Мила не просто боялась мужа.
Это был не страх — животный ужас.
И сейчас, когда он стоял в двух шагах от жены с ножом, сверкающим в свете ночника, подходя всё ближе, я понимала, что увещевания бесполезны.
Бесполезно просить успокоиться и поговорить.
Я не знаю, насколько поехала его психика после побега Милы в ночи два дня назад.
Насколько его взбесило заявление в полицию и медицинское освидетельствование, на котором я, психолог, настояла.
Это не важно.
Важно, что его не поймали и сейчас он заносит нож над беззащитной женщиной, которая всхлипывает и вжимается в угол.
Над женщиной, которой я обещала защиту в стенах своего центра.
А у меня на решение есть один, два, три...
И я бросаюсь наперерез. Нечеловеческий рык, боль рядом с сердцем, крик Милы:
— Ира!
И пустота...
____________________
Воздух хлынул в лёгкие с такой силой, что на мгновение показалось — они взорвутся. Я резко распахнула глаза и тут же зажмурилась от яркого света. Сознание вернулось рывком, как после глубокого обморока, и первое, что я ощутила — это отсутствие боли. Той самой, пронзительной, что должна была разрывать грудь от ножевого ранения.
Вместо этого — свист ветра в ушах и ощущение падения.
Когда я снова рискнула открыть глаза, передо мной раскинулась панорама, от которой перехватило дыхание: острые пики гор, уходящие в небо невероятного лазурного оттенка, какого я никогда не видела в своей... жизни? Смерти?
«Так вот как выглядит загробный мир? Довольно... ветрено», — пронеслось в голове, и я чуть не рассмеялась от абсурдности мысли.
Тут же пришло осознание, что я не просто лечу — меня держат. Скосив глаза, я увидела огромные чешуйчатые лапы с когтями размером с мой бывший кухонный нож. Каждая фаланга была толщиной с мою руку.
«Диагностирую у себя острый приступ галлюцинаций. Или посмертный делирий», — профессиональная привычка анализировать не отпускала даже сейчас.
Я изогнулась, пытаясь рассмотреть обладателя лап, и вздрогнула, когда мое тело послушалось с неожиданной лёгкостью. Никакой привычной скованности в спине, никаких щелчков в коленях, которые наработала за пятнадцать лет сидения в кресле напротив чужих травм.
А потом я увидела его.
Дракон.
Настоящий, мать его, дракон — с темной синей чешуей, мощной шеей и перепончатыми крыльями, разрезающими воздух. И судя по тому, как напряжены мышцы его морды, этот мифический ящер был чертовски зол. На меня.
Если я что-то понимаю в драконьих мордах.
Не уверена.
«Прекрасно, Ирина Алексеевна, — мысленно обратилась я к себе. — Твоя загробная жизнь началась с того, что ты уже кому-то насолила. Новый личный рекорд».
Мы стремительно снижались. Впереди показался замок — не диснеевская открытка, а суровое, угрюмое сооружение из серого камня, больше похожее на военную крепость. Площадка перед главным входом стремительно приближалась.
Я едва успела подумать о том, что приземление будет не из приятных, когда лапы дракона внезапно разжались. Не с огромной высоты, но достаточно, чтобы я, не ожидая такого финта, неловко шлепнулась на каменные плиты, больно ударившись копчиком.
— Чт-!? — возмущение застряло в горле, когда я услышала собственный голос. Высокий, мелодичный, совершенно не мой.
А затем произошло нечто, окончательно убедившее меня, что я либо сошла с ума, либо попала в какую-то фэнтезийную параллельную реальность.
Дракон... сложился. Нет, не так — трансформировался, меняя форму в вихре золотистого света, пока на его месте не оказался мужчина.
Высокий, статный, черноволосый, в богатой одежде, которая на мой непрофессиональный взгляд выглядела как помесь средневекового камзола и чего-то восточного. Его глаза — темные, острые, с вертикальными зрачками — буквально полыхали яростью.
Он преодолел расстояние между нами в два широких шага и рывком поднял меня на ноги, схватив за предплечье.
— Решила сбежать? — прорычал он, и я отметила, как интонации человеческого голоса сохранили драконий рокот. — Ты не смеешь покидать мой замок, Ирелия. Ты здесь только из моей милости и останешься, пока я не решу иначе.
«Ирелия? Это кто?» — недоумение затопило меня, но аналитическая часть мозга уже лихорадочно собирала паззл.
Чужой голос, незнакомое ощущение тела, имя, которое мне не принадлежит...
Боковым зрением я заметила группу женщин в одинаковых серых платьях, которые застыли неподалеку, опустив глаза. Служанки, понятно. И судя по их поведению, сцена, которую они наблюдали, была не в новинку.
Мужчина-дракон поднял руку для удара, и я инстинктивно приготовилась к защитной стойке. Пятнадцать лет работы психологом в центре помощи жертвам насилия научили меня не только говорить, но и действовать. Но вместо того, чтобы сжаться или закрыться руками, как он явно ожидал, я посмотрела ему прямо в глаза. Не с вызовом — просто с готовностью к любому развитию событий.
Что-то в моем взгляде заставило его руку замереть на полпути.
Он нахмурился, словно увидел нечто неожиданное.
«Привет, классический случай агрессивного доминирования, — подумала я, машинально составляя психологический портрет. — Контроль через страх, вспышки гнева, публичное унижение. Интересно, а огнем он дышит только в форме дракона или и так может?»
Его замешательство длилось всего мгновение.
Он резко отпустил мою руку и скривился, словно смотрел на что-то неприятное.
— Оденьте бывшую госпожу подобающе, — бросил он служанкам. — Сегодня я представлю клану свою невесту, и не желаю, чтобы моя бывшая супруга выглядела как беглянка.
Бывшая супруга? Невеста?
Ситуация обрастала всё новыми подробностями, и ни одна из них не казалась хорошей новостью.
Он окинул меня презрительным взглядом с головы до ног.
— Надеюсь, ты не заставишь меня пожалеть о своей... милости, Ирелия.
Развернувшись, он стремительно направился к главному входу замка, оставив меня в окружении напуганных женщин.
Я осталась стоять, растирая запястье и пытаясь привести мысли в порядок.
Что ж, Ирина Алексеевна, кажется, твоя профессиональная компетенция наконец пригодится тебе лично. Кто бы мог подумать, что после смерти от ножевого ранения ты окажешься в теле женщины, от которой избавился мужчина-дракон с явными признаками нарциссического расстройства личности?
Горькая ирония ситуации не ускользнула от меня. Всю жизнь я помогала женщинам выбираться из токсичных отношений, а теперь сама оказалась в самой буквальной из всех возможных клеток. И хозяин этой клетки, кажется, действительно умеет дышать огнем.
Одна из служанок осторожно коснулась моего локтя.
— Госпожа Ирелия, — проговорила она тихо, — пойдемте, нам нужно вас подготовить.
Я кивнула, решив пока что подыграть. В конце концов, первое правило выживания в кризисной ситуации — собрать информацию, прежде чем действовать.
А уж информации мне сейчас катастрофически не хватало.
Солнечные лучи пробивались сквозь витражное окно, раскрашивая комнату десятками оттенков зелёного и золотого. В другой ситуации я бы непременно оценила эту игру света, но мне было не до эстетических удовольствий — я стояла посреди спальни, сжимая в ладони найденный в шкатулке гребень, и мысленно готовилась к неизбежной конфронтации.
Кема, бедняжка, даже не успела предупредить меня как следует — дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену.
В проёме возник он — Вальгард собственной персоной.
В человеческой форме, но не менее устрашающий: высокий, широкоплечий, с тёмными волосами, собранными в небрежный хвост, и чертами лица, напоминающими хищника. Почти черные глаза с вертикальными зрачками бегло скользнули по комнате, но даже не задержались на мне.
«О, классический приём — игнорирование как инструмент подавления, — отметила я про себя с почти научным интересом. — Действительно эффективно, если жертва эмоционально зависима. Вот только я — не Ирелия».
Рядом с Вальгардом стояла молодая женщина — едва ли старше двадцати двух, с длинными светлыми волосами и безупречной внешностью, словно сошедшей с обложки глянцевого журнала. Холодная, утончённая красота, от которой веяло высокомерием на расстоянии десяти шагов. Классическая «трофейная жена».
Кема мгновенно сжалась в углу, став почти невидимой.
Я же осталась стоять там, где была, с прямой спиной и спокойным выражением лица. Аналитическая часть мозга уже привычно сканировала ситуацию.
— Это бывшая жена, о которой я говорил, — произнёс Вальгард, обращаясь к блондинке и демонстративно глядя куда-то мимо меня. — Ирелия.
Молодая женщина смерила меня взглядом с ног до головы, как рыночный торговец оценивает подпорченный товар.
— Говорят, она когда-то была настоящей красавицей, — протянула она с наигранной задумчивостью, поворачиваясь к Вальгарду. — Трудно поверить. Посмотри, как она поблекла. Неужели всего за три года?
«Что ж, тест на стервозность пройден на отлично, — мысленно хмыкнула я. — Дарена, если не ошибаюсь. Классический типаж — беспощадна к другим женщинам, обожает унижать потенциальных соперниц. Ещё не понимает, что сама стоит на той же доске и в любой момент может превратиться в пешку».
Я молчала, не опуская взгляда.
За годы работы с жертвами насилия я научилась распознавать множество абьюзивных сценариев. Этот был старым как мир — двое против одной, публичное унижение, попытка сломить волю.
Вальгард, похоже, ожидал иной реакции.
В его глазах промелькнуло нечто похожее на недоумение, когда он наконец соизволил посмотреть на меня.
— Кажется, ты забыла своё положение, Ирелия, — процедил он. — Или недостаточно благодарна за моё великодушие? Я мог бы отправить тебя обратно к твоему клану в позоре, но позволил остаться под моей крышей.
«Так вот как это называется, — я едва сдержала улыбку. — Не "я удерживаю тебя против воли", а "позволил остаться". Потрясающая ментальная гимнастика, десять из десяти».
— Благодарность? — голос Дарены прозвучал как хлыст. — Ты слишком добр к ней, мой халидэл. После всех её провалов, она должна быть на коленях от благодарности.
Я заметила, как Вальгард слегка наклонил голову, явно ожидая, что я действительно упаду на колени от одного его взгляда. Вместо этого я лишь слегка склонила голову — достаточно, чтобы обозначить формальное уважение, но недостаточно, чтобы выглядеть сломленной.
— Я признательна за кров и пищу, — произнесла я ровным голосом, используя тон, отточенный годами консультаций с агрессивными клиентами — спокойный, нейтральный, не провоцирующий конфликт, но и не выказывающий страха.
Выражение лица Вальгарда изменилось — в нём промелькнуло удивление, быстро сменившееся раздражением. Он явно ожидал слёз, дрожащего голоса или мольбы — стандартную реакцию запуганной жертвы.
«Диагноз подтверждается, — мысленно отметила я. — Классический доминантный тип. Питается страхом и подчинением. Насилие — не столько средство контроля, сколько способ утвердить собственную власть и значимость. Потеря контроля — его главный триггер».
И действительно — не получив ожидаемой реакции, Вальгард нахмурился, его ноздри слегка раздулись, как у настоящего дракона, готового выпустить пламя.
— Кажется, ночь на холодном ветру ничему тебя не научила, — процедил он. — Возможно, стоит напомнить, где твоё место в этом доме.
«О, пожалуйста, — подумала я с мрачным весельем. — Очень хочется узнать, что ты считаешь своими сильными аргументами. Запугивание? Угрозы? Или сразу перейдём к физическому насилию?»
Стоя там, под перекрестным огнём враждебных взглядов, я внезапно ощутила странное спокойствие. Пятнадцать лет я выслушивала истории женщин, которые оказывались в похожих ситуациях. Пятнадцать лет я помогала им выстраивать стратегии защиты и побега. Теперь пришло время применить эти знания на практике.
Вальгард сделал шаг вперёд, возвышаясь надо мной, как живое воплощение угрозы.
«Примитивная тактика запугивания размером, — отметила я почти с профессиональным любопытством. — Мы, конечно, не в кабинете психолога, но принципы-то работают те же».
Я осталась стоять прямо, не отступая ни на шаг.
Возможно, это было безрассудно — дразнить дракона. Но опыт подсказывал: единственный способ прервать цикл насилия — это отказаться играть по правилам абьюзера.
Вальгард, явно раздраженный моим спокойствием, решил перейти к откровенному унижению. Классический сценарий абьюзера: публичное размазывание жертвы для демонстрации собственного превосходства.
— Дарена, — начал он, словно я была куском мебели, — эта женщина три года была моей женой, но абсолютно бесполезной. Представляешь?
Я мысленно поставила галочку: «Техника девальвации — занижение ценности жертвы через публичное обесценивание». Годы психологической практики никуда не делись, даже если я стала рыжеволосой драконьей женой.
— Ирелия, — продолжал Вальгард, — оказалась полнейшим разочарованием. Не родила наследника, не проявила магических способностей,— он усмехнулся, глядя на Дарену.
«Надо же, какой откровенный», — подумала я, невольно восхищаясь циничностью его монолога.
Дарена звонко рассмеялась:
— А что, милый, прикажешь с ней делать? На кухню или конюшню?
Я подняла бровь, глядя на них с таким выражением лица, будто наблюдала за забавным, но малосодержательным спектаклем.
— Простите, — вдруг произнесла я совершенно нейтральным тоном, — не могли бы уточнить детали моего текущего положения?
Вальгард буквально застыл. Его темные глаза округлились от изумления — видимо, он ожидал слёз или истерики, а получил… деловой интерес.
— Что? — переспросил он.
— Я спрашиваю, каков мой юридический статус в вашем доме, — любезно повторила я. — Формально разведена? Содержанка? Прислуга?
Дарена прыснула от смеха, но Вальгард выглядел сбитым с толку. Его излюбленный сценарий буксовал — жертва вела себя совершенно нетипично.
— По драконьим законам мы разведены, — процедил он, — но я великодушно позволяю тебе оставаться в замке как… напоминание о моей доброте.
«Напоминание о доброте, — мысленно перевела я, — то есть, живой трофей для демонстрации собственного великодушия. Какая прелесть».
— Интересно, — протянула я, — и много ли таких "напоминаний" у вас в замке?
Вальгард побагровел. Явно не ожидал, что его будут расспрашивать, а не умолять о пощаде.
— Дерзишь? — прорычал он.
— Просто уточняю, — невозмутимо ответила я.
Дарена смотрела на происходящее с откровенным весельем. Её явно забавляла эта нетипичная модель поведения.
— Я бы всё-таки отправила её на конюшню, — заметила она. — Вид у неё слишком… независимый.
Вальгард медленно улыбнулся — хищно и опасно.
— Ещё не вечер, моя дорогая, — протянул он. — У меня есть способы… усмирить строптивых.
Я только слегка склонила голову, давая понять: угрозы меня не впечатляют.
«Ну что ж, — подумала я, — первый раунд за мной».