По морям, по волнам

Глава 1

Два человека шагали, обходя валуны, которыми природа отметила путь к небольшой бухте, словно врезанной ножом в скалы.

Один из них, атлетически сложенный джентльмен в дорогой куртке, уверенно шагал впереди. Весь вид, костюм и обувь выдавали в нём профессию моряка, а слегка размашистая поступь и уверенный взгляд серо-голубых глаз — бритландского дворянина.

Второй более походил на тощего высокого мальчишку, только перевалившего отрочество и вступающего в юношескую пору. Тщательно приглаженные рукой, соломенно-жёлтые вихры уже разобрал на пряди ветер. Парнишка внимательно ставил ноги, стараясь огибать, а не перескакивать препятствия, но это не прибавляло ему солидности, а скорее развлекло бы стороннего наблюдателя.

Спустя четверть часа они подошли к небольшой бухте, которую окрестные рыбаки гордо именовали заливом. Вершина замыкающего её срединного утеса напоминала рождающуюся луну и далеко виднелась с моря хищным полумесяцем. Большие треугольники белых чаек с криками носились над тёмно-зелёной водой, выискивая себе завтрак. Туман лениво уползал в остывшее за ночь море, а оно еле волочилось, ещё пытаясь укутать каменный берег своей стылой водой.

Так, неторопливо изгоняющий ночную тьму, день сумел прочертить в миле от берега громаду большого, непривычно удлинённого, корпуса галеона, который гравюрно смотрелся в свете нового утра. И хотя сам корабль не мог бы произвести впечатления своей наружной отделкой на неискушенного наблюдателя, цепкий глаз профессионала тут же определял в нём хороший военный корабль, особенно учитывая отсутствие высоких надстроек. А его необычная форма. явно позволяла ходить круче и быстрее к ветру, развивая хорошую скорость, которая могла дать фору даже быстроходным фрегатам.

Мысли у обоих спускающихся к воде людей были далеки от этой маленькой бухты, красот гранитных берегов и запаха моря. Одному вспоминалась недавняя морская битва и тонущий флагман, который бесславно ушёл за пояс Ориона в мерцающем золоте таинственной Голконды в созвездии Южного Креста. Тем не менее, удачливый и немного авантюрный характер обладателя голубых кровей не хотел мириться с поражением и верил, что среди этих удивительных созвездий, южнее экватора, находится и его звезда — звезда удачи и надежды. Второму наяву грезились: костёр, запах горящего мяса и крики неиствующей в едином порыве толпы, белые одежды человека, которого он называл отцом и маленький золотой амулет, сорванный с его шеи и втоптанный в песок у помоста. Он не верил звёздам. У него не было планов и судьбы...

От корабля бесшумно отчалил шлюп.

— Нас ждут, поторопись, — кивнул голубоглазый споткнувшемуся парню.

Капитан, три месяца назад похоронивший жену и сомнительно приобретённого и тут же потерянного новорождённого сына, гранд и мессир золотого копья, капитан галеона «Морской мозгоед», граф Станислав Бертран Эль Грейсток добился разрешения на невероятно авантюрную попытку найти затерянную в далёких морях волшебную страну Эльдорадо. Высочайшее согласие было получено, но связываться с неудачником, потопившим свой флагманский фрегат и, единственным, сохранившим при этом свою команду, никто не решался. Последний из четырёх кораблей, вышедший тогда невредимым из бури, пользовался дурной славой проклятого судна. На бушприте его сидела вырубленная из палисандра дева, с женскими достоинствами весьма солидного размера. Из таверны в таверну передавался слух о живом дереве проклятого корабля.

И, тем не менее, капитан собрал свою старую команду. Двадцать шесть матросов, знающих толк в портовых шлюхах и погоде, боцман, со смешным именем Боб и прозванный за свирепость Акулой, помощник капитана — черноволосый южанин Теодор Гризли, заслуживший в драках кличку Леопард. И, наконец, только вчера нанятый штурман — молчаливый рыжий юнец, в потрепанных штанах и неопрятном рыжем камзоле — парень, назвавший себя Деном Руджем.

***

Шёл третий месяц с того раннего утра, когда скалистое побережье растаяло за кормой корабля, но ещё ни одно судно не повстречалось с галеоном на просторах Южного океана. Они шли восточным курсом. Туда, где Эльдорадо скрывает свои сокровища, а вожделенная Голконда отсыпает их в трюмы торговых шлюпов.

— Пресветлая, — ругался на баке Боб, отшвырнув деревянную кружку с вином, — какого рогатого тащит нас Станислав на этой громадине в пекло акульей требухи? Разве роммские скуди звенят хуже индских дублонов?! Вот уже целый летний сезон прошёл дома, как мы здесь, но ни один захудалый медяк не попал ещё в мой карман! Где они, мои звонкие кружочки? С чем, ради святого престола, я появлюсь в трактире «Лживый кусь», где даже Господу Богу нальют виски только за наличные! Где моя золотая прелесть?

День уходил за горизонт, лёгкий бриз постепенно заполнял паруса, и жаркая, неподвижная марь переходила в тёплое дуновение, которое придаёт бодрость телам и остужает разгоряченную душу.

— Пойдем, Гризли. Через полчаса новая вахта, и мне следует проверить лоботрясов: все ли они на местах; но горло сухое, будто я с утра проглотил плохо разжёванную Библию. Темнота и сиськи! Помнишь, когда Бурый Вилли был с нами, у него всегда находилась лишняя бутылочка старого Франкского. Хороший был шкипер, но какой дерьмовый человек! Что не выпил-то, мой мальчик?

— Потише, Боб! Не зли капитана, он не любит вспоминать Бурого.

— Ну, здесь он нас не услышит.

— Гризли, а верно ли болтают ребята, что Вилли тогда просунул лапу за картой Станислава?

Гризли, снял с шеи платок и превратил его на голове в подобие банданы...

— Если бы все наши ребята остались тогда живыми, мы сейчас не болтались бы в этом аду, как сухая коровья лепешка. Сидели бы тихо и ни в чём не терпели бы нужды, на службе Её Величеству. Но, Боб, насчет карты я советую тебе помалкивать. Ты же знаешь, она пропала. У Станислава умная голова, и он умеет быстро спускать курок…

Глава 2

Спустя три месяца, после выхода из памятной бухты на рассвете, все матросы, включая кока, пассажиры и капитан стояли на палубе «Морского Мозгоеда»! После мучительного перехода в жарких тропических водах, галеон, наконец, подошёл к цели своего путешествия.

Солнце, ещё окутанное розоватой вуалью, поднималось из синих далей, угадываемого только по скоплению облаков, огромного континента. По курсу же корабля постепенно вырастали очертания довольно большого гористого острова. Корабль продвигался медленнее — Маша опасалась рифов.

Наконец, вдали показались пенящиеся в коралловом заливе волны. Корабль не рискнул подходить ближе и встал на якорь.

— Всё это попахивает сумасбродством и авантюрой, — бормотал стоящий на палубе Боб.

— Поиски! Чего поиски-то? Какую очередную выходку задумал наш капитан? — у Теодора от азарта блестели глаза и раздувались ноздри, он был жизнерадостен и возбуждён.

Рядом стоял невозмутимый штурман, неопределённого возраста: что-то среднее, между высоченным подростком и не выросшим юношей. Тем не менее, этот немногословный мужчина-мальчик сумел правильно рассчитать курс и без ошибок привёл судно к месту назначения.

Появившись совершенно абсурдным способом, тут же свалившийся в жесточайшей лихорадке и выживший только стараниями боцмана, рыжеволосый чужак, проводивший всё своё свободное время с Мери, сумел приобрести себе ту капельку доверия капитана, которая позволила ему остаться и быть членом команды.

Вынужденные находиться с пиратами, учёный-натуралист Владимир и его воспитанница, которую эсквайр взял с собой, собираясь оставить гувернанткой в семье генерала Орильи в Вест-Индии, также находились на палубе. За последний месяц естествоиспытатель восстановил свой вес и увеличил толику наглости, слегка увядшей во время нападения на караван.

— Я почти пират! Вокруг меня самые настоящие пираты! — думала в этот момент мисс Полина, поглядывая на своего компаньона. — Но какое благородство и бесстрашие в душах этих людей! Какой мальчишеский задор и отчаянная решимость написаны на их лицах! А капитан просто был рождён для подчинения себе других! Эта профессия необходима обществу. Умрёт она — погибнет авантюра и предпринимательство! Их отдают под суд и сажают в тюрьму, ради какой-то старомодной веры в социальную справедливость. Избавив моря от флибустьеров, мы избавим себя от духа приключений и перестанем совершать мировые открытия! Лично для меня — для той, которую везут приживалкой, пираты являются светом надежды. Негодяй Владимир так быстро завладел моей собственностью! Мной! Я не позволю ему отправить меня гувернанткой! Я буду пиратом!

Владимир же тоскливо слонялся по палубе. Несмотря на звание ученого естественных наук, даже отдалённые крики неведомых птиц казались ему зловещими. Берег, с переливающимися на солнце кварцевым песчинками, казался ему отблесками костров, которые развели дикари, и в их ловушку он неминуемо должен угодить. Тоска и страх сжимали его сердце.

Гризли тихо окликнул с мостика Полли и её компаньона.

— Вон там, — указал он рукой направление на восток, — Совсем рядом, находится великий Бхенин. Небось, какой-нибудь учёный-географ позавидовал бы вам, мистер Владимир! Быть в такой близости от Волшебного Царства!

Владимир хотел выругаться, но не успел. С мостика, к ужасу линдонского городского естествоиспытателя, внезапно раздался отвратительный булькающий звук. Это Хьюго Пью весьма искусно воспроизвел ночной хохот гиены. Не успел Владимир опомниться, как с берега, раздался ответный, мало отличающийся от предыдущего, приветственный звук! И не менее зловещим показался ему нежный смех живой деревянной скульптуры, тихо примостившейся под бушпритом!

Высадились.

Гризли, в высоких сапогах, рубахе, закрученной в узел на поясе, стоял в песке, уперев руки в бока. Двустволка висела за спиной. Два пистолета торчали из-за пояса. В сапоге нашёл свое место широкий тесак. Теодор был в восторге от предстоящего похода.

Встав на колени, юный Ден Руж тщательно и неторопливо готовил заряды для своего ружья, лежащего рядом. Аккуратно разложив на парусине всё необходимое, он маленькой меркой ровно насыпал порох и тщательно затыкал отверстие пыжом. С другой стороны капсуля насыпалась дробь и так же тщательно затыкалась. Подготовленные патроны шкипер аккуратно складывал в патронташ.

За ними на выброшенном приливом бревне сидел мистер Владимир в широкополой шляпе. Он держал в руках ружьё и считал, что имеет достаточно воинственный вид.

Было решено организовать временную стоянку на холмистом берегу, чтобы отсюда предпринимать вылазки вглубь острова, ежедневно возвращаясь ночевать на корабль, под охрану бдительной Мери.

Владимиру показалась всё это излишним. Он считал не очень желательным тревожить животных, тем более, что с этого места открывался чудесный вид на небольшую речушку, здесь впадавшую в океан. Прекрасный вид на верхнее её течение открывал возможность просмотра шести лежащих в ряд крокодилов. А за мангровыми деревьями простиралась подозрительно зелёная долина, которая потом переходила в явно звериную тропу.

Категорически отказавшись изучать флору и фауну в живом виде, мистер Владимир, выбрав подходящую корягу и соорудив себе некое подобие шалаша, бросил туда плащ и моментально уснул.

Вскоре, в стороне от песчаного холма затрещал костёр, и из кустов вылез невероятно довольный Теодор, а за ним и Ден. Оба, перемазанные тиной и чем-то скользко зелёным, они с трудом тащили, только что подкарауленного и убитого кабанчика.

Солнце стояло уже низко над рекой и лесом, когда запахи шашлыка заставили учёного открыть оба глаза.

Наевшиеся и разомлевшие от солнца, моря и света, пираты, категорически не собирались возвращаться на корабль, и даже приказ строгого начальства не пугал сейчас команду. Скорее всего, ввиду отдалённости последнего.

Глава 3

За три месяца до описываемых событий...

Регулярный линдонский дилижанс остановился перед главным подъездом столичного отеля «Медведь». Из него, с трудом разминая ноги от долгого сидения, вышел джентльмен в дорожном плаще. Едва сняв номер, путешественник стал активно интересоваться работой заведений виноторговли, таверн и портовых ресторанчиков. Регистрируясь, он важно записал своё имя и звание в журнале: «Купец Микеле Плачидо, собственник, виноградарь, проездом из Ситилии».

Поговорив с представителем администрации, горделиво возвышавшимся тощей каланчой над конторкой, о ценах и торговцах, постоялец поинтересовался политическими новостями и городскими сплетнями. После чего, пополнив ежемесячное жалование приказчика на несколько существенных купюр, виноградарь под вечер отправился в порт.

Уточнив по дороге о маршрутах и расписании торговых судов, он выбрал несколько готовых к отплытию и стоящих на ближнем рейде. Подойдя к первому кораблю, уходящему из порта ранним утром следующего дня, господин, не торгуясь, быстро договорился о месте на судне и, оплатив себе путь до Нампля, торопливо отбыл за оставленными в отеле вещами.

Прогулявшись по набережной, и, перекусив, будущий пассажир неторопливо направился к католической часовенке, расположенной в начале Морского проспекта. Сгущающуюся мглу тускло освещали газовые фонари, на севере темнело небо, затянутое тяжёлыми низкими облаками, и в сумерках, еле заметным пятном сквозь листву, мерцал свет, освещавший жилые покои капеллана. Виноградарь дважды медленно обошёл часовню и, только убедившись, что поблизости никого нет, легко нагнувшись, бросил в окно горсть стылой земли из палисадника. Занавеска в окне дрогнула. Синьор Плачидо удостоверился, что его узнали, после чего медленным шагом двинулся в сторону порта.

Через несколько минут неслышно открылась калитка, и следом за уходящим торопливо заспешил капеллан. Наконец, они поравнялись. Виноградарь извлёк из плаща небольшой свёрток и, уронив его, стал быстро удаляться. Святой отец, подобрав находку, проследовал следом, уже не спеша, и, пройдя по Морскому проспекту, достиг, наконец, серых корпусов столичного Инвалидного дома.

Поднявшись на крыльцо одного из боковых флигелей, он стукнул молотком в дверь. Внутри раздался звук колокола, и заспанный служка грубо спросил: «Чего надо?!». Затем, увидев вошедшего, раскланялся и проводил к ждущей слова Божьего и утешения пастве.

Старательно исполнив свои христианские обязанности перед страждущими обитателями богадельни, капеллан, глубоко вздохнув, решил отдохнуть и попросил чаю. За чаем он извлёк пакет. В нём оказалась записка, торопливо написанная разборчивым итальянским почерком.

«Нет никаких сомнений, что меня вычислили. Обменять деньги на интересующий нас документ не успеваю. С ответным письмом будьте на третьей скамье слева в десять вечера. Немедленно покидаю город.

Брат Л.Л.».

В пакете находилась большая пачка ассигнаций и письмо, заклеенное сургучным оттиском саламандры. Аккуратно вскрыв его ножом, капеллан перечитал написанное дважды, затем повторил, беззвучно шевеля губами и сжёг в пламени свечи, внимательно понаблюдав, как медленно горит дорогой пергамент.

Отставив подальше опустевший чайник и чашку, святой отец уселся поудобнее, подвинул к себе чернильницу, взял перо, быстро и размашисто начал писать. Уже через четверть часа разогретым на пламени сургучом он опечатывал послание. На свежем штампе красовалась маленькая гордая огненная саламандра. Разложив по карманам ассигнации, капеллан отправился домой.

Был уже совсем поздний вечер. Вдоль тёмного фасада и лесов строящегося собора Адмиралтейства, недовольно поглядывая на редких прохожих, ходил констебль.

Старуха-нищенка, с тяжёлым вздохом, опустилась на третью по счёту скамью и замерла, отдыхая. На городской ратуше десять раз отбил колокол. Святой отец, в чёрной блестящей сутане и блеснувшем в свете фонарей белом воротничке, обратил внимание на сгорбленную фигуру старой женщины. Служитель Господа не смог пройти мимо и не остался безучастным.

Констебль на отдалении услышал тихий шелест его слов:

— In nomini Jesu!

— Amen — шепнула ночь в ответ.

Благословив нищую он произнёс:

— Дочь наша, Храни нас Господь. В твою тяжёлую минуту, не обрети отчаянья и возьми эти деньги, дабы греховные потребности, направленные на усмирение слабостей наших не мешали тебе чаще обращаться ко Всевышнему.

Старуха торопливо облобызала кисть монаха. На старческой артритной руке гордо сидела маленькая татуированная ящерка. Нежно проведя рукой по седым нечесаным прядям, патер повторно благословил её и направился восвояси.

Поражённый сценой, молодой констебль долго и восхищённо смотрел вслед святому отцу, который из своего скудного дохода находил возможность оделять нуждающихся.

Правда он не обратил внимания на старуху, которая, забыв про хромоту и артрит, почти бегом покинула Соборную площадь.

По дороге в Нортон шагали два молодых человека. Их мешки уже опустели, одежда испачкалась, и было видно, что они идут издалека.

В эту пору многие несмышленые юноши, мечтающие о военной славе или лёгкой наживе, собирались в Нортоне на ярмарке моряков. Далеко не все счастливцы затем уходили в море, часть их оседала в прибрежных кабаках, нанимаясь в грузчики и заканчивая свои дни с ножом под левым ребром. Часть продолжала бежать за мечтой и уходила в плаванье. Большинство никогда больше не возвращалось к этим берегам.

Рассвет лишь только наметил себя на линии горизонта, когда два искателя приключений дотопали  до края густого леса. Здесь был самый неприятный отрезок пути. Дорога опускалась в большую низину, напоминавшую овраг. Лента главного имперского тракта змеилась между густым подлеском, как между рядами крепостных стен. Местность была жутковатой. На самом дне, через неглубокий ручей, был перекинут старый горбатый каменный мост. По легенде, именно в этом самом заповедном месте и произошло нападение на вороватого епископа, из столичного Бодрума, который так и не смог купить себе у восточных пройдох росток живого дерева. Знаменитый разбойник Роберт из Лонтли подкараулил святошу на этом мосту. С тех самых пор не только мост и весь участок тракта, но и прилегающий к ней лесной массив носил название «Фок бридж», напоминая всем путникам, что пископа закололи вилами.

Глава 4

Хмурым вечером, когда дождь, шедший весь день, закончился, и в воздухе висела серая капельная марь, епископ Гарвик, выполнив свой долг, в краткой молитве, автоматически спросил разрешения Всевышнего на отдых, после длительной проповеди. В течение двух утомительных часов, он старался довести до умов прихожан мысль, о виновности грешников в соседней Фиренции, которые в своей распутной безнаказанности посмели посягнуть на королевскую власть, врученную самодержцу самим Господом. Речь преданного Всевышнему служителя, рассмотрев корни этих явлений, привела прихожан к сокрушительному умозаключению, что врагу людскому, Вельзевулу, удалось проникнуть на грешную землю, и пастве, как никогда следует сплотить свои ряды и пресекать появление в умах любых признаков фиренцкого еретического свободолюбия.

И сейчас, в этот предоставленный ему час отдыха, епископ наслаждался Вест-Индским какао, вкушая его из сервиза бесценного мейсенского фарфора.

Луна и недавно изобретенные газовые фонари не разгоняли мглы на пустынном Олдпорт-сквер, с его искривлёнными от старости липами. Сквозь тихую темень прорезался звук подъезжающего экипажа. Выглянув в окно, его преосвященство увидел извозчика и слуг в зелёных сюртуках и клетчатых фирменных кепи. Экипаж остановился перед крыльцом особняка.

Помощник постучал в двери просторного кабинета, и после специально выдержанной угодливой паузы, спросил:

— Не угодно ли вам принять отца Викента Морини?

Епископ кивнул в ответ, автоматически погладив массивное золотое кольцо-печатку с золотой саламандрой.

Высокий, слегка сутулящийся отец Викент возник на пороге. В противоположность плотному епископу, этот священник был поджар, как гончая, и неприметен. В его чёрных глазах нельзя было рассмотреть ни мыслей, ни вспыхивающих чувств. Но мягкий голос настолько успокаивал, что очаровывал всех грешников.

Вошедший обладатель волшебного гипнотического таланта, расположился и, получив разрешающий кивок головы, неторопливо начал:

— Ваше преосвященство, меня привело к вам неотложное дело, которое

затронуло наши интересы. Вы, несомненно, в курсе дел одного нашего общего знакомого. Я говорю о почётном прихожанине вашего собора, владельце линдонского отеля «Медведь», благодаря которому мы можем без технических сложностей обмениваться интересующей нас информацией. Мужа сего едва ли следует называть истинно верующим, но и еретические взгляды его касаются только плотского греха, поэтому остальные благодетельные услуги его долгое время были важны для общего спокойствия нашей паствы. Успехи его неоднократно были оценены Великим Римским Триумвиратом. Однако, у нас появилось подозрение в утечке передаваемой нам информации. Этой господней душе пора отдохнуть от своих трудов, к тому же, у него есть молодой и способный воспитанник.

Подумав, священник утвердительно кивнул головой:

— Насколько мне известно, прихожанин... Ммм, занимался многими славными делами. Несомненно, это покровительство коснется и следующего достойного прихожанина.

Отец Викент продолжал:

— Мы получили прискорбное свидетельство величайшей потери. Интересующий нас документ попал в руки имперских служек и расшифрован. Хотя официальной экспедиции в Бхенин, конечно, не будет (кто рискнёт сунуться к берегам богов Эдо!), но послать кого-то неофициально, они себе в удовольствии не откажут. Также, мною получено сообщение от святого отца Руиллиди Мариолани, что герцог Ампл усиленно занят поисками подходящей кандидатуры.

Лицо епископа выражало вежливое внимание:

— Кому же будет поручена экспедиция? Это весьма неприятная новость!

— Станислав Бертран Эль Грейсток, младший отпрыск хранителей научных коллекций и предметов искусства во дворце. Он, готов действовать, как лицо, с полномочиями, полученными от самого герцога.

— Если цепь розысков не оборвется на его гибели в индских водах, то наши усилия тоже не пойдут на пользу: и, хотя герцога устранят, но и Святой Римский Триумвират недополучит около двадцати миллионов. В этом случае наше соглашение между двумя ветвями ордена, то есть с вами, также не сохранит свою силу: часть договора не поступит в распоряжение вашего епископства. Если же Эль Грейсток вернётся с истиной, то и герцог сможет легко сохранить своё положение. В этой ситуации все усилия церкви, окажутся бесполезными.

— Это совершенно невозможно! Представьте себе размеры катастрофы, которая разразилась бы в Северном владении...

— Согласен, но меня больше волнует размер ущерба, для нас. Позвольте обратиться с прямым вопросом: можем ли мы рассчитывать на вашу помощь, как и раньше?

— То, что возможно, я готов сделать для... Общей пользы нашей  паствы...

— Аминь! — выдохнул его собеседник. — Я буду рад, передать эту новость Святому Престолу.

— Затрудняюсь что-либо посоветовать. Однако, если Триумвират не получит ростки, то вся прибыль от морской торговли станет тесно связана с нагло набирающей обороты толстой островной жабой!

Епископ кивнул, соглашаясь.

***

Полковник Бруно (бывший несколькими днями ранее художником Поваротти) и два его офицера только что завершили расследование событий, казалось бы, так не связанных друг с другом в начале, и так скрученных в тугой узел в конце следствия. Пока пресса возмущённо требовала навести порядок и настаивала искать виновников всех злодеяний, происходящих в Отечестве в соседних странах, сыщики трудились. При участии властей, они выяснили, что убийство на Фок-бридже, гибель двоих человек на постоялом дворе, внезапное исчезновение агента Триумвирата и странные, подслушанные ими разговоры в отеле — звенья одной цепи. Доклад лёг на стол руководства, которое, сделав соответствующие пометки и выводы, отнесло его на утверждение выше.

В этот же день вечерним дилижансом прибыл в поместье Грейстоков курьер с депешей военного ведомства. В этом письме министр спешил известить, что Её величество королева повелела объявить наглого искателя приключений и младшего отпрыска старинного рода прощённым, несмотря на недавнюю потерю трёх её галеонов. Британскому флоту было поручено «не увидеть» новый путь его единственного корабля. Вместе с тем, королева изволила пожелать доброго пути сэру Станиславу.

Глава 5

Остров оказался не маленьким.

Неделю они вынужденно медленно и без остановок, осторожно, продвигались вокруг него, огибая прибрежные мели. Мери перестала занудно подшучивать над командой, каждый раз заставляя вздрагивать, проходивших мимо. Она опасалась рифов.

Наконец, было выбрано место стоянки.

С одинокой, но высокой горы вулканического острова, окружённой складчатыми уступами, осторожно извиваясь, спускалась река. Где-то в чаще буйного леса она медленно текла, огибая камни и пузырясь водоворотами, где-то ныряла с уступов, с грохотом падая на гранитное дно, но подходя к океану, уже успокоившись, неторопливо текла по песчаному руслу. Это движение нанесло поперёк течения мели из чистейшего белого песка. А подмытые корни деревьев по берегам казались блестящими щупальцами то ли гигантского спрута, то ли семейки резвящихся кальмаров. Там, в глубине чащи, где река была мутной и глубокой, она являлась общежитием семейства бегемотов и крокодилов, а здесь — у берега, обмелев, вливалась многочисленными чистыми прозрачными ручейками в глубокую синюю реку. Бурелом вблизи пляжа резко превращался в скромную, но аккуратную полянку с невысокой травой и здесь, рядом с мелкой и чистой водой реки, Станислав решил произвести высадку.

Почти двое суток все рубили подлесок вокруг и ровняли землю. Готовились основательно, после печальных событий недавней ночи. Наконец, едва рассвело, Теодор и Ден, встав на краю организованной площадки, наблюдали, как пятнадцать полуголых мужиков тащили сбитый шатёр. Издалека казалось, что на красноватой глинистой почве расположилась огромная зелёно-коричневая, ядовитая медуза, выброшенная на берег прибоем. Постепенно, эту кучу, сшитую из рваных парусов, смогли натянуть на сбитые шесты. Получился гигантский гриб дождевик.

Со стороны леса, на удалении от шатра, поставили частокол двухметровой высоты с зазубренными верхушками-колами. В результате, позади остался влажный и тёмный тропический лес. Отсюда он казался плотной зелёной стеной, скрывающей за своим фасадом из непроницаемой мглы листьев таинственную и ужасную тропическую флору и фауну. На фоне глубокого синего неба громада болотно-зелёного леса, со стороны моря выглядела кружевной переливающейся серебром и золотом песка бахромой. Было невозможно поверить, что такие разные миры могут близко соседствовать друг с другом. Эта смена происходила не постепенно: впереди был буйный и жуткий зелёный великан, со своими шорохами и звуками.

С берега было видно, что у самого горизонта где-то далеко в центре острова вставали гора и её пригорки, которые сливались и переходили друг в друга, словно застывшие волны. Они обращали свои коричневые морщинистые лица вверх, а склоны, покрытые жёстким мехом золотистой выгоревшей травы, казались бородой странного спящего великана. По вечерам лес зажигался зловещим багрянцем самых агрессивных тонов.

На рассвете четвертого дня, в день назначенный для переезда, вдали показались чёрные точки быстро перемещающихся по морю долблёных каноэ. Издалека они показались кучкой черных поганок.

С высокого борта галеона на группу подплывающих печально смотрел Гризли. Повернувшись к стоящему рядом Хьюго, он, наконец, мрачно сообщил: «Пойду, за бутылкой подкрепляющего!».

Через три четверти часа на борт забрался шустрый гонец, который, получив увесистое булькающее глиняное послание, споро отправился к вождю!

Вечером, восседая на табурете в кубрике, как белолицый Хозяин перед аборигенами, Теодор важно повествовал: «В этом краю он — нечто, вроде нашего роммского Папы. Его слово для них закон. И, вообще, здешний Рон — смешной мошенник, ну а надежно подружиться — это, прежде всего, доказать, что мы ТОЖЕ понимаем толк в... Напитках, скорее всего и в девочках», — последнюю фразу Леопард сообщил присутствовавшим страшным шепотом.

Ещё через двое суток, благоустроенная стоянка напоминала деревню. Вокруг прямо под ногами сновали куры, доносился лай собак, и слышался крик сумасшедшего петуха, встречающего свой собственный рассвет, каждые полчаса.

Станислав в подзорную трубу грустно рассматривал эту суету. Вокруг наспех сооруженных шалашей, обмазанных глиной, хаотически перемещались взявшиеся ниоткуда люди. Они сверкали разукрашенными голыми телами, и Станислав подумал о том, что молодой девушке, находящейся на корабле, не стоит наблюдать представленные во всем разнообразии мужские достоинства.

Торговцы с обеих сторон демонстрировали свои товары прямо на земле. Получился пёстрый ковёр несуразно наваленных вещей. Но и обладатели этих богатств, и покупатели, не обращая внимания на разный цвет кожи и внешний вид, одинаково радостно теснились, отчаянно спорили, болтали и размахивали руками. Чего только здесь ни обменивалось! Станислав был не то что удивлен, он поразился размерам импровизированного рынка, организованного за несколько суток совместного ведения хозяйства! Продавалась крупная речная рыба, уже прокопчённая на костре и насаженная на короткие палки; тут же подвяливалась и распространяла запахи тухлятины якобы свежая рыба. На земле валялись тюки тканей, изъятых со сгоревшего корабля, которые пытались поменять на морской жемчуг чудесного розового и голубого цветов. Среди этих ярких пятен мелькали куры, бегающие и сидящие в плетёных корзинах. Лежали собранные в ближайших джунглях фрукты, лесные орехи и другие неведомые плоды. С веревок свисали выпотрошенные ящерицы и крысы. Продавалась какая-то глиняная посуда, металлические иголки, порох, клизмы, парусиновые туфли, невесть откуда взявшиеся, детские пелёнки и пальмовое вино, разлитое в выдолбленные тыквы. За всем этим безобразием важно наблюдал Акула Боб и неизвестный темнокожий, в голубой шёлковой набедренной повязке да охотничьей шляпе с фазановым пером!

***

Из дневника Полины.

Весь вечер я шила себе костюм. Придумала широкие юбку-штаны, которые сшила из подола платья, разрезав его на четыре части и сшив по краям. Получилась юбка, но можно ходить в ней как в мужских широких штанах. По-другому было бы неудобно. И ещё, рискнув, я подрезала их. Теперь целиком виден башмак, и даже часть лодыжек. На такой конфуз долго не решалась. Но строгий Боб сказал, что на острове по-другому мне не бывать.

Глава 6

Из дневника Полины.

Я назвала его Кеем. Посмотрев на маленькое гладкое существо с испуганными глазками-бусинками, поняла сразу, что мой подопечный — лесной зверёныш и, находясь на солнце, он совершенно беззащитен. Тогда, положив его на подушку в сумраке выделенной мне хижины, я принялась за работу и сделала ему домик. Получилась кривоватая, частично перегороженная, корзинка. Одна половинка её была отведена под столовую, а вторая, маленькая, устланная мхом, была спальней, в которую Кей мог удалиться в любой момент. Мы прожили с ним на берегу две ночи, и Кей полюбил этот домик.

Все своё время он проводил в мягкой спаленке, высовывая в столовую только голову и передние лапки-ручки. В таком смешном положении он обычно и спал. Глаза его, изредка открывались на какой-нибудь шум, но только для того, чтобы через минуту вновь закрыть веки.

Для дикого звереныша, попавшего к людям при таких ужасающих для него обстоятельствах, Кей был очень любопытен.

Прыгнув ко мне, он забился в складки шарфа и потом, оставшись наедине, с удовольствием сунул мордочку в мою чашку и всё выпил. Трудно поверить, что в крыску, длиной с мужскую ладонь, влезла большая чашка чая. Позднее я вспомнила, что он был сладким, и в кружке плавал лимон. Кею это не только не навредило, но и понравилось!

Питомец не издавал никаких звуков, но был глазаст, зубаст и шкодлив!

Спросив у милейшего толстячка со страшным прозвищем Скелет, чем питаются лесные крыски и, получив разъяснения: «Что, вероятно, тараканами!», Я отправилась на охоту за последними, с целью обеспечить пропитание своему домашнему питомцу. Повернув бревнышко, служившее лавочкой у обеденного костра, я сразу обнаружила под корой несколько больших и жирных тараканов. Желая угостить Кея, я поймала самого красивого и мощного представителя этого рода и понесла его, держа двумя пальцами на расстоянии от платья.

Кей, тем временем, был обнаружен в своей спальне, в которой он наслаждался светом лучика солнца, пробившегося сквозь крышу шалаша. Я позвала зверька и, положив рядом с ним таракана, решила, что малышу захочется изловить добычу самому. Но крыска, издалека посмотрев на что-то непонятное и шевелящееся, не стала выяснять причину и, стремительно пятясь задом, стала отступать. Где-то через четверть часа, пересилив себя и страхи, крысёнок все-таки вылез и сел перед тараканом. Потом осторожно вытянул, ударил его лапкой. Насекомое тут же стало удирать, а Кей отпрянул назад и обтёр лапку о грудь. Пришлось предложить ещё чаю. Напиток был принят и употреблён.

***

Поимка крылатого зверя была одною из главных причин, почему лучшие охотники северного острова отправились в поход. С помощью языка жестов они старательно объяснили глуповатым и смешным пришельцам, что в предгорных полянах поймать зверя проще, чем в лесу.

Первые два дня после начала похода все только и говорили, что о летающем чудище. Но пока вокруг были джунгли, полные других злобных тварей, и предположительный монстр пугал слабее реального гиппопотама!

Солнце зверело, и мир, простиравшийся вокруг искателей приключений себе на пятую точку, казалось, испарялся в его лучах.  Во всем этом море травы не было жизни... Двигались только отряд и его тени.

Пираты, в отличие от своих тренированных братьев по разуму, были настолько измотаны походом, что буквально дремали на ходу во время этого бесконечного забега.

Вдруг абориген, возглавлявший отряд, встал и, издав горловой звук: "Ууу-ав", — замер. Теодор, сквозь едкую соль в глазах, увидел: посреди равнины окаймленное сухим тростником озеро, по берегам которого маленькими веничками торчали колючие кустарники.

Чем ближе отряд подходил к водоёму, тем больше жизни становилось вокруг — вот небольшой крокодил тихо съехал в густую тёмную жижу, почти не потревожив её, вот шесть пеликанов, переваливаясь гусаками, прошли по  берегу, флегматично опустив свои мешки в воду.

— Боб, очнись, полюбуйся! — предложил молодой Леопард.

Устало пошевелившаяся под шляпой голова  изрекла «Да Hy-y...» самый безжизненным звуком, на какой был способен боцман.

Внезапно тропу пересекли две извивающиеся чёрно-бурые ленты. Огг протянул руку и, ухватив открывшего, было, рот Теодора, негромко сказал:

— Мамба!

Пиратам не потребовался носитель языка, чтобы понять — они только что наблюдали несущих верную смерть!

Рядом с тропой, в ожидании доброго ужина, важно сидела пара грифов. Падальщики проследили за ними взглядами, не предвещавшими ничего доброго... Миновав озеро, команда решила сделать стоянку, с целью дальнейшей разведки.

***

Припасы, взятые на берегу, подходили к концу. Вокруг бегало, бекало, рычало и мычало вкусное мягкое свежее мясо, и путешественники были не прочь попробовать что-нибудь более аппетитное, чем сухая и вонючая рыба.

С трудом оторвавшись от земли, вечно голодный Хьюго Пью подошёл к вожаку туземной части и, вопросительно посмотрев на него, махнул рукой. Вожак показал на местность, а затем, поднеся руку ко рту, стал двигать челюстями с таким зверским видом, будто уже жуёт окровавленный кусок мяса, собственноротно выкушенный из филейной части коровы!

В ответ туземец стукнул себя кулаком в грудь и сообщил: "Мак Уак!".

— О чём это он? — спросил Боб.

— Судя по всему, он предлагает либо поохотиться с тобой, либо на тебя, — сообщил Хьюго, — Теодор вечером нас уверял, что Мак-Уак смог объясниться с ним по-бритландски. Вот и момент истины! Пусть вспомнит всё и расскажет нам о дальнейших  событиях!

Но рослый охотник, посмотрел Хьюго в глаза, выдал короткую нечленораздельную тираду. Видя, что недалекие спутники его не понимают, он еще раз чётко повторил слова,  но пираты не смогли ничего понять.

Глава 7

Ночью спали мало. Когда мгла упала на дикий лес, раздался мерзкий тявкающий хохот голодной гиены. Стая сбежалась к подножию скалы у пещеры, чтобы подобрать кровавые останки старого козла. Снизу слышался громкий хруст раскалываемых костей, а отдававшееся эхом в ночном небе чавканье вызывало в горячем ночном воздухе непроизвольный озноб.

Осознав, что в этой какофонии диких звуков не уснуть, люди, собравшись у входа в убежище, стали бросать вниз камни и комья земли, пытаясь отогнать падальщиков. Но напрасно. Уже через час у Теодора создалось впечатление, что на обед под их пещерой собрались гиены и шакалы со всего острова.

На какой-то момент всё стихло, и совсем рядом, у нижней из пещер за тёмными зарослями колючего кустарника послышалась тяжёлая поступь крупного хищника. Затем, раздался  визг испуганных шакалов, и громовой рёв растёкся по земле. Царь зверей сообщил подданным о начале охоты. На фоне тлеющих углей, не разгоняющих, а наоборот, сгущающих тьму, люди услышали низкий жуткий звук, и огромный, во много раз увеличенный тенями, светлый силуэт показался на поляне перед каменной насыпью. Расстояние от гигантской тени до входа в укрытие не превышало пяти метров. Длинные копья аборигенов были выставлены перед входом, и люди замерли, ожидая нападения.

Послышался металлический звук затворов — это пираты встали плечом к плечу. Атаки не последовало. Перед самым рассветом прайд решил возобновить нападение. Слишком лакомым казался львам маленький беззубый отряд. Цари острова мало знали царей природы. В воздухе снова разлился громоподобный раскат. Уже не один, а несколько зверей, серыми тенями мелькали в предрассветной мари.

Акула Боб понял, какой невероятной удачей с их стороны была вторая высокая пещера, надёжно защищавшая маленький отряд от подарков ещё не знавшей человека природы.

Опять никто не спал, опять люди слепо пялились в ночь.

— Осторожно! — вдруг закричал Огг.

И массивная фигура льва, стальной закалённой пружиной взлетела в воздух. Хищник пересек линию костра, оказавшись среди людей.

Копья бывалых аборигенов, а не ружья, остановили зверя, впившись ему в бока и грудь. Лев заревел в агонии, и наступила тишина.

Оглушительный вопль победы прокатился по пространству тропического леса. Туша, усилиями пятерых храбрецов была выброшена за пределы пещеры, а охотники без сил упали на каменный пол, еще дрожа от не отпустившего возбуждения.

Твари следили за людьми до рассвета, но было ясно, что никто из них не решится на повторное нападение.

Отряд выбрал остаться и выспаться в пещере при свете дня, тем более, что солнце на открытом гористом пространстве светило немилосердно, и камень вокруг напоминал раскалённый металл.

Несмотря на тяжёлую ночь, спали недолго, и после полудня, едва дождавшись теней, отряд по жаре ушёл от пещеры и уже начинавшей смердеть туши хищника. Часа через два тяжёлого подъёма в гору, люди достигли русла почти высохшего ручья и по его относительно гладкому, выточенному водой дну продолжили восхождение.

Место для новой ночной стоянки  выбрали у небольшого источника, который пробивался из щели между скал. Собрав валяющиеся рядом камни, траву и какие-то ветки, люди соорудили подобие изгороди и ночью мирно спали. Они поднялись уже достаточно высоко, и отдаленное рычание львов не пугало.

На четвертый день каменистая почва уступила место камням, на которых, цепляясь тощими корнями, произрастала только огненная красная трава с узкими и тонкими зазубренными листьями, способными разорвать даже ткань. Потом исчезла и эта трава. Впереди маячила вершина одинокой скалы, похожей на вулкан, из котлована которой, по предположению Мак Уака и вылетал на свою охоту страшный летун-людоед.

***

Из дневника Полины.

Вечером в нашем лагере поднялся сильный шум. Голосистый петух, которого все обещали вот-вот сварить в котле, поднял крик. Он не просто кричал по-петушиному, провожая солнце — из птичьего горла вырывалась какая-то доисторическая ярость! Будто пернатый вожак созывал всех на бой. Выглянув из палатки, я обратилась к нашему удивительному толстячку Скелету — смешной усатый пират опекал меня.

— Дядюшка, что у нас за шум?

— Поймали чёрную смерть, — нехотя ответил он, — Иди-ка отдыхать, мисс. Всё-таки здесь не безопасно.

С этими словами он встал и захлопнул полог моей палатки. Нам с Кеем ничего ни оставалось, как лечь спать. А утром мой попечитель решительно заявил, что отправляет меня на корабль с дядюшкой Ски, под охрану Мери. Я, было, хотела возразить, но мне объяснили, что дорогая Мери не любит быть одна. Пустота на палубе её пугает... Так, пиратский боцман и мы с Кеем оказались на корабле, отрезанные кромкой сине-зелёной прозрачной глади от острова диких зверей.

Вечером, выходя из каюты подышать прохладным морским ветерком, я услышала пение. Пела Мери... Её голос был подобен переливам арфы. Звуки напоминали шелест влажной от дождя листвы, а от её фигуры словно исходил свет, и веяло свежестью соснового бора... Я стояла, любовалась закатом и слушала волшебную мелодию... Солнце, мигнув последним лучом, закатилось за горизонт, и всё стихло. Прошло несколько минут, прежде чем, переведя дыхание, я решилась спросить:

— Мери, а о чём твоя песня?

— Я пела о Саде, милая, — прошелестела корма корабля, — Я росла в дивном месте, которое Вы, люди, называете Райскими Кущами. Там, на склонах Синих Гор, живет мой народ. Раз в сто лет десять деревянных ростков в глиняных горшках увозят на материк. Мы растём и становимся владыками места нашей службы. А сами служим Великому Лесу. Через триста лет я вернусь. Вернусь, чтобы дать жизнь новым деревянным росткам.

— Ооооо, Скелетище идёт, — прерванная появлением боцмана, сказка, так заинтересовавшая меня, осталась без конца, но Мери уже про неё забыла.