Пленница Нефритового Генерала

Пролог

Красный. Этот цвет должен был символизировать радость, процветание и благословение Небес. Но сейчас, глядя сквозь полупрозрачную ткань вуали, я видела в нем только цвет свежей, густой крови.

Повозка качнулась, и меня швырнуло на жесткие подушки, расшитые золотыми фениксами. Феникс и Дракон — символ союза императорской четы или, как минимум, великих кланов. Какая ирония. Вышивка была грубой, золотая нить — тусклой, а "невеста" под плотным слоем пудры и белил — всего лишь подделкой. Фальшивкой, которую бросают в пасть чудовищу, чтобы выиграть время.

Я попыталась пошевелить пальцами, но тело меня не слушалось. Проклятый отвар "Сна Лунного Лотоса", которым меня насильно напоила мачеха перед выходом, все еще действовал. Мои руки безвольно лежали на коленях, стиснутые в кулаки лишь усилием воли, а ноги казались налитыми свинцом. Я была куклой. Наряженной, накрашенной, упакованной в шелка куклой, которую везут в дар демону.

— Потерпи, Мэй Лин, — звучал в ушах приторно-сладкий голос мачехи, госпожи Вэй. — Это великая честь для такой… незначительной особы, как ты. Ты послужишь клану Бай. Разве не об этом ты мечтала? Быть полезной?

Полезной. Я закрыла глаза, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Нет, не от качки. От страха, который ледяными когтями скребся где-то под ребрами, там, где должно было биться сердце.

Снаружи выл ветер. Мы покинули пределы города три часа назад. Колеса паланкина скрипели, перемалывая камни горной дороги. Меня везли не во дворец, и даже не в богатое поместье. Меня везли в военный лагерь Северной Армии. Туда, где земля пропитана смертью, а воздух звенит от убийственной ауры тысяч солдат.

Туда, где ждал он. Генерал Шан Цзян. Нефритовый Генерал. "Пес Империи". Человек, о котором в столице говорили только шепотом, оглядываясь по сторонам. Говорили, что в его жилах течет проклятая кровь дракона, что его энергия Ян настолько яростна, что сжигает все, к чему он прикасается. Говорили, что он не знает жалости, не ведает любви и питается страхом своих врагов.

Но самое страшное было не это. Самым страшным были слухи о его наложницах. Император, желая "наградить" своего верного пса или, возможно, пытаясь его контролировать, каждый год присылал ему в дар красавиц из лучших домов. Дочерей чиновников, танцовщиц с редкими талантами, даже принцесс из покоренных малых княжеств. Ни одна из них не прожила дольше трех ночей. Их выносили из шатра Генерала вперед ногами — иссушенных, словно старые листья, почерневших, с застывшими масками ужаса на лицах. Люди шептались, что его внутренняя сила просто выпивает женщин до дна, сжигает их меридианы, превращая в пепел изнутри.

И теперь настал черед клана Бай. Мой отец, министр ритуалов Бай, должен был отдать свою старшую дочь, Бай Лянь — "Белый Лотос", гордость семьи, красавицу с редким даром к музыке. Но разве мог он пожертвовать своим сокровищем? Конечно, нет. Взгляд отца, когда он объявил о своем решении три дня назад, был тяжелым, но в нем не было ни капли сожаления.

— Мэй Лин, — сказал он тогда, даже не глядя мне в глаза, а изучая свиток на столе. — Ты похожа на сестру. Тот же рост, тот же цвет волос. Под слоем грима и вуалью никто не заметит разницы, пока не станет слишком поздно, а когда станет поздно... Генералу будет уже все равно.

— Но, отец... — я тогда попыталась возразить, упав на колени. — Это верная смерть.

— Смерть ради процветания семьи — это честь, — отрезал он. — Твоя мать была просто служанкой, которую я пригрел. Ты ела мой хлеб восемнадцать лет. Пришло время платить долги.

Долги. Я горько усмехнулась под красной тканью, и одинокая слеза скатилась по щеке, оставляя дорожку на безупречном гриме. Моя мать умерла, когда мне было пять. Она была не просто служанкой, она была целительницей из далекого южного племени, уничтоженного войной. Перед смертью она передала мне странный, пульсирующий холод в груди и взяла клятву: "Никогда не показывай никому свой дар, Мэй. Скрывай свою суть. Будь серой мышью. Если они узнают, кто ты, тебя не оставят в живых".

Я скрывала. Я была тенью блистательной Бай Лянь. Я стирала её шелка, переписывала для неё стихи, готовила для неё отвары красоты. Я научилась быть незаметной. Но от судьбы не уйдешь. "Лунная Инь" — так называла это мама. Дар или проклятие, живущее во мне. Холодная, тягучая энергия, которая спала глубоко в моем даньтяне. Я не умела ей управлять, не была культиватором. Я была просто сосудом с чем-то странным внутри. И теперь этот сосуд везли на убой.

Паланкин резко дернулся и остановился. Снаружи послышались грубые голоса, лязг металла и топот множества ног. Мы прибыли.

Сердце заколотилось так сильно, что мне показалось, оно сейчас проломит ребра. Действие "Лунного Лотоса" начало немного ослабевать, возвращая чувствительность конечностям, но вместе с ней возвращался и животный ужас. Занавесь откинули грубым рывком. В лицо ударил холодный, колючий ветер, пахнущий гарью, лошадиным потом и... железом. Застарелым запахом крови, который, казалось, пропитал здесь каждый камень.

— Выходи! — рявкнул кто-то.

Я замешкалась. Ноги затекли. Не дожидаясь, пока я выберусь, сильные руки схватили меня за предплечье и буквально выдернули наружу. Я едва устояла на ногах, запутавшись в длинном подоле свадебного ханьфу. Голову повело от свежего воздуха.

Сквозь красную пелену вуали я видела очертания лагеря. Это был не праздничный кортеж. Это был военный стан. Черные шатры, расставленные в строгом порядке, горящие факелы, отбрасывающие зловещие тени, и сотни, тысячи солдат в темных доспехах. Они стояли молча. Никаких приветственных криков, никакой музыки, никаких поздравлений. Тишина была такой плотной, что звон уздечки ближайшей лошади показался мне громом. Я чувствовала на себе их взгляды. Не вожделеющие, не любопытные. Равнодушные. Для них я была очередным куском мяса, доставленным к ужину их господина. Очередной "расходный материал", который завтра утром вынесут завернутым в рогожу.