– Ксения Ивановна, вас директор к себе вызывает, – с ехидцей в голосе сообщила Милка, усаживаясь за соседнюю кассу, и тут же обратилась к покупателям, – Сюда проходите по очереди.
«Странно, – подумала женщина, – Вроде только пришла, а уже вызывают…»
Ксюша обслужила пенсионера, пожелала ему здоровья и пошла «на ковер». Она понятия не имела, чего хочет от нее Сан Саныч. Но догадывалась. Его жадный взгляд так и лип к Ксюшиным прелестям, так и норовил нырнуть в скромные вырезы футболок. Этот вечно потеющий толстяк никогда Ксюше не нравился. А уж разговаривать с ним наедине в его кабинете было откровенно страшно. Некоторые продавщицы шушукались между собой, да даже уборщицы подтверждали, что начальник любит руки распускать, и не только их…
Решительно толкнув дверь, она вошла, если верить сплетням, в обитель похоти, стараясь не слишком сутулиться, но и грудь особо не выпячивать. Получалось плохо, тут уж или-или.
– Ксюшенька, милочка, а ты знаешь, что вчера после тебя в кассе недостача пять тысяч обнаружилась? – огорошил ее с порога начальник.
У женщины вытянулось лицо.
– Как так? Я все пробивала и сдачу давала согласно кассе… – залепетала Ксюша.
Она работала в магазине недалеко от дома уже три года. И ее все устраивало: и зарплата, и сменный график. Поменять бы еще директора, и была бы мечта, а не работа.
– Видать, рыбонька моя, глазки твои тебя подвели… Возраст. Понимаю...
– Но позвольте, Сан Саныч, я передала смену, и все было хорошо.
– А Людмила утверждает, что ты сдала ей смену кое-как, впопыхах. И я склонен верить ей, ведь она у нас уже десять лет работает, – вставая и подходя ближе к Ксюше, заявил начальник, его взгляд с наслаждением огладил аппетитные выпуклости женщины, – Но я готов поменять свое мнение, если ты докажешь мне преданность нашему магазину.
Сказано это было таким слащавым тоном, что Ксюшу затошнило, а директор, как назло, еще и обнял ее, причем не за талию, рука его опустилась ниже, на мягкую и пышную попку. В голове женщины что-то перемкнуло, не иначе пары перегара и чеснока изо рта директора оказали волшебный эффект. Она обычно была тихой и покладистой, а тут с размаху заехала наглецу по щеке. Он аж пошатнулся.
Ксюша сама себе удивилась, потом испугалась и залепетала:
– Сан Саныч, я вообще-то замужняя женщина, а вы… Нехорошо, право слово…
– Воровать деньги нехорошо, Смирнова! – покраснев от ярости, прорычал начальник, – А ты уволена!
Ксюша даже спорить не стала, выскочила от директора, схватила сумку и побежала домой.
– Ну и ладно, – успокаивала себя вслух женщина, – Подумаешь… Другую работу найду. Завтра пятидесятилетие отпраздную и буду искать!
Она даже улыбнулась:
«А ведь все складывается к лучшему!»
Ее склочная сменщица Милка не захотела подстраховать именинницу, и плевать ей было на Ксюшин уважительный повод. Из-за какой-то вредной тетки торжество решено было начать без Ксюши, ведь и муж, и дети уже настроились, они все очень занятые, выкроили время и менять планы уже не могли. Вот и получалось, что Ксюша пришла бы уже к финалу своего собственного юбилея, ведь завтра она должна была работать в вечер и закончить только в десять. Теперь же праздник будет действительно ее и для нее.
В квартиру на третьем этаже в пятиэтажке она входила, напевая веселую песенку. Сразу бросились в глаза красные туфли на шпильках у зеркала, тут же на вешалке висел незнакомый ярко-желтый плащ. Ксюша нахмурилась. Старшая дочь Оля наверняка работает и не могла заехать домой неожиданно. Младшая и вовсе беременная, на восьмом месяце, какие тут шпильки.
Прислушалась. Из спальни доносились томные крики. В голове женщины опять что-то помутилось. Они с мужем прожили тридцать лет вместе, у нее завтра юбилей, а тут такое представление!
Ксюша проскользнула на кухню, налила кастрюлю ледяной воды, стремительно влетела в спальню и с удовольствием освежила пыл любовников. Худющая блондинка с диким криком вскочила с кровати и, пытаясь прикрыть свои прелести, которых и не было, громко заверещала:
– Пусечка, сделай что-нибудь! Спаси меня! Твоя жена сошла с ума!
«Пусечка» тоже пытался прикрыться, но ему и не нужно было особо стараться, скромные мужские причиндалы прикрыл внушительный живот.
– Ксюш, а ты чего так рано домой вернулась? Ты же сегодня до четырех. Только ведь вроде ушла…
Обманутая жена пораженно уставилась на мужа. Она его застукала с другой, а он ей допрос устраивает.
– Ты мне изменил! – напомнила она и потрясла над головой большой пустой кастрюлей.
Блондинка взвизгнула, а «Пусечка» нахмурился:
– Можно подумать, ты не догадывалась. Да на тебя у мужиков не встает уже. Ты же старая. А у меня есть естественные потребности…
– Не говори за всех! – сдерживая слезы обиды, возразила Ксюша.
– Что? – не понял неверный.
– Что слышал! Не обобщай. У тебя в принципе не встает, потому что ты ешь все подряд, пузо отрастил и старый. А меня сегодня с работы уволили, потому что я начальнику отказала. Он на меня очень даже живо реагировал!
***
– Мама, поздравляю тебя с юбилеем! Такая дата! Даже представить страшно. А где папа? – едва войдя в квартиру, защебетала Лида.
Она стремительным колобком прокатилась по маленькому темному коридору и сразу удобно устроилась за накрытым столом в комнате.
– Он наверняка на своих педсоветах пропадает, – усмехнулся Антон, муж Лиды, удобно устраиваясь рядом с женой и ласково поглаживая ее животик.
– Конечно, он директор престижной гимназии. Его нужно понять, – запихнув в рот соленый огурец, размышляла Лида, – А вот где Олька? Такая деловая стала. От родни нос воротит. Мы опоздали на полчаса, но так я беременная. А она ведь может и вообще не прийти!
– Она Мотечку одна поднимает, – вступилась за старшую дочь Ксюша.
– А надо было мужа нормального выбирать, – передернув плечами, заявила Лида и улыбнулась Антону, – А где хлеб?
Ксюша только присела к столу, стараясь не разреветься от разговоров о муже, но Лидин вопрос заставил ее подскочить и кинуться на кухню за забытой корзинкой с хлебом.
– Пахнет вкусно. Что это ты готовишь? – спросила Лида, щедро накладывая себе в тарелку оливье.
– Курник, – улыбнулась Ксюша.
Она с детства обожала печь пироги. Воспоминания о том, как ее учила бабуля делать птюшек, были самыми теплыми в арсенале ее памяти.
– Фу… Ну мама, сколько тебе говорить, от твоих пирогов уже изжога и куча лишних килограмм. Лучше бы просто курицу запекла, – капризно заявила Лидочка, отправляя в рот разом почти полбутерброда с красной икрой.
Ксюша не поскупилась на свой праздничный стол. Она надеялась, что семья соберется, все будут вкусно есть и хвалить ее…
– Действительно, Ксения Ивановна, разве вы не знаете, что беременным нужно есть только полезные продукты? А выпечка – это вредно! – назидательно проговорил Антон и налил жене лимонада, а себе беленькой на березовых бруньках.
Супруги, мило улыбаясь друг другу, чокнулись. Ксюша с тоской посмотрела на свою пустую рюмку.
– Ладно, раз больше ничего нет, давай свой курник, – смилостивилась Лидочка.
– Ему еще пять минут постоять нужно, – откликнулась Ксюша и налила себе сама.
Махнула залпом и решительно сказала, вообще-то она хотела подождать, когда придет Оля, но зная старшую дочь, та действительно могла и не явиться, решила не откладывать важный разговор:
– Папа меня бросил. Ушел вчера из дома со своей секретаршей. Они будут жить в квартире на Лесном.
Лица Лидочки и Антона вытянулись и побледнели. Младшая дочь попыталась вскочить, но внушительный животик не позволил. Поэтому она просто хлопнула рукой по столу:
– Мама! Но как так-то! Эту квартиру вы мне покупали! То есть нам с малышом ютиться в студии? У Антона зарплата и так не очень. Нам едва-едва денег хватает на аренду и еду. Мы надеялись, что хотя бы аренды не будет. Это все ты виновата! Ты посмотри, на кого ты стала похожа! Запустила себя, за собой не следишь! Вся седая, живот на своих пирогах отъела… – Лида зарыдала, уткнувшись в плечо мужа.
– Вообще-то, последние три года мне некогда было заниматься собой, потому что я брала дополнительные смены, чтобы заработать тебе на квартиру, – с обидой заметила Ксюша.
Лида всегда была на стороне отца.
– Отлично, и теперь в этой квартире будут жить отец с любовницей! – со злостью воскликнула дочь.
– Может, вы переедете ко мне? Займете эту комнату, она большая и светлая.
Лида посмотрела на мать, во взгляде ее появился интерес, губы тронула улыбка:
– А ведь точно. Мама, а давай ты переедешь в нашу студию, а мы сюда. Эта квартира, конечно, меньше, чем на Лесном, но съемная студия куда хуже. Что скажешь, Антоша?
– Неплохой вариант. Можно рассмотреть. До работы будет далековато, но район зеленый.
Внутри Ксении поднялась волна возмущения, эта парочка начала ее бесить несмотря на то, что дочь она всегда очень любила. Лидочка росла ласковым ребенком, в отличие от суровой и деловой Оли.
– Да что тут думать, Антоша. Ремонт, конечно, нужно сделать. Эти жуткие обои во всех комнатах переклеим первым делом. У папы очень специфический вкус, – с энтузиазмом тараторила Лидочка, – Мама, когда ты сможешь переехать?
– Дети, я не перееду. Это мой дом.
– Что? – возмутилась Лидочка, – Тебе не жаль свою беременную дочь?
Девушка погладила свой животик, крупные слезы покатились по розовым щекам.
Когда дочь была маленькой – это смотрелось так умильно, что материнское сердце тут же сдавалось, но сейчас подобная мина на лице взрослой женщины смотрелась глупо.
– У меня подкоплены кое-какие деньги. Могу вам дать. Возможно, родители Антона вам помогут. Отца попроси. Глядишь, сможете взять в ипотеку однушку.
– Ма, ты вообще видела, какая сейчас процентная ставка? Да мы кредит будем всю жизнь выплачивать, еще и внукам твоим это счастье останется. Мамуля, ну, пожалуйста. Зачем тебе двушка одной? В студии и убирать меньше нужно, – заканючила дочь.
– Пойду, принесу курник, – сказала Ксюша и трусливо сбежала, пока дети не пришли в себя.
Она не хотела слушать новую истерику дочери о том, какая она плохая мать. Ей было невмоготу общество этой сладкой парочки. Она искренне радовалась за Лиду, у них с Антоном сложился гармоничный союз. Им так хорошо было вместе, что на окружающих и их чувства они плевали с высокой колокольни.
«Я сама воспитала это чудовище…» – с горечью подумала Ксюша, смотря на клен за окном. Светило яркое солнце, газон радовал зеленью, люди в футболках и шортах неспешно куда-то шли. Жизнь продолжалась, только Ксюшу изнутри тоска жрала. Было невыносимо даже дышать.
Тут раздался звонок в дверь.
– Мама, с днем рождения! – радостно кинулась обнимать именинницу Оля.
За старшей дочерью в квартиру просочился мальчишка одиннадцати лет с лохматой русой челкой и умными серыми глазами.
– С днем рождения, ба! – поздравил Матвей Ксюшу и протянул ей шикарный букет.
– А это от меня, – виновато улыбаясь, сказала Оля и протянула матери конверт с деньгами, – Прости, совершенно не было времени придумать тебе подарок. А так ты сможешь купить себе то, что действительно захочешь.
– Спасибо, родная, – сказала Ксюша.
– У тебя, Оля, никогда нет времени на семью, поэтому ее у тебя и нет. В глазах только доллары… – раздался из комнаты язвительный голос Лидочки.
– Твоему мужу тоже не помешало бы повзрослеть и подумать о деньгах, – парировала старшая дочь.
– Ну все! С меня хватит! – кое-как вставая, заявила Лидочка, – В этом доме всем на меня плевать, моего мужа попрекают, а он занимается любимым делом, да, пока он только лаборант в НИИ, но он будет великим ученым, – направляясь прочь из комнаты, высказывала семье девушка.
– Если с голоду не умрет раньше… – усмехнулась Оля.
– Да пошли вы все! – окончательно рассердилась Лида.
Антон гордо молчал. Ушли они не попрощавшись.
Ксюша принесла курник, положила внуку и старшей дочери. Оля уминала за обе щеки:
– Обожаю твою выпечку.
– За фигуру не боишься? – усмехнулась Ксюша, вспоминая отповедь младшей дочери и зятя.
– Да у меня столько вечно дел. Я ем через раз. Лишний вес мне не грозит. Тем более генетика у меня хорошая. У тебя отличная фигура.
– Ну да, со спины молодушка, а на лицо старушка, – с горечью прокомментировала Ксения.
– Ты и на лицо прекрасно выглядишь. Не помешало бы, конечно, высыпаться или хотя бы в спа сходить. Денег в конверте как раз хватит, – заметила Оля и подмигнула маме.
– Папа вчера ушел от меня, – выпалила Ксюша, с трудом сдерживая слезы.
Дочь закашлялась, она как раз отпила чай.
– Вот же козел! – сжав кулаки, выпалила девушка.
У Ксюши даже потеплело слегка на душе, старшая дочь поддержала, не обвинила, а прямо высказала то, что думала сама женщина.
– Не расстраивайся! – схватив мать за руку, тут же заявила Оля, – Ты теперь свободная, красивая женщина. Уверена, в пятьдесят жизнь только начинается. А чтобы ты не захандрила, я тебе Мотю на лето привезу.
Мотя все это время играл в телефоне, ничего не ел, только налил себе лимонада и потягивал его по чуть-чуть.
– Ну, ма… Тут скучно, – вырвалось у мальчишки.
Мать кинула на него сердитый взгляд, и он тут же примолк.
– Бабушку нужно поддержать. Что скажешь, ма?
Ксюша понимала, что выбора у нее особо нет. Оля очень занята, и летом не сможет следить за сыном. Да и вдвоем действительно веселее.
– Конечно, я присмотрю. Мы с тобой, Мотечка, по городу поездим: на Чистые Пруды, Красную площадь, в Зарядье зайдем. Ты же давно в центре не был?
Мальчик обреченно вздохнул.
– Спасибо, мам. Ты всегда меня выручала. И прости, но сегодня мы всего на полчасика заехали. Я сильно старалась перенести встречу, но она очень важная. Там такие люди, такие деньги… Прости. Вот такая у тебя дочь непутевая.
Ксюша обняла Олю, погладила по русым волосам и прошептала:
– Ты просто трудоголик. Есть недостатки и похуже.
– Спасибо, мамуля. Я тогда привезу Мотю завтра. Хорошо?
Ксюша кивнула, и гости ушли. Женщина осталась одна.
– Здорово юбилей отпраздновали. Еще и трех нет, а я уже отстрелялась…
Сидеть одной дома было невмоготу, и Ксения решила пойти на работу, получить расчет и забрать кое-какие личные вещи. В выходной день начальника на месте не было, поэтому все прошло в штатном режиме. За последнюю смену ей не заплатили, направили ее кровные в счет уплаты недостачи. Скандалить сил уже не было. Дышать становилось все сложнее, в грудь будто камень горячий впихнули. Раздавленная тяжестью жизни женщина пошла домой. Но стоило ей шагнуть на зебру, чтобы перейти дорогу, как послышался визг тормозов, мелькнула черная тень в шлеме, и мир померк.
***
Ксюша резко открыла глаза.
– Странно, – проговорила тихо женщина. Не то чтобы она любила сама с собой поболтать, просто было жутко, вот и заговорила вслух, разрушая давящую тишину. Вокруг ничего не было видно, только белый туман. Тело не болело. А ведь Ксения помнила, как на нее летел мотоциклист.
Покрутив головой, женщина неожиданно заметила мелькнувший в тумане пушистый кошачий хвост.
– Я умерла? – спросила она у белого тумана, больше спрашивать было не у кого.
Ответа она, естественно, не получила. Пришлось вставать и идти на поиски ответов самой. Сделав пару несмелых шагов вперед, женщина поняла, что ступать по гладким каменным плитам удобно, она расслабилась, и ноги сами повели ее к какой-то неведомой цели.
Чем дальше она шла, тем меньше было тумана. Стали появляться очертания деревьев, затем появилась изгородь и вот уже впереди возник двухэтажный деревянный дом, на котором висела вывеска «Таверна «Усталый путник».
Ксения горько усмехнулась:
– Это как раз для меня местечко…
Вошла. В большой зале стояли несколько столиков, горел камин, у стойки хозяина было пусто.
– Добрый день! – поздоровалась Ксюша.
Тишина. Стало не по себе.
«Где это я вообще? Неужели это мой личный ад? И я теперь за все мои грехи обречена вечно быть одной?» – в ужасе подумала женщина.
От волнения ноги задрожали, она в изнеможении присела к первому попавшемуся столику и позволила себе разрыдаться.
Тут входная дверь вновь распахнулась, пропуская внутрь еще одну путницу. На ней был грязно-серый сарафан, было видно, что стирали его не раз и не два. Вышивка по манжетам и вороту изрядно потрепалась, некрасиво торчали нитки. На ногах были лапти, всамделишные. Ксюша даже глаза протерла, но нет, не показалось.
Незнакомка выглядела усталой и изможденной, как будто недоедала и недосыпала примерно каждый день. Но не это портило ее внешность, не маленький вздернутый носик, не бледно-серые глаза и не тусклые светлые волосы, заплетенные в две тугие косы. Девушка была бы миленькой, если бы не ее сердитое выражение лица. Она явно не хотела общаться с Ксюшей, женщине стало обидно.
«Неужели я так жалко выгляжу?» – задалась она вопросом, но незнакомка все-таки сделала неуверенный шажок к ней и присела на соседний стул.
– Добрый вечер! У вас что-то случилось? – вежливо поинтересовалась девушка.
Ксюша не стала себя сдерживать, ей нужно было выговориться, и она, перемежая всхлипы и слова, заговорила:
– Я никому не нужна… ик. Муж бросил за день до пятидесятилетия, забрал себе новую двухкомнатную квартиру, которую мы вместе покупали для младшей дочери. Она теперь требует, чтобы я ей свою отдала, ей ведь вот-вот рожать. Ее мужу трудно одному тянуть и съемную квартиру, и жену с ребенком. Но я не хочу жить в съемной студии на старости лет… а-а-а, – причитала женщина.
Незнакомка слушала и исподтишка осматривала Ксюшу, и в глазах ее читалось недоумение. Но рыдающую женщину уже было не остановить:
– Старшей только и нужно, чтобы я с ее сыном сидела. Она у меня много работает, сама купила себе однушку в Москве. От мужа-игромана ушла, одна сына поднимает. Моте у меня скучно, он из телефона не вылазит. И пирожки мои есть отказывается, говорит, вредно. Никому я не нужна… а-а-а, – перечисляла свои злоключения Ксюша.
– А как тебя зовут? – решила поинтересоваться юная незнакомка, ей явно было неинтересно слушать про чужие беды.
– Ксения…ик.
– А меня Оксана! – чему-то обрадовалась девушка.
– Тезки, – выдавив из себя слабую улыбку, откликнулась Ксюша.
– Давай разберемся. Муж тебя бросил? – строго переспросила ее юная собеседница.
Ксения кивнула, подумав про себя с иронией:
«Все-таки что-то она услышала из потока моих жалоб».
– Старшая дочь все время работает и заставляет тебя сидеть с ее сыном? – продолжила расспросы Оксана.
– Я сама хочу сидеть… Я люблю Мотечку. Он хороший мальчик, просто мы очень разные… – залепетала Ксюша, но девушка ее перебила.
– Младшая требует, чтобы ты отдала свой дом ей?
Женщина снова горько всхлипнула и кивнула.
– А большой дом?
– Квартира. На третьем этаже пятиэтажки, двухкомнатная, со всеми удобствами. Дом кирпичный, теплый. Соседи тихие, аккуратисты. На лестнице всегда чисто. Мы с мужем и ремонт там не так давно делали, лет десять назад… Правда, большая комната проходная, но светлая с балконом.
Оксана решительно заявила:
– Ты не должна уезжать из собственного дома. Пусть дочь твоя сама разбирается со своими проблемами. У нее своя жизнь, у тебя своя. Ты ее выкормила, замуж отдала, теперь муж за нее отвечает!
Ксюша вытерла глаза, размазывая слезы и сопли по щекам, и жалобно сказала:
– Но ведь она моя дочь. Как не помочь?
– В ущерб себе? Если ты ей сейчас дом уступишь, то потом точно помогать не сможешь. Да и где жить будешь? Неужто дочери твоей приятно будет, если мать ее бродягой станет?
– Мы видим, что не в княжьем тереме, – проворчала Оксана, – но где это?
– В междумирье… Сюда часто приходят те, кто уже не может нести ношу собственной жизни. Мы вам поможем, здесь вы сами выберете, куда пойти дальше. Все дороги для вас открыты, – мило улыбаясь, рассказала симпатичная блондинка неопределенного возраста.
Ее кожа была ровной и как будто светилась изнутри. Румянец на щеках и блеск в серых глазах говорили о крепком здоровье, но доброжелательное спокойствие и мудрый взгляд намекали на большой жизненный опыт.
– В межмирье? Это как? – не поняла юная девушка.
Ксюша тоже ни о каком межмирье или междумирье не слышала, но хозяйке таверны сразу поверила.
– Очень просто, – пожала плечами Татьяна и принялась объяснять с такой интонацией, будто детей учила, что один плюс один – два, – Оксана живет в конце тринадцатого века под Москвой, а Ксюша в двадцать первом веке уже в самой Москве. Здесь, в междумирье нет времени, нет границ. Поэтому вы смогли встретиться и поговорить. Узнать, что ваши проблемы и не проблемы вовсе…
– Ничего подобного! – возмутилась Оксана, – У меня вопрос жизни и смерти. А у этой женщины их вовсе нет! Я бы за три дня с ее дочерями разобралась. Даже мужа могу вернуть, если надо!
От такой юношеской самоуверенности у Ксюши снова что-то щелкнуло в голове, и она возмущенно спросила всхлипывая:
– Интересно, как? Я бы посмотрела, как ты будешь возвращать в семью Эдичку, который ушел к молодой длинноногой распутнице! Она же его секретарша, как узнала про покупку квартиры, так сразу и вцепилась в него, как клещ.
– Я для начала причешусь и сниму эти ужасные штаны, – нагло усмехнулась девица, всем своим видом демонстрируя, что никакая длинноногая развратница ей не помеха.
– Ты ничего не понимаешь! Это джинсы! В них в мое время все ходят, – обиделась Ксюша.
– Уверена, что разлучница ходит в юбке! – парировала девушка.
«А ведь она права!» – с досадой подумала Ксюша, но уступать молодой нахалке не собиралась:
– Все равно ты ничего не понимаешь в семейной жизни. У тебя самой не проблемы, а капризы сплошные. Работать она не хочет, а новые платья ей подавай. Придумала себе безответную любовь, теперь страдаешь и ждешь, чтобы все тебя жалели!
– Ничего я себе не придумала! Это ты страдаешь из-за своих фантазий! – огрызнулась Оксана.
– Да? Да я бы наладила твою жизнь за два дня! – окончательно теряя контроль, крикнула женщина.
– Ну вы еще поспорьте, – улыбнулась хозяйка таверны, но в глазах ее не было веселья, они потемнели, будто небо перед грозой.
– Легко! Спорю, что за два дня наведу порядок в жизни этой молодой лентяйки, – тут же откликнулась Ксюша.
– А я спорю, что через три дня буду счастлива в ее шкуре! – не осталась в долгу Оксана.
Спорщицы пожали друг другу руки, а разбил их внезапно появившийся из ниоткуда кот тем самым пушистым хвостом, что видела Ксюша в белом тумане. Довольная Татьяна, хлопнув в ладошки, объявила:
– Так тому и быть! Вы поменяетесь местами и попробуете выиграть этот судьбоносный спор.
Только тут Ксюша осознала, во что ее втянули. Судя по панике в серых глазах Оксаны, та тоже слишком поздно поняла, что не стоило горячиться.
Ксения попыталась отмотать все назад и разумно спросила:
– Но как она будет в моем мире?
– А ты ей на телефоне все покажи… – усмехнулась Татьяна.
Поняв, что спор отменить не удастся, Ксюша решила как можно лучше подготовить дремучую юную девицу к жизни в современном мире. К счастью, мобильник всегда лежал в заднем кармане джинсов, и потому так удачно оказался вместе с ней в междумирье. Ксения показывала свой мир Оксане, фото детей, внуков, квартиры, машин. Жаль, что фотки мужа она вчера в сердцах все удалила. Но и без его наглой физиономии информации юной спорщице было более чем достаточно. Оксана с каждой новой фотографией бледнела все больше и не переставала удивляться. В какой-то момент девушка не выдержала и воскликнула:
– Да я сгину среди этих колдовских штук…
– Можешь отказаться от спора, но тогда навсегда останешься здесь, – мурлыкнул кот, – Хоть помощник нормальный у Тани появится, а то эти мыши… ненадежные они.
Ксюша, всерьез подумывающая отказаться от спора, побледнела.
«Все-таки придется идти в прошлое…» – обреченно подумала она.
Ее юная визави тоже расстроенно вздохнула. Тут перед ней на столе прямо из воздуха материализовался красивый, плетенный из ниток и бисера браслет. Девушка приложила его к своему запястью, и он растворился в ее коже, оставляя красивый узор. Оксана удивленно ахнула.
– Что это? – спросила она у хозяйки таверны.
– Будет тебе дар в помощь, – улыбнулась она.
– А как же я? – обиделась Ксюша.
Даже в междумирье ее притесняют!
Тут к ней на руку села бабочка. Стоило ей расправить на предплечье женщины яркие, мерцающие голубым крылья, как в тот же миг они отпечатались на ее коже нестираемым рисунком.
Хочу показать вам, какой очень скоро станет Ксюша:

Это грозный воевода Трофим:

Его милая дочь Анюта:

Ну и свекровь во всей красе:

Эта история написана в рамках литмоба "Если свекровь монстр!"
https://litnet.com/shrt/PhP4

Солнце светило так ярко, что даже сквозь веки мешало спать. И что-то давило в левую лопатку, а по щеке будто наждачкой терли. Ксюша недовольно заворчала:
– Эдик, что ты делаешь? Дай мне поспать еще полчасика…
И тут она вспомнила все: любовницу, таверну, спор.
Испуганно открыв глаза, она заорала, потому что прямо над ней висела страшная рогатая морда с розовым носом. Именно она водила шершавым языком по щеке женщины. Ксения начала заполошно отползать и обнаружила, что она спала прямо на каменистом берегу речки, и это огромный булыжник с острым краем так больно давил на ее лопатку.
– Вот же, – досадливо поморщилась женщина.
– Б-е-е, – ответила коза, именно ее страшная морда перепугала Ксюшу со сна.
Впрочем, морда была не страшная, а очень даже милая.
Тут женщина рассмотрела свои руки: изящные, с длинными пальцами, ножки, торчащие из-под застиранного платья тоже были стройными и беленькими.
– А где лапти?! – возмутилась Ксюша.
Средневековая обувка нашлась рядом, и тут же была надета на узкие ступни. Поднявшись, женщина сделала легкую зарядку, разминая затекшее тело, и тут же почувствовала небывалый прилив энергии.
– Вот что значит юность! – усмехнулась Ксюша и задумалась о своих дальнейших действиях.
Она вспомнила в мельчайших подробностях, что ей говорила Оксана: отца у девушки не было, он погиб, мать стирала, чтобы хоть как-то прокормить двух дочерей, но заболела и попросила старшую дочь поработать за нее, но Оксана отказалась, она хотела замуж за Трофима, местного воеводу, вдовца. Мать сказала дочери, чтобы та не возвращалась домой, пока не найдет работу.
– Что ж, план такой: найти работу, помочь семье и присмотреть этой дурехе нормального жениха. И спор выигран! – размышляла Ксюша, выбираясь на дорогу.
Деревня, в которую переместилась гостья из будущего, оказалась большой, дома были добротные, вдали виднелась маковка церкви, сверкая на солнце золотом.
Рядом с местом, где Ксюша вышла на дорогу, стояла небольшая избушка из почерневших от времени бревен. Вокруг нее раскинулся палисадник, где росли самые разные цветы и травы, ни брюквы, ни репы видно не было. На частоколе у небольшой калитки висел череп быка или коровы.
«Не иначе, как здесь живет ведьма, что Оксану в междумирье отправила…» – подумала Ксюша, пятясь от страшного дома.
Зная, что церкви всегда строили в центре сел, женщина решила пойти туда. Ведь в центре могут быть и лавочки, и администрация, или как там ее называли в древности…
Дорога была уложена бревнами, идти по ней было сложно, зато телеги, запряженные веселыми лошадками, пару раз лихо промчались мимо. Ксюша же шла по деревянному настилу сбоку от дороги. По пути прохожие ей не встретились. Солнце стояло высоко, видимо, все делами занимались. Церковь действительно стояла на широкой площади, напротив нее раскинулся настоящий терем с большим двором, огороженным высоким забором.
– Не иначе старосты, – усмехнулась Ксюша.
Слева от церкви стоял небольшой дом с плетеной изгородью. За изгородью росли яблони и вишни. Женщина залюбовалась уютной и скромной красотой этого домика. Но больше всего ее заинтересовал дом справа от церкви. Это была двухэтажная изба за высоким забором. Широкие ворота были открыты нараспашку, а над воротами висела надпись: «Трактир «Сытый мерин».
– Вот туда-то мне и надо! – обрадовалась Ксюша.
Она подошла к воротам и заглянула внутрь. Там важно расхаживали и кудахтали пестрые куры. У длинного сарая, стоящего торцом к забору, примостилась лохань, из которой уставший конь вороной масти неспешно пил воду, помахивая хвостом.
Эта пасторальная картина безмятежной сельской жизни напомнила Ксюше ее детство, когда она каждое лето ездила в деревню к бабушке. Милые домашние животные, теплые летние лучи солнца, ласковый освежающий ветерок создавали ощущение, что она попала в сказку.
Ксюша осторожно зашла на двор и поднялась на невысокое крыльцо под навесом, в тени которого дремал рыжий пес, он даже ухом не повел в сторону гостьи. Женщина потянула на себя дверь за ручку-кольцо. Раздался противный скрип.
– Тут и колокольчик вешать не нужно, – скривившись, прокомментировала Ксюша.
В трактире были небольшие окна, к тому же козырек над крыльцом скрадывал солнечные лучи, поэтому в просторном зале царили полумрак и прохлада, несмотря на летний зной улицы. Прямо напротив входа была широкая лестница, ведущая на второй этаж. Из-под лестницы торчали беленые бока печи. Повсюду стояли прямоугольные столы с лавками. Людей не наблюдалось. Ксюша сделала шаг к распахнутой двери справа, откуда доносился вкусный аромат свежеиспеченного хлеба, живот женщины предательски заурчал, а половица под ногами жалобно скрипнула. К незваной гостье из кухни тут же вышел пузатый мужчина средних лет. На его голове красовался черный картуз, светлые волосы были убраны в длинный хвост, аккуратная бородка и чистая льняная рубаха с яркой вышивкой по вороту указывали на то, что мужчина имеет возможность следить за своим внешним видом. Серые глаза незнакомца потемнели, стоило им остановиться на худенькой фигурке девушки.
– Ксанка, ты что здесь забыла? – сердито буркнул мужик.
«Блин горелый! Он меня знаете, а я его нет… Что делать-то?» – расстроилась Ксюша.
Ксюша сглотнула. Ой непростая у нее, оказывается, задача - найти работу… Репутация бывшей хозяйки тела может сыграть с новой злую шутку. Но сдаваться Ксюша не собиралась. Она никогда не боялась даже самого тяжелого труда, лишь бы он был честный и оплачиваемый.
– Хозяин, миленький, ты сам сказал, что матушка моя всю жизнь нас на себе тянула. А сейчас она приболела. На меня вся надежда. Сделай доброе дело, возьми меня к себе. Я на любую работу согласна. И полы мыть, и посуду, и стряпать могу. Знаешь, какие у меня пироги вкусные?
– Моя Пелагея лучшие пироги печет, так что нам твоя стряпня ни к чему. Иди, тебе говорю, а то Буяна на тебя спущу.
Ксюша вспомнила рыжего пса и совершенно не испугалась. Пока она обдумывала, какие еще аргументы привести, в дверном проеме, что вел на кухню, появилась дородная брюнетка в длинном белом платье, цветастом фартуке и со скалкой в руках. Она сердито посмотрела на мужика и гаркнула:
– Данюшка, что за баба опять к тебе явилась? Думаешь, мне у печи не слышно, как вы тут воркуете?
– Что ты, милая Палаша? Какие бабы? Тут Оксанка, Марфина старшая, на работу просилась, за любое дело, сказала, браться готова. Но я ее прогнал.
Женщина вошла в зал, увидела Ксюшу, мнущуюся у входной двери, подбоченилась и выдала, глядя на своего муженька:
– Ну почему, Данила, ты у меня такой глупый! Сколько раз я тебе жаловалась, что у меня уже руки болят посуду мыть, и спина не разгибается полы тереть. А ты, значит, помощницу мне брать не хочешь, денег на жену родную жалеешь?
– Что ты, Палашенька, душечка? Да ты же сама всех девиц со двора поганой метлой гонишь… – залепетал Данила, заметно потея.
– Гоню! – кивнула Палаша, надвигаясь на мужа со скалкой наперевес, – Гоню наглых, тех, что глазками своими бесстыжими тебя так и облизывают! Знаю я таких, стоит отвернуться, а муж родной уже с нагулянным ребенком кается да в ногах валяется. Ты у меня богатырь видный, на тебя любая позарится. Я свою семью берегу, мне таких проходимок в доме не нать.
Данила от своеобразной похвалы жены плечи расправил и даже живот втянул.
– Так где ж я тебе помощницу найду, душа моя? – ласково спросил хозяин трактира.
– Так Оксанка нам подойдет. Она же тощая, как доска, а ты у меня не собака, чтобы на кости бросаться. Правильно? – с нажимом уточнила жена.
Данила активно закивал головой, а Ксюша мысленно порадовалась, что ей досталось такое изможденное тело.
– Так что берем тебя, – величественно сказала Пелагея, – Только смотри, увижу, что ты от работы отлыниваешь, сразу прогоню. Поняла?
– Я буду работать усердно, обещаю, – улыбаясь, ответила Ксюша, – Только можно со мной рассчитываться каждый день? Мне ведь матушке помогать нужно.
– Как поработаешь, так и заработаешь, – усмехнулась Палаша, – Подь за мной.
Ксюша послушно пошла за своей хозяйкой, наблюдая, как аппетитно, в такт движениям колышется ее внушительная пятая точка.
– Вот кадка, где у нас моют посуду. Чистую ставь на этот стол, да вытирать не забывай. Воду бери из колодца, что на заднем дворе. Полотенца тут, – рассказывала Пелагея, размахивая руками в нужных направлениях, – Полы будешь мыть по утрам. Чтобы с рассветом была здесь как штык. Поняла?
– Да, конечно.
– И пока последний гость не уйдет, тоже будешь здесь, я за тебя твою работу делать не буду. Поняла?
Ксюша кивнула.
Пелагея, довольная покладистостью девушки, кинула ей горячий пирожок с огромного блюда, прикрытого белой тканью.
– На, съешь, а то брякнешься мне тут в голодный обморок… – и уже отвернувшись, обратилась к мужу, – И чего люди судачат, что у Ксанки вредный характер. Покладистая девица, как я посмотрю.
– Нужда заставит… – философски заметил Данила и налил жене чаю из пузатого самовара.
Ксюша же, с жадностью умяв пирожок, принялась намывать деревянные миски, ложки и кружки.
Хозяйка, довольная ее работой, принесла ей чистое болотного цвета платье:
– На, держи. Мне это платье уже лет десять, как мало. На тебе болтаться будет, но всяко лучше, чем эта грязная тряпка. Ты выглядишь сейчас так, будто мы тобой полы мыли, – проворчала женщина.
Ксюша с благодарностью приняла неожиданный дар. Переоделась она в уборной, что притаилась в тени раскидистой березы в углу на заднем дворе. Платье болталось на ней как парашют, но женщина была смекалистой, закатала рукава, подпоясалась передником, и вот уже наряд сел, подчеркивая хрупкость девичьей фигурки, пряча в многочисленных складках излишнюю худобу.
Окрыленная преображением, Ксюша возвращалась на кухню танцующей походкой, когда неожиданно услышала в кустах смороды у колодца сдавленное кряхтение и какой-то подозрительный шорох.
– А вдруг это змея? – испугалась женщина, замерев в раздумьях: бежать в дом или посмотреть, что же там происходит.
Любопытство взяло вверх. Осторожно ступая, на цыпочках Ксюша подошла к кусту, ветки которого задрожали еще сильнее. Схватив ковш, стоящий на скамье у колодца, девушка раздвинула ветки и грозно скомандовала:
– Кто тут? Выходи!
Глаза гармонично располагались на щекастом личике светловолосого ангела.
– Ты кто? – присаживаясь, чтобы не давить на малышку своим ростом, спросила Ксюша ласковым голосом.
Девочка лет пяти вылезла из кустов и, сдергивая с сарафана прилившие листья, сердито спросила:
– От голода совсем ослепла? Это же я – Аня!
«Аня, Анечка, Анюта… – быстро-быстро перебирая имеющиеся знания, повторяла про себя Ксюша, пытаясь отыскать информацию о ребенке, – А! Вспомнила! Дочь воеводы».
– А что ты здесь делаешь, Аня? – осторожно спросила женщина, помогая ребенку избавиться от листьев в волосах.
Поправив две крепенькие косички, девочка важно заявила:
– Ищу Чернушку! Я пошла с ней гулять, а она к дяде Даниле на двор забежала. У него же ворота вечно нараспашку…
– А ты дома сказала, что гулять пошла? – уточнила Ксюша, параллельно соображая, как найти курицу среди хозяйских.
– Нет. Кому я должна была говорить? Мы с папой вдвоем живем. А он ушел к старосте, обсуждать беду. Говорят, на нашем тракте разбойники завелись. Грабят купцов, вот они нашу деревню объезжать стали. Крюк делают, лишь бы на лихих людей не нарваться. А нам убытки, – доверительно поведала Анюта.
– Что же он тебя одну дома оставил? – удивилась Ксюша.
– А чего такого? – пожала плечами девочка, – Не впервой! Все знают, что я воеводина дочь. Кто меня тронет?
– И то верно… – пробормотала Ксюша, – Идем, сюда твоя Чернушка вряд ли могла забраться. Поищем ее у ворот.
Она попыталась взять ребенка за руку, но та упрямо скрестила руки на груди, пряча ладошки. Ксения настаивать не стала, пошла на кухню, девочка поплелась за ней следом.
Пелагея и Данила ушли за скотиной приглядеть, пока посетителей нет.
– Хочешь пирожок? – спросила Ксюша, проходя мимо блюда, прикрытого белой тряпицей.
– А с чем они? – важно уточнила девочка.
– С капустой, – ответила Ксюша, и слюны во рту сразу стало больше, потому что вспомнился сладковатый вкус угощения.
– Не хочу. Не люблю капусту, – капризно сообщила Анюта.
Ксюша растерянно огляделась, у нее сработал инстинкт: ребенок должен быть накормлен. Рядом с пирожками лежал свежий хлеб с румяной хрустящей корочкой. Женщина решительно отрезала два ломтя, открыла банку черничного варенья, стоящую на полке рядом, и намазала один из ломтей вареньем.
– Вот тогда тебе вкусный бутерброд, – сказала Ксюша и протянула хлеб Анюте.
Девочка заинтересованно посмотрела на угощенье, несмело взяла и откусила совсем чуть-чуть.
– Ум-м-м… Вкусно! – радостно сообщила она и уничтожила хлеб с вареньем в три больших укуса.
– Понравилось? Хочешь еще? – спросила попаданка, улыбаясь, ей всегда доставляло удовольствие смотреть, как люди уплетают приготовленные ею блюда.
Кормить и радовать людей – это источник счастья для заботливой Ксюши.
– Давай! – не стала отказываться Аня и протянула к женщине ручку.
Второй бутерброд с вареньем через полминуты оказался готов. В этот раз девочка торопиться не стала, откусывала небольшие кусочки и тщательно пережевывала.
– Идем искать твою курицу? – предложила Ксюша.
Девочка кивнула. На дворе по-прежнему кудахтали хозяйские пеструшки, на крыльце дрых рыжий пес, степенно пережевывала сено из кормушки вороная лошадь.
Аня вышла на середину двора и осмотрелась.
– Ее здесь нет, – всхлипнула девочка и выронила оставшуюся от второго бутерброда корочку, на которую сразу кинулись все местные курочки, в том числе и черная красотка, громко кудахча, вылезла из-под крыльца.
– Чернушка! – обрадовалась девочка, подхватывая на ручки свою любимицу. Та и не сопротивлялась, видимо, привыкла к подобному обращению. Но вот местный петух стерпеть не смог такого фамильярного обращения, он грозно закукарекал и, растопырив перья на шее и хвосте, начал наступать на ребенка, всем своим видом показывая, что не отдаст без боя Чернушку.
Аня прижала курицу к сердцу и стала отступать. Ксюша испугалась за девочку и подхватила ее на руки, приподняв повыше от обезумевшего куриного кавалера. Малышка помощи не ждала, поэтому вздрогнула и едва не выпустила Чернушку. Ксюша, пытаясь удержать курицу и ребенка, завозилась. Аня замахала руками, перехватывая перепуганную любимицу. Петух тоже не дремал, он начал напрыгивать на женщину с ребенком, громко хлопая крыльями и клокоча.
– Уйди! – заверещала испуганная девочка.
И тут к шее Ксюши прижалась холодная и острая сталь меча, а жесткий низкий голос произнес практически по слогам:
– Как ты посмела обидеть мою дочь?!
*******
Представляю вам участника литмоба "Если свекровь - монстр!"
"Свадьбе быть! Свекровь бонусом!" Надежда Паршуткина
https://litnet.com/shrt/iFqK

Ксюша покосилась на блестящий в солнечных лучах меч, повернула голову чуть левее, рассматривая крепкую руку. Наконец, взгляд женщины добежал до мужского лица с резкими чертами и темной щетиной на волевом подбородке.
«Красивый!» – отметила Ксюша.
– Папа, перестань. Оксана помогла мне найти Чернушку! – воскликнула Анюта, прижимая одной рукой к себе курицу, а второй бесстрашно отводя грозный меч от шеи женщины.
Хмурый папаша руку с мечом опустил, но пристально смотреть не перестал.
– Ты сама пыталась вырваться и кричала «Уйди».
– Я курицу пыталась удержать, а прогоняла петуха. Вон он как гневно смотрит. Унеси меня отсюда! – попросила девочка и потянулась свободной рукой к отцу.
Тот без лишних разговоров перехватил у растерявшейся Ксюши дочь и зашагал прочь, не сказав больше ни слова.
– Так вот ты какой, Трофим, моя зазноба… бывшая! – тихо усмехнулась попаданка. Взгляд ее оценивающе пробежался по мощной спине, подтянутым ягодицам и длинным ногам. Ксюша улыбнулась, будто сытая кошка, и прокомментировала увиденное, – А вкус у Оксанки был что надо…
Анюта тем временем помахала девушке на прощание через плечо Трофима. Ксения улыбнулась в ответ и поплелась обратно на кухню.
Работать в трактире оказалось ой как непросто, но пройдя через кассу розничного магазина, Ксюша справилась с этим делом. Посуду мыть – это не с клиентами разной психологической устойчивости общаться. А вот Пелагея и Данила, которые сами разносили заказы гостям, возвращались иногда на кухню злыми и в сердцах костерили некоторых слишком умных, не стесняясь в выражениях.
– Все! Я больше не могу. Там Фома, женишок твой несостоявшийся, уже пятую кружку хмеля допивает. И каждый раз, как я к нему подхожу с заказом, кричит, что все бабы злыдни, ведьмы, после третьей еще и кидаться в меня начала корками от моих же пирогов! – гневно прорычала Палаша, вернувшись в очередной раз из зала, – Ты вчера его отшила, иди сама и выпроваживай. Если он сейчас не уйдет, через полчаса в драку полезет. Ущерб на тебя запишем!
Ксюша удивленно посмотрела на хозяйку, потом на хозяина, оба буравили ее решительными и сердитыми взглядами. Вздохнув, женщина поняла, что за грехи вредной Оксаны придется расплачиваться ей, и приняла тот факт, что на селе утаить что-то от общественности нереально. Молча вытерла руки о фартук и хотела, было, уже выйти в зал, но тут ей на глаза попалась плошка с солеными огурцами, и в голову пришла идея.
Хитро прищурившись, женщина решительно сказала:
– Хорошо, я его выпровожу, но сначала сделаю для него угощение на дорожку за счет заведения. Договорились?
Супруги недовольно переглянулись, но кивнули. Ксюша шустро отрезала ломоть хлеба, разрезала крупный огурец на слайсы, взяла кусок домашней ветчины и соорудила из всего этого отменный бутерброд. Сверху еще и веточку укропа водрузила. Положив свое кулинарное творение на тарелку, Ксюша налила в чашку крепкого чая из пузатого самовара, расставила все это на подносе и вышла из кухни в зал. За окном уже было темно, поэтому народу почти не было. Один столик занимала компания из трех мужиков, тихо о чем-то беседующих. У окна сидел розовощекий плотный парнишка, светловолосый и конопатый. Он что-то сердито бормотал себе под нос и смотрел на дно пустой кружки.
Ксюша решительно подошла к юноше и тихо поздоровалась:
– Фома, привет!
Сын мельника, а это единственное, что смогла рассказать о парне Ксана, готовя Ксюшу занять ее тело, поднял на девушку осоловелый взгляд и икнул.
– Оксана? – удивился он и протер глаза, но девушка никуда не исчезла, тогда он подскочил, пошатнулся и попытался прокричать, но вышло неуверенное бормотание, – Что ты тут делаешь? Решила свести меня с ума?
Ксюша ласково погладила парня по плечам и усадила обратно, пододвинула к нему ближе чай с бутербродом и проговорила:
– Прости, Фома, что я вчера была груба. Я растерялась. Ты хороший парень, но я тебе не подхожу совсем. Позволь угостить тебя. Я сама это для тебя сделала.
Фома снова икнул, покосился на хлеб с внушительным куском ветчины, прикрытым солеными огурцами. Сглотнул и уточнил:
– Отравила?
– Нет, конечно. Приятного аппетита, – успокоила парня Ксюша.
Он тут же принялся жадно есть.
– И чаем запивай, – посоветовала Ксюша, с удовольствием наблюдая за жующим Фомой, – Могу я тебя попросить зайти к моим и сказать, что я нашла работу в трактире? Сегодня, наверно, уже не приду ночевать. Здесь останусь. Но как получится, обязательно их навещу и принесу денег. Зайдешь?
Фома проглотил бутерброд за три укуса, запил чаем и решительно встал.
– Хорошо, – но тут же замялся, – Так ведь поздно уже…
– А ты зайди, да тихонечко постучи. Если не откроют, значит спят. Можешь уходить с чистой совестью.
Фома кивнул и зашагал прочь.
Пелагея и Данила встретили Ксюшу на кухне одобрительными взглядами.
Тут и последняя компания засобиралась. Довольные супруги пересчитали прибыль, положили перед Ксюшей три монетки и строго сказали:
– Заслужила. Прибери кухню и зал, и тогда можешь быть свободна.
На столе рядом с чистой посудой стоял маленький, не больше ладошки, плотный мужичок с кустистыми бровями, важно торчащей вперед бородой, в длинной серо-коричневой рубахе и черных штанишках. Он напомнил Ксюше домовенка Кузю.
«Но ведь это не может быть он?» – протерев глаза и убедившись, что он никуда не исчез, испугалась женщина.
– Здорово! – поприветствовал Ксюшу мужичок, – Меня Тимка кличут.
Ксюша выдохнула с облегчением:
«Значит, не Кузя!»
Но рано она обрадовалась, потому что Тимка важно закончил:
– Я местный домовой. Могу помочь по хозяйству, если молочка мне в блюдечко нальешь!
Ксюша от потрясения села на ближайшую лавку.
– Что? И посуду за меня можешь помыть, и полы? – удивилась женщина.
Она уже валилась с ног от усталости и была бы рада такой помощи, но вот что за это потребует домовой?
– Да, мы же домовые для этого и созданы.
– А Пелагее и Данилу ты помогал? – зашла Ксюша с другого боку.
– Вот еще. Они вредные, ни разу мне молочка не оставили, – состроив обиженную моську, пожаловался Тимка.
Женщина встала и отправилась в кладовую, она уже заметила, где и что хранят хозяева, поэтому ей не составило большого труда раздобыть блюдце молока для домового.
Она поставила угощение перед вспыхнувшим как лучина мужичком и спросила:
– Вдруг ты будешь мыть посуду, а кто-нибудь зайдет? Меня выгонят, скажут, что я свою работу на других перекладываю.
– Не боись, – лакая, как кот, молоко, успокоил женщину домовой, – Меня никто не видит, кроме тебя. И не слышит.
– Почему? – удивилась Ксюша.
– Так сила в тебе есть волшебная…
– А ведьма, мать воеводы, тебя тоже видит? – уточнила женщина.
– Не знаю. Она здесь не была ни разу. Что знахарке делать в трактире?
Ксюша пожала плечами и задала действительно важный вопрос:
– Тимка, тебе не видно, какая у меня сила? Мне дар обещали, а какой не сказали…
Домовой хмыкнул:
– Чудны дела! Так вроде ты, когда еду сегодня готовила, из себя магию выплескивала. Видать, ты через стряпню можешь людям помогать, – предположил Тимка.
Ксюша обрадовалась, поблагодарила домового за помощь и пошла спать, девичьи глаза уже сами собой закрывались. Но не успела она зайти в чулан, где ей разрешили переночевать, как с кухни раздался звон разбитой посуды.
– Вот же помощник! – досадливо поморщилась Ксюша и кинулась обратно.
И снова ее ждало потрясение. Рядом с чистой посудой на столе стояла маленькая женщина, такая же сухонькая, как новое тело Ксюши. Вид у нее был растрепанный, будто она только-только голову от подушки оторвала. Длинное белое платье выглядело весьма помятым. На бледном лице выделялся острый, немного вздернутый нос.
– А ты кто? – пролепетала Ксюша
– Шишимора я, – проскрипела миниатюрная незнакомка.
– Так это… того… жена моя, я кличу Лучком, ты можешь именовать Лукерьей.
– Шишимора? – удивилась Ксюша. Она только про кикимор слышала.
– Ну да. Она баба добрая, работящая, но у нее все из рук валится. За что ни возьмется, все через… комом в общем. Я ее, как могу, от домашних дел отваживаю, но сегодня уж так она хотела тебе помочь. Ты ей приглянулась.
– Да, добрая ты… – скромно опустив глазки, сообщила Ксюше Лукерья.
И как после такого ругать за разбитую хозяйскую глиняную чашку? А ведь чашка такая была единственная в доме. Придется возмещать…
Ксюша вздохнула, собрала осколки, заметила расстроенное личико Луковки и попросила:
– Лукерья, думаю, Тимка сам с посудой справится, он обещал. А ты не могла бы рассказать мне на ночь сказку, а то я не усну, в чулане одной страшно.
Просьба прозвучала вполне убедительно. Шишимора с радостью согласилась, Тимка Ксюше понимающе подмигнул и принялся напевать веселый мотивчик, да ловко намывать оставшиеся грязные миски.
Сказки Луковка рассказывала правильно – монотонным голосом, уставшая Ксюша уснула мгновенно.
Утром женщина встала еще засветло, сбегала на задний двор, умылась, вошла в зал для посетителей и ахнула. Пол, стены, столы, даже потолок сверкали от чистоты так, словно их лаком покрыли.
У Ксюши даже слезы на глаза навернулись.
– Тимка, ты волшебник, – прижимая руки к груди, прошептала женщина.
– Знаю… – улыбнулся мужичок, возникая прямо из воздуха на ближайшем столе, – Но мне нужна молочная энергия, чтобы творить чудеса, – закончил хитрец с намеком.
Ксюше было не жалко хозяйского молока. Но блюдце с угощением для домового и его жены она поставила себе в чулан, чтобы хозяева не ругались.
Пелагея и Данила еще отдыхали. Полы везде были вымыты. И Ксюша решила напечь пока ватрушек. У хозяев в кладовой стояла малина, и по запаху чувствовалось, что она уже вот-вот начнет бродить. Женщина не знала, что супруги собирались с ней делать, и решила взять чуть-чуть и перемешать с творогом.
Уговаривать мужчину не пришлось. Жевал он долго и молча. А вердикт вынес важным тоном:
– Есть можно, но у Палаши пироги вкуснее!
Женщина расплылась в довольной улыбке и только после этих слов угостилась сама.
После этого они втроем сидели и пили чай с ватрушками.
– А ты хорошая работница, – похвалила Ксюшу Пелагея, – Видно, что стараешься. Будешь помогать мне печь. Жалование удвою через месяц, если гости будут довольны.
– Спасибо, – обрадовалась Ксюша, – А можно я сегодня днем, когда никого не будет, схожу родных навестить, чтобы они не волновались?
– Вот наглая девка. Ее только похвалили, а она уже чего-то требует! – возмутился Данила.
– Я не требую… – попыталась возразить Ксюша.
– Она еще и спорит! – продолжил бубнить хозяин, но тут раздался скрип входной двери, и Данила пошел встречать гостя.
– Не обращай внимание, – проводив взглядом мужа, тихо шепнула Пелагея, – Он любит поворчать. Сходи, конечно, когда никого не будет, на часик, но не больше.
– Спасибо! – обрадовалась Ксюша, хоть и было у нее опасение, что дом свой она за час даже найти не сможет…
Сбегать домой не получилось. День выдался суматошным. А началось все с того самого раннего гостя. Это пришел всклокоченный мельник с криками, чтобы ему вернули сына. Оказалось, Фомка дома не ночевал.
– Так он, поди, в какой-нибудь канаве дрыхнет. Ваш сыночка вчера пять кружек хмеля вылакал. А когда я его пыталась остановить – оскорблял, – с обидой выговорила мельнику Пелагея, пришедшая на помощь мужу.
– Я шел сейчас от дома к вам и внимательно смотрел по сторонам. Нет нигде Фомочки! – переживал мельник о единственном сыне.
Ксюша прекрасно слышала разговор с кухни и расстроилась. Может, парень из-за нее в какую-то беду попал. Она же его к себе домой послала. Вздохнув, она решительно вышла к мельнику и тихо заговорила:
– Я его вчера попросила ко мне домой зайти, передать маме, что у меня все хорошо, что я работу нашла.
– Ты! – взревел обеспокоенный родитель, – Это же из-за тебя он пил! Ты ему от ворот поворот дала, еще и смеешь просить о чем-то, распутница.
Ксюша мысленно досчитала до десяти, напомнила себе, что ее сейчас винят в грехах предыдущей хозяйки, и только успокоившись, ответила мельнику:
– Это наши с Фомой отношения. Уверена, с ним все хорошо.
Мельник вскочил, грозно выставил в сторону Ксюши указательный палец, топнул ногой и убежал.
Почти сразу на двор въехал целый купеческий караван: четыре повозки, набитые товарами, и каждая была запряжена двумя лошадьми, десять конных охранников и два крепких мужика.
Мужики оказались купцами. Одеты они были просто, но дорого: рубахи из плотного хлопка, расшитые красивым узором, подпоясанные шелковыми поясами, штаны, кафтаны, картузы обычные, а вот сапоги красные, из мягкой отлично выделанной кожи.
Гости попросили обед и громко обсуждали с Данилом разбойников, обосновавшихся в местной округе.
– Они напали на нас ночью. Хорошо, мы не поскупились на ушкуйников (* наемники, снаряжаемые новгородскими боярами, они защищали караваны, но и пиратством соседних регионов не гнушались). Разбойников было человек десять, против наших шести. Но у нас воины опытные и хорошо вооруженные. Вот те и драпанули. Одного только нашего ранили. Знахарку позови.
Кого мог послать Данила? Правильно, пришлось Ксюше идти к той самой ведьме, что отправила ее предшественницу в междумирье. Страшно было, даже ноги слушаться отказывались. Однако, увидев пострадавшего, сердце женщины сжалось, у юного ушкуйника было посечено плечо, и кровь никак не хотела останавливаться. Парень бледнел на глазах. Забыв о страхе, Ксюша кинулась к ведьме, благо она ее дом запомнила и дорогу к нему. Пока бежала, вспоминала имя знахарки. Имя крутилось где-то в подсознании, но наружу выбираться не спешило. Но стоило ей открыть калитку и кинуться к крыльцу, нужные слова сами вырвались наружу:
– Агриппина Аристарховна, там беда. Человек умирает!
Из дома вышла крепенькая сутулая старушка: седые волосы торчат из-под цветастого платка, черное платье и сердитый взгляд черных глаз будто специально проверяют других на стойкость. Ксюша решила, что хуже ей уже не будет, и посмотрела ведьме прямо в глаза, еще и поторопила:
– Агриппина Аристарховна, скорее. Там ушкуйника ранили. У него кровь не останавливается… Жалко парня, молодой совсем.
– А ты все за мужиками бегаешь, – брезгливо морщась, сделала свои выводы знахарка, но взяла с крыльца корзину и засеменила в сторону трактира.
– Я работаю теперь там, – зачем-то пояснила Ксюша.
– И что? Я должна теперь похвалить тебя? – усмехнулась ведьма.
***
Представляю вам участника литмоба "Если свекровь - монстр!"
"Хозяйка поместья Фашир, или свекровь в нагрузку" Дара Хаард
https://litnet.com/shrt/PQJ7

Попаданка растерялась и чуть не споткнулась, а знахарка продолжила ворчать:
– Не все ж без стыда за мужиками бегать. Большинство людей именно этим и занимаются – работают, – отрезала ведьма и, не дав собеседнице даже шанса оправдаться, продолжила, – Как придем, принеси мне теплой воды. Смешай колодезную с той, что в самоваре. Поняла?
Ксюша кивнула. Разговаривать с ведьмой желания не было, да и возможности тоже, они бежали. Несмотря на свой почтенный возраст и короткие ножки, знахарка двигалась удивительно быстро. Ксюша за ней едва поспевала.
Войдя в трактир, старушка стала командовать всеми присутствующими:
– Чего вы его на стол брякнули, как порося парного. На пол.
– Куда ты ему под голову суешь кафтан? Думаешь, украдет кто? Убери его отседова!
– Чего ты мнешься, рви его рубаху, он же не девица красная – не опозорится.
И самое странное, все ей беспрекословно подчинялись. Ксюша помнила задание ведьмы и побежала за теплой водой. Когда она вернулась в общий зал, раненый уже лежал в центре. Агриппина Аристарховна сидела рядом по-турецки, растирая что-то в маленькой глиняной ступе. Увидев воду, она скомандовала Ксюше:
– Бери тряпку и аккуратно промой его рану, я пока приготовлю заживляющую смесь.
Ксюша, как могла, осторожно протерла рану. Пострадавший парень был на грани яви и нави, поэтому даже не поморщился. Попаданке казалось, что еще немного, и он уйдет от них, но знахарка явно сдаваться не собиралась. Она неожиданно стала напевать странным глухим голосом заунывный мотив и раскачиваться из стороны в сторону.
«Как шаман», – поразилась Ксюша и отложила тряпку, она свое дело закончила.
У девушки мелькнула мысль, а не сбежать ли ей, пока никто не обращает на нее внимания, все как зачарованные смотрели на знахарку. Но стоило ей начать пятиться на коленках в сторону кухни, ведьма открыла свои пронзительные черные глаза и снова приказала:
– Протри ему лицо и шею.
Делать было нечего. Осторожно, с искренней заботой и желанием здоровья этому незнакомому парню Ксюша принялась умывать бледное лицо с темными кругами под закрытыми глазами. Да так увлеклась, что не заметила, что явился воевода. Когда она подняла глаза от раненого, то как на копье наткнулась на пронзительный взгляд Трофима. Несколько ударов сердца он внимательно взирал только на нее сверху вниз, и в его взгляде отчетливо читалось:
«А ты, ленивая вздорная девчонка, что тут делаешь?»
Ксюшу этот пренебрежительно-удивленный взгляд обидел. Она решила, что не будет больше любоваться богатырской статью высокомерного солдафона. И сосредоточилась на раненом.
Воевода же, грозно осмотрев всех присутствующих, присел рядом со знахаркой и тихо спросил:
– Матушка, как он?
Она посмотрела на сына с теплотой и ответила почти ласково:
– Все будет хорошо, сынок.
Тогда Трофим встал и молча посмотрел на купцов. Те поняли без слов, последовали за воеводой, а за ними поплелись и охранники.
«Будет проводить следственные действия», – усмехнулась про себя Ксюша, она любила смотреть детективы.
Женщина заботливо еще раз смыла влажной тряпкой пот с лица пострадавшего. Он в последние минуты стал активно потеть. Еще через пять – открыл глаза. Для Ксюши это было сродни чуду. Ей казалось, что вытащить парня с того света под силу только высшим силам. Она с уважением и страхом посмотрела на Агриппину Аристарховну.
«Да, с ней лучше не связываться», – подумала попаданка и смылась на кухню.
В этот раз ее никто не остановил. Но суматоха дня на этом не закончилась. Парня отправили поправляться в одну из гостевых комнат на второй этаж. Купцы и их ушкуйники решили отправиться в путь только на следующее утро. Поэтому Пелагея и Данила бегали в мыле: готовили еду, комнаты, корм для лошадей. А ведь еще и односельчане повалили в трактир, как мухи на варенье, всем было любопытно, хотелось поглазеть на купцов, да послушать их сказки о заморских странах.
– Ты это… давай тоже в зал ходи да грязную посуду собирай. А заодно и кружки с пенным разноси, – прикрикнула на Ксюшу Пелагея.
Попаданка кивнула и побежала в зал. Поставила перед одним из купцов блюдо с запеченным гусем в яблоках и сразу три кружки хмеля. Ее одарили завлекательным мужским взглядом, который она полностью проигнорировала.
Ей не до флирта, у нее гора немытой посуды!
Пока женщина бегала по залу и собирала пустые кружки, в трактир вошел парень. Никто не обратил на него внимания, кроме Ксюши, и ей не понравился его бегающий взгляд. Сел он в угол один, махнул девушке и знаками заказал то, что пили здесь большинство.
Ксюша с колотящимся сердцем зашла на кухню и спросила у Пелагеи, которая как раз ставила в печь очередную порцию хлеба.
– Там новый посетитель, хмеля хочет, я отнесу?
– Да-да! Сбегай. Ты пошустрее меня будешь.
Ксюша выскочила в зал с полной кружкой, быстрым уверенным шагом направилась к подозрительному незнакомцу, но неожиданно в трактир вбежал воевода, сбив девушку с ног. Хмель пенными брызгами разлетелся в разные стороны, а женщина начала падать. У Трофима оказалась отменная реакция, он схватил Ксюшу за талию и прижал к своему твердому телу в холодной кольчуге. Их лица оказались так близко, что губы могли бы и соприкоснуться, к счастью, помешали носы. Несколько долгих секунд она смотрела на него испуганно, а он на нее сердито. У нее розовели от смущения щеки, а у него по скулам стекал хмель.
Трофим резко отстранился, сделав шаг назад, и выпустил талию девушки из железного захвата своих рук. От неожиданности Ксюша снова едва не упала. Воевода сдвинул брови, но под локоть неуклюжую девчонку придержал. А она не знала, куда глаза деть, ведь мощная грудь и шея, волевой подбородок и плотный, четко очерченный рот так и манили ими полюбоваться.
«Ксюша, ты же взрослая женщина! Держи себя в руках», – уговаривала себя попаданка.
Взгляд ее при этом метался по залу и вдруг обнаружил, что того странного парня за столиком нет. Ксюша заозиралась. Нигде нет. Тут воевода покашлял, привлекая ее внимание, и она с удивлением поняла, что он чего-то от нее ждет.
– Ой! – опомнилась женщина, – Прости меня, Трофим, что облила тебя. Ты так внезапно появился…
Мужчина снизошел до улыбки и удивил попаданку: решительно шагнул к ней, снова становясь вплотную. Ксюша отшатнулась, но ее вновь пленила мужская рука, придержав за талию.
– Не заметила кого-нибудь подозрительного, незнакомого? – практически на ухо прошептал воевода.
По телу девушки побежали мурашки, бодро и с песнями.
«Да что же это со мной? Я же хотела для Оксаны другого жениха присмотреть! Этот слишком мрачный для молодой девчонки», – пыталась уговорить себя и свой взбунтовавшийся организм Ксюша.
Она сжала кулаки и ответила так же тихо и по делу:
– В углу сидел странный парень: глазки бегают, ни с кем не общается. Хмеля заказал, это я ему несла. А как ты вошел – исчез.
Воевода посмотрел на девушку как-то странно, Ксюше показалось, что в его взгляде мелькнуло уважение.
– В чем он был одет? – уточнил воевода.
– Ничего особенного: серая рубашка и черные штаны.
– Приметы?
– Я же говорю, ничего особенного, – немного раздраженно от досады на себя в первую очередь ответила Ксюша, ей бы очень хотелось помочь воеводе.
И тут в ее голове возникла идея.
– А ты присядь да оглядись. Мы же у выхода стояли, значит, он должен быть где-то здесь, – выпалила она и убежала на кухню, но удивленное выражение лица Трофима успела заметить.
Да, суровый мужчина никак не ожидал, что его будет поучать какая-то девица.
Ксюша снова налила в пустую кружку хмеля и спросила у Пелагеи с Данилой:
– А здесь парень на задний двор не проходил?
– Вот еще! – возмутилась Палаша, поднимая скалку, – Это не проходной двор!
Данила на работницу и вовсе внимание не обратил, он жарил на печи репу со свининой. Аромат стоял сумасшедший.
Ксюша поняла, что через эти редуты никому не прорваться, осмотрелась и решила опять приготовить бутерброд. Взяла хлеб, намазала маслом, водрузила сверху толстый ломоть тушеной говядины, а на него положила веточку красной смороды. Красиво и вкусно! С этим угощением она и направилась к воеводе, который послушал ее совета и сел за столик рядом с выходом. Ни одна мышь не проскочит.
– Приятного отдыха! – громко сказала Ксюша, чтобы ее услышали окружающие, и подмигнула Трофиму.
Как ни странно, мужчина ее понял, сел на лавку чуть более расслабленно: шире расставил ноги, руку снял с меча и уперся локтями в стол.
– Выглядит аппетитно, – так же громко и с усмешкой заметил мужчина и, взяв в руки Ксюшин бутерброд, откусил внушительную его часть.
Ягоды с веточки оказалась у него во рту, но не все, пара из них упрыгала на пол. Мужчина, видимо, приученный к чистоте, наклонился за ними и прямо под соседним столом обнаружил притаившегося парня, за которым явился. Тот рванул под ноги пирующим ушкуйникам, но воевода был быстрее, он резко выбросил правую руку и поймал за шкирку убегающего «зайца».
Ксюша наблюдала за этой картиной, восхищалась ловкостью и силой воеводы и еле сдерживала бьющуюся внутри в восторге мысль:
«Это я ему помогла! Мой дар! Он хотел найти преступника и нашел, благодаря моему бутерброду».
Трофим поднялся вместе со своей добычей. Парень визжал, крыл воеводу неприличными словами, но тот не обращал никакого внимания на сопротивление, для него это было не важнее комариного писка.
– А что он натворил? – спросила любопытная Ксюша.
– Он был на месте нападения, когда я его осматривал. В кустах прятался. Думаю, он пришел туда за своей вещью, которая для него очень важна. Ее я тоже там нашел.
– Гад! Царская крыса! – крикнул парень, пытаясь вырваться.
– Спасибо за помощь, – неожиданно поблагодарил Ксюшу воевода, и в его низком, грубоватом голосе слышалась искренняя теплота.
Женщина не смогла сдержать улыбки. Они обменялись нечитаемыми взглядами, и Трофим ушел. Ксюше показалось, что воевода смотрел на нее с неверием, она же точно пыталась разобраться, чем он так ее привлек. Он был закрытым мужиком, вечно в плохом настроении. Брови нахмурены, губы недовольно поджаты. К такому подходить совсем не хочется. Но тут Ксюша вспомнила Эдика, отпускающего шутки направо и налево. Этот легкий и позитивный мужчина оказался предателем. Возможно, серьезность Трофима – признак его надежности.
– Шутка! Идем… – буркнула женщина.
Подхватив под руку сестру, Ксения устремилась на кухню, по пути собрав грязную посуду.
– Эй, это кто и что тут делает? – возмутился Данила.
– Это сестра моя. Можно, я с ней пять минут поговорю, пока посуду мою? Тут вон какая гора скопилась, – попросила Ксюша.
Прежде чем ответить, Данила глянул на Пелагею и, только получив ее снисходительный, едва уловимый кивок, ворчливо ответил:
– Ладно, только пусть она нам не мешает!
Ксюша посадила Настю на табурет рядом с помывочной лоханью, вручила ей полотенце и скомандовала:
– Вытирай.
Мыть посуду в едва теплой воде без современных моющих средств женщина уже приноровилась. Ловко орудуя изящными руками, она то и дело поглядывала на сестру, та молча делала то, что ей сказали – вытирала.
«Светлая, покладистая, младшая… Наверняка ее все любили, а Оксана ревновала. Вот и не смогла наладить отношения… И мать разочаровала» – пришла к выводу Ксюша и спросила:
– Как дома дела? Ты за деньгами пришла?
Настя мотнула головой и возразила:
– Нет, что ты? Сестра, мы с мамой извелись в неведении. Все ли у тебя здесь хорошо?
– А что с ней будет? Мы же не звери какие! – вмешалась в разговор Пелагея.
– Я Фому послала к вам, чтобы он передал про меня весточку. Он что, не дошел до вас?
Щеки Насти смущенно порозовели, и она прошептала:
– Дошел. Передал, что ты работаешь в трактире. Но мы же с матушкой переживали…
Ксюша пожала плечами и ответила:
– Да все хорошо у меня. Пелагея и Данила добрые хозяева. Надеюсь, я здесь надолго.
– И мы надеемся, – за двоих ответила Палаша.
– Правда? – растерянно удивилась Настя, – У Оксаны несдержанный характер, мы с матушкой волновались, что она быстро с кем-нибудь поругается, и мы еще вам должны останемся…
«Интересно, почему это она про мои недостатки работодателям рассказала. Уж не метит ли она на мое место?» – рассматривая с подозрением свою кроткую младшую сестру, задалась вопросом Ксюша и с умыслом заметила:
– Да, у тебя, Настенька, характер, не в пример мне, мягкий. Но боюсь, ты только посуду мыть и сможешь. В зале тебя любой гость обидит, ты за себя постоять не сможешь.
Лицо Насти не изменилось, а вот кулачки сжались. Она хотела что-то возразить, но снова вмешалась Пелагея:
– Это точно. С таким голосочком на тебя наши гости, как мухи на варенье, слетятся и очень быстро затащат в какой-нибудь укромный уголок поразвлечься. Мы такое осуждаем с Данилой, но за всеми не уследишь. Тебе сколько годков-то?
– Семнадцать, – выдохнула недовольно Настя, но тут ее глаза сверкнули, и она затараторила все тем же тихим звенящим голоском, – Надеюсь, тебя, Ксана, никто не обидит. Держи себя в руках, не расстраивай матушку. Она знает про твою пылкость… Да что там матушка! Все село наблюдало, как ты за воеводой бегаешь! А тут столько мужчин, для тебя настоящее испытание. Мы будем за тебя молиться.
«Вот же… сестра!» – возмутилась про себя Ксюша, но ответить не успела, снова вмешалась Пелагея:
– Матушке своей передай, чтоб не волновалась. Мы с Данилой за ней присмотрим. Да и видно, что девка с головой на плечах.
Ксюше было приятно и от похвалы хозяйки, и от зрелища, как вытягивается лицо сестры и недовольно кривятся губы. Попаданка решила сменить тему:
– А ты не знаешь, Настенька, мельник сына-то своего нашел?
– Да… Он у нас ночевал, – краснея, но скорее от удовольствия, чем от смущения, призналась Настя.
Данила присвистнул.
– Неожиданно… – высказалась Ксюша.
– Он пришел поздно, едва на ногах держался. Вот матушка и положила его спать в сенях на лавочку.
– Значит, мельник забрал своего сына от вас… – усмехнулась Ксюша.
Она решила, что, если у Насти получится завлечь в свои сети Фому, у нее возражений не найдется.
Вся посуда была перемыта. Пелагея это быстро просекла и скомандовала:
– Хватит лясы точить. Иди в зал, прибери там, заодно купцам курник и еще хмеля отнеси. А тебе, девочка, пора домой. Уже поздно, не случилось бы с тобой беды…
Настя бросила сердитый взгляд на Пелагею и скромно поинтересовалась:
– Ксюша, а ты что-то про деньги говорила?..
Попаданка осмотрела сестру и решила, что доверия ей нет, и ответила:
– В конце недели загляну к вам и принесу, как получу первый расчет.
Настя снова незаметно сжала кулаки, но, попрощавшись, убежала. Пелагея с Данилой посмотрела на Ксюшу задумчиво, и хозяйка философски заметила:
– Семейные отношения – дело тонкое…
Ксюша пропустила их замечание мимо ушей. Ей было не до раздумий. Нужно было отнести еду, принести грязные тарелки да кружки, да еще проведать раненого ушкуйника, проверить как он. Ведьма ей никаких указаний не оставила, но Ксюша имела представление о ссадинах и порезах, двоих детей воспитала. Так что она знала, что раны нужно проверять, менять повязки. И температура может подняться, если что-то пошло не так… Одним словом, нужно навестить.
Тут же рядом с лоханью появился бородатый мужичок. Рукава его рубахи уже были закатаны, и он с готовностью откликнулся:
– Я здесь. К труду готов!
– Что бы я без тебя делала? – растроганно проговорила женщина и осторожно, одним пальчиком погладила по седой голове своего помощника.
Домовой удивленно глянул на человека и мурлыкнул как настоящий кот.
– Не знаю, что бы делала ты, – немного напряженно ответил мужичок, – Но мы с Луковкой тосковали бы без молочка!
Ксюша намек поняла. Налила лакомство в блюдечко, а в большую кружку чистой воды и позвала:
– Лукерья…
Рядом с удивленным Тимкой появилась его жена, похожая на потрепанного воробья.
– Доброй ночи, Ксюша! – радостно откликнулась она, – Не ожидала, что ты и меня позовешь. Я ведь криворукая, только испорчу тебе все.
– Что ты такое говоришь, Лукерья! – улыбнулась Ксения, – Просто у тебя другие таланты. Пойдем раненого навестим. И я тебя попрошу присмотреть за ним ночью. Если вдруг температура поднимется – позовешь меня, хорошо?
Шишимора расплылась в довольной улыбке.
– Буду рада помочь.
С большой кружкой воды в руках и с Лукерьей на плече, Ксюша поднялась на второй этаж и заглянула к раненому ушкуйнику. Он не спал. В неясном свете полумесяца, скромно заглядывающего в окно, бледное лицо молодого мужчины на фоне русых волос, разметавшихся по подушке, казалось мертвецки белым. Медовые глаза горели лихорадочным блеском. Задумчивый взгляд блуждал по маленькой комнатушке, где, кроме окна и кровати с табуретом, ничего и не было. Увидев красивую девушку, он тут же прикрыл рану одеялом и игриво улыбнулся:
– Красавица, ты как вошла, будто солнце во внеурочный час поднялось из-за леса.
Ксюша улыбнулась: ну раз флиртует, значит, жить точно будет.
– Как ты себя чувствуешь?
– Отлично! Хочу завтра с караваном в Новгород идти.
– Рано тебе. Ведьм… Знахарка наша сказала, что тебе три дня хотя бы нужно отдохнуть, сил набраться.
– Мне не нужно! Я могуч, как медведь, и умен, как филин, – расхваливал себя бравый ушкуйник.
– Поэтому сейчас раненый лежишь? – усмехнулась Ксюша.
Молодой мужчина насупился и замолчал. Женщина коснулась рукой его лба.
– Кажется, жара нет, – сделала она вывод, – Я тебе воды принесла. Может, есть хочешь?
– Нет, мне уже приносили пирогов. Я сыт, – обиженно ответил мужчина.
– А как звать-то тебя? – поинтересовалась Ксюша, чтобы немного подбодрить больного.
– Василий Буслаевич я. Обо мне весь Новгород знает. Во мне сила могучая. Я кого угодно победить могу.
«Эх, сколько гордыни!» – посетовала про себя Ксюша и не удержалась, покачала головой с осуждением.
Мужчина тут же притих.
– Отдыхай, Василий Буслаевич. Утро вечера мудренее. Завтра будешь решать, идти с караваном или у нас пару дней побыть. Если ты такой сильный, тебе труда не составит догнать их в пути.
– Не составит, – согласился мужчина.
Ксюша тихо вышла из комнаты раненого, подмигнув на прощание Луковке, удобно устроившейся на табурете у кровати Василия.
Тимка в зале уже драил полы. Женщина с чувством выполненного долга отправилась к себе в чулан. Почему-то идти в отчий дом Оксаны у нее не было никакого желания. Интуиция подсказывала ей, что неспроста у ее предшественницы был такой вредный и вспыльчивый характер. Честным и искренним людям трудно мириться с несправедливостью и лицемерием…
***
Утром караван ушел. Василий Буслаевич остался. Ксюша зашла к нему, принесла свежей воды. Лукерья всю ночь просидела с раненым и доложила утром, что больной спал спокойно.
– Доброе утро, Василий! Как твое самочувствие?
– Все хорошо, красотка, я хоть сейчас готов на тебе жениться, – хорохорился парень, еще и руки свои загребущие тянул к стройному девичьему стану.
И тут явилась ведьма, осмотрела композицию и сделала выводы:
– Что, решила, ослабленный мужик – легкая добыча?
– Я просто проведать зашла, – буркнула Ксюша и бросила обиженный взгляд на ушкуйника, – Будут какие-нибудь указания?
Агриппина Аристарховна отрицательно мотнула головой, ловко сменила повязку и поставила свой диагноз:
– Что ж, на тебе все, как на собаке, заживает. Завтра ты уже будешь в силе. Можете договариваться с батюшкой. Он завтра свободен, так что обвенчает…
Василий как-то резко побледнел, а Ксюша не удержалась:
– Прекрасная новость, пойду договорюсь.
И смылась, но перед уходом услышала, как хмыкнула ведьма.
Ксюша была согласна со знахаркой. Слишком много в молодом мужчине было бахвальства, самолюбования. Так что потрепать ему нервы будет только на пользу. Кто-то же должен вразумить его, иначе быть беде!
Как только караван скрылся за воротами, явился староста, пожилой вдовец медвежьих размеров с аккуратной светлой бородой и пронзительными голубыми глазами.
Из кухни высунулась голова Пелагеи, в ее глазах горело жадное любопытство. Данила и староста удивленно переглянулись. Ксюша досчитала до трех и, приветливо улыбнувшись круглолицему парню, сказала:
– Доброе утро, Фома! Рада видеть тебя целым и невредимым. Твой отец вчера заходил, искал тебя. А ты, оказывается, у моих ночевал.
– Да! – насупившись, с напором заговорил сын мельника и начал наступать на девушку, – Ночевал! И мне понравилась твоя сестра! Она нежная и добрая, в отличие от тебя. Поэтому не смей угрожать ей! Я тебе не люб, так не мешай нашему счастью! Иначе не вини меня потом за грубость.
«Интересно, на что рассчитывала Настенька, обвиняя меня в угрозах? У нашего разговора были свидетели! Или она хотела раздразнить женишка, ведь запретный плод желаннее того, что падает в руки… Хитра сестра…» – размышляла Ксюша.
Ясно было одно, если сейчас начать оправдываться и наговаривать на Настю, будет только хуже. Фома нашел новый объект для обожания. До него не достучаться.
«Еще побьет чего доброго…» – осматривая внушительного размера кулаки оппонента, остереглась женщина.
– Фома, кто же против ваших отношений? Разве что твой батюшка будет против! Ведь у моей сестры приданого нет, семья у нас бедная. Поэтому я и боюсь за Настеньку: она влюбится в тебя, а ты пойдешь на поводу у отца и бросишь ее, это разобьет ей сердце. Она ведь младшая моя, я должна за ней присматривать. Понимаешь?
Фому немного отпустило, но он все еще с подозрением смотрел на Ксюшу.
– Я сегодня пришел к ней, а она меня на порог не пустила. Говорит, ты не велишь, ревнуешь, – с обидой в голосе пожаловался парень.
– Я ревную? Окстись, Фома. Я же всегда к тебе как к брату относилась. Мы с Настей при хозяевах моих разговаривали. Разве я ревновала? – обратилась она к Даниле, который уже сел обратно за стол и разливал себе и старосте новые порции чая.
Ответить хозяин трактира не успел, вмешалась Пелагея.
– Не было такого. По-хорошему сестры разошлись.
– Врете вы все! – возмутился Фома, – Настя бы меня обманывать не стала.
– Так может, она просто с тобой дел иметь не хочет. Ну не люб ты девкам, – заржал староста.
Фома покраснел, кулаки его сжались. Он сделал тяжелый шаг в сторону представителя местной власти, но Ксана придержала его за локоть:
– Я думаю, сестра что-то неверно поняла. Пойдем к моим, я ей все объясню, но только если ты клянешься, что не обидишь мою сестру!
– Клянусь! – встрепенулся Фома.
Ксюша посмотрела на Пелагею жалостливо и спросила:
– Можно, я на часик отлучусь домой?
Пелагея скорчила недовольную физиономию, но милостиво махнула рукой:
– Ступай… Что уж с тобой делать? Для посетителей еще рано… Но на час! Не больше!
– А можно я чутка ватрушек прихвачу, угощу матушку? – воспользовалась добрым расположением духа хозяйки Ксюша.
– Ишь какая наглая девица, ты ей палец, она тебе руку до локтя отгрызет, – недовольно проворчал Данила. Пелагея скрестила руки на груди и закивала, поддерживая мысль супруга.
Ксюша уже была готова идти домой с пустыми руками, но тут вмешался Фома, строго спросив:
– Сколько одна ватрушка стоит?
– Три монеты, – не моргнув глазом сообщила Пелагея.
Между Фомой и хозяйкой завязался торг, не на жизнь, а на кошелек! Сошлись на трех монетах, но за пять ватрушек.
«Какой рачительный жених моей сестре достался. Она с ним точно бедности знать не будет!» – усмехнулась про себя Ксюша.
Она прихватила честно выторгованные ватрушки и выпорхнула из трактира, да поспешила следом за Фомой. Тот торопился к своей новой зазнобе, а заодно, сам того не зная, показывал путь попаданке.
Когда они дошли, Ксюша не могла поверить своим глазам, родной дом Оксаны выглядел удручающе печально: рядом с дорогой в траве по пояс одиноко стояла маленькая покосившаяся избушка, ее крыша съехала набок, наличники на крохотном окошке, затянутом чем-то мутным, отвалились; забора не было, вернее, когда-то он был, но сейчас лишь кое-где торчали сгнившие столбы да из травы выглядывали почерневшие от времени доски.
Фома уверенно пошел по притоптанной траве, Ксюша поплелась следом. Входная дверь была с торца, крыльцо развалилось, и к двери вела хлипкая приставная лестница из трех ступенек. В сенях было даже светло, потому что щелей здесь было больше, чем мышей в амбарах. У стены притулились лавка с ведром и шкаф с пустыми полками.
Ксюша вздохнула с сожалением. Да в таких условиях добрым сложно вырасти. Вроде все чисто, но давно требует основательного ремонта. Женщина представила, как холодно в этом доме-решете зимой, и поежилась.
Фома задерживаться на входе не стал, открыл следующую дверь, и они оказались в светлице: большая, просторная комната была такая же пустая, как и сени. Три лавки по стенам, два сундука, стол посередине, почерневшая от дыма печь – вот и все достояние Оксаниной семьи.
– Сестра! Фома! – встала им навстречу Настя.
Она сидела у окна и наверняка видела, как они подходили, но все равно предпочла сыграть удивление.
– Доброе утро, Настасья! – поздоровалась Ксюша, – Вот решила вас с матушкой навестить. Фома сказал, что ты не хочешь с ним встречаться, боишься меня рассердить, – она специально выбрала такую мягкую формулировку, чтобы не ставить в неловкое положение сестру, враги ей были не нужны. Ее задача была наладить жизнь своей предшественницы, чтобы выиграть спор, – Хочу тебе сказать, что твои опасения напрасны. Я буду рада, если у вас сложится. Фома мне поклялся, что тебя не обидит! Люб ли он тебе, сестра?
Лицо Насти запылало, она бросила из-под ресниц жаркий взгляд на парня. Тот аж пошатнулся, таким убийственным для мужчины был этот девичий взгляд.
«Хороша чертовка! – отметила Ксюша, – Ей бы в актрисы пойти. Все Тэфи были бы ее!»
– Люб, – тихим голосочком пропела Настенька.
Фома тут же кинулся к ней, хотел обнять, да не решился, но за руку схватил, прижал к сердцу и проговорил пылко:
– Я сейчас же к папеньке схожу, скажу, что жениться надумал. Он не будет возражать. Осенью сыграем свадьбу! Ты согласна?
Настя расплылась в искренней радостной улыбке.
«Впервые вижу ее настоящие эмоции. Может, теперь успокоится и не будет гадости наговаривать…» – подумала с надеждой Ксюша.
– Я согласна, – кивнула девушка.
– Вот и отлично. Тебе как раз восемнадцать исполнится, – порадовалась за молодых Ксюша. Но ее замечания никто не понял, и она добавила, чтобы скрыть неловкость момента, – Тогда нужно благословения у матушки спросить.
Ей не терпелось познакомиться с матерью Оксаны, и Фома сыграл ей на руку заявив:
– Да, Ксюша права. Где Марфа Степановна?
Настя с неохотой ответила:
– В огороде.
– Что она там делает? Она же болела… – прищурившись, спросила Ксюша.
– Прополкой занимается. Она меня не слушает. А я ей говорила, что нужно еще полежать! – жалостливо заглядывая в глаза Фомы, рассказала Настя.
– Да, родители детей никогда не слушают, – поддержал невесту парень.
– Так почему ты ей не помогаешь? – возмутилась Ксюша.
– Я как раз собиралась, – залепетала младшая сестра.
– Вот что, Настенька, я готова пообещать к осени собрать для тебя приданое в двадцать рублей, но ты должна все это время за матушку полоть, поливать да за скотиной приглядывать. Оставь ей работу по дому. Мы договорились?
Настя ответить не успела, вмешался Фома:
– Я сам буду всю работу делать. Не позволю Марфе Степановне надрываться!
– Нет, Фома, пусть огородом и скотиной Настя занимается. А ты лучше крыльцо сделай да избу подлатай, а то в дождь на нашей лестнице можно упасть и шею свернуть. Насте твоей по этой лестнице еще пару месяцев точно ходить.
– Обещаю! – с готовностью откликнулся парень.
– Вот и ладненько! – обрадовалась Ксюша, – Пошли маменьке все расскажем. Думаю, услышав такие новости, она смягчится и даст свое благословение.
Все трое гурьбой выкатились на улицу. За домом были вскопаны аккуратные грядки. Из них уже торчали и кочаны капусты, и ботва моркови, свеклы, репы, брюквы. Грядки упирались в покосившийся сарайчик, откуда доносилось осипшее блеяние коз и кудахтанье кур. Худая женщина в черном платье стояла кверху попой и ловко орудовала руками, вырывая сорняки, которых и видно почти не было. Ее голова, несмотря на летнюю жару, была замотана в черный платок.
– Матушка! – позвала Настя своим нежным, тихим голосочком.
Марфа Степановна выпрямилась и посмотрела на младшую дочь. По тому, как вытянулось ее лицо, а тонкие брови сошлись на переносице, стало понятно, что она не ожидала увидеть еще и старшую.
– Здравствуй, матушка, – тихо проговорила Ксюша и решительно подошла к Марфе Степановне, взяла за грязные руки и подвела к влюбленной паре:
– Не стоит тебе тяжелой работой заниматься. Ты пока еще не окрепла.
– Кто же будет этим заниматься? Откуда нам еду брать, если работать я уже не могу? Урожай – наша последняя надежа.
– Не волнуйся, матушка, – залилась соловьем Настя, – Фома хочет в жены меня взять. Мы тебя не оставим, помогать будем.
– И полоть Настя обещала, – вставила Ксюша, – А Фома – крыльцо сладить…
– И дом вам подправлю. Стены проконопачу заново, досками облицую. С крышей придется повозиться, но я справлюсь. Я сильный.
Марфа Степановна удивленно переводила взгляд с одного своего ребенка на другого.
– Благословите нас, матушка, – попросила Настя своим нежным голосочком.
– Фома, а у отца ты спросил? – задала важный вопрос будущая теща.
– Еще нет. Но он не будет против! – заверил парень.
– Вот сходи да спроси, а потом вернись со сватами, да как положено с песнями, подарками. Коль придете, приму вас как дорогих гостей, да благословение свое дам, – строго выговорила Фоме Марфа.
– Так я сейчас. Туда и обратно! – обрадовался парень, засияв, как начищенный самовар, и позвал любимую, – Настя, пойдем со мной…
Строгая мать продолжила, и у ее детей отлегло от сердца:
– Настя пойдет готовиться к приходу гостей. Чай заварит, блинов напечет.
– Жаль, я только пять ватрушек с собой принесла, – вздохнула Ксюша.
Мать посмотрела на старшую дочь строгим, холодным взглядом, и не спуская с нее глаз, обратилась к младшей:
– Настя, иди. Готовься.
Младшая глянула с тревогой на Ксюшу, но мать послушала, удалилась в дом. Марфа Степановна спокойно, почти величественно обратилась к Ксюше:
– Тебе лучше вернуться в трактир. Нехорошо, если мельник с сыном придут, а тут ты. Все ж таки ты Фоме от ворот поворот всего пару дней назад дала. Тебе, видите ли, жених при надежном заработке не годится. Думаю, твое присутствие будет неуместным.
Ксюша внимательно посмотрела в глаза женщины, которая была ее ровесницей, но выглядела чуть лучше ведьмы Агриппины, да и ведьма была немногим старше прошлой Ксении. Жизнь на селе всегда была тяжелой.
«Наверно, Оксану очень расстраивала такая холодность матери. Марфа мыслит верно, но сердце ее зачерствело, возможно, умерло вместе с мужем. Она выполняет свой долг, заботится о дочерях, однако любви им дать уже не может… Грустно», – подумала Ксюша и протянула матери заработанный вчера серебряный рубль со словами:
– Матушка, это вам на хозяйственные расходы. Заработок у меня зависит от количества гостей и настроения хозяев. Вчера у нас купцы с ушкуйниками останавливались, вот Пелагея и расщедрилась. Но как бы ни сложилось, я постараюсь сестре к осени накопить двадцать рублей в приданое, почти целое лето впереди, и вам помогать буду.
Даже один рубль был целым состоянием для деревенского жителя. За такие деньги можно было купить полтора кувшина масла или целый фунт ветчины, еще и сдачу дали бы! Глаза Марфы лишь на миг блеснули, то ли от радости, то ли от переизбытка чувств.
– И чего только раньше ты артачилась и в трактире работать не хотела? – проворчала мать, – Я сама была бы рада туда устроиться, но Данила и Пелагея меня не взяли, сказали, что я им своим суровым видом всех гостей распугаю. Хорошо, Оксана, что ты взялась за голову. А теперь ступай.
Ответить, почему Ксана не желала работать, Ксюша не могла, поэтому просто улыбнулась матери. Губы Марфы дрогнули, будто она попыталась вернуть дочери улыбку. Но женщина отвыкла от подобных проявлений чувств, поэтому просто перекрестила свою старшую и пошла в дом.
Ксюша же отправилась в трактир. Ее всего на час отпустили, в запасе было еще минут двадцать. Она неспешно шла, любуясь голубым небом, зеленой травой, вдыхая аромат скошенной травы, и улыбка сама собой расцветала на милом молодом личике. Только в сельской местности чувствовалось такое единение с природой.
Попаданка ощущала себя травинкой в огромном стоге, и ей это ощущение нравилось. Она была не одна, и каждый в этой массе имел значение.
– Все лентяйничаешь? Ну и никудышная ты девка, – раздалось неожиданно со спины.
Ксюша вздрогнула и обернулась. Из проулка вышла Агриппина Аристарховна с корзиной в руках, полной какой-то травки.
– Тебе помочь, Агриппина Аристарховна? – вежливо спросила Ксюша.
– Обойдусь, – буркнула ведьма.
– А куда ты идешь? – решила разговорить знахарку Ксюша, шли они в одном направлении. Идти рядом и молчать было неловко.
– К мельнику, но это не твое дело, – проскрипела Агриппина Аристарховна.
– А ему плохо? – переполошилась Ксюша.
– Нет, но у меня предчувствие, что будет, – усмехнулась ведьма и посмотрела в глаза собеседнице так, будто все про всех знает.
– Надеюсь, ты ошибаешься, – пробормотала Ксюша и добавила, – Меня хозяева ждут. Я побегу.
И припустила, лишь бы подальше от этой вредной старухи с суперспособностями видеть будущее. Провожал ее каркающий смех.
«Может, она и души читает. Не стоит ей знать, что в теле Оксаны самозванка...» – перепугалась Ксюша.
Оказавшись на центральной площади села, женщина уже хотела, было, свернуть на двор трактира, но тут ее внимание привлек Буян. Рыжий пес стоял у забора, выстроенного вокруг маленького аккуратного домика, который так понравился Ксюше в ее первый день, и громко, надрывно лаял.
– Не к добру, – пробормотала Ксюша.
Осмотрелась. Никого видно не было. Данила наверняка уже на кухне хлопочет.
– Пока я буду бегать за подмогой, может, случится беда, – рассудила женщина и решительно пошла к калитке домика.
Оказавшись на дворе, она успела только отметить аккуратно подстриженную траву да выложенные гравием тропинки. Любоваться палисадником ей помешал Буян, он рванул за дом. Ксюша побежала следом. Завернув за угол, женщина схватилась за сердце. Увиденное потрясло ее: какой-то гигантского роста мужик в натянутом по самые брови картузе, улепетывал в дальний конец огорода. Под мышкой у него что-то белело, мелькнули светлые косички. Ксюша не хотела верить, что это ребенок. Но бегущая за похитителем грозно кудахтающая черная курица не оставляла места для сомнений. Пухлое тельце Анюты обмякло в медвежьих лапищах мужика.
Ксюша со слезами на глазах бросилась следом, но у преступника были огромная фора, длинные ноги и невиданная силища, он как пушинку нес девочку и шустро скакал между грядок.