Пленница его страсти

Глава первая

НАСЛЕДНИЦА ПОЗОРА

Стекло в окне вагона ледяным пятном прилипло к щеке. За ним проплывал не пейзаж, а сплошная серая муть. Дождь, смешанный с мокрым снегом, размазывал мир в грязное акварельное пятно. Совсем не так, как я представляла себе Кавказ солнечный, яркий, огненный. Он встретил меня стужей и тоской.

В руках я сжимала потрёпанный конверт. В нём единственное, что осталось от отца. Не деньги, не тёплые воспоминания, а долговая расписка и короткое, жёсткое письмо от некоего Руслана Зауровича:

«Карина Вестич будет доставлена по указанному адресу для заключения брака с моим племянником Муратом Ибрагимовичем в соответствии с договорённостью о погашении долга её отца, Михаила Вестича. Проследите, чтобы она была… податлива».

Податлива. Слово резануло слух, как ржавая проволока. Мой отец, весёлый, безрассудный мечтатель, промотал не только деньги, но и мою жизнь. Его последняя «авантюра» - попытка вложиться в какой-то горный курорт - обернулась крахом. И теперь я, его единственная дочь, стала разменной монетой. Выкупом. Невольницей.

Поезд со скрежетом затормозил на крошечной станции, название которой ничего мне не говорило. «Кайтан», - прочла я на покосившейся табличке. В переводе с местного - «Крепость». Ирония судьбы.

Сердце заколотилось где-то в горле, стало трудно дышать. Я медленно, будто на эшафот, вышла на перрон. Холодный ветер сразу же облепил тонкое пальто мокрым снегом и принялся яростно трепать волосы. Я почувствовала себя голой и абсолютно беззащитной.

Их было трое. Трое незнакомых мужчин в тёмных пальто, с непроницаемыми, замкнутыми лицами. Ни цветов, ни улыбок, ни приветственных жестов. Только оценивающие, тяжёлые взгляды, скользнувшие по мне с ног до головы и будто поставившие на мне клеймо: «товар».

- Карина Вестич? - бросил самый старший из них, мужчина лет пятидесяти с седыми висками и усталыми глазами. Его русский был чёток, но с густым, гортанным акцентом.

Я лишь кивнула, сжав челюсти, чтобы они не стучали от холода и страха.

- Пойдёмте. Машина ждёт.

Мои чемоданы без лишних слов погрузили в багажник чёрного, брутального внедорожника с тонированными стёклами. Мне открыли заднюю дверь, и я забралась внутрь. Салон пах кожей, дорогим табаком и чем-то чуждым, мужским. Двое моих «проводников» сели спереди, третий - рядом со мной, отгородив меня от выхода.

Машина тронулась и, рыча двигателем, рванула вперёд, набирая скорость. Мы быстро покинули жалкие огоньки посёлка и нырнули в темноту горного серпантина.

За окном поплыли угрюмые, заснеженные склоны, тёмные пропасти, из которых выныривали острые пихты. Изредка мелькали огоньки одиноких домов, прилепившихся к скалам. Было дико, пугающе красиво и бесконечно одиноко. Я чувствовала себя мухой, попавшей в паутину, которую не видишь, но которая уже опутала тебя с ног до головы.

Молчание в салоне стало невыносимым. Оно давило, как скальная порода.

- Далеко ехать? - прошептала я, и мой голос прозвучал хрипло и чуждо.

Мужчина рядом со мной бросил на меня беглый взгляд, полный безразличия:

- Недалеко.

Его спутник на переднем пассажирском сиденье, тот самый старший, обернулся. Его взгляд был не таким жёстким, в нём мелькало что-то похожее на жалость.

- Пару часов по горной дороге. Устройтесь поудобнее. Лучше поспите.

Он представился Асланбеком. И это крошечное проявление чего-то человеческого заставило мои защитные барьеры на мгновение рухнуть.

- Почему? - вырвалось у меня, и голос дрогнул. - Зачем я ему? Зачем всё это?

Асланбек помолчал, глядя на темнеющую за окном дорогу.

- Руслан Заурович - человек слова. И человек долга. Ваш отец… - он с неохотой подбирал слова, - нанёс его семье величайшее оскорбление. Публично опозорил его отца. Старик не пережил этого. Для наших людей честь рода - это всё. Долги, будь то денежные или кровные, должны быть оплачены.

- Какое оскорбление? Что именно сделал мой отец? - я впилась в него взглядом, пытаясь понять.

Но он лишь покачал головой, и жалость в его глазах сменилась на стёршуюся годами покорность судьбе.

- Это не моя история рассказывать, девочка. Просто запомни: держись. Не плачь при нём. Он не выносит слёз. И не перечь. По крайней мере, поначалу. Выжди. Пойми.

«Пойми?» Что мне понять? Что я стала разменной монетой в какой-то дикой, варварской игре чести и мести?

Я откинулась на кожаном сиденье, закрыла глаза. Перед ними стояло лицо отца - весёлое, беззаботное, всегда полное каких-то безумных планов. Он обещал мне будущее, полное красок и света. А привёз в этот мрак.

Машина резко заложила вираж, и меня бросило к двери. Мужчина рядом грубо подтолкнул меня обратно на место. Я стиснула зубы, впиваясь ногтями в ладони. Боль помогала сдержать слёзы, которые предательски подступали к горлу.

«Не плачь при нём», - эхом отзывались в голове слова Асланбека.

Кто он? Этот Руслан Заурович? Монстр? Тиран? Или просто холодный, расчётливый делец, взыскивающий свой долг самым очевидным для него способом?

Внедорожник снова резко свернул, на этот раз с основной дороги - на ещё более узкую и разбитую, ведущую вверх. Сквозь мутное стекло я увидела впереди огни. Не россыпь огней посёлка, а сконцентрированные, яркие точки, очерчивавшие массивные очертания какого-то большого строения.

Мы пронеслись мимо высоких, грубо сколоченных ворот с коваными элементами и катили по длинной прямой аллее. Я смогла разглядеть дом. Вернее - крепость.

Это было большое, трёхэтажное здание из тёмного грубого камня, с узкими, как бойницы, окнами и массивной деревянной дверью. Оно не стремилось быть красивым или гостеприимным. Оно олицетворяло силу, власть и неприступность. С трёх сторон его подпирали мрачные ели, а с четвёртой открывался головокружительный вид на ущелье, теперь тонущее в сизой мгле.

Машина остановилась. Двери открылись. Ледяной ветер снова ударил в лицо.

- Выходи, - коротко бросил мой сосед. - Хозяин ждёт.

Глава вторая

Глава 2. В логове зверя

Массивная дубовая дверь закрылась за нами с глухим, окончательным стуком, отрезав последнюю связь с внешним миром. Я замерла на месте, пытаясь привыкнуть к полумраку и новым ощущениям.

Воздух был холодным и спёртым, пахнул старым камнем, воском для полировки и чем-то ещё - сладковатым, пряным ароматом, который позже я узнала как запах бастурмы и сушёных трав. Мы стояли в просторном холле с высокими кессонными потолками. Под ногами - грубый, но добротный ковёр с геометрическим орнаментом. Стены были голые, каменные, без лишних украшений; лишь на одной висела пара старинных кинжалов в серебряных оправах и огромная голова медведя, чьи стеклянные глаза смотрели на меня с немым укором.

Тишину нарушил лёгкий шаркающий шаг. Из тени к нам вышел пожилой мужчина в строгом тёмном костюме, с безупречно прямой спиной и седыми, подстриженными щёткой усами.

- Асланбек, - кивнул он моему провожатому. Его взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по мне. - Это она?

- Да, Магомед, - ответил Асланбек, и в его голосе появились нотки подобострастия. - Карина Вестич.

Магомед бесстрастно осмотрел меня с ног до головы, будто проверяя скот на рынке.

- Хозяин ждёт в кабинете. Проводи её. А ты, - он обратился ко мне, и его голос был ровным, без эмоций, как у диктора, зачитывающего приговор, - веди себя достойно. Руслан Заурович не терпит суеты и истерик.

Он развернулся и исчез в одном из тёмных проходов, ведущих вглубь дома. Асланбек слегка подтолкнул меня вперёд.

- Пошли.

Мы прошли через несколько просторных, слабо освещённых комнат. Мебель была массивной, дорогой, но мрачной и неудобной на вид. Повсюду царил идеальный, почти стерильный порядок, который казался неестественным. В этом доме не чувствовалось жизни - ни случайно брошенной книги, ни уютного пледа, ни запаха готовящейся еды. Это была крепость. Или тюрьма.

Наконец мы остановились перед ещё одной дверью, на этот раз из тёмного, почти чёрного дерева. Асланбек постучал дважды, коротко и отрывисто.

Из-за двери донёсся низкий, раздражённый голос:

- Войдите.

Асланбек открыл дверь и мягко подтолкнул меня внутрь.

- Жду распоряжений, Руслан Заурович, - сказал он в пространство и отступил, закрывая за собой дверь. Я осталась одна. Совершенно одна.

Кабинет был огромным. Целую стену занимало панорамное окно, за которым бушевала стихия - снег, ветер, и где-то вдали, утопая в облаках, чернели зубцы гор. В комнате горел только один источник света - массивная настольная лампа с зелёным абажуром, бросавшая резкий свет на разложенные карты и документы.

Он сидел спиной к окну, к этому бушующему закату, так что его лицо было скрыто в тени. Я могла разглядеть лишь силуэт - широкие плечи в тёмной рубашке, коротко стриженные волосы, мощные руки, лежащие на подлокотниках кресла. Он не двигался, не вставал, не здоровался. Он просто смотрел. Я чувствовала его взгляд на себе физически, как прикосновение. Он был тяжёлым, изучающим, пронизывающим насквозь.

От страха у меня перехватило дыхание. В горле пересохло. Я стояла посреди этого огромного, холодного кабинета, чувствуя себя букашкой под лупой.

- Подойди ближе, - раздался его голос. Низкий, бархатный, но с опасной металлической ноткой. Он не повышал голос, но каждое слово звучало как приказ, не терпящий возражений.

Я сделала несколько неуверенных шагов вперёд, пока не вышла из тени в круг света от лампы. Теперь он мог видеть меня целиком - моё промокшее, жалкое пальто, растрёпанные волосы, испуганное лицо.

Он медленно, словно дикий зверь, оценивающий добычу, наклонился вперёд, и свет лампы упал на его лицо.

Я едва сдержала вздох.

Он был… невероятно красив. И абсолютно пугающ. Резкие, чёткие черты, смуглая кожа, тёмные, почти чёрные волосы с проседью на висках. Но главное - глаза. Цвета горной грозы, серые, с холодными серебристыми искрами. В них не было ни капли тепла. Только лёд, презрение и та самая немая, всепоглощающая ненависть, о которой говорил Асланбек.

Он молча смотрел на меня несколько секунд, которые показались вечностью.

- Так это и есть наследница Вестича? - наконец произнёс он, и его губы тронула едва заметная, кривая усмешка. - Ничего особенного. Худющая. Бледная. Совсем не похожа на него. Жаль. Мне бы хотелось видеть в тебе его черты. Чтобы было проще.

Его слова ударили больнее пощёчины. Они были сказаны с таким ледяным презрением, что мне стало физически холодно.

- Я… - мой голос сорвался, я сглотнула комок в горле и попыталась снова. - Я здесь не по своей воле.

Он медленно поднял бровь, разглядывая меня, как неопознанный, неприятный объект.

- Это кого-то должно волновать? Твой отец был должен. Ты - платёж. Всё просто. С завтрашнего дня начнёшь отрабатывать.

- Отрабатывать? - прошептала я, чувствуя, как почва уходит из-под ног.

- Конечно, - он откинулся на спинку кресла, снова погружая лицо в тень. Оставались видны только его руки, сцепленные на столе - сильные, с длинными пальцами и чёткими костяшками. - Ты думала, здесь курорт? Ты здесь, чтобы работать. На кухне. У Зарины. Научишься хоть чему-то полезному, в отличие от своего папеньки.

Работать на кухне. Как служанка. Унижение закипело во мне горячей, горькой волной.

- Я не буду… - начала я, но он резко перебил меня, и его голос впервые прозвучал громче, как удар хлыста:

- Ты будешь делать то, что я скажу! - он не кричал, но каждое слово было отточенным стальным лезвием. - Ты здесь не гостья, Карина Вестич. Ты собственность. Моя собственность. И я решаю, какую пользу ты можешь принести. Пока что я вижу лишь бледную, испуганную мышку, которая мне не нужна. Так что, может, тебе стоит постараться и доказать, что ты хоть на что-то годишься. Кроме как быть разменной монетой.

Он взял со стола какой-то документ, сделав вид, что я уже перестала его интересовать.

- Магомед проводит тебя в твою комнату. Ужин тебе принесут. Завтра в шесть утра быть на кухне. Опоздаешь - останешься без еды. Выйти.