Пролог

Моей маленькой дорогой

и любимой сестрёнке

Светочке посвящается.

Я видел в мареве раскрытого портала

Страну Богов. Как наважденье, чудный сон,

Она в лучах полуденных блистала,

А из тумана прорывался стон:

Вернись ко мне, дитя! Утру я слёзы

С твоих поблекших, ледяных ланит

О чём прошу? – Вздыхала – Поздно! Поздно!

Дитя не слышит, непробудно спит…

Лиллот

Три девочки и мальчик расширенными от ужаса глазами глядели в ночь. Ледяной страх безжалостно сковал их тела, сейчас даже дыхание казалось им делом чрезвычайно опасным.

- Они там, я видела их! – Закричала малышка, тряхнув головой с двумя русыми косичками. Её трепещущий пальчик показывал в тёмную пустоту, голос дрожал, лицо горело, глаза блестели, отражая свет окон возвышающегося неподалёку сельского дома.

- А-а-а-а-а! – Завопила другая девочка, её вопль тут же был подхвачен мальчиком и третьей девочкой.

Внезапно вспыхнувший на ближайшем столбе тусклый фонарь осветил широкий двор, покрытый чахлой притоптанной травой. Дети находились в углу, у забора и были скрыты в тени ветвей старой шелковицы. Дверь дома шумно распахнулась, и во двор выбежало четверо встревоженных взрослых.

- Что случилось? – Женщина с чёрными длинными волосами, мать двух девочек, первая оказалась на месте. Схватив младшую дочь, она встряхнула её, надеясь, что это заставит малышку трезво мыслить, но та не унималась, продолжая истошно орать. – Светочка, я твоя мама, скажи мне, что ты видела?

Не удалось разговорить и Лилю, двоюродную сестру семилетней Светы.

Светловолосый четырёхлетний мальчик, которого дети называли Васькой, тоже ничего не сказал, но его тонкий пальчик указал на Машу, прислонившуюся к дереву и спокойно, словно на спектакле, наблюдающую за разворачивающимися событиями. На круглом лице девчушки читалось что-то зловещее. Однако, это могло показаться рассерженным родственникам фантазёрки и сорвиголовы с библейским именем Мария.

Взрослые одновременно переглянулись.

- Что будем делать? – Пытаясь заглушить визг детей, прокричал самый старший мужчина, ему перевалило за шестьдесят, и он пользовался неоспоримым правом принимать решения. Но сейчас дедушка крикунов не знал, как поступить. Ныне произошедшее случилось не впервые, и надо было срочно что-то предпринимать. – Чего вы молчите? Пора поставить точку! Иначе, все мои внуки превратятся в психопатов, принимающихся орать при первом дуновении ветра. – Он старался не смотреть на Машу, одну из внучек, зачинщицу инцидента.

Молодой красивый мужчина в очках с такими же русыми волосами, как у Маши, подошёл к девочке и взял её за плечи.

- Может, ты, Маша, скажешь, что нам делать? Как поступить? Всё это из-за тебя. – Мужчина старался говорить спокойно, но внутри у него поднимался вулкан горечи и тревоги. Его дочь неизлечимо больна, и болезнь эта медицине неизвестна. Во дворе воцарилась тишина, брат и сёстры Маши теперь молчали, лишь изредка всхлипывая.

- Но я видела своими глазами таких огромных страшных людей. Они появились из-за угла и шли за нами, они говорили на чужом языке, я почему-то понимала их. – Веснушчатая сероглазая Маша, которой через несколько дней, должно было исполниться десять лет, смотрела на отца невинными глазами.

- О чём они говорили? – Сквозь зубы прорычал мужчина, растрачивая последние крупицы терпения.

- Они что-то или кого-то искали. Я испугалась и не поняла что именно. – Девочка снова задрожала, но не оттого что где-то совсем близко могли находиться те страшные великаны. Она боялась отца, пальцы которого сильно вдавились ей в плечи, причиняя боль.

- Скажи, что ты наврала, что никого не было! Ведь это так? – Он приподнял её над землёй, и она пискнула.

- Они были! Были! Я никогда не обманываю! – Маша болтала ногами, пытаясь освободиться.

В это время снова заголосили две девочки, через секунду к ним подключился и мальчик.

Старая женщина, бабушка орущих малышей, сгребла в охапку трёх внуков и поволокла в дом.

- Вася, оставь её. Она такая! Ты ничего не изменишь запугиванием. – Взмолилась черноволосая женщина, её мягкие карие глаза наполнились слезами.

- Какая?! Какая она?! – Отец поставил дочь на землю и повернулся к жене. – Ты хочешь сказать, что мы растим ведьму? Да, я с этим полностью согласен!

- Ведьма или не ведьма, а надо что-то делать. – Вмешался дедушка. - Ты, Василий, иди в дом, сейчас Мария, так звали и бабушку, отпоит детей. Отведёшь Ваську и Лильку к их родителям, но ничего не рассказывай. Внуки забудут всё случившееся. Не надо, чтобы Ваня с Женей знали об…что твоя Маша…

- Кто? Ведьма? – С горечью осведомился отец и, не дожидаясь ответа, опустил голову и побежал в дом.

Черноволосая женщина села у ног своей вздрагивающей дочери и заплакала.

- Не плачь, Гала, мы всё исправим. Маша станет как все, она будет радовать тебя. Это пройдёт. – Свёкор говорил с такой нежностью, которую никогда не испытывал даже в отношении собственных детей. Эту чернявую, большеглазую смуглянку на треть гречанку он полюбил при первой встрече. Сейчас его тяжёлая натруженная рука касалась её распущенных волос, он пытался утешить невестку.

***

Ровно через неделю в родное село Машиного отца приехала старая женщина, вторая Машина бабушка — Веренея. Выйдя из пыльного автобуса на обочину шоссе, она заметила встречающих зятя и дочь и медленно побрела им навстречу.

- Мама! – Галя обняла мать и заплакала.

- Успокойся, ты знала, что это возможно, а, выходя замуж за Василия, догадывалась о том, что всё может ещё больше осложниться.

Свершилось то, чего Веренея так ждала и боялась. Одна из её внучек отмечена магической печатью. Древняя кровь проявилась и заговорила. Теперь необходимо приложить усилия, чтобы направить возрождающуюся энергию во благо.

Произошедшее ни в коем случае нельзя было считать катастрофой, скорее чудом. Маша первая, но не единственная. Будет кто-то ещё. Вдвоём они станут сильнее.

Три дня бабушки бродили по лесу, собирая нужные травы. На день четвёртый не хватало одной чёрной травы, которая растёт под дышащими валунами и должна быть сорвана только в пик полнолуния на закате.

Был как раз именно такой день, до нужного времени оставалось около пятнадцати минут, и бабушки уселись у камня.

- Как ты думаешь, Веренея, наши дети познакомились случайно или и здесь свою роль сыграло провидение? – Бабушка Мария нежно гладила чахлые травинки, главный ингредиент будущего отвара.

- Ничего случайного не бывает. Всё свершается по воле Божьей.

- Когда-то таких как мы сжигали на кострах. – Бабушка Мария посмотрела на солнце. – Удивительно, но они тоже считали это Божьей волей. Хорошо, что времена изменились.

- Да. Ты, Маша, не переживай за внучку. Я чувствую, что очень скоро у неё появится помощник. К тому времени Машенька окрепнет и станет его наставницей. – Веренея сорвала одуванчик и поднесла к носу.

- Они не пахнут. – Улыбнулась бабушка Мария. – Только нос запачкаешь.

- Я люблю одуванчики, есть в них что-то солнечное, невинное. Кстати, о солнце. Оно заходит.

- Тогда поторопимся.

Зелье не требовало много времени и особых усилий. Главное заключалось в словах. Машу раздели и усалили в лохань, наполненную ароматной водой. В кухне остались только бабушки и девочка.

Маша выглядела расстроенной, она надеялась, что это воскресенье, день её рождения, пройдёт совсем иначе. Конечно, многочисленные подарки любящих родных её очень порадовали, но хотелось чего-то большего.

Бабушки посмотрели друг на друга и запели древнюю песню на старославянском языке. Эта молитва, непонятная современникам, обладала необъяснимой силой, и должна была сделать Машу обычной девочкой. Не навсегда. Но полученной отсрочки хватит на то, чтобы малышка окрепла и в будущем не стала добычей тех, кто распространяет тьму, сеет боль, не знает милосердия и готов уничтожить всё живое во Вселенной.

Уже к обеду дверь кухни отворилась, и уставшая Веренея позвала дочь.

- Можешь её забрать.

Гала вбежала в душное помещение и остолбенела. Хрупкое тельце её десятилетней малышки безвольно лежало на трех табуретках. Несмотря на пар и жару, девочка выглядела очень бледной.

- Что с ней?

- Она спит. – Бабушка Мария укутала внучку в одеяло и, легко подняв, отдала матери.

На следующее утро семейство, состоящее из бабушки Веренеи, её дочери, зятя и двух внучек садилось в автобус. Папин отпуск заканчивался, и они спешили вернуться в город.

Попрощавшись с многочисленной роднёй, пришедшей проводить отъезжающих, Маша села у окна и печально посмотрела на высоченные холмы за окном и здоровенный мост, перекинутый через речку со странным названием Ларга. Девочке казалось, что она что-то забыла. Но что? Она не могла припомнить. Все её вещи и подарки были в сумке, она двадцать раз проверяла.

Что же осталось?

Бабушка Веренея устроилась возле Маши.

- Ты как? Соскучилась по дому?

- Нет. – Соврала Маша, почему-то девочка сердилась на бабушек, сотворивших с нею что-то непонятное, из-за чего она проспала больше суток и, можно сказать, не жила свой десятый день рождения.

- А ведь я тебе ничего не подарила. – Напомнила бабушка.

- Ну и что. – Скромно, но и с интересом ответила девочка, понимая, что бабушка сказала это не просто так.

- Не знаю, понравится ли тебе мой подарок… - Начала бабушка.

Маша промолчала.

— Вот возьми. – На коленях у девочки оказалась большая коричневая книга с каким-то странным человечком на обложке.

- «Хоббит, или туда и обратно». – Прочитала Маша. - Спасибо. – Пока она не понимала, понравился ли ей подарок.

Девочка отвернулась к окну и с любовью посмотрела на проплывающие мимо пейзажи. Природа её маленькой родины была лучшей в мире, всё вокруг говорило о трепетной любви человека к этой природе: и зеленые поселки, и сплошь ухоженные поля и леса с посадками, тополя, растущие вдоль дороги, сотни разноцветных колодцев и виноградники.

Маша вздохнула. Завтра первое сентября, это здорово и в то же время грустно. Она увидится с друзьями и одноклассниками, сядет за парту, откроет учебники и погрузится в загадочный мир знаний, такой манящий и такой пугающий. Но чем бы она не занималась, где бы не находилась, мысль о чём-то важном, забытом в живописном селе между холмами, будет всегда преследовать её.

Глава I Дура, или революционерка?

Маша с растущим чувством вины отвернулась к окну. «Я права, мне не надо ни перед кем извиняться?» — отправила девушка мысленный вопрос берёзам, растущим за фасадом школы. Ей казалось, что деревья не только слышат её, но и пытаются отвечать.

Она могла поклясться, что не раз замечала улыбки, проглядывающие сквозь пышные зеленые причёски, и, как ей чудилось, ловила в глубине сознания слова пятнистых подруг.

На этот раз школьница не нашла поддержки, такие знакомые, изученные до сучка, берёзы, укоризненно качали белыми в крапинку кронами, их печальные глаза, едва различимые под пышными лиственными шапками, смотрели с укором.

Девушка испуганно схватилась за голову, в которой впервые так отчётливо и резко прозвучала обидная фраза, брошенная деревом: «Ты, Маша, не права, беги, извинись, исправь ситуацию, пока не стало хуже».

«Я права! Права! Она сама виновата. Я три урока держалась. Моему терпению пришёл конец». – Успокаивала себя девушка, перенося восприимчивый к настроениям природы разум в класс, где, с ужасом и удивлением обнаружила нетипичную для возникшей ситуации тишину.

Несмотря на то, что подменная учительница Елена Григорьевна минут десять назад, обиженно поскуливая, вылетела в коридор, никто из одноклассников до сих пор не посмел и шевельнуться.

«Значит, они тоже осуждают меня? Но что я сказала? Хм...», - Девушка вспомнила инцидент, заставивший учительницу покинуть класс и не нашла в нём ничего криминального.

Ну, перебивала она скучную речь учителя громким скрипом ластика о страницы учебника (какой-то идиот из прежних хозяев книги пририсовал Гоголю рожки и бородку), спасая знаменитого классика от незаслуженного унижения. Пока Маша подчищала лица Гоголя, Достоевского и Чехова, Елена Григорьевна лишь недовольно поглядывала на ученицу. Но, когда очередь дошла до огромных очков, скрывающих сияющие божественным гением глаза Пушкина, те очки, что катались на носу литературоведа, подпрыгнули, и учительница завизжала:

- Да сколько можно? Ты скоро дыру в учебнике протрёшь! Ты, когда проводишь политинформацию у пионеров, тебе приятно перекрикивать шум, царящий в классе!? – Круглолицая и дряблощёкая учительница склонилась над самой Машиной партой и гневно воззрилась на ученицу своими мутно-серыми глазами.

Маша подняла лицо и, не отрывая нагловатого взгляда от ненавистного преподавателя, прошипела так, чтобы её слова долетели до слуха сидящих в самом дальнем углу класса:

- Если они шумят, значит, я неинтересно рассказываю. А раз так, я заслужила их невнимание и должна задуматься над тем, как привлечь их и заставить слушать. – Выговаривая каждое слово, Маша замечала, как щёки Елены Григорьевны из розовых превращаются в багровые.

А чего она ждала? Что её полюбят и зауважают после того, как она несколько раз за последние три урока успела намекнуть, что Галина Семёновна, постоянный преподаватель русского языка и литературы у десятого «А», позволяет им, десятому «А», излишества и вольности при написании сочинений. И за те работы, которые не достойны даже единицы, ставит пятёрки с плюсом.

У Елены Григорьевны Маша успела нахвататься плохих оценок, больше, чем та провела уроков. Девушка очень сомневалась, что успеет исправиться до конца четверти. Теперь об отличном результате за полугодие оставалось только мечтать.

Громкий всхлип Елены Григорьевны разнёсся по кабинету русского языка и литературы, как взрыв и, грузная женщина, килограмм под сто, выпорхнула из класса с лёгкостью колибри, оставив Машу и её одноклассников самих догадываться, с чего это Гоголь сжёг рукопись второго тома…, потому что считал её неудавшейся, а может, опасной. Маша не сомневалась в том, что с момента завершения любого литературного произведения, герои оного начинают существовать. Не здесь, конечно, но где-то далеко, в неведомых мирах они точно живут. Что же такого сочинил Гоголь…? Впрочем, это сейчас было не столь важно.

Маша, которая всю жизнь сидела за первой партой у окна, покосилась в класс, подозревая, что её нынешнее поведение приведёт к очередному бойкоту со стороны одноклассников. Ей, конечно, не привыкать, но всё-таки неприятно, когда все тебя игнорируют.

Как и ожидалось, Галя, Лариса, Алёна и Наташа, гордость класса, выглядели недовольными, видимо, история Гоголя успела оставить в их сердцах глубокий след, и они жаждали услышать её продолжение даже в занудном исполнении Елены Григорьевны. Маша вспомнила «Майскую ночь» и подумала, что девочек можно понять. Значит, бойкот неизбежен.

Девушка посмотрела в другую сторону, где сидели мальчишки…

Что ж, тут ситуация куда как отраднее: Вася склонился над тетрадью и с довольным видом, что-то в ней вырисовывал, вероятнее всего, батальные сцены Великой Отечественной, причём в его творениях, фашисты всегда одерживали верх.

Маша быстро перевела взгляд на Диму, тот одобрительно кивнул..., ага, есть союзники, бойкот будет, но не стопроцентный…, классно.

Саша, сидящий перед Димой, зыркнул на Машу таким восторженным взглядом, что она смущённо отвернулась, похоже, он впервые обнаружил, что учится с ней в одном классе. Этот симпатичный, невзирая на слоновью лопоухость, юноша, тоже принадлежал к касте отличников. Видимо, он не являлся фанатом Гоголя, отсюда и радость по поводу прерванного урока.

Серёжка, сосед Саши, с глупым выражением на вытянутом лице пялился в окно. Неужто с березами разговаривает? Маша осторожно глянула в сторону деревьев… Нет, просто смотрит на них, а так хотелось найти союзника, хоть кого-то, кто слышит шелестящие голоса школьной посадки. Жаль...

Загрузка...