Пленница Повелителя песков

Пролог

С наступлением аль-ахрир жизнь замирала. Холодало настолько, что огонь в очагах не тушили вовсе. Бушевали песчаные бури. Караваны прекращали ходить от оазиса к оазису, ог города к городу. Это было время размышлений и осмысления своего пути, время мыслителей и воров, что привыкли действовать под покровом ночи.

За свою жизнь я лишь однажды видела, как свирепствовал Черный Всадник Декхны – сильнейший ветер, что до неузнаваемости менял пустыню. Ровнял с землей огромные барханы, чтобы создать новые, но уже в другом месте. Засыпал колодцы и целые поселения. Порой изменения были так велики, что ставили в тупик даже бывалых путешественников и проводников. Единственными ориентирами для них оставались звезды, но те были видны уже после, когда буря миновала. Когда бушевал ветер, даже солнце, будто испуганная красавица, прятало свой лик за покрывалом облаков. Сам воздух нес смертельную опасность, становился черным, колючим из-за тысяч песчинок, что забивались в рот и в нос и не давали дышать.

На несколько дней города уподоблялись безжизненным скалам или развалинам, покинутым людьми. Жители старались не покидать свои дома. Заранее запасались продуктами и водой, закрывали окна и двери. Зажигали лампы, чтобы немного разогнать тьму, и истово молились.

Слава богам, Черный Всадник Декхны появлялся не чаще, чем раз в пятнадцать лет, иначе сама жизнь оказалась бы под угрозой.

Я родилась в одну из таких ночей и один раз уже видела бурю своими глазами. Никогда не забуду, как мы сидели на женской половине дворца в полной темноте и молились. На короткое время стирались различия между женой наместника, моего отца, его дочерьми, наложницами и служанками. Мы жгли благовония и повторяли древние слова, моля богов о милости и прощении.

Помню, как Абха взяла меня за руку и, приказав молчать, отвела в сторону. Она воспитывала меня с детства. Причин не доверять ей у меня не было, потому я последовала за ней. В ту ночь она поведала мне многое, каждым новым откровением меняла меня, как Черный Всадник менял облик Декхны.

Абха сказала, что отец взял мою мать силой. Бедняжка так страдала, что с каждым днем становилась все слабее и умерла, подарив мне жизнь.

Отец редко говорил о ней и никогда не называли по имени, но я видела боль и грусть в его глазах. Я не знала, кому из них верить, где заканчивалась правда и начиналась обида. Мне казалось, что истина где-то посередине. Жаль, что я никогда не узнаю ее.

С той ночи Абха начала учить меня читать древние знаки и пробудила во мне спавшую до того магию. Она же взяла с меня слово, что никто не узнает о том даре, который передался мне по наследству, – способности видеть нити жизни. Раз взглянув на человека, я могла сказать, какая хворь его одолела, и помочь или усугубить его состояние. Я не лечила, лишь видела, но даже об этом никому не смела сказать. Боялась прослыть колдуньей и закончить свою жизнь, будучи похороненной заживо в песках Декхны.

Сегодня мне так же не спалось, как в ночь Черного воина. Я слышала, как завывал ветер за окном, будто плакальщицы в траурной процессии; как стучали незапертые ставни. Сотни тысяч песчинок бились в стены. Словно крошечные воины, пытались взять неприступный город-крепость Рудрабад-калеа, жемчужину пустыни Декхна.

Рано, слишком рано, успокаивала я себя. Еще пять лет покоя, мирной жизни, которую сами же люди отравляли бесконечными распрями. Нельзя дурным мыслям взять верх. Как бы не накликать беду.

Понимая, что не усну, я откинула полупрозрачный полог, нашла домашние туфли, встала. Надела халат поверх сорочки и вышла на балкон.

Тишина стояла такая, будто город вымер. Затишье перед бурей. Звезд на небе не видно, будто его заволокли тучи. Неужели мне послышалось? Откуда же это ощущение надвигающейся беды? Почему кожу покалывает, будто в нее впились крошечные отравленные иглы?

Творилось что-то недоброе. Я бы пошла к отцу, но он вряд ли станет слушать меня, ибо я родилась женщиной. Нашими добродетелями считались покорность, красота и невинность. Нас учили петь и танцевать, чтобы радовать своих мужей. Их счастье – наше счастье. Предназначение женщины в том, чтобы создавать уют в доме, ублажать мужчину и рожать от него детей, но ей никогда не сравниться с ним. Она не способна принимать важные решения, не ей давать советы. Так учили нас с детства – улыбаться и молчать, пока не спросят. Нас и не спрашивали.

Прекрасными и смиренными были мои старшие сестры. На них я должна была равняться. Об этом мне постоянно твердила моя мачеха Масуна. Из всех наложниц отца лишь она сумела выносить и родить ему сына, потому получила свободу и стала его законной женой. Мы недолюбливали друг друга, но не враждовали. К ней не имело смысло идти за помощью.

Если кому-то я и могла довериться, не боясь осуждения, то только Абхе. Она выслушает и поможет или хотя бы успокоит.

Дверь в комнату, в которой она жила, была приоткрыта. Все служанки спали, кроме Абхи. Узкая лежанка, служившая ей постелью, отказалась пуста.

Ведомая неясным чувством тревоги, я поднялась на террасу, по краю которой располагались растущие в горшках деревья и кустарники. Мы с сестрами немало времени проводили в рукотворном саду, слушали птиц в клетках, наслаждались теплом солнечных лучей.

– Дитя! – позвала меня Абха шепотом. – Ты пришла… вовремя…

Я выставила руки перед собой и пошла на звук ее голоса. Едва не споткнулась, когда нога зацепилась за что-то мягкое. Сдавленный стон заставил меня прислушаться и наклониться ниже.

Ледяная рука вцепилась в запястье. Страх сковал сердце.

– Я пыталась, но моих сил не хватило, – прошептала Абха. – Он идет. Берегись, Асия.

– Что ты сделала? Что случилось?

Я опустилась рядом с ней на колени. Прислушалась к хриплому рваному дыханию.

– Возьми, – Абха вложила мне в руку какой-то предмет, – он твой.

Вспышка молнии озарила небо. Я увидела кожаный шнурок со звездой. Перевела взгляд на воспитавшую меня женщину. Ее взгляд застыл. Грудь не поднималась. Не слышалось дыхание.

Глава 1

Две недели спустя

Последующие дни слились в один, полный тоски и печали. Я не заметила, как пролетело время. Будто бы лишилась части своей души. Никакими лекарствами не удавалось унять эту боль, но скорбела об Абхе тайно, поскольку бедняжку обвинили не только в колдовстве. Глупцы, не умевшие читать символы, считали, что именно она привела врага под стены нашего города. Испуганным людям было проще обвинить мертвую женщину, чем признать собственные ошибки. И придворный маг отца, и караульные в один голос твердили, будто стали жертвой какой-то черной магии, потому ничего не заметили. Город оказался в осаде, а виновной признали женщину, которая, не покидала его стены почти двадцать лет.

Я думала, что ночь смерти Абхи станет самым страшным событием в моей жизни, но я ошибалась. То была моя личная боль. Теперь к ней добавился страх перед неизвестностью. Под стенами города раскинулась армия. Я видела красно-коричневые шатры днем и разгонявшие темноту костры ночью. Слышала обрывки фраз, которыми обменивались стражники, замечала, как отводили глаза советники отца, если мы случайно сталкивались в галереях дворца. Наместник, достопочтимый Рахим, тоже хранил молчание. Он не обратился к народу, не попытался успокоить женщин в гареме и даже меня, свою дочь, запретил пускать в диван независимо от того, был ли он там один или понимал подданных.

И все же я пыталась достучаться до него. Раз за разом подходила к дверям дивана и слышала одно и тоже:

– Наместник Рахим ибн Расул аль-Мерхан занят.

Вновь услышав отказ, я развернулась так резко, что едва не уронила покрывало. Не хватало еще опозориться и показаться перед посторонними мужчинами с непокрытой головой. Я снова возвращалась в гарем ни с чем. Меня злило нежелание отца говорить, но более пугала неизвестность. Чего ждать? К чему готовиться? Кто мог затаить такую обиду, что послал армию против наместника Рудрабад-калеа?

Погруженная в свои мысли, я едва не столкнулась с мачехой. Поклонилась и поспешила уйти, как вдруг услышала брошенную в спину фразу.

– Сколько ты будешь ходить туда, где тебе не место? Чем ты поможешь? – спросила Масуна. – Ты маг, опытный воин? Может быть, знаешь, как одолеть армию противника?

– Я должна знать, что происходит, – ответила, повернувшись к ней.

– Город осажден. Это с тебя будет достаточно.

Она говорила со мной как с ребенком, будто я не видела сотни воинов, что расположились под стенами Рудрабада, не чувствовала запах дыма и пищи от их костров.

– А с тебя? – вспылила я.

Масуна была старше меня всего на шесть лет, но вела себя как умудренная опытом женщина, настоящая госпожа. Мне порой хотелось напомнить ей, что она была рабыней, подаренной отцу кем-то из союзников. Если бы не рождение сына, она так и осталась одной из наложниц, коих отец вряд ли помнил.

– Думай, с кем говоришь! – прошипела мачеха. – Помни о своем месте, о своем долге. Наместнику не хватало еще твои жалобы выслушивать. У него и без того хватает дел. А ты, я вижу, ничем не занята. Я исправлю эту ошибку.

Она отвернулась. Я снова поклонилась, не желая ругаться при служанках, что семенили следом за своей госпожой. Благодаря усилиям Масуны, никто в гареме не бездельничал. Мы шили покрывала, вышивали подушки, украшали бисером платья, плели из тонких веревок подвесы для цветов. Никто не сидел сложа руки. С одной стороны, так меньше времени оставалось на ссоры. Хотя женщины, запертые в гареме, все равно находили повод позлословить. С другой – требовалось меньше слуг, поскольку часть работы выполняли наложницы.

Я дошла до галереи, но свернула не налево, в женскую половину дворца, а направо. Поднялась на террасу. Я не была здесь с той темной ночи, когда потеряла самого родного человека. Мраморный пол сиял белизной, деревья и кустарники радовали глаз зеленью листвы, птицы щебетали в клетках. Ничто здесь не напоминало о смерти. Не осталось ни одного символа, на начертание которых потратила все силы Абха.

Я оглянулась по сторонам. Убедилась в том, что одна, и начала читать заклинание. Абха каждое заставляла меня учить наизусть, не доверяя бумаге. Я не понимала смысл этих древних слов. Мне достаточно было знать, что и в какой последовательности говорить.

Я хотела бы обернуться птицей, чтобы подлететь к покоям отца, или змеей, чтобы проникнуть в диван и собственными ушами услышать, о чем он говорит. Жаль, что такое колдовство было не подвластно мне. Я могла лишь обрести на короткое время очень острый слух, чем и воспользовалась. Спустилась с террасы, отсчитала нужное расстояние и приникла ухом к стене в том месте, где должен располагаться диван отца.

– Нет! – услышала его недовольный голос. – Я не сдам город.

– Но наместник…

– Я сказал “нет”!

– Под стенами Повелитель Пустыни. Это он привел армию…

– Повелитель? – переспросил отец. – Жалкий пес, что лижет пятки халифу Джаваду.

– Прости, наместник, но этот, как ты выразился, пес уже покорил Даджламат и Низамин, а они считались неприступными крепостями.

– Ими правили трусы, – ответил отец, – или ты и меня считаешь трусом, достопочтенный Гази ибн Вагиз?

Гази был единственным, кто говорил правду наместнику в глаза. Я слышала, как он однажды сказал, что прожил слишком долгую жизнь, чтобы бояться умереть. Из всех советников отца его я уважала больше других, может быть, потому, что он один не смотрел на меня как на красивую безделушку.

– Я говорю лишь о том, – ответил Гази. Я слышала, как шуршали его одежды. Видимо, он встал и поклонился моему отцу, несмотря на то, что был в два раза старше него, – что не стоит недооценивать врага, особенно если он заключил договор с духами Декхны.

– Что ты говоришь?

– Глупости!

– Духи никому не подчиняются.

– Старик выжил из ума.

Слова, обвинения, которыми сыпали советники отца и старейшины города, звучали все обиднее. Наместник молчал, хотя ему было достаточно поднять руку, чтобы остановить этот поток ругательств.

Глава 2

Зерно было не единственным, но одним из важнейших продуктов питания. Очищенное и прокаленное на солнце, оно превращалось в булгур, дробленое использовалось для приготовления каши, молотое в муку – для пресных и сладких лепешек.

Рудрабад, окруженный со всех сторон песками, был вынужден закупать зерно у соседей. Дважды в год к нам приходили караваны из Нилжаба. Десятки верблюдов, нагруженные мешками, стройной вереницей входили в город. Люди выходили на улицы, чтобы увидеть их собственными глазами.

Взамен мы отдавали сушеные финики и вяленое мясо. Взаимовыгодная торговля процветала ни одно десятилетие, а теперь оказалась под угрозой.

Я видела, как воины, одетые в черное, вынудили караванщиков остановиться и спешиться, как последние вынужденно подчинились. Я не могла рассмотреть их лица, не слышала слов, но разделяла возмущение. Война войной, но разве можно трогать торговцев? Впрочем, никто их не тронул. Прошло совсем немного времени, и верблюды один за другим стали опускаться на колени. Мужчины снимали с их спин мешки с зерном и складывали тут же.

Вот и первая добыча, которую Повелитель пустыни получил, не пролив ни капли крови. Я сжала ладони в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Масуна права: я бессильна что-либо сделать, но мой отец должен знать о том, что случилось. Он умный человек и достойный правитель. Он сможет найти выход, что-то придумать, пока нам еще не грозит голод. Иначе Радрубад, как спелый инжир, упадет в руки захватчика. Ему не придется даже воевать с нами.

Первая загадка Гази разгадана. Осталось еще две, но они могли подождать. Сегодня я решила во что бы то ни стало увидеться с отцом и поговорить. Не вечно же он будет сидеть в диване.

Духи были милостивы ко мне сегодня: заседание вскоре закончилось. Советники, пятясь, одни за другим покидали комнату и только в дверях позволяли себе повернуться к наместнику спиной. Последним вышел Рахим.

– Отец, – позвала его, подошла ближе, – удели мне немного внимания.

– Позже, Асия, я устал.

– Когда? Разве у нас есть время?

Наместник одарил меня тяжелым хмурым взглядом. Густые черные брови сошлись на переносице. Другую за подобную дерзость ждало наказание, но отец многое прощал мне.

– Повелитель сказал свое слово, – произнесла Масуна. Откуда только взялась? Неужели тоже дождались встречи, как я? – Ужин готов, мой повелитель. Позволь мне сопровождать тебя, разделить с тобой трапезу.

– Идем, – ответил Рахим.

– Отец, – снова позвала его, едва не задохнувшись от злости и бессилия, – прошу тебя!

– Позже.

Рахим отмахнулся от меня как от надоедливой мухи. Масуна полоснула по мне взглядом, как ножом. Не женщина – змея, хитрая, коварная и, может быть, опасная.

Скрепя сердце, я поклонилась, принимая его решение. Дождалась, пока вслед за ним уйдет стража. Не сдвинулась с места, пока отец не скрылся за поворотом галереи. Долго еще слышала, как Масуна лила мед в его уши.

– Все-то ты в трудах, повелитель, все в заботах о нас, недостойных, – ворковала она. – Совсем не бережешь себя.

– Некогда отдыхать, – ответил ей отец, но не оттолкнул, как меня.

Я чувствовала, как обида разгорается в душе, будто костер, раздутый ветром, но именно она придала мне сил. Если наместник не желает со мной говорить, я найду способ узнать правду. Поскольку и мачеха занята, никто меня не хватится.

Я решилась на отчаянный шаг, который мог дорого мне обойтись. Пришлось снова прибегнуть к магии. Я читала заклинание и одновременно представляла, как возникает нить не толще конского волоса. На моих глазах она протянулась от одной створки двери к другой. По всей ее длине появились крошечные колокольчики. Они зазвенят, стоит кому-то появиться на пороге комнаты. Времени должно хватить, чтобы спрятаться, а потом покинуть диван и остаться незамеченной.

Сердце билось так, будто я обежала весь город, кровь стучала в висках, руки дрожали, когда я вошла внутрь. Последний раз я была здесь еще ребенком. Пряталась и ворвалась во время заседания. Тогда отец лишь улыбнулся и отослал меня с няней. Теперь он вряд ли простил мне подобную вольность.

Я оглянулась в поисках каких-либо документов, которые могли пролить свет на ситуацию, в которой мы оказались. На стене, напротив окна, заметила карту. Нашла Рудрабад и соседние города-крепости, караванный путь в Нилжаб, крошечные оазисы, горы Джаб-эль-Хаджр, за которыми начинался край света. Может быть, и за ними существовала жизнь, но, чтобы их преодолеть, нужно было подняться выше облаков, а люди не имели крыльев подобно птицам.

Я могла бы часами рассматривать карту. Жаль, что у меня не было времени. Пришлось забыть о желаниях и уступить необходимости. Еще бы знать, что и где искать!

Низкий деревянный столик, за которым работал отец, был пуст. Искать документы среди пестрых подушек, на которых сидели советники, и вовсе казалось бессмысленной тратой времени. Ни сундуков, ни ниш с полками, на которых могли бы храниться свитки, я тоже не обнаружила. Только силы потратила, и все впустую.

Я опустилась на колени и вдруг заметила шкатулку, оставленную под столом. Прислушалась, но не услышала в коридоре никаких звуков. Взяла находку и тут же открыла ее. Внутри обнаружилось несколько свитков. В первых были перечислены запасы зерна, муки, вяленого мяса и других продуктов. Цифры не слишком разнились от недели к неделе и только последние две неуклонно падали. Если отсутствие зерна я могла объяснить, то, почему не было мяса, не понимала. Пастухи пасли овец до тех пор, пока оставалась хоть какая-то растительность. После их сменяли овчары, что стригли шесть, забивали скот, оставляя совсем немного на развод. Обрабатывали шкуры, а мясо нарезали полосками, пересыпали солью с ароматными травами и сушили на камнях. Запасов, заготовленных в это время, нам обычно хватало до следующего года. А теперь? Неужели и с севера город был окружен?

Дрожащими руками достала и развернула последний свиток.

“Господин, мы нашли “сокровище” именно там, где ты предполагал. Если…”

Глава 3

Меня лихорадило всю ночь. Что было тому причиной: использование магии или последние новости, – я не знала, но так и не смогла уснуть. На утреннюю трапезу поднялась с трудом. Ни прохладная вода с розовыми лепестками, ни щебет моей личной служанки Валии не смогли вернуть мне бодрость. Я мечтала только об одном – снова лечь в постель, а, проснувшись, понять, что ни врага под стенами, ни угрозы голода нет.

– Джаным, тебе плохо? Позвать лекаря?

Я покачала головой. Люди еще не придумали лекарство, которое лечило бы душу. Моя тосковала по Абхе и сжималась от страха, стоило мне только выглянуть в окно и увидеть желто-красные шатры.

В трапезной уже собрались все женщины гарема. Я пришла последней, чем снова заслужила неодобрительный взгляд мачехи. Села на подушку, поджав под себя ноги, сложила руки перед грудью, ладонь к ладони. Масуна прочла короткую благодарственную молитву, а после добавила от себя пожелание скорейшей победы наместнику Рахиму.

– Да будет так, – повторили мы вслед за ней трижды и приступили к еде.

Служанки уже успели расставить на столики чашки чая со специями и широкие плоские блюда с кнаффе. Я любила его за необычное сочетание солоноватого сыра, сладкого сиропа и ореховой посыпки.

– А пахлавы не будет? – спросила Марьям.

Она была настолько же глупа, насколько красива. Видимо, поэтому Масуна не видела в ней соперницы. Более того, сама способствовала их с отцом сближению, пока носила под сердцем моего брата.

Будь я на ее месте, не смогла бы так поступить. Несмотря на то, что всю жизнь прожила в мире, где место женщины определено заранее, где мне однажды самой предстояло стать чьей-то женой, я не представляла, как стану делить мужа с наложницами. В том, что ни один мужчина не откажется от гарема, как бы ни любил жену, я не сомневалась. Но в памяти жили рассказы Абхи о загадочной восточной стране и ее жителях. Конечно, то были сказки, легенды, а мне так хотелось верить, что где-то живут мужчины, которые выбирают себе жену на всю жизнь, и женщины, которые не плетут интриги, пытаясь устранить соперниц; где трава зелена и почти нет песка, где воды так много, что она сливается с горизонтом.

– Пахлавы не будет? – повторила Марьям, не дождавшись ответа. Наложницы уже посмеивались над ней, но прятали улыбки за чашками чая.

– Враг у ворот, а ты думаешь только о том, как послаще поесть и побольше поспать, – пристыдила ее Масуна. В зале тут же стало тихо. – Все будет, как только наместник, да ниспошлют ему духи долгих лет жизни, победит врага.

– Да будет так, – повторили женщины. Вернулись к трапезе, но ели молча.

Я думала о словах мачехи. Что-то мне подсказывало, что она знала, в каком сложном положении мы оказались, и все надеялась на лучший исход. Мне бы ее уверенность.

Со стороны казалось, что отец ничего не делает, чтобы защитить нас. Быть может, я чего-то не знала. Следовало положиться на его мудрость и милость богов, но мне этого было мало. Я не могла стоять в стороне, хотя и не представляла, как помочь.

– Ты вся горишь, Асия, – произнесла Масуна. Ничего нельзя было от нее скрыть. – Ты больна?

– Страдает от любовной лихорадки, – ответила вместо меня Наиля. Она пользовалась особой благосклонностью отца и бывала в его спальне едва ли не чаще, чем моя мачеха. – Она вошла в пору, а наместник все никак не выдаст ее замуж. Неужели нет достойного мужчины для нашего цветка?

В мои девятнадцать это и правда было странным. Отец не спешил расставаться со мной то ли потому, что сильно любил, то ли по иным причинам. Я была его последней дочерью. Мои младшие сестры не выжили, погибнув от морового поветрия. За несколько последних лет ни одна из наложниц не понесла от Рахима. Я подозревала, что здесь не обошлось без Масуны, но доказательств у меня не было.

– Наместнику виднее, – отрезала мачеха. – Вижу, все наелись и маются от безделья?

Она хлопнула в ладоши. Служанки бросились убирать недопитый чай и кнаффе. Никто не посмел возразить. Девушки и женщины спешно покинули зал для трапез и переместились в зал рукоделия. Я встала вслед за ними, но Масуна преградила мне дорогу.

– На тебе лица нет. Отправляйся в свою комнату и приведи себя в порядок. Я пришлю лекаря, чтобы осмотрел тебя.

– Не нужно лекаря. Я не выспалась и потому…

– Что же помешало тебе спать? Не та ли любовная лихорадка, о которой говорила Наиля? Скоро пройдет.

Я вспыхнула. Как эта невыносимая женщина умела перевернуть любое слово в свою пользу! Я закрыла глаза, глубоко вдохнула, выдохнула и ответила:

– О чем ты говоришь, когда враг у ворот? О чем твои мысли? Впрочем, думай, что хочешь.

Я протиснулась мимо нее и вышла. Масуна что-то бросила мне вслед, но я не услышала ее. Сбежала, чтобы не наговорить лишнего, спряталась в своей комнате. Злость вытеснила все остальные чувства, но злилась я больше на себя, на собственную беспомощность и неспособность достойно ответить мачехе.

Чтобы выжить в гареме, нужно обладать спокойствием верблюда, зрением орла и жалом змеи вместо языка, но казаться испуганной ланью, нуждающейся в защите. Ложь претила мне, притворство раздражало. Я старалась избегать интриг, никого не выделяла, ни с кем не сближалась. Со смертью Абхи потеряла единственного человека, которому могла открыть душу, и тяготилась этим.

Я поднялась на террасу. Под сенью деревьев, в тени и прохладе мне даже думалось легче.

– Дочка, как вовремя ты появилась. Иди ко мне.

Я не поверила своим глазам, увидев на скамье наместника Рудрабад-калеа. Села на покрывало у его ног. Положила голову ему на колени. Я так нуждалась в нем.

– Отец, я соскучилась по тебе, по нашим разговорам.

– Ты уже выросла, Асия, и не нуждаешься во мне, как прежде, – произнес он, будто прочитал мои мысли. – Ты никогда ни в чем не знала нужды и отказа. Я сделал все, чтобы ты была счастлива.

Я смотрела на отца, пытаясь понять, что он задумал, зачем начал этот разговор.

– Ты похожа на мать. Такая же свободолюбивая и упрямая. Но в тебе есть и мои черты. Ты знаешь, когда нужно промолчать и уступить. Она этого не умела.

Глава 4

Нет, отец ничего не понял, если готовил мне ту же судьбу, что и матери. Глупо было рассчитывать на то, что он даст нам с будущим мужем возможность хоть немного узнать друг друга, присмотреться. Может быть, тогда между нами и возникла бы симпатия, но нет. Наместник решил сделать меня разменной монетой, отдать в награду за помощь. В его руках я была лишь средством достижения цели. Тем же стану и для мужа, пока не надоем ему.

– Отец, и все же позволь спросить, за кого из них ты отдашь меня.

– Асия, – нахмурился Рахим. Его рука уже не скользила по моим волосам, скорее давила, – ты переходишь границы. Я сказал, что позабочусь о тебе, значит, так и будет. Твоим мужем станет тот из сыновей Фахри, кого он отправит нам на помощь. Считай, сами духи приведут его к тебе. А теперь ступай, выспись. К вечеру завтрашнего дня, думаю, все будет кончено. Ты должна предстать перед будущим мужем в лучшем виде.

Я встала, поклонилась и отправилась в свою комнату. Мне было над чем подумать.

Я не знала их имен, но видела сыновей Фахри несколько лет назад, когда они приезжали к отцу. Старшему на тот момент уже было около сорока. Почти всю жизнь он провел в седле, то воюя, то отстаивая завоеванные территории, то наказывая непокорных. Не терпел неповиновения и не расставался с плеткой. Я боялась его, а его брата презирала.

Младший был лет на десять моложе, но вседозволенность уже наложила отпечаток на его облик, одарив вторым подбородком, объемным животом, масляным взглядом. Но даже не столько это меня отталкивало в нем, а то, как он едва ли не с порога потребовал привести ему женщину. Якобы трехдневное воздержание плохо сказывалось на его здоровье. Я видела после бедняжку, которую отец отдал ему для утех. Она превратилась в тень самой себя и едва держалась на ногах. Какое-то время работала на кухне, выполняя самую грязную работу, а после пропала. Сыну Фахри она оказалась без надобности, как и моему отцу.

Наместник никогда не брал в постель чужих женщин. В его гарем попадали только девушки. Кого-то он оставлял себе, других мог подарить своим советниками или приближенным за особые заслуги. Такой подарок ценился: будущие наложницы были красивы, здоровы, обучены тому, как доставить удовольствие мужчине. Хотя тонконогий конь или кобыла ценились больше.

Я мало задумывалась о наших традициях, пока сама не оказалась в той же ситуации. Дочь наместника ничем не отличалась от рабыни. Власть отца была абсолютной. Мой долг – выслушать его волю и покориться. Именно поэтому он сегодня говорил о смирении, а Масуна о том, что мне недолго оставаться в девичестве. Должно быть, она знала о планах отца. С ней он не считал зазорным делиться.

Я слышала о женщинах, которые обезображивали себя, лишь бы избежать навязчивого внимания и защитить свою честь. Я даже достала кинжал, который носила на поясе по настоянию Абхи. Встала перед зеркалом, поднесла оружие к лицу. Представила, как нежная кожа покрывается сеткой шрамов, как глаза теряют блеск, как из красивой девушки я превращаюсь в чудовище, и опустила руку. Упала на колени, закрыла лицо ладонями. Плакала, жалела себя и с каждой слезой чувствовала, как боль потихоньку отступает.

К вечерней трапезе я не вышла. Сказалась больной. До боли в глазах вглядывалась в линию горизонта, ждала, пока появятся войска Фахди. Эти люди должны были стать спасением для всего Рудрабада и погибелью для меня. Но разве я могла поставить свою жизнь выше жизней тысяч людей, что населяли город? Мужчины и женщины, старики и дети – разве они заслужили смерти? Если все получится так, как того желает отец, они выживут, а я… Я тоже буду жить, как-нибудь, пока однажды моя душа не покинет это тело и не устремился в небеса, обретя свободу.

***

Не только я не спала. Во дворце до поздней ночи царило странное оживление. Слуги суетились до темна, выполняя многочисленные поручения Масуны. С кухни даже сюда долетели ароматы самых изысканных блюд. Мы будто готовились ко встрече гостей, но последние не спешили одарить нас вниманием.

Отец уже праздновал победу, а горизонт был чист. Я не видела ни клубов пыли, которую поднимали всадники, не слышала звуков битвы. Лишь желто-красные шатры, освещенные пламенем костров, все так же несли свою стражу под стенами Рудрабад-калеа.

Вечером за мной пришла Валия. Разбудила, подняла с постели. Вместе мы отправились в зал для рукоделия. Все женщины гарема уже были здесь. Перед каждой стояла лампа с маслом и благовониями.

– Помолимся о спасении нашего города, – произнесла Масуна, открыла книгу и начала нараспев читать древние слова.

Мы повторяли отдельные фразы вслед за ней. От запаха сандала и мирры кружилась голова. Чувство голода мешало сосредоточиться, но ни одна из нас не проявила слабость. Мы молились до утра, позволяя себе лишь глоток воды, если чувствовали, что пересохло в горле.

Когда первые солнечные лучи вызолотили бурханы Декхны, стало ясно, что чуда не случится. Масуна отпустила нас. В молчании мы покинули зал и разбрелись по комнатам. Все, кроме меня. Я вновь поднялась на террасу, надеясь застать там отца, узнать из первых уст том, что произошло и чего ждать. Кого он видел на горизонте, если союзники так и не явились?

Наместника там не оказалось.

Я спустилась в галерею, затаилась в одной из ниш, коих здесь было немало. В диван отец приходил только этим путем. Мы не должны были разминуться.

Рахим появился мгновение спустя в сопровождении Гази и еще нескольких советников. Я произнесла заклинание отвода глаз, пропустила мужчин вперед и пошла следом. Никогда прежде я не видела отца таким сердитым.

– Сын змеи и скорпиона! – воскликнул он. – Как Фахди посмел нарушить данное слово? Почему отступил?

– Наши лазутчики донесли, – поклонившись, произнес один из спутников отца, – что Повелитель песка…

– Кто? – взревел Рахим.

– Презренный пес, – исправился говоривший, отступив на шаг назад, – сам встретил их и вынудил повернуть обратно.

Глава 5

Я допила остывший чай, доела лепешку, не чувствуя вкуса. Решила вернуться, дождаться отца у дверей дивана и потребовать от него объяснений. Он должен понимать, что мы не можем позволить себе подобное расточительство, ведь пополнить запасы в ближайшее время нам вряд ли удастся.

Тахир меж тем поднял руки и обратил взор к небесам. Медленно обошел жертвенный костер по кругу. Я не слышала слов, но понимала, что он взывал к духам. Младшие жрецы вторили ему, не забывая подбрасывать в костер подношения. Мешок с зерном уже опустел, но что-то еще оставалось.

Торговцы закрывали лавки, ремесленники оставляли мастерские и спешили на площадь. Подхватывали слова молитвы. Вскоре гул голосов перекрыл другие звуки. Люди верили, что будут услышаны, и просили высшие силы о милости.

Мне же казалось, что духи давно оставили нас. Наши беды и чаяния не волновали их. Будь все иначе, разве враг окружил бы наш город? Разве нависла над нами угроза голода? Конечно, нет, если только не поверить в то, что Повелитель песка и правда заключил с ними союз. Если так, то…

– Все зря! – сказала негромко, но нашелся человек, который услышал меня. Я почувствовала присутствие другого человека еще до того, как услышала голос.

– Не веришь, что Тахиру под силу призвать духов? – спросила Наиля.

– Не мне судить об этом, – ответила, не желая спорить с ней. Боялась, что не смогу сдержаться. – Думаю, мясо этих животных еще пригодилось бы нам.

– Это жертвенные бараны! – воскликнула наложница. – Их вырастили для духов. Нам нельзя есть их мясо, да никто и не стал бы. Разве что ты. Для той, что родилась в ночь Черного Всадника, нет ничего святого.

– Придержи язык, змея!

– Хороший совет, Асия, ведь и у стен есть уши. Вряд ли наместник будет рад узнать, что ты потеряла веру в него.

Я повернулась к Наиле, не веря своим ушам. Как легко она перевернула мои слова, додумав то, что не было сказано! Откуда в этой красивой женщине было столько яда? За что она так ненавидит меня?

– Можешь говорить все что, хочешь. Отец…

– Собака лает, караван идет, – перебила меня Наиля. – Твои слова ничего не изменят.

Я не собиралась оправдываться перед ней. Пока не понимала, чего она хочет добиться, но не желала идти у нее на поводу.

– Зачем ты начала этот разговор? Что тебе от меня нужно?

– Ничего, но не думай, что ты умнее всех, Асия. Я видела: прошлой ночью ты только делала вид, что молишься. Мысли твои были далеко отсюда. Если что-то случится, то ты в этом будешь виновата.

– Перестать говорить глупости!

Сама мысль о том, что Рудрабад-калеа падет, казалась безумной. Никому еще не удавалось взять крепость. Так было и так будет. Нельзя думать иначе, чтобы дурные мысли не воплотились в жизнь.

– Глупости или нет, но именно с твоей няньки начались все беды, – продолжила Наиля. – Если бы эта ведьма не ворожила…

– Не смей! Никогда не обвиняй человека понапрасну, особенно когда он не может защитить свое доброе имя. Ты не знаешь, что она сделала.

Наиля довольно улыбнулась, будто услышала именно те слова, которые ждала. Смерила пренебрежительным взглядом.

– Зато ты знаешь, ведь вы в ту ночь ворожили вместе, – прошипела она. – Абха призвала врага, а ты помогла ей. Ведьма!

– Замолчи!

– Ведьма!

Я чуть было не ударила ее, занесла и тут же опустила руку, не желая даже касаться ее. Наиля прижала ладонь к щеке, будто и правда получила пощечину. Попятилась, будто боялась повернуться ко мне спиной. Отошла на несколько шагов и бросилась бежать. Только красное платье мелькало да развевалось покрывало за ее спиной.

Я не стала догонять эту безумную женщину. Я все еще лелеяла надежду увидеть отца. Диван был единственным местом, где я могла надеяться на встречу, поскольку не имела права появляться на мужской половине дворца. Лишь слуги и наложницы, которых призывал наместник, могли находиться там, не вызывая осуждения.

Я успела сосчитать все пальмовые ветви, которыми были расписаны стены, запомнила каждый выступ резных колонн, что поддерживали свод дворца, трижды встретила смену караула, но так и не дождалась отца.

Полдень миновал. Жрец завершил обряд, звуки молитвы сменились тишиной. Лишь в воздухе еще витал запах мяса и крови. Люди расходились, но не спешили возвращаться к делам. Не слышалось криков торговцев, скрипа телег и других привычных звуков. Город словно вымер или готовился встретить свои последние дни.

Видимо, духи не дали никакого знака, что подношения приняты, или жрец не смог прочесть их. Я не знала всех тонкостей обряда. Женщинам все равно нельзя было присутствовать на нем. Та, что приводила в мир новую жизнь, не должна была соприкасаться со смертью. И все же мне казалось, что Тахир ничего не добился. Не сумел не только донести наши молитвы до высших сил, но даже вселить в сердца горожан надежду.

Я тоже не чувствовала уверенности в будущем, не верила, что кому-то под силу изменить ситуацию к лучшему. Союзники так и не явились. Враги по-прежнему несли дозор под стенами Рудрабад-калеа. Даже между нами не было единства, как не осталось веры. Мы молились, приносили жертвы, но делали недостаточно, чтобы спастись.

Стыдно признаться, но даже моя вера в отца пошатнулась. Я так устала, что мечтала лишь об ужине и сне и не хотела думать о будущем. Страх того, что любой день может стать последним, уже поселился в моем сердце и отравлял его подобно яду скорпиона.

В зале для трапез воцарилась тишина, едва я появилась на пороге. Женщины, до того бурно обсуждающие что-то, смолкли. Бросали настороженные взгляды в мою сторону и тут же отворачивались, стоило мне заметить их.

Не к добру это. Не хватало еще нам увязнуть в ссорах и дрязгах.

Я сполоснула руки в чаше для омовений, стряхнула капли воды. Воздух был настолько сух, что мне даже не потребовалось полотенце, чтобы вытереть их. Его и не оказалось, как не было служанки, что потянула бы мне ткань.

Глава 6

Я опустилась на кровать, чувствуя, что силы оставили меня. Я почти ничего не ела, валилась с ног от усталости и все же не могла уснуть. Тот, кто хотел напугать меня, будь то Наиля или другой человек, добился своего. Страх съедал меня изнутри, мешая мыслить, но злость помогла собраться. Враг рано праздновал победу.

Мудрецы говорили: кто боится, того и бьют. Сдаться, значит, погибнуть. Я не желала повторить судьбу моей матери. Не стану сидеть сложа руки и молча ждать конца. Я слишком хотела жить, да и уступать Наиле или кому-либо еще не собиралась.

Чтобы перехитрить врага, мне нужна ясная голова. Если я снова не усну, то утром буду больше похожа на духа, чем на человека. Наиля, чего доброго, пустит новый слух о том, что так на меня подействовало масло черного тмина. Нет, я не доставлю ей такое удовольствие.

– Валия! – позвала верную служанку. – Валия, где ты?

Она была, пожалуй, единственным человеком, которому я сейчас могла доверять. Девушка была предана мне. Я спасла ее от участи стать еще одной наложницей отца. Помню, как она плакала, когда ее, совсем юную девушку, едва появившуюся в гареме, приказали привести в его покои. Она умоляла не трогать ее, но никто не услышал голос рабыни. Разделить ложе с наместником считалось честью, от которой глупо отказываться.

Тогда я уговорила отца сделать мне подарок – личную служанку. Ею стала Валия. Ее место в постели наместника в ту ночь заняла другая рабыня, ставшая впоследствии законной женой.

Как-то раз в шутку я спросила, не пожалела ли она, что отказалась. Вдруг не Масуне, а ей было суждено стать матерью наследника Рудрабад-калеа? Валия ответила, что лучше вовсе прожить в одиночестве, чем лечь с нелюбимым. Больше мы не возвращались к этому разговору.

– Джаным, ты звала?

Служанка появилась на пороге комнаты мгновение спустя. Зевнула и запоздало прикрыла рот. Она точно не мучилась бессонницей. Странно, что уснула так рано.

– Скажи, кто заходил в мою комнату, пока меня не было?

– Никто, джаным. Служанки убрали здесь еще утром. Потом я никого не видела.

– Так не приходил или ты не видела?

Валия опустила глаза.

– Прости, джаным, я не знаю. Пока не уснула, никого не было.

– Кто-то разлил в моей комнате масло черного тмина.

– Джаным, во дворце завелся инфрит?

Я лишь покачала головой. Не думала, что Валия тоже верит в такие глупости. Ифриты жили на развалинах старых городов и то если выбирались из Подземного мира. Молитвы, которые мы читали, помогали как защититься от них, так и изгнать, если такая сущность завладеет чужим телом. Они хитры и опасны, но о них ничего не было слышно уже лет двести.

Впрочем, если кто-то хотел увидеть ифрита, он его получит. Нет, я не собиралась призывать его: не знала точных слов да и боялась не совладать с ним. Подобно ему, я решила пойти на хитрость, чтобы обмануть своих врагов.

Приняв решение, почувствовала себя увереннее. Поручила Валие принести мне что-нибудь поесть и достать масло или хотя бы семена черного тмина. Растолочь их я и сама смогу. Мне нужно немного, лишь бы был запах, который не переносят ифриты. Лучшего доказательства того, что я далека от злых духов, сложно представить.

Поужинала булгуром с пряностями, выпила успокаивающий чай и отпустила служанку. Теперь бы выспаться, а утром можно начать претворять мой план в жизнь.

***

Стук барабанов разбудил меня намного раньше, чем хотелось бы. Звук то затихал, то усиливался, не оставляя надежды снова уснуть. Было в ритме что-то пугающее, что заставляло сердце биться быстрее.

– Враг у ворот, – прошептала Валия, но я услышала ее.

– Мы с осаде почти три недели, – ответила ей. Уткнулась в подушку, закрыла уши руками. Вдруг осознала, что впервые за все время слышала барабаны. – Что случилось?

– Враг у ворот, – повторила служанка. Голос ее дрожал. – Джаным, что с нами будет?

Валия стала бледнее полотна, губы ее затряслись, глаза заблестели от слез. Я бы сказала, что ей лучше знать, но промолчала. До сих пор помнила, как впервые увидела ее – тонкую, как тростинка, дрожащую, словно листья смоковницы. Она вздрагивала от каждого шороха, но никогда не плакала и не жаловалась. Я знала лишь, что ее селение разорили, а ее саму продали в рабство. На одном из рынков Декхны кто-то купил ее и прислал в подарок моему отцу.

– Не знаю, – честно призналась ей. Валия крупно вздрогнула, а я поспешила исправиться и успокоить ее. – Не знаю ни одного случая, когда бы Рудрабад-калеа пал. Посмотри, город окружает неприступная стена. На стенах денно и нощно несут дозор стражники, готовые предупредить об опасности и отразить штурм. За каждой бойницей скрывается лучник. За воротами стоят воины с саблями.

Я уже сама верила тому, что говорила. Нет, я не лгала, но не знала, насколько хорошо организована оборона города. Три недели ожидания кого угодно вымотают. Воины могли потерять бдительность и пропустить лазутчиков, но пока духи были милостивы к нам.

Желая убедить Валию, я повела ее на балкон. Отсюда открывался прекрасный вид не только на город, но и на Северные ворота, и на лагерь противника.

Шатры все так же стояли на месте, словно вросли корнями в землю. Воины сновали между ними. Но не эта ставшая привычной картина привлекла мое внимание, а небольшой конный отряд. Десяток облаченных в черное людей замерли у ворот. Ни один из них не шелохнулся, даже когда на стенах появились лучники, когда блеснули наконечники стрел.

Чего они хотели? Зачем пришли? Причина, по которой халиф направил войска, до сих пор оставались для меня загадкой. Рудрабад-калеа был частью халифата, исправно платил налоги, отправлял мужчин на военную службу. Так в чем провинились мы перед Джавадом? За что он хотел нас покарать?

Я думала, что боялась раньше, но этот страх был ничтожен по сравнению с тем, что я чувствовала сейчас. Мой мир рушился на глазах, война стояла на пороге дома, а я ничего не могла сделать. Если только…

Глава 7

Неужели конец? Нет, не может быть. Валия что-то не поняла. Хотя я тоже испугалась не на шутку, но сумела взять себя в руки. Десятку человек не под силу взять город, тем более днем, когда каждый воин начеку.

Я вернулась на балкон, желая собственными глазами увидеть, что происходит на площади.

Ворота и правда открылись. Черные воины спешились и вошли в Рудрабад-калеа. Спокойные, уверенные, они вели себя так, будто уже победили. Что ж, с учетом положения, в котором мы оказались, так и есть. Оставалось надеяться, что они предложат не слишком обременительные условия, а отец примет их, и снова воцарится мир.

Я следили за послами вплоть до ворот дворца, пока они не скрылись внутри. Сбросила сорочку и, наскоро умывшись, надела первые попавшиеся под руку шаровары и верхнее платье с разрезами по бокам. Накинула на голову покрывало и выбежала из комнаты.

– Джаным, куда ты? Я не успела расчесать твои волосы!

О чем она только думала, когда решалась наша судьба? Никому нет дела до моей прически, а под длинным покрывалом никто не увидит.

Я спустилась на второй этаж в галерею, что опоясывала дворец, соединяя мужскую и женскую половины. Несколько сотен шагов отделяли меня от дивана, но пришлось пойти медленнее, чтобы не привлекать к себе внимание. Слуги и так оглядывались на меня, хоть и не смели задавать вопросы. Оставалось самое сложное: применить сразу два заклинания, чтобы остаться незамеченной и услышать речь послов. Ах, почему я не родилась мужчиной? Тогда мне не пришлось бы прибегать к хитрости. Отец сам послал бы за мной.

Я свернула за угол, и, словно меня сглазили, опять столкнулась с мачехой и ее верными служанками.

– Спешишь на занятия танцами? – спросила она, хотя мы обе понимали, что это ложь. – Похвальное рвение.

– Какие танцы? Мы в осаде, враг на пороге…

– Разве это что-то меняет? Ты пропустила достаточно, но вижу, что ты не так больна, как говорит Валия.

Она то ли испытывала мое терпение, то ли была настолько глупа, что не понимала, в какой ситуации мы оказались. Нет, вряд ли, Масуна хитра и ничего не делает просто так. Значит, нарочно задерживала меня.

– Джаным!

– Иди в зал, там твое место.

Я сжала руки под покрывалом. Развернулась и пошла обратно. Даже не поклонилась. Пока там, в стенах дивана, решалась наша судьба, я буду занята танцами. Чего ради? Чтобы потом развлекать какого-нибудь богатого осла, которого выберет мне в мужья отец? Ну, почему я не родилась мужчиной?

Я снова слышала барабаны, но то были звуки жизни, словно билось чье-то огромное сердце. Они дарили почти забытое ощущение радости и уверенности в будущем. Как мало мы ценили мир, пока не потеряли его!

– Асия, как хорошо, что ты пришла, – приветствовала меня Нурия.

Несмотря на почтенный возраст, она сохранила гибкость и стать, которым могли бы позавидовать многие девушки. До сих пор танцевала и учила нас.

– Джаным, позволь, я сегодня не буду заниматься.

– Ты пропустила уже две недели. Довольно! Я говорила и повторю еще раз, если ты успела забыть мои слова. Залогом женской красоты являются три вещи: хороший сон, занятия танцами и любовь мужчины.

– Значит, можно не есть и не дышать? – сказала нарочно, из чувства противоречия. Не хотела показаться грубой. Поняла, что позволила себе лишнее, потому что девушка притихли. Даже барабанщик, слепой старик, опустил руки.

– То насущные потребности, – ответила наставница. – Они помогают выжить, и только. Я же говорю о том, что делает женщину желанной в глазах мужчины.

О, духи пустыни, дайте мне сил! Их послушать, так весь мир вращается вокруг мужчины, его мыслей и желаний. О том, что нужно женщинам, не принято не то, что говорить, даже думать. Смысл нашей жизни в служении мужу.

– Асия, не стой столбом, переодевайся и становись рядом с девушками. Начнем с волн, потом повторим тряску.

Я скрылась за ширмой. Сняла платье, оставшись в одних шароварах и лифе. Повязала платок на бедра. Другим стянула волосы на затылке, закрутила и закрепила заколками. Пока переодевалась, думала о том, под каким предлогом сбежать. Как же не хотелось лгать, но, видимо, придется. Придется изображать покорность, чтобы никто ничего не заподозрил, а потом сослаться на недомогание и уйти. Лишь бы успеть до того, как послы покинут дворец.

Я и еще три девушки из гарема стали в ряд, вытянули руки. Мы вслушивались в звуки барабанов. Каждым движением, жестом, взглядом – всем своим телом обыгрывали ритм, который то земедлялся, то ускорялся. Из всех танцев этот я любила больше других. Он позволял самой создавать его рисунок, выражать эмоции и чувства, делиться мыслями, будто рассказывая историю.

Я погрузилась в мир музыки. Реальность перестала существовать. Мое сердце билось в такт ударам барабана. Я извивалась змеей, подражала походке кошки, едва касаясь пола. Чередовала плавные волнообразные движения рук с жесткими ударами бедер и живота.

– Асия, что с тобой? Ты не танцуешь, как будто воюешь. Так ты не сможешь усладить взор мужчины.

Я замерла. Нурия будто мысли мои прочитала, которые я, к сожалению, не сумела скрыть. Как выжить, если для любого мало-мальски знающего меня человека я словно развернутый свиток?

Я опустила глаза, боясь еще больше выдать себя. Перебирала подвески из бисера, что украшали повязанный на бедра платок, пытаясь унять дрожь.

– Прости, я плохо сплю эти дни.

– Сон очень важен для женщины. Выпей чай с травами, выспись и приходи завтра. Иди, Асия. Девушки, – Нурия хлопнула в ладоши, – продолжаем.

Я поклонилась и поспешила уйти. Даже про платье забыла. Благо, взяла покрывало, которое полностью скрывало мое тело. Достаточно лишь придерживать его на груди.

Лишь бы успеть, думала, пока шла через галерею. Задержалась на мгновение, бросила короткий взгляд вниз. Выдохнула: кони послов остались на том же месте у ворот, где их оставили хозяева.

Слуг почти не было видно, зато стражников в галерее оказалось раз в пять больше, чем обычно. По двое они прогуливались туда и обратно. Молчаливые, напряженные, они только усиливали чувство тревоги, которое не отпускало меня с утра. Десять человек охраняли прибывших с послами воинов. Слишком много людей собралось здесь. Не было ни одного места, достаточно близкого к дивану, в котором я могла бы спокойно колдовать.

Глава 8

Незнакомец был первым мужчиной, который говорил со мной как с равной ему. Более того, первым мужчиной, который осмелился на подобную дерзость. Преступил традиции, нарушил нормы приличия.

Я растерялась. Не зная, что делать, не придумала ничего лучше, как помолчать. Обернулась и снова отвела взгляд. Мне нельзя даже смотреть в его сторону, тем более говорить с ним. Не стоило слушать его. Следовало уйти как можно скорее, не оглядываясь. Сказано же мудрецами: женщина без стыдливости, что пища без соли.

Я отошла на десяток шагов и скрылась в нише. Сердце стучало в груди как барабан, под звуки которого я еще недавно танцевала. Кровь пульсировала в висках.

Ему нельзя верить. Он враг, хитрый и коварный, как ифрит. Лжет как дышит. Да и я не лучше, возомнила, будто способна что-то изменить. Мне не под силу спасти город. Что может один человек против целой армии? Что может женщина, которую даже слушать никто не станет?

Но что, если существовала возможность избежать кровопролития? Пусть она сродни песчинке на бескрайних просторах Декхны, неразличимая и все же реальная. Могла ли отказаться от нее?

Я не верила, боялась поверить. Но мои губы шевелились, произнося слова заклинания, которое скроет меня ото всех. Меня и мужчину, что последовал за мной. Протиснулся в нишу, оказавшись так близко, что я не только видела каждую черточку его лица, той части, что не была скрыта повязкой. Я слышала его дыхание. Чувствовала его запах, не масла и благовония, а аромат нагретого солнцем песка, костра и кипариса.

– Джаным, – позвал он. Мне пришлось поднять голову, чтобы видеть его глаза, – есть шанс спастись, но ты должна нам помочь.

– Ты ошибаешься, – ответила ему. Хотелось бы верить, что мой голос не дрожал. – Тебе следует говорить с наместником, а не со мной. У меня нет власти.

– Мой господин дважды присылал к нему послов. Знаешь, что с ними сталось? Их головы Рахим ибн Расул сбросил с крепостной стены.

Я прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать, боясь выдать себя. О, духи пустыни! Не может быть. Я отказывалась верить тому, что он говорил. Мой отец не мог приказать убить ни в чем не повинных людей, тем более тех, что предлагали мир.

– Ты лжешь!

– Ты так уверена в наместнике?

Карие глаза моего собеседника потемнели от гнева, казались черными как безлунная ночь.

– Он в своем праве! – сказала, лишь бы не согласиться с ним. – Не мы пришли на вашу землю, сея страх. Не мы угрожаем вашему дому. Уйдите, оставьте нас, и наступит мир.

Незнакомец на мгновение прикрыл глаза, будто не желал меня слушать. Что ж, неудивительно. Правда мало кому нравится, а я не стеснялась говорить ее.

– Нет, ты не понимаешь, – наконец, произнес он, – или не хочешь признавать, что в случившемся виноват наместник. Рахим выступил против халифа, которому принес клятву верности. Мы пришли говорить о мире, но, думаю, он откажет нам снова, поставив под угрозу жизни жителей Рудрабада.

О, нет! Незнакомец перешел все границы. Мой отец ни за что не поднял бы бунт. Он и наместником-то стал по милости Джавада и не осмелился бы ступить против самого халифа. У него было все, о чем только можно мечтать. Нужно быть глупцом, чтобы отказаться от своего положения, бросив вызов одному из самых могущественных правителей Декхны. Ради чего? Что может быть ценнее мира, ценнее наших жизней?

– Ты лжешь! – повторила те же слова, не зная, что еще сказать.

– Прежде чем обвинять других во лжи, спроси себя: всегда ли ты честна, джаным?

Незнакомец снова смотрел мне в глаза. Я не желала уступать ему, потому не отвела взгляд. Пусть думает обо мне все, что захочет. Мне нет дела до его мыслей, но и порочить имя своего отца я не позволю. Я уже представила удивление на лице своего собеседника, когда признаюсь, чья я дочь. Я почти решилась, когда он продолжил:

– Наместник не сдаст город. Рудрабад-калеа обречен, но ты можешь спасти его. Тебе достаточно открыть небольшую дверь рядом с воротами и впустить моих людей. Сложите оружие, не сопротивляйтесь, тогда никто не пострадает.

Сдать? Так вот чего он хотел! Будто не его господин привел сюда войска, а наши воины стояли под чужими стенами. Он говорил о предательстве как о чем-то обыденном. Быть может там, откуда он родом, слово было лишь звуком, клятва ничего не значила, но только не здесь.

– Я не верю тебе. Что помешает тебе или любому другому, войдя в город, грабить и убивать?

– Слово Повелителя, – ответил незнакомец, не мешкая. – Он милостив к тем, кто проявил благоразумие и сдался. Подумай о стариках, о которых некому позаботиться, о детях, которые могут не увидеть завтрашний день. Ты можешь их спасти.

– Нет, я не предам свой народ.

– Значит, обречешь их на медленную смерть от голода. Но…

– Что? – спросила, даже понимая, что попалась на старую уловку.

– Я тоже не верю тебе, джаным. Твои губы говорят одно, а глаза другое.

– Глупости!

Я чувствовала, как загорелись мои щеки. Слишком жарким выдался сегодняшний день.

– У тебя доброе сердце, джаным. Будь иначе, ты выдала бы меня стражникам.

– Нет, – я покачала головой. – Ты совсем меня не знаешь.

– Каждую ночь, начиная с завтрашней, я буду ждать от тебя знак, – продолжил незнакомец, будто не слышал меня. – Я увижу и пойму, что ты открыла дверь. У тебя три дня. Не обмани меня. Если устроишь засаду, то никакая сила вас не спасет. Мы сравняем город с песком и засыпем солью. Ничто здесь больше не родится.

Мужчина вложил мне в ладонь какой-то камень, сжал мои пальцы.

– Три дня, – повторил он. – Повелитель дал слово, что никого не тронет. В противном случае от Рудрабад-калеа не останется камня на камне.

Он покинул нишу. Я выждала несколько мгновений и пошла следом. Видела, как мой собеседник присоединился к послам, что вышли из дверей дивана. Что-то шепнул высокому худому мужчине, которого от остальных отличала лишь брошь на чалме. Так вот ты каков Повелитель песка, наводящий ужас на людей. Такой же человек, как все мы, смертный.

Глава 9

Рудрабад был объят пламенем. Горели даже каменные стены, будто щедро облитые нафти, черной горючей жидкостью, которую мы наливали в лампы. Смерть в образе черных воинов праздновала победу. Я чувствовала запах дыма и крови, слышала стоны и крики, мольбы о пощаде. Над всем этим безумием возвышались две фигуры – мой отец и Повелитель Песка, спокойные, безразличные к происходящему. Оба повернулись, протянули мне руки, которых я не посмела коснуться.

Я знала, что должна была сделать выбор, но не смогла решиться. Бросилась бежать. Прочь из города, который уже не спасти, мимо разрушенных домов, умирающих людей и животных.

Внезапно я оказалась на шатком мосту над пропастью. Он казался реальным, несмотря на то, что его нарисовало мое воображение. В Рудрабад-калеа никогда не было мостов. Они не нужны там, где нет рек. Ветер налетал порывами, раскачивая шаткое сооружение, грозя сбросить меня вниз. Я зажмурилась, когда открыла глаза, снова увидела уже знакомые фигуры – одну, облаченную в расшитый золотыми нитями халат, с множеством колец на пальцах, и вторую, будто сотканную из тьмы.

– Дочь моя!

– Асия!

– Джаным, – услышала голос служанки и проснулась, – прости, что разбудила. Ты так металась, будто твоим телом завладел ифрит. Для этого тебе было нужно масло черного тмина?

Я села на постели, обвела комнату взглядом, прислушалась – ничего. Нет, тишина не была абсолютной, но звуки, которые я слышала, казались привычными и не вызывали тревоги.

– Приготовь мне одежду, самое скромное платье и темное покрывало из тех, что носят горожанки. Никому не говори об этом и не бойся. Никаких ифритов и других духов здесь нет. Если хочешь, можешь сама окропить меня маслом тмина и прочитать молитву.

– Что ты, джаным? Я не посмела бы. Я не за себя боюсь.

Я три года знала Валию, но она не переставала удивлять меня, так много противоречий в ней было. Слишком осторожная, порой боязливая, она могла проявить завидное упрямство, но никогда не спорила со мной, только просила. Я, хоть и была старше ее на год, частенько прислушивалась к ней. Но в этот раз ей не отговорить меня. Я должна выйти в город, чтобы своими глазами увидеть, что там происходит, узнать, какие печали гнетут людей, что вызывает радость.

– Помнишь халифа Тарика? Я, как он, пройду по улицам, познакомлюсь с горожанами и останусь незамеченной.

– Это сказка, джаным. В жизни так не бывает.

Валия не сказала, что сама магия, которой обладал халиф, была под запретом. Уже за это я была ей благодарна.

– Это не прихоть. Так надо. К тому же никто не запрещает покидать дворец, а я давно не выходила в город.

– Джаным Масуна будет недовольна.

– Мы ей не скажем. Для этого мне и нужно простое покрывало, чтобы не привлекать внимание.

Служанка кивнула и оставила меня одну. Я спустилась в купальню-хамам. В отличие от других женщин, посещала его чаще утром, когда здесь почти никого не было. Я нуждалась в тишине, чтобы все хорошенько обдумать. Сплетен мне и так хватало.

После завтрака и занятий танцами я, наконец, смогла вернуться в свою комнату. Женщинам в гареме сказала, что остаток дня проведу в молитвах. Чтобы не прогневить духов, и правда прочитала несколько молитв, пока ждала Валию.

Служанка, которой я доверяла как сестре, появилась после полудня. В ворохе вещей она спрятала простое покрывало песочного цвета, темное-коричневое платье и пару туфель. Сказала, что любая мелочь может выдать меня, потому не стоит рисковать.

Я переоделась и вслед за Валией выскользнула из комнаты. Мы спустились на первый этаж по лестнице для слуг, вышли через кухню. И во дворце, и на улице никто не обратил на нас внимание. Люди были слишком заняты своими делами и заботами.

Первым делом мы отправились в храм, оставили горсть фиников в качестве подношения. Я взывала к духам, просила помочь мне принять верное решение. Те, как обычно, молчали, не желая явить свою волю или же не интересуясь делами смертных.

На выходе нас уже поджидали. Трое дряхлых стариков, две старухи в старых темных покрывалах и молодая женщина с младенцем протянули ко мне изможденные руки. В каждую из них я вложила по монете. Нищие в ответ благословляли и желали всяческих благ.

– В конце недели на площади будут раздавать муку и фрукты, – напомнила им. – Каждый нуждающийся может получить…

– Сразу видно, что ты не голодаешь, джаным, – перебила меня женщина, – иначе знала бы, что еду из милости больше не раздают.

Я, и правда не знала об этом. Помогать нуждающимся было нашим долгом и честью. Тот, кто многое имеет, может поделиться с тем, кто лишился последнего. Жизнь длинная, неизвестно, как сложится судьба каждого.

– Где твой муж? – спросила молодую мать. – Почему он не заботится о тебе?

– Не знаю, джаным, жив ли он. Я не видела его несколько месяцев, с тех пор, как он ушел в предгорье помогать резать овец. Никому из мужчин не удалось вернуться.

– Возьми, – я протянула ей деньги, – купи что-нибудь себе и ребенку.

Женщина поймала мою руку и поцеловала тыльную сторону ладони. Никогда еще прежде я не испытывала такого стыда, как в это мгновение.

– Да благославят тебя духи, джаным.

– Пусть и к тебе они будут милостивы, – ответила ей и сделала знак своей спутнице.

Мы поспешили покинуть храм и отправились на базар.

– Ты бледна, джаным. Может, вернемся?

– Нет, – ответила ей, – я должна увидеть больше.

– Здесь ты увидишь только тех, кто способен о себе позаботиться. Если хочешь узнать, как живут простые люди, я покажу тебе. Но пообещай, что не станешь гневаться.

– На что? Это мы не заботимся о подданных. Если кому и гневаться, то им.

– На те слова, которые можешь услышать, – ответила Валия, – не все готовы терпеть, как те старики.

Что-то в ее словах заставило меня насторожиться. Только бы не начался бунт, мелькнула в голове мысль. Недовольные всегда были, но в такие периоды, как сейчас, когда мы в осаде, а будущее подернуто дымкой, они чаще поднимали головы, чем в мирные времена.

Глава 10

Я взбежала вверх по ступеням, не таясь, забыв об осторожности. Мысленно я все еще оставалась там, в бедном доме Азиза, который копил деньги, чтобы выкупить любимую из рабства. Видела нищих у подножия храма, несчастную женщину, вынужденную просить милостыню. Я ненавидела Повелителя песка, который своим появлением разрушил столько жизней, но еще больше вопросов у меня было к отцу. Как мог он допустить подобную несправедливость? Почему не защитил своих подданных?

Наместник перестал выдавать нуждающимся муку и фрукты едва ли не с первого дня, значит, знал, что осада будет долгой. Несмотря на угрозу голода, принес в жертву баранов и целый мешок зерна. Слуги весь день готовили пищу, когда отец ждал одного из сыновей Фазри. Что стало с той едой, одним духам известно. Я не видела и не слышала, чтобы ее раздавали, как бывало раньше во время праздников. Хуже всего то, что он даже не пытался договориться о мире. На что только надеялся? Чего ради затеял этот бунт?

Стоило только подумать об этом, как в памяти всплыли слова Азиза о казненных горожанах, вся вина которых была в том, что боролись за жизнь.

Я могла бы и дальше притворяться, будто ничего не знаю, но больше не желала закрывать глаза на беззаконие, которое творилось в Рудрабаде и за его пределами. Слишком долго я пряталась за стенами, занятая лишь собой. Память услужливо подбрасывала факты, о которых я прежде не задумывалась. Вспомнила рассказ Абхи о моей матери, день, когда появилась Валия. Ее отец привез из военного похода, который кому-то стоил жизни и свободы. Горожане встречали наместника как победителя, а десятки рабов, должно быть, проклинали, виня его во всех бедах.

Знала ли я об этом? Да, но предпочитала не думать. Не думала, когда спасала Валию, когда слушала тетку, когда наслаждалась самыми изысканными блюдами в то время, когда другие голодали.

Больше я молчать не стану! Отец должен выслушать меня и объясниться. Он должен найти способ спасти нас.

На город постепенно опускались сумерки. Это время Рахим проводил в своих покоях. На мужскую половину дворца меня никто не пустит. Там слишком много стражников, проскочить незаметно не удастся. У дверей дивана тоже никого не было. Я даже заглянула в замочную скважину, чтобы убедиться в том, что там никого нет. Каково же было мое удивление, когда я заметила внутри стоящего на коленях мужчину. На колдовство времени не было, потому я приложила ухо к двери и прислушалась.

– Ты говорил, что запасов достаточно, – прорычал отец. – Я полагался на твои слова, когда… – Он замолчал, ударил кулаком по подлокотнику кресла. – Сколько? Сколько ты сумел добыть?

– Наместник…

– Я спрашиваю, сколько мер нафти ты получил?

Мужчина молчал, а я пыталась вспомнить хоть одно место, где бы у нас добывали эту ценную жидкость, черную или прозрачную. Первая была редкостью, вторая считалась настоящим сокровищем. Она любой предмет могла превратить в жемчужину. Достаточно было лишь погрузить его в нафти и выдержать срок от нескольких недель до нескольких месяцев. У меня были серьги с таким жемчугом. Они ничуть не отличались от речного и ценилась не меньше.

– По-твоему, я дурак? – произнес отец притворно-ласковым голосом, а у меня от него мурашки побежали по коже. – Может быть, я оглох, потому не слышу тебя?

– Прости, наместник, но я ничего не принес.

– Что?!

– Когда мы начали копать, случился обвал. Мы несколько дней разгребали его, выносили камни. Троих рабочих так и не удалось достать.

– Найди других. Мало ли нищих, готовых работать ради миски похлебки?

Теперь уже меньше, хотелось ответить человеку, в котором я с трудом узнавала отца. Пусть я никогда не интересовалась вопросами управления, но не могла же так обманываться. Там, в диване сидел безжалостный правитель, а не тот, кого я любила и почитала, кому до недавнего времени верила больше, чем самой себе.

– Люди нашлись бы, но я не посмел никого просить вновь спуститься туда. Большая часть нафти все равно ушла сквозь трещины. Я не стал понапрасну рисковать чужими жизнями.

– Твоя, стало бы, тебе совсем не нужна?

– Помилуй, наместник Рахим, разве может все богатство мира сравниться с человеческой жизнью?

– Ты безумен, – произнес отец, – но как, скажи на милость, ты вошел в окруженный врагом город? Продался противнику, чтобы спасти свою шкуру?

– Воины Повелителя песка не тронули нас, разрешили пройти, дали с собой воды. У нас семьи в городе. Кто позаботится о наших детях?

– Так ты не один? Кто еще был с тобой? Где они? Сеют смуту в моем городе? Рассказывают сказки о милосердии шелудивого пса, который возомнил себя повелителем?

Я не услышала ответ и снова склонилась к замочной скважине. Мужчина, чье имя я так и не узнала, опустил голову, сгорбился. Он не пытался оправдаться, не просил о милости. Смиренно ждал слов наместника как приговора.

Сердце тревожно забилось. Я молилась духам, взывала к древним богам, о которых мне рассказывала Абха, и просила только об одном – чтобы отец помиловал этого человека. Пусть бы наказал за неповиновение, но сохранил ему жизнь. Он всегда учил меня, что более всех достоинств человека красит милосердие. Так неужели не проявит его?

– Отец, – произнесла негромко, зная, что он меня, не услышит, – умоляю!

– Говори, собачий сын!

– Мне нечего добавить, наместник.

– Значит, и жить тебе незачем. Гассан, уведи его.

– Слушаюсь!

Прежде чем успела осознать, что делаю, я толкнула дверь. Трое мужчин обернулись как по волшебству, но я видела лишь одного, того, кто любил и баловал меня с детства, кто так легко разбил мое сердце. Я стушевалась под тяжелым взглядом отца, сделала шаг назад, опустила голову.

– Что ты здесь делаешь, Асия? Как посмела войти в диван?

– Прости, – прошептала негромко. Растеряла всю храбрость. – Я лишь хотела…

– Что?! Чего тебе еще не хватает? Мало шелковых или хлопковых платьев? Мало тех украшений, что я тебе дарил? Что еще ты хочешь?

Глава 11

Я думала, что больнее, чем в ночь, когда я потеряла Абху, мне уже не будет. Как же я ошибалась! Я лишилась родной тетки, но сохранила о ней самые добрые, светлые воспоминания. Мой отец был жив, но мне казалось, будто я осталась сиротой. Его слова ранили меня в самое сердце. Слезы, как я ни пыталась сдержать их, все же бежали по щекам.

Кто-то постучал снаружи, но так и не решился войти. Только дождавшись позволения, приоткрыл дверь.

– Мой господин, – позвала Масуна. Она осталась стоять за порогом комнаты, не смея пересечь запретную черту, – ты звал меня?

– Звал, – ответил наместник. Голос его ничуть не смягчился. – В моем доме, в самом его сердце, завелись змеи. Я говорю так, потому что не могу больше доверять вам – ни своей дочери, ни тебе.

– Помилуй! – воскликнула мачеха. Я не смотрела в ее сторону, но слышала, как дрогнул голос женщины. – Накажи, если считаешь нужным, но просвети, в чем моя вина перед тобой. Что я сделала не так? Ни словом, ни делом, ни помыслом никогда не выступала против тебя.

На меня Масуна не смотрела. Ее взгляд, полный тревоги, был прикован к мужу. На него она взирала едва ли не как на высшее существо, которому было дано право казнить и миловать по своему усмотрению.

– Подойди, – произнес Рахим.

– Я не смею, – ответила мачеха.

Я ждала, что он снова разозлится, упрекнет ее в неповиновении, но вместо этого отец улыбнулся. Встал, в несколько широких шагов пересек комнату, протянул руку и потрепал жену по щеке.

– Вот какой должна быть женщина, – похвалил он, – ласковой, как шелк, и покорной, как вода: в какой сосуд нальешь, такую форму и примет. Вот с кого тебе следует брать пример, Асия, а не с ведьмы, которая воспитала тебя.

Наместник словно нарочно провоцировал меня, не замечая, какую боль причиняли мне его слова. Я промолчала. Прикусила щеку изнутри, чтобы не сказать лишнего. Слишком многое позволила себе сегодня, но мои старания оказались тщетны. Что толку, если отец не услышал меня?

Масуна ласковой кошкой потянулась за рукой мужа, прикрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением.

– Так почему же ты перестала смотреть за гаремом? – спросил наместник. Его рука опустилась ниже, замерла на шее жены. – Чем ты так занята, что забыла о своих обязанностях?

– Прости, мой господин. Моя вина. Все исправлю, все сделаю так, как ты хочешь.

– Не разочаруй меня, – добавил Рахим. – Наведи порядок как можно скорее. Иначе мне придется поручить эту обязанность кому-то еще. Начни с моей дочери. Займись ее воспитанием, пока еще не поздно.

Я вздрогнула, Масуна лишь кивнула. Я видела, как побелели пальцы ее правой руки, которыми она вцепилась в ткань платья, как высоко вздымалась ее грудь, выдавая страх. Ее выдержке можно было позавидовать. В том, что мачеха тоже почувствовала угрозу, не приходилось сомневаться.

– Мой господин, если желаешь, я приду вечером и расскажу… – начала она, но Рахим перебил ее.

– Тебе сегодня других дел хватит. Пришли в мои покои Наилю.

Мачеха снова кивнула, отступила в сторону, молча приглашая меня следовать за ней. Я кошкой проскочила мимо отца, обернулась, но увидела лишь его спину. Опершись одной рукой о раму, наместник смотрел в окно, на город, который, казалось, уже не спасти.

Масуна по-прежнему держалась впереди, я в следовала за ней через галерею, на третий этаж, пока мы не достигли моей комнаты. Оказавшись внутри, мачеха прикрыла дверь, прислонилась к ней спиной, глубоко вздохнула. Мне стало жаль ее. Слова отца, который все чаще предпочитал ей другую женщину, не могли не ранить ее. Более того, мне казалось, что дело здесь не только в страхе потерять власть. Что бы ни произошло, она все равно останется законной женой и матерью наследника. Мне показалось, что мачеха переживала из-за невнимания мужа.

– Джаным Масуна, – обратилась к ней, желая поддержать, – порой жизнь…

– Лучше замолчи, – прошипела она. – Не смей говорить, бесстыжая! Чем только ты думала, когда вошла в диван? Ни одной женщине не позволено находиться там. Даже мать и жена правителя лишены этой привилегии. Кто дал тебе право так себя вести, проявлять неуважение и к отцу, и к традициям предков?

– Джаным, ты не знаешь, о чем говоришь.

– Молчи! Ты как барабан: голос громкий, а внутри пустота. Ты сеешь смуту вместо того, чтобы поддержать отца в это сложное время.

– Поддержать? – возмутилась я. – В чем? В том, что он совершил ошибку, которую не знает, как теперь исправить?

Масуна подняла руку и, что есть силы, ударила меня. Щека загорелась, будто я кожей коснулась раскаленного на солнце песка. Эмоции, которые я так долго сдерживала, рвались наружу.

– Знай свое место, Асия! Не открывай дверь, которую ты не в силах закрыть. Ты слишком зазналась, но несколько дней в одиночестве на пресных лепешках и воде пойдут тебе на пользу. Подумай о своем поведении. Когда будешь готова извиниться перед отцом, позови меня.

Мачеха ушла, оставив меня наедине с моими мыслями и печалями. Выместила на мне свою боль и злобу, но вряд ли испытала облегчение. Если она и правда любила моего отца, то в каждой женщине так и будет видеть соперницу и никогда не обретет покоя.

Я вышла на балкон, понимая, что ближайшее время только с него смогу видеть людей. В том, что Масуна выполнит свою угрозу, я ни мгновения не сомневалась. Страшнее то, что мои слова так и не были услышаны. Я не владела красноречием, чтобы донести их смысл до отца, не обладала властью или влиянием, чтобы заставить слушать себя. Я была всего лишь женщиной, которая и за себя оказалась не способна постоять. Что говорить о спасении целого города.

О, духи пустыни, дайте мне сил понять, что правильно, а что ошибочно, как поступить, чтобы не пожалеть о своем поступке!

Могла ли я теперь хоть что-то изменить? Сегодня вторая ночь, отпущенная мне посланником Повелителем песка, а я даже из комнаты не смогу выйти. Хотя, даже будь я свободна, это ничего не изменило бы, поскольку я так и не приняла решение.

Глава 12

День до вечера тянулся бесконечно. Я успела сосчитать шатры, поставленные неприятелем, сбиться и пересчитать еще раз, трижды засыпала и просыпалась. Сколько бы ни думала, не находила выхода из сложившейся ситуации. Чем ближе была ночь, тем яснее я понимала, что не смогу выбраться, значит, не открою потайную дверь, не впущу врага в город.

Мне бы радоваться тому, что сама судьба избавила меня от необходимости выбирать, но легче не стало. Я чувствовала себя предательницей, когда думала о сдаче города и когда вставала на сторону отца. По какому пути не пошла, все равно считала его неверным. Был ли правильный путь, я не знала. Мне эта тайна не открылась, хотя я молила богов в храме и в своей комнате, мысленно обращалась к тете Абхе. Ждала хоть какого-то знака, но так и не получила его.

Наконец, я забылась тяжелым сном без сновидений. Под утро чувствовала себя разбитой и совершенно обессиленной. Проснулась слишком рано и еще несколько часов ждала, пока кто-нибудь вспомнит обо мне и принесет еду и воду для умывания. Снова думала о том, что не оправдала ничьих ожиданий – не открыла ворота и не поддержала отца. Впрочем, наместник разочаровался во мне еще тогда, когда узнал, что у него снова родилась дочь. Не стоило и стараться заслужить его любовь и внимание. Только я, глупая, лезла из кожи вон, чтобы услышать хоть слово одобрения из его уст.

Тяжелый протяжный вздох, больше похожий на стон, сорвался с моих губ. Нет, так дольше продолжаться не может. Мне нужно было поговорить с Масуной. Ее влияние на наместника было велико, даже несмотря на то, что отец снова предпочел ей Наилю, вся прелесть который заключалась том, что ей едва исполнилось двадцать.

Стук в дверь отвлек меня от размышлений. За порогом оказался все тот же кувшин и две лепешки. Не удивлюсь, если последние окажутся вчерашними.

Прохладная вода придала мне бодрости, а пища сил. Этого было недостаточно, но я не жаловалась. Были среди горожан те, кто и пресную лепешку не мог себе позволить. Теперь я знала об этом из первых рук.

Снова потянулся бесконечный день. Я чувствовала себя бабочкой, что увязла в медовом сиропе: сладко, но не выбраться. Даже если бы я оказалась на свободе, вряд ли это что-то изменило бы. Я по-прежнему находилась на перепутье, презирала себя за слабость, но никак не могла решиться даже в мыслях впустить врага в город.

Наступил полдень. Вода закончилась. О лепешках остались лишь воспоминания. Я даже крошки подобрала с подноса. Хотела узнать, как живется простым людям? Теперь ощущала на собственной шкуре и голод, и жажду, и бессилие. Посланник Повелителя ошибся во мне. Мне не под силу изменить хоть что-то даже в собственной жизни, не говоря уже о городе и мире.

Я повернула ключ в замке, но не смогла открыть дверь. Кто-то запер меня снаружи, будто мне было мало пережитого унижения. Должно быть, Масуна, которая с легкой руки отца получила власть надо мной, или Наиля. С последней нам нечего было делить, но она отчего-то сразу невзлюбила меня. Прилюдно не показывала свое отношение, но наедине не стеснялась, зная, что я не стану жаловаться.

– Эй, кто-нибудь, – крикнула, надеясь привлечь внимание. – Есть тут хоть кто-то? Обо мне совсем забыли?

В это мгновение мне казалось, что так и было. Мачеха заперла в комнате, отец словно вычеркнул из жизни. Поздно я поняла, что он ценил в людях лишь смирение и покорность, только свое мнение считал истинным.

– Эй, люди! Валия!

Я стучала в дверь, продолжала звать слуг, но никто не отзывался. С той стороны никого не было. Я не ощущала чье-либо присутствие, сколько ни пыталась дотянуться хоть до одной живой души. Даже мой дар оказался бесполезен. Открывать замки с его помощью я на могла. В сложившейся ситуации он ни на что не годился.

Меж тем солнце достигло зенита. День перевалил за середину. Тени начали удлиняться. Я, наверное, в сотый раз подошла к двери и вдруг услышала, как повернулся ключ в замке, и знакомый голос.

– Джаным, это я. Открой.

Дважды просить меня не было нужды. Я потянула на себя круглую металлическую ручку и впустила Валию. Верная служанка оказалась единственной, кто вспомнил обо мне за весь день. Она принесла суп из желтой чечевицы, свежие, еще горячие лепешки, и жареные в масле шарики лукаймат, обильно политые финиковой патокой, посыпанную кунжутом, и небольшой чайник.

– Ты спасла мне жизнь! – воскликнула, усаживаясь за низкий столик. Подвинула чашку с супом, зачерпнула и поглотила первую ложку. Казалось, ничего вкуснее я в жизни не пробовала. – Все обо мне забыли.

– Прости их, джаным. Я еле вырвалась к тебе. Джаным Масуна нам всем дала поручения.

Я ухмыльнулась и, отодвинув опустевшую чашку, взяла лукаймат. Как же я соскучилась по сладостям!

– Нет, джаным, это не то, о чем ты могла подумать, – ответила Валия. Она легко различала оттенки моего настроения. – Гарем в трауре. Наложница Наиля умерла.

Я тут же забыла обо всем. Даже перелила чай в чашку. Очнулась, только почувствовав, как горячая жидкость начала капать со стола на платье.

– Как умерла? Я только вчера утром видела ее за завтраком. Она не жаловалась на здоровье.

– Ее нашли утром. Она упала с лестницы. Лекарь сказал, что не мучилась.

Валия отвела взгляд. Я знала ее достаточно хорошо, чтобы понять: она что-то скрывала, боялась поделиться своими подозрениями даже со мной. Тогда я спросила ее, что о случившемся говорят в гареме. Мне были интересны слухи, не более, но за ними часто таилась неприглядная правда. Ее-то я и жаждала выяснить.

– Зухра, служанка, которая нашла ее, сказала, что Наиля захлебнулась собственным ядом. Ты знаешь, джаным, какая она суеверная и злая, – произнесла Валия и замолчала. Я не стала делать ей замечание, и девушка продолжила:

– Марьям говорит, что у несчастной от любви закружилась голова, что она не выдержала свалившегося на нее счастья.

Я не сдержалась и рассмеялась, но это был горький смех.

– Счастье ли делить одного мужчину с другими женщинами?

Глава 13

Деревянные ворота в два человеческих роста темной громадиной возвышались на фоне светлой стены. Засов, гладкий ствол эбенового дерева, надежно защищал их и от проникновения извне, и от злых духов. Металлические петли и кольца тускло поблескивали в свете луны.

Я поискала глазами ту дверь, о которой мне говорил посланник Повелителя. Один раз побывав в городе, он узнал и запомнил то, на что я даже не обращала внимания. Неужели его господин знал, что переговоры не увенчаются успехом, и придется искать обходные пути? Может быть, он сам придумал этот план, когда увидел меня? Знать бы еще, почему незнакомец выбрал именно меня. Чем я заслужила его доверие?

Слева от ворот и правда располагалась небольшая дверь. В чем было ее предназначение, я не знала. Сегодня ей было суждено сослужить не ту службу, ради которой ее поставили.

Стражников у ворот я не заметила, потому, не прячась, подбежала к ним. Ощупала руками поверхность двери, нашла защелку и потянула в сторону.

– Что ты делаешь, джаным?

Не сдержавшись, я вскрикнула. Натянула покрывало так, чтобы тень от него скрывала лицо, опустила голову, медленно повернулась. Все мысли, все заклинания, которые я учила годами, вылетели из головы. Остался только страх, что капелькой пота стек по виску.

– Отвечай, джаным, не то хуже будет!

Несмотря на угрозу, стражник не поднял шум, не спешил звать товарищей. Он медленно приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки. Говорил шепотом, потому я не сразу узнала его голос. Мысленно поблагодарила духов пустыни: может быть, это был именно тот знак, который я ждала.

– Это я, Азиз. Прошу, не мешай мне. У меня мало времени. Нам всем осталось недолго, если ничего не предпринять.

– Что ты говоришь? Что задумала?

– Я не могу сказать. Доверься мне, а после полуночи не подходи к воротам и остальным передай: что бы ни случилось, пусть не чинят препятствий.

Я старалась говорить и держаться уверенно, но кто бы знал, каких усилий мне это стоило. Сейчас я зависела от воли одного человека. Он мог сдать меня командиру стражи и отправить в темницу или отпустить. Я молча ждала, какое решение он примет.

– Иди, – наконец, произнес Азиз, – и благодари Валию. Если бы не ее слова о тебе…

Он не договорил, но я и так поняла: будь его воля, не отпустил и был бы прав. Я не только сама совершила преступление, я еще и другого человека вовлекла в него. Если Повелитель замешкается или обманет, если отец узнает обо всем, нам обоим не сносить головы. Пощадит ли наместник меня, не знала. Я и сама не смогу спокойно жить, если по моей вине погибнет человек. Не смогу смотреть в глаза Валие, если погублю ее любимого. После того, через что она прошла, моя верная служанка заслужила право быть счастливой.

Я поклонилась Азизу как равному и поспешила уйти, пока меня не хватились.

– Джаным, – окликнул он меня, – ты уверена, что поступаешь верно?

– Нет, – покачала головой, – но другого пути не вижу.

– Что ж, будь по-твоему.

– Пусть духи пустыни будут милостивы к тебе и… береги себя.

Я чувствовала взгляд Азиза, пока не свернула на площадь. Короткими перебежками, постоянно оглядываясь, я добралась до храма. Прислонилась к стене, постаралась выровнять дыхание. Вовремя! Двери храма открылись, девушки и женщины по одной и парами покидали его, чтобы вернуться во дворец. Благо идти было недалеко. Валия вышла одной из последних, то и дело оглядывались по сторонам. Видимо, поняла, что я что-то задумала. Увидев меня, едва заметно кивнула. Значит, обошлось.

По дороге домой никто не проронил ни слова. Все были потрясены внезапной гибелью Наили. Следуя традициям в память о несчастной полагалось отказаться от ужина. Мы разбрелись по комнатам. Я отпустила служанку, заперла дверь, чтобы никто не смог застать меня врасплох или помешать. Зажгла лампу, вынесла ее на балкон. Как только пламя достаточно разгорелось, положила небольшой камень, оставленный посланником Повелителя. Мгновение, и огонь из желтого сделался синим. Колдовство какое-то!

Не знаю, чего я ждала, когда до боли в глазах вглядывалась в лагерь неприятеля. Тишина настораживала. Я боялась, что опоздала. Если враг устал ждать, если не сдержит слово, город падет. О том, что ждет нас всех, даже думать не хотелось. Страх сдавил горло, мешал дышать. Тело покрылось испариной. Вдруг заметила огонек того же цвета, что горел в моей лампе. Не такого знака я ждала, но, видимо, иного не заслужила.

Постепенно очертания шатров, крошечные фигурки людей потеряли четкость. Я, было, решила, что слишком устала, даже потерла глаза, но картина не изменилась. Лагерь неприятеля медленно скрывался за пеленой песка. Началась буря, одна из первых в этом году. В ней я тоже видела знак, но не поняла, кому благоволил духи. То ли старались защитить город, то ли помогали черным воинам незаметно подобраться к стенам Рудрабад-калеа.

Я вернулась в комнату, закрыла двери на балкон, задернула занавески. Если бы от себя, от собственной совести, от страха можно было так же легко спрятаться, как от стены песка, что надвигалась на город.

Легла в постель, подтянула колени к подбородку, закрыла глаза. Назад пути нет. Что бы ни случилось, нужно верить в лучшее, но совесть не давала мне покоя. Скреблась барханной кошкой, заставляла снова и снова думать о том, верно ли я поступила.

***

Я думала, что этой ночью не смогу уснуть, но провалилась в сон, как в пропасть. Тишина, которая тревожила меня накануне, сейчас и вовсе пугала.

Так быстро, как этим утром, я еще не одевалась. Обошлась без украшений, лишь натянула шаровары, длинное платье с разрезами по бокам и покрывало. Вышла на балкон.

Первым, что бросилось мне в глаза, оказались ворота. Они были открыты настежь. Внутрь города одна за другой въезжали повозки, запряженные ослами, нагруженные мешками. Возницы вели животных в поводу, огибали дворец и скрывались где-то за его стенами. Ни стычек между стражей и неприятелем, ни шума сражения – я не услышала ничего. Если бы не одетые в черное воины, что стояли у входа, я могла решить, что вчерашний вечер мне приснился. Не было ни разговора с Азизом, ни знака, который я подала врагу. Неужели Рудрабад так быстро сдался?

Глава 14

Я еще раздумывала, вернуться в комнату или попытаться увидеться с отцом, когда услышала стук в дверь и громкий голос.

– Именем халифа, откройте!

Ни одному мужчине, за исключением хозяина дома и его малолетних сыновей, не положено было находиться на женской половине. Это было немыслимо, и все же кто-то упорно пытался проникнуть сюда.

– Откройте! – повторил некто по ту сторону двери. – Рахим, хватит прятаться за женскими юбками. Выходи, будь мужчиной!

Я сжала руки в кулаки. Ждала, что отец откликнется, сделает хотя бы что-то, но из покоев Масуны не доносилось ни звука. Казалось, внутри никого нет, но я отмахнулась от этой глупой мысли. Наместник не мог бежать, оставив семью.

– Доложи, – приказала одной из служанок.

– Не велено, – робко ответила та.

– Город взят, – озвучила очевидное, внутренне содрогнулась от осознания того, что сама впустила врага в свой дом, – неприятель во дворце. Никто из стражников не спешит нас защищать. Доложи обо всем отцу. Немедленно, или я прикажу…

Я не успела озвучить угрозу, более того, даже не придумала ничего, как одна из служанок скрылась за дверью. Они тоже боялись, но по-прежнему не решались ослушаться свою джаным.

Отец, наверно, спал и не слышал, что происходит. Возможно, переживал из-за смерти Наили и искал утешение в обществе жены. Не мог же он и в самом деле прятаться в гареме, когда в городе хозяйничали чужаки. Он никогда не был трусом.

Не мог, не должен был, но именно так поступил. Я поняла это, когда служанка вернулась одна. Зыркнула на меня черными глазами, не скрывая недовольство, но не посмела высказаться. Лишь покачала головой в ответ на незаданный вопрос.

– Отец! – крикнула, что есть силы. – Ты нужен нам, ты все еще наместник Рудрабад-калеа, его щит! Ты нужен нам!

Нужен мне, добавила совсем негромко. Смахнула единственную слезинку, что скатилась по щеке. Не таким я представляла себе это утро. Думала, отец прикажет сложить оружие, подчинится, Повелитель позволит караванам с зерном войти в город, и жизнь вернется на круги своя. Не будет ни голода, ни страха.

Наместник первым выступил против халифа, решил, что может превратить данные ему в управление земли в личные владения, понадеялся на месторождения нафти, но проиграл и не желал нести ответственность за свои слова и поступки. Так ли я отличалась от него, если пряталась в стенах гарема от тех, кому сама открыла ворота? Не пора ли позаботиться о себе и близких, если доме не осталось мужчин?

Я поправила покрывало и приказала открыть дверь. Служанки замешкались, переглянулись между собой. Видимо, решали, кто из них пойдет к Масуне за ключом. Тянули время, ждали, что я отступлюсь. Пришлось прикрикнуть на них, напомнить, что я – дочь их господина. Препирательства тут же прекратились. Одна из девушек постучала и вошла в комнату.

Я проверила другую дверь, которой пользовались слуги. Она, ожидаемо, тоже оказалась закрыта. Мачеха, видимо, решила отсидеться здесь. На что рассчитывала, если немногочисленные воины отца то ли сдались, то ли были убиты? Что еще думать, если ни один не попытался защитить своего господина, если я не слышала лязга оружия, криков – ничего, что свидетельствовало хоть о каком-то сопротивлении.

Лишь бы обошлось без жертв. Я так старались не допустить смерти тех, с чьими жизнями не посчитался отец, что совершенно не подумала и о защитниках Рудрабада, ни о собственной семье. Надеялась лишь, что Повелитель песка, помня о моей помощи, позволит нам уйти, затеряться на просторах Декхны. Большего я не желала.

– Продолжай стучать, – услышала все тот же властный чуть насмешливый голос. – Вечно они не смогут прятаться. Как только двери откроются, доложи мне.

– Слушаюсь, Повелитель!

Он ушел значит, я выиграла немного времени. Не дожидаясь, пока служанка позовет меня, сама открыла дверь в покои Масуны.

Комната, в которой я оказалась, предназначалась для приема гостей. Об этом свидетельствовали стол, несколько атласных подушек вокруг него и оставленные чайные приборы. Но не они привлекли мое внимание. Дверь в спальню была распахнула настежь. На кровати, привалившись к спинке кровати, сидел мой отец. Он был бледен, удивительно спокоен, как и младенец, что покоился на его руках.

Масуна сидела у постели. Одной рукой держала за руку мужа, вторую опустила в плетеную корзину. Мачеха лишь на мгновение обернулась ко мне. Ее взгляд, полный любви и грусти, был прикован к странно неподвижному мужу.

– Что случилось, джаным? Что с отцом?

– Он пришел ко мне под утро, – произнесла Масуна, будто не слыша мой вопрос. – Таким несчастным я еще не видела его. Сказал, что город взят, все триста воинов сдались и лишь десять самых верных были с ним до конца. Враг перекрыл все пути отступления. Даже про тайный ход откуда-то узнали.

Ее голос был удивительно спокоен. Лишь последние слова отдавали горечью. Мне казалось, будто мачеха видела меня насквозь, знала о той роли, которую я сыграла в падении Рудрабада. Еще немного, и обвинит в предательстве открыто.

– Рахим, – продолжила Масуна. На моей памяти она впервые назвала его по имени, – пришел ко мне, потому что больше у него никого не осталось. Приказал запереть все двери. Сказал, что халиф не простит его, что лучше умереть здесь, в стенах своего дома, чем пережить позор рабства и пытки.

– Нет, нет, нет!

Я уже кричала. Бросилась к постели отца, прижала пальцы к его шее. Кожа его была холодна, кровь не бежала по венам. Я постаралась нащупать нити его жизни, связать их воедино. Вспомнила, как пыталась так же спасти Абху, но, как и тогда, опоздала. Нити рассыпались в моих руках подобно песку. Сердце наместника Рудрабада больше не билось.

– Ты не поможешь ему, – произнесла Масуна. Ее лицо исказила судорога. – Рахим сделал свой выбор. Я не смела возразить ему, но без него и мне незачем жить.

Словно в подтверждении своих слов она сдвинула крышку и показала мне желтоглазую гадюку, от яда которой едва ли можно было спастись. Змея отпустила руку Масуны, подняла голову. Медленно покачивалась, будто слышала какую-то мелодию. Я не могла отвести от нее взгляд. Веки налились тяжестью, руки сами потянулись к ней.

Глава 15

На душе было пусто. Слезы иссякли. Даже мой маленький брат устал плакать. Одна из служанок Масуны взяла его, вторая помогла мне подняться. Держась за стену, словно древняя старуха, я подошла к двери. Оперлась обеими руками. Попыталась отогнать все мрачные мысли и сосредоточиться на главном. Сказать хоть что-то вразумительное удалось не сразу.

– Эй!

– Джаным? – откликнулся кто-то с другой стороны. Благо воздержался от оскорблений. – Чего ты хочешь?

– Я, – слова застряли комом в горле, – буду говорить… – закашлялась, с трудом сглотнула вязкую слюну, – буду говорить только с вашим Повелителем. Позови его.

– Джаным, лучше ты позови наместника или открой дверь. Ваши воины либо сдались, либо сбежали. Не надо лишних жертв.

Не надо, но они уже принесены. Как бы я не оправдывала себя, в смерти отца и его жены, в гибели его воинов есть и моя вина.

– Как тебя зовут?

– Абу, джаным. Так что, может быть, откроешь? Когда Повелитель вернется, я все ему передам.

Что делать? С кем говорить, если не с тем, кто дал мне слово, пусть и через своего посланника. Имени последнего я тоже не знала. Значит, рассчитывать на него не приходится. Только на себя.

– Я не могу открыть, – призналась. – Ключ у хозяйки гарема, – я вновь задумалась, не зная, можно ли сказать правду. Я даже не знала, жива ли Масуна. Сбежала, трусливо бросив ее, но в тот момент думала только о брате. – В ее покоях гадюка. Нам нужен заклинатель змей, пока она… – сглотнула и продолжила, – пока еще кто-то не пострадал.

– Джаным, ты ранена?

– Нет, но поспеши, пока гадюка не напала на кого-нибудь.

– Я сейчас, не бойся, никуда не уходи.

Ах, если бы я могла…

– Абу, ты один там?

– Да, джаным.

– Прежде, чем найдешь кого-то, прикажи принести нам еды. Мы со вчерашнего вечера ничего не если, – план спасения все более отчетливо складывался в моей голове. – Пусть Валия возьмет корзину и передаст нам хотя бы лепешки и чай.

– Джаным, дверь закрыта.

Я слышала улыбку в голосе парня. Видела его не глазами, иными зрением, знала, что он молод, чувствовала, что добр. Его душа еще не зачерствела. Иначе Абу вел себя иначе.

– Есть, – решила довериться ему, – дверь для слуг, в ней небольшое окно. Человек не пролезет, а корзина в самый раз.

– Хорошо!

Слава духам пустыни, Абу не спросил о том, как заклинатель попадет в гарем. Ключ оставался в покоях Масуны. Войти туда, значит подвергнуть себя опасности. Пусть лучше выбьют дверь. Город взят. Стоит ли думать о приличиях?

Я дождалась, пока стихли шаги, и повернулась к служанкам.

– Слушайте и запоминайте! Сына наместника вы не видели, что с ним случилось, не знаете. Кроме меня никто в покои Масуны не входил. Поклянитесь своими жизнями, что не скажете иного.

– Клянемся, – ответили перепуганные девушки.

– Там и правда гадюка? – уточнила одна из них.

– Правда! Ты, – я указала на нее, – останешься здесь ждать заклинателя. А ты будешь у другой двери и позовешь меня, как только появится Валия. Что с остальными?

– Сидят в своих комнатах, как и приказала джаным Масуна.

– Хорошо.

Я забрала брата и отправилась к себе. Времени оставалось мало, а успеть нужно было очень много. Руки устали и заметно дрожали, когда я, наконец, опустила Басиля на кровать. В свои два с половиной года он весил достаточно, а я не привыкла долго носить его. Чтобы отвлечь мальчика, положила рядом с ним покрывало, пояс с монетками. Детских игрушек у меня не было. Села за стол, достала писчие принадлежности. Только бы все получилось…

***

Когда служанка постучала в дверь, я как раз заканчивала зашивать пояс. Схватила свиток, спрятала за лиф платья. Взяла брата на руки. Басиль обнял меня за шею.

– Мы идем к маме?

– Нет, мой храбрый лев, – ответила, вспоминая, как назвала Масуна сына, – мы идем играть.

– Я хочу к маме.

– Мама занята и просила нас с Валией присмотреть за тобой. Ты же помнишь Валию? – Брат кивнул. – Слушайся ее во всем, как маму с папой.

Я прижимала к себе брата, гладила его по темным волосам, по спине и мысленно прощалась. Быть может, сегодня я видела его в последний раз. Лучше так, чем похоронить и его тоже. За свою жизнь я недорого дала бы, пусть хотя бы Басиль будет жить.

– Джаным! – услышала голос Валии, как только открыла окошко в двери. – Слава духам пустыни! Азиз сказал, что…

– Тсс! Ты одна?

– Нет, он со мной, не волнуйся. Помог донести корзину.

Я опустила брата на пол. Легонечко потянула несколько нитей его жизни. Со стороны казалось, будто он устал и задремал. Приняла протянутые мне кувшины с лабаном из кислого молока и завернутые в ткань лепешки. Отдала служанкам Масуны.

– Раздайте еду другим женщинам и поешьте сами. И помните о том, что обещали мне.

Девушки поклонились. Я дождалась, пока они отойдут достаточно далеко. Шепотом, опасаясь, что кто-нибудь услышит нас, сказала, обращаясь к Валие:

– Ты всегда была для меня больше, чем служанка, ты стала мне сестрой. Если я чем-то в прошлом обидела тебя, прости.

– Джаным, что ты задумала? Что случилось?

Я смахнула непрошенные слезы. Валия слишком хорошо меня знала, чтобы поверить лживым заверениям в том, что ничего дурного не произошло. Я и не стала бы ее обманывать. Она была моей последней надеждой.

– О том, что я вам скажу, никто не знает. Отец и Масуна мертвы.

Валия зажала себе рот рукой. Азиз обнял ее за плечи, добавил:

– В городе спокойно. Были небольшие стычки, но все обошлось без жертв. Даже зерно из Нилжаба уже перевезли в крепость. Голод теперь нам не грозит.

Я выдохнула. Лишь бы новый наместник или Повелитель песка не забыли о людях, как мой отец. Пусть жертва не окажется напрасной. Прислушалась: никто не спешил, не пытался открыть или выломать дверь с другой стороны. Видимо, заклинатель еще не пришел. Сложно найти кого-то в чужом городе. На это я и рассчитывала, когда просила Абу привести его.