебе свою оставлю.

— То есть варианта, что вы просто выключите камеры и дадите мне дойти за халатом — нет?! — искренни возмутилась. Впервые в жизни меня трясло не от холода, а от злости и ярости. Что этот мужчина вообще себе позволяет?!

— Нет, — спокойно, зато честно, выпалил тот. — Любопытство побороть не смогу.

— Устроили тут аквариум, черт вас дери! — кусая губы, я в отчаянье пощупала рукой заднюю стенку шкафа. Нет ли там часом скрытой двери? Я бы лучше туда сбежала, чем встречать босса голой в собственной спальне!

Увы, пусто.

— Что-что, золото мое? — невинно переспросил этот актер. — Я вижу-вижу, как ты там недовольно ножками топаешь, Сонечка. А кто тебе виноват? Вот не сперла бы сумочку и…

— Стойте, — нахмурившись, я не поняла один насущный момент: — А как вы идете и видео смотрите?

— И это говорит секретарь крупной столичной фирмы! Мирового уровня! — воскликнул во весь голос Астафьев. В тот момент я с ужасом осознала, что все мимо проходящие люди тоже могут частично увидеть «шоу» в спальне. Как будто и так проблем недостаточно… — Я себе приложение на телефон установил. Теперь ты всегда со мной. Прямо под сердцем, веришь? Иногда, правда, в штанах еще…

— Ужас! — оборвала я пошлые намеки босса своим откровенным рыданием. — Скажите, что это дурной сон!

Дверь распахнулась, в нее впорхнул довольный босс. Я была в таком напряжении, что слышала каждый его уверенный шаг. И то, как он напевал себе под нос странную мелодию. Именно она будет сниться в кошмарах всю оставшуюся жизнь.

Кинув на кровать что-то тяжелое, видимо, ту самую обещанную одежду, он вдруг прыгнул на нее сам. Не прошло и двух секунд, как я ощутила на себе взгляд. Точнее, на той части ног, что не была прикрыта шкафом.

— М-м-м… — хриплый мужской голос заставил вздрогнуть. — Какая мокренькая, аж по ногам течет. Неужели так рада меня видеть?

Павел Григорьевич прекрасно знал, что своими фразочками доводит до белого каления. Собственно, только поэтому он меня и задевал от случая к случаю. Такое ощущение, что все эти годы копил в себе шуточки и вот теперь получил возможность явить их свету!

— Это вода, — прошипела я сквозь зубы. — И было бы прекрасно, если бы вы вышли из комнаты и дали мне переодеться.

Часть 8

Дав себе пять минут спокойствия, я насладилась тишиной. В моменте было полное ощущение, мол все, как всегда. Но внутри я прекрасно понимала, что как раньше больше никогда не будет.

«Что меня ждет?», — снова и снова возникал один и тот же простой вопрос.

Лучше или хуже — никто предсказать не мог. Одно лишь я знала точно.

— Пора выбираться из шкафа и налаживать свою жизнь! — бойко воскликнула и быстро выбежала.

Была надежда, что босс за мной не подглядывает. По крайней мере, после нашего напряженного расставания. Не может же он, как какой-то маньяк, двадцать четыре часа в сутки за женщиной сталкерить!.. Или может?

В любом случае, ничего «запретного» я начальнику не показала. Быстро натянула на себя белую наглаженную рубашку. Бросив краткий взгляд на брюки — решила их оставить, потому как рубашка по длине сровнялась с моим приличным офисным платьем.

А вот дальше начались проблемы: никто ведь мне не объяснил, куда идти. Дом был, мягко говоря, огромный. Множество коридоров, сплетенных между собой лестницами… Решив не рисковать, я пошла по тому же пути, что и недавно. Именно он привел меня к главным дверям.

— А может?.. — покосившись на главный вход, я подавила в себе мечту сбежать. Бежать в мужской рубашке и на шпильках — то еще зрелище. Махнув рукой, двинулась в ту сторону, что, по моему мнению, выглядела более деловой, а не спальной.

Рабочее чутье не подвело. Иного типа ремонт привел меня к шести дверям с табличками «архив», «персонал», «приемная», «техническое помещение». Две комнаты были без табличек.

— Вот они-то мне и нужны! — довольная, что скитания кончились, хлопнула в ладоши и толкнула первую дверь. Только вот она не поддалась. Попыхтев себе под нос, вынуждена была признать: — Заперто!

«Он просто играет с тобой, Соня! — догадалась я, вспоминая любовь Астафьева к издевкам. — Стоит там за дверью и ждет, пока ты его умолять будешь открыть дверь!».

— Не дождетесь, Павел Григорьевич! — прошептала себе под нос, доставая из прически шпильку. — Хватит с меня испытаний… Давайте хоть сейчас по-взрослому поговорим, без этих ваших «розыгрышей»!

Вскрывать замки меня научил папа еще лет в пять. А три года назад я узнала, что не просто так он обладал подобным навыком… Как говорится, профессиональным.

Дверь поддалась, но радость моя тут же испарилась. Внутри было пусто, тихо, темно и воняло пылью. Разочарованно шагнув внутрь, я по инерции нащупала выключатель. Комната оказалась, мягко говоря, в стиле девяностых. Шальных и безумно богатых. Обилие блесков и розовых оттенков говорило о том, что она принадлежала женщине. А вот слой пыли в три пальца мягко намекал на отсутствие гостей тут многие годы.

— Женский кабинет в доме Астафьева? — напрялась я по щелчку пальцев, мазнув взглядом по рабочему столу и уютному дивану. Почему-то от мысли, что ради какой-то женщины Павел организовал целое рабочее пространство в личном доме, стало неприятно. В желудке что-то больно кольнуло. Но тут же отпустило: — Все такое старое… Это явно не для девушки...

Тут же попыталась вспомнить, где мама Астафьева. Григорий никогда жену не упоминал, а я в чужое не лезла.

В момент моего размышления цепкие ладони сжали талию и потянули назад, вытягивая прочь из комнаты. Лишь когда перед носом захлопнулась дверь, и возникло красное от злости лицо босса, я осознала произошедшее.

— Мало тебе миллиона? — рявкнул он на меня. — Хочешь еще по дому «брюликов» пособирать?!

Серые глаза Павла Григорьевича пылали самым настоящим опасным гневом. Намека на улыбку не было. Атмосфера вокруг давила и искрила. Начальник и раньше мог вспылить: отчет пять минут позже, кофе не горячий… Но сейчас Астафьев выглядел иначе. Словно я покусилась на что-то безумно ценное.

— Я думала, — стало стыдно и страшно. Шагая на меня, мужчина буквально прижимал к стенке. При этом рыча и шипя, словно зверь, — это ваш кабинет и…

— …Поэтому вторглась без разрешения? — перебил меня мужчина, саркастично вздернув бровь. Его кулак ударился где-то за моей спиной, оставляя вмятину на стене. Сглотнув тяжелый ком, я порадовалась, что это не моя голова. Благо, рост мой был сантиметров на тридцать меньше Павла. — Шпилькой двери открывать тебя научил твой подельник Димочка? Или папочка уголовник?!

«ОН ЗНАЕТ ВСЕ!», — глаза стали огромными, как два блюдца. Я правда испугалась, ведь папочкины «заслуги» сейчас были очень некстати.

— Он просто… — попыталась оправдаться я, но тут же отчаялась, зарываясь лицом в ладони. Что было сказать? Что отец мой, оказывается, долгие годы «работал» вором, а нам с мамой лгал? И что однажды, возомнив себя богом и неуловимым, полез, куда не следует — в банк? Естественно, его тут же поймали, и вскрылась куча неприятных инцидентов. Мама не знала, на работе я скрывала.

— В кабинет, Симонова! Без фокусов! — отшагнув в сторону, босс тыкнул в направлении второй двери без подписи, до которой я так и не добралась. Не успела. Сейчас она была распахнута, луч света падал в коридор.

Не желая нагнетать, я спокойно вошла внутрь. Обстановка была совсем иная, нежели в соседней комнате: стильный современный ремонт во главе с огромным столом из красного дерева. У широкого панорамного окна стояла уже знакомая мне Светочка с какими-то документами.

— Ой, Соня, простите! Я должна была вас встретить, но… — лживый надменный тон блондиночки раздражал теперь с одного звука. Она замолчала, как по щелчку пальцев, когда оценила мой внешний вид. Скривившись, так раздраженно отвернулась к окну, совсем не приветливо буркнув. — Босс отвлек. Ну, вы и так прекрасно все нашли.

— Ничего не прекрасно, Света! — грозный бас Астафьева заставил нас с блондинкой подпрыгнуть. Сев за рабочее место, он достал из ящика сигареты и закурил прямо над документами. Впервые наблюдала у мужчины такое. Ранее он был осторожен. — Минус двадцать процентов зарплаты.

Света обернулась ко мне с довольной ухмылкой, сочувственно поджимая губу:

Часть 9

Конечности онемели по щелчку пальцев, а сама я будто начала проваливаться куда-то в бездну.

— Что вы такое говорите? — с отчаяньем прошептала, с трудом глотая кислород.

— А я больше ничего говорить не буду, Сонечка, — теперь мое имя из уст босса звучало, как матерное слово. Стало мерзко, больно, неприятно. Отряхнувшись, с трудом сдержала рвущиеся наружу слезы. Пока я справлялась с собой, начальник с размаху раскрыл ноутбук, повернул его экраном ко мне. — Я лучше покажу.

Когда Астафьев нажал кнопку воспроизведения, я застыла. Кажется, мир вокруг замедлился. Это были камеры видеонаблюдения. Они в режиме «кино» показывали путь сумочки из кабинета Павла Григорьевича. Сперва та попала ко мне в руки...

— Вот тут самое интересное начинается, — тыкая пальцем в экран, мужчина едва его не раскрошил.

Мне стало стыдно, потому что мое поведение на экране было далеко от профессионального. Босс вручил сумку, и я отправилась вниз, чтобы отвезти ее к месту назначения. Но там меня поджидал Димочка, решивший устроить сюрприз. Хотел принести кофе на обед.

«Плохо выглядишь, — помнила я каждое последнее слово из уст Димы, читала по губам. — Пойдем-ка ты лучше часик в кофейне посидишь, а я пока сам все сделаю, а?».

Дима часто проявлял ко мне заботу, я улыбнулась ему с благодарностью. Без задней мысли отдала ему миллион долларов, как потом выяснилось, а сама отправилась в здание через дорогу, где спокойно себе отдыхала.

— А теперь я тебе расскажу, что я вижу, — захлопнув экран, Астафьев казался мне чернее тучи и опаснее грома. Его сжатые губы и вытянутое лицо не предвещали для меня ничего хорошего. — Ты сразу заглянула в сумку и поняла, что там деньги. Подозвала своего подельника к зданию компании, отдала ему миллион, а сама, для отвода глаз, отправилась «пересидеть» в укромное место, часок.

— Я не… — сорвалось с губ, но я тут же осеклась. Поверит ли мне босс, когда все зашло так далеко? Стало дурно. Кто-то словно выкачал весь кислород в комнате.

— А теперь, — резкий удар по столу, и я едва ли не потеряла сознание от страха, — твой «Димочка» спокойно себе сидит в Мексике и ждет свою Сонечку. Мол, к тебе-то никаких претензий. У тебя руки чистенькие. Тебя не за что посадить. Вы так думали? Серьезно?

Во рту пересохло, в горле застрял ком. Сжав шею дрожащей похолодевшей ладонью, нервно уточнила:

— Какая еще Мексика? Вы о чем?

Астафьев расхохотался. Но это был тот самый смех, после которого хотелось выпрыгнуть из окна. Холодный, пугающе надменный и не предвещающий ничего хорошего.

— Не надо тут ломать комедию. Сама небось план этот придумала, — хриплый бас проникал под кожу, мой позвоночник дрожал. Я ощущала себя, как животное в ловушке. Та самая маленькая белочка, которой огромный сильный волк решил перекусить в качестве аперитива. Закатив глаза, Астафьев окончательно добил:

— Как говорится, яблоко от яблони…

Это было больно. Очень.

Отца я любила, сильно. То, что он оказался вором в законе — оставило огромную глубокую рану на сердце. Я носила этот жуткий секрет в себе и никому не могла рассказать! Никому!

— Грубо вы. — холодно и мертво прозвучало из моих едва открывающихся губ. Закрыв глаза, мечтала оказаться в другом месте.

— ГРУБО Я?! Я?? — вскочив на ноги, Павел Григорьевич заорал, как полоумный. Его сильные, мощные кулаки упирались в стол, как две скалы. Красные, налившиеся кровью. На них набухли вены, а пальцы слышно похрустывали. Мужчина тяжело дышал, рассматривал меня с ног до головы снова и снова. Пока вдруг не прищурился, с омерзением не прошептав: — Теперь я понимаю, откуда все это… Ты же натренированная входить в доверие к таким идиотам, как я и мой батя!

Вот тут-то я в конец опешила, уставившись на босса распахнутыми и удивленными глазами:

— Что, простите?

Пощелкав пальцами в воздухе, он выпалил:

— Тебя небось отец с детства учил, как мужикам нравиться. Вся такая милая, сексуальная, умная с томным голосочком… Я-то думал, что за женщина — идеал! А ты просто опытная мошенница! — ткнув пальцев в мои голые щиколотки, Астафьев в конец сбрендил. — Навыки соблазнения у тебя, что надо. Работает, Сонечка. Радуйся. Член у меня на тебя постоянно стоит.

Против воли взгляд опустился вниз, на ширинку босса. Было сложно понять, соответствуют ли его слова действительности, ведь все, что я видела: бело-красные круги.

— Великолепно, Сонечка! — хлопнула в ладоши я, обращаясь к себе же самой, — Ты попала в дурдом. Вот тебе и благодарность за упорные годы труда…

— «Упорные годы труда»?! — на вздохе возмущенно ахнул начальник. А потом и вовсе с рыком отшвырнул ноутбук к стеклянному стеллажу. Погром стоял страшный! Только вот он меня не впечатлил. Я еще не отошла от свинского отношения и кучи гадостей. Решив, видимо, завладеть моим вниманием полностью, Астафьев обошел стол и навис надо мной коршуном. — В чем именно ты трудилась, Сонечка? В соблазнении?

Спорить с человеком на взводе было бессмысленно. Более того, я находилась в чужом доме и все факты на первый взгляд казались явно против меня. Так что глядя мимо босса в окно, я произнесла лишь одного слово:

— Нет.

— Но ты не хотела, как другие, просто потрахаться, нет… — продолжал увлекательный разговор с умным человеком Павел Григорьевич. То бишь, сам с собой. — Ты все пыталась сделать, чтобы я тебе доверял и с ума сходил от твоих стройных ножек.

Тяжело вздохнув, я прикрыла лицо рукой и покачала головой:

— Господин Астафьев, вам пора остановиться. Потом будете жалеть о сказанном.

— Это тебе пора остановиться, госпожа Симонова! — внезапно босс сжал мои скулы и поднял лицо вверх. Так, чтобы я смотрела только в полные ярости глаза начальника и никуда больше. — И это ты будешь жалеть, если немедленно не свяжешься с «Димочкой» и не вернешь мои деньги!

От Астафьева исходила не просто энергетика злого и немного выпившего человека. Что-то еще явно бросалось во внимание… Оценив, как изредка его зоркий взгляд скользит по оголенным участкам моего тела, стало очевидно: «Черт, да этот придурок просто меня хочет!».

Часть 10

Никогда не думала, что такое возможно в реальной жизни… То есть, читала подобное в книгах, видела в фильмах, где впечатлительная героиня забывала дышать во время поцелуя, теряла счет времени, таяла и дрожала… Совершенно того не желая!

Это случилось и со мной. Вот так вот… Далекое Голливудское кино перенеслось в кабинет Астафьева.

«Да он не промах!», — пронеслось где-то на затворках разума. Босс, оказывается, умел охренительно целоваться. В тот момент я отчасти поняла всех тех барышень, что сдавались без боя перед этим бабником.

Его язык был мягким и нежным, но в то же самое время жестким и стремительным. Воевал с моим, сражался на смерть. Помечал свою территорию, «сглаживал» конфликт… Павел Григорьевич целовал меня так, словно от этого зависели наши с ним жизни: жадно, горячо, эмоционально.

В тот момент, когда он задыхался от желания, крепко сжимая мои щеки и мягко покусывая припухшие губы, я ощущала себя центром его вселенной. Будто нет ничего важнее меня.

Именно так и посмотрели на меня его серые глаза спустя целую вечность: пьяно, влюбленно, в чем-то помешано. Было полное чувство, словно я свела с ума крутого умного и красивого мужчину!

— Сонь, — его голос был сладким медом, который льют тебе в уши и… Все другие щели, до состояния захлебывания! Мягко поглаживая мою щеку, Астафьев нежно и бархатно хрипел, — девочка моя, хватит сопротивляться. Перестань, тебе ведь хорошо, правда?

«Он прав, — та часть меня, что поддалась, активно поддакивала боссу, — тебе хорошо. Чего сопротивляешься, отворачиваешься? Дима тебя бросил, подставил… Ты ему больше ничем не обязана!».

— Зачем все это, — не унимался Астафьев, — нам ведь обоим хорошо. Я тебя не обижу, обещаю!

И все же, несмотря на мурашки в желудке и ватную голову, что-то внутри меня не позволяло сдаться. Он целовал меня, где придется. Гладил, шептал пошлости на ухо. Его ставший каменным пах буквально вдавливался в колено, пока начальник отчаянно пытался задрать свою же рубашку на мне. Я не давала, не могла.

— Сонечка… — Астафьев задыхался, когда его губы спускались вниз по шее к груди.

Незнакомая ранее прелюдия подействовала. Низ живота стянуло до боли. Откинув голову назад, я зашипела от неожиданности и остроты ощущений. Руки мои обмякли, перестали сдерживать босса. В этот момент он одним движением разорвал две верхние пуговицы рубахи и коснулся губами груди. Благо, лиф я надеть не забыла.

— Прекратите, — попыталась остановить происходящее, но тут же покрылась румянцем. Мой томный полустон-полухрип звучал больше как набивание цены.

— Тебе понравится. Очень… — мягкие губы двигались вниз неумолимо, а ловкие руки оставили в покое бедра и неощутимо расстегнули на спине лиф. Клянусь, я даже моргнуть не успела, только после понимая, что его пальцы уже выкручивают мне сосок. «Прекрасный из вас карманник, Астафьев!», — только и подумала я, когда он вдруг поднял на меня полный безумия взгляд:

— Сонечка, ты просто…

— Вам не… — прочистив горло, я попыталась звучать звонко, громко, жестко. Но тут же забыла, о чем вообще речь, когда Павел Григорьевич быстро «заткнул» мне рот. Точнее, засосал сосок. Глубоко, почти до боли. Его зубы сминали напряженную кожу, покусывали, зализывали. Судорожно пытаясь вспомнить, про что шел разговор, я измученно тряхнула головой, ударяясь ею об мягкую обивку:

— Я хотела…

— Потом… Все потом… — приказал он мне мягко, но жестко. Уж не знаю, как это у него выходило. Но было в его тембре что-то повелительное, но в то же самое время интимно-сексуальное. Снова припадая к груди, он усилил напор. Свободная рука проникла прямо под рубахой ко второму соску, быстро и уверенно играя на нем, словно на музыкальном инструменте.

— Павел Григорьевич, — воскликнула я, пытаясь призвать мужчину к благоразумию. Только вот фраза закончилась звонким пронзительным стоном, несдержанным и громким. Он эхом разлился по комнате, пробирая меня саму.

«Кто бы мог подумать, что стон может не сдержаться? — удивилась я про себя. — С Димой приходилось наоборот, выдавливать из себя что-то в постели, чтобы он не обижался».

Не то чтобы у нас все было плохо, просто… Обычно. Наверное, как у всех. Дима особо инициативы не проявлял, а я постоянно уставшая. Самое сексуальное, что между нами случалось — сон в обнимку.

Павел Григорьевич был другой. Он умел разжигать тебя, как пламя. Рядом с ним девушка ощущала себя самым дорогим созданием на свете. А он играл на этом, пользовался своим даром убеждения.

— Уверен, — вдруг отстранившись, Астафьев злобно рассмеялся, — твой «Димочка» никогда с тобой такого не делал!

Я уже почти сдалась к тому моменту, позволяя ему практически залезть к себе в трусики. Другой тон мужчины привел в чувство на половину. Нахмурившись, я будто только проснулась, в недоумении проморгавшись:

— Что-что?

— То, Сонечка, — поднявшись на ноги, Астафьев сжал мои колени и потянул их на себя. Так, чтобы моя пятая точка свисала. Затем мужчина вклинился между ног, спокойно расстегивая брюки. — Сейчас у тебя будет лучший трах в твоей жизни. Уверен, ни один из твоих парней тебя так не имел, как я сейчас буду.

«Получается, — зашипела от злости я, — мне несказанно повезло?!».

Вот на этом моменте я проснулась окончательно и бесповоротно. Стало стыдно за свое поведение. Что я, как одна из стада, готова была прыгнуть на член босса! Мерзко стало до потери сознания от себя и своей беспечности. А ведь Дима был моим первым и, как я наивно полагала, последним.

Но так просто сдаваться я не собиралась, а дождалась, пока Астафьев снимет боксеры. Не удивительно, что его член был огромный и толстый. Гроза женского порно. Таким только сексом заниматься, зачем ему вообще компания? Сто процентов и зуб в придачу, что Павла Григорьевича ждала бы в эротическом направлении великолепная карьера.

— Ого, — присвистнула я.

— Ага, — поиграл бровями мужчина, который начал резко бесить до потери пульса. — Сейчас это будет в тебе, моя девочка.

Часть 11

Меня разбудил настойчивый звонок телефона, буквально прорвавшийся через пелену прекрасного сна про пляж и море. Открыв глаза, я обнаружила лежащий у постели сотовый и, увидев надпись «Мамочка», поспешила взять.

— Доченька, — тихий болезненный голосок мамы тут же вернул в реальность. В ужасе обернулась по сторонам, увидела спальню в доме Павла и вспомнила, как рыдала до рассвета, — ты чего сонная такая? Почти десять. На работе снова задремала? Не бережешь ты себя, не бережешь…

— Нет-нет, — как можно веселее отмахнувшись, я тут же застопорилась на заботливо распахнутом шкафу. Кто-то развесил мои вещи на плечики и сделал все, чтобы я их присутствия в комнате не упустила. Отряхнувшись от напряжения, тут же продолжила разговор с мамой, как ни в чем не бывало: — Все хорошо, мамочка. Просто… Устала, как обычно. Вот и голос поэтому такой.

— Небось ничего еще даже не ела, — поцокала та языком, будто пытаясь пристыдить. — Ну, ничего! Я тут тебе столько наготовила! И дома накормлю и с собой пару клетчатых сумок дам.

— Наготовила? — пока я внимательно осматривала комнату, которая с момента моего отключения немного изменилась, мама меня огорошила. — Ты о чем?

— Как же это, солнышко? — испуганно воскликнула та, охая и ахая. — Я жду тебя сегодня, как договаривались. Ты не забыла часом?

— Конечно, нет! — нагло солгала я. Ведь в моей обычной жизни не было места встречам с друзьями, свиданиям с парнем и даже маму, с которой жили в одном городе, времени навестить не оставалось. А тут еще чертов миллион пропал!

— Смотри, — шуточно пригрозила мне та, — жду в шесть, как штык. Тесто на пирог уже настаивается.

С мамочкой мы виделись редко, чаще я просто ей денюжку на карту кидала. Но в те дни, когда график Астафьева позволял, родственница готовилась по полной. Моя больная мать умудрялась вылизать квартиру и наготовить тонну еды! Никакие уговоры и мольбы поберечь себя не работали.

Женщина положила трубку, а я осталась стоять на месте, как вкопанная. Было очевидно, что Павел Григорьевич ни в какие гости меня не отпустит, но мать обидеть язык не поворачивался.

— Интересно, — прикусив ноготок, я оценила ребрендинг помещения: новые шторы (вместо грубых черных нежно-кремовые); живые цветы на милом туалетном столике, которого вчера в помине не было; подставки, украшения интерьера, милые подушки на кровати… — что тут за ниндзя орудовали, что я даже не проснулась?!

— А спать потому что нужно ложиться вовремя, Сонечка! И не будешь без задних ног дрыхнуть, пока вокруг тебя десять человек крутятся, — бодрым и веселым голосом обратился ко мне непосредственный начальник через громкоговоритель.

Прикрыв лицо руками, застонала в голос. Да погромче, чтобы он тоже услышал:

— Опять меня подслушивают!

— Я вот дома, а ты — преступница под надзором, — на всякий случай напомнил мне начальник. — Так что спать до десяти у тебя больше не получится.

— Первый раз с пяти лет так поздно встала, — пробурчала себе под нос, закатывая глаза. — И то: от стресса и усталости.

Подойдя к зеркалу, которого раньше в помине не было, с тревожностью осмотрела свое осунувшееся и опухшее лицо. Красный нос стал будто бы курносым, а все время впалые щеки вдруг округлились.

— На зоне этого никого не интересует, — торжественно заявил мне Астафьев.

Пребывая в крайней степени шока, я даже посмотрела вверх, ища того, кто мог такое ляпнуть.

— Я пока еще не на зоне, Павел Григорьевич. — мягко намекнула, начиная снова закипать. А ведь еще пять минут не прошло, как глаза распахнула!

— Правильно мыслишь, золото мое. Именно «пока». А не вернешь мой миллион, там и окажешься, — когда босс призывно захлопал ладонями, словно в каком-то фильме про армию, я зажала ладонями уши. Звук оказался слишком громким. — А пока у нас подготовка к твоей будущей реальности. Быстро надевай что-то простое, спортивное. Да так, чтобы не жалко. И ко мне в кабинет!

Закрыв глаза, глубоко вдохнула. Досчитала до десяти. Подождала, пока трясти от ярости перестанет, и спокойно протянула куда-то в потолок:

— Господин Астафьев, я не ваша пленница. И устраивать концлагерь запрещено законом.

Помолчав с полминуты, мужчина радостно и самодовольно протянул:

— Так бы всю жизнь смотрел и смотрел, Сонечка. Аж глаз радуется! Надо себе фото сделать, на память.

Внимательно и дотошно оценив себя с ног до головы, я не заметила ничего компрометирующего, кроме мятой рубашки и такого же лица.

— Вы о чем? — бровь недоуменно вздернулась ко лбу.

— Видимо, я хороший начальник, — на этом моменте меня прямо от смеха разорвало, но Астафьев все же закончил свой монолог, — раз секретарша ко мне обращается куда-то в небо. Не иначе, как святой!

— Тут еще как посмотреть. Есть же те, кто дьяволу поклоняются? Сатанисты там всякие… — почесав затылок, я со злорадством услышала, как Павел на том конце подавился и закашлялся. — А я просто хочу вам в лицо смотреть, всего-навсего.

— Так камера не на потолке. — удивил меня Астафьев. Только было я хотела уточнить, где именно, как он затараторил: — Значит так, нет времени с тобой возиться. Одежда твоя в шкафу, так что пять минут на сборы.

— Сколько-сколько? — оценив масштабы бедствия на голове, я прикинула, что времени потребуется гораздо больше.

— Три уже, — явно сверился с часами этот умник. — Поторопись, малышка.

И я тут же бросилась собираться, как ошпаренная. Не хотелось лишний раз проверять на себе, на что еще способен Астафьев. Уже вскоре летела по коридору в черных обтягивающих лосинах, удобном топе и повседневных кроссовках. Кажется, чуть Светочку не сбила, но мы вовремя разминулись. Взгляд мне вслед был очень нехороший, аж до мурашек прошибло.

Встречал Павел Григорьевич меня прямо на пороге, держа в руках что-то железное и увесистое с длинной цепочкой. Сложившись пополам, пытаясь отдышаться, я вдруг поняла, что это гребанный секундомер.

«Засунуть бы секундомер прямо в его наглую жо…!», — рычал внутренний голос, пока здравый смысл тихо нашептывал: «Терпи, Сонечка! Терпи. Скоро все закончится! Этому говнюку Вселенная бумерангом все вернет.».

Часть 12

Поднимаясь по лестнице, я судорожно придумывала, как объяснить маме, зачем притащила с собой Астафьева! Но это было лишь пол беды… Больше всего пугал вопрос: «Что этот недоделанный мафиози задумал в отношении больной женщины?!».

Для себя я решила так: стоит только пальцем Павлу Григорьевичу тронуть мамочку, и пиши пропало. Плевать будет на долг и на тюрьму, я за себя не ручаюсь. Надеюсь, завещание у него заранее написано…

В боевом настрое я позвонила в дверь, бросая полные призрения взгляды на босса. С руками в карманах, напевая песенку из рекламы себе под нос, начальник во всю наслаждался сложившейся ситуацией.

Мама открыла дверь, а я перестала дышать. Сама не ожидала, что меня прикует к месту от растерянности. Ведь больше всего на свете я боялась расстроить единственного родного человека. Панически!

— Дочечка! — радостно вскликнула та, бросаясь ко мне с объятиями. Я ответила на них скупо, молясь про себя: «Лишь бы босс ничего не выкинул! Лишь бы никак ее не обидел!».

Но тут случилось что-то странное. Внезапно Павел Григорьевич расплылся в такой искренней на первый взгляд улыбке, что я выпала из реальности. Его глаза блестели, а бархатный голос так к себе и располагал:

— Марья Витальевна! Как же я рад познакомиться наконец лично с мамой своего лучшего работника! Хотелось воочию, так сказать, увидеть эту героическую женщину, что воспитала Сонечку.

Засмущавшаяся мамочка тут же поплыла, прикрывая глупую улыбку ладошкой с маникюром. «Она накрасила себе ногти?!», — прокричала я про себя, ведь это явно было сделано не ради меня.

— Бросьте, Пашенька! — совершенно не своим, елейным до тошноты голосочком томно вздохнула мать, и моя челюсть отвисла до первого этажа нашего сталинского дома. Пока этот самый «Пашенька» галантно целовал маме ручку, та приговаривала: — Спасибо за цветочки, обожаю розы! Но зачем так много? Это же очень дорого! Мог бы хотя бы духи с сережками не прикладывать?

«ЦВЕТОЧКИ?! ДУХИ?? СЕРЕЖКИ?!!», — ступор все увеличивался. Переводя взгляд с босса на маму, пыталась отчаянно понять, что вообще происходит.

— Для вас, — стрельнул в нее глазами, Астафьев навсегда покорил сердце женщины, — все самое лучше.

— Ах, — вздохнула мамочка, — так приятно!

Устав от безобразия вокруг, я просто прошла в квартиру. И сразу на кухню. Не потому, что до умопомрачения хотелось есть, нет… Организму срочно требовалось что-то крепкое для принятия действительности. Пока сантименты плавно перетекали из лестничной площадки в коридор, я нашла мамину настойку на рябине и опрокинула стопочку. Немного подумала и повторила процедуру. Как говорится, для закрепления эффекта.

«Вот тебе и день с Астафьевым тет-а-тет, — покачала я головой, закатывая глаза, — а последний раз ведь пила на школьном выпускном!».

— Проголодалась, Сонечка? — на входе в кухню застыла довольная мать. Благо, все улики к тому моменту я уже спрятала и спокойно доставала тарелки. — Ничего, сейчас вас всех накормлю! — бросив краткий взгляд на дверь в гостиную, где, видимо, уже вовсю хозяйничал Астафьев, заговорщицки прошептала: — Ты мне не говорила, что он такой хорошенький. Прямо чудо. И холостой, Соня! Великолепный мужчина, ни дать, ни взять! Ах… Повезет же кому-то…

«Втерся все же этот жук ей в доверие!», — прошипела я про себя. Хорошо, что мамочка не знала: намеренья у Павла Григорьевича не мирные. И вся его вежливость напускная, подарочки дорогие ради одной гнусной цели. Расстраивать женщину я не хотела, она этого не заслужили… А вот Астафьеву решила малину испортить:

— Мамочка, тут такое дело… — с грустью опустив взгляд на ее великолепные пирожки и запечённую курочку, томно вздохнула. — Павлу Григорьевичу нельзя есть, как обычным людям. Он у нас особенный.

Мамочка прямо застыла. Небось уже спала и видела, как запихивает в него свои пироги:

— Это как? Почему?

— Ну… Ты видела, какой он худой? Подтянутый? — на скорую руку придумала я, мама кинула. Она-то не представляла даже, какой каменный пресс у босса под рубашкой, только я удостоилась этой великой чести. — Резекция желудка, вот так вот. Сложная операция, диета обязательна.

— Ой, ой! — вскинула руками она, качая головой. — Такой молодой, а уже смертельно болен! Давай я ему сейчас на скорую руку новое меню приготовлю…

«Еще чего не хватало!», — разозлилась я, пояснив:

— Нет, это не смертельно. Просто начальник похудеть хотел. Да так, чтобы без усилий. Пошел к хирургу, тот ему часть желудка отрезал.

Скривившись, она уже выглядела по-другому… Менее пораженной что ли.

— Странно, а казался мне адекватным мужчиной. Зачем ему это было надо?

Покрутив пальцем у виска, я вздохнула:

— Говорю же, особенный он.

Поджав губы, мамочка бросила тяжелый взгляд на дверь, за который вовсю гремел Астафьев на моем пианино. Криво, косо и не впопад. Что в очередной раз закрепило мою теорию о его невменяемости.

— Что же делать теперь? — с небольшим испугом женщина развела руками, с тоской поглядывая на множество салатиков. — Я так старалась, так старалась…

— Не переживай, мы его накормим, — закивала я, потянувшись к ящичку, где стоял блендер. — Скинем всего по чуть-чуть в одну мисочку, разбавим молочком с рассолом после огурцов и все: питание после резекции готово.

— Сонь, — недоверчиво вскинула бровь мама, начиная что-то подозревать, — это ты еду для свиней описываешь.

— Знаю, знаю, — закивала согласна. — Но я ведь его секретарша. Он ведь сам меня тебе хвалил, помнишь? Хирург лично рекомендации на почту скинул, подробно все расписав. Так что я точно знаю, что делаю.

— Уверена, — напряглась женщина, — что так надо? Пашенька после такого тебя не уволит?

«Твой Пашенька либо сам меня уволит, либо я сама уйду! Третьего больше не дано», — подумал про себя, а вслух нагло солгала:

— Уверена.

Астафьев первым сидел за столом. Довольный, как слон, в ожидании потопывал ногой и пальчиками салфетки перебирал, пока мы с мамой накрывали царский стол. Я специально носила сперва нормальную еду, чтобы соблазн босса возрос, и слюнка потекла. Под конец настала очередь жижи.

Часть 13

— Какой-какой, Марья Витальевна? — по мановению волшебной палочки приказной надменный тон начальника стал больше походить на фальцет.

Скрыв смех за кашлем, на всякий случай прикрыла лицо стаканчиком клюквенного морса. Тем временем, моя искренняя и открытая мамочка развела руками:

— Мы ведь оба знаем, что желудок у вас слабенький.

Брови Павла Григорьевича так и поползли на лоб, а красивый темно-синий галстук резко стал душить. Быстро послабляя давление, мужчина бросил на меня изучающий взгляд. Не требовалось быть гением, чтобы понять: к делу приложила руку Сонечка.

— Не ожидал от тебя такого, Симонова, — покачал головой босс, будто бы говоря: «Что за детский сад ты тут устроила?». — Удивляешь с каждой секундой все больше и больше.

Мама поняла все по-своему. Испуганно переводя взгляд с меня на Астафьева, она явно переживала, что ее смелое высказывание отразится на моей работе. Мол, сдала я личные тайны начальника, проявила непрофессионализм. Астафьев, не скрывая эмоций, смотрел на меня исподлобья уничтожающе. Махнув рукой, она путанно и растерянно выдохнула:

— Что вы, Пашенька! Сонечка тут ни причем. Она никогда ничего о вас не рассказывала. Ну, по вам просто все сразу видно.

Вот тут-то даже я застопорилась, возникла напряженная тишина. Оперевшись локтем в край стола, Астафьев прикрыл лицо рукой, с прищуром протянув:

— Я сейчас правильно понял: вы мой «слабенький желудок» заметили издалека? Как рентген или УЗИ?

Сглотнув тяжелую слюну, мама посмотрела на меня испуганным взглядом, в котором явно читалось: «Я ляпнула что-то не то и теперь не знаю, как выкручиваться!».

Немного подумав, она, наконец, оправдалась:

— Я ведь, как любая мать, все сама вижу и замечаю. И никакие анализы мне не нужны.

Глаза Павла загорелись мальчишеским огнем. Он прекрасно понимал, что корень проблемы во мне, и я буквально загнала собственную мать в угол. Сжав губы, будто давя смешок, он нарочито серьезно уточнил:

— Подскажите, что же вы такого увидели?

Тут-то мама вовсю вошла в роль, а я пожалела, что не прихватила с собой настойку. Положа руку на сердце, женщина со всей душой и открытым сердцем окончательно вогнала Астафьева в ступор:

— Резекция желудка у вас.

Вот почему-то именно в тот момент мне окончательно перестало быть весело, даже стало стыдно и страшно. Во-первых, Астафьев все же был моим начальников и подобные фокусы выкидывать не профессионально. Во-вторых, как-никак, он — наш гость. А мы ему поставили тару для свиней, иначе не скажешь…

«А ничего, что он первый начал над тобой издеваться? Камеры в спальне? Плен в своем доме? Мойка машин?! Голодовка, в конце концов!», — кричала внутренняя сущность, отчаянно требующая возмездия. Вот тут-то и возникал самый главный пункт, решающий все — третий. Он звучал так: в глазах Астафьева я — злостная похитительница миллиона долларов. И только одно его слово отделяет меня от тюрьмы.

Стоило бы запрятать поглубже собственное мнение и пытаться угодить боссу, а не наоборот.

«Прекрати это все, — приняла наконец решение внутри себя, — хватит с него издевательств!».

Только вот Павел Григорьевич не был так прост, как мне бы хотелось. Увы, он не являлся тем человеком, над которым можно подшучивать без последствий. И как только он увидел по моим глазам, что я собираюсь сдаться, проговорил на опережение первым, обращаясь напрямую к мамочке:

— Ой, Марья Витальевна! Вы не иначе, как Ванга, насквозь меня видите.

— Что вы, Пашенька, это все материнское сердце, — мягко улыбнулась ничего не подозревающая мама, а ведь босс явно что-то затевал. В ожидании возмездия я нервно барабанила пальцами по столу и кусала губы, а вот Астафьев словно намеренно меня игнорировал, пытаясь довести до инсульта на нервной почве.

— Нравитесь вы очень, — с чувством воскликнул мужчина, а потом подхватил лежащую на столе руку мамочки и поцеловал. — Можно с вами личным поделюсь, раз на то пошло?

— Конечно-конечно, — закивала женщина, несмотря на то, что я активно щипала ее ногу под столом, призывая остановиться.

— Знаете, почему я вашу дочку так ценю? — наконец тот соизволил посмотреть на меня, с такой искренней улыбкой и восхищением, что я сразу поняла: «В Астафьеве пропадает великий актер. Станиславский бы сказал: «Верю!»». — За преданность делу «от» и «до».

— Она у нас такая, да, — закивала женщина, пока я дышать перестала.

«Тебе конец!», — шептал дьявольский взгляд босса, пока из губ вылетало нечто совсем другое:

— Вот представьте только, — для пущего эффекта даже рукой по столу ударил, — сделали мне резекцию, запретили кушать… Знаете, что Сонечка вычудила?

— Что? — испугалась мамочка.

«Не надо!», — молила я его одними губами беззвучно.

— Говорит: «Буду есть то же, что и вы, в знак солидарности!». Я ее уговаривал, просил, умолял… Нет же, преданная она на все сто, — обратив свой взор ко мне, Павел улыбнулся. — Правда, Сонечка? Что бы я без тебя делал, золото ты мое драгоценное.

— Это на нее похоже, — закивала довольная моим поведением мать, только вот я одна, предчувствуя неладное, начала белеть. Испуганно ахнув, родственница бросила краткий взгляд на мою тарелку, полную всевозможных вкусностей. — Ой, а разве тебе можно такую грубую пищу, раз ты до этого только жидкость пила?

— Нельзя, Марья Витальевна. Категорически нельзя! Может умереть, — цокнув языком, босс заставил мамочку вздрогнуть. — Но вы же знаете нашу святую Соню. Разве она может отказать вам и сказать «нет»? Особенно, если вы так готовились и старались… Умрет, но съест.

Расчувствовавшаяся моим «героизмом» мама буквально всплакнула, обмокнув слезы салфеточкой. Встав на ноги, подойдя ко мне, она нежно потрепала за щеки:

— Дочечка, не нужно идти на такие жертвы, я все понимаю. Ты умница, человек с большой буквы. Я вот так бы не смогла.

И она просто взяла мою тарелку, полную еды, и переставила на другой конец стола.

Часть 14

— Весело вам, да? — сквозь зубы прошипела я, сжимая кулаки до побеления костяшек.

Астафьев обладал одной очень выразительной свехспособностью: выводить меня из себя, всегда сдержанную и спокойную, по щелчку пальцев.

— Очень, — равнодушно пожал плечами Павел, загадочно играя бровями. — А тебе разве нет? Вроде смеялась.

Я пыталась испепелить его взглядом, но, кажется, что-то пошло не так. Не тот посыл уловил Астафьев. С умилением он свел брови на переносице, вытянул ладонь над головой, «поймал» мой взгляд пальчиками и засунул нечто невидимое во внутренний карман пиджака:

— Заберу твою любовь с собой, сладкая. Пусть греет темными холодными ночами…

— «ЛЮБОВЬ»?! — опешила я, вскакивая с места. Бросив краткий взгляд на кухню, я с облегчение увидела, что дверь в комнату как обычно захлопнулась. А значит, нас с большей долей вероятности никто не слышит. Обойдя стол, вплотную подошла к боссу. Казалось, если говорить ему прямо в лицо, эффект будет сильнее. — Павел Григорьевич, это что за цирк? С какой стати прислали моей маме цветы, конфеты, духи? Я думала, что поездка к ней — решение внезапное! Неужели вы с моей мамой и раньше были знакомы?

— Я ничего внезапно не делаю, радостью моя. Но с мамой твоей и вправду сегодня впервые встретились, — коварно улыбнувшись, Астафьев мягко ударил кончиком пальца по кончику моего носа, а после прошелся жарким взглядом по телу, обтянутому плотной спортивной тканью.

Сейчас, когда я уже почти сутки как не ела, моя и без того выразительная фигура заострилась. Тонкая талия казалась уже, чем стоило бы на мой придирчивый взгляд. Для девушки сорока пяти килограмм с ростом метр пятьдесят пять грудь второго размера — это и так много, а сейчас на фоне впалого живота она неприлично торчала. Именно на нее в наглую и таращился Астафьев. Пришлось демонстративно поднять рукой его голову вверх за подбородок и вздернуть бровь:

— Я требую объяснений! Немедленно.

— Ох, Сонечка, — горестно вздохнул Астафьев, а после просто взял и положил ладони мне на задницу, словно они там всегда лежали и нет в этом ничего странного. — Ну, прислал я твоей прекрасной маме подарок с запиской «От босса вашей дочери — Павла Григорьевича Астафьева. В шесть будем на ужин». И что? Мне нельзя прекрасную женщину порадовать? Хочу и буду, эгоистка.

Я настолько была ошарашена беспардонностью босса, что застопорилась. В это время он продолжил разминать мои ягодицы, словно мурчащий кот. Выглядел при этом таким довольным, будто миллион долларов выиграл.

— Ничего не понимаю, — растерялась я, качая головой, — вы еще утром решили сюда поехать?

— Ага, — в конец разошедшийся Астафьев уже плавно залезал мне под лосины, играясь с резинкой от бикини. — Только утром я планировал это в поощрительных целях за найденные деньги, а теперь в наказательных.

— «Наказательных»? — переспросила я, не будучи уверенной, что такое слово вообще существует.

— Именно, — кивнул он, все ближе и ближе притягивая меня к себе, пытаясь уткнуться носом прямо в часть голой кожи между низом топа и верхом лосин. — Ты должна была расчувствоваться, Сонечка. Пожалеть больную мать, которой придется ждать дочь из тюрьмы и сдать мне своего подельника на эмоциях.

— Дима — не мой подельник! Что тут не понятного? Я бы никогда чужого не взяла! — в который раз отчеканила я по слогам, наконец «просыпаясь» и с силой отталкиваясь от Астафьева. Он выглядел разочарованным и грустным, бросая полные отчаянья взгляды на мою грудь. — И вообще, сколько вам повторять, что я не имею никакого отношения к его воровству?

— Ага-ага, — закатил глаза этот умник, отворачиваясь к столу и напрочь меня игнорируя. — Естественно. А еще белый цвет не белый, а зеленый. И Земля не круглая, как треугольная!

— И вообще, — от переизбытка эмоций тело потряхивало, а нога нервно топала по ковру, — вы бы открыли дело в полиции. Возможно, его бы задержал Интерпол и… — в тот момент, когда Астафьев бросил на меня краткий взгляд с прищуром, до меня наконец дошло очевидное. — Вот оно что! Вы не все налоги платите, вот и не идете, куда следует… Ай-яй-яй, господин Астафьев. А из меня тут демона делаете. У самого-то рыльце в пушку, да?

— Ты за кого меня держишь, Сонечка? Я-то налоги плачу, а вот мой отец… — нехотя выпалил Павел Григорьевич, но тут же опомнился и перевел тему. — Короче говоря, это не твое дело, поняла меня? Ты тут человек подневольный. Пленный, если хочешь. Твоя задача: сдать своего ненаглядного «Димочку». Поверь, его уже ищут. Но вам обоим будет лучше, если его местоположение объявишь мне ты, а не мои люди. Мало ли, как они могут себя повести…

— Вы еще и мафиози! — положа руку на сердце, воскликнула я.

Астафьев прямо поперхнулся морсом, который только-только пригубил. И посмотрел на меня так, как на ополоумевшую идиотку.

— Тебе покушать бы… А то ты меня пугать начинаешь своей «острой» сообразительностью, — закатил глаза босс, а после, сложив руки под подбородком, деловито поднял бровь. — Хотел я по-хорошему, Сонечка. Вот хотел, правда! Ты же хорошо сегодня поработала, молодец… Но, сама виновата! Со мной шутки шутить — дело гиблое, — с отвращением покосившись на жижу, Астафьев на полном серьезе заявил. — Приготовила свое божество? Вот и выпьешь одна до последней капли. Уступаю, как настоящий мужчина.

— Не буду я, — фыркнула я, а после развернулась и спокойно пошагала на место.

— А не выпьешь, — остановил меня холодным тоном Астафьев, — я твой маме расскажу одну увлекательную басню про сумочку с миллионом и доверчивую девочку Сонечку. А что? Пусть заранее консервы готовит на зону. Хлеб печет с ножом внутри… Ты у нас хрупкая малышка, тебе нож нужен поострее.

По спине прошел холодок. Бессилие смешалось со страхом. «Доигралась, Симонова?», — рычал внутренний голос, обиженный на весь мир вокруг.

— Не посмеете, — прошипела я сквозь зубы, даже не поворачиваясь. — Мама же вас боготворит!

— Вот только поэтому, Сонечка, — стальным тоном поставил меня на место босс, — я и не стану от нее ничего скрывать. Марья Витальевна достойна знать всю правду.

Часть 15

— Так-с, так-с, так-с… — с умным видом доктор Громов с бэйджем «главный врач клиники «Алмаз»» щупал мой живот. Было, мягко скажем, неприятно, но для себя я решила, мол бесплатный медицинский осмотр на дороге не валяется — потерплю. — На первый взгляд никаких серьезных проблем у вашей девушки нет.

Нервно наворачивающий круги вокруг кушетки Астафьев поперхнулся воздухом, замер и возмущенно поправил Громова:

— Она не моя девушка.

Мне чертовски нравилось, как профессионально врач игнорировал вспышки агрессии босса, всячески делая вид, мол его и вовсе нет. Пожалуй, у людей из сферы медицины была самая «натренированная» психика, раз даже такие, как Астафьев — побоку.

— Откройте рот! — скомандовал он мне, что я послушно и сделала. — Тут тоже у вашей жены нет никаких нареканий.

Павла Григорьевича я не видела, но прекрасно слышала его тяжелый изнуренный вздох и шипящий рык:

— Она мне не жена.

Спокойно проследовав к белому шкафчику, Громов достал оттуда симпатичный электронный градусник, прислонил мне его ко лбу и, спустя считанные секунды, хмыкнул:

— Что же, температура вашей сестры в приделах нормы.

— Я не пойму, — вспылил босс, встав бок о бок с доктором и заглянув ему в глаза, словно пытаясь достучаться. — Она мне не сестра, господин Громов. Просто осмотрите Соню, и мы пойдем.

С ленивой улыбкой и сонным взглядом мужчина выровнялся по струнке, поправил белый чепчик на голове и, весело мне подмигнув, обратился к Астафьеву:

— То есть, Соня вам не жена, не девушка и даже не сестра?

Прикрыв лицо ладонью, босс из последних сил спокойно отчеканил по слогам:

— Нет. Это разве важно?

Пожимая плечами, Громов неопределенно взмахнул рукой:

— Просто вы, когда звонили мне, буквально кричали в трубку, чтобы я отменил ближайшую запись и немедленно принял Соню Симонову. Что я и сделал, собственно, — послав мне доброжелательную улыбку, врач посмотрел на Астафьева холодно и вскользь. — Потому что решил, мол либо родственница при смерти, либо любовь всей жизни.

Вот тут настала моя очередь поперхнуться на ровном месте с расширившимися глазами. Опустив лицо, я пыталась незаметно для окружающих меня мужчин уровнять бешенное дыхание и сумасшедшее сердцебиение. И дело было не просто в словах доктора, который уверял, мол Астафьев безумно переживал обо мне… Слова «любовь всей жизни» — выбили почву из-под ног. Ранее я никогда даже в мыслях не применяла их в адрес Павла Григорьевича.

— Что за бред! — слишком громко и резко воскликнул Астафьев, тут же нервно рассмеявшись. — По-вашему, я не могу просто заботиться о человеке? Раз вас это так беспокоит, Симонова — рабочая моей фирмы. А я, как нормальный начальник, заинтересован в здравии своих сотрудников.

Выгнув голову в бок, криво усмехнувшись, Громов обратился куда-то в пустоту:

— Хоть самому увольняйся и иди работать к вам.

— Что, простите? — ритмично топая ногой, босс бросал на меня краткие взгляды, а я старалась смотреть куда угодно, только не на него.

— Ничего, господин Астафьев, — махнул рукой мужчина, — Анализы мы сдали, никаких видимых причин для беспокойства нет. Скажите, Сонечка, что вы сегодня ели? Может пища была несовместима между собой или не свежая, из непроверенного места?

Стоило только представить, что я рассказываю доктору, мол пила «волшебный» смузи, как сразу стало не по себе. Я прямо ощущала, как кровь от лица отлилась, и я побелела. Скривившись, неуверенно протянула:

— Ну, в общем-то…

— Что же, — мужские горячие руки подцепили меня под талию, выдергивая с кушетки и заставляя встать на ноги. Не успела я прийти в себя, как Астафьев коснулся моей руки. Я замерла, тело окоченело от неожиданности, передернуло… А все потому, что босс практически взял меня за руку, лишь на долю секунды переплетя наши пальцы. Затем, видимо, опомнился и поднялся вверх, крепко-накрепко сжимая кисть и потянув за собой к выходу, как нерадивого ребенка, — раз это все, то мы пойдем…

— А как же!.. — прозвучало вслед от растерянного доктора.

— И вам всего хорошего! — холодно и многозначительно проговорил Астафьев. Годы работы научили того одним лишь голосом показывать собеседнику, что диалог на этом закончен и продолжать его не имеет смысла.

— Господин Астафьев, — все же прозвучало вслед, — а заявление о приеме на работу куда подать? — обернувшись на Громова, я увидела, как тот давит улыбку, бросая на нас с боссом многозначительные взгляды. — Вот вокруг меня так начальник не бегал, когда я ногу в прошлом году сломал. А тут даже не отравление, а просто…

— Все, — рявкнул Павел Григорьевич, — до свиданья!

И захлопнул дверь в кабинет с таким грохотом, что штукатурка посыпалась, а люди вокруг испуганно на нас обернулись.

— Помягче было никак нельзя? — стыдливо потупила взгляд я.

— Не-а, — фыркнул тот, все ускоряя шаг и ускоряя. В конечном счете мне приходилось уже бежать за мужчиной на парковку. — Я столько этому Громову заплатил, что могу даже какой-то аппарат с собой на память забрать в качестве сувенира.

Второе удивление за пару минут заставило ноги прирости к земле. Уставившись недоумевающе на начальника, я не могла представить, чтобы он просто так выложил за меня кругленькую сумму.

«А может ты ему вправду небезразлична?», — подкинула мысль та часть меня, что мечтала о бабочках в животе, верила в пони и единорогов. Я позволила себе поверить в это лишь на мгновение, пока Астафьев грозно не заявил:

— Не переживай. Я это в твой долг уже вписал.

Часть 16

В авто мы ехали молча. Под конец дня меня вдруг накрыло печалью. В полной мере я осознала, что будущее туманно, а моя жизнь какая-то сплошная череда неудач. Поджав под себя ноги и отвернувшись к окну, я пыталась сдержать слезы и совсем не раскисать, как вдруг перед глазами мелькнула вывеска дорогого брендового магазина.

Я не очень хорошо запомнила точный адрес, где живет Павел Григорьевич, но определенно была уверенна, что это где-то загородом, а не в центре столицы, где и скопились все безумно дорогие бутики.

— Выходи, — жестко скомандовал мне босс, припарковавшись прямо между небезызвестными «Шанель» и «Баленсиага». Недоуменно моргая, я проследила, как Астафьев спокойно обошел автомобиль и нервно открыл для меня дверь, гневно заглядывая внутрь: — Мне тебя насильно при людях вытаскивать или как?

Обернувшись по сторонам, я и вправду увидела огромное количество народу. Хотя в моем представлении подобные места могли себе позволить три-пять человек и все они родственники президента.

— Вытаскивайте, — равнодушно пожала плечами, поудобнее устраиваясь на месте. — Вы уже как только меня не позорили, я закаленная.

Тяжело вздохнув, Астафьев демонстративно закатил и покачал головой. Мол, как меня задолбали эти женщины. Сжав дверцу так, словно пытался выразить через нее весь свой гнев, Астафьев из последних сил спокойно протянул:

— Сонечка, а ты не забыла, что являешься моей пленницей, и никто тут твоего позволения не спрашивает?

Поморщившись, я испуганно оценила дорогую витрину и парочку людей, выходящих из магазина с огромным количеством пакетов. «Вот, — подумала я с горечью, — кто бы долг мигом выплатил и даже этого не заметил!».

— И, — в напряжении затаила дыхание, — зачем я вам там? Изощренная пытка?

— Не твое дело. — в конец обнаглел Астафьев. А когда понял, что в молчанку я могу играть долго, и в гляделки меня не переиграешь, сдался. — Хочу одной девушке кое-что прикупить. Вы все на одно тело… Так что будешь моим манекеном.

Сжав зубы, я подавила обиду. Одна из толпы я для него, ну-ну!

Ахнув от наглости мужчины, я ошарашенно воскликнула, выравниваясь по струнке:

— То есть, мерить это буду я, а носить какая-то другая?! Не дождётесь!

Не успела я отдышаться, как поймала на себе коварную улыбочку и хитрый до безумия взгляд. Медленно, словно змея, Астафьев нагибался к моему лицу, пока не замер в полуметре, загадочно играя бровями:

— Что, персик, ревнуешь?

— Я-то?! — щеки стали пунцовыми тут же. Не потому, что Астафьев попал в точку, а лишь от жара вокруг. Резко словно температура поднялась.

— Ты-ты, Сонечка! — погладив меня по голове, как заблудшего уличного котенка, он сочувственно проговорил. — Нет, ну ты скажи мне. Облегчи ношу, так сказать… Сердцу-то не прикажешь. Съездим к гадалке какой, отворот сделаем.

«Как же он меня бесит!», — зашипела я про себя, а внешне невинно поморгала, спокойно улыбаясь:

— Ой, Павел Григорьевич! А вы, кажется, там уже были! Иначе почему так сильно мне не нравитесь?

Лицо босса за секунду побелело, скривилось. После Астафьев взял себя в руки, но губы его все равно вытянулись в ровную линию, а глаза блестели опасным хищным злобным гневном, когда он уточнил:

— Не идешь, значит? Тебе не кажется, что это более показательно, чем любые твои слова, Симонова?

«Да чего ты выделываешься, — сдалась я про себя, бросив еще один взгляд на дорогие брендовые магазины. — Когда ты еще раз в подобное место попадешь? Разве что в качестве консультанта или уборщицы!».

Стоило признать, что Павел Григорьевич создавал вокруг себя ауру богатства. Красивый ухоженный мужчина на неприлично дорогой машине в лимитированных часах и обуви от известного бренда тут же заставил консультантов выстроиться в ряд с неестественными улыбочками. Это они еще не знали, сколько стоит его костюм… А я вот знала, лично из ателье как-то забирала и чуть в обморок не упала от количества ноликов в чеке.

Суть была в том, что Астафьеву все пытались угодить. Даже принесли всю «отсутствующую в наличии» последнюю коллекцию со склада. Босс же пользовался этим по полной. Заставил меня перемерить тонну платьев, костюмов, блузочек и юбок… Я, конечно, делала вид, как все это мне не нравится, но с другой стороны чувствовала себя принцессой.

Как часто вы бываете в месте, где одна примерочная больше жуткой спальни в убитом старинном доме съёмной квартиры? Про ремонт вообще молчу — все между «неприлично дорого» и «ошеломительно прекрасно». Переходя из бутика в бутик, мы, наконец, выбрали парочку платьев.

Тоска накрывала только в момент оплаты на кассе, когда я понимала, что это не мне, а, цитируя Астафьева: «такому же телу».

— Понравилось, Сонечка? — весело спросил меня босс, протягивая золотую карточку кассиру.

Засмотревшись на витрину, я не сразу услышала вопрос Астафьева. Мое внимание привлекло колье с россыпью бриллиантов. Цена его была запредельная, но и внешний вид соответствовал. С тоской я подумала о том, что какой-то мужчина совершит подобный подвиг ради своей любимой — преподнесёт его в качестве гаранта своей любви. И дело было не в деньгах, а в том, что меня никто так никогда не любил. Единственный подарок, на который я удостоилась от Димочки — сережки за пару тысяч. Все бы ничего, но одна мышка его ноутбука оказалась дороже. Делайте, как говорится, выводы. И это при том, что я год копила ему на коньки, о которых он всю жизнь мечтал, во всем себе отказывая.

Подарки, ради которых люди идут на жертвы, риски, ущемления — самые ценные. Они показывают, как на самом деле человек к тебе относится и дорожит ли.

— А?.. — опомнившись, я поспешно отвела взгляд. Астафьев заметил, что именно я разглядываю, и это почему-то смутило. Хмуро развернувшись на пятках, я поспешно направилась к выходу. — Нет, не люблю шоппинг. И если вы все приобрели, можно мне уже уйти?

Уже спустя пару минут мы сидели в машине. Я мечтала о ванной и хоть какой-то еде, когда услышала вдруг веселый голосок босса:

Часть 17

Видимо, в какой момент близкого нахождения с Астафьевым я заразилась его безумием. А еще уверяют, мол оно не передается… Иначе как объяснить, что я-таки полезла назад и переоделась?

Только общим психозом! Даже рассказать кому-то стыдно, ей-богу…

— Если что, — «великодушно» поставил меня в известность довольный до неприличия Павел Григорьевич, радостно барабаня пальцами по рулю, — я подсматриваю, не переживай.

Старательно пытаясь прикрыть все компрометирующие места, я ютилась за спинкой пассажирского сидения. Платье было узкое, а ткань плотная и не тянущаяся. Одним словом, во мне воскресла откуда-то вязавшаяся акробатистка, выполняющая опасный трюк под названием: переоденься и не засвети прелести. Благо, хоть на улице смеркалось, и без света в салоне все было не так явно.

— Не сомневаюсь, господин Астафьев, — прыснула со смеху. — Я бы удивилась, если бы вы этого не делали.

«Бинго!», — облегченно вздохнула я, когда-таки натянула на себя платье и даже умудрилась самостоятельно застегнуть. Не хотелось просить босса, он бы не упустил возможности полапать и обязательно бы уточнил: «А чего это ты без лифчика? На что надеешься, а?». Я уже слышала его гору издевок у себя в голове, поэтому сделала все сама. И даже успела распушить волосы, прежде чем мужчина припарковался у ресторана «Дикий лес».

Галантно открыв для меня дверь, начальник даже театрально отвесил поклон и протянул ручку. Только вот мне его игры порядком надоели, и выбралась я из авто сама, без какой-либо помощи.

— Ну, — прочистив горло, расправила спину и покрутилась перед Астафьевым, — как я вам? Достаточно презентабельно для вашего величества?

На улице было прохладно, вечером это особо чувствовалось. Стоять на улице в легкой одежде казалось глупостью, но именно в таких нарядах заходили другие посетили ресторана внутрь. Перетаптываясь с ноги на ногу, я засмотрелась на дам в бриллиантах, пока вдруг опомнилась: «А почему, собственно, Павел Григорьевич так долго ничего не отвечает?!».

Стоило нашим глазами встретиться, как тело прошиб пот, и выступили мурашки. Было нечто такое в лице мужчины, что вгоняло в краску. С потемневшим взглядом он скользил по моему телу снова и снова. Я чувствовала это так, словно его руки касаются меня и гладят.

Астафьев застопорился сперва на голых ногах, после на груди, а затем завис на губах. Я ощущала, как они пылают… Мужчина, явно неосознанно, сделал рывок вперед, и почему-то мне показалось, что он хочет поцеловать меня.

Но его рука мягко упала на спину, жадно сжимая ткань под ней, а те самые искрящиеся глаза теперь были на расстоянии нескольких сантиметров.

— Мда, Симонова, — хриплый рычащий голос проник под кожу и закипятил кровь. Жадно втянув кислород, я безрезультатно пыталась избавиться от странного влияния, что оказывал на меня начальник. Покачав головой, Астафьев вздернул бровь: — Ты как всегда…

— …Прекрасна? — не сдержав улыбку, я вдруг ощутила, как уплываю по розовым кисельным рекам куда-то в неизвестность. Может в воздухе вокруг алкоголь распыляют? Иначе почему странное чувство легкого опьянение и откуда-то взявшаяся симпатия к боссу?..

А еще теплая тяжелая мужская ладонь на спине ощущалась чертовски приятно. Будто я под защитой.

— Не-а, — съязвил тот, оскалившись, — Ты как всегда типичная секретарша. Даже в коктейльном платье.

Вот тут-то я резко и протрезвела. Уж не знаю, что именно хотел этим сказать босс, но уточнять не собиралась. Звучало все как самое настоящее оскорбление. Ну, я и обиделась!

Умело выпутавшись из рук Астафьева, застала на его лице самое настоящее недоумение. Сама прошла вперед, надеясь, что он меня догонит. Не догнал. Пришлось обернуться на застывшего мужчину и вопросительно вздернуть бровь:

— Вы еще есть хотите? Если нет, я с радостью поеду домой и лягу спать. Черт знает, какие испытания вы мне на завтра приготовили.

Догнав меня с холодным взглядом, Астафьев снова положил руку мне на спину. Когда я пыталась сбросить ее, сжал кожу вместе с платьем, щипая. Я пискнула от боли, на что услышала:

— Не выделывайся, Сонечка.

— А может я не хочу, — сквозь зубы прошипела, — чтобы вы меня трогали!

— Ну, — пожал плечами Астафьев, — хоти. Кто ж тебе мешает-то?

И руку не убрал. Даже когда швейцар открыл нам дверь, мы вошли внутрь вместе, как гребаная парочка. А в ресторане было тепло и уютно, играл приятный слуху джаз. Интерьер сочетал в себе дерево и сталь, что вместе выглядело минималистично, но удобно и уютно.

— У нас осталось всего два столика, — мило заявила нам девушка на входе. И это при том, что на улице стояла середина недели! — Один в укромном уголке, другой — в самом центре зала. Какой выбираете?

— А можно оба? — мило попросила я, рядом стоящий Астафьев поперхнулся и принялся сверлить меня гневным взглядом. — Я в одном месте сяду, а он — в другом.

— В самом центре. — холодно рявкнул босс, и бедная девушка вздрогнула.

Пока мы шли к месту, все на нас смотрели. А все потому, что мое платье выдалось самым заметным в зале. Приличным? Да! Коротким? Снова да!

Астафьев вел меня под руку, настоятельно не давая выпутаться из его объятий. А ведь все мужчины вокруг думали, мол мы с боссом пара! Сперва разглядывали меня с интересом, а после Астафьева с раздражением. Босс только кровожадно ухмылялся на подобный интерес, словно бросая вызов.

— Тут неуютно, — поежилась я, прячась за меню. Мы были, как попугаи — у всех на виду.

— Рад, солнце мое, — мило отреагировал Астафьев, — что тебе нравится.

А дальше я начала подозревать, что мы ждем гостей, потому как Астафьев заказал половину меню и бутылку вина. Когда я бросила на него вопросительный взгляд, он невинно поинтересовался:

— Думаешь, не наешься?

Благо, в платье был запас, потому что весь стресс дня я решила заесть за счет Астафьева. Ибо не надо было меня голодом морить! Надо было видеть лишь Павла Григорьевича, когда на его глазах в меня влезло пол килограмма шашлыка, три разных салатика и десерт.

Часть 18

Танцевать было весело. Точнее не так: было весело осознавать, что сейчас вернется мой злобный начальник и придет в бешенство. Мол, как могла его верная собач… То есть, пленница покинуть место без благословения и пуститься в пляс? Плохая! Плохая Соня, фу!

— Ты такая веселая, — подметил мой галантный собеседник по имени Антон, кружа в вальсе. — Анекдот вспомнила?

— Ага, — солгала я и глазом не моргнув, — про Сталина.

— Расскажи, — активно прижимаясь ко мне в танце, мужчина все пытался полапать задницу. Хотя место было приличное, и гости от такой наглости явно чувствовали себя неуютно. Я подавно!

— Он не приличный, — начиная уставать от общества мужчины, я с тоской поглядывала на дверь и ждала, когда же выйдет босс?

— Мне можно, — коварная улыбочка стала какой-то мерзко-пошлой, я поморщилась. Видимо, такая реакция была понята по-своему, и Антон тут же поправил сам себя: — Хорошо, давай приличный.

«Астафьев не возвращается. В унитаз его там что ли смыло? — с печалью подумала я про себя, горестно вздыхая. — Да и Антон надоел. Пойду лучше поем, пока прозвучала команда «можно»!».

Решив раз и навсегда отвадить от себя ухажёра, я прочистила горло и с каменным лицом на полном серьезе произнесла:

— Ты знал, что в шестьдесят первом году был свой Хэллоуин, Антошенька?

От искреннего удивления в глазах, на первый взгляд, умного мужчины чуть не пробило на смех. Чудом его сдержав, чуть прыснула от полного ошеломления тона Антона:

— Нет! А когда?

— С тридцать первого октября на первое ноября, — сжав челюсти, чтобы звучать звонко и не хрипеть, наконец произнесла. — Сталина вынесли из Мавзолея.

В этот момент Антон должен был посмотреть на меня, как на главную фанатку «Кривого зеркала», развернуться и уйти. Но я не учла одного: человек, который искренне поверил в существование Хэллоуина при Советском союзе иначе реагирует на подобные юморески.

Сперва Антон и вправду замер с расширенными глазами, а потом засмеялся на все заведение. Нет, он все же заржал. Свернувшись вдвое, хватаясь за живот. При этом забрызгивая слюней не только меня, но и рядом сидящие столики.

Вытерев нос, полный воды, мужчина похлопал меня по плечу:

— А ты мало того, что клевая телочка, так еще и с чувством юмора!

В этот момент я увидела в конце зала Астафьева. Почему-то выходил он не из мужской комнаты, как я предполагала, а с центрального входа. Выглядел он немного нервным, растерянным, постоянно кусающим губы. Сперва двинулся к гардеробу — передумал, шагнул к зеркалу — вернулся, поправил обувь, галстук, рубашку… Потом достал что-то в бархатной коробочке из кармана и снова вернул ее на место.

Я бы решила, что он мне предложение делать собрался, если бы не несколько «но». Во-первых, у нас были иные отношения. Во-вторых, коробочка по размеру больше соответствовала украшениям покрупнее. Например, ожерелью. Как он только такую громадину в карман пихнул…

Я так увлеклась рассматриванием Павла Григорьевича, что упустила тот момент, когда Антон уже для себя все решил. Мол, анекдот нас соединил, и можно переходить к делу.

Нагло ущипнув за задницу, он усмехнулся:

— Слушай, может в баню рванем? Ты мне там еще что расскажешь.

Сжав кулак, я уже почти впечатала его в то место, которым думал Антон, когда наши взгляды с Астафьевым встретились. Он прожигал меня насквозь. Было чувство, словно он превратился в каменную статую. Не моргающую, не дышащую.

«Соня, — взмолилась я про себя, — нельзя сейчас дать отворот Антону. Иначе Астафьев будет тебя до конца жизнь поддевать! Ему только повод дай над тобой поиздеваться!».

И тогда я решила доказать боссу, что не просто какая-то секретарша в коктейльном платье, а все же девушка.

— Посмотрим, — мягко положив руки Антону на плечи, решила пока потерпеть его присутствие. — Пока потанцуем?

Напрочь игнорируя Астафьева, я танцевала, как в последний раз. Старалась выглядеть красивой, сексуальной, пластичной… Даже четыре пары выбились на танцпол, соблазнившись нашим примером.

Обернувшись по сторонам, я поймала полные восхищения взгляды. Всех, кроме начальника. С непередаваемой серьезностью он резал стейк. Прямо на моих глазах тарелка под ножом лопнула, и официант тут же подала ему новую.

— Малышка, — напомнил о себе Антон. Решив, видимо, что мы теперь вместе навсегда. — Поехали в баню, а? Тут скучно.

«А чем черт не шутит?!», — разозлилась я, решив все же выбить из начальника хоть одну эмоцию. Хоть что-то! Положив руку Антона себе пониже спины, я сама приобняла мужчину, и мы пошагали к столику.

— Павел Григорьевич, — весело прокричала я мужчине. В этот момент он согнул в руках вилку с ножом, медленно и неторопливо поднимая серые глаза. Когда он увидел, что именно сжимает клешня Антона, его лицо почернело, стало пугать. — Меня тут Антошенька в баню зовет. Можно я поеду, а?

Я ожидала чего угодно… Скандала, драки, истерик… Но не того, что Астафьев просто откинется на стуле, сложит руки на груди и с улыбкой благословит:

— Конечно-конечно, Сонечка. Вам денег на такси подкинуть?

«Что он себе позволяет?!», — зарычала я про себя, пока внешне до хруста сжимала челюсти и мечтала прописать про меж глаз начальнику.

— Не понял, — «очнулся» пьяный Антон, глядя на меня волком, — а ты че у него разрешение спрашиваешь?

Я было открыла рот, пытаясь объяснить, мол это босс, как Павел взял все в свои руки:

— Так я же муж ейный, — разведя руками, босс заставил уронить на пол не только мою челюсть, но и Антона, парочки мимо проходящих официантов и даже парней с соседнего столика. Все это замешательство продлилось минуту, пока начальник не махнул рукой: — Бывший, естественно. Поэтому делайте, что хотите.

Мое сердечко вырывалось из груди, а ноги порядком подкашивались. То ли от танца, то ли от жара в теле я ощущала странную сухость во рту, хватаясь за горло.

— Пойдем, — облегченно вздохнул Антон, потащив к выходу из ресторана.

Часть 19

Ночью мне снились жуткие кошмары, и только утром стало ясно, в чем дело. Распахнув глаза, я сонно потянулась. Пелена не сразу открыла обзор, так что я мечтательно улыбнулась новому дню, прижимаясь к теплой подушке.

И только потом увидела ЭТО. Точнее не так: некое черное существо шевелилось под одеялом, крутилось, вертелось и издавало странные звуки.

— Мамочки… — сдавленно протянула я, пятясь назад, словно мне уже что-то угрожает. — Нет, нет, нет…

В этот момент одеяло было эффектно отброшено, и перед глазами предстал никто иной, как господин Астафьев. С широкой улыбкой, игриво изображая волну бровями, он старательно пытался сделать мышцы пресса на животе более явными. Явно ведь напрягался! И, черт его дери, мышцы реально были.

А почему я их видела? Ответ прост — ничего, кроме черных штанов, Павел Григорьевич надеть не удосужился.

— Ох, Сонечка, — покачал головой мужчина, цокая языком, — тебе не говорили, что девушка в постели должна кричать: «Да, да, да!» Ты снова все перепутала!

В панике я укуталась с головой в одеяло, хоть на мне уже была плотная теплая пижама. Оставив маленькую щелочку для глаз, демонстративно не смотрела на голое тело Астафьева, хоть и сильно хотелось.

— Что вы тут делаете? — как можно строже спросила, с перепугу голос предательски подрагивал.

— Сплю, — спокойно пожал плечами мужчина, словно и не было в этом ничего такого. Перекатившись на спину, он подложил руки под голову, явно соблазняя меня своими бицепсами!

Сглотнув ком во внезапно пересохшем горле, я на всякий случай уточнила:

— Как давно?

«Ну, — принялась про себя оправдывать я мужчину, — может он пришел мне что-то важное сказать, а я сплю. Будить не хотел, вот и сам задремал!».

— Уже как… — демонстративно взглянув на настенные часы, Астафьев безэмоционально изрек, — часов девять. А что?

— «А что»?! — от шока я прямо подпрыгнула на постели, судорожно вспоминая, как закончился вчерашний день. — Я так устала, что после душа завалилась спать без задних ног.

— Я как раз тогда и пришел, — невинно поставил перед фактом меня мужчина. Главное, вовремя. Испепеляя его гневным взглядом, не сдержалась и запулила подушкой прямо в наглое лицо. Поймав ее в воздухе, Павел коварно усмехнулся, оценивая полоску головой кожи на животе. Решив обломать его «радости» тут же поправила сорочку. — А что такого, Сонечка? Я тебя не пойму. То есть, смотреть на тебя через камеры — плохо, да?

— ДА! — тут же закричала я.

— Ну, — махнул на меня рукой мужчина, словно он решил проблему, — так я больше ничего не смотрел. Тебе все не так! Ты уж определись.

Закрыв глаза, я досчитала до десяти. Раньше эта практика всегда помогала, но в последние дни ничего не спасало от поступков Астафьева. Я уже всерьез начинала задумываться, что после такой работы могу спокойно идти на должность надзирателя в тюрьме.

— Павел Григорьевич, вы что вообще хотите от меня? Думаете, что внутри себя деньги прячу или ночью из-под кровати сейф с Димой достану?

— Димы тут точно нет, — поморщился босс с омерзением, — я проверил.

— И, — барабаня пальцами по подушке, мечтала услышать хоть что-то хорошее, — какие новости по поиску денег?

— Пока никаких, — расстроил меня Астафьев, я понуро опустила взгляд. Еще один день в доме начальника запросто можно было прировнять к году исправительных колоний. Видимо, Павел Григорьевич решил меня порадовать, когда приободряющим тоном воскликнул: — Зато сегодня я дам тебе шанс, так сказать, самой выйти на преступника.

Вот тут на самом деле стало интересно. Откинув одеяло, я поудобнее уселась, готовая к любым действиям, лишь бы быстрее вернуться домой и больше никогда не встречаться с мужчиной:

— Я вас слушаю.

— Вау! — театрально воскликнул тот, положа руку не сердце. — Какая покорная. Так бы всегда, Сонечка. А то постоянно «Не хочу», «Не буду»…

— Ближе к делу! — напомнила я ему, складывая руки на груди.

— Как скажешь, рыбка моя… Так вот, ты должна будешь привести себя в порядок и… — замерев на полуслове, Астафьев переменился в лице, глядя куда-то мне за спину. Замерев в ужасе, я не рискнула обернуться туда, куда указывал его палец. — Что это? Ужас какой?

— Что там?! — мой голос дрожал, а от страха конечности отнимались. — Помогите!

Резко потянув меня за руку, босс заставил буквально повалиться на него. Крепко сжав руки на моей спине, он накрыл нас предварительно одеялом. Попытавшись встать, поняла вдруг, что намертво прикована к его голой груди.

— Так лучше будет диалог вести, — нежно прошептал он мне на ухо, щекоча дыханием кожу. Не хотелось об этом думать, но я совершенно точно ощущала нечто твердое у него между ног, вставшее колом по щелчку пальцев. — Слушай теперь…

Именно в этот момент кто-то постучался в дверь. От шока, что нас могут увидеть в подобной позе, даже перестала ругаться. Легкие сжались, а горло будто кто-то сдавил… Именно в этот момент Астафьев махнул рукой:

— Входите, входите.

— Павел Григорьевич, — в елейном голосочке я не сразу узнала Свету. Для меня она берегла совсем другой тон: грубый, жесткий и надменный. Судя по звукам, она с трудом несла в руках огромный поднос, который так и звенел при каждом движении, — вы тут просили…

Этот самый поднос полетел на пол ровно в тот момент, когда Света, видимо, увидела нас в обнимочку под одеялом. Тараторя что-то невнятное, она быстро скрылась в неизвестном направлении, Астафьев прижал меня к себе покрепче, утыкаясь губами в лоб и мечтательно вздыхая:

— Что же меня за девушки окружают? Никакого терпения на вас не хватит.

Часть 20

— Павел… — голос мой осип и сел, стал больше напоминать дрожащий фальцет. На секунду я даже забыла, как там моего босса вообще звать? После резко отряхнулась. — Григорьевич! Что вообще происходит?

— А что такое, солнышко? — невинно поинтересовался мужчина, как ни в чем не бывало, поглаживая меня по спине.

Попытавшись вырваться, я в который раз убедилась, что Астафьев и правда прижал меня к себе, а не я просто с ума сошла.

— Вы ко мне подкатываете или деньги ищите? — пытаясь звучать серьезно, я не могла отделаться от мысли, что начальник без трусов. То есть, на нем штаны, но… Ткань тонкая, а кое-что внутри очень даже твердое. — Если вам деньги уже не нужны, то с радостью вернусь к себе…

— … В погреб? — перебил меня мужчина, закатывая глаза и цокая языком. — Не понимаю, как ты могла прикипеть к этому стремному месту, Симонова. Мрак в полном понимании этого слова. Там должны алкаши самогон гнать, а не приличная хрупкая девушка изыски на кухне варить.

Вспомнив свою «изысканную» стряпню из самых простых продуктов по акции, несдержанно рассмеялась. Но тут же ощутила, как одна ладонь Астафьева спустилась к моей попке. Меня прямо током прошибло в тот момент, когда он начал мягко сжимать ее, поглаживать, пошлепывать.

Я бы хотела сказать, что оскорбилась, но… Черт его дери! Это было приятно. Словно мы влюбленная пара, которая давно вместе. Пребывая в шоке от собственных чувств, чуть не расплакалась. «Это же как надо было НАСТОЛЬКО изголодаться по мужскому вниманию, Соня?!», — корила я себя внутри, но ничего не могла поделать с ощущениями уюта и покоя.

Конечно же, для проформы я громко ахнула и попыталась вырваться. С радостью поняла, что сделать мне никто этого не позволит.

— И деньги мне мои нужны, — продолжил свою полемику босс, выводя кончиком носа на моей голове узор бесконечности. — И ты тоже нужна, Сонечка.

Сердечко мое предательски забилось, а тело затрепетало. Благо, никто и никогда не узнает, как именно на меня влияет Астафьев.

— Я-то зачем? — как можно равнодушнее вздохнула недовольным тоном. — И вообще, деловые разговоры так не ведутся, вам не кажется?

Все тем же ровным тоном мужчина поинтересовался:

— А что тебя не устраивает? Слушаю и повинуюсь!

— Как минимум, — дернувшись, тут же зашипела. Каждое мое сопротивление оборачивалось против меня же. Член, прости господи, мужчины все сильнее впечатывался мне в тело, и штаны для сна его не особо сдерживали. Я очень сомневалась, что Павел этого не чувствует, так что сбрасывала его равнодушие на актерскую игру, — я не хочу быть сверху на вас!

— Ах, — воскликнул он на всю комнату, — не хочет?

— НЕТ! — рявкнула я, злая и разраженная.

— Одно твое желание, Сонечка, и я готов на все! И даже больше! — пообещал мне мужчина, и я искренне поверила, что сейчас меня отпустят. Вместо этого одним резким толчком бедра Астафьев перекатил меня на спину вместе с собой. Теперь я была сдавлена где-то между матрасом и мужчиной. В таком положении дышать было тяжеловато, не то что высказывать свое «фе». Подняв голову, Астафьев заглянул мне в душу серыми бездонными озерами, тихо шепча. — Согласен, Сонечка! Так явно лучше обсуждать дела.

«Он тебя не отпустит, пока все не расскажет! — осознала я вдруг про себя. — Да и вообще, Астафьеву похоже приносит удовольствие твое сопротивление. Надо менять тактику».

С трудом успокоившись, я заставила себя дышать полной грудью и показать боссу все свое смирение. Так он наиграется, да и даст мне покой.

— Слушаю, — сквозь зубы выдохнула.

— Так вот, — ловким маневром Астафьеву удалось вклиниться между моих бедер. Инстинктивно, больше от неожиданности, я обняла его ногами за талию, и это стало роковой ошибкой. Пока я с трудом дышала, а лицо горело адским пламенем, он с равнодушным видом скользил бедрами вверх-низ, вдавливая мне между ног свое горячее мужское достоинство. В тот момент я прочувствовала каждый его миллиметр, будто руками потрогала. Мурашки сводили с ума, низ живота предательски стягивало, а Астафьев деловито рассказывал: — Сегодня вечером пойдем в один из самых крутых ресторанов не только нашей страны, но и мира. Там владелец — мой хороший знакомый. Мы немножко повздорили на тему видения бизнеса дней семь-восемь назад. Ничего страшного, через месяц сам ко мне прибежал бы извинятся… Но времени ждать нет, ведь он бы мне здорово помог с поисками твоего «Димочки» в Мексике.

— Он уже не мой! — несдержанно воскликнула, неожиданно вложив в голос все внутреннее томление. Получилось так импульсивно, что начальник прямо замер. Закрыв глаза, я пыталась вспомнить фильмы ужасом, чтобы как-то отвлечься от Астафьева. — Я-то каким боком к вашему другу?

— Он эстет, Сонечка. И не только в кулинарии, — зря я считала, что Павел Григорьевич так просто меня отпустит. Лишившись зрительного контакта, он решил подключить обаяние на максимум. Его горячие мягкие губы вдруг оказались на шее, едва ее касаясь. Дыхание щекотало кожу, заставляло вздрагивать. По факту, босс превратил меня в наэлектризованный нерв. — Просто нарядим тебя в красивое платье с шикарным колье, ты ему понравишься.

— Я не буду ни с кем спать! — возмутилась тут же.

— Спать?! Не дождется, — рявкнул Астафьев, как полоумный. Я даже глаза распахнула от испуга. Прокашлявшись, он снова заговорил мягким пьянящим баритоном. — Саймон ко всему красивому расположен. Если такая девушка, как ты, просто пару раз ему улыбнется, подмигнет… Все — конфликт заглажен.

«Он считает тебя красивой!», — обрадовалась я про себя, но ненадолго. Тут же на сопротивление пошел другой вопрос:

— Ничего не понимаю, вот правда. Звучит, как бред!

— Заблуждаешься, малышка… — несогласно покачал головой Астафьев. Его ритмичные движения уже вошли в норму, я перестала их стесняться. Как бы не хотелось, они достигали своей цели: вводили в нирвану. Сознание заволокло сладкой дымкой, и даже глаза удавалось держать открытыми с трудом. — Из твоих губ все звучит сладко.