Я била его головой о стол до тех пор, пока металлическая столешница не уступила, а его крики не перешли в хриплое, клокочущее бульканье.Меня же оттаскивали в сторону четверо оборотней.
Со стороны это, должно быть, выглядело сюрреалистично: в зеркальных отражениях витрин этой прекрасной, отполированной до блеска столовой Академии.
Словно взбесившийся зверь, с пылающими от ярости глазами, я, забрызгана кровью,вырвалась из крепких лап полностью обращённых тварей.
— Я говорила тебе! —рычала я, и слюна летела изо рта,— Не трогать меня! НЕ СМЕЙ прикасаться ко мне!!!
Моё тело сковала судорога, и от этой адской боли я с силой, которой сама от себя не ждала, раскидала державших меня. И вдруг — передо мной возник мужчина. Взгляд его был волчий, тяжелый.
— Успокоилась! —грозно прорычал он.Багровые огни зажглись в его глазах.— Я тебе сказал...
— Ты не мой альфа! —сквозь зубы произнесла я, резко мотнув головой, сбросила с себя тяжесть его приказа и плюнула на пол у его ног.
За пол года до случившегося.
— Тиша! —раздался из коридора приятный, напевный материнский голос.— Пришли результаты! Тиша!
Щёлкнула щеколда, и дверь спальни распахнулась. На пороге стояла прекрасная женщина средних лет. Вся изящная и мягкая, она, казалось, дарила этому миру одну лишь любовь.
— Ещё спишь, дорогуша? —притворно возмутилась она, уперев руки в бока,— Вот, вот! —радостно помахала конвертом над головой,— У меня такое хорошее предчувствие! Скорее открывай!
Легко подпрыгнув, она присела на край моей постели.
Видеть маму такой счастливой было высшим наслаждением. После того как десять лет назад умер отец, камень будто свалился у неё с души, и она наконец-то зажила по-настоящему...Наконец стала счастливой.
Я лениво потянулась, потёрла глаза и с мягкой улыбкой приняла из её рук заветный конверт.
— Ты уверена, что мне это нужно? —бумага предательски дрожала в моих руках.
— Да... —внезапно погрустнев, тихо сказала она,— Сама ты не справишься... —она сглотнула,— А я просто не знаю... что ещё сделать.
— Не думаешь, что я сумасшедшая? —спросила я, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слёзы.
— Нет! —мама резко обняла меня, укутав в тепло, пахнущего ванилью.— Я верю тебе, верю каждому твоему слову, каждой дрожи твоего тела! —она нежно поцеловала меня в макушку.— Поэтому я и настаиваю на Академии.
Ещё раз крепко прижавшись к ней, как в детстве, я разорвала конверт.
****
Академия «Вечный Свет»
Печать Совета Архимагов – грифон на щите, охваченный светом
Адресат:Госпоже Тише Делвэнди
(место проживания указано на конверте)
Письмо о предварительном рассмотрении кандидатуры от Деканата Академии "Вечный Свет"
Досточтимая госпожа Тиша, Совет мастеров Академии «Вечный Свет» рассмотрел Вашу анкету поступления и внимательно изучил отклики, поступившие от ваших наставников.
Несомненно, проявленные Вами черты — высокий уровень внутренней силы, нестабильная магическая энергия и склонность к импульсивному пробуждению аурического резонанса — свидетельствуют о Вашем необычном происхождении. Нам также стало известно, что ни Ваша матушка, ни Вы сами не располагаете точной информацией о Вашей истинной природе, что, разумеется, вызывает повышенный интерес... и обеспокоенность.
По причине того, что точная раса, магический профиль и уровень потенциальной угрозы на данный момент не установлены, Академия временно откладывает официальный приём. Однако мы рады пригласить Вас для прохождения предварительного испытания, по результатам которого будет принято окончательное решение о зачислении.
Дата и место тестирования: 16 день месяца Двенадцати Листьев
Северные Врата Академии «Вечный Свет», Зал Провидцев.
Вас будет сопровождать один из представителей Порядка Скрытого Света. Пройти испытание возможно только в сопровождении наблюдателя.
Комментарий от декана факультета Аурической Магии, мага 5 ранга Илариона Трессела:
«В Тише Дэлвенди пульсирует нечто древнее. Это не просто сила. Это след крови, которую кто-то когда-то постарался стереть из летописей. Мы не можем отвернуться. Но и не можем впустить её вслепую. Пусть испытает свет — и тьму, что стоит за ним».
До встречи в стенах Академии. Пусть вечный свет направит Ваши шаги.
С почтением и магической гарантией,
Профессор Сиэль Ардин,
Секретарь Совета Архимагов
Академии «Вечный Свет»
****
— Тестирование... — прошептала я еще раз.
— Но хоть какая-то ясность наступит, милая, — она ещё раз улыбнулась поднявшись с постели, — Пойдем завтракать.
Тиша.
Как только мне исполнилось двенадцать, со мной стало твориться что-то неладное...Болело всё тело, ныли и сводили зубы. Я стала вспыльчивой, как уголь, готовый вспыхнуть от малейшей искры. Кошмары все чаще навещали меня по ночам, становясь всё реальнее.
Меня безуспешно пытались лечить,а потом — понять природу моего гнева.Но только мама одна верила моим словам. Верила моим снам. Именно она подала заявление в Академию вместо меня.
Она решила, что это единственный способ помочь мне разобраться в себе.
Дожив до восемнадцати. Я наконц... Возможно смогу спать спокойно...
НОЧЬ ПЕРЕД
Всё тот же волчий вой, лужи крови на брусчатке, неестественно перекрученные тела... и глаза — мои глаза — ледяного, лунного цвета.Я проснулась с криком, вся постель промокла от холодного пота, а сердце колотилось, готовое вырваться из груди. Я знала — кем была. Чувствовал.
Когда к дому подъехала карета с печатью Академии. Я уже ждала на пороге. Меня сопровождал высокий человек в чёрном камзоле с серебряной вышивкой. Без тени улыбки, с глазами цвета пепла.
Лисари шла рядом, мягко ступая по плитам внутреннего двора Академии, будто не касаясь камня. Мы следовали за сопровождающим — строгим мужчиной с перевязью через плечо и древним свитком, от которого тянуло пылью, мхом и холодным металлом.
— Тоже оборона, — констатировала Лисари, не глядя на меня. — Удивлена?
— Нет, — отрезала я. И это была правда. Хотя внутри на мгновение встрепенулось. Наги обычно шли путём зелий, чар, интриг. Но у Лис чувствовался стальной позвоночник под шелковой кожей. Она казалась той, кто способен раздавить череп взглядом. И всё встало на свои места.
У входа в следующее здание она задержалась, легко кивнула мне на прощание. И ушла к троим другим нагам. Те сразу сплотились вокруг неё, безошибочно чувствуя скрытый авторитет в её спокойной осанке.
Но Лис перед уходом бросила взгляд — короткий, но на удивление понимающий.
Нас повели дальше. Показывали столовую — невероятно просторную, залитую светом, что лился сквозь витражи на потолке. Говорили, что рецепты подбираются под расу: от сыроежек до концентрированной крови. Кто-то рядом тихо хмыкнул.
Потом был Главный Зал Академии — истинное сердце здания. Именно там на отполированных веками каменных стенах были навечно высечены статьи Закона Света, священный кодекс тех, кто защищает. Сопровождающий с присущим ему пафосом вещал об их значении, о столетней войне с Тенью.
Я почти не слушала. В ушах стоя другой шум. Обострённое чувство посторонних взглядов. Глухих, колючих, оценивающих.
Оборотни. Из нашей группы их было четверо. И все они, как по сговору, обходили меня стороной. Тот самый запах крови и зверя, который у других порождал родство, здесь, наоборот, висел между нами невидимой стеной отторжения.
Было ясно: они чуют, что я не из их стаи. Что-то во мне не так. Слишком одиноко, слишком сильно, слишком... иначе.
Но вдруг ноздри уловили иной запах.Сырая, спёртая земля склепа. Плесень на камнях. И кровь — не свежая, а старая, выдохшаяся, с лёгкой гнильцой.
Он возник за спиной бесшумно и подошёл вплотную. Вампир. Донельзя бледный, сохранивший видимость молодости, с глазами как два полированных обсидиана и с манерой говорить, будто обволакивает ядовитым шёлком.
— Ты новенькая, да? — Голос стекал, как тёплый мёд, но за ним чувствовалась горечь яда. — Тиша, верно? Я слышал о тебе. Говорят, ты... особенная. Хочешь…более тесного знакомства?
Я даже не пошевелилась, лишь медленно повернула к нему голову, впившись взглядом в его насмешливую маску.
— Отойди. Не трогай меня, — бросила я ровным, стальным тоном, не оставляющим пространства для дискуссий.
Он лишь усмехнулся, но в уголках его губ заплелась досада.
— Пока что не трогаю. Но это не навсегда.
Я лишь фыркнула, всем видом показывая, насколько его наигранный намёк меня не волнует.
Он отступил на шаг, и его взгляд внезапно потемнел, стал глубже и обидчивее.
— Ещё увидимся, особенная.
И нас повели дальше. Когда открыли массивные двери в зал тренировок, я буквально замерла на пороге.
Огромное помещение, пропитанное запахом пота, магии и каменной пыли. На татами — четверо оборотней. Пока ещё в человеческом облике. Но в их движениях, в каждом мускуле, читалась готовая сорваться с цепи сила. . Волчья мощь чувствовалась даже на расстоянии. Они двигались безошибочно, точно, грациозно — каждый удар, как дыхание.
И всё же... Я смотрела на них не с восхищением, а с холодной, аналитической оценкой, чувствуя, как мой собственный зверь внутри напрягся, оценивая угрозу. Они мгновенно заметили этот взгляд.
Один, крупный, с гривой рыжих спутанных волос и шрамами на голом торсе, низко зарычал, будто предупреждая. Другие тут же подхватили, их тихий ворчащий хор был полон явного вызова.
Я медленно, демонстративно вдохнула воздух, полный их запаха — дикого, звериного, но для меня — чужого. И тут же с предельно ясным выражением брезгливости сделала резкий выдох, точно стряхивая с себя нечто омерзительное. Этого было достаточно. Они взбесились.
— Что?! — прохрипел тот, что был самым агрессивным, сходя с татами. — У тебя проблемы с носом, щенок?
Я продолжала молчать, глядя на него поверхностным, почти скучающим взглядом.
Он сделал шаг вперёд, сократив дистанцию, его массивная тень накрыла меня.
— Ну, давай, на татами. Посмотрим, на что ты действительно способна.
Я лишь молча отрицательно качнула головой.
— Боишься? — оскалился он, обнажая клыки, которые уже были чуть длиннее, чем у человека. — Или просто чуешь, что проиграешь?
Я уже собиралась презрительно отвернуться, как вдруг он рванулся вперёд с нечеловеческой скоростью. Я лишь почувствовала движение воздуха и отскочила вбок, его пальцы лишь свистнули в сантиметре от моего плеча.
За спиной у одного из его товарищей раздался короткий, подавленный смех. Первый оборотень, взбешённый промахом, попробовал ещё раз — и на этот раз его пальцы впились в мою руку.Его хватка была грубой и жгучей. Я резко развернулась к нему лицом к лицу.
—Не трогай меня, —прошипела я сквозь стиснутые зубы.
Голос звучал уже не совсем по-человечески — низко, с рычащей хрипотцой, исходящей из самой глотки.
— Ох, горячая штучка. Ты, похоже, и правда не из простых... — произнёс он, но в его глазах мелькнуло не ожидаемое презрение, а внезапная осторожность.
В этот момент сопровождающий оглушительно рявкнул:
— Немедленно прекратить! Отойти от ученицы! Сию же секунду!
Оборотень лишь хрипло хмыкнул, разжал пальцы и отступил, не спуская с меня взгляда. Остальные тоже замерли, наблюдая. Я по всей спине чувствовала их ненавидящие взгляды, когда уходила.
И где-то в глубине души зверь внутри не шептал, а утверждал:
Они ещё вернутся. И тогда...я разорву каждого кто ко мне прикоснется. Я уже представила несколько способов убить их, увидела кровавое татами и клок рыжих волос в руке. От этих мыслей я взбудоражено вздохнула, и судорожно отмахнулась от накатывающего удовольствия и проявляющейся улыбки на лице.
Утро в Академии пахло тёплым хлебом, старой древесной пылью и терпким чаем с горьковатой полынью.Лисы в комнате не было. Лишь её аккуратно заправленной кровать, а на моей подушке, лежала сложенная записка:
"Тиша, не проспи. Первая пара будет скучной, но ты её переживёшь. Увидимся в обед :) — Лиса "
Я усмехнулась уголками губ. Чужая забота оказалась неожиданной, почти инородной — но тёплой и приятной. Собралась молча. Новая форма сидела туго, скрипела на плечах, ремни на манжетах чуть натирали. Волосы — в тугой, не терпящий возражений хвост, несколько прядей выбились. Отражение — спокойное, отстранённое, каменная маска.
Под ней скрывалось лицо с кожей цвета персика, усыпанное веснушками, с короткими тёмно-русыми волосами и карими, почти чёрными глазами. Ушки чуть торчали из прядей.

Малышка Тиша
Мне нравилась моя внешность, и, поймав своё отражение в стекле, я на мгновение улыбнулась ему, прежде чем выйти завтракать.
Всё было как надо.Столовую оглушал гул голосов.
Вампиры томно пили синтетическую кровь, игриво размахивая пакетиками, как флагами. Их собралась целая свора в самом тёмном, укромном углу.
Маги оживлённо спорили о волновой частоте чар, размахивая руками.
Знакомая змеиная троица, подружки Лисы, неспешно сплетничали с ядовитой и отточенной грацией.
Я ела быстро, молча. Оборотни из моей группы... они продолжили свою тактику молчаливого отчуждения.
Никто не садился рядом. Лишь краем глаза я ловила мимолётные взгляды — настороженные, сдержанные, цепкие, как у зверя, что явно чуял угрозу, но всё ещё не понимал, откуда она.
Вампир, конечно же, не упускал ни единой возможности.
Понедельник. Столовая.
— Ты знала, что запах гнева — пряный, как корица с гвоздикой? А страх отдаёт кислинкой окисленной меди. Ты же… пахнешь тишиной. Редчайший и самый опасный из ароматов.
Я медленно подняла глаза. Он стоял вплотную, словно мы старые знакомые, а я всё это время просто ждала, когда он соизволит появиться.
В руке — все тот же пакет с кровью. Он дразняще покручивал трубочку, задевая ею край моего подноса.
— Исчезни.
— Физически — да. Но мысленно я буду здесь. С тобой.
Я стиснула зубы. Он испарился, на прощание едва не коснувшись моей спины расхлябанным рукавом своей рубашки.
Вторник. Тот же стол.
— Ты невероятно красива, когда злишься. Замечала? Брови — строгой дугой, губы — в тонкую ниточку, взгляд… прямо как у дикой охотницы. Или у загнанной добычи.
Он снова материализовался сзади, наклонился так, что его дыхание коснулось моего уха, голос стекал, как тёплый мёд, обволакивая и пугая.
— Я не добыча.
—О, конечно нет. Я же говорю — охотница.
И так изо дня в день. Одно и то же.
Среда. Он присел напротив.
— У тебя взгляд убийцы. Тех, кто уже смотрел в глаза смерти. Знаешь, как легко мне читать таких, как ты? Ты — самый запретный плод. А я поклонник опасности.
Он сел прямо через стол. Ровно на расстоянии вытянутой руки.
Он не касался меня. Он даже не смотрел на мои руки, только буравил взглядом глаза. Пристально. Словно пытался прочесть самое дно моей души.
— Вылетит не только зуб, если не замолчишь.
— Зубы? Милая, я их не теряю. Я их коллекционирую. Как и души, мысли… чужой гнев. Особенно гнев.
Четверг. Тень в коридоре.
— В моём роду есть примета: если женщина является во сне перед битвой — она станет твоей гибелью… или твоей вечной судьбой. Ты являлась мне. Уже три ночи подряд.
Он появился, как всегда — из ниоткуда: сначала тишина, потом — голос.
Я вся напряглась. Руки сами сжались в кулаки. Но я училась держать лицо каменной маской.
— Что ж, делай выбор. Прямо сейчас. Гибель — ближе.
— Хм… Обожаю острых женщин. Особенно тех, кто ещё не понял, что стал пешкой в моей игре.
Пятница. Сад.
— Ты ведь понимаешь, что уже ждёшь моего появления? Я как навязчивый запах крови — сначала раздражаешь, потом проникаешь в саму кровь и становишься её частью.
Уединённая скамья в тени беседки, мой скромный завтрак — и его неизменная, сладковато-гнилостная аура. Он бесцеремонно присел рядом, вторгшись в моё единственное убежище. Я так надеялась не видеть его сегодня.
Голос — шёлковый бархат. Слова — чистейший яд.
— Ты — что-то вроде инфекции. Тихая, липкая. И я обязательно найду способ тебя выжечь калёным железом, — выплюнула я.
— Как я обожаю, когда мне обещают боль. Это почти как поцелуй… но гораздо глубже.
Он не касался меня. Ни разу. Но каждое его слово было похоже на укол тончайшей иглой прямо в нерв.
Он не ломал границы — он размывал их, не дотрагиваясь.
Я упрямо не смотрела в его сторону, но он говорил в пространство всё равно. Спокойно, будто вёл дневник вслух, а я была всего лишь темой для записи.
— Кстати о боли…Никто не поинтересовался, как поживает моя рука.?Твоя вилка, должен признать, вошла глубже, чем я ожидал. И оставила невероятное… личное воспоминание.
Я ощутила, как пальцы сами собой сжались. Но он всё так же держал дистанцию — в этом и была его изощрённая пытка. Будто дразнящий мираж.
— Рана ноет. Постоянно. Иногда по ночам. Иногда — когда чувствую твоё присутствие. Видимо, ты всё-таки меня заколдовала, Тиша.
Я не выдержала и повернулась к нему — впервые не только со злостью, но и с недоумением в глазах.Он театрально склонил голову набок, губы растянулись в улыбке без единой эмоции.
— Ах, да. Мы же даже не представились по-человечески.— Он сделал изящный, чуть насмешливый поклон.— Позволь представиться. Лукреций.
— Идеальное имя для самовлюблённого придурка, — сорвалось у меня.
Он усмехнулся — и в этот раз в его глазах мелькнула искра настоящего, живого интереса.
— А у тебя — идеальная память на обиды. Надеюсь, ты сохранишь моё имя… надолго.
Он повернулся, сделал шаг — и, будто невзначай, бросил через плечо:
— И да… Рука действительно до сих пор болит. Ты просто неотразима, Тиша.
Идиллическую тишину внезапно разрезал мерзкий звук.Он не просто был громким; он был чужим, враждебным для этой гармонии.
Мир вокруг содрогнулся в ответ. Шепот листвы стал резким, полным шипящего негодования. Ласковые тени под деревьями сгустились. Прохлада, что нежила кожу, превратилась в ледяное дуновение, заставляющее мурашки бежать по спине. Изумрудный отлив на траве помутнел, а свист птиц оборвался на полуслоге, сменившись тревожным, предупреждающим карканьем.Воздух застыл, тяжелый и спертый, пропитанный запахом влажной земли и гнили. Солнечные лучи, еще недавно такие теплые, поблекли, словно их отфильтровала невидимая сажа. Парк, бывший мгновение назад воплощением волшебства, затаил дыхание, натянулся как струна, готовый в любой миг разорваться в клочья.
Натужное, хихиканье. Протяжное, самодовольное —похожее на скрежет когтя по стеклу.
Я резко обернулась и кожей, носом, нутром сразу поняла — волки. От них несло звериным потом и голой агрессией. Из-за густых кустов вывалились трое.
Среди них был тот самый —с гривой спутанных рыжих волос, хищной ухмылкой и взглядом, готовым разорвать.
Он шёл первым с развязной, показной небрежностью, будто вышел на патруль среди добычи. В каждом движении сквозило волчье чванство.
Лис мгновенно напряглась, приняв защитную позу, но я уже поднялась с лавки.
Не потому, что испугалась. Просто…меня вдруг затопила усталость от этого вечного театра силы.Я сделала шаг, собираясь просто уйти, но он резко перегородил путь, встав так близко, что я чувствовала его горячее дыхание на своем лице.
— Чего отворачиваешься? Старших боишься своим взглядом прожечь? — просипел он, оскаливаясь.
Я медленно вдохнула. Глубоко. Через нос, вбирая его запах — вызов и трусость. И так же медленно выдохнула этот воздух ему в лицо, наполнив выдох ледяным презрением:
— Ты не старший. Ты просто…мелкий шакал, который давно не получал по носу.
Его ухмылка сползла с лица, словно масло.Его рука молниеносно впилась мне в запястье. Пальцы вдавились в кожу, словно железные тиски. Он низко рыкнул, так, что звук отозвался вибрацией в его груди:
— Повтори, сучка, если не боишься.
Я не дрогнув, вцепилась взглядом в его глаза. В самые глубины. И прошипела так тихо, что словно бы и не звука не было, лишь одно намерение:
— Не. Трогай. Меня.
Где-то в глубине, под кожей, уже зашевелились когти, готовые выпуститься по первому зову ярости.И, кажется, он это почувствовал — его хватка на миг ослабла, но отпускать он всё ещё не спешил.В этот миг — раздался голос. Низкий, глухой, хрипловатый, с той металлической интонацией приказа, от которой по спине бегут мурашки, а внутренний зверь замирает, подчиняясь:
— Трой. Отпусти.Сейчас же.
Будто пелена спала— его пальцы разжались. Трой лишь огрызнулся сквозь сжатые зубы, но тут же попятился, отступая в тень своих сородичей.
Я медленно повернулась. Прямо из сгустившейся тени деревьев, словно материализовавшись из самого воздуха, вышел он. Тот, чей взгляд я ловила в день прибытия. На балконе. В зале. Повсюду. Теперь он был здесь — во всей своей подавляющей реальности.
Высокий. Невероятно. Он двигался с грацией и мощью, будто мир сам расступался у него на пути. Тело — вырубленное из гранита — мышцы играли под облегающей тканью, фигура выдавала в нём прирождённого хищника.
Волосы цвета мокрого асфальта, собранные в тугую косу, несколько прядей выбились и лежали на высоких скулах.
Глаза…Бездонные. Бездонные и совершенно чёрные, но с отсветами, как у настоящего волка — холодными, серебряными вспышками в темноте. И в этих зеркальных отблесках — отражалась я. Вся — сжавшаяся, готовая к бою, и та другая, что прячется глубоко внутри.
Он подошёл ко мне. Не торопясь. С абсолютной, неоспоримой уверенностью в каждом шаге.
— Ты в порядке? —спросил он, и его голос обрёл плоть, стал глубже и мягче.
Я лишь кивнула. Один раз, коротко. И почувствовала, как не могу отвести взгляд, загипнотизированная его присутствием. Он перевёл свой тяжёлый, оценивающий взгляд на Троя — и тот буквально съёжился, отступив ещё на шаг, будто получив незримый удар.
— Извини за его поведение. Молодые волки…часто плохо чувствуют границы.
— Я и сама прекрасно умею напомнить о них, если понадобится,—выдавила я, и мой голос прозвучал хрипло от сдерживаемой ярости.
Уголок его губ дрогнул в чём-то, отдалённо напоминающем улыбку .
— Ты не похожа на других, —констатировал он, и в его голосе звучала не просто констатация, а интерес.
Я собиралась что-то ответить, какое-то колкое "спасибо", но он уже повернулся и ушёл, бесшумно растворившись в тени деревьев, будто его и не было. Вместе со своими волками.
—Богини...Кто это был? — выдохнула Лис, подойдя ко мне и всё ещё держась за мою руку.
—Их альфа.
Я долго смотрела в пустоту, где только что стояла его фигура.Что-то в груди настойчиво дрожало — уже не страх, не злость. Что-то новое и тревожное.
Следующую неделю я начинала с суматошной беготни . Проспала. Завтрак проскочила. Откусывая остатки кекса с выходных, я натягивала тренировочную форму на ходу и буквально летела к спортивному залу.
Первая пара месяца — Групповая оборона. Говорили, будет жестко.
Зал оказался огромным, словно древний колизей. Высоченные, под двадцать метров, потолки, стены, украшенные витыми лестницами и поблёкшими флагами былых баталий. В центре — многоуровневое татами, напоминающее секторы арены. В воздухе витали запахи кожи, металла и пота.
Я скользнула взглядом по залу — и замерла.
Мы, первокурсники, теснились ближе ко входу. Выглядели слегка растерянно: кто-то нервно хихикал, кто-то разминался, проверяя гибкость.Особенно выделялись волки — возбуждённые, непоседливые, они не могли и минуты простоять на месте.
Мой «друг»-вампир, конечно же, уже расположился на бортике татами и неспешно потягивал что-то из металлической фляжки. Заметив меня, он подмигнул. Я сделала вид, что не вижу.
Оборотни сражались голыми руками. Тела сталкивались с глухими ударами, рык стоял в воздухе. Старшие были выверенные, хищные. Младшие — порывистые, с горячкой в глазах.
У кого-то из них были тренировочные ножи, обмотанные тканью, тупые, но способные выбить дыхание одним ударом.
Представители других рас — феи, полуэльфы, люди — чаще сражались с оружием.Один парень работал посохом, танцуя в круге и скользя, будто по льду. Девушка с пращой ловко отстреливалась смесью заклинаний и камней.
Некоторые били магией, но так, будто оружие было продолжением тела — грациозно, жестоко.
Меня поставили в пару с оборотнем — таким же первокурсником.
Он был шире в плечах, но двигался неуклюже, словно в воде. Я не хотела его ранить, но...Уже через минуту он лежал на спине, захлёбываясь кашлем.
— Прости, — хрипел он. — Я…
Я не отвечала. Он просто не был готов.
И тут голос учителя прорвался сквозь шум:
— Тиша. Следующая пара. Ты — с третьекурсником. Лукреций.
Тень в углу зала шевельнулась, расправила плечи и плавно, почти бесшумно, выплыла на татами.
—Наконец-то… — ухмыльнулся он. —Можно до тебя дотронуться.
—И получить по лицу, — парировала я, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
Он рассмеялся. Низким, бархатным смехом, полным азарта. Лукреций был…
Высокий.
Плечи широкие, талия тонкая, как у изысканного танцора. Мускулы под облегающей тканью формы казались сухими, точёными, будто туго натянутые струны, готовые сорваться. Губы — на удивление пухлые, почти неприлично мягкие для вампира. Когда он улыбался — клыки сверкали, и в этом было что-то прямо-таки неприличное, смертельно обольстительное. Волосы цвета выдержанного вина, короткие и слегка взъерошенные.
Он был прекрасен и опасен, как редкий, пьянящий яд в хрустальном бокале. Впервые я на него смотрела именно так.

Лукреций
Мы оба встали в стойку. Я чувствовала ровный ритм своего сердца, он дышал глубоко и медленно, его грудь плавно поднималась и опускалась. Он взял тренировочный кинжал, лениво повернул его в ладони — тыльной стороной наружу.Он хотел прикоснуться.
И это была его первая и главная ошибка.
Он внезапно метнулся к моему горлу. Я едва ушла. Потом — молниеносный выпад к животу. Я перекрутилась, проскочила под ударом, ощущая, как воздух от его движения шевелит мои волосы. Он двигался быстро. Я — быстрее. Он улыбался, буквально наслаждаясь каждым мигом, когда его пальцы почти касались моей кожи.Я слышала, как на балконе волки замерли, затаив дыхание. Он попытался схватить меня за плечо — и в этот момент я резко сделала подножку, на мгновение прижалась к нему всем корпусом, почувствовав жар его тела через форму(на миг удивилась), развернулась — и он уже лежал на спине подо мной.
Я опустилась сверху, коленями уперевшись в пол по бокам от его тела, крепко схватив его за горло одной рукой.
Он в этот момент медленно, с почти ласковым скольжением, провёл тыльной стороной кинжала по моему боку — от бедра до ребер. Движение было настолько интимным, что по коже побежали мурашки.
Удар был засчитан. Но это было не главное.
Наши лица оказались в сантиметрах друг от друга. Я чувствовала его дыхание — сладковатое, с привкусом медной крови и чего-то пряного. Он медленно облизнул свои губы, хрипло, с торжествующей ухмылкой.
— Если каждое наше сражение будет так заканчиваться… Я готов драться с тобой каждый день. Лишь бы ты потом так же сидела на мне.
Я лишь фыркнула, с усилием отводя взгляд, поднялась и протянула руку, чтобы помочь ему встать.
Он взял её. Его пальцы сцепились с моими — крепко, почти болезненно, задерживаясь на секунду дольше необходимого.
— Спасибо, Тиша. Это был самый приятный бой в моей жизни.
— И ты держался лучше, чем я думала, — сделала шаг назад, высвобождая руку.
И, совершенно неожиданно для себя, улыбнулась. Ему.
Но в этот момент нас грубо прервал голос учителя:
— Хватит флиртовать. Отличная работа, вы оба. Особенно ты, Тиша.
Он чуть прищурился и обратился к тени у стены:
— Имориан Сер Дар’Кел. Похоже, у тебя наконец-то появился достойный соперник.
Имориан.Им.
Имориан Сер Дар’Кел. Имя, звучащее как стальной клинок, медленно вытащенный из бархатных ножен.
Я снова взглянула на него — прямо, открыто, без вызова, без подчинения. Просто приняла его взгляд, как принимают вызов судьбы — без страха, но и без восторга.Он шагнул ближе, и его голос прозвучал тихо, но чётко, будто лезвие, рассекающее воздух:
— Этого не понять… пока она сама не бросит вызов. Настоящий.
Он изрёк это как приговор, как непреложный факт. И тут же за его спиной поднялся ропот. Многие, что теснились позади, словно стая голодных псов, загудели — смесь восхищения и ядовитого раздражения.
Кто-то из глубины рядов прошипел, и голос прозвучал зло и завистливо:
— Ну и наглая выскочка...
— Даже взгляда не отвела, не приникла… Ведёт себя, будто ей всё дозволено.
Я резко выдохнула сквозь нос, коротко и презрительно хмыкнув — точь-в-точь как сытый хищник, который чует добычу, но брезгует опускаться до погони.
И надменно отвернулась, провожая их возмущение спиной.
Воздух в зале на мгновение застыл. Стая будто окаменела. Даже учитель замер, его взгляд метался то ко мне, то к Иму, пытаясь взвесить это неповиновение.На лице Има дрогнула— тень.
Учитель сдержанно произнёс, обрывая нарастающее напряжение:
— На сегодня всё. Расходитесь.
Густой пар от душа ещё висел в воздухе, смешиваясь с запахом мыла, холодного металла и потного жара разгорячённых тел, витая как призрачное облако. Я переодевалась молча, сбрасывая с плеч остатки адреналина после схватки с Лукрецием.Рядом Лис ловко завязывала волосы в высокий хвост и громко, с насмешкой, говорила:
— Ты видела их лица? Это было нечто. Тиша. — Она криво усмехнулась, будто не могла поверить. — Ты в открытую подрываешь вселенский статус Альфы. Ты хоть понимаешь, на кого подняла глаза? Я навела справки....и он очень влиятелен. Даже декан не лезет в его , — она суетливо взмахнула руками, — Волчьи делишки.
После занятий меня вызвал к себе мастер Инвальд.
Его кабинет был тесным, заставленными полками с пыльными фолиантами. Он стоял у окна, спиной ко мне, наблюдая, как студенты расходятся по дорожкам парка.
— Тиша, как прошла твоя первая неделя обучения? — его голос прозвучал ровно, безразлично, будто он спрашивал о погоде.
Я остановилась на пороге, не решаясь войти дальше. Скрестила руки на груди, чувствуя, как подушечки пальцев непроизвольно впиваются в предплечья.
— Неплохо, — ответила я, глядя ему в спину.
— Ладишь со всеми?
— Ну, не сказала бы… — я отвела взгляд на полку с замысловатыми астрономическими приборами. — Есть тут раздражающие личности.
Он медленно обернулся. Его пепельные глаза упёрлись в меня, холодные и оценивающие.
— Скажу прямо. Во внутренние дела стай Академия не вмешивается. Но никакого кровопролития на территории, — он почти незаметно приподнял бровь, и кожа на его лбу собралась в тонкую складку. — Держи свой гнев в узде. Не дай ему стать оружием, которое обратят против тебя же.
— Я стараюсь… — голос мой сорвался, и я сглотнула, ощущая знакомый металлический привкус ярости на языке. Я и правда старалась. Каждый день. Каждую секунду.
— Знаю, — он откинулся на спинку стула, сложив пальцы домиком. — Я наблюдаю.
Он не сказал больше ни слова. Просто продолжил смотреть. Но даже этого молчаливого напоминания мне хватило. Я почувствовала себя словно выставочным объектом в клетке. Опасным экспонатом, на который смотрят через бронестекло.
Они наверняка изучили моё дело вдоль и поперёк ещё до моего принятия.
Всю мою жизнь — сплошной красный флаг. Школьный надзор, комиссия по делам несовершеннолетних, отдел детской полиции… Моё имя фигурировало везде, где случался «конфликт с последствиями». Разбитые витрины, сломанные носы, вырванные с корнем деревья на школьном дворе. Я шла по лезвию бритвы. Ещё чуть-чуть — и меня бы ждала колония для малолетних преступников, где держат тех, кого не могут усмирить иначе.
Меня спас брат. Единственный, кто не боялся подойти и обнять, когда во мне бушевала буря. Это он, скрепя сердце, насильно отвёл меня к своему Альфе, умоляя того помочь.
И тот… тот не стал читать моралей. Не пытался «усмирить» меня своей аурой. В шестнадцать лет он взял меня в старый, пропахший пылью и потом тренировочный зал. Он обучил меня, спровоцировав на настоящую, яростную драку. Он позволил мне бить его изо всех сил, пока мои кулаки не онемели, а голос не сорвался в хриплый рёв. А когда я, вся в синяках и с разбитыми костяшками, обессиленная, рухнула на пол, он сказал лишь одну фразу, которую я теперь, как мантру, кручу в голове каждый раз, когда чувствую, как тьма подступает к горлу:
«Сила — не в том, чтобы сломать другого. Сила — в том, чтобы удержать себя от этого. Особенно когда ты можешь это сделать».
Ночь. Общежитие затихло. Где-то в коридоре хлопнула дверь, и шаги стихли вдалеке. Лиса… Лиса ушла на свидание. Кто-то красивый, кто-то обаятельный, кто-то не пахнущий страхом и холодом. Это было не важно.Главное — она ушла. А я осталась.
В комнате резко стало холодно, будто выкачали весь воздух и наполнили пространство ледяной водой, хотя окно было закрыто. Луна висела над кампусом тусклым, будто уставшим и невидящим глазом. Тени в углах сгущались, шевелясь и сплетаясь в клубы. Постель — слишком жёсткая, липкая, слишком влажная. Кожа буквально прирастала к простыне. Я ворочалась, пытаясь вырваться из оцепенения, но сон всё равно пришёл.Только это был не сон. Это была ловушка.
Видение захлестнуло меня, как ледяная волна, сковывая тело и волю. Я была чьими-то глазами. Чьим-то телом. Слишком сильным, слишком голодным. Слишком чужим.
Всё моё существо сковал паралич — я не могла пошевелить ни пальцем, лишь чувствовала, как сердце бешено колотится в грудиной клетке, словно пытаясь вырваться наружу.
Острые чувства — ярость, боль, утрата, страх, голод, бешенство — прокатывались волнами, выжигая изнутри. Вокруг лес, кровь, крики. Кто-то падал. Кто-то умирал. А я… я бежала. Или гналась?
Челюсти щёлкали. Когти резали. Голос внутри — не мой — ревел, выл, приказывая.
"Сожги. Уничтожь. Выживи."
И тогда я увидела зеркало. И в нём — не человека. Зверя. Огромного. Шерсть колючая, как проволока, глаза — пылающие угли.Это была я. В прошлом. Или в будущем. Или в том, что я не должна была помнить.Я попыталась закричать. Но горло было сжато невидимой рукой, вырываясь лишь беззвучным, хриплым стоном. Во сне всегда беззвучно...
Тело выгнулось в немой судороге, я скрючилась на кровати, впиваясь пальцами в мокрое от холодного пота одеяло, будто это был единственный якорь в этом кошмаре. Каждая дрожь пробивала спазмом. Каждый вдох давался с усилием, словно грудь сдавили стальные обручи.
Холод пропитал кожу, проник в кости. И никого рядом. Никого, чтобы вырвать из кошмара. Чтобы назвать меня по имени.
Тиша.
Просто кто-то бы сказал это.
Но тишина и тьма были моими единственными спутниками этой ночью...
Внезапно стук в дверь прорвал кошмар — громкий, резкий, настоящий. Звук, который врезался в тишину, заставляя дверную раму вибрировать. Словно кулак пытался пробить брешь не только в дереве, но и в самой этой ледяной реальности, заставив моё сердце ёкнуть и забиться в панике.
— Тиша! — раздался за дверью мужской голос. Низкий, властный, не терпящий возражений. — Открой.
Я медленно села на кровати, сбрасывая с себя остатки сна, липкие, как паутина. Сердце все ещё гремело в груди, и воздух казался свинцовым. Я не сразу поняла, чей это голос… Пока он не повторился, ещё более настойчиво:
— Тиша. Это Им. Открой. Немедленно.
Им?!До этого мгновения он не произносил моего имени. Ни разу. Он просто смотрел своими пронзительными глазами со стороны, с высоты. Как хищник, как вожак. Бросал редкие фразы, но никогда не обращался ко мне напрямую.А теперь он стоял за моей дверью.Я медленно, будто во сне, подошла, все ещё кутаясь в одеяло, которое влажным грузом лежало на плечах. Руки дрожали. Я открыла.Передо мной — стоял он. Имориан Сер Дар’Кел. Серебристые волосы — были растрёпанными, будто он только что бежал сломя голову. В глаза смотреть было почти невозможно — они горели. Но не огнём, а лунным светом. В них читалось слишком много: тревога, напряжение… и что-то ещё, глубоко спрятанное. Страх.
Он молчал.
— Ты кричала, — произнёс он почти шёпотом, и его голос звучал непривычно мягко. — Я услышал. — Он сделал паузу, словно подбирая слова. — Во сне. Прямо в моём разуме.
Я смотрела на него, не понимая, что это значит.
— Можно войти? — спросил он, и его голос стал тише, почти просящим.