По пути ветра

Часть I

Англия, Дувр, 1398 год.

Изгнание… какую печаль, какую неутолимую серую тоску навевало это слово. Такую же хмуро-серую, как это низкое небо надо головой, без единого проблеска солнца, без единой толики надежды. И даже воды Ла-Манша казались такими же серыми, а слушать пронзительные крики чаек было невыносимо. Но, все же он любил это низкое хмурое небо над головой, эту землю, эти холодные капли дождя, падающие на все еще молодое, и должно быть, привлекательное лицо. Ведь это небо, эта земля, этот дождь, пронизывающий ветер, и даже крики чаек были дороги его сердцу. Он не хотел оставлять Англию, не хотел отправляться в изгнание, в чужую, нежеланную для него землю. Но так пожелал король, и его судьба была решена. Навеки ли?

Ричард II изгонял из Англии своего кузена, Генриха Болингброка, герцога Херефорда на десять лет. Хотя, к Томасу Моубрею, герцогу Норфолку судьба оказалась еще более жестокой, его король изгонял навсегда, без права возвращения. А ведь они могли бы решить спор по-мужски, по-рыцарски! Генрих Болингброк и Томас Моубрей. Он обвинил Моубрея в заговоре против короны и в растрате денег из королевской казны на свои низменные потребности. Скольких смазливых французских мальчиков и девочек он прикупил на невольничьем рынке было известно одному Господу. Генрих знал, что правда на его стороне, и Господь справедливо рассудит их. Был назначен судебный поединок. Генрих тренировался целый месяц, он знал, что непременно победит предателя Моубрея.

И вот, семнадцатого сентября этот долгожданный день наступил. Два высокородных рыцаря, облаченных в блестящие на ярком солнце доспехи выехали навстречу своей судьбе. Приподняв забрало шлема, Генрих внимательно оглядел приветствующих его зрителей. Увы, его отца среди них не было. Старый Джон Гонт, герцог Ланкастер серьезно заболел, и не мог покинуть свой замок, даже для того, чтобы увидеть триумф сына. А в том, что победа достанется ему, а не Моубрею, Генрих ничуть не сомневался. Не было и детей — ни старшего Хэла, ни Томаса, ни Джона с Хамфри, ни девочек. Не было и ее. Ее не было на этой грешной земле уже четыре года, она превратилась в ангела и взирает на него с небес — единственная женщина в его жизни. Он не подведет ее. Он докажет, что правда на его стороне.

Зато, подле короля сидел юный семилетний Эдмунд Мортимер*, после недавней кончины своего отца, ставший 5 — ым графом Марчем. Он являлся внучатым племянником, как короля, так и самого Генриха. Маленький Эдмунд был старшим сыном Роджера Мортимера, 4 — го графа Марча — внука Лайонела, герцога Кларенса. Герцог Кларенс, в свою очередь был вторым сыном Эдуарда III — его. Генрих же, был сыном Джона Гонта, герцога Ланкастера — третьего сына Эдуарда III — его. Ну, а отцом короля Ричарда являлся самый старший сын Эдуарда III — его — Эдуард Вудсток, прозванный Черным Принцем за темный цвет его доспехов, но скорее всего, за невероятную жестокость, с которой он относился к побежденным французам во время своих походов во Францию.

Его сын — Ричард Бордоский был не таким. Хоть он и унаследовал тонкие красивые черты лица своего отца, но нравом, более пошел в свою матушку — Джоанну Кентскую. Во всяком случае, так считали его подданные. Но Генрих считал иначе. Он знал, что король был больше озабочен тем, какой титул и сколько земельных наделов дать своим смазливым фаворитам за их верную службу, нежели делами государства. Так же, он прекрасно знал, в чем именно заключалась эта служба, и это вызывало в нем чувство брезгливости и отвращения. Разве достоин Ричард носить на голове корону, быть королем Англии и повелевать судьбами своих подданных, в том числе и его собственной? Детей у Ричарда не было, и, вероятно уже не будет. Должно быть, сам король прекрасно знал об этом, назначив своим преемником сначала Роджера Мортимера, а после его внезапной кончины — его старшего сына, семилетнего Эдмунда Мортимера. Того самого мальчика, сидевшего нынче рядом с ним. Король держал его за руку, нежно гладил по длинным темным волосам.

Чуть сузив свои серые глаза, Генрих внимательно посмотрел на маленького Эдмунда. Мальчик отличался редкой красотой, которую больше пристало иметь девочке. Белая кожа, полные алые губы и ярко-синие глаза. Будущий король Англии. А ведь на месте Эдмунда мог быть его Хэл. Если бы только Генрих был сыном Лайонела Антверпенского, герцога Кларенса! Но дочерью герцога Кларенса была Филиппа Плантагенет, мать Роджера Мортимера. Поэтому, нынче рядом с королем сидел этот хорошенький мальчишка. Генрих заметил, что мальчик улыбается ему и машет рукой. Малыш желал ему победы? Знал бы он, как Генрих его ненавидел.

После того, как герольд провозгласил начало поединка, Генрих перекрестился и опустил забрало. Он победит. Должен победить. Его приветствовали громче, нежели предателя Моубрея. Ведь все знали, и Господь знал, что правда была на его стороне.

Внезапно, послышался стук упавшего жезла. Вновь подняв забрало бацинета, Генрих взглянул на трибуны и увидел поднявшегося со своего места короля. Вертя головой, маленький Эдмунд заинтересованно глядел то на короля, то на него. Черт бы побрал этого мальчишку! Генрих и сам не понимал, откуда в нем столько ненависти по отношению к этому невинному ребенку.

Король бросил свой жезл. Это означало лишь одно — поединок отменяется. В отчаянии, Генрих содрал с головы шлем, он готов был швырнуть его под ноги своего коня. За что Ричард так с ним поступает?! Почему не дозволяет доказать свою правоту в честном бою?

Увы, вместо поединка ему было уготовано изгнание из страны. На долгие десять лет, если не навсегда. Утешало лишь то, что мерзавца Моубрея Ричард изгнал навеки. Стоя на берегу Ла Манша, подставив лицо ветру, Генрих вглядывался в синеющую морскую даль. Ему придется покинуть все, что было так дорого его сердцу. Увидит ли он когда-нибудь своих детей? Старшего Хэла, непоседливого Томаса, серьезного Джона, ласкового Хамфри и своих очаровательных принцесс — Бланш и Филиппу. За Филиппу пришлось заплатить очень дорогую цену.

Часть II

Легкий порыв ветра тронул его лицо. Протянув руку, Генрих дотронулся до ствола дерева, которое напоминало ему то, под которым они так любили сидеть с Мэри в их саду, в Кенилворте. Увидит ли он когда-нибудь дорогой ему замок вновь? Увидит ли отца? Ведь отец был так болен, когда Генрих покидал Англию. Известие о том, что король изгоняет сына на десять лет уложило Джона Гонта в постель. Уж отец-то прекрасно понимал, почему Ричард изгонял Генриха. Генрих Болингброк был гораздо популярнее короля, многие подданные Ричарда с огромным удовольствием видели бы своим королем именно Генриха, а не Ричарда Бордоского, уделяющего внимание исключительно своим фаворитам, задаривающего их подарками, нещадно опустошая казну. Ричард боялся его, потому-то и изгнал. Изгнал, но оставил при себе самое дорогое что у него было. Старшего сына они с Мэри назвали Генрихом, но, с самого раннего детства все называли его Хэлом. Он был милым ребенком, с большими карими глазами, каштановыми волосами матери, и пухлыми губами. Хэл всегда интересовался военным делом и подолгу упражнялся с мечом. Из него должен был вырасти славный рыцарь! Но, нынче, кажется, этому сбыться было уже не суждено. Ричард забрал его в свое логово мерзости и разврата. Сердце Генриха сжалось. А если король задумает… Нет, он не желал даже представлять себе этого ужаса. Вероятно, Ричард желал вырастить себе нового фаворита из этого мальчишки Мортимера. Тот вполне подходил на эту роль, он обещал вырасти необычайным красавцем. Но его милый Хэл? Как повлияет на него пребывание в этом аду? Если бы он только мог вернуться обратно, вырвать сына из лап Ричарда! Но этому суждено случится еще не скоро.

Тяжело вздохнув, Генрих присел под дерево и уронил голову на руки. Он обещал себе не погружаться в пучину отчаяния, но сегодня, тоска особенно сильно разъедала его душу. Тревожные мысли о здоровье отца и о сыне не давали покоя.

— Монсеньор Херефорд? Что с Вами? Вам нездоровится? — услышав знакомый, и откровенно говоря, очень приятный его слуху голос, Генрих поднял голову и увидел леди Джоанну.

Она стояла рядом, держа в руках тряпичную куклу, и встревоженно смотрела на него своими прекрасными зелеными глазами.

— Простите, миледи. Я… — запнулся Генрих. Какой стыд! Как он мог предстать перед хозяйкой дома в таком жалком виде? Что она теперь о нем подумает?

— Может быть, проводить Вас в Ваши покои, монсеньор Херефорд? — обеспокоенно спросила Джоанна.

— Благодарю Вас, миледи, но со мной все в порядке. Не тревожьтесь обо мне. Я просто задумался, — попытался улыбнуться Генрих.

— Так значит это я Вас побеспокоила. А мы здесь гуляем с детьми. К сожалению, супруг не может составить нам компанию, он неважно себя чувствует последнее время… — выражение лица Джоанны изменилось, на нем появилось смятение.

Генрих понял, что и она пребывает в тревоге, и заботах о здоровье герцога Жана. Он был уже немолод и часто хворал. Так же, как и отец Генриха. Он почувствовал неодолимое желание поговорить с леди Джоанной, поделиться своими мыслями, чувствами, печалями и тревогами. И выслушать ее в ответ. Вероятно, и ей необходимо было облегчить душу. Он конечно ее поймет, и постарается утешить.

— Пожалуй, не стану Вас более беспокоить, отдыхайте, — улыбнулась Джоанна.

— Прошу Вас, миледи. Останьтесь! — вскочив со своего места, Генрих умоляюще посмотрел на нее. Он понимал, что его поведение может показаться леди Джоанне обескураживающим, но ничего не мог с собой поделать. В этот момент она была ему так нужна. Он желал видеть ее, слышать ее голос, разговаривать с ней, смотреть в ее глаза.

— Хорошо, монсеньор, ежели я Вас не побеспокою. Я и сама хочу немного отдохнуть. Мы играли с детьми в салочки, а это бывает порой так утомительно, — рассмеялась Джоанна. — Только не смейтесь надо мной, монсеньор Херефорд!

— Что Вы, миледи. Вы прекрасная мать. Моя покойная жена тоже любила играть с нашими детьми, — опустил глаза Генрих.

— Знаете, а мне тоже хотелось бы посидеть под деревом! — подойдя к раскидистому дубу, Джоанна дотронулась до его ствола, — хоть это наверное, будет выглядеть весьма нелепо.

— Садитесь пожалуйста, — сняв свой дублет, Генрих постелил его на мягкую траву.

— О Боже, Ваш дублет будет безнадежно испорчен!

— Не беспокойтесь, миледи. У меня их так много, что я не представляю, что еще с ними делать, если не портить, — сев на землю и прислонясь спиной к коре старого дуба, Генрих протянул Джоанне руку.

Опустившись рядом с ним, она обняла руками колени.

— Как же давно я не сидела на земле! Мы нарушаем все правила приличия, — вновь рассмеявшись, Джоанна провела рукой по блестящей от серебристых капелек росы траве.

— Это довольно странные правила, не дозволяющие просто сидеть на земле и беседовать, Вам не кажется? — улыбнулся Генрих. — Но я клянусь, что это навеки останется нашей тайной.

— Я Вам верю, — ответила Джоанна, вертя в руках тряпичную куклу. — Это Жаннетта — любимая кукла Мари.

— Она очаровательна, — мельком взглянув на куклу, Генрих перевел взгляд на Джоанну.

Он вспомнил, как они сидели с Мэри, как им было хорошо вдвоем. Впервые, со дня ее смерти это воспоминание не принесло боли. Быть может, у него все еще была надежда на счастье? Надежда на то, что он вернется домой, обнимет отца и детей. Вырвет Хэла из рук Ричарда.

***

— Вероятно, я успел Вас утомить, миледи Джоанна? Я рассказал Вам почти обо всей своей жизни.

— Вовсе нет. Ваш рассказ был очень интересным, и… печальным. Я могу понять Ваши тревоги и страхи, монсеньор Херефорд. Мой муж тоже болен, я молюсь каждый день, но… — глаза Джоанны наполнились слезами.

— Господь пошлет Вашему супругу еще многие лета, я уверен в этом, — Генрих невольно коснулся ее руки.

— Я буду молить его об этом. Но… быть может, Вы напрасно тревожитесь о своем сыне? Я не думаю, что король Ричард будет с ним жесток. Хотя я и не знаю его нрава, — задумалась Джоанна, — но разве можно быть жестоким к ни в чем неповинному ребенку, к своему родственнику?