Пленница дракона. Растопить ледяное сердце

Глава 1

— Ты? — внезапно сильный, гневный мужской голос прокатился по округе низким раскатом, словно далекий гром над штормовым морем. — Что ты делаешь в моих владениях?

Моё сердце пропустило удар, а потом часто-часто забилось, затрепыхалось, будто пыталось пробить ребра и выскочить из груди.

Такое мужественное, красивое лицо с волевым подбородком не могло принадлежать простому рыбаку. Черты незнакомца были слишком идеальными,

благородными. Их не портили ни резко очерченные скулы, ни губы, сжатые в

тонкую, жесткую линию. Он был словно высеченная из мрамора идеальная, ожившая

статуя.

Но больше всего меня поразили его глаза — холодные, как сталь, светящиеся жидким серебром, лишенные человеческого тепла.

Говорят, что бывают глаза как омуты. А глазах же незнакомца отражалась бесконечная морская пучина, в которой… я потерялась с первого взгляда.

Я смотрела на него и не могла оторваться.

Он свёл брови, нахмурился. Его грозный, обжигающий взгляд пугал. У меня даже мурашки выступили на коже.

— В твоих? — возмутилась я, стараясь не показывать охватившего меня волнения. Выше вскинула голову, но голос предательски дрогнул. — Эти земли принадлежат нам!

Красивые губы опасного незнакомца искривились в злой, кровожадной усмешке. От страха у меня по спине пронесся холодок. Внутри все кричало: "Беги, Дария! Беги и не оглядывайся!" Но ноги вросли в песок, я не могла пошевелиться.

Незнакомец, что стоял на кромке побережья, двинулся на меня.

Высокий, широкоплечий, статный. Если бы я увидела его на тренировочном плацу или среди телохранителей отца, или среди воинов, охранявших дворец, не удивилась бы. Но увидеть гиганта, одетого в свободную белоснежную рубаху и штаны, закатанные до икр, беспечно прогуливающимся босым у моря, было удивительно.

Каждый шаг незнакомца оставлял глубокий отпечаток на влажном песке. Следы тут же заполняла морская вода.

Мокрая ткань рубахи, прилипшая к мужскому телу, облегала мощный торс, вырисовывая каждый мускул, каждый изгиб тренированного тела. Темные,

тяжелые волосы, слипшиеся от морской влаги, ниспадали на широкие плечи мокрыми

прядями, придавая могучему незнакомцу образ морского бога, только что вышедшего

из пенных волн.

Я была заворожена его хищной, притягательной красотой.

Не то чтобы я не видела мужчин без рубашки, однако… Этот был каким-то особенным. В его движениях чувствовалась опасная, почти звериная грация, в каждом жесте — сила. И он был прекрасен.

— Земли, возможно, — он подошёл и навис надо мной скалой. — Но не вода. И не этот берег.

С последним словом море внезапно заволновалось, как будто услышало его и отозвалось.

Тихий плеск сменился глухим рокотом, волны стали выше, нарастая с каждым накатом. Я кожей ощутила исходящую от незнакомца ледяную ауру, кровь застыла в жилах.

Его тяжелый взгляд прожигал, клеймил, выворачивал душу. Но… он был по-прежнему прекрасен.

— Ты. Вторглась. В мои. Владения, — каждое слово падало, как чеканный удар молота. — И поплатишься за это.

Море уже ревело. Волны вздыбились, небо потемнело в одно мгновение, и даже воздух стал тяжелым, насыщенным грозовой яростью. Мне стало тяжело дышать.

— За что? — едва слышно прошептала я, чувствуя, как ноги подкашиваются от страха. Но он услышал.

— За обман. За предательство твоего рода. За подлость и коварство!

— Я не понимаю! О чем вы?!

— Уже неважно. — Вода вокруг незнакомца кипела, вздымаясь в бешеных всплесках. — Ты плата, которую твой гнилой род задолжал мне.

Ледяные когти страха сковали моё сердце. Неужели он… он как-то относится к проклятью?! Я перестала дышать.

— Но… мне уже исполнилось двадцать! — ухватилась я за последнюю соломинку.

— Нет. — Его губы растянулись в жестокой усмешке. Незнакомец надвигался на меня несокрушимой скалой. — Твои родичи солгали, чтобы скрыть ото всех день твоего рождения. Но меня не обмануть.

Я видела этого гиганта впервые, однако чувствовала, что он говорит правду. Осознание, что это так, оглушило меня. Ведь это значит… что проклятье… еще действует?! И… я, наконец, отмерла и попятилась, чувствуя, как влажный песок проваливается под ногами.

— Это не правда! — пролепетала в отчаянной попытке спастись.

— Плевать! — прорычал гигант, его холодные глаза поменяли цвет, а зрачки стали нечеловеческими, вертикально узкими. — С этого мгновения ты принадлежишь мне, как плата за предательство! Ты в моей полной власти. Я могу растерзать тебя хоть сейчас.

Слёзы потекли по моим щекам. Я уже не сомневалась, что море подчиняется ему – незнакомцу, на лице и в глазах которого столько ожесточения и ненависти.

Хотела закричать, позвать на помощь, но в тот же миг гигантская волна поднялась за спиной незнакомца, нависла надо мной жуткой толщей.

Я успела лишь набрать в грудь воздуха, прежде чем стена воды обрушилась на меня всей своей сокрушительной мощью, оглушила и потащила в бездну.

Визуалы

Незнакомец на берегу

Дария

Глава 2

Перед глазами мелькали обрывки воспоминаний…

— Выше, папа, выше! — смеюсь я, когда отец подбрасывает меня, совсем кроху, на руках. Его громовой смех кажется мне самым громким нас свете.

— Куда уж выше, моя принцесса? До самого неба?

— Да! До самого неба!

Потом я кручусь перед зеркалом в мамином любимом платье.

Мамочка придерживает над моей головой красивую тиару с топазами и аметистами, которая мне велика. Я тяну ее, опускаю себе на плечи и довольно улыбаюсь:

— Смотри, мамочка, я как ты!

Мама ласково касается моей щеки костяшками пальцев. Я вдыхаю аромат ее чудесных духов, мечтая скорее вырасти, чтобы стать такой же красивой как она…

— Тише, они нас услышат! — шепчет братишка. Мы с Матиасом спрятались и, давясь от смеха, из окна наблюдаем, как слуги в панике ищут нас по всему замку.

— Непоседы, выходите! — жалобно умоляет наша мечущаяся нянюшка, держась за сердце.

Вот мы в саду, мама зовет нас, чтобы представить послам:

— Дария, Матиас! Где вы? — а мы прячемся за кустами, обрываем самые яркие бутоны и спорим:

— Этот цветок самый красивый! Он мой.

— Нет, этот самый большой! И он будет мой.

— Жадина!
— А сама-то!

Я обнимаю родителей и горько плачу, прижимаясь к ним:

— Энна сказала, что когда-то мне придется покинуть дворец. А я не хочу! Не хочу!

— Тише, Золотко, не плачь. — отец гладит меня по макушке. — Мы всегда будем вместе…

Внезапно воспоминания застыли, замерев на роковом дне, когда счастье покинуло нашу семью, и всё изменилось.

Это случилось осенью, утром отец вошел в детскую в сопровождении нарядной, счастливой мамы и свиты, и объявил:

— Матиас, Дария, сегодня мы покажемся подданным…

Мы с братом обрадовались. Слуги нарядили нас в неудобные парадные одежды, и мы с нетерпением стали ждали, когда же торжественная процессия двинется к площади.

Город, утопающий в золотистой дымке солнечного вечера, наполняли шумный гомон и веселая музыка. Над мощеными улочками, что вились меж домов с островерхими крышами, колыхались разноцветные флаги, ленты, тянулись гирлянды из цветов и созревших плодов.

С утра люди отдыхали, гуляли по ярмарке, где торговцы и лоточники перекрикивали друг друга, зазывая покупателей. Другие танцевали под задорные дудки и бой бубнов уличных музыкантов, раскрасневшиеся от хмеля и веселья.

А с наступлением вечера народ стал стекаться на Главную площадь, над которой вился запах пряностей, жареного мяса и сладостей.

Людей собралось много. За несколько дней перед праздником в город съезжались селяне из деревень, и ради такого события, как День Плодородия, отец распорядился устроить развлечения и угощения.

Мы с братом сидели рядом с родителями на высоком помосте, покрытом узорчатыми коврами, в резных креслах с мягкими подушками. Отсюда было видно всё, как на ладони: и жонглёров, подбрасывающих в воздух горящие факелы, и акробатов, изгибающихся в немыслимых позах, и шутов в пестрых колпаках, чьи рожи корчили такие гримасы, что мы с братом хохотали, держась за животы, и переглядывались, переполненные восторгом.

Во время перерыва зазвучали трубы. Шум стих, и глашатай громко огласил:

— Подданным дозволено поднести дары Владыке Вермерских Земель! — и к нашему помосту потянулась вереница людей.

Богатые купцы и знатные горожане с поклонами подносили заморские украшения, тончайшие ткани, оружие и просто диковинные вещи. Простые жители несли плетёные корзины с откормленной птицей, посуду, гребни, бочонки с вином, глиняные кувшины с мёдом...

Мы с братом во все глаза наблюдали за нескончаемым потоком людей и ужасно гордились нашим отцом. Под его властью на землях Вермера воцарились плодородие и достаток.

Я смотрела на отца — его суровый профиль, тёмные глаза, твёрдую руку, лежавшую на подлокотнике трона. На маму — её белые, изящные пальцы, лёгкую улыбку, скользящую по губам. Сердце сжималось от счастья и гордости: мы были ВалМазари, и это имя значило больше, чем просто кровь. Оно значило власть, честь, величие.

Желающих было так много, что стража подталкивала людей, чтобы церемония не затягивалась.

Я уже немного заскучала и начала зевать, когда к помосту подошла старуха в грязных лохмотьях, опираясь на кривую клюку.

При виде неё я невольно сжала мамину руку.

— Чего надо?! — Карем, начальник стражи, преградил уродливой нищенке путь.

— У меня весть. Для влыдыки, — прохрипела она противным голосом похожим на скрип ржавых ворот.

Карем недобро усмехнулся он и занёс руку.

— Пошла прочь, старая карга!

Она вдруг захохотала, но смех перешёл в хриплый кашель.

Карем нахмурился. Стража схватила старуху под мышки, чтобы убрать с глаз, но отец поднял руку.

— Пусть говорит, — его голос пророкотал в повисшей тишине.

Старуха приблизилась, её слепые, белесые глаза, будто затянутые пеленой, уставились прямо на меня. Сжимая кривой посох, она жутко сощурила слепые глаза и, изогнув тонкие, морщинистые губы, покрытые старческими пятнами, прохрипела:

— Вода придёт за тобой! — подняв руку, ткнула узловатым, грязным пальцем в меня. — И заберёт тебя! До двадцати лет!

Глупость, конечно. Да сколько таких сумасшедших старух есть в мире!? Но услышав ее каркающий, мерзкий голос, мама вздрогнула и обмякла, потеряв сознание, а отец помрачнел, до скрипа сжал золоченый подлокотник трона.

Праздник для нас закончился. В окружении торжественной процессии вельмож и охраны мы вернулись в замок, где родители заперлись в покоях и не вышли даже к праздничному пиру.

Глава 3

Я не верила словам старухи, убеждала родных, что она наговорила глупостей, однако они почему-то приняли слова как пророчество.

Стали твердить мне, что это правда, и что я должна бояться воды в любом ее виде и трепетать в её близости, ведь любой день может из-за неё стать последним.

Я сопротивлялась, спорила, доказывала, что от кувшина с водой не может быть вреда, но все старания были напрасны.

Я сама не заметила, как постепенно страх неумолимо проник в мое детское сердце, укрепился и больше не покидал меня ни на мгновение.

Я изменилась. Да всё изменилось. Во дворце исчезли радость и беззаботность. А любой из дней, который хотя бы отдаленно выходил влажным или изредка снежным, становился пугающе тревожным. Меня запирали в покоях в окружении стражи, фрейлин, няни и нескольких лекарей.

Как же я ненавидела такие дни!

Если же начинался ливень, но от шелестения дождя за окном родители впадали в панику.

Да что говорить, если даже вид наполненного кувшина вызывал у них дрожь в пальцах и панику.

С каждым годом мои близкие все больше сходили с ума от тревоги, превратив мою жизнь в мучение.

Мне запрещали подходить к воде. Купаясь, я садилась в низкую ванную, едва наполненную водой, только в присутствии пяти служанок, чтобы они успели предотвратить любую опасность.

Пить мне было позволено только в присутствии доверенного лица и лекаря, чтобы я не захлебнулась.

А по утрам мне не лили на руки из кувшина, а позволяли лишь обтереться влажной тканью, как будто вода могла причинить мне вред.

Размышляя над предсказанием, я предположила, что мне могут подлить яд в воду, однако родители отмели это подозрение.

— Разве это не логично? — изумилась я.

Мама вздохнула, ласково сжала мои пальцы в своей ладони и уверенно ответила:

— Нет, Дария. Ядов не бойся. Только воды.

— Но почему? Мам, ты что-то знаешь? — подалась я к ней, чтобы заглянуть в ее карие глаза, но она нахмурилась и отвернулась.

— Нет, дорогая.

Я почтительно относилась к родителям и не хотела их расстраивать, но вчера мне исполнилось двадцать. Отныне проклятье, тяготевшее надо мной, утратило силу!

Я не спала всю ночь, ликуя и радуясь! Я обрела свободу! Я больше могла не бояться!

Отныне я не позволю страху отравлять мою жизнь.

Решив разом изменить судьбу, я решилась сделать то, о чем так долго мечтала.

Пока няня, фрейлины и служанки ещё крепко спали, бесшумно покинула спальню.

Замок окутывала предрассветная дремота. Тихо, на цыпочках я кралась по холодным каменным коридорам, молясь, чтобы остаться незамеченной стражей.

Сердце колотилось, как птица в клетке.

Спустившись на душную кухню, где уже суетились пекари и повара у огромных очагов, я накинула простую серую накидку, принадлежавшую одной из работниц, чтобы скрыть дорогую ткань платья, и выскользнула во двор, где всегда были распахнуты ворота.

Миновав двор, я вышла на улицу.

Свежий, бодрящий ветерок огладил лицо.

Город только просыпался. Пели птицы. Утреннее солнце золотило кроны деревьев и крыши домов, играло бликами в мозаичных витражах собора, превращая их в сверкающие драгоценности.

Еще не веря, что задумка удалась, я спешила по пустынной улочке, чтобы спуститься на набережную и пройтись вдоль нее, ступая по кромке, где сходятся теплый песок и прохладные волны, ласкающие стопы…

Именно так мне описывала море нянюшка, и я, во что бы то ни стало, хотела ощутить это сама.

Набережная ещё пустовала. Больше не сдерживая себя, я бросилась к ней.

Увидев сверкающую в утренних лучах морскую гладь, я замерла, стиснула пальцами прохладные мраморные перила набережной.

Какое же море прекрасное! Бескрайнее, синее, невероятное!

Волны шумно омывали песчаный берег, оставляя кружевные узоры из пены. Я замерла на мгновение, вдыхая солёный воздух, пропитанный запахом водорослей и свободы.

Улыбаясь миру, я торопливо спустилась по лестнице, скинула туфельки, ступила босыми ногами на влажный песок и… подошла к воде.

Прохлада освежала кожу, но это было приятно. Волны набегали на берег, целуя мои ступни, а я смеялась, поднимая брызги, как ребёнок. Впервые за долгие годы я чувствовала себя живой.

— Я свободна! — крикнула в небо, перекрикивая шум ветра. С наслаждением вдохнула морской воздух, чтобы запомнить его и насладиться им.

Ощущать мокрый песок под ногами было странное и приятно.

Волны ласково омывали мои стопы, озорно обрызгивали капельками.

Впервые за долгие годы я ощущала себя легкой, воздушной!

Ликование охватило меня, и я, смеясь от счастья, побежала вдоль берега, радуясь, поднимающемуся над горизонтом солнцу, безоблачному небу.

Отныне у меня всё будет хорошо! Я выйду замуж, и обо мне не будут говорить как о старой деве.

Я получала много брачных предложений, но от охотников за богатством и властью. Они буквально охотились за мной, единственной дочерью Владыки Вермера, чтобы, овдовев, прибрать к рукам моё приданое.

Это стало навязчивой идеей для влиятельных мужчин королевства и соседних стран. Моя же семья стремилась сохранить состояние внутри рода. И никто не задумывался о моих чувствах, об одиночестве и отчаянии, вызванных ненавистным предсказанием.

Но хватит! Отныне у меня новая жизнь!

Под шум прибоя я шла вдоль кромки воды по прохладному мокрому песку, наслаждаясь ощущениями.

Какого же чуда я была лишена из-за проклятия!

Страх больше не сковывал меня, я хотела идти и идти, пока не заметила на песке чёткие следы босых ног, уходящие вдоль берега.

Остановилась, рассматривая их.

Они были огромными по сравнению с моими! Сравнивая, я поставила свою босую ступню рядом и удивилась: какому же высокому и мощному человеку они могли принадлежать!

Интересно, кто он? Может быть, рыбак? Подумав об этом, я ускорила шаги, желая догнать незнакомца и попросить взять меня с собой в море.

Глава 4

Моя паника перешла в ужас. Солнце, ещё мгновение назад слепившее глаза, исчезло, растворившись в зелёной мгле. Тяжесть воды давила, утягивая меня в бездну.

Я отчаянно гребла руками и ногами, барахталась. Но я не умела плавать. Подол юбки раздулся и мешал, волосы, выбившиеся из прически, колыхались, словно живые водоросли и облепили лицо.

Я не хотела умирать. Однако… Это было исполнение того самого пророчества, о котором прокаркала старуха. Море забирало меня, потому что от судьбы не сбежать, не спрятаться. Убегая от судьбы, я лишь мчалась ей навстречу.

За предательство… о котором ничего не знала.

Вдруг что-то огромное, стремительное, тёмное, с ослепительно- переливающейся чешуей, пронеслось мимо, едва не задев юбку, описало крутую дугу и ринулось на меня.

От ужаса я вскрикнула, разомкнула губы. Пузырьки воздуха с бульканьем вырвались, устремились вверх. Горько-солёная вода ворвалась в лёгкие. Боль разорвала грудь, огнём растекаясь по горлу, носу.

В глазах потемнело, сознание стало покидать меня, и в этот момент передо мной замерла гигантская голова чудовища, с вытянутой, шипастой мордой, с рядами острых зубов. Похожая на драконью.

Холодные, злые глаза чудовища, цвета жидкого серебра, смотрели с ненавистью, презрением… И в голове моей, словно эхо, раздался шипящий рокот:

— Быстро убить тебя — слишком милосердно.

В следующее мгновение вокруг меня завертелись пузыри воздуха, сверкая и сплетаясь в сияющее кольцо. Оно ярко вспыхнуло, и тьма накрыла меня…

Бледный свет резал глаза. Я надрывно кашляла и жадно хватала ртом холодный воздух.

Боль была такая, словно меня раздирали на части. Перед глазами стояла туманная пелена. Мокрое тело било от озноба, а пальцы и колени ломило от холода, исходящего от каменных серых плит, на которых я лежала.

Отдышавшись, я немного пришла в себя, подняла голову, огляделась.

В сыром, липнувшем к телу платье, я лежала на ужасно холодном, ледяном полу огромного зала — пустого, безмолвного, серого.

Когда-то это место было невероятным по красоте и величию, но сейчас выглядело, словно лишенное красок, присыпанное сахарной пудрой.

Куда я попала?

С трудом сев на колени, медленно обвела жуткое место взглядом и вздрогнула.

Надо мной высился тот самый незнакомец, которого я встретила на берегу.

Только теперь он был облачён в серебряный костюм с вышивкой, сверкающей как морозный узор на стекле в солнечное утро. А по его плечам струился голубой плащ, ниспадая на пол тяжёлым водопадом шёлка.

Я сидела перед ним на коленях, дрожащими пальцами опираясь в каменные плиты, и медленно поднимала голову, ощущая, как страх сковывает тело.

Сначала разглядела сапоги — чёрные, из тончайшей кожи, обтягивающие сильные, мускулистые ноги. Узкие бёдра, широкая грудь, с загадочным медальоном виде звезды. Сомкнутые в тонкую линию губы… И глаза. Ледяные. Бездонные.

Мой мучитель был великолепен, но при этом лишен и капли тепла, человечности. От него исходил лишь пронизывающий холод, словно он был высечен из глыбы льда. А глаза, смотревшие безжалостно, напомнили мне о морском чудовище.

Молнией пронзила мысль:

“Дракон! Он дракон!”

Тело парализовало. Судорожно сглотнув, я пыталась примириться с мыслью, что передо мной стоит дракон! Но… что-то не сходилось.

Драконы — огненные порождения. А в этом месте, в этом огромном зале, залитом туманным светом, царила ледяная стужа. Моё дыхание превращалось в белесые клубы пара, растворяющиеся в воздухе.

Пугающее место. Безжизненное. Мертвое.

От него бежали мурашки по коже, в груди сжималось тоскливое предчувствие, несмотря на высокие колонны, резные арки и припорошенные белым фрески на стенах и потолке.

Мой взгляд соскользнул с невероятно роскошной люстры, тоже припорошенной белым, на высокой лоб дракона. И я заметила, что под волнистыми, темными прядями незнакомца скрывается серебряный обруч с фигурками растерзанных кораблей со сломанными мачтами…

Да кто же он? Какое отношение имеет к кораблям?

Память подкинула догадку… Морской дьявол. Чудовище. Безжалостное создание без сердца!

Это он топи́л наши суда! Это он блокировал торговлю! Враг Вермера и отца!

Ужас накатил волной, сжимая горло. Если это вправду он, то зачем я ему? Что этому чудовищу от меня нужно? Что я ему сделала? Что мы, ВалМазари, ему сделали, что он ненавидит нас?

Потекли слезы, но они не успевали скатиться по щекам — мгновенно застывали, превращаясь в крошечные льдинки. Так холодно было в пугающем зале.

Первым порывом моим было — молить о пощаде… Но во взгляде Морского Дьявола было столько ненависти, презрения, что я позабыла о мольбах.

Заставила себя подняться, расправить плечи, хотя больше всего хотелось обнять себя руками, чтобы защититься, закрыться от него.

Я не какая-то девка. Я — принцесса, одна из ВалМазари. И я буду нести это имя с честью.

— Что я вам сделала? — голос вышел хриплым, чужим. И, увы, совсем не гордым — испуганным, жалобным.

Он медленно наклонил голову, в его глазах, полыхнувших ненавистью, вертикально вытянулись зрачки.

— Ты одна из ВалМазари, — выплюнул Морской Дьявол. — Я истреблю вас всех.

— Не выйдет! — выпалила я и тут же пожалела.

Его лицо исказилось. Губы дрогнули, обнажив острые, хищные зубы.

Я сглотнула… и задрожала, когда он, не говоря ни слова, протянул руку.

Сильные мужские пальцы, даже через перчатку, обжигающе горячие, сомкнулись на моей шее стальными тисками.

В висках застучало. Сердце подкатило к горлу.

В этом красивом чудовище с уродливой душой нет сострадания.

Я могла рыдать. Умолять. Но это ничего не изменило бы. Лишь опозорило бы наш род, а ему доставило бы удовольствие.

Именно этого он и ждал.

Сначала я не почувствовала боли.

Просто… не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть.

В глазах поплыли тёмные пятна. А потом снова пришла острая, режущая боль, разрывающая лёгкие…