Поцелуй сына Смерти

Глава 1. Песня остаётся прежней. Ада

Всё, что будет описано в книге - особенно, от лица главного героя - является плодом моего воображения))
Спасибо всем тем, кто решил присоединиться: я впервые пишу книгу в таком жанре и надеюсь, что Вам понравится)) Буду рада лайкам и комментариям)))
______________________________

Проклятый будильник звенит слишком рано.

Подавляю желание запульнуть телефон в стену, потому что моя Светлость снова легла спать слишком поздно – ох уже эти сериалы... – а единственная подруга не дала возможности выспаться, потому что подыскала себе очередное хобби и тянула меня с собой. И, зная её, могу с уверенностью сказать, что забить на всё это и продолжить спать не получится – она в таком случае придёт и вытрясет из меня всю душу. Поэтому поднимаю свою сонную тушку с постели и плетусь, словно сомнамбула, в ванную, чтобы хотя бы попытаться привести себя в более-менее божеский вид.

Рассматриваю идеально разложенные предметы гигиены и ровно развешенные полотенца. Моя тётя по натуре своей перфекционистка, и каждая вещь в этом доме лежала идеально ровно и симметрично другим. А потому всё, к чему прикасается моя рука, я раскладывала обратно так же ровно – чтобы лишний раз не нарушать ее хрупкое душевное равновесие.

Моя мама была на такое не способна.

Я здесь живу совсем недавно. С тех пор, как моих родителей на машине протаранил идущий навстречу «КАМАЗ», прошло целых шесть лет, а я всё равно каждый день ждала от них звонка. Шесть лет на то, чтобы принять и смириться, но воспоминания были такими же живыми, словно это случилось вчера. Теперь я жила с тётей Таней, маминой сестрой, которая была так на неё похожа, что в первые дни после переезда я просто висла на её шее, проливая бесконечные слёзы.

А когда прошла первая волна депрессии, розовая пелена спала с моих глаз, и я увидела полную картину нового мира, в который попала. Для меня не было секретом, что мама не общается со своей сестрой, но причины она всегда держала при себе. Я знала только то, что когда-то давно они разругались вдрызг, и с тех пор перестали разговаривать. Первый месяц всё было идеально, насколько это возможно; мы обе учились жить друг с другом и привыкали к новому быту, в котором тётя жила не одна, а я больше не была под присмотром родителей. Конечно, её любовь к идеальному порядку не раз выливалась в скандалы, которые я переносила, прикусив язык, чтобы не усугублять ситуацию, но когда я научилась складывать вещи практически «по линейке», всё сразу наладилось. Таня учила меня печь пироги, готовить обед и вязать крючком, а после мы относили все связанные вещи в детский дом; там, в окружении детей-сирот, я поняла, наконец, что жить с тётей-перфекционисткой гораздо лучше, чем остаться совсем одной.

Но её перфекционизм был всего лишь верхушкой айсберга.

Через пару месяцев в её квартире начали появляться мужчины; иногда я несколько дней подряд видела одного и того же, иногда они менялись так быстро, что я даже не успевала запомнить их лица. Это не выглядело так, будто моя тётя вдруг решила водить домой кавалеров: было понятно, что это её постоянный образ жизни – как для сноубордиста горы по выходным или для музыканта рояль каждый вторник. Где она с ними знакомилась, я понятия не имела, а спрашивать ни за что не стала бы.

Смириться с этим было трудно, потому что они редко вели себя тихо – я по полночи не могла заснуть, слушая переливистый смех тёти или пошлые анекдоты её очередного поклонника. Пару раз было такое, что её ухажёры пытались уломать её позвать меня на свою вакханалию, но надо было отдать ей должное – она ни разу на это не согласилась. Уж не знаю, чем она руководствовалась – заботой обо мне или нежеланием делить мужчин – но мне не приходилось отбиваться от их навязчивого внимания. Поначалу я всё это стойко переносила, но когда не выдержала и проболталась подруге, которая живёт двумя этажами выше, та стала забирать меня к себе – в те ночи, когда у тётки намечалось очередное «рандеву».

Сейчас внешнее сходство Тани и моей матери скорее мешало, чем помогало, потому что каждый раз при виде её лица я снова прокручивала в голове всё то, что так отчаянно старалась отпустить. Но в общем, если не обращать внимания на эти непохожие предпочтения в проведении досуга, нам удавалось ладить и мирно уживаться под одной крышей.

А вот Танина родная дочь стала неприятным бонусом.

До тех пор, пока эта «Мисс Мира» не зазвездилась окончательно и не переехала в собственную квартиру в Питере, нам с ней приходилось делить общие квадратные метры. С шестнадцати лет она участвовала в абсолютно любых конкурсах красоты, на которые ей удавалось подать заявку, и нередко привозила домой трофеи. Мирослава действительно очень красивая – по-моему, даже слишком – но это с лихвой компенсировалось отсутствующей любовью к чистоте. Мы редко когда могли нормально поговорить – сказывались разные интересы и разные точки зрения на жизнь – и частенько ругались из-за вечного бардака.

Что касается парней... Это целая история и не совсем приятная – по крайней мере, для меня; я привела домой своего парня один-единственный раз в одиннадцатом классе, и всё закончилось тем, что уже на следующий день он звал на свидание мою двоюродную сестру – и разница в возрасте не в его пользу Сашу нисколько не смущала. С тех пор Вселенная словно начала стебаться надо мной, потому что все кавалеры, которые проявляли ко мне интерес, теряли его, стоило им только увидеть мою сестру. Сначала было обидно, но потом я смирилась с тем, что мне до скончания веков придётся жить в тени Мирославы, потому что её точно не переплюнуть. А позже, когда поступила в институт, я стала обращать внимание только на учёбу, и на личную жизнь забила окончательно.

Глава 2. Побитые жизнью. Влад

– Эй, дружище, – слышу за спиной голос брата и оборачиваюсь. – Ты идёшь?

Игнат стоял босиком на пороге моей комнаты и натягивал футболку.

– Пять минут.

Он кивнул и скрылся в коридоре.

Бросаю взгляд в зеркало, покрытое едва заметной паутинкой трещин, за которые автоматически цеплялись глаза, но в этот раз внимание останавливается на тёмных кругах под глазами. Ты можешь быть хоть тысячу раз бессмертным, но какой в этом смысл, если без сна всё равно становишься похож на умертвие?

Сегодня очередной переезд – третий за последний месяц – и я уже малость задолбался. Конечно, в шею нас никто не гнал, мы всегда сами определяем сроки, но я терпеть не мог этот следящий отцовский взор. Он хоть и был ненавязчивым, всё же дико бесил, потому что ненавижу, когда за мной «подглядывают».

А если твой отец при этом ещё и Всадник – это нихрена не круто.

Конечно, поначалу было здорово – первые пару сотен лет: бессмертие, вечная молодость, возможность наблюдать за сменой поколений – я чуть ли не с начала мироздания слежу за историей человечества, так что могу рассказать про любые события, происходившие в мире за всё это время – даже про те, о которых люди ничего не знают. Но наша с братьями жизнь – это не бесконечные тусовки с бочкой пива и длинноногими девочками; всё гораздо прозаичнее: наши отцы однажды решили, что им самим вмешиваться в ход истории нет нужды, и можно завести детей, которые будут выполнять за них всю грязную работу. У Игната и Дана были самые простые обязанности: сеять распри и хаос, давать искру для конфликтов, насылать голод и подпитывать нескончаемую жажду к любым вещам – деньгам, славе, еде, алкоголю... У Принца тоже всё было не особо сложно – забирать жизни тех, кому это предначертано: во время войн, которые развязывал Игнат, или голода, который посылал Дан, Принц забирал жизни в таких масштабах, от которых даже у меня волосы становились дыбом. Конечно, я сын Смерти, и на первый взгляд кажется, что это моя работа – отнимать жизнь, но я единственный из всей компании был обложен ответственностью: поддерживать равновесие и баланс. Если человек, которому суждено умереть, по какой-то причине смог выжить, я должен это исправить; и наоборот – мои братья очень часто заигрываются, и гибнут те, чей черёд ещё не настал, так что мне приходится возвращать их с того света – буквально.

Конечно, мы делаем это не из прихоти, хотя Игнат не откажется лишний раз сделать из кого-нибудь врагов; на глобальные – или не очень – события нам дают задания сами Всадники: развязать войну или создать новую болезнь, выследить тех, кто избежал смерти – всё это наша работа, отказаться от которой мы не имеем права.

Справедливо? Вряд ли, но разве нас кто-то спрашивал?

Никто из нас не мог просто забить на всё это и свалить куда подальше, хотя Дан пару раз пытался; даже не стану вспоминать, что за это с ним сделал Голод – мы содрогнулись от ужаса и пару сотен лет работали втроём. Вернулся брат слегка притихший, но не успокоившийся – Голод ведь сам нестабилен, как-никак – но ещё раз махнуть на «задание» больше не решился. А наученный его горьким опытом Игнат молчал и не рискнул выкинуть что-то подобное, хотя сейчас, наверно, тот эффект «публичной порки» брата уже выветрился, потому что у него явно зашевелилось шило в заднице.

Однажды мы все вместе попадём вниз из-за этого дебила.

Выхожу из комнаты и привычным движением закрываю дверь; наши личные вещи перекочевали в новый пункт назначения ещё вчера вечером – мы с Принцем впрягли младших, и те телепортнули всё в новый дом за десять минут. Мы и сами могли бы «переехать» таким же способом, но лучше действовать «по старинке» и максимально открыто: когда ведёшь себя как обычный человек, люди задают меньше вопросов. Нас и так будет обсуждать весь город – он слишком маленький, все или большинство друг друга знают, и мы с братьями будем как бельмо на глазу, а нам нужна свобода действий. К тому же, младшие и так бесятся оттого, что им не хватает пространства, а если при этом я ещё и что-то запрещаю – может последовать всплеск агрессии.

Здесь нас никто не вспомнит. Едва мы выедем за пределы города, сработает что-то вроде программы защиты свидетелей: все воспоминания о нас в головах у местных жителей будут стёрты, и если нам когда-то снова придётся сюда вернуться, люди будут воспринимать нас как новичков. Это очень удобно, потому что так не возникает никаких подозрений; к тому же, мы не заводим знакомств и не ищем друзей, потому что в нашем случае они только мешают. Нам вполне хватает друг друга для общения, и я стараюсь не думать о том, что по всему миру таких, как мы, ещё великое множество.

Ездить вчетвером в одной машине – наказание почище адской сковородки.

Хорошо, если в этот момент я не за рулём – можно сосредоточится на том, чтобы братья огребли по полной за свои косяки – а если нет... То ничего не меняется – Игнату постоянно кто-нибудь из нас прописывает подзатыльник. Я тоже порой позволял себе немного расслабиться, но в основном «следил за периметром» – изучал местность из окна и пытался вычислить потенциальных «клиентов». Единственный, кто никогда не участвовал в дебильной игре под названием «Отвлеки водителя» – это Принц: не то чтобы он не обращал внимания на происходящее – его просто достало раздолбайство наших младших братьев. А когда ты пытаешься сосредоточиться на дороге, чей-то трёп, не прекращающийся ни на секунду, не хило так раздражает.

До нового города мы добрались за сутки, смухлевав при этом и вызвав негодование наших отцов. Мы периодически пользовались тем, что трасса пуста, и телепортировались, сокращая дорогу; нам-то пофиг, так быстрее, а вот Смерть почему-то был недоволен. Он всегда чересчур строг, и не только со мной, но я сомневаюсь, что за время своего существования они всегда были такими ответственными. Это сейчас Всадники крутые и внушительные, а тысячи четыре лет назад ломали столько же дров, сколько теперь Игнат успевает наломать за сотню.

Глава 3. С ног на голову. Ада

В нашем городе редко происходит что-то интересное.

Нет, событий было полно – на прошлой неделе вот построили новый магазин в каком-то глухом переулке – но стоящих внимания новостей практически не было. Возможно, если бы я жила в столице или в Питере, например, всё было бы по-другому, но когда ты живёшь в городе, где самое большое событие – это приезд какой-нибудь малоизвестной группы на день города, всё становится скучным.

Несмотря на то, что мы теперь живём под одной крышей, Кира умудрилась уехать на учёбу без меня – сослалась на какие-то внезапные срочные дела и исчезла. Пытаюсь не зацикливаться на том, какие могут быть дела в семь утра, и просто собираюсь на учёбу. Сегодня я чувствую себя какой-то возбуждённой – наверно, дело в моём переезде и переводе в нашу группу новенькой студентки. Мы с Кирой весь вечер воскресенья делали ставки на то, во что выльется сегодняшнее знакомство Лебедевой и Добровольской с Олесей. Мне очень хотелось надеяться на то, что у девушки окажется боевой характер, и она как следует заткнёт этих двух недокоролев.

Мне всё ещё не понятно, каким ветром её в наш захудалый городок-то занесло; я хоть и живу здесь уже довольно долго, своим домом по-прежнему считаю ***ск, так что могу представить, что девушка чувствует. Когда бросаешь всё, к чему привык, это оставляет свой отпечаток, и большую часть времени ты после тратишь на то, чтобы приспособиться к новым условиям.

Всегда завидовала тем людям, которые легки на подъём и не привязываются к какому-то конкретному месту.

Из дома выхожу, уже прилично опаздывая на пары; со мной такое впервые – а всё потому, что в новом доме я искала свои вещи там, где они лежали бы, живи я по-прежнему с Таней. Плюс я целую вечность не могу найти ключи, которые лежали на тумбочке перед носом и с самым наглым видом молчали. Но вот, наконец, выбегаю из подъезда и несусь в сторону автобусной остановки, неуклюже подвернув при этом ногу.

Ещё на подходе к универу смешиваюсь с весело галдящей толпой студентов, но как обычно не обращаю внимания ни на что вокруг себя. Обычно Кира развлекает меня всякой болтовнёй, а сейчас, когда иду одна – даже не помню, когда такое было последний раз – я думаю над тем, что надо бы самостоятельно какое-то хобби найти, чтобы потом на любое предложение Скориной просто открещиваться.

Внезапно задний карман вибрирует – легка на помине; вытаскиваю телефон и вижу на экране сообщение от Киры, которая пишет ВКонтакте.

«Ты это видишь?»

Торможу и хмурюсь; и, видимо, торможу слишком резко, потому что обошедшая со спины девушка чуть не врезается в меня и шипит сквозь зубы – и вряд ли это было пожелание хорошего утра.

«Вижу что?»

«Что наш универ с ума сошёл...»

«Это не новость», – посылаю ей иронично ухмыляющийся смайлик.

«Да я серьёзно! – отвечает хмурым смайлом. – Оторвись от своего внутреннего мира и послушай, что говорят – а ещё лучше глаза разуй».

Я автоматически осматриваюсь по сторонам и замечаю всеобщее возбуждение; такое часто случается, когда объявляют о приезде очередной знаменитости с какой-нибудь поучительной лекцией – разговоры заканчиваются и начинаются «шёпотки» между разбившимися на группы студентами, будто они одни в курсе происходящего, и универ становился похож на растревоженный улей.

Ещё и в общем чате группы идёт оживлённая беседа – будто с ума сошёл не только универ.

«Так, а что происходит?» – пишу Кире, и она тут же набирает что-то в ответ.

«Говорят, к нам перевелись новые студенты – кажется, откуда-то с Дальнего Востока».

«Вчера ведь вроде тихо было, как они разнюхали всё это за сутки?»

«Это ж не Москва, – «закатывает» глаза. – Тут все, всё и обо всех знают».

«В субботу в нашу группу перевелась Олеся – не помню, чтобы был такой же ажиотаж...»

Нет, наши две кумушки, конечно, пытались слухи пустить, но точно не заваливали переписку пятитонными сообщениями...

«А я тебе о чём! Дошло, наконец!»

Отрываюсь от телефона и подозрительно изучаю лица студентов: это кто ж к нам переехал, что у всех крышу сорвало?

Сын Премьер-министра, не меньше.

«Ты что-то знаешь об этом?»

«Знаю только то, что их четверо, и они братья».

Да уж, исчерпывающая информация...

Весь путь до аудитории в третьем – самом дальнем – корпусе глаза против воли выискивают заочно наведших смуту новеньких; по идее, такую общую истерию должен был вызывать каждый студент, перешедший в наш университет, но почему-то это первый раз, когда чей-то перевод заставляет учащихся так активизироваться.

Это точно должен был быть кто-то известный.

Возбуждённые шёпотки среди девушек меня не удивляли – наоборот, это было ожидаемо. Здесь не так просто отхватить себе ценный экземпляр – особенно, когда уже вся команда баскетболистов пристроена – так что каждый новый парень для них как кость для голодной собаки. А вот такой же самый интерес среди парней вгонял в откровенный ступор: у нас вроде не было представителей «голубых кровей».

Глава 4. Остановись и гори. Влад

– Кажись, кто-то сейчас взорвётся, – слышу за спиной тихий голос Дана и хмыкаю.

С той самой секунды, как только мы с братьями переступили порог универа, я понял – легко не будет; по количеству устремлённых в нашу сторону глаз становилось ясно, что нас здесь ждали. С одной стороны это упрощало задачу – завести знакомства будет нетрудно – а с другой мы с братьями каждую секунду будем на виду, а значит, придётся продумывать каждый шаг: я не привык к тому, чтобы моя жизнь была достоянием общественности.

Глаза машинально пробегаются по толпе незнакомых лиц, пока парни безразлично смотрят прямо перед собой. Ну, как безразлично... Наплевать на всех, как обычно, было только Принцу – он вообще предпочёл бы получить на руки волшебный «GPS-навигатор», который просто выдавал бы инициалы и маршрут до цели (если б он существовал), дал бы мне пинка и отправил одного. Но, как брат, он не мог сидеть в стороне, и лишь поэтому шёл сейчас рядом – для прикрытия и защиты. Дан осматривался с любопытством, на ходу подмигивая девушкам, отчего те глупо хихикали, заставляя меня морщиться и закатывать глаза к потолку.

А вот Игнат...

Игнат был Игнатом – руки, крепко сжатые в кулаки, спрятаны в карманах его драных голубых джинсов, и недовольно нахмуренная рожа. Во-первых, он так и так был не в духе, а во-вторых, брат полночи колотил грушу в подвале и не выспался, что явно не способствовало расслаблению. Ну и всеобщее внимание ему не сказать, что бы нравилось: он терпеть не может, когда к нему суются – если он сам пальцами не щёлкнул, конечно. И на томные взгляды девушек, которые получал в свой адрес, реагировал соответственно – хмурым выражением лица и обещанием вечных пыток во взгляде.

Ещё один момент напряг меня в самом начале – воинственно настроенный паренёк, явно недовольный тем, что на его территорию вторглись соперники. Я таких уже видел – там тормоза отсутствуют в той же степени, в какой Игнат обычно косячит. И судя по тому, что брат его тоже заметил, тут взаимная ненависть будет до конца нашего пребывания в этом захудалом городишке. Это значит, что у нас с братьями прибавится работёнки: следить за тем, чтобы Игнат не запорол нам задание. Брат и так уже почти готов, а стоит пареньку только бросить косой взгляд в его сторону, сыну Войны сорвёт к чёрту колодки. Сжимаю плечо Игната, заставляя его нахмуриться, но при этом он выдыхает – значит, ещё не всё потеряно.

Поднимаемся на свой этаж; перед самым переездом стал вопрос о том, на какую специальность переводиться. Это должно было быть что-то ненавязчивое – просто чтоб пару месяцев тут пересидеть. В этой дыре выбирать особо было не из чего, так что мы тупо остановились на самом непрестижном факультете – социальном. Судя по статистике, на нём училось меньше всего студентов, а нам это только на руку: меньше народа будет под ногами путаться.

По пути не попалось ни одного мало-мальски интересного персонажа. Все как под копирку: девушки в полуобморочном состоянии, будто парней прежде вообще не видели, хотя близко подойти не решались. Парни смотрели по-разному – кто-то с опаской, а кто-то с вызовом – но среди обоих полов были и те, кто открыто шарахался в стороны. На такую реакцию я только усмехался про себя – вот у кого чуйка работает на «отлично»; мы здесь не для того, чтобы производить впечатление и кадрить девчонок: приходим в себя, находим нарушителя, нейтрализуем и валим дальше.

Только эти пункты, и только в таком порядке.

Во время трёх пар пытаюсь отгородиться от того шума, который рождали эти бесящие меня перешёптывания. Конкретно вот эту часть переезда я не любил, потому что за пару сотен лет быть объектом внимания уже порядком надоело. То ли дело – Средневековье: прискакал на коне, навёл кипишь/ужас (нужное подчеркнуть), да забрал парочку жизней, если надо. Всё. Чисто. Чётко. Слаженно. Это потом мы решили, что тупо сделать свою работу – скука, и можно внести некоторое разнообразие в серые будни. Только теперь это решение вечно выходит нам боком, так что пора, походу, возвращаться к «Пришёл –> отработал –> исчез».

– Кажется, тащить сюда Игната в первый же день было не лучшей идеей, – слышу ленивый голос Принца, когда выходим в коридор после учебного дня. – Он и так-то нестабилен, а сегодня явно лишнюю дозу внимания получил.

Оглядываюсь на младших братьев; поправив распахнутую кожанку, Дан завязывал в хвост свои дреды, и я сделал в голове пометку заставить его сегодня убрать их – выглядит с ними по-дурацки. Игнат хмурился и пинал носком кроссовка невидимые камни, как обиженный ребёнок, и с этим надо было что-то делать.

– Эй, дружище, как насчёт спарринга сегодня вечером? – вопросительно выгибаю бровь.

Брат усмехается: одно дело – колотить грушу, и совсем другое – попытаться набить морду старшему брату.

– Как скажешь.

Киваю и возвращаю взгляд в сторону главного входа, который сейчас казался выходом из чистилища; даже отсюда вижу тонкую корку льда на поверхности брусчатки: вчера весь день шёл дождь, а сегодня ударил неслабый мороз. Выхожу на улицу, вдыхая свежий воздух – после спёртого воздуха аудиторий он казался обжигающим – и словно в замедленной съёмке наблюдаю за тем, как ноги девчонки, идущей передо мной, разъезжаются в стороны. Окружавшие её со всех сторон студенты предпочитают отойти на безопасное расстояние, и я прикидываю, что навернусь через неё, если она сейчас решит шмякнуться. Сокращаю между нами расстояние и так некстати чувствую нарастающий в груди гул – только этого не хватало! Всматриваюсь в лица студентов, пытаясь угадать, кому из них не посчастливилось стать моей новой мишенью, и одновременно с этим подхватываю девушку за локоть.