По прозвищу Зверь

Глава первая

В полумраке узкого коридора, пропахшего сладкими благовониями и запахами чужих, потных тел, сидела на перевернутом к верху дном ведре одинокая, ссутулившаяся фигурка. Девушка, молча смотрела в стену перед собой, откусывала понемногу от зеленого, хрустящего яблока и слушала многоголосые, сладострастные и притворные стоны.

Ждала.

Перевела равнодушный взгляд на дрогнувший под сквозняком огонек свечи. Откинулась на дерево стены. Вытянула гудящие ноги, в высоких светлых чулках, одернула задравшуюся юбку и снова откусила от кислого фрукта. За тонкой перегородкой позади нее, послышался долгий и протяжный мужской вскрик. Стон. Неприятный. Какой-то скользкий. Липкий.

Привычный.

Сколько она уже их слышала за время своего странного и неприметного существования? Несчетное множество. Бесконечное. Вожделение и инстинкты в этом проклятом богами месте, были так же древни и естественны - как сама жизнь.

Они теперь не вызывали в девушке никаких эмоций, кроме разве что скуки. Такой привычно вынужденной, навязанной. Вообще Су уже мало что могло удивить, или вызвать настоящий, искренний интерес. Неподдельный.

Это когда-то давно, многие годы тому назад, когда она только попала в столицу будучи еще совсем ребенком, была ошарашена неприглядной и скрытой стороной взрослой жизни, что таилась за дорогими стенами домов Айшэ. Разворачивалась среди алого шелка простыней и бархата стен, пузырилась игристым вином в запотевших бокалах, сверкала блеском монет и жадными, сальными взглядами. Шуршала оборками нарочито вычурных платьев и шнуровкой корсетов, показывала себя из-под ажурных резинок чулок и расстегнутых ремней. Выплескивалась в густой воздух брызгами шоколада из серебристых фонтанчиков и пряностью из мужских чресел.

Тогда Инсу была напугана. Сбита с толку. Тряслась, цепляясь маленькими, продрогшими ладошками в его сильную и огромную руку. Хваталась за равнодушную кожу перчаток. Жалась всем своим худеньким тельцем к его ноге, пряталась за черным, пропахшим лошадью и пылью дорог, плащом. Плакала. Кричала. Вырывалась из чужой хватки, когда он, раздраженный ее нытьем и истерикой, передавал девочку дюжим прислужникам. Молила не оставлять ее там. Тянулась всей своей наивной детской душой к единственному, оставшемуся у нее близкому существу. Царапалась и кусалась. Отчаянно смотрела в безучастный, холодный янтарь знакомых глаз. Захлебывалась слезами, глядя на скрывающуюся в дверном проеме широкую спину. Впервые она тогда ощутила, распробовала терпкий и горький вкус предательства. Беспощадного. Неумолимого. Не предназначенного для столь юной души. Слишком раннего. Слишком жгучего. Зрелого.

С того вечера в жизни маленькой Су все было слишком.

Глава Айшэ мадам Ману не отличалась излишней чувствительностью или же сентиментальностью. Не считала нужным обременять себя привычными людскими эмоциями и качествами. Да и человеком была лишь на половину. Жесткая и надменная, в своей жизни она любила только глухой звон монет и приятный вес кошелей на изящной ладони. А еще тонкие сигары из алирийской полыни, что так манила всех девятихвостых лисов. Женщина не расставалась со своим мундштуком, казалось даже во сне, пребывая всегда в окружении густого, едкого дыма. Блестела за ним хитрым раскосым взглядом и яркими, темно-вишневого цвета губами, что оттеняли гладкую, фарфоровую кожу, делая ее неестественно бледной. Почти прозрачной. Волосы мадам собирала в высокую тугую прическу на затылке, в пепел которой были вплетены разноцветные бисеринки украшений.

Инсу ее боялась. С первого робкого взгляда, с первого жалкого вздоха рядом с главой Айшэ, девочку не покидало неосознаваемое тогда чувство опасности. Малышка не понимала, что так пугало ее в этой красивой и величавой женщине.

Сначала не понимала.

Но госпожа Ману не терпела глупости и простоты, умела доходчиво объяснять, что необходимо ей для процветания лучшего в столице Айшэ. И методы в достижении своих целей выбирала жесткие, если не сказать жестокие. Беспощадные. Проявляла мягкость только к лучшим своим девушкам, приносившим дому хорошую прибыль. Наряжала их в тончайшие шелка и драгоценности. Нанимала известнейших учителей и тщательно следила за питанием. Ни грамма лишнего жира! Кьяны должны были выглядеть бесподобным идеалом. Божествами с непревзойденными телами и лицами. С манерами и грацией. С утонченностью. С трепетным взмахом ресниц и невинными глазами, но умеющими доставить мужчине несравнимое ни с чем удовольствие. Искусными любовницами. Лучшими.

И мадам этого добивалась. О ее Айшэ шли разговоры и слагались легенды. Говорили о нем далеко за пределами столицы и даже страны. Богатейшие из мужчин мечтали и стремились попасть в его застенки, готовые оставлять за плотские утехи целые состояния.

Хозяин был ею доволен. Сам же предпочитая оставаться в тени.

Но Су была передана на поруки Ману не в качестве одной из кьян. Девочка не соответствовала: была слишком мала ростом и вряд ли бы выросла в нужной стати. Имела по-деревенски смуглую кожу, полученную на долгих прогулках под палящим солнцем у тихой реки. Простоватые черты лица и испуганные серые глаза. Блеклые, мышиного цвета волосы – все было в ней не так. Слишком много родинок и сбитые коленки, что обязательно застыли бы на коже уродливыми шрамами.

Для кьян шрамы были недопустимы!

Инсу была отдана, чтобы не обременять его своим внезапно свалившимся и неудобным присутствием. Чтобы не терлась под ногами, задавая миллионы вопросов, не разрушала привычную, устоявшуюся жизнь переменами, что с ее появлением непременно последовали бы. Он просто избавился от нее. Приказал обучить труду и смирению. Послушанию. Покорности. И мадам успешно справлялась…

Ее сурово наказывали за малейшую провинность. Били, лишали еды на несколько дней. Запирали в темном, пыльном чулане среди швабр и тряпок, маленькую шестилетнюю девочку. Запрещали плакать и жалеть себя. Она должна была оставаться тихой и неприметной. Словно тень, следующая за кьяной для ее удобства.

Глава вторая

Он стоял перед ней - огромный, статный. В черном бархате офицерского мундира и мокрой коже дорожного плаща. С волос капало на высокий лоб, глаза горели расплавленным золотом, в обрамлении длинных, слипшихся ресниц. Пах свежестью и чем-то грубым, древесным. С сапог, на лакированное дерево пола, стекала грязная вода, оставляла некрасивые, серые разводы. Смотрел на нее пристально и как-то недовольно.

Впрочем, как и всегда.

Су, босая и взъерошенная ото сна, щурилась на него в свете огней камина и свечей. Прикрывала волосами лицо, обнимала себя, ежась под сквозняками, распахнутой настежь двери. Там громыхало и лило. Озарялось яркими всполохами. Пригибались к земле кусты роз и стволы бамбука. Свистело. Било о стены Айшэ ставнями. Завывало.

- Собирайся, - коротко велел Ард, стряхивая с черных волос ледяные капли, что разлетались вокруг холодными брызгами. Заставляли девушку ежится от холода и страха.

Инсу лишь коротко кивнула.

- Надолго? Что нужно взять? - Спросила тихо, страшась поднять взгляд от пола. Понимая, что все это не сулит ей ничего хорошего.

- Бери все, - ответил мужчина, - вернешься ты не скоро.

Замерла на мгновение, мазнув по его лицу растерянным, серым взглядом. Вздрогнула, поймав его желтое недовольство. Поспешила скрыться в своей комнате, выхватывая из-под узкой кровати, походный мешок. Зарылась в сундуке, выуживая свои немногочисленные пожитки. Торопилась, старалась не думать. Он уже был недоволен. Не стоило его злить еще больше. Натягивала поверх ночной сорочки серую, теплую тунику и длинную, того же цвета юбку. Теплые ботиночки, заплетала спешно косу. Почти бежала обратно.

Замерла перед ним и госпожой Ману. Та обмахивалась веером, была чуть мятой ото сна, улыбалась преданно своему хозяину. Заискивала. Бросила на Инсу строгий, неприязненный взгляд. Скривила брезгливо свое выбеленное, надменное лицо. Дернулись седые хвосты под длинным, шелковым подолом.

- Идем, - бросил Ард, устремившись к выходу тяжелой, уверенной походкой.

Поклонившись мадам, Су посеменила следом за дядюшкой, в ледяную, дождливую ночь.

Неизвестность.

За высоким, каменным забором, ожидал их длинный, крытый экипаж. Огромный и уже привычно вычурный. Кричащий о роскоши и дороговизне. Стусе владельца.

Влез первый, опускаясь на широкий диванчик, темно-синего бархата. Инсу, неловко забралась следом, застыв на входе с мешком в руках. Все вокруг было таким изысканным, великолепным, чистым. Что вся она со своим нехитрым скарбом, казалось неуместной и грязной. Неподходящей.

- Садись быстрее, мы торопимся, - раздраженно бросил мужчина, скидывая рядом с собой плащ, расстегивая верхние пуговицы, идеально выглаженного кителя. И ни складочки, ни пылинки на его мягкой черноте. Все с иголочки. Все идеально! Всегда и во всем.

Быстро опустилась на сидение, аккурат напротив Арда. Возница, спешно прикрыл за нею дверцу. Дрогнул экипаж, когда тот влезал на облучок, раздался приглушенный вскрик, и карета дернувшись, покатилась стремительно вперед, подпрыгивая на ухабах.

Сидела, прижав к груди свой узел, почти не дышала, смотрела на свет магических огоньков под потолком. Старалась унять зашедшееся в галопе сердце, всей собой ощущала его внимательный, изучающий взгляд. Мысли носились как чумные, грозились взорвать черепную коробку. И все они, без исключения были гонимыми страхом. Куда он забрал ее на это раз? Зачем? Для чего? Никогда прежде, она не покидала Айшэ дольше чем на пару дней. И всегда для того, чтобы прислуживать ему в особняке. Сейчас же, дорога уводила их совсем в другом направлении. Прочь из города. Прочь из столицы. К тракту, что тянулся через облетевший, лысый лес. Утопающий и днем и ночью в густом, непроглядном тумане. Вязком. Гудящем. Воющим волчьими стаями, ухающем филинами, потрескивающий ветвями бурелома.

Столько страшных легенд слагали о нем, и о горной гряде за его пределами. О страшных, оборотных зверях, что таились в их глубинах. О древних змеях, которые питались младенческой и девственной кровью. Юными, неиспорченными сердцами. Утаскивали нетронутых дев в свои норы и пещеры, для получения потомства и животных утех. Порождая еще более жутких тварей, коими и кишил этот туманный, древний лес.

Вздрогнула, услышав протяжный вой, где-то далеко - в темноте, за мелькающими спешно деревьями. Сильнее прижала к себе свое добро, передернув плечами. Ард же, казалось, и вовсе ничего не услышал. Листал какие-то свитки, перекладывал бумаги, хмурив густые, хищные брови.

Позволила себе откинуться на мягкую спинку, чуть прикрывая глаза, наблюдая тайком за дядюшкой, из-под опущенных ресниц.

Он почти не изменился. Разве что появились редкие нити седины среди густой, жесткой черноты, и морщинки у янтарных глаз, стали чуть глубже. А так, он был все тем же, каким она и помнила его в далеком, еще счастливом детстве. Когда приезжал он навестить их в маленьком имении, вдали от городской суеты и шума. Совершенно не походил на отца Инсу, хотя и были они родными, кровными братьями. Но отличались друг от друга, словно день от ночи. Дорогой па был светловолос и кудряв, аристократически тонок. Бледен. И мягок. Норов его был добродушным и теплым. Бесхитростным. Но в нужные моменты твердым и непоколебимым. Как в том решении - взять в жены простую, сельскую девушку. Без знатного рода и титулов. Без денег. Алидея, его сказочная Дея, была сиротой, выросшей при доме Скорби. Он полюбил ее, как только увидел. С первого мгновения и навсегда. Навеки. Пошел против семьи. Против отца и деда, против избранной ему императорской, младшей дочери. Против всех. Отказался от всего. Отрекся от семьи и титула. Сделав тем самым, наследником огромного состояния своего младшего брата. Ард был единственным из всего их рода, кто поддерживал его. Навещал. Баловал рожденную к зиме племянницу. Оберегал. Катал на плечах, задаривал подарками и брал с собой на пышные балы. Катал на украшенном яркими лентами, пони. Читал на ночь дивные, волшебные сказки. Разве что, к самой Дее относился он холодно и отчужденно. Если не сказать грубо. Избегал ее общества. Отпускал неуместные шутки и шпильки. Винил во всем. В расколе семьи и жалкой жизни его брата. Обзывал проклятой сероглазой ведьмой. Ядом. Маленькая Су, увидевшая как-то раз, случайно их ссору, в вечернем саду, долго плакала, не понимая, как может ее любимый Арди, с такими солнечными и добрыми глазами, говорить такие страшные и грубые вещи ее мамочке. Била его маленьким кулачками по ногам, велела убираться и больше никогда не приезжать в их дом. Бежала в свои покои, собирала все фарфоровые куклы, что он ей дарил. Зло возвращала. Притопывала ножкой в легком ботиночке. Ругалась, захлебываясь слезами, обнимая маму. Та успокаивала свое дитя, уверяла, что Инсу просто все неправильно поняла. Но ребенок оставался непреклонен. Таким сильным было это детское впечатление. Первое разочарование.