– Да! Да, скажи ему, что я готов на любые условия!.. Чего? Почему я должен об этом думать, для этого у меня есть ты – человек, которому я плачу! И плачу больше, чем ты того заслуживаешь. Жду звонка, – и, нервным движением отключив блютуз-наушник, вполголоса добавляет: – Утырок.
– Антон! Я же просила выбирать выражения! – оторвав взгляд от дороги, недовольно свожу к переносице брови. – Ты в своем уме?
– Что такое утырок, мамочка? – по-детски невинно спрашивает с заднего сидения дочь, и я вновь швыряю стрелы негодования в мужа.
Вот видишь, до чего доводит твой длинный язык?
– Это значит плохой человек, милая. Но слово это тоже нехорошее, его произносить нельзя.
– Но папочка же его сказал.
– И папочка сильно раскаивается.
– Посмотри лучше мультики, Майя, – нервно предлагает Антон, вынимая свободной от руля рукой детские наушники с кошачьими ушками из бардачка. – У тебя же не сел планшет?
– Нет.
– Тогда смотри, – и уже обращаясь ко мне. – Включи ей.
Я против чтобы ребенок проводил много времени за просмотром гаджетов, тем более во время движения, но в данный момент из двух зол выбираю меньшее. Антон сейчас на взводе, мало ли какие выражения выберет снова.
– "Смешарики", да?
– Да, про новый год.
С улыбкой нахожу в поисковике любимую серию дочери, перевожу звук на наушники и делаю громкость чуточку выше.
Уж лучше так.
Майя, откинувшись на спинку автомобильного кресла, полностью погружается в просмотр мультсериала, а я с умилением смотрю на нее через зеркало на лобовом стекле.
Кто бы мог подумать пять лет назад, что с появлением этой чу́дной любопытной девочки моя жизнь так кардинально изменится?
Я узнала о беременности в очень сложный для себя период, и именно мое незапланированное, но счастливое положение помогло выбраться тогда из депрессии.
– "ТрастНефтьБанк" тоже отказали, – хмуро произносит под нос муж, адресуя реплику мне. – Мудаки.
Вздрогнув, резко оборачиваюсь назад – к счастью, дочь точно ничего не слышала, все ее внимание приковано к дисплею планшета.
– Пожалуйста, не ругайся при ребенке. Я же просила.
– Хочешь вырастить из нее тепличное растение, которое будет бледнеть услышав безобидное ругательство? Ты хоть знаешь какими словами они в детском саду выражаются?
– У нас хороший сад, и я уверена, что подобного там нет.
– Конечно. Нет, – ворчит под нос он, резко трогаясь на светофоре.
Вообще, Антон не большой любитель ненормативной лексики и крепких выражений, но сейчас у него крайне сложный период, нервы не выдерживают, и я как правильная жена стараюсь войти в его положение.
Стараюсь изо всех всех сил. Последних. Правда стараюсь.
Спорить о воспитании ребенка бессмысленно, поэтому возвращаюсь к теме.
– Почему отказали?
– Ты прекрасно знаешь, почему, – ворчит он, перестраивается в левый ряд. – Зачем спрашиваешь.
– Если честно, я удивлена. Ты же опытный финансист, как ты мог допустить настолько большие просрочки по кредиту?
– А нам было чем отдавать? – со злостью оборачивается на меня. – По-твоему, эти просрочки были только из-за моей финансовой неграмотности? После смерти отца я как белка в колесе кручусь, тебе ли не знать. Да, может, где-то допустил пару ошибок…
– Пару ошибок? – обычно я стараюсь не лезть в его дела, но сейчас не выдерживаю. – Ты довел бизнес отца до практически банкротства, и у тебя настолько паршивая кредитная история, что ни один, даже самый мелкий банк, не дает тебе займ. И это под бешеный процент!
– Хочешь сказать, что я один во всем виноват? – щурит покрасневшие глаза.
– Я не обвиняю тебя, я констатирую факт, – пытаюсь потушить пожар на этапе искры.
Но на самом деле да, обвиняю! Человек, который накидывал на себя пуха, выдавая себя едва ли не гуру бизнеса, умудрился потерять практически все. Пока был жив свекр все шло отлично, и Антон под надежным началом отца со всем справлялся. Но два года назад дядя Толя скоропостижно скончался, и сначала Антон впал в глубокую депрессию, а потом начал творить полную дичь, инвестируя в мутные проекты и вливаясь в невыгодные сделки. Он сорил деньгами, делая вид, что все идет по плану, и лишь недавно признался мне в нашем незавидном положении.
– Позвони этому своему, – с усилием глотает гордость, – Троянову.
Услышав фамилию из прошлого на минуту впадаю в ступор. Но только на минуту.
– Ни за что!
– Ты же знаешь, что месяц назад он открыл в нашем городе филиал своего банка. Хотя с чего вдруг "своего", – тон становится язвительным, – банка своего деда. Вообще удивительно трогательная история, практически из грязи в князи.
– Раз ты знаешь о том, что он открыл филиал и даже про его деда, то наверняка так же знаешь и о том, что только благодаря правильным решениям и дальновидным вложениям их семейный банк из крошечного внутригородского вышел на уровень страны. Теперь их филиалы в нескольких крупных городах, и это не предел.
– Какой же он молодец, не то, что я, да?
– Я не сравниваю вас. Снова констатирую факт.
А если бы сравнивала, то пальма первенства была бы не на стороне моего мужа.
Я не следила намеренно за жизнью человека, которого сама же и бросила. Казалось, что не имею на это права. Но так или иначе была в курсе его головокружительного карьерного роста.
Он тогда уехал, кажется, даже в тот же самый день, когда я заявила о своем намерении выйти за Антона. Видимо, все-таки вышел на связь со своим дедом и судя по тому, что успешно влился в семейный бизнес, они неплохо поладили. Дела с появлением молодой крови быстро пошли в гору, и именно участие Тимура сыграло в этом ключевую роль. Об этом долго писали в местных пабликах, восхваляя недавно вернувшегося в наш город молодого предпринимателя, практически гения. Президента "Банк Актив" и успешного боксера в прошлом, который был вынужден навсегда уйти из спорта из-за травмы.
***
– Выглядишь просто роскошно.
– Спасибо.
Сухо принимаю комплимент Антона, и обновляю на губах слой помады.
Я знаю, что выгляжу хорошо, роды совершенно не испортили мою фигуру, наоборот, добавили мягкой женственности. Может быть что-то где-то и стоило бы подправить, но я не хочу – не вижу смысла, да и тратить время на спортзал нет никакого желания. Лучше посвящу свободную минуту Майе.
– Новое платье? – вижу сквозь отражение в зеркале, как Антон оценивает мой вид сзади. – Купила специально по случаю визита в "Метрополис"?
– Заглянула утром в "Морган".
– Сейчас не до лишних трат, ты же знаешь.
– Это просто платье, Антон. Не Бугатти, – бросаю помаду в сумку. – Уже все шушукаются, что мы балансируем на краю банкротства, не хочу вызывать жалость.
– Ты права, да. Извини.
Подходит ближе и кладет руки на мою талию. Затем киношно целует в шею, не вызывая во мне абсолютно никаких эмоций. Вернее, вызывая, одну – желание быстрее отстраниться.
– В последнее время я постоянно на взводе, вечно рычу. И как ты только меня терпишь?
Я терплю ради дочери. Я это знаю. Это знает он. Но никто из нас не озвучивает очевидное вслух.
Мысль о разводе я не оставляла никогда. Ни на одну прожитую в этом браке минуту. И если бы все зависело только от моего желания, фарсу быстро бы пришел конец. Но увы, я словно пленница в клетке, в которую когда-то сама же и села.
Сразу после впопыхах сыгранной свадьбы мне было не до самокопания: тогда я узнала, что жду ребенка. Беременность была сложной, я часто лежала на сохранении и думала только о том, чтобы выносить и родить здоровую дочь. Брак, состоявшийся из-за ультиматума Гордеева, отошел на второй план.
Потом появилась Майя, первые хлопоты захлестнули с головой. Но мысль... она горела и прожигала нутро. Я знала, что пока мой отец отрабатывает дань Гордеевым, Антон меня не отпустит. Так и вышло: стоило мне только заикнуться о разводе, он ясно дал понять, что этому не бывать. Мягко, с улыбкой, напомнил, в каком мой отец положении. Что никогда не поздно отыграть назад. И... продолжил делать вид, что все хорошо.
Наш брак никогда не был откровенно ужасным, нет. Более того – внешне наверняка казалось, что мы счастливая семья. Большой дом в престижном районе, процветающий бизнес, красавица-дочка… Не было у нас громких ссор и скандалов, измен и рукоприкладства. Несколько раз в год мы летали отдыхать, ходили на приемы, и я даже улыбалась на совместных фото. Но все это было не более, чем игра. Лживая иллюзия, которую мы поддерживали вместе.
Мы оба знали, что этот брак – вынужденный. Тогда, в доме отца, когда проходил обыск, он поставил мне условие: заключение папы или кольцо на моем безымянном пальце. Я не понимала, зачем ему это, ведь он знал, что я ему изменила. Но это было его единственное условие, и я безоговорочно его приняла.
Мы поженились, папу действительно не посадили. Потом он несколько лет пахал на Гордеевых за бесценок, чтобы погасить долг. Когда была выплачена последняя копейка, а случилось это только в прошлом году, папа сразу же разорвал эти "спасительные" связи. Он полностью ушел из бизнеса и занялся тем, о чем давно мечтал – купил крошечную пасеку за городом и начал зарабатывать продажей мёда. Я, конечно же, его во всем поддержала.
Он не знает по сей день, какой именно ценой избежал тогда срока. Надеюсь, что так и не узнает.
– Может быть после приема не поедем домой? Снимем номер в гостинице на берегу? Ну в той, которая тебе так нравится, с красивым видом из окна, – шепчет на ухо он. – Мы так сильно отдалились друг от друга. Майя с няней, они отлично справятся и без нас.
– Мы три года спим с разных спальнях. А ты говоришь так, будто холод между нами пробежал только вчера.
– И разве это нормально? Мы молодые, здоровые и секс раз в полгода по праздникам…
– Все, Антон, хватит! – нервно выбираюсь из кольца его рук. – Мы обсудили это все еще несколько лет назад.
– Неужели ты не хочешь стать действительно нормальной семьей? Хотя бы ради Майи!
– Мы вместе только ради нее. Этого достаточно.
– Но я же мужик в конце концов! – выходит из себя он. – Нормальный! Почему я не могу трахаться столько, сколько захочу?
Улыбаюсь. Той самой заученной улыбкой-оскалом, которую научилась отлично демонстрировать посторонним.
Оборачиваюсь на Антона и заботливо поправляю галстук-бабочку, бирюзового цвета, прекрасно оттеняющий его лживые голубые глаза.
– Если ты хотел трахаться столько, сколько захочешь, жениться надо было на другой.
И пока он, стиснув зубы, подавляет в себе ярость, цепляю с комода свою сумку:
– Пошли, а то опоздаем на прием.
Прием в "Метрополисе" как обычно походит роскошно: красивые и успешные люди в дорогих апартаментах смотрятся очень органично. Нужные люди общаются с себе подобными, обрастают новыми знакомствами, заключают выгодные сделки и планомерно напиваются халявным алкоголем, которого здесь в избытке.
Беру с подноса официанта бокал шампанского и осматриваю зал, делая вид, что не ищу никого конкретного. Ложь. Всю дорогу до ресторана я думала только о том, что сегодня увижу Тимура. Я так сильно волновалась, что ладони то покрывались липким по́том, то становились ледяными, словно у меня проблема с кровообращением.
Я представляла, что скажу ему… Нет, сначала, как увижу, впервые за такое долгое время разлуки. И только потом, что скажу и как я буду при этом выглядеть.
Я думала о том, один он придет или со своей пассией. Наверняка с ней, конечно, и видеть его с женщиной будет тем еще испытанием.
Столько лет прошло, но до сих пор по живому. Миллионы раз я прокручивала в памяти тот пасмурный день, ту нашу встречу в кафе, холод, что сквозил в моих словах. Я не могла иначе, так было надо. В противном случае он бы никогда не оставил меня. Гордеев не помог бы моему отцу и он сел бы в тюрьму. И за это я себя никогда бы не простила.
– Приве-ет, дорогая моя! Как здорово, что ты пришла!
– Ну привет, воздушный шар, – с улыбкой обнимаю раздобревшую Зою. До сих пор непривычно видеть ее такой: с круглыми щечками и прилично раздавшийся грудью. – И куда ты на девятом-то месяце?
– Я постоянно беременна, – беспечно машет рукой, в которой сжимает тарталетку. – Можно из дома совсем не выходить, если зацикливаться на сроках.
– А помнишь как ты тряслась когда вынашивала Захара?
– Беременность Захаром была два ребенка назад, я прилично заматерела с тех пор.
Пять лет назад Зоя выскочила замуж за сына владельца этого самого "Метрополиса". Все вышло банально – по залету, но брак оказался на удивление крепким. Эта парочка жить друг без друга не может и уже ждут третьего ребенка, крестной которого я уже по традиции стану.
– А где твой Тоша? – спрашивает она, цепляя с фуршетного стола блюдце с фаршированными оливками.
– Да ходит где-то тут. А где твой Тоша?
По иронии мужа Зои тоже зовут Антон, и теперь я могу называть его этим же сокращением, из-за которого мы в прошлом иногда в шутку ругались.
– Мой беседует с Вязовым.
– Мэром? – одобрительно цокаю. – И он тоже тут?
– Только по секрету: Антон будет баллотироваться в следующем году, – шепчет она. – Так что скрещиваем пальчики на ногах, тьфу-тьфу-тьфу.
– Это же здорово, поздравляю! – снова сжимаю ее в острожных объятиях. – Я очень-очень рада за тебя. За вас. Тебе повезло с Антоном.
– Я знаю, да. Повезло, – и пухленькое лицо озаряется улыбкой наполненной такой любовью… – Жаль, что не могу сказать того же о твоем. Как у вас?
– А, все то же самое, – машу рукой, и делаю глоток.
Зоя в курсе всего, поэтому понимает без слов.
– Уже видела его? – спрашивает, зачем-то понизив тон до шепота.
– Кого?
– Прекрати строить из себя дуру.
– Нет, еще не видела.
– Выглядит обалденно, такой статный, очуметь. Они перекинулись парой слов с Антоном, я рядом стояла, но, кажется, он меня даже не узнал, – и театрально грустнеет, запихивая в рот оливку. – Это потому что я жирная.
– Ты не жирная – ты беременная. Через месяц после родов снова уже станешь стройняшкой, в первый раз, что ли.
– Тощей как ты точно не стану. Ведьма.
– Это все нервы, нечему завидовать, поверь, – еще глоток, взгляд в толпу… и сердце буквально замирает.
Я вижу того, ради кого сюда пришла.
Я не вижу его лица, но точно знаю, что это он. Выше многих на половину головы. Другая стрижка, легкий загар...
Сейчас он абсолютно не напоминает того угловатого мальчишку, которого я впервые увидела больше двенадцати лет назад. Это успешный мужчина, который через многое прошел и знает всему настоящую неподдельную цену. Дружбе, деньгам. Чувствам…
Он один, и я выдыхаю. Так глупо. Словно этот факт автоматически делает его свободным.
– Ой, кажется тот стакан газировки был лишним. Побежала, – сетует Зоя, пихает мне в руки пустое блюдце из-под оливок и умильной походкой гусыни топает в дамскую комнату.
А я продолжаю смотреть на Тимура. Как он улыбается, беседуя с кем-то из "шишек", как пожимает кому-то руку, удерживая в другой стакан с чем-то прозрачным. Кажется, просто водой.
Зачем-то делаю то, что запрещала себе делать все эти годы: я думаю о том, что было бы, прими я тогда другое решение. Представляю каким бы был наш быт. Как видела бы его сонного по утрам. Какими бы были наши ночи и каким бы он был отцом…
Глаза предательски щиплет, но я быстро собираюсь. Все это бессмысленно. Я сделала то, что должна была сделать. И отдала сполна свой долг.
– Вот ты где, – цепляет меня под руку Гордеев.
Оборачиваюсь и смотрю на него совершенно другим взглядом, посторонней женщины. Антон давно забросил спорт и немного набрал. "Спасибо" генам дяди Толи, который рано облысел – на макушке слегка поредели его великолепные пшеничные волосы. Но не смотря на это он остается привлекательным мужчиной, и наверняка на него как и раньше засматриваются женщины.
Есть ли у него кто-то? Та, с которой он спит, – странно, я думаю об этом впервые.
Наверное, я ненормальная жена, но если бы у него кто-то был, это развязало бы мне руки. Утекла бы в небытие последняя капля вины за ту мою единственную измену.
– Вон он, – слегка брезгливо кивает в сторону Тимура. – Ты подходила?
– Нет.
– И чего ты ждешь?
– Почему я должна делать это? – всплеск эмоций от встречи был слишком сильный, к тому же быстро выпитый бокал шампанского придал смелости. – Может быть ты найдешь уже в брюках свои яйца и сделаешь это сам?
– Прекрасно знаешь почему ты. Вас связывает… теплое прошлое.
– Я бросила его, швырнув в лицо гадости. О да, он с удовольствием даст кредит моему мужу!
– Он наш последний шанс. Сроки поджимают, тебе ли не знать. Если мы не получим в ближайшие дни ссуду, с компанией придется распрощаться. Я буду вынужден ее продать. За бесценок, лишь бы не остаться с голой жопой, – и багровеет: – Чего ты смеешься?
– Да вспомнила, что ты говорил о моем отце, который был в похожей ситуации. Ты высмеивал его. Называл неудачником.
– Просто подойди к нему и сделай то, что надо, – цедит он, сжимая мое запястье сильнее чем надо. – Это не ради меня одного. Ради нашей семьи. Упомяни Майю, если придется.
Лицо мое каменеет.
– Только ты можешь манипулировать ребенком, – выдергиваю руку. – Я подойду. Но точно не ради тебя.
Жаль, что рядом нет Зои, с ее неуемной энергией мне было бы проще. Впрочем, я справлюсь и одна.
Ставлю на фуршетный стол блюдце, которое мне всучила Зоя, и которое я зачем-то все это время держала в руках, а так же пустой фужер. Уверенно шагаю в сторону компании мужчин, среди которых Тимур.
К счастью, замечаю Саратова, своего старого знакомого. Как удачно: для начала можно сделать вид, что шла я исключительно к нему.
Ход работает, Максим замечает меня.
– Соня? Привет, давно не виделись. Как жизнь?
– Все отлично.
– Будешь что-нибудь? – берет с подноса официанта фужер.
– Пожалуй. Я буду шампанское.
Забираю из его рук бокал, и уязвленно отмечаю, что Тимур даже не заметил моего появления. Не увидел. Не обернулся...
– Представишь меня гостям? – киваю на стайку мужчин.
Саратов явно не ожидал подобного, поэтому удивлен. Но тем не менее учтиво выполняет просьбу.
– Это Дмитрий Владимирович Ребров, основатель кризисного центра для женщин "Доброе сердце", – указывает рукой на седого мужчину. – Дмитрий Владимирович, это София Гордеева.
– Сноха Анатолия Гордеева? – сразу же догадывается Ребров. – Хороший был человек. Очень жаль. Соболезную вам.
– Спасибо, – делаю грустный вид. – Да, жаль.
На самом деле я как никто другой знала дядю Толю. И он совершенно не соответствовал определению "хороший человек". Он был расчетливым, алчным, мелочным и мстительным, отыгрывался на моем отце до последнего. Отыгрывался за мою ошибку. Да и меня невесткой никогда не считал. Терпел ради сына.
– Это Семенов Георгий Эдуардович, – продолжает в полголоса Саратов. – Кретова ты знаешь. А это Троянов Тимур. Недавно он открыл в нашем городе филиал "Банка Актив".
Услышав свое имя Тимур оборачивается, и я с жадностью рассматриваю его черты. Внешне он не особенно сильно изменился: щетина стала чуть длиннее, как и длина волос. А еще на скуле давно зажившим росчерком белеет шрам. Отголосок того самого боя. Из которого он впервые вышел проигравшим.
Что изменилось – это взгляд. Он никогда не был мягким, но сейчас это взгляд уверенного в себе волка. Гладиатора. Им он был, им и остался.
– Ну, вы с ним, кажется, знакомы, – тактично откашливается Максим.
Я знаю, что ходили разные сплетни о срыве помолвки, но Гордеев быстро уладил это. Вслух никто никогда ничего не произносил, но между собой перетирали всякое.
– Да, мы знакомы, – на удивление мой голос тверд. – Здравствуй, Тимур.
– Здравствуй, – коротко кивает он и… отворачивается. Возвращается к беседе, словно ничего не произошло.
Никаких эмоций. Ноль. Совершенно пустой равнодушный взгляд.
Он забыл меня. Вычеркнул из своей жизни.
Впрочем, чего я ждала? Что он бросится в мои объятия?
Я повела себя тогда как последняя сука. Да, вынужденно, Гордеев загнал меня в угол, но Тимур этого не знал. Поэтому его поведение сейчас предсказуемо и абсолютно нормально.
– И? О чем вы договорились?
Гордеев уже тут как тут. Трусливо объявился ровно в тот момент, когда бывший соперник скрылся с горизонта.
– Пока ни о чем, – на автомате беру с подноса официанта фужер. – У него сейчас нет времени.
Антон вынимает из моих рук визитку и ревниво разглядывает надпись. Я вижу, как тяжело ему осознавать, что кто-то поднялся выше. Осознавать, но не признавать.
– И где произойдет встреча?
– В "Галактике".
– М, – скупо сжимает губы. – Неплохое место.
Неплохое… Усмехаяюсь.
Мне ли не знать, как он грезил снять там этаж для себя. Он привык к самому лучшему, и это место как нельзя точно отражает статус.
Грезил… но не вытянул финансово. Потому что оказался паршивым финансистом.
– Ну и как оно вообще прошло?
Становится рядом, плечом к плечу, но не смотрит на меня. Пьет свой виски. В последние пару лет он вообще начал часто пить, почему и забросил спорт – головная боль от похмелья и физические нагрузки неважно сочетаются.
– Что "оно"? – спрашиваю так же не глядя.
– Ну, встреча. Разговор.
– Мы практически не разговаривали, – забираю у него визитку и бросаю в свою сумку. – Я домой.
– Так мы здесь всего ничего.
– Я сказала, что я домой. Ты как хочешь. Отпущу пораньше Жанну и сама прочитаю дочери сказку перед сном.
– О'кей, я останусь. Побеседую с парой отцовских друзей, может быть удастся закинуть куда-то удочку.
– Закинь. Только стакан убери. Вряд ли кто-то доверится человеку у которого проблема с алкоголем.
– У меня нет проблем с алкоголем!
– Я домой, – ухожу. Спорить с ним бессмысленно.
Понимаю, что в некотором роде и я стала причиной его медленного морального разложения. Он несчастлив. Несчастлив как мужчина, но зачем-то с упорством осла продолжает держаться за наш брак.
Когда-то да, еще при жизни дяди Толи, когда Гордеевы были на коне, развод ударил бы по семейной репутации, но что мешает прекратить этот фарс сейчас? Зачем ему все это? Я сотню раз задавала ему этот вопрос, но ни разу не получила вразумительного ответа.
Он не отпускает меня. Давит морально. И я точно знаю, что реши я уйти вопреки, ни за что не даст мне сделать это нормально. Увы, у него есть козырь, который играет против меня. О котором я даже не хочу вспоминать.
Единственное, что давало мне хоть какое-то утешение, это то, что моя дочь растет в полной семье. У нее есть мама и папа. Но уже давно готова пожертвовать этим фактом, я более чем уверена, что и в одиночку смогу окружить ее любовью.
Хотя почему в одиночку?
У нее есть прекрасный дедушка. Бабушка Лейла. Тетя Лилит. И все души в Майе не чают.
Я горжусь своим отцом. Он учел все ошибки прошлого и встретив любовь всей своей жизни после долгой разлуки уже не отпустил. Он женился на Лейле, сразу же дал Лилит свою фамилию.
Лейла тоже учла. И даже если в курсе того, что произошло между мной и Тимуром, ни разу ни словом ни взглядом не выказала осуждение. Хотя мне кажется, что она ничего не знает. Как и не знает мой отец. На семейных встречах мы не говорим о Тимуре. Я не просила об этом, как-то так само вышло. Только Лилит, которая уже медленно вступает в подростковый период, иногда хвалится вскользь успехами любимого брата. И отец нет-нет, рассказывает как там пасынок.
В такие моменты я скупо улыбаюсь и молчу, переваривая фантомную боль глубоко в душе.
Раз в год, на Рождество, он стабильно приезжает к матери и сестре. Думаю, не стоит и говорить, что ни одно Рождество я не провела рядом со своим отцом.
Домой приезжаю на такси, и к моей радости Майя еще не спит, хотя уже переоделась в любимую пижаму с единорогами. Отпускаю Жанну, быстро смываю мицеллярной водой макияж, ныряю в кроватку дочери под ее теплый бочок и с упоением читаю сказку про принца и принцессу. Майя уже научилась читать сама, но мы обе насколько сильно привыкли к многолетнему ритуалу, что она как и когда была крошкой с удовольствием слушает истории в моем исполнении.
Я обожаю эти моменты, самые любимые за весь день, но сегодня я совершенно не понимаю, что читаю. Все прокручиваю в голове сегодняшнюю встречу. Вспоминаю свои ощущения. Свою тоску. Свою боль. Свое унижение.
Невозможно вернуться назад и изменить жизнь, значит, нужно подстраиваться под ее течение.
***
– А можно только блинчики, без каши? – спрашивает Майя, строя при этом такое умильное выражение лица, что я автоматически оставляю кастрюльку на плите.
– Знаешь как это называется?
– И как?
– Манипуляция, – с улыбкой кладу на тарелку два блинчика с творогом. – Но в следующий раз подобный номер не пройдет, даже не думай.
– А можно еще мультики на планшете? – складывает ладошки в умоляющем жесте. – Пожа-а-алуйста!
– Майя!
– Иначе я опять буду копаться в тарелке три часа. Возиться, смотреть по сторонам, считать ворон...
– А это уже спекуляция! – не могу сдержать хохот, когда она повторяет мои же слова. – Ешь. А то в садик опоздаем.
– А мама Вики готовит ей другие блинчики, – размазывая джем, делится дочь. – Маленькие такие. Круглые, без начинки.
– Оладья?
– Панкейки! Вспомнила. Ты приготовишь мне такие?
– Я… не люблю панкейки, и готовить их не умею. Извини.
Слишком нехорошие с ними связаны воспоминания, детка.
– А почему не любишь? – не унимается ребенок. Она вообще жуткая болтушка, любознательная и не по годам взрослая, и я стараюсь отвечать на все ее вопросы максимально честно.
– Однажды я приготовила их для одного человека, а он не стал их есть. Я выбросила их мусорное ведро и больше никогда не пекла.
– Странно... Может, они подгорели?
– Может, – с улыбкой глажу ее по голове. – Ешь.
Беру в руки чашку кофе и подхожу к окну. Лето в этом году наступило непривычно рано: в начале мая уже вовсю палило солнце, а сейчас, в конце июля, и вовсе наступила адская жара.
Мне нравится вид из окна нашего дома, жаль только, что я никогда по-настоящему не ощущала его своим. Дом Антона. Дом Майи. Но не мой.
Собственно, он и есть не мой – это был подарок отца Антона к свадьбе. Помня расчетливость дяди Толи, наверняка он провернул все так, чтобы мне не дай бог не досталось и метра.
– Ну что, ты позвонила?
Оборачиваюсь – помятый Антон входит в столовую. Не знаю во сколько он вернулся, но выглядит ужасно. И это человек, у которого нет проблем с алкоголем.
Хотя у него их и в бизнесе до поры до времени не было.
– Кому позвонила?
– Ты знаешь, кому, – хмуро распахивает холодильник.
– Семь пятнадцать, Антон. Ты серьезно?
– Он решения этого придурка зависит между прочим и твое будущее тоже. Да, я серьезно, – открывает коробку апельсинового сока и пьет прямо так, не наливая в стакан. Хотя прекрасно знает, как я этого не выношу. – Я вчера поговорил со всеми, с кем мог. И у всех нашлись причины мне отказать. Когда был жив отец, они зад нам лизали, ублюдки.
– Антон! – одергиваю, напоминая о присутствии ребенка.
– Надеюсь, ты знаешь, что ему сказать, чтобы получить положительный ответ.
– И что например?
– Брось. Он же был влюблен в тебя. Напомни ему об этом.
– Да ты издеваешься! – цепляю со стола тарелку Майи. – Знаешь что, сегодня я разрешаю тебе целый телевизор. Можешь позавтракать в гостиной. Но только в виде исключения! Идем.
Ненавижу так делать, но Антон совершенно не следит за своим языком. Пусть лучше смотрит мультики, чем слушает то, что не предназначено для ее ушей.
– Ты как будто специально говоришь это все при дочери, – раздраженно возвращаюсь в столовую. – Можешь хотя бы немного фильтровать речь?
– А что такого я сказал? Правду? – берет мою чашку и делает глоток кофе. – Фу, опять с молоком. Гадость.
– Твоя идея действовать через меня – бредовая. Тебе не хуже меня известно как мы расстались. Да он ненавидит меня.
– Ты и раньше так говорила. А потом он заделал тебе ребенка.
– Заткнись! – со страхом оборачиваюсь на дверь. – Бога ради, иначе я тебя прибью.
– А разве это не так? Это же его дочь.
– И я никогда этого не скрывала! – шиплю ему в лицо. – Никогда! Но ты все равно женился на мне. По своему желанию!
– Я женился на тебе до того как узнал о залете.
– Я предлагала развестись. Сразу же! Но ты не захотел. Более того – сделал все, чтобы я не ушла.
– А ты не понимаешь почему? – наступает на меня, и взгляд его не сулит ничего хорошего. – Потому что я тебя любил! Да, насколько сильно, что проглотил факт измены!
– Насколько сильно, что изменил мне на дне рождении Зои, – ненавижу припоминать старое, это мелочно, но он первый начал. – Пусть не сразу, но я узнала. Так что кто бы говорил.
– Это была ошибка, просто перепих по пьяни. Но даже в таком состоянии у меня хватило ума предохраняться. В отличие от некоторых.
– Ты сам признал Майю, – цежу сквозь зубы. – Сам! Это было твое решение.
– И я считаю ее своей дочерью.
– Но не забываешь периодически напоминать, чья она на самом деле.
Ощущаю, как бешено клокочет сердце. Когда он говорит о дочери, у меня буквально сносит крышу. Я готова порвать за нее любого.
– Если бы ты была на моем месте, ты бы знала, что невозможно не думать об этом… Не вспоминать.
В глубине души начинает копаться мерзкий червячок вины.
Но я действительно не обманывала его! Я сразу сообщила ему о беременности и о том, кто отец. Не стала мухлевать со сроками и делать из него дурака. Я была частной, предлагала развод, но он был непреклонен. Обещал никогда не попрекать. Первые пару лет так и было, но теперь это происходит все чаще.
Он никогда не любил Майю так, как мог бы любить своего родного ребенка, но я никогда от него этого и не требовала. Я люблю ее за двоих.
– Инициатором нашего брака был ты, – произношу спустя минуту тишины. – Ты мог отпустить меня узнав правду, но не захотел.
– В том, чтобы воспитывать его ребенка что-то есть. Ведь не его, а меня она называет отцом, – усмехается. – Так что такой он себе Гладиатор, раз не смог одержать победу, – и добавляет: – Дважды.
– Если Тимур узнает, что это ты купил тогда того парня, который едва не покалечил его, заплатил за нечестный проигрыш – думаешь, он даст тебе кредит? Уверен?
И вот в ход пошел шантаж. Ожидаемо, но все равно страшно. Страшно от того, что он действительно способен на все.
Думаю несколько лихорадочных секунд.
– Да не нужен ему ребенок! От меня – не нужен!
– Если не нужен, я дам тебе чертов развод и сделаю то, что снится тебе в страшном сне – заберу Майю себе! – начинает заводиться Антон. – Я найду сотню способов доказать, что ты так себе мамаша.
– Я хорошая мать! – цежу сквозь зубы. – И ты не можешь с этим поспорить.
– Тебе напомнить о том дне, когда ты...
– Какой же ты подонок! Подонок! – срываюсь, не дослушав.
Я не хочу это вспоминать. Мне стыдно. Мне больно. Мне... страшно от этих мыслей.
Защищаясь – нападай!
– Ты жалок, слышишь? Просто посмотри на себя! Ты лишился сбережений и скоро лишишься кампании. Твоя жена не любит тебя, и дочь – и та не твоя!
– Сука! – в два шага преодолевает разделяющее нас расстояние. Хватает меня за волосы, и больно тянет, вынуждая наклонить голову назад. – Не любишь, говоришь? Не любишь?
– Никогда не любила! – знаю, что подливаю масла в огонь, но он первый высек искру. – И никогда не хотела. Как мужчина ты тоже полный ноль.
– Какая же ты сука, – мстительно рычит он, а затем резко разворачивает меня, наклоняет и прижимает грудью к столешнице. Задирает подол халата, рывком стягивает белье. – Закричишь – из гостиной прибежит Майя. Если хочешь показать ей шоу, которое травмирует ее на всю жизнь – жги!
На все уходит минута, не больше. Но эта минута страшного унижения никогда не выветрится из моей памяти.
Когда он натягивает пижамные штаны и отстраняется, я выпрямляюсь, одергиваю подол халата и, развернувшись, со всего маху даю ему звонкую пощечину.
– Скажи еще, что не понравилось, – ухмыляется. И эта ухмылка решает все.
Хватаю со стола вилку и подношу к его горлу.
– Только попробуй еще раз тронуть меня. Только попробуй! Богом клянусь, что...
– Мамочка! Я все доела! – слышу приближающийся топот ног. – Мы в садик не опаздываем?
– Опаздываем, – отвечаю ей, но смотрю на ублюдка, который стал моим мужем. – Но не страшно, придем чуть позже, я позвоню Ларисе Викторовне. Ты пока одевайся, а я быстро приму душ и поедем.
– И еще кое-куда позвонить не забудь, – напоминает Антон. – Иначе знаешь, что будет. Я не шучу.
Стискиваю зубы, проглатывая остатки унижения.
Он загнал меня в угол, и моя главная задача вырваться оттуда. И вырвать из его лап свою дочь.
Не люблю красный оттенок помады. С ним я кажусь себе вызывающе вульгарной. Но на встречу с Тимуром зачем-то наношу на губы именно этот цвет. Цвет лепестков мака. Сочной клубники. Цвет моего кровоточащего сердца.
Я не люблю, но мне идет. Как и модный пиджак оверсайз темно-синего оттенка, свободные брюки-палаццо и красные шпильки.
Думала надеть платье, но... не смогла. Возможно, я хотела спрятаться чисто интуитивно. Прикрыть испачканное утром тело.
Секс с Антоном никогда не приносил мне удовольствия. Первая близость произошла лишь спустя год после начала отношений, и потом случалась не так часто, как хотелось бы ему. А ему хотелось всегда. Мне – нет.
Я вообще долгое время считала, что фригидна, и лишь проведя ночь с Тимуром поняла, что такое настоящая страсть. В ту единственную незабываемую ночь мы начали Майю. Прекрасную дочь, о которой он не знает.
Детей от Антона я никогда не хотела, хотя первое время он просил. Наверное, хотел уравнять свои права на меня с Трояновым. Но одно дело просто быть замужем и совсем другое – стать родителями. Я делала все от себя зависящее, чтобы не привязать себя к нему настолько. И хоть он дал Майе свою фамилию, хорошо относился к ней, никогда по-настоящему ее не любил. Впрочем, этого от него я никогда не требовала. Как и принимать ее, как и жениться на мне. Это было только его решение. Подоплеку которого я до сих пор не до конца понимаю.
Он говорит, что сильно любил меня… Возможно. Но вероятнее просто не хотел стать проигравшим. Он же знал, что Тимур будет в курсе, поженились мы или разошлись. Фанатичное желание доказать что-то ему, показать, что именно он, Гордеев – выше, круче, сильнее, затмило его разум.
А сейчас он зависит от решения своего врага. Какая жестокая ирония.
Утром, возвращаясь из детского сада, я позвонила в "Галактику" и записалась через секретаря на встречу с Тимуром.
Личный секретарь. Важная шишка. Вот уж действительно пути Господни неисповедимы.
Приезжаю к бизнес центру точно ко времени, ни позже, ни раньше. Поднимаюсь на лифте на последний, самый дорогой двадцатый этаж.
– Я записана на четырнадцать часов, – со слегка нервной улыбкой докладываю секретарю. – София Гордеева.
– Извините, Тимур Эдуардович пока занят, – тоже улыбаясь, отчитывается она. – Можете присесть и подождать его здесь.
– У него кто-то есть? В кабинете.
– Нет.
– Тогда почему он не может меня принять?
– Он занят, – дежурно повторяет она, и я, испытывая унижение, опускаюсь на кожаный диван.
Спина словно натянутая струна. Уйти бы отсюда и не терпеть все это, но нельзя. Если Антону нужен этот кредит, я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы он его получил. И не ради него, конечно, нет. Только ради моей дочери.
– Извините, долго еще?
– Вас пригласят, – дежурно отмахивается девушка, и я ощущаю в кончиках пальцев неприятный нервный зуд.
Я прекрасно понимаю для чего он маринует меня здесь. Хочет показать свое превосходство. Чтобы я четко поняла чье где место. Я сейчас всего лишь гостья. Униженный проситель.
Бросаю взгляд на огромные настенные часы в виде двух огромных стрелок – он держит меня здесь уже семнадцать минут. Держит намеренно, специально.
Ну уж нет, с меня хватит. Я не в том положении, да, но он уже четко дал понять, насколько сильно хочет меня видеть. Дальше будет только хуже.
Резко поднимаюсь с дивана, вешаю ручку сумки на плечо и только собираюсь уйти, как секретарша, с красивым именем Лиана окликает меня:
***
– То есть как это отказал?
– Вот так. Я же говорила, что это плохая идея, – устало сбрасываю пиджак. – Бо́льшего унижения я давно не испытывала.
– Да как так! – не может поверить услышанному Гордеев. – Он должен был согласиться!
– Он никому ничего не должен. Особенно мне.
– Может быть дело в том, что ты плохо просила?
Разозленно оборачиваюсь на Антона.
– В каком смысле "плохо"? Я рассказала о нашей ситуации, он ответил нет. Никто не хочет связываться с неблагонадежным заемщиком. Вдруг ты снова объявишь себя банкротом.
– То есть он тебе рассказал. Ну конечно.
– А должен был рассказать ты! Почему я узнаю о том, что мой муж опустился на самое дно от третьих лиц?
– Это была вынужденная мера. Благодаря этому мы как раз пока не на дне.
– Я хочу развод, Антон, – опускаюсь на банкетку у косметического столика и устало повожу ладонями по лицу. – Давай не будем мучить друг друга.
– Я не мучаюсь рядом с тобой.
– А я – да. Для чего мы вместе? Зачем?
– Бежишь с тонущего корабля? – едко усмехается. – Пока я был на плаву, ты как сыр в масле каталась.
– И даже тогда я хотела развестись. Не делай вид, что этого не было.
Неожиданно он подрывается с места и в два счета оказывается возле меня.
– Мне нужен этот кредит, слышишь? – взгляд словно у сумасшедшего, и я вдруг ловлю себя на мысли, что начинаю его по-настоящему бояться. – Он мне нужен!
– Ничего не вышло.
– Значит, попробуй еще!
– Я больше палец о палец не…
Вздрагиваю, когда он замахивается рукой. Кажется, что сейчас я получу пощечину, но вместо этого он сбрасывает с комода мою косметику, которая разноцветными брызгами разлетается по комнате.
– Ты неадекватен! Посмотри на себя, на кого ты стал похож!
– Смерть отца сломила меня. Тебе ли не знать!
– Тебя сломила не смерть отца, а пьянство и самоуверенность. Если бы ты не брал на себя больше чем можешь унести, все было бы хорошо. А теперь выйди из моей комнаты. Мне нужен прибрать здесь, чтобы Майя не увидела, – наклоняюсь, чтобы второй раз за этот длинный день собрать с пола свои вещи.
Антон никогда не был агрессивным, и я не узнаю его. Но, возможно, здесь как раз сыграло роль появление в городе Тимура. Мальчика из трущоб, который сумел подняться. Гордеев всегда негласно с ним соревновался и то, что соперник теперь успешнее больно бьет по самооценке. Плюс я… когда-то Тимур увел и меня, и пережить это Антону было крайне сложно.
Я понимаю это, но не считаю данное поведение оправданием.
– Хорошо. Если хочешь развод – черт с тобой, ты его получишь, – неожиданно произносит он за моей спиной.
Поднимаюсь и пристально смотрю ему в глаза.
– И что я буду должна сделать взамен? Ты же не отпустишь меня просто так. Я даже не надеюсь.
– Уговори Троянова дать мне этот сраный кредит. На выгодных условиях и на длительный срок. Мне плевать как ты это сделаешь, мне важен результат.
– И ты отпустишь меня? И даже не станешь претендовать на Майю?
– Да, я сделаю это.
Смотрю на него, пытаясь прочитать в глазах подвох. Этих слов я ждала от него несколько лет. Развестись и освободиться. Майя поймет, обязательно. Может, не сразу, но встанет на мою сторону.
– Он уже сказал твердое нет. Мне умолять его?
– Я же сказал, что мне все равно как ты это сделаешь. Я не могу лишиться фирмы, которой отец владел столько лет. Что мне делать тогда? Побираться? Работать на кого-то?
– Так многие делают.
– Многие. Но не я, – цедит сквозь зубы. – Сын Анатолия Гордеева не станет горбатиться "на дядю".
– Мой отец горбатился на вас несколько лет, когда попал в подобную ситуацию.
– Потому что твой отец тряпка.
– Не смей так называть его, слышишь? – повышаю тон. – Не смей! Да ты мизинца его не стоишь!
– Знаешь, что я заметил? Ты осмелела. И именно тогда, когда снова встретила этого. Думаешь, ты нужна ему? Сомневаюсь.
– Но тебе же я зачем-то нужна. Так сильно, что не отпускаешь.
– Я любил тебя со школы! Нормальный довод?
– Так не любят, Антон, – киваю на разбросанные на полу вещи. – Когда любят, не ставят условий. Не делают несчастным и не берут силой.
– Ты вывела меня! Знаешь же, в каком я уязвимом положении сейчас. Нервы сдали. Скажи еще, что тебе не понравилось.
– Нет, мне не понравилось, – снова опускаюсь, чтобы собрать косметику.
– Я не пойму, ты только со мной такая фригидная? С ним было иначе?
– Хочешь, чтобы я обсудила это с тобой? Серьезно?
– Что ты нацепила сегодня на встречу с ним? – брезгливо цепляет пальцами мой пиджак. – Это?
– Что не так с моим пиджаком? – выдергиваю из его рук свою вещь.
– Чтобы получить желаемое, ты должна была соблазнить его. Надавить на низменные инстинкты. Раньше же получалось.
– Может быть мне еще лечь под него, чтобы он дал тебе кредит?
– По крайней мере сейчас бы это было ради дела. А не ради удовольствия, как тогда.
– Какой же ты…
Кричать, ругаться, оправдываться – на все это совершенно нет сил. Я выжата досуха и так устала.
Устала играть что-то для кого-то. Устала подстраиваться. Устала бояться. Устала жить с тем, кого не люблю.
– Уговори его. Ты же можешь, я знаю. Сроки поджимают. Меня выворачивает наизнанку от осознания, что кредит его долбаного банка мой единственный шанс выплыть, но выбора нет.
В сумочке звонит телефон. Достаю его и вижу на дисплее номер Лейлы. С удовольствием пользуюсь случаем и принимаю вызов. Что угодно, лишь бы не слушать Антона.
– Сонечка, здравствуй, – ее голос как всегда мягок. – А вы где?
– Привет, Лейла. А… в каком смысле – где? Мы все дома.
– А как же День Рождения Лилит? Она ждет тебя.
Меня словно током бьет. День Рождения!
Как я могла забыть, что именно сегодня праздник у моей единственной сестренки! Нас же приглашали еще давно, даже обсудили меню.
Заехав по дороге в торговый центр, покупаю сестре наушники, которые она давно хотела, засовываю в подарочный пакет и снова сажусь за руль. Папа продал наш дом и купил поменьше за городом. Там же разбил свою небольшую пасеку. Ехать туда недолго, по трассе всего лишь около получаса, и я надеюсь, что успею вовремя.
– Я так рада, что скоро увижу Лилит, – ликует на заднем кресле дочь. – Когда я вырасту, то хочу стать похожей на нее.
– Лилит хорошая девочка, но ты будешь похожа только на саму себя. Не нужно подражать кому-то.
– Она сказала, что у нее есть старший брат.
Бросаю тревожный взгляд в зеркало заднего вида.
– Ну да, есть.
– А почему я его никогда не видела?
– Потому что он живет очень далеко, рыбка.
Майя, сосредоточенно глядя в окно, думает несколько секунд, а потом выдает:
– Если он брат Лилит, значит и мой брат тоже?
Только этого мне не хватало! И когда только дети успевают вырасти так быстро, чтобы начать задавать такие сложные для ответов вопросы?
– Нет, Майя, он точно не твой брат, – издаю нервный смешок.
Как объяснить пятилетнему ребенку, что брат Лилит, сын "ба" – ее настоящий отец?
Как сказать такое?
Правильно – никак. По крайней мере точно не сейчас.
– Смотри, мы уже подъезжаем! – с радостью меняю тему.
– Вон торчат домики дедушкиных пчелок!
– Да, это они.
– Я люблю дедушкин мед, он вкусный.
– Значит выпросим у него баночку, – глушу мотор и, отстегнув Майю, и забрав с соседнего кресла пакет с подарком, шагаю к дому.
Признаться, улыбаться, даже дорогим людям, сейчас нет никакого настроения. К тому же Тимур в городе, Лейла может начать о нем говорить… То еще испытание.
Прием выходит как всегда радушный – все радостно обнимаются, целуются, и даже я отпускаю все плохое и пропитываюсь уникальной аурой этого гостеприимного дома.
Майя сразу же убегает к сестре наверх, а мы, взрослые, остаемся внизу.
– Прости, замоталась и чуть не прогуляла праздник сестры, – чмокаю папу в щеку, и он отмахивается.
– Не страшно, Лилит все равно с подружками, ты знаешь какой у нее сейчас возраст – не разгонишь. А Антон где?
– Да у него там… дела.
С некоторых пор я перестала делиться с папой подробностями личной жизни. Не потому что стала скрытной, просто не хочу чтобы он знал о том, какой дурдом творится в моей семье.
– И как у него там по бизнесу?
– Ой, не спрашивай, – теперь отмахиваюсь я. – Думаем-решаем, как быть.
– Если что, наши двери для вас с Майей всегда открыты. Для тебя комната отдельная есть, а девочки могут жить в одной.
– А Антона поселим на чердаке?
– Ну, ты поняла, о каком исходе я говорю.
Поражаюсь, насколько папа проницателен. Я ни разу не обсуждала с ним проблемы взаимоотношений с мужем, и тем более не заикалась о том, что хочу развестись, но он сам как-то прочувствовал это и понял.
– А чего вы здесь? Пойдемте на кухню, – улыбается Лейла. – Там поговорим за чашкой чая.
Родительский дом – есть родительский дом. Даже учитывая, что я здесь не родилась и не выросла, чувствую я себя тут просто замечательно. Гораздо лучше, чем в подаренной когда-то дядей Толей золотой клетке.
И дышится легче, и аппетит лучше, и настроение поднимается само собой. Особенно глядя на то, с какой нежностью папа и Лейла смотрят друг на друга.
– Еще чаю?
– Если выпью хоть каплю – точно лопну, – отставляю пустую чашку и откидываюсь на спинку стула. – Все очень вкусно, Лейла, у тебя золотые руки.
– Это ты еще торт не пробовала.
– Так только что же…
– Да не этот, другой. Этот от девочек остался. А в духовке медовик.
– А я и думаю – откуда такой божественный аромат. Точно уеду отсюда с лишним килограммом.
– Соня! Ты приехала! – бросается мне на шею откуда ни возьми прискакавшая Лилит.
От девочки, которую я впервые увидела шесть лет назад не осталось и следа – высокая, ростом почти уже с меня, с шикарными густыми волосами и миндалевидными восточными глазами. Но все еще, конечно, ребенок.
– С днем рождения, милая, – целую родные щечки. – Это наш тебе подарок. Я знаю, что ты это хотела.
– Там наушники, я знаю, – хихикает, – Майя мне проболталась.
– Эх ты, – прижимаю дочку к себе. – И вот как тебе доверять секреты?
– Девочки уже уезжают? – спрашивает Лейла.
– Да, за ними родители приехали.
– Ой, пойду провожу.
Лейла уходит, а мы пока вместе распаковываем коробку, достаем наушники, инструкцию, и пытаемся все вместе понять, как их подключить.
Не знаю, сколько на это уходит времени: мы хохочем, по очереди отнимаем друг у друга инструкцию и все это с шутками. Настоящая семейная атмосфера. Та самая, которой нет в нашей с Антоном семье.
Признаться, я рада, что он не приехал. Хотя бы здесь не нужно играть роль.
– Та-ак, вот и торт как раз подоспел, – Лейла входит на кухню ровно в тот момент, когда начинает пищать таймер. – Как раз к приходу гостей.
– Каких гостей? – отвлекаюсь от болтовни.
И когда Лейла бросает на меня немного виноватый взгляд, я понимаю все до ее ответа.
– Тимур с Ингой приехали.
– Тимур здесь? Ура-а-а! – Лилит бросает все и мчится встречать брата на улицу, а я сижу в полном ступоре.
Я даже помыслить не могла, что он приедет. Совершенно об этом не думала!
Несколько лет мы умудрялись не сталкиваться друг с другом. А он приезжал. Очень редко, но все-таки бывал здесь. Обычно на Рождество, в которое у меня находились "другие дела".
И вот он здесь. Да еще не один, а со своей девушкой.
– Он знает, что я тут? – спрашиваю совершенно убитым тоном.
– Да, знает, – спокойно отвечает Лейла.
Не знаю, в курсе ли она, что между нами было, но держится очень достойно. Не лезет, не задает вопросов, не пытается забраться под кожу в ожидании откровений.
– Они приехали поздравить Лилит, – уточняет слегка виновато. – Дочка очень их ждала.
И что теперь делать?
Убегать поджав хвост из дома собственного отца с праздника родной сестры?
И все бы ничего, но эта его девушка… Сидеть за одним столом с ней – настоящее испытание.
Впервые я чувствую себя лишней в доме папы.
А… Майя?
Меня словно кипятком обдает.
Он же сейчас познакомится с ней, и к такому испытанию я точно совершенно не готова. Нельзя допустить их встречи, никак!
– Я, наверное, поеду, – спешно поднимаюсь со стула. – У меня еще есть кое-какие дела…
– Как же, вы же совсем не посидели с нами. Лилит только проводила подруг и очень хотела провести время со своей сестрой.
"И братом", – добавляю мысленно.
В памяти еще свежи подробности дневного унижения. Как он смотрел на меня: холодно, совершенно безразлично.
Я не хочу сидеть и наблюдать, как он смотрит на другую. И уже совершенно другим взглядом. Зачем мне это.
Не хочу…
– Надеюсь, Лилит меня простит. Майя, где твой рюкзачок? Мы уезжаем.
– Ну ма-ам! Мы же только приехали! И мы еще не сходили и не посмотрели на пчелок дедули!
– Действительно, Сонь. Ну куда ты торопишься? – вклинивается в беседу папа. – Посиди с нами, попробуй медовик Лейлы. Очень вкусный у нее торт, мой любимый.
– Всем привет.
Слышу за спиной, и внутри все буквально обрывается.
Тимур уже здесь.
Собрав волю в кулак, оборачиваюсь.
Тимур, в отличие от меня, переоделся, сейчас его лук далек от дневного офисного: на нем серая водолазка и брюки на тон темнее. А Инга… эта девушка умудрилась выглядеть словно модель с подиума в обыкновенных джинсах и свободном кардигане.
На ее фоне я автоматически начинаю чувствовать себя какой-то ущербной.
– Здравствуй еще раз, Тимур, – цежу сквозь зубы. – Здравствуй Инга.
– Еще раз? – цепляется папа. – Вы уже виделись сегодня?
– Да, я приходила по рабочим вопросам в его офис.
– Да вы садитесь! Вот сюда, рядом с Лилит. А вы, Инга, сюда.
Пока Лейла рассаживает гостей, смотрю четко перед собой, на блюдо с тортом во главе стола. Надо выдержать какие-то десять минут, потом я сольюсь под благовидным предлогом.
– Смотрите, что подарил мне Тимур! Это новая модель телефона! – ликует сестра. – Я о таком всю жизнь мечтала!
– Это же очень дорого! Зачем, Тимур? – журит Лейла. – Она еще совсем ребенок и такая ценная вещь.
– Я не ребенок! – возмущается Лилит. – Я уже взрослая!
– Пусть пользуется, раз всю жизнь мечтала, – с теплотой в голосе произносит Тимур, и я украдкой поднимаю на него взгляд.
Он сидит четко передо мной (иначе и быть не могло по закону подлости), и на меня не смотрит. Его внимание: деликатное, но пристальное, устремлено на мою дочь, что сидит рядом со мной.
Нет, он не может ничего понять. У мужчин не развит так остро отцовский инстинкт, а внешняя схожесть… есть ли шанс, что он не заметит?
– Мама, а я уже видела этого дядю, – шепчет Майя, но так, что слышат все.
– Да, и где же?
– В твоем комоде лежит фотография. Там он.
Ощущаю, как краснею буквально до корней волос.
– Нет, милая, ты перепутала, – голос похож на блеяние загнанной в угол овцы. – Это не он.
– Нет, он! Я точно помню!
– Давайте свечки в торт вставим, да? – приходит мне на выручку папа.
Все активно подключаются к процессу, что немного отвлекает от моего конфуза.
Замечаю, как на меня смотрит Инга, с явным любопытством.
Она еще очень молода, младше меня лет на пять, только-только закончила университет. Не знаю, что она за человек, может быть помимо внешней красоты у нее полно других выигрышных качеств, но я искренне не понимаю, что она делает рядом с Тимуром. Он не похож на мужчину, который выбирает в спутницы жизни таких девушек.
Счастливая Лилит задувает свечи, потом все, беседуя, лакомятся тортом. Делятся новостями, смеются, а мне кусок в горло не лезет.
Ситуация поистине абсурдная. Тимур и я в одном помещении. Сидим, пьем чай, словно не произошло между нами ничего в прошлом.
Словно я не сбежала с ним с собственной помолвки, не пообещала вместе уехать, а потом нагло слилась. Словно я воспитываю не его дочь…
– Тимур, ты не куришь? – спрашивает папа, когда главные общие темы исчерпались, и все начали болтать по интересам.
– Нет, вредная привычка.
– Да я знаю. Сам никогда не курил, а потом начал… ну, когда проблемы были. Думал, ты компанию мне поставишь.
– Могу составить, почему нет.
Когда Тимур уходит, я впервые выдыхаю. В его присутствии никак не получалось расслабиться. Даже отламываю ложкой кусок медовика.
Девочки убежали копаться в новом телефоне Лилит, Лейла тоже вышла, чтобы ответить на важный звонок, и мы с Ингой остались на кухне вдвоем.
Я хоть и сидела сама не своя, но заметила, что какой-то особенной теплоты между Тимуром и ней нет. Заметила – буду частной – к своему эгоистичному удовольствию.
Нет, он ухаживал за ней, улыбался, но его взгляд… он был безучастен. Не знаю, почему они вместе, но он не любит эту девушку. Слишком хорошо я его знаю.
Впрочем, любит, не любит – он с ней. Да и возможно я выдаю желаемое за действительное.
Весь следующий день я словно на иголках. Меня терзает масса противоречий, кидает из одной стороны в другую.
Я хочу этой встречи и… не хочу. Я боюсь оставаться с ним наедине, ведь номер – это не офис. Там мы будем совершенно одни. И я буду чувствовать себя уязвимой.
Зачем он позвал меня туда? Поговорить о чем?
Почему в номере? Мне показалось, или он вложил какой-то... интимный посыл в свое предложение?
Этого я не знаю, но знаю одно – я должна воспользоваться шансом. Пусть уже Гордеев получит свой спасительный кредит и оставит меня в покое. Я хочу развестись, и если он не лжет, то это на самом деле единственная возможность получить свободу.
Одеваюсь я совсем не так, как на прошлую встречу: облегающее платье, тонкие шаильки и макияж, чуть более яркий, чем я привыкла. Волосы оставляю распущенными, наношу на запястье каплю духов с дерзким вызывающим ароматом.
За руль не сажусь – вызываю такси, и приезжаю на полчаса раньше условленного срока. Чтобы не выглядеть глупо, заявившись не вовремя, захожу в ресторан, который расположен на первом этаже гостиницы и заказываю себе бокал белого вина. Пью практически залпом, и это точно не добавляет уму ясности, но помогает избавиться от цепей напряжения.
Находиться рядом с ним – тот еще стресс. Не замечаю, как заказываю еще один…
Не люблю алкоголь, практически не пью его, но сейчас нервы на таком пределе, что еще чуть-чуть и будет взрыв.
Он совсем не смотрел на меня за столом. Вернее, не смотрел так, как делал это раньше. Из его взгляда ушла искра, и я точно знаю, что стало тому причиной. Не каждый может пережить такое предательство, Тимур – особенно.
А может, его глаза не горели, потому что я стала выглядеть хуже? Никогда не думала об этом. После родов я не набрала вес, моя грудь не обвисла. Да Боже, мне еще нет даже тридцати!
Неужели, это просто я не вижу изменений, но они все-таки есть?
Или на фоне его молодой и красивой девушки я выгляжу не так выигрышно?
Наверное, глупо думать об этом сейчас, когда полно других проблем, но меня радует, что женское во мне еще не до конца умерло. Хотя еще совсем недавно казалось, что женщину я в себе давно похоронила.
Рядом с ним всегда так. Что раньше, что сейчас…
Поднимаюсь на пятый этаж ровно в назначенное время, и когда часы показывают двадцать ноль-ноль, стучу в дверь.
От волнения слегка потряхивает, и я немного жалею, что позволила себе вольность в виде пары бокалов вина. На голодный желудок это было не самой лучшей идеей, голова плывет. Еще этот запах, и что он подумает обо мне?
Впрочем, разве имеет значение?
Стучу еще, и после этого дверь, наконец, открывается.
Сегодня он снова выглядит строго: темно-синий костюм-тройка делает его взрослее и недосягаемее. От Тимура, что сидел вчера за одним со мной столом в обычной водолазке в кругу семьи не осталось и следа.
Он просто разительно изменился. За шесть этих долгих лет.
– Проходи, – бросает он вместо приветствия и, развернувшись, уходит куда-то вглубь номера. Конечно, когда появляюсь я, всегда находятся дела поважнее.
– Хороший номер, – осматриваюсь по сторонам. – Но почему ты не остановился дома у матери?
– Не хочу надолго обременять их своим присутствием, – достает из бара квадратную бутылку и стакан. Подумав, оборачивается на меня: – Будешь что-то? Или с тебя хватит?
Значит, "аромат" оказался сильнее, чем я думала.
– Выпила бокал вина внизу, – горделиво задираю подбородок, – это преступление?
– Я тебя не обвинял. Просто задал вопрос.
– Зачем ты позвал меня? – не хочу ходить вокруг да около. – И почему именно сюда?
– Не хотел, чтобы нам кто-то помешал.
– Помешал делать что?
– Для начала говорить.
– Для начала?
– Ну, мало ли куда заведет эта беседа, – не отрывая от меня взгляд, делает большой глоток.
Мне кажется, или это какой-то намек?
От мысли, что это за намек, начинают гореть щеки.
– Я выпью, да, – пытаюсь за дерзостью скрыть замешательство. – Вина.
Он открывает бар и достает оттуда початую бутылку. Фужер на тонкой ножке.
Вряд ли он пил вино, значит, открывал его для кого-то другого.
Другой.
Наливает в бокал соломенный напиток и ставит на стойку рядом с собой. Тем самым давая понять, что подойти должна я. И я подхожу, беру фужер в руки и пью. А он сидит на высоком барном стуле напротив и смотрит как я это делаю.
– Твой муж знает где ты?
– Нет.
– То есть ты пришла ко мне тайком? У тебя не будет проблем?
– Я не отчитываюсь перед Антоном, – со звоном ставлю бокал на стойку. – А твоя девушка? Она знает, что я здесь?
– Нет.
– Опрометчиво. Ведь если узнает, начнет ревновать и наверняка устроит сцену.
– Конечно устроит. Вряд ли ей понравится, что я пригласил в свой номер красивую женщину и остался с ней наедине.
После его мимолетного комплимента ощущаю как кровь начинает быстрее мчаться по венам.
– Так зачем ты позвал меня? Ты не ответил. Эти недомолвки, место, которое бы выбрал, все это напоминает свидание.
Господи, что я несу!
После моих слов он едва заметно ухмыляется.
В отличие от меня он совершенно расслаблен, и кажется, что эта ситуация его только забавляет.
– Тебя что-то смущает? – спрашивает он.
– Смущает, да! Я не понимаю, что тебе от меня нужно!
– Мне от тебя? Ничего. А вот тебе от меня нужно. И ты могла бы быть повежливее с человеком, от которого зависит ваше с мужем будущее.
– Ты на что намекаешь?
– Почему намекаю? Говорю прямо, – меняет положение ног: закидывает левую ногу на правую и кидает на меня цепкий взгляд: – На что ты готова ради того чтобы я согласился?
– В каком смысле "на что готова"? Не понимаю тебя.
Он издает тихий усталый вздох и поясняет мне тоном, каким учат маленького глупого ребенка.
– Твой муж находится сейчас в глубокой заднице, ни один уважающий себя банк ни за что не даст ему кредит, под какой угодно процент. Впрочем, уже все отказали. Почему я должен идти на риск и одобрять многомиллионный займ, который, возможно, не вернется? Или вернется не в полной мере. Он же уже провернул эту известную всем аферу с признанием себя банкротом. Где гарантии, что не сделает этого снова?