По ту сторону метели

Глава 1.

Низкие зимние тучи затянули небо от края до края. Солнца в наших краях не появляется на небе уже три недели. Сплошные прогулы, и его никто не уволит, в отличие от меня.

В одно солнечное утро месяц назад я рассталась с парнем и опоздала на работу. Всего-то на пять минут! Но меня уволили. А все почему? Потому что начальник закадычный друг и собутыльник моего бывшего Эдика, который оказался с приставкой «п» вначале имени. Собственно поэтому наш роман носил абсолютно странный характер. Ну нельзя же быть сыну директора без девушки. Несолидно. Моя миссия и заключалась в обеспечении солидности…как выяснилось, когда я застала Эдичку в нашей постели в интересной компании.

Всегда знала, что имя просто так не дается. Наверняка где-то там боги наказывают таким образом за какие-то грехи.

Срок аренды квартиры истек, последние накопления растворились в жизненной пучине вместе с любимым котом, который продался бывшему за пакетик корма с лососем. Этот пучеглазый, плоскомордый комок шерсти имеет аристократическую аллергию на курицу и низкий ценник.

В общем, картина вырисовывается совершенно не радужная. На календаре двадцать восьмое декабря, в кармане последняя тысяча, а на ногах осенние сапоги, вмерзающие каблуками в какую-то лужу.

Всю неделю наш город заливали дожди, но сегодня после полудня погода резко повернула в сторону зимы.

Ничего. Двадцать собеседований уже прошла. Дальше вряд ли будет хуже.

Работа, работа перейди на Федота. С Федота на Якова… а зарплата пусть мне капает.

Повторяю эту фразу мысленно три раза, мечтая, что изобрету новое заклинание, способное быстро и безболезненно решить все мои проблемы. После чего снова смотрю на массивные металлические ворота очередного адреса.

Вряд ли этот работодатель подойдёт под мои требования, ещё меньше вероятность, что я удовлетворю его. Сегодня он у меня пятый, поэтому уже все равно.

Сверяю адрес с планшетом. Улица им. профессора Торнта, дом двадцать пятый. Владелец мистер Ян Райт. Ищет личного помощника. Последний из списка, выданного на бирже. Предыдущие двадцать уже отказали.

Так! А это что за приписка? Всматриваюсь в мелкий текст, появляющийся под фамилией.

«Обновлено! Рассматривает кандидатуры только мужского пола.»

— Да чтоб тебя леший полгода по лесопосадке водил, и ни одного куста не было! — зло шиплю, резко захлопывая чехол. — Что за проклятый шовинист?

Черные ворота приобретают ещё более зловещий оттенок. И чем ему девушки не угодили? Или он… ну… из тех, что порочат некоторые цвета радуги?

Помянув Эдичку с приставкой парочкой недобрых слов, нажимаю на домофон с твердой уверенностью, что я лучше собаки… тьфу ты! Лучше любого мужчины. А если мистеру Райту будет так комфортнее, могу даже на лысо побриться.

Динамик издает несколько чихающе-кашляющих звуков.

— Что вам нужно? — в конце концов из него раздаётся хриплый голос.

— Я по направлению с биржи, — произношу, сдерживая, подступивший кашель. — Соискатель на должность личного помощника.

— Уходите. Мистер Райт принимает соискателей только мужского пола.

— А я мужского, — нагло вру, растирая замерзшие ладони.

— Девушка, не морочьте мне голову.

— Мне просто в детстве гном кое-что отдавил. С тех пор голос такой.

— Девушка! Ваши шутки тут неуместны!

— Доложите мистера Райту. Пусть сам принимает решение.

Наконец-то дверь открывается.

— Он в отъезде, — произносит седой мужчина в темно-синем костюме с жилеткой.

— Что? — едва сдерживаю, поступившие от обиды слезы.

Я час добиралась сюда сначала на автобусе, потом пешком. И его просто нет дома?

— Мистер Райт переехал в свою зимнюю резиденцию до весны, — совершено спокойно говорит мужчина. — Но, уважаемая мисс, уверен, что вы не подойдёте на должность помощника. Мистер…

— Не подхожу на роль помощника? — шмыгаю носом, чувствуя, как скользкая, ледяная змея отчаяния пробирается в сердце. — А на какую подойду? Уборщица? Прачка? Садовник? Дворник? Няня? С поваром сложнее, но я способная. Да поймите вы, наконец! У меня кончились деньги, послезавтра выселят из квартиры, а работы нет!

— Ничем не могу вам помочь. Есть множество других мест, где вы сможете найти работу с проживанием.

На его лица не отображается ни одной эмоции.

— Вы двадцать первые! Я готова даже сторожевой собакой пойти!

Мужчина на мгновение задумывается, что-то взвешивая в своей голове.

— Вы действительно готовы на все, мисс?

— Да, — выкрикиваю на эмоциях, не думая о последствиях таких поспешных слов.

— Думаю, мистер Райт найдет, что вам предложить. Я вызову вам машину, что отвезти в резиденцию.

Сердце делает пару оглушительно громких даров.

На что я только что согласилась? Надеюсь ничего противозаконного? Хотя, ковыряться уже поздно. А с моим характером меня даже в дом терпимости не возьмут. О боги! Его тоже придется брать приступом, если мне здесь откажут.

— Мисс? — мужчина отрывается от телефона. — Машина будет через минуту. Как ваше имя, чтобы я мог доложить мистеру Райту?

— Мира, — стучу зубами то ли от холода, то ли нервов. — Мира Карт.

— Та самая? — спрашивает с удивлением.

Так. Это уже интересно. Какие слухи обо мне Эдик распускает? Может поэтому мне отказывают в работе, а не из-за недостаточной квалификации, внешности и гороскопа…

— Не знаю о чем вы, но я самая настоящая Карт.

Глава 2

Автомобиль медленно выезжает из города на трассу. За окном мелькают грязно-белые комья снега, разбросанные по обочине, но городской слякоти уже нет — только промерзшая земля и редкие островки сугробов, почерневших от дорожной пыли. В салоне холодно, сквозь щели дверей поддувает ледяной ветер. Водитель молчит, сжав пальцы на руле, его лицо в полумраке кажется каменным. Я сжимаюсь в кресле, засунув кисти в рукава куртки, и не решаюсь попросить его включить печку посильнее.

Мой будущий работодатель живет в полутора часах езды от адреса, указанного в объявлении. Сейчас это не кажется подозрительным — только слегка неудобным. Мерный гул двигателя убаюкивает, тепло собственного дыхания под капюшоном с меховой оторочкой успокаивает. Через полчаса я уже клеваю носом, а еще через минуту проваливаюсь в сон.

Мне снится лето. Море, пахнущее солью и водорослями, пляж с мелкой галькой, которая больно впивается в босые ступни. Мы с родителями отдыхали здесь, кажется, в последний раз перед тем, как все пошло наперекосяк. Мама достает из пакета персики — сочные, теплые от солнца, — а папа строит вместе со мной башенки из камешков. Я смеюсь, когда особенно наглая чайка крадет у нас кусочек хлеба, и мне кажется, что так будет всегда: солнце, смех, их руки, крепко держащие мои.

Реальность возвращается резко и грубо — с ударом, который вбрасывает меня в переднее сиденье. Губа рассечена о зубы, во рту — медный привкус крови. Голова гудит, в висках стучит.

— Что…

Я открываю глаза. Темно. Не просто темно — черно, как в погребе. За окном бушует метель, снег хлещет по стеклам, будто пытается прорваться внутрь. Водитель лежит на руле, его дыхание хриплое, прерывистое.

— Эй! — Трясу его за плечо, пальцы впиваются в толстую ткань куртки. — Вы живы? Что случилось?

Тишина. Никакой реакции. Еще трупа на моей совести не хватает.

Сердце колотится где-то в горле. Нужна помощь. Сумка валяется у ног, я лихорадочно роюсь в ней, нащупывая телефон. Холодный, мертвый прямоугольник. Кнопки не реагируют, экран не загорается.

— Проклятье!

От бешенства швыряю его в сиденье. Телефон со звоном отскакивает и пропадает в темноте. Найти его в этой ситуации нереально.

— Теперь уж точно…

Дверь не поддается с первого раза — похоже заклинило. Со второго рывка она с визгом открывается, и я вываливаюсь наружу, сразу проваливаясь по колено в снег.

— Где мы?

Что логично, мне никто не отвечает. Но говорить вслух резко становится потребностью, чтобы просто не сойти с ума от страха.

Метель слепит глаза. Я кручу головой, но вокруг только белая пелена. Машина уже почти не видна — лишь смутный силуэт, растворяющийся в снежном хаосе.

Что делать?

Паника поднимается волной, сжимая горло. Дышать трудно, ноги ватные. И вдруг — там, за стеной снега, движение. Темное, массивное.

Я замираю, вглядываясь в белое марево метели.

Медведь.

Огромный, черный, с горящими в темноте глазами. Он стоит, тяжело дыша, пар клубится из ноздрей.

Бежать? Бессмысленно. Но мозг в панике не думает, он действует.

Собрав в кулак весь свой жалкий магический дар (спасибо бабушке за «подарок», который не смог даже лампочку зажечь), я швыряю в зверя ослепляющее заклинание.

Вместо взрыва света — жалкие искры. Бенгальский огонь, который тут же гаснет под порывами ветра. Праздник отменяется, фейерверка не будет.

Медведь моргает.

Озадаченно смотрит на затухающие искры.

— Охренеть… — шепчу я.

Причем эта фраза относится одновременно ко всей ситуации, а не только к моим выдающимся способностям к магии. Кажется зверь абсолютно согласен со мной, потому что он издает что-то среднее между рыком и фырканьем.

Но мне этого достаточно, потому что в следующее мгновение я бросаюсь в лес.

Сегодня явно день гениальных решений.

Деревья смыкаются за спиной, ветки хлещут по лицу.

Сколько я бегу? Минуту? Час? Время в метели теряется. Ноги горят от холода, пальцы в сапогах уже не чувствуются.

Метель не унимается, продолжая укутывать лес вокруг пушистым снежным одеялом. В любой другой ситуации, я бы с удовольствием восхитилась красотой пейзажа, мощью природы и еще чем-нибудь. Только сейчас в голове все отчётливый формируется мысль, что это пушистое одеяло станет моим погребальным саваном.

Я умру здесь.

Мысль звучит настолько четко, что я почти соглашаюсь. Но потом вспоминаю Эдика — его противную ухмылку, его «ты ничего не добьешься».

— Нет, — хриплю я. — Нет, нет, нет.

Мне помирать никак нельзя! Кто же будет бесить Эдика своей счастливой жизнью? Я просто обязана выжить назло ему.

И тут — хруст ветки.

Истерика тут же прекращается, вместе с дыханием и сердцебиением. Кто там? Что там? Медленно поворачиваюсь на негнущихся ногах.

Поворачиваю голову.

В двух шагах стоит мужик — здоровенный, как медведь, в ушанке и коротком тулупе. Веткой он хрустнул вероятно специально, чтобы привлечь моё внимание.

Первой реакцией была зависть к его теплой одежде, ведь на мне только тонкая куртка и насквозь промокшие осенние сапоги. А второй… Что же со мной теперь будет…

— Ма-ма… — лепечу я.

Кажется до нового года не доживу. И это смерть будет явно не от голода.

Он хрипло смеется.

— Не угадала, Снегурочка.

Глава 3

Ян Райт

Резкий звонок вырывает меня из раздумий. На экране – Джейк. Уже предчувствую головную боль.

— Что ты несешь? – мой голос превращается в низкое рычание, от которого по столу рассыпаются карандаши.

— Г-господин Райт, – голос Джейка дрожит, будто он стоит на краю пропасти, – уверяю вас, это идеальный кандидат! Вы точно не пожалеете...

Мои когти сами собой выдвигаются, впиваясь в деревянную столешницу.

— Я предельно ясно объяснял, – цежу сквозь стиснутые зубы, – никаких женщин на должность личного помощника. Какое слово было непонятно? "Нет"? "Никогда"? Или ты всерьёз предлагаешь привести человеческую женщину прямо в берлогу?

За окном завывает ветер, предвещая метель. В трубке – мучительная пауза.

— Но... – Джейк глотает, и я буквально чувствую, как он потеет на другом конце города, – я уже... отправил её на такси. Она должна быть у вас через...

Стекло телефона трескается под моими пальцами.

— Идиот.

Бросок – и осколки разлетаются по кабинету. Пара из них вонзается в ладонь. Вытаскиваю их, наблюдая, как раны затягиваются за секунды – сначала алыми нитями, потом лишь розоватыми полосками, которые исчезнут до утра.

За окном снежная пелена уже скрыла дорогу. Хорошо.

Не доедут.

Отряхиваю руки, сбрасывая последние осколки в урну. Джейку завтра предстоит очень неприятный разговор. А пока... пока мне нужно решить, что делать с незваной гостьей, если она всё же проскочит сквозь разбушевавшуюся стихию.

Я распахиваю тяжелую дверь, и ледяной воздух бьет в лицо, обжигая легкие. Глубокий вдох - и на языке остается знакомый привкус магии, смешанный с хвоей. Всего в нескольких десятках километрах отсюда разлом магической жилы искривляющий не только рельеф, но и погоду, превращая наши зимы в нечто среднее между арктической бурей и магическим проклятием. В городе сейчас, наверное, слякотно и серо, а у нас снег искрится, как алмазы, и мороз рисует на окнах узоры.

— Господин, — раздается робкий голосок.

Оборачиваюсь — местный мальчишка, лет двенадцати, с корзиной, полной... Это что, там? О медвежий бог, опять молодежь собирает всякую дрянь. Мальчонка замирает, широко раскрыв глаза — он явно почуял мое настроение.

Кивок. Всего лишь короткий кивок, но мне приходится сжимать челюсти до хруста, чтобы не рявкнуть на него. Внутри все кипит — злость пульсирует в висках, раздражение скручивает желудок в тугой узел. Шерсть уже пробивается под кожей, когти норовят вырваться наружу, но... нет. Не сейчас. Не здесь.

Особенно сейчас, когда какая-то дурочка-человек направляется прямиком в самое логово оборотней. Будто мало проблем с нашим молодняком, который и так шарахается по лесу, не в силах справиться с гормонами. Черт бы побрал этого идиота Джейка и его "идеального кандидата"!

Глаза сами собой желтеют, когда я всматриваюсь в лесную чащу. Где-то там, в снежной пелене, возможно, уже бредет ничего не подозревающая жертва... то есть, кандидат на должность. Мне бы только не пришлось объяснять ее родственникам, куда делась их дочь.

Метель.

Подхожу к своему внедорожнику, резко распахиваю дверь, и порыв ветра тут же засыпает сиденье колючим снегом. Бездна бы побрала эту погоду! Левой ладонью смахиваю с лобового стекла снежную корку, чувствуя, как лед крошится под пальцами. Сажусь за руль, кожаное сиденье холодом пробирает даже сквозь толстую ткань брюк.

Ключ поворачивается с характерным щелчком, и двигатель оживает с низким урчанием, ровным и мощным. Тахометр вздрагивает, стрелки на панели приборов оживают. Эти стальные "лошади" никогда меня не подводили.

Но природа сегодня явно против.

Ветер воет, как раненый зверь, швыряя в стекло снежные заряды. Каждая снежинка будто крохотное ледяное копье. Воздух вокруг буквально искрится от магия из разлома смешанной с метелью.

Зверь внутри меня недоволен. Он ворочается под кожей, вздыбливая шерсть.

"В такую погоду нормальные оборотни сидят в берлогах, а не катаются по лесам!"

Бездна побери, я с ним согласен.

Но благодаря "заботливому" Джейку, оставшемуся в городе, теперь мне приходится играть в спасателя.

Руль холодный даже сквозь перчатки. Разворачиваю машину, шины с хрустом проваливаются в свежий снег. Видимость — ноль. Белая пелена за окном сливается с небом в одно молочное месиво. Приходится сбросить газ, хотя каждая клетка моего тела требует двигаться быстрее.

Даже моя звериная реакция сегодня бессильна. Внедорожник периодически срывается в опасные скольжения, и я чувствую, как тяжелая машина живет своей жизнью, будто пытаясь вырваться из-под контроля.

— Всего несколько километров, — бормочу я себе под нос, вцепившись в руль так, что кожаные перчатки скрипят.

Но в этой белой тьме километры кажутся бесконечностью.

Спустя полчаса езды вижу перевернутую машину на дороге. В голове проносится: “Не успел”.

Резко торможу, внедорожник скользит на обледенелой дороге. Не дожидаясь полной остановки, выпрыгиваю наружу. Снег сразу же забивается за воротник, ледяными иглами впиваясь в кожу. Подбегаю к искореженной груде металла. Следы на снегу рассказывают всю историю - сначала занос, затем несколько переворотов, и финальный удар в массивный дуб у обочины. Стекло разлетелось на тысячи осколков, осыпавшись крошкой. Сомневаюсь, что здесь кто-то смог выжить. Схватившись за покореженную дверь, чувствую, как металл поддается с противным скрипом. Одним рывком отрываю ее, будто это картонная коробка. Внутри на водительском сиденье мужчина, повисший вниз головой на ремне безопасности. Лицо в крови, но я слышу стук сердца, значит жив, но без сознания. Быстро осматриваю салон. Больше никого. Где же она?

Заметив торчащий из кармана его потрепанной куртки телефон, ловко достаю его. Прикладываю палец хозяина, чтобы разблокировать. Набираю по памяти номер.

— Йен, — произношу как только гудки сменяются рассерженным сопением на том конце.

Глава 4

Мира

Тепло. Наконец-то тепло. О боги…

Расслабленно наслаждаюсь ощущением полного блаженства мягкого, обволакивающего, как пуховое одеяло в детстве. Я медленно всплываю из тьмы, чувствую, как приятное тепло разливается по всему телу. Каждая клеточка расслаблена, мышцы будто налиты свинцом.

Стоп.

Мысли вязнут, как в паутине. Если мне так хорошо, значит, я уже умерла? Не самый радужный сценарий, но... логичный. В моей жизни не бывало такого, чтобы после адской боли вдруг наступало полное умиротворение.

Грудь внезапно сжимается от тоски. Слезы подступают к глазам, горячие и соленые. Я даже умереть нормально не смогла...

— Что это с ней? — из темноты доносится низкий мужской голос.

Звучит недовольно, будто я своим существованием нарушаю какой-то важный процесс.

Мой затуманенный разум лихорадочно соображает. Вряд ли это апостол Петр. Слишком грубо. Да и учитывая, где я была в последний раз... По спине пробегает холодный пот. Лучше бы это оказался апостол.

— Оттаивает, — отвечает другой голос, более спокойный, с легкой усмешкой.

— Врешь.

— А что я еще могу сказать? — второй голос раздражается. — Дерк вернется через час, пусть он с ней и разбирается. Он у нас главный по разморозке.

— Как всегда, когда нужно, его нет, — бормочет первый и что-то тяжелое с грохотом падает на пол.

— Остынь. В прямом смысле.

Я чувствую, как чья-то крупная ладонь прикладывается к моему лбу. Тепло усиливается, разливаясь по телу. Мне так хорошо, что я невольно стону.

Я определенно еще не умерла. Но теперь почти жалею об этом.

Перепалку этих двоих можно слушать бесконечно. Голоса — один низкий, с хрипотцой, другой — бархатистый баритон. Они перебрасываются колкостями, словно теннисными мячами. Хочется слушать вечно, но любопытство берет верх.

Приоткрываю глаза на щелочку. Два силуэта у окна. Один массивный, с плечами, которые не протиснутся в стандартную дверь, другой поизящнее, с темными волосами, собранными в небрежный хвост. Они оживленно жестикулируют, их тени пляшут на стенах в свете камина.

Я лежу в гнезде из одеял кучи одеял. Шерстяных, меховых, каких-то невероятно мягких. Пытаюсь пошевелиться, и сразу три покрывала соскальзывают с меня с шуршащим упреком.

— А куда это она? Эй! — хрипловатый голос обрывает спор.

Мое сердце делает кульбит. О нет, только не это...

— Эй! Куда-то собралась? — теперь уже оба поворачиваются в мою сторону.

Адреналин бьет в виски. Рывок. И я уже на ногах, готовая бежать со всех ног. Оставшиеся одеяла медленно сползают по моему телу, как отлипающая паутина, и с глухим шлепком падают на пол.

— Твою мать...

Воздух леденеет. Я стою посреди комнаты, чувствуя, как жар от камина ласкает мою спину, а вот спереди уже начинает холодать от их шокированных взглядов.

Все ругательства сразу вылетают из головы. Так. Спокойно. Ничего страшного собственно не происходит. Вряд ли эти неучтивые неджентельмены смогли увидеть что-то новое для себя.

После секундного оцепенения, которое кажется длилось вечность, я выпрямляю спину с королевским достоинством, какое только возможно в голом виде. Подбородок дерзко вздернут, взгляд — ледяной.

— Я не "эй", — голос звучит на удивление ровно, учитывая обстоятельства. Словно не стою перед двумя незнакомцами в чем мать родила.

— Круто, — хрипловато усмехается мужчина с хвостиком.

Его карие глаза насмешливо сужаются, будто оценивают диковинную зверушку.

— Более чем, — парирую, чувствуя, как жар стыда предательски ползет по шее.

Периферийным зрением высматриваю ближайшее одеяло. Пальцы ног уже шевелятся, готовые подцепить край... Но высокорослый мужчина — да он же настоящая гора мышц! — вдруг оказывается рядом. Одно мгновение — он у окна, другое — его теплое дыхание уже обжигает мое плечо.

Гигантский плед из какого меха обволакивает меня, такой тяжелый, что я слегка пошатываюсь. Запах дождя, леса и чего-то неуловимо дикого щекочет ноздри.

Хм... Вот это скорость. Нечеловеческая.

Значит, оборотень.

Ну что ж. В моей жизни это далеко не самое странное происшествие за последнее время.

— Благодарю, — произношу с холодной вежливостью, укутываясь плотнее. Мех нежно касается обнаженной кожи. — Теперь, если вы не против, я бы хотела...

Голос предательски дрожит, выдавая потрясение. Проклятье.

Мужчина с хвостиком подавляет смешок, а его огромный напарник лишь молча поднимает бровь, скрещивая руки на груди. Их синхронные взгляды говорят яснее слов: "Ну-ну, давай, удиви нас".

— Прикройся, — голос звучит как глухое рычание медведя, вырвавшегося из зимней спячки.

Ноздри раздуваются, будто улавливая мой запах, а брови сходятся в сердитой складке.

— Спасибо, — говорю так тихо и жалко, что мне самой становится стыдно. Пальцы судорожно впиваются в мех пледа, стараясь укутаться плотнее.

Тот, что пониже пристально изучает меня, скрестив руки на груди. Его взгляд скользит по моему лицу, будто ища признаки обморожения или безумия.

— Ты как? — он хмурится, отчего шрам на его щеке подрагивает.

Пальцы ног покалывает, в висках стучит, но в целом...

— Нормально, — отвечаю, с удивлением осознавая, что это правда. — Мне нужно попасть в дом мистера Райта. Не могли бы вы помочь мне вызвать такси?

В комнате повисает напряжённая тишина. Двое мужчин переглядываются, и вдруг высокий, тот, что только что накинул на меня плед, делает шаг вперёд.

— Ян Райт, — он произносит это так, будто бросает вызов. Его золотистые глаза вспыхивают в свете камина. — А это мой помощник Йен Берт.

Мир вокруг внезапно теряет фокус. Плед в моих руках ослабевает, и только быстрая реакция Яна не даёт ему соскользнуть на пол.

— Вы... мистер Райт? — голос предательски дрожит.

— Да, — его губы растягиваются в ухмылке, обнажая чуть слишком острые клыки.

Йен закатывает глаза и бормочет что-то про "опять эти драматические знакомства", но я уже не слышу. Всё моё внимание приковано к человеку, точнее оборотню, передо мной.

Глава 5

Меня поселили в комнате, которая заставила мой съемный уголок в городе казаться собачьей будкой. Пространство здесь словно дышит. Высокие потолки, широкие окна, воздух едва уловимо пахнет свежей краской и чем-то хвойным. Стены нежного салатового цвета украшены причудливыми молочными узорами, напоминающие то ли цветы, то ли завитки, которые в полумраке кажутся будто живыми.

Шторы невероятно тяжелые из плотной фисташковой ткани, настолько, что я дважды проверяю, не пришиты ли они к карнизу намертво. Но когда их раздвигаешь, открывается настоящее волшебство - тончайший тюль, сквозь который льется мягкий свет.

Главный предмет, по-другому не скажешь, кровать. Огромная, двуспальная, без лишних рюшей и балдахинов, но с таким матрасом, что кажется, будто ложишься на облако. При этом спине абсолютно комфортно, в отличие от ортопедических, жесткостью чуть мягче асфальта. Рядом высится современный шкаф-купе с зеркальными панелями. Уже трижды ловила себя на том, что разглядываю в них отражение, будто это не я, а кто-то другой.

Напротив - минималистичный комод с идеально гладкой поверхностью. Ящики открываются прикосновением к скрытым механизмам, что сначала привело меня в полное замешательство. На нем стоит ваза из темного дерева с причудливым букетом: сухие стебли с мелкими звездочками-соцветиями, которые шелестят при малейшем движении воздуха.

Уголок для работы с компактным письменным столом с одним глубоким ящиком. Провожу пальцем по поверхности - ни пылинки. Видимо, здесь действительно следят за порядком.

Все это одновременно роскошное и... чужое. Как декорации к спектаклю, в котором мне неожиданно досталась главная роль.

Взамен моих мокрых вещей, мне выдали теплый махровый халат мягко обволакивающий тело. Как будто меня завернули в облако. Сбрасываю пушистые тапочки и с наслаждением погружаю босые ноги в мягкое покрывало. Веки наливаются свинцом. Кажется, я готова провалиться в сон прямо сейчас, не добравшись до подушки и проспать двое суток.

— Мисс Карт, — резкий голос врывается в мою дрему.

Вздрагиваю, замечая в дверях девушку. Она вошла бесшумно, как тень. Высокая, с прямой спиной и взглядом, который словно просвечивает меня насквозь. Ее платье скрывает, но не может замаскировать звериную мощь. Каждое движение выдает силу, скрытую под тонкой тканью. Это не служанка, это прям хищник в человеческом обличье.

— Позвольте снять с вас мерки, — говорит она, доставая сантиметровую ленту.

— Зачем? — мой голос звучит хрипло от усталости.

Правда в голове проносятся ассоциации с мерками для гроба.

— По приказу господина Райта. Вам полагается новый гардероб и... — она делает едва заметную паузу, — свадебное платье.

— Какое еще платье? — сжимаю переносицу пальцами.

В висках стучит, мысли путаются. Сейчас бы только уснуть...

Девушка наклоняет голову, изучая мое состояние:

— Мисс Карт? Вы в порядке? — в ее голосе проскальзывает что-то похожее на заботу. — Свадебное платье для церемонии. Через три дня.

— Ах, да, церемония... — натянуто улыбаюсь, чувствуя, как под халатом выступает липкий пот. — Извините, я... очень волнуюсь.

— Понимаю вас, — ее плечи слегка расслабляются. — Стать женой альфы - большая честь. Не каждой выпадает такая удача.

Альфа. Так вот какое звание у моего "жениха". В голове мелькает мысль - а есть ли у меня выбор? Либо этот фиктивный брак, либо улица. А учитывая, сколько здесь бродит необузданного молодняка...

Бррр... По спине пробегает холодок. Лучше уж альфа в золотистой шкуре, чем стая голодных медведей.

— Давайте быстрее с этими мерками, — вздыхаю я, расстегивая халат. — Только чур, без кринолинов и прочей ерунды.

Оборотни редко селятся среди людей - их стихия бескрайние леса и просторные поместья, где можно дать волю своей второй натуре. И причина не только в предрассудках. Когда в тебе пробуждается зверь, сложно сдерживать его в бетонных джунглях. Особенно в период полового созревания, когда инстинкты бурлят, как весенний паводок.

Осознание этого делает мой вчерашний "променад" по их территории еще более идиотским. Я могла стать не просто незваным гостем, а живой мишенью.

— Все? — мой голос звучит хрипло, когда девушка наконец убирает сантиметровую ленту и делает последние пометки в блокноте с серебряным тиснением.

— Да, мисс Карт, — ее пальцы ловко складывают инструменты в кожаную сумочку. — Завтра принесем первые наряды на примерку.

— Спасибо, — киваю, чувствуя, как усталость накрывает меня тяжелой волной. Глаза слипаются, колени подкашиваются. — Я... безумно устала.

Плетусь к кровати, едва волоча ноги. Пальцы с наслаждением тонут в невероятно мягком покрывале цвета темного шоколада. Без лишних раздумий зарываюсь в него с головой, как крот в свою нору. Тепло мгновенно обволакивает тело, растворяя остатки напряжения.

— Мисс? — голос девушки звучит где-то далеко.

— Я вас больше не задерживаю, — бормочу, уткнувшись лицом в подушку.

Пусть весь мир подождет. Хотя бы пару часов.

— Мисс! — ее рука внезапно хватает меня за плечо. В прикосновении столько силы, что я невольно вздрагиваю. — О боги... — ее голос дрожит. — Вы...

Что-то в ее тоне заставляет меня резко перевернуться. В глазах девушки читается неподдельный ужас.

Дверь с глухим стуком захлопывается, и я наконец остаюсь одна в огромной комнате, где тишина звенит в ушах. Тепло обволакивает меня, но внутри все равно холодно. Глаза сами собой закрываются, но мозг отказывается отключаться. Размышлять о перспективах ближайшего будущего совершенно не хочется. Будет как будет. Надо завтра спросить Райта про трудовой договор, точнее в нашем случае брачный. А что? Кто их оборотней знает. Может согласно брачной традиции я должна буду нарожать ему наследников или пожертвовать почку какому-нибудь его дальнему родственнику. Хотя зачем? У оборотней такая регенерация, что они сами могут каждый месяц выставлять свои органы на черном рынке. Хотя, про почки не знаю, может они не отрастают полностью? Какой бред сейчас в моей голове.

Глава 6

Ян Райт.

Кабинет погружен в полумрак, но мне не нужен свет. Я знаю здесь каждый уголок, каждую трещинку на дубовых панелях. Подхожу к окну, прижав ладонь к холодному стеклу. За ним бушует метель, снежная стена такая плотная, что кажется протяни руку, и она исчезнет по локоть в этой белой мгле.

Губы сами собой сжимаются при мысли о том, что могло случиться с той девчонкой, если бы я не нашел ее в лесу.

Дверь с треском распахивается, впуская в комнату поток света из коридора.

— Господин Ян! — Гвен влетает, запыхавшись, ее волосы растрепаны, а на щеках горит нездоровый румянец.

Я отворачиваюсь от окна, чувствуя, как в груди что-то сжимается.

— Что случилось? — спрашиваю, и в глубине души шевелится надежда: может, она передумала? Может, все это безумие наконец закончится?

Мысль вызывает странную смесь облегчения и... чего-то еще, чего я не хочу признавать.

Гвен переминается с ноги на ногу, нервно теребя подол платья.

— Мисс Карт заболела, — выпаливает она, и ее голос дрожит. — Дерк настаивает на переносе свадьбы.

Я застываю, ощущая, как по спине пробегает холодок. Не от слов, а от того, как Гвен избегает моего взгляда.

— Насколько... серьезно? — слова даются с трудом, будто кто-то сжимает мне горло.

Гвен наконец поднимает глаза, и в них читаются волнение и испуг.

— Дерк говорит, что это... необычно, — шепчет она. — Что-то не так с ее температурой.

— И что? — произношу нарочито бесстрастно, засовывая руки в карманы.

Гвен наш местный информационный ураган. Не со зла, просто её эмоции всегда бьют фонтаном, обливая всех в радиусе десяти метров. Сейчас её глаза горят, как у совы на охоте, а пальцы нервно теребят ткань платья.

— Господин Ян, — она качает головой с таким видом, будто я объявил о намерении прыгнуть в вулкан, — вы же не можете так рисковать! Каждый день отсрочки — это...

— Ты уверена, — мягко перебиваю, делая шаг вперёд, — что это нужно говорить именно мне?

Её рот остаётся полуоткрытым. Я вижу, как её зверь, та самая болтливая медведица, вдруг прижимает уши.

— Но...

— Ты уверена, Гвен? — ещё один шаг.

В комнате становится тихо, будто кто-то выключил звук.

Она отступает, спина упирается в дверной косяк.

— Господин Ян... — её голос стал тонким, как паутинка.

— Гвен? — последнее предупреждение звучит в моём голосе, низкое и опасное.

— Ох... простите... — она съёживается, и мне вдруг становится стыдно.

Но лишь на секунду.

— Не забывай, — говорю уже спокойнее, отворачиваясь к окну, — я всё ещё альфа. И не тебе указывать, как мне распоряжаться своей судьбой.

Стекло отражает, как она делает неуверенный шаг назад. Её плечи сгорблены, а взгляд устремлён в пол. Классическая поза подчинённого перед разгневанным вожаком.

— Займись своим делом, Гвен, — обрываю начинающийся поток извинений, не поворачиваясь.

Дверь тихо закрывается. Я остаюсь один со своими мыслями, снежной бурей за окном и странным чувством тяжести в груди.

"Каждый день промедления..." — её слова эхом отдаются в голове.

Пальцы сами собой сжимаются в кулаки. Если бы она знала, как я сам это понимаю. Если бы знала, сколько ночей я уже не сплю, обдумывая каждый возможный вариант.

Но это моё бремя. И только мне решать, как его нести.

И в одном она абсолютно права — эта свадьба действительно определит будущее всей общины.

Я подхожу к камину, опираясь локтем о мраморную полку. Огонь играет на поверхности выпивки в бокале, превращая янтарную жидкость в расплавленное золото.

"Руководствуешься высокими целями, да?" — мысленно спрашиваю себя, наблюдая, как пламя отражается в стекле. — "Благородный спаситель общины, который прячется за юбкой девушки, даже не объяснив ей всей правды?"

Глоток обжигает горло, но не может смыть горечь самоосуждения.

"Способна ли она понять, на что соглашается? — продолжаю внутренний диалог, сжимая бокал так, что пальцы белеют. — И чем ты собираешься платить ей за эту жертву? Своей вечной благодарностью? Золотой клеткой?"

Внутренний голос безжалостно подкидывает аргументы, каждый словно удар кинжала. Я прекрасно вижу всю несправедливость этой ситуации. Девушка, случайно попавшая в наш мир, теперь должна стать разменной монетой в наших клановых разборках.

Но есть ли выбор?

Бокал с глухим стуком опускается на полку. Нет. Нет выбора. Община на грани краха, старые союзы рушатся.

И всё же...

Я снова ловлю себя на мысли, что веду себя как трус. Вместо того чтобы честно объяснить девушке всю ситуацию, я прячусь за формальностями и древними обычаями.

Окно дрожит от очередного порыва ветра. Где-то там, в другом крыле дома, лежит девушка, чью жизнь я перевернул с ног на голову. Девушка, которая даже не подозревает, какая буря надвигается на нас всех.

И самое ужасное — теперь я не уверен, кто из нас в большей опасности: она от нашего мира... или я от её возможного решения.

Тяжелые, размеренные шаги за дверью, и вот Дерк входит, нарушая тишину кабинета. Запах лекарств, чуть резковатый для медвежьего носа.

— Какие у тебя новости? — бросаю вопрос сразу, едва дверь закрывается за его спиной. Голос звучит ровнее, чем я ожидал.

Дерк понимающе кивает.

— Гвен уже была тут. Он ведет носом, будто пытаясь уловить след ее духов — резких, цветочных, как всегда.

— Она как всегда излишне эмоциональна.

— Конечно.

В его тоне слышится привычная усталость. Гвен действительно умеет выматывать.

— Так что с этой девчонкой?

Дерк плюхается на диванчик у стены с таким видом, будто это его законное место. Диван скрипит, принимая его вес.

— Ее зовут Мира Карт, если тебе интересно это, конечно. — Он откидывается на спинку, и кладет ногу на ногу. — Сильно переохладилась во время своей прогулки в лесу. Поэтому сейчас имеем ларингит, жар. Остальное будет ясно чуть позже.

Глава 7

Мира Карт

Просыпаюсь глубокой ночью. Тишина. Только где-то за окном скребется ветка о стекло, будто напоминая, что мир за стенами еще существует. Жар, к счастью, отступил. Тело больше не пылает, как печь, но слабость осталась, вязкая и липкая, как паутина.

На тумбочке стоит кувшин с чем-то розовым. Клюквенный морс. Вспоминаю, как кто-то, настойчиво, почти агрессивно, вливал его в меня, приговаривая что-то о витаминах и интоксикации. Теперь он плещется на уровне моих глаз, и его присутствие становится… навязчивым, требуя срочно уединиться в известном месте.

Поднимаюсь с кровати, ежась от холода. Пол ледяной, но на нем аккуратно стоят пушистые тапочки мягкие, как лапки котенка. На спинке кресла висит махровый халат, толстый, уютный, словно созданный специально для того, чтобы в него закутаться и забыть обо всем. В углу виднеется дверь.

"Пожалуйста, пусть это будет ванная, а не просто гардеробная…" — проносится в моей голове.

Сбрасываю сырую от пота сорочку, натягиваю халат. Ткань приятно холодит кожу. Делаю первый шаг — ноги ватные, голова кружится. Кажется, будто я иду не по полу, а по палубе корабля, который медленно раскачивается на волнах.

В ванной пахнет чем-то свежим, почти аптечным. На полочках стоит целая армия флаконов: кремы, шампуни, гели, пены для ванн. Я вяло перебираю их взглядом.

Пять видов геля для душа.

Роза. Лаванда с ирисом. Апельсин. Лемонграсс. Гранат.

Рядом располагаются шампуни. Кондиционеры. Сыворотки для волос.

"Неужели… для меня? Или здесь просто живут с маниакальной страстью к гигиене?"

От этого изобилия становится неловко. Я никогда не была из тех, кто заморачивается ароматами и текстурами. Мыло — оно и есть мыло.

Поднимаю голову и щелкаю выключателем сбоку от зеркала. По его периметру загорается мягкая подсветка — и я вижу…

Мама моя дорогая.

В отражении — не я.

Какая-то изможденная тетка с жирными волосами, сбившимися в паклю сбоку. Под глазами залегли синяки, такие глубокие, будто меня били. Долго. Очень. Прямо таки с чувством и особыми изощрениями. Губы потрескались, кожа бледная, почти прозрачная.

А еще я пропотела насквозь. От одного взгляда на свое отражение в зеркале подкатывает тошнота.

"Красота — страшная сила. Особенно когда выглядишь, как восставший из могилы зомби." — заключаю, глядя на отражение.

Ох…

Стою посреди этой огромной ванной, и мне кажется, будто я заблудилась в белоснежном царстве кафеля и хрома. Нужно помыться. Срочно.

Руки автоматически ищут чистящий порошок, губку, чтобы помыть огромную ванную. Все-таки помыться самой сейчас необходимо. Но в открытом шкафу у двери только аккуратные стопки полотенец, несколько сложенных тряпок. Никаких моющих средств.

"Ладно. Значит, просто душ."

Беру полотенце, такое пушистое, что хочется завернуться в него целиком, как в кокон, и никогда не вылезать. Выбираю гель с гранатом. Его терпкий, чуть сладковатый аромат кажется сейчас самым подходящим.

Открываю кран. Горячая вода обжигает кожу, но я не убавляю напор. Пусть льется по спине, смывая пот, страх, эту липкую слабость. Пар заполняет пространство, и на мгновение кажется, будто можно раствориться в этом теплом тумане, перестать существовать.

Но мысли лезут в голову, навязчивые, как осенние мухи.

Эдик. Мелкий, мстительный ублюдок. Хотел сломать? Довести до отчаяния? Ну что ж, поздравляю — ты преуспел. Иначе как объяснить мое согласие на этот безумный фиктивный брак с оборотнем?

Гель пенится в ладонях, его аромат становится гуще, насыщеннее. Закрываю глаза, вдыхаю глубже.

Как же мало нужно, чтобы снова почувствовать себя человеком.

Всего лишь горячая вода, душистая пена, это пушистое полотенце... И вот уже кажется, что завтра, может быть, будет не так страшно.

А может, и нет.

Но сейчас — просто душ. Просто вода. Просто я.

Надо все-таки трудовой… то есть брачный договор попросить завтра. Обязательно.

Мысль застревает в голове, как заноза, пока я стою под горячими струями воды. Пальцы автоматически сжимаются, будто уже держат в руках тот злосчастный документ. Какая ирония: собиралась устраиваться на работу, а вместо этого подписываю контракт на фиктивный брак.

Внезапный стук в дверь заставляет вздрогнуть всем телом. Сердце бешено колотится, будто пытается вырваться из груди. Резко закрываю воду, и в наступившей тишине собственное дыхание кажется неестественно громким.

Тук-тук. Уже настойчивее.

— Мира! — мужской голос пробивается сквозь дерево. — С вами все в порядке?

— Да! — кричу в ответ, мысленно перебирая возможных визитеров.

Голоса я никогда толком не различала. Все они сливаются в один невнятный гул. А лица... Лица и вовсе вылетают из памяти, стоит только отвести взгляд.

— Тебя долго нет.

— Все нормально! — наспех вытираюсь, торопливо засовывая ноги в мягкие тапочки.

Мокрые волосы тяжелым жгутом падают на спину, оставляя влажные пятна на халате. Мельком бросаю взгляд на зеркало. Оно все в конденсате, отражение размытое, как мои мысли. И слава богу. Вряд ли за эти несколько минут мое лицо волшебным образом преобразилось, избавившись от синяков под глазами и серого оттенка кожи.

Открываю дверь и замираю. На стуле у кровати, скрестив ноги, сидит мистер Райт собственной персоной. Его поза непринужденна, но в глазах хищная внимательность, которая заставляет меня внутренне сжаться.

— Мира, — он поднимает на меня взгляд, медленный, оценивающий. — Вам не стоило вставать с постели. Вы еще слишком слабы.

В груди тут же вспыхивает горячая волна раздражения. Сжимаю зубы, чтобы не рявкнуть в ответ.

— Я не смертельно больна, — сквозь зубы, стараясь говорить ровно. — Обычный ларингит. Не надо раздувать из этого драму.

"Учитывая севший голос, получается весьма устрашающе."

Мои слова звучат хрипло, с металлическим призвуком, будто кто-то скребет ножом по дну кастрюли. Райт слегка приподнимает бровь, удивление мелькает в его глазах, но тут же растворяется за привычной маской холодной вежливости.

Глава 8.

Остаток ночи провожу в неглубоком сне, как будто балансирую на тонкой грани между явью и кошмаром.

Мысли липкие, неприятные ползут в сознание, словно черви. Оборотни. Все эти их ритуалы, обычаи, неписаные законы... Я ничего не знаю о них, а они вот-вот станут частью моей жизни.

И снится мне настоящее безумие.

Сначала — свадьба. Торжественный момент. Райт в парадном мундире, его глаза горят золотисто-желтым, как у настоящего хищника. Он улыбается и вдруг впивается зубами мне в ногу. Кость хрустит, кровь хлещет на белоснежный ковер. А потом... потом я в ответ отгрызаю ему ухо. Нет, сначала примериваюсь к левому, но Дерк хватает меня за руку: "Не то, не то!"

Бред.

Но сон тут же сменяется новым видением, еще более диким.

Мы с Райтом стоим перед гостями, а между нами находится жертвенный ягненок. Его шкура бела, как свадебное платье. И по команде мы бросаемся на него, рвем когтями и зубами, наперегонки, под восторженные крики собравшихся. Кровь брызгает на лица, на руки, на праздничные одежды...

Просыпаюсь с одышкой.

Комната погружена в предрассветный сумрак, но сквозь щели в шторах уже пробивается бледный, больной свет. Тело покрыто липким холодным потом, сердце колотится так, будто пытается вырваться из груди.

А за дверью… За дверью поют.

Тихие женские голоса тянут щемящую, тоскливую мелодию. Что-то древнее, похоронное. Словно не свадьбу готовят, а погребальную процессию.

Я сжимаю одеяло, чувствуя, как дрожь пробегает по спине.

Что, черт возьми, ждет меня сегодня? Свадьба? Или нечто куда более страшное?

Рядом на стуле сидит Дерк с мокрой тряпкой в руках.

Его лицо усталое, с глубокими тенями под глазами, кажется, он не спал всю ночь.

"Или всю жизнь", — мелькает у меня мысль.

Тряпка в его руках тяжелая от воды, капли падают на пол с тихим плюхом, оставляя темные пятна на дереве.

— Доброе утро, — произносит он хрипло, вытирая мой лоб. Его пальцы шершавые, но движения осторожные, почти нежные. — У тебя снова поднялась температура.

Мужчина протягивает мне две таблетки и стакан воды. Вода холодная, слишком холодная — стекло покрыто мелкими каплями конденсата.

— Выпей. Надеюсь, у тебя хватит сил выдержать сегодняшний день.

Медленно, как во сне, подношу стакан к губам. Вода обжигающе-ледяная, но я проглатываю таблетки, даже не задумываясь. Что-то не так.

Пение за дверью становится громче, отчетливее.

— Мне чудится, или там действительно поют? — спрашиваю я, отбрасывая мокрую прядь волос, прилипшую ко лбу. Голос звучит хрипло, чужим тоном.

Дерк медленно качает головой.

— Действительно поют.

Я вслушиваюсь. Мелодия тягучая, как патока, слова размытые, но знакомые.

— А что, кто-то умер? — вырывается у меня. Я различаю фразы — те самые, что поют плакальщицы на похоронах. — Это же прощальные песни.

Дерк пожимает плечами, и в этом жесте есть что-то пугающе спокойное.

— Еще нет, но уже скоро, — говорит мужчина, и его голос звучит так, будто он обсуждает погоду.

Я замираю.

— В смысле? — сглатываю, и ком в горле болит, как рана. — Кого хоронят-то?

Он смотрит на меня прямо, без тени сомнения.

— Тебя, — отвечает Дерк так же просто, как если бы сказал "завтрак готов".

Воздух застывает в легких.

Это бред. Это должно быть бредом.

Но Дерк кажется не шутит.

А за дверью поют, поют, поют...

Сердце замирает на мгновение, будто прислушиваясь к собственному ритму, решая, стоит ли продолжать биться в таком бешеном темпе. В груди разливается ледяная пустота, словно кто-то вычерпал оттуда все тепло.

— Это такая шутка? — хриплю, натягивая улыбку, которая тут же сползает с лица, как маска.

Дерк не смеется. Его глаза темные, бездонные смотрят на меня без тени веселья.

— Нет.

Одно слово. Твердое. Окончательное.

— Тебя же должны проводить на тот свет, — добавляет мужчина, и его голос звучит слишком спокойно для таких слов.

— В смысле?! — вырывается у меня. Голос дрожит, но мне уже все равно.

Дерк вздыхает, словно объясняет ребенку, почему нельзя трогать огонь.

— Мисс, вы ничего не знаете о свадебных традициях оборотней? — "Мисс" звучит насмешливо, почти язвительно.

— А что, у вас ЗАГСа нет? — бросаю в ответ, сжимая кулаки.

— Нет.

Мужчина откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди.

— Невеста должна умереть для прошлой жизни, чтобы перейти в следующую. Брачную.

Мое лицо, наверное, выражает весь ужас, потому что Дерк торопливо добавляет:

— Символически умереть.

Пауза.

— А…

Слово застревает в горле.

За дверью песня набирает силу — тоскливая, пронзительная.

Мои похороны. Символические.

Надеюсь.

Не успеваю договорить, потому что дверь с тихим скрипом распахивается, и в комнату вплывают несколько девушек в просторных белых рубахах. Их босые ступни бесшумно ступают по деревянному полу, а распущенные волосы темные, светлые, медные струятся по плечам, как реки.

Одна несет массивный медный таз, доверху наполненный бархатными лепестками роз, которые уже начинают вянуть, оставляя на воде кроваво-розовые разводы. Вторая держит ведро с водой, от него струится легкий пар, смешанный с ароматом лаванды и чего-то горьковатого.

Не успеваю разглядеть остальных, потому что меня ловко подхватывают под руки и усаживают на край кровати. Холодные пальцы обхватывают мои лодыжки, приподнимают, и вот мои ноги уже погружены в таз.

Лепестки мягкие, шелковистые обволакивают кожу. Хотя могло быть и хуже, мельком думаю я, вспоминая ледяную воду или, скажем, угли.

Две другие девушки подходят ко мне вплотную. Их пальцы ловко расстегивают застежки, снимают с меня одежду.

И все это происходит под заунывное пение, которое пронизывает до костей, заставляя сердце сжиматься от необъяснимой тоски.

Потом меня заворачивают в белоснежный плед тонкий, почти прозрачный, и почему-то напоминающий саван.

Глава 9.

Оказывается обувь оборотничьей невесте по традиции не полагается. Надеюсь, хотя бы жена сможет не ходить босиком. У меня то нет таких лап, как у них.

А сейчас я должна пройти в зал для церемонии не касаясь стопами пола. Пол в коридоре застелен алой тканью, сверху которой густо рассыпаны лепестки роз. Честно признаться, выглядит устрашающе, потому что мозг сразу представляет, что где-то под этой нежностью может оказаться ветка с шипами.

Из-за плотной фаты мой обзор ограничивается полом, а впереди только белесая муть. Две девушки ведут меня под руки, что облегчает спуск по лестнице.

Неожиданно пение стихает, а вокруг повисает звенящая тишина. Становится как-то не по себе. Мои руки отпускают, оставляя в шатком положении. Ничего кроме своих ног не вижу, а вопреки традициям снять фату самой и осмотреться не решаюсь. Вдруг все оборотни женятся во второй ипостаси или что-то в этом роде? Боюсь моя психика не настолько крепкая, как я думала, когда соглашалась на эту затею.

Так! Спокойно Мира. Не хватает только решить, что жизнь с Эдиком была не так плоха. Райт по крайней мере точно без приставки к Эдику. Нет, конечно, достоверной информации нет, но вроде у оборотней за такое могут и убить. Мстительно представляю Эдика в общине оборотней. Худощавый, с длинным носом, редкими веснушками и при этом в щегольском пальто, сидящим, правда как с чужого плеча, на фоне того же Райта смотрится абсолютно жалко и даже как-то карикатурно. Словно маленький ребенок попытался перерисовать картинку любимой сказки.

Из мыслей выдёргивает пение. На этот раз к девичьим голосам подключаются мужские. Из явно похоронных песни приобретают более радостные оттенки. Словно природа просыпается весной после долгой, суровой зимы. Появляется музыка. Слов разобраться не получается, но кажется это какой-то диалект северных провинций. Тягучая, будто смола мелодия сменяется быстрым перезвоном, напоминающем мартовскую капель.

Края фаты начинают приподнимать в такт музыки, каждый раз не делая это до конца, чтобы стало видно мое лицо. Это продолжается три раза. В следующее мгновение пение прекращается вместе с мелодией, на их место приходят барабаны. Звонкие, четкие, заставляющие сердце биться с ними в одном ритме. И потом все резко обрывается. Фату поднимают высоко над моей головой.

Мое сердце замирает от увиденного.

Я стою на краю огромного зала, полностью заполненного нарядными гостями. Люди это или оборотни разобрать с первого взгляда не получается. Возможно только догадываться.

Фату за четыре угла высоко над головой держат молодые оборотни. Обнаженные по пояс с ритуально расписанной кожей. На груди у каждого по два отпечатка медвежьих лап красного цвета(очень надеюсь, что это не кровь), между которыми вписаны древние руны. Из того, что мне знакомо получается разобрать только “кровь”, “сила”, “чистота” и “плодородие”.

Плодородие, произношу про себя, стараясь уложить как-то в своей голове. Никакого контракта с Райтом я так и не заключила. Оборотни в своих обрядах часто могут использовать особые грибы и коренья. По спине пробегает противный холодок. А смогу ли оборотню напомнить в нужный момент, что невеста то не настоящая? Или же придется отрабатывать плодородие по полной катушке?

Напротив меня стоят еще четыре оборотня в таком же наряде, правда на них нет рун, обозначающих “чистоту”, только “сила”, “кровь” и “власть”. В центре между ними Райт, а над его плотном покрывало, видимо только что поднятое. Свадебный костюм жениха сильно отличается от традиционного. Он обнажен по пояс, кожаные штаны темно-коричневого цвета, а на плечах медвежья шкура. На груди у мужчины видна связка каких-то амулетов. На голове венец, сделанный из когтей каких-то зверей. На глазах повязка.

В следующее мгновение откуда-то справа появляется ходячая куча хлама — шкуры животных, бисер, бусины, верёвочки, обрывки тряпок. Пару раз моргаю и до меня доходит, что это шаман.

Все с замиранием сердца смотрят на него. Он ударяет своим посохом со связкой птичьих черепов на конце, и тут же в разных частях зала зажигают пучки трав. Помещение тут же заполняется удушливой вонью.

— Да свершиться воля великих богов! — раздаётся скрипучий голос шамана из кучи тряпья. — Да прибудет с альфой сила медвежьего бога! — по залу прокатывается ропот в перемежку со скептическими смешками. — Пусть боги укажут путь к истинной.

Еще один удар посохом. Помещение взрывается гулом. Едва удерживаю себя от желания заткнуть уши. От шума и дыма начинает кружиться голова. Как оборотни это все выдерживают? Сквозь пелену смотрю на Райта. Он не шевелится, но видно, как с усилием втягивает ноздрями воздух.

Жених должен невесту по запаху найти? В таком дыму? Они издеваются?

И тут до меня доходит, что я не истинная… Твою гарпию!

Мне становится до боли в сердце жаль Райта.

В порыве поскорее закончить этот балаган, делаю шаг вперед, но меня тут же хватают за руки, не позволяя идти дальше.

— Отпусти! — рявкаю, пытаясь выдернуть руку.

— Стой, невеста, — рычит один из оборотней, — Альфа сам должен тебя найти, уж тем более без помощи женщины.

Последнее слово сказано с максимальной брезгливостью, словно женщина самое худшее существо в мире. Меня передергивает от этого.

Решение приходит буквально за секунду. Оскалившись, наступаю оборотню на ногу, а после, стиснув зубы пытаюсь попасть ему коленом в пах. Мужчина с рыком отскакивает, матеря меня.

— Не смей прикасаться ко мне! — выкрикиваю, растирая запястье.

Этого шума хватило, чтобы обратить на меня внимание всего зала, а Райту определиться с направлением. За считанные секунды он оказывается возле меня, с наслаждением втягивая воздух где-то в районе моей шеи.

— Моя, — выдыхает оборотень, под радостные возгласы толпы.

Глава 10

Ян Райт

Я слеп, не только из-за завязанных глаз. Вокруг шумно и много сильных запахов, от которых начинает болеть голова. Это сделано специально, ведь истинную оборотень должен найти при любых обстоятельствах, даже, если ему под нос засунут горсть жгучего перца.

Именно эту традицию, я не учел. Мира не моя истинная и отыскать ее вслепую в такой толпе просто невозможно. Похоже степные шавки Очира знатно позабавятся сегодня, наблюдая мой позор. Зачем только поддался уговорам Йена?

— Да свершиться воля великих богов! — звучит скрипучий голос шамана. — Да прибудет с альфой сила медвежьего бога! Пусть боги укажут путь к истинной.

Среди шума, царящего в зале, отчетливо слышу скептические смешки. Представители степной стаи конечно же здесь, но сам Очир не приехал, хотя получил официальное приглашение в соответствии с традицией. Этот трусливый сын шакала просто побоялся посмотреть в мои глаза, ведь даже наполовину слепой и глухой я сильнее его.

Выдыхаю, понимая, что шансов выйти сухим из воды у меня нет.

Да поможет мне медвежий бог.

Слабый или получивший увечье оборотень не может быть альфой. Также этот пост не может занимать тот, кто не смог отыскать истинную.

Удар посохом. Торжественный зал взрывается многоголосым гулом. Морщусь от сжимающей боли в висках. Зря я согласился на эту аферу. Обещаю, что как только все закончится вырву Йену хвост с корнем.

Неожиданно из общего гула голосов и шума выделяется один.

— Отпусти! — злится девушка.

Голос кажется невероятно знакомым, и более того сквозь едкий, удушливый дым пробивается какой-то запах. Он не похож ни на что. Ни мята, ни хвоя и ни мандарины, но при этом аромат детства, дома, тепла и счастья одновременно. Легкий, едва уловимый среди других, но от него начинает щемить в груди, где-то в области сердца.

— Не смей прикасаться ко мне! — выкрикивает девушка.

От этой фразы у меня внутри все каменеет. Кто посмел? У кого-то лишние лапы? Готов оторвать их вместе с головой!

Кровь вскипает, как при первом обороте. Уверенно иду в сторону звука и запаха. Рядом с моим желанным ароматом, чувствую вонь какого-то волка. С рыком отталкиваю его в сторону. Лапы оторву потом, нужно убедиться, что с ней все в порядке. Прижимаю ее к себе и с наслаждением втягивая воздух возле ее тела.

— Моя, — выдыхаю, под радостные возгласы толпы.

Срываю повязку с лица. Рядом со мной стоит слегка растерянная Мира.

О медвежий бог, неужели это правда? Она моя истинная? Этого не может быть! Нет.

Или… Неужели Вселенная услышала мои молитвы…

Мира… Произношу ее имя несколько раз про себя, пробуя свое счастье на вкус. Внутри разливается неведомое до этого момента чувство всепоглощающего счастья. И сейчас мне совершенно все равно, что моя истинная абсолютно не в курсе своего статуса в моей жизни. Я объясню ей все потом. Она меня обязательно поймёт. По-другому быть просто не может.

В свадебном наряде девушка выглядит, словно ожившая картина гениального художника. Нежная, воздушная, будто сотканная из лучей рассветного солнца, из капелек росы на луговых цветах, из шелеста ветра на закате.

— Моя, — произношу, смотря в её глаза. — Моя истинная, моя жена.

Молодая оборотница подносит на бархатной подушке туфли, свадебные браслеты и серьгу. Беру изящную белоснежную лодочку, отделанную атласом и стразами. Опускаюсь на одно колено перед Мирой, осторожно обхватываю ее лодыжку, откровенно наслаждаясь бархатистостью кожи, и обуваю туфлю, затем вторую. Замечаю, как щеки девушки заливаются румянцем. Сердце в груди бьется, норовя выломать ребра. Все о чем могу сейчас думать, это то, как сделать ее до конца своей, послав в Бездну шамана, традиции, ритуалы и прочую лабуду.

Защелкиваю два изящных браслета из белого золота на тонких запястьях.

— Оборотни не носят обручальных колец. — произношу, когда рука девушки растерянно зависает над подушечкой. — Ты должна надеть мне эту сережку.

Указываю ей на небольшое колечко.

— Сережку? — переспрашивает, беря украшение дрожащими пальцами.

— Да.

— Но, — неуверенно дотрагивается до мочки моего уха, — здесь нет отверстия.

— Все верно, — улыбаюсь, как дурак, впитывая ее эмоции. — Ты должна пробить дырку, вставив серьгу.

— Я, — запинается, в ужасе, косясь на серьгу в своей руке, — не смогу!

И в последних словах такая паника.

— Я помогу, — шепчу, кладя свою ладонь сверху.

Мира осторожно прикладывает серёжку к моей мочке, резко сжимаю сверху свои пальцы. Девушка испуганно вскрикивает, когда металл впивается в плоть, пробивая ее насквозь.

— Ой, прости! Прости, пожалуйста, — шепчет она, дуя на мое ухо. — Я… я… не хотела сделать больно…

— Все в порядке, — говорю, растекаясь в улыбке.

— Объявляю вас мужем и женой! — врывается в нашу идиллию голос шамана.

Кажется, я сейчас ему тоже голову оторву. Подхватываю Миру на руки.

— Надеюсь все формальности соблюдены? — рычу, обводя взглядом разом притихший зал.

Желающих возразить не находится. Все гости старательно отводят глаза, не в силах спорить.

И я в предвкушении самого сладкого, утаскиваю свою новоиспеченную жену в спальню, совершенно не понимая, как ей объяснять появившиеся нюансы наших отношений. Наш брак не может быть фиктивным. Это противоречит законам природы... И моим желаниям.

Глава 11

Перемены в настроении Райта откровенно пугают. Сейчас он больше всего напоминает мне манька. Втягивает воздух рядом со мной, совершенно не скрывая, что получает от этого удовольствия.

Мужчина с глухим рычанием подхватывает меня на руки.

— Надеюсь все формальности соблюдены? — спрашивает зал Райт, обводя тяжёлым взглядом.

Желающих возразить не находится. Среди гостей проносится неразборчивый шепот, но сказать вслух никто не решается. Поэтому мой новоиспечённый фиктивный муж гордо выносит меня из зала.

— Я могу идти сама, — робко произношу, когда мы проходим коридор. — Тем более, что сейчас есть обувь.

— Мне не тяжело, — шепчет, снова принюхиваясь ко мне.

Так… Кажется нужно напомнить ему, что брак фиктивный.

Твою гарпию! Надо было брачно-трудовой контракт заключать. Думала же. А теперь? Есть какое-то проверенное средство остановить оборотня, когда он встал на брачную тропу? Видимо в том доме был секретный ингредиент. Иначе, реакцию всегда холодного и отрешенного Яна Райта понять сложно.

— Это что? — спрашиваю, когда он ногой открывает дверь в комнату.

— Спальня, — и спустя мгновение, добавляет, — наша спальня.

— Наша? — заторможено переспрашиваю, рассматривая помещение.

Огромная комната с минимум мебели. Возле окна, кажется заменяя часть стены, расположен ствол дуба. И судя, по зеленым ветвям с резными листьями, это не стилизация и не элемент декора.

— Конечно, наша, — Райт заносит меня внутрь.

Рефлекторно прижимаюсь к нему плотнее, боясь, что врежусь головой в дверной косяк. Мужчина самодовольно улыбается краешком губ, ювелирно вписываясь в проем. В нем удивительным образом сочетается мощь и неповторимая животная грация. Оборотень, одним словом. Говорят, что убежать от них не получается ни у кого. Они хищники, при этом способные слаженно работать в стае независимо от вида животного.

“Сбежать собираешься, Мира?” — ехидствует внутренний голос.

Ну да. Интересно куда бежать? Кругом зима, лес и, что хуже всего молодые оборотни. Вряд ли молодняк в благоговении гуляет на свадьбе. Те, кто еще не научился подчинять зверя обычно предпочитают домам и компаниям лес.

Был бы мой магический дар чуть больше, чем просто размешать чай в сахаре без рук… то есть наоборот… А так, я совершенно беззащитна и могу рассчитывать только на порядочность хозяина этого дома. К слову, он еще ни разу не нарушал свое слово.

Может зря я в панику ударяюсь?

Делаю глубокий вдох и пытаюсь угомонить колотящееся сердце.

Возле дерева впечатляющих размеров кровать с кованой узорчатой спинкой. На такой вполне может разместиться пять худеньких человек, а двое могут вовсе потеряться.

Присматриваюсь к изголовью, поражаясь работе неизвестного мастера. Металлические прутья сплетены в нежнейшие узоры. Спелые, объемные грозди винограда, затерянные среди тончайших листков, которые кажется вот-вот дёрнуться даже от лёгкого дуновения ветерка. Причем использовано похоже несколько видов сплавов, потому что и ягоды и листья отличаются друг от друга по цвету.

А сам размер спального места приводит в замешательство. На нем вполне могут разместиться и трое и четверо, а двое способны разойтись и не встретиться никогда.

Райт подходит и осторожно опускает меня на край кровати. На мгновение, словно случайно касается губами моего лица. Ошарашено смотрю на него.

— Вы же помните, что у нас фиктивный брак, мистер Райт? — спрашиваю дрожащим голосом.

Мужчина дёргается, как от пощёчины.

— Помню, но на людях постарайся обращаться ко мне менее официально.

— Хорошо, — забираюсь в постель с ногами, желая увеличить расстояние между нами.

— А еще, — он делает паузу, — я помню, что ты подписалась под особые пункты нашего фиктивного брака.

— Что? А… да…

— В жизни оборотней есть некоторые нюансы.

— И какие же?

— Обоняние.

— Что?

Непонимающе слежу взглядом, как Райт с совершенно невозмутимым лицом снимает свою одежду. Постепенно в моей голове закрадывается мысль, что он не остановится на минимуме вещей. В ужасе слежу за неожиданным стриптизом, краем сознания все-таки отмечая совершенно тела. Литые, но не раздутые мышцы, кубики пресса и…

— Брак считается настоящим, если он консумирован, — многозначительно берётся за резинку трусов, но к моему счастью останавливается.

— Вы… ты… — запинаюсь от захлестнувших эмоций, — собираетесь…

— Если утром на тебе не будет моего запаха, то все станет ясно, — Райт делает виноватое лицо. — Поэтому Мира, придется потерпеть.

Он делает шаг в мою сторону, а я с визгом отпрыгиваю на другой конец кровати.

— Не подходи! — выкрикиваю, когда Райт почему-то со смехом бросается на кровать.

Оборотням нравятся такие игры? Что надо сделать, чтобы он перестал?

— Успокойся, — он улыбается, но я замечаю, что как будто через силу. — Не трону, как обещал. Мне нужно оставить как можно собственного запаха и пропитаться твоим. Поэтому только объятия.

Райт ложится и раскрывает руки, приглашая обниматься. Пару секунд размышляю о том, насколько сильно пострадает моя честь от такого. В итоге прихожу к выводу, что в моем положении падать ниже уже некуда и ночь с муже-оборотнем никак не повредит. Ложусь к нему, кладу голову на обнаженное мужское плечо. Его руки заключают меня в кольцо, а я отчётливо ощущаю давно забытое чувство уюта и спокойствия.

Это так странно.

Глава 12

Ян Райт

Это настоящая пытка. Каждая секунда рядом с ней превращается в изощренную пытку для всех моих чувств. Я ощущаю тепло ее дыхания на своей шее, впитываю этот безумный, сводящий с ума запах — смесь лавандового шампуня и чего-то неуловимо-ее. Слышу, как под тонкой кожей на ее запястье стучит кровь, и этот ритм заставляет мое собственное сердце бешено колотиться в ответ.

И при этом ни единого права прикоснуться.

Готов аплодировать собственной выдержке стоя. Хотя... пожалуй, про "стоя" лучше не надо. Особенно сейчас.

До встречи с этой девушкой я никогда не замечал за собой склонности к мазохизму. Но сейчас начинаю серьезно сомневаться. Кто же я, если добровольно подвергаю себя таким мучениям?

— Мира, — произношу я, нарочито кашлянув, чтобы скрыть дрожь в голосе.

— Что? — она мгновенно замирает, и я чувствую, как напрягаются ее мышцы.

— У оборотней не только нюх хороший, но и слух, — отвечаю, стиснув зубы, чтобы не выдать жгучего интереса, который буквально разрывает меня изнутри.

— Не понимаю, на что ты намекаешь?

Я не вижу ее лица, но кожей чувствую, она улыбается. Эта чертовка прекрасно все понимает.

— Нам надо... изобразить первую брачную ночь, — выдавливаю из себя, и сам не верю, что произношу эти слова вслух. — Как-то... сымитировать бурную страсть.

Мира медленно поворачивает голову, ее взгляд скользит по пространству за кроватью с преувеличенной серьезностью.

— Нужно попрыгать на постели и постучать спинкой в стену? — в голосе девушки столько скепсиса, что я начинаю сомневаться не только в адекватности этого плана, но и в собственном рассудке вообще.

Нет, конечно, никто не будет подслушивать у двери или заглядывать в замочную скважину. И простыни наутро проверять не посмеют. Но... если бы этот брак не был фиктивным, то и необходимости что-то доказывать тоже не возникло бы.

— Думаю, дубу это не понравится, — отвечаю, с трудом сдерживая смешок, который рвется наружу. — Достаточно немного... постонать.

Последние слова я произношу нарочито серьезным тоном, но уголки губ предательски подрагивают. В темноте чувствую, как Мира замерла, и мне даже не нужно видеть ее лицо, чтобы понять — она сейчас краснеет.

Девушка резко дёргается в сторону. Я не удерживаю её, потому что знаю, если схвачу сейчас, она не просто отпрянет, а рванёт к двери, сметая всё на пути. Мира приподнимается на локтях, и её глаза, тёмные, огромные, с расширенными от адреналина зрачками, впиваются в мои. Мы замерли, словно два хищника перед прыжком, и эти несколько секунд молчания натягиваются, как тетива.

О медвежий бог, это, наверное, самая идиотская идея в моей жизни.

Глубокий вдох. Горячий воздух обжигает лёгкие. Мозг лихорадочно перебирает варианты, как бы изящно выкрутиться из этого дурацкого положения, но…

И тут она издаёт звук.

— А-а? — с вопросительной интонацией, будто уточняет, правильно ли поняла задание.

Я смотрю на неё, полностью обезоруженный.

— М-ммм… — выдавливаю в ответ, стиснув зубы, чтобы не расхохотаться.

Но Мира, кажется, входит во вкус.

— Амммм… — протяжно, с нарочитой театральностью, и затем — А-аа-а! — словно её действительно только что… ну, в общем.

Я бьюсь затылком в подушку, зажмурившись.

— Ммммм… — рычу сквозь стиснутые зубы, не зная, смеяться мне или рвать на себе шкуру от стыда.

Зверь внутри взрывается яростью. Он бьётся в клетке рёбер, не понимая, почему мы издаём эти дурацкие звуки вместо того, чтобы наконец-то…

Присвоить. Свою. Самку.

К счастью для Миры, у меня железный контроль над второй ипостасью. Отчасти — из-за её ущербности. Мой зверь не такой сильный, каким должен бы быть. Но сейчас он точно готов растерзать нас обоих.

— Ааааа! — Мира берёт неестественно высокую ноту, и у меня закладывает уши.

Медвежий бог, сейчас вся община содрогается.

Я почти вижу, как оборотни по ту сторону стен замирают, бледнеют, переглядываются. Кто-то сжимает кулаки, кто-то зажмуривается, а Йен, чёрт возьми, наверняка уже делает ставки.

— Достаточно. — резко обрываю её, пока этот спектакль не довёл моего зверя до полного безумия.

— Уверен? — хихикает Мира, искренне довольная собой.

— Абсолютно. — Киваю, сжав челюсти. — Пусть лучше думают, что их глава — неопытный скорострел, чем садист-извращенец.

— Как скажешь. — пожимает плечами с видом невинной овечки.

Проклятье, она явно наслаждается этим.

И, если честно…

Мне самому это нравится.

Она ложится рядом, и я, набравшись смелости, притягиваю её поближе.

Мои пальцы слегка дрожат, когда я осторожно обвиваю её талию рукой, словно боюсь, что она рассыплется в прах от одного неловкого движения. Мира не сопротивляется, но её тело напряжено, как тетива лука. Я чувствую, как её рёбра поднимаются и опускаются в быстром, неровном ритме.

— А почему маньяк? — шепчет она спустя несколько минут, и её голос звучит так близко, что губы чуть касаются моей кожи.

— Потому что ты кричала так, словно я тебе ногу отгрызал, а не…

Но договорить мне не дают.

— А нормально, — перебивает Мира, и в её голосе слышится лёгкая обида. — Я знаю, что делаю это некрасиво. Она замолкает, и я чувствую, как её пальцы нервно перебирают край одеяла. — Бывший вообще говорил, что мой голос… гм… в процессе напоминает крик раненой гиены…

Я замираю на секунду, а затем не могу сдержать саркастической ухмылки.

— Зачем он делал это с ранеными гиенами? — шучу я, но в голове уже ставлю галочку: найти этого любителя экзотики и объяснить ему, как правильно обращаться с женщинами.

Мира взрывается смехом, и её тело наконец расслабляется в моих руках.

— Никогда не думала об этом аспекте жизни Эдика, — сквозь хихиканье выдавливает она. — Возможно, он действительно знает толк в гиенах.

Но вдруг её смех обрывается, и она становится серьёзной в одно мгновение.

Глава 13

Ночь проходит в мучительном бодрствовании.

Я лежу, уставившись в потолок, скользя взглядом по каждой трещинке в лепнине, каждой неровности штукатурки — считаю, анализирую, зацепляюсь за детали, лишь бы не сорваться. Пальцы впиваются в простынь, оставляя на ткани следы от когтей. Мой медведь бушует внутри, рычит, скребет лапами по ребрам, не понимая этой пытки.

И если честно... я и сам не понимаю.

Почему терплю?

Вторая часть меня, дикая, первобытная, живущая по законам, где нет места человеческим условностям, требует своего с яростью лесного пожара, выжигающего всё внутри до тла. Она права. По всем законам природы, по всем инстинктам, я должен был сделать её своей ещё в первую минуту.

Но я не могу. Не смею.

Уснуть, когда рядом лежит самая желанная женщина во Вселенной, а я не могу прикоснуться это настоящая пытка.

Я лежу неподвижно, как камень, вдыхая её аромат лаванда, свежее бельё, и что-то ещё... неуловимое, тёплое, чисто её. Каждый вздох Миры, каждый шелест простыни, каждый мягкий звук, который она издаёт во сне, заставляет моего зверя рваться наружу.

— Тихо, — уговариваю я его, как безумца. — Если сорвусь сейчас, то потеряю её навсегда.

И это хуже смерти.

К рассвету Мира перекатывается на другой край кровати, и внезапная пустота обжигает сильнее огня. Я поднимаюсь, бесшумно, ступая босыми ногами по холодному дубовому полу, и замираю.

Она спит, свернувшись калачиком, как испуганный зверёк. Светлые волосы рассыпаются по подушке шёлковым водопадом, ресницы дрожат на щеках, губы чуть приоткрыты...

Совершенство. Никогда в жизни не встречал такой. И теперь моя.

Хотя бы на бумаге.

Тонким одеялом накрываю её плечи, движение получается неестественно плавным, будто разминирую бомбу. Кожа Миры под пальцами холодная, как зимний ручей, с синеватыми прожилками у висков. Она вся съёжилась, спрятав нос в складках подушки, хрупкая, как первый ледок, который вот-вот треснет под тяжестью реальности. Свадьба, переохлаждение, этот цирк с "брачной ночью"... Леший бы побрал все на свете.

В коридоре встряхиваю онемевшую руку, всю ночь пролежал, застыв статуей, боясь лишним вздохом нарушить её беспокойный сон. Шея хрустит, будто пересыпана битым стеклом.

- Глава?

Йен застыл в лучах солнечного света у окна. Его изумрудные глаза (всегда слишком зоркие, слишком всевидящие) сканируют меня, будто рентгеном. Притворяется спокойным, но ноздри раздуваются, как у гончей на следу. Предательская физиология оборотней.

— Это новый вариант "доброго утра"? — голос звучит хрипло. Зверь под рёбрами ворочается, обнажая клыки.

— Простите, — его тон сладковато-ядовит, как испорченный мёд. — Чувствую, брачная ночь прошла... продуктивно.

Брови пляшут похабный танец, глаза смеются беззвучным, наглым хохотом.

— Если бы на твоём месте был кто-то другой... — слова выдавливаю по одному, будто вбиваю гвозди в крышку гроба. — Его башка уже красовалась бы на частоколе.

Пауза. Воздух густеет, как кровь на ране.

— Но ты — друг. Пока сдерживаю зверя.

Йен снова шумно нюхает воздух, и вдруг глаза становятся круглыми, как полнолуние. Весь его шутовской маскарад разом осыпается.

— Ян... — его шёпот царапается о стены. — Не может быть... Она? Ты нашёл свою истинную? Медвежий бог...

В груди что-то рвётся — горячее, дикое, неудержимое.

— Может, — скалиюсь, чувствуя, как зверь бьётся в клетке рёбер, требуя вернуться, пометить, присвоить.

Йен застывает, будто увидел призрака. Его рука медленно ползёт к лицу, стирая всю браваду одним движением.

— Бездна. Теперь понятно, почему ты выглядишь, как загнанный медведь.

Да. Теперь всё слишком понятно.

Йен резко раскидывает руки в стороны, словно пытается обнять весь мир. Его лицо словно живая маска противоречивых эмоций: брови взлетают к волосам, губы растягиваются в улыбке, но в глазах виден тревожный блеск, как у зайца перед выстрелом.

— И... как она отреагировала? — голос его звучит неестественно высоко, будто подростковый ломка накрыла тридцатилетнего оборотня.

Я отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть дрожь в руках.

— С пониманием, — бросаю сквозь зубы, стиснутые так сильно, что кажется, вот-вот треснет эмаль.

В голове всплывают картины прошлой ночи: как мои когти рвали шелк простыней, как каждый мускул дрожал от напряжения, как зверь внутри выл, требуя права на свою самку.

Йен свистит сквозь зубы, звук получается тонким, как лезвие бритвы.

— Невероятная удача, — шепчет он, и его взгляд снова и снова скользит к злополучной двери, будто надеясь рентгеновским зрением увидеть спящую за ней девушку. — Твой зверь... — он глотает комок в горле, — он не напугал её?

Моя спина выпрямляется, словно я только что проглотил кол.

— Я держал его в узде, — рычу, и голос ломается на полуслове, превращаясь в животный гортанный звук. Приходится с силой сжать челюсти, чтобы подавить рвущийся наружу рев. — Мира — человек, — добавляю уже тише, вытирая ладонью пот со лба. — Не нужно обрушивать на неё всё сразу.

Йен начинает нервный танец пальцев по своему локтю — тук-тук-тук, будто выстукивает морзянку "SOS". Его взгляд мечется между мной и дверью, как маятник.

— Восхищаюсь твоей выдержкой, но... — он делает паузу, облизывая пересохшие губы, — может, стоит вызвать Дерка? Чтобы он осмотрел девушку, вдруг ей нужна помощь вра...

Последние слова тонут в громовом рыке, который вырывается у меня из груди прежде, чем я успеваю его сдержать. Стены коридора содрогаются от низкого звука, а в спальне за дверью раздается испуганный шорох, кажется Мира проснулась.

Йен бледнеет, как мел, и я чувствую, как мои клыки сами собой удлиняются, царапая нижнюю губу. Ощущаю собственную кровь на языке солёную, горячую, живую. Как и ярость, что застилает глаза красной пеленой.

— Ты хочешь, чтобы другой самец подошёл к моей самке? — слова выходят медленно, каждое - как пуля в стволе. — Сейчас? После ночи, когда я едва сдерживался, чтобы не...

Глава 14

Мира Райт

К своему глубочайшему стыду, утром я обнаруживаю себя бессовестно выспавшейся и полной сил. Спать рядом с Райтом в одной постели было необычно, поначалу даже немного страшно. Но стоит признать, что вскоре меня посетило ощущение полного покоя. Пожалуй, впервые за долгое время ночные кошмары покинули мою голову. Рядом с этим мужчиной я чувствовала себя в безопасности. От этого осознания становится странно, ведь мы знакомы всего несколько дней.

Сажусь в постели, оглядываюсь по сторонам, изучая спальню при дневном свете. Сейчас она кажется совершенно безвкусной; вычурная ковка выглядит абсолютной пошлятиной. Не хотела бы я ночевать здесь постоянно, даже в компании Райта. Кстати, моего супруга здесь не наблюдается. Видимо, какие-то неотложные оборотнические дела. На мгновение становится очень обидно, и в груди расползается какой-то противный ком, словно меня уже бросили. Что же со мной будет через год, когда срок договора истечет?

Становится смешно от собственных мыслей. Бред.

Перевожу взгляд на стул, стоящий чуть в стороне от кровати. Там аккуратно сложена одежда. Встаю и подхожу к нему. Здесь несколько комплектов на выбор: спортивный костюм яркого мятного цвета, длинное золотистое платье свободного кроя с вышивкой вокруг горловины, еще один брючный костюм. Нежно-голубые палаццо с комбинированным из кусочков разного оттенка синего топом. Рядом в ряд стоят тапочки с меховыми помпонами на низком, но тонком каблуке, балетки и легкие кеды. Вся обувь выдержана в нейтральной цветовой гамме — от бежевого до светло-коричневого.

Это всё же домашняя одежда?

Внимательно рассматриваю предложенный гардероб. Как вообще здесь принято — неясно. Оглядываюсь по сторонам и замечаю дверь, замаскированную какой-то шторкой. Подхожу туда, отодвигаю ткань в сторону, тяну за ручку. Дверь не заперта, но открывается с противным скрипом, словно ее никогда не смазывали. Внутри темно, но из маленького окошка под самым потолком падает тусклый свет, позволяя разглядеть помещение. На первый взгляд — вполне обычный санузел, которым было бы недурно воспользоваться утром. Делаю шаг вперед. Свет загорается автоматически, видимо, стоят датчики движения. Вздрагиваю от неожиданности. До сих пор не привыкну к этим современным технологиям, особенно когда они обнаруживаются в неожиданных местах. Можно ли ожидать их в совмещенном санузле с окном под потолком? Я так точно этого не ожидала. Осматриваюсь: почему-то всё выглядит совершенно заброшенным. На полке рядом с зеркалом толстым слоем лежит пыль, а на зубной щетке вообще остатки кокона какого-то насекомого. Райт не моется с лета? А с какого? Только этого года или у него какой-то обет? Есть же религиозные фанатики, дающие своим богам обещания не мыться, не стричь волосы или ногти (иногда и то, и другое), не опускать руку вниз (пока та самостоятельно не отвалится). Может, Райт из них? Откуда же мне знать, какие особенности у религиозного культа оборотней нашей полосы. Хотя, кажется, они должны поклоняться богам согласно своей видовой принадлежности. Волки — волкам, медведи — медвежьему богу и так далее. А как у них с осуществлением обрядов? Травы жгут? Курят? Или намазывают ими что-нибудь? Может, хороводы водят вокруг священного дуба или особо помеченного альфой столба?

Сразу почему-то представляется Райт, старательно обходящий несколько столбов, принюхивающийся и, собственно, обозначающий нехитрым делом место поклонения. И это, кстати, рискует оказаться правдой. Потому что унитаз тоже не выглядит так, чтобы его регулярно использовали по назначению. Очень странно. Ну не может же он ходить под дуб в самой спальне. Как минимум запах был бы…

Чистых или хотя бы грязных полотенец здесь тоже нет.

Пока оцениваю перспективы работоспособности санузла, приходит осознание, что воспользоваться им нужно прямо сейчас, иначе проблем может стать гораздо больше.

Но оказывается, что он действительно не работает... Совсем... Потому что воды нет.

Мда... Неловкая ситуация выходит. Надо найти кого-нибудь из прислуги, чтобы помогли воды принести. Зачем вообще держать неработающий санузел?

Пока в панике соображаю, что делать, а еще желательно не выглядеть идиоткой, в дверь кто-то стучит

— Госпожа, — раздаётся женский голос, — у вас все в порядке? Я слышал, что вы уже проснулись.

Слышала?

Я совершенно забыла, что у оборотней слишком острый слух. То есть она все это время стояла под дверью и слушала, чем я занимаюсь? От этого осознания становится совсем неловко. В конце концов могла бы зайти пораньше и провести экскурсию по местным “достопримечательностям”. Стоп. Это они все тут друг о друге слышат? Тогда совершенно не удивительно, что глава общины бегает по лесу в поисках уединения. Надо будет спросить что ли, может там уже каждая сосна подписана.

— Госпожа? — голос звучит все ближе и более обеспокоенно.

— Все в порядке, — отвечаю, выглядывая из-за двери.

— Хвала медвежьему богу. Меня зовут Мари, можете обращаться ко мне с любыми вопросами.

Передо мной стоит молодая женщина. Понять с первого взгляда сколько ей лет не получается. От двадцати до сорока совершенно спокойно. Темные волосы собраны в аккуратный пучок, карие глаза среди черных ресниц, пухлые губы. На ее фоне я чувствую себя рахитичной кикиморой. Темное свободное платье вроде скрывает фигуру полностью, но при этом совершенно удивительным образом подчеркивает все необходимые выпуклости.

Неожиданно оборотница шумно втягивает воздух, явно принюхиваясь то ли ко мне, то ли к воздуху в спальне. Поддавшись заразительному примеру, тоже вдыхаю поглубже, пытаясь понять, что ее смущает.

Девушка замирает, удивленно наблюдая за моими действиями.

— Здесь в ванной воды нет, — наконец сдаюсь, — Сильно заметно? Да?

Секундное замешательство с ее стороны.

— Вы, — запинается, будто не знает что сказать, — от вас… от вас так пахнет главой.

— И?

— Хвала медвежьему богу, что он даровал главе истинную! — Мари широко улыбается. — Это великая радость для каждого члена клана.