Почти любовь

Пролог

Пролог

«Мне стоило задуматься… Те образы, что всплывают в нашей голове, когда мы смотрим в глаза женщине, являются отражением чего-то важного и необъяснимого, не до конца осознанного, но уже необратимо пустившего свои ростки где-то глубоко внутри...»

Кравцов

Впервые я встретил Олесю, когда она была смешной пухлощекой малышкой с копной пшеничных кудряшек и россыпью конопушек на носу. Наши отцы много лет вместе работали в центре эстетической медицины. Не самые близкие друзья, но хорошие приятели и коллеги, периодически пересекающиеся за пределами центра.

В тот памятный день нас пригласили в ресторан по случаю юбилея главы семейства Матвеевых, и нам с Олесей пришлось высидеть за одним столом несколько утомительных часов. Все это время шепелявая малявка раздражала меня своей болтовней и явной гиперреактивностью. Мне уже исполнилось целых тринадцать, а ей от силы пять. Она еще картавила, непоседливо вертелась в своем кресле, доставая всех, а особенно меня, пока я с подростковым интересом поглядывал на одну из официанток, обслуживающих банкет.

Я бы и забыл об избалованной соплячке и о том скучном вечере, но мелкая Веснушка (именно так я прозвал ее с нашей первой встречи) умудрилась стать гвоздем программы, засветив мандарином прямиком в поднос понравившейся мне официантки. Все десять бокалов с напитками были поражены одним метким ударом и с грохотом рухнули на пол, забрызгав в полете гостей и саму официантку.

Пока оказавшиеся в зоне поражения отходили от шока и отряхивались, маленькая хулиганка довольно улыбнулась, демонстрируя отсутствие как минимум двух молочных зубов.

— Страйк, — заявила она, обращаясь ко мне и заговорщически пояснила: — Люблю боулинг.

Второй раз я встретил ее через три или четыре года при схожих обстоятельствах. На этот раз семья Веснушки в полном составе приехала в тот же самый ресторан поздравлять моего отца с юбилеем. По злому року нас снова усадили рядом. Она не сильно изменилась, все так же вертелась и отвлекала взрослых своей детской болтовней, но стала чуть выше ростом, и веснушек заметно поубавилось.

Когда на горизонте появилась официантка с бокалами, я непроизвольно напрягся и с опаской взглянул на фруктовую тарелку, в которой на удачу всех собравшихся не оказалось ничего круглого. Не успели гости выдохнуть и расслабиться, как случилось то, чего не ожидал никто. Кудрявая хулиганка достала из-под стола бумажный самолетик и направила его в сторону приближающейся девушки с подносом. Тот угодил ей прямиком в глаз. Вскрикнув, официантка пошатнулась на высоких каблуках и, потеряв равновесие, опрокинула поднос со всем содержимым на меня.

— Снова страйк, — рассмеялась Веснушка, сверкая полным рядом зубов.

— Все еще любишь боулинг? — «обтекая», огрызнулся я.

— Неа, теперь я люблю самолеты, — тряхнув копной пшеничных кудряшек, объявила вредная малявка.

Третий раз мы встретились спустя еще много лет в университетской столовой. Я заканчивал ординатуру, она — второкурсница. Я бы никогда ее не узнал, если бы Веснушка не подсела ко мне сама. К слову, веснушек у нее больше не наблюдалось, круглые щечки пропали, а волосы, выкрашенные в пепельный цвет, идеально-гладкими локонами струились до середины спины. Хулиганистую малявку в симпатичной хрупкой блондинке выдавали только озорная улыбка да мандарин, который она протянула мне в качестве примирительного приза.

— Привет, Страйк. Помнишь меня? — спросила четким и красивым голосом, а я впервые рассмотрел цвет ее глаз и завис, нырнув в темно-зеленый омут с янтарными крапинками.

Совершенно не к месту в голове промелькнули воспоминания из детства, никак не связанные с сидящей напротив девушкой. Я вспомнил, как ездил на все лето к бабушке на дачу. Наш уютный зелёный домик на две комнаты с голубыми резными рамами и крошечной пристроенной кухней, сирень под окном, деревянный забор, печку-буржуйку, уличный душ, печёную картошку, компот из клубники, кусты которой росли на заднем дворе, и старый сарай, где стоял проржавевший велосипед, доставшийся мне ещё от отца. Вспомнил деревенских мальчишек и как мы веселой шумной толпой наводили шороху на всю деревушку. Вкус тёплого козьего молока и мягкого белого батона из местного магазинчика, и тёплый шерстяной плед, которым накрывала меня бабушка, когда я засыпал там, где накрывала усталость. Вспомнил и горечь сожаления, когда приходило время уезжать обратно в город, и единственную осень, что провёл в деревне по давно забытой причине. Мои приятели по шумным играм разъехались, и в деревне стало тихо и малолюдно, но я не скучал, придумав себе новое развлечение. Вспомнил свою первую удочку, подаренную мне соседом дядей Васей, и затянутый тиной деревенский пруд, где пропадал с утра до вечера, чтобы прокормить карасями всех животных, брошенных уехавшими в город соседями. Вспомнил прогнивший мостик и квакающих без устали лягушек, тучи кровожадных комаров, кружащих надо мной, и бабушкины пирожки с капустой, которыми я делился с местной дворнягой, не отходившей от меня ни на шаг. Вспомнил, как к концу сентября вся тина и муть внезапно пропали из пруда, сделав его похожим на изумрудное горное озеро с туристических открыток. Солнце ещё грело, золотые березы и осины любовались на себя в отражении темно-зелёной заводи, позволяя разгулявшемуся осеннему ветру срывать с ветвей желтые листья и бросать их на воду…

— Привет, Веснушка. А как же самолеты? — брякнул первое, что пришло в голову.

Это было по-настоящему странно и необычно. Я совсем ее не знал, но за секунды, что мы смотрели друг другу в глаза, увидел огромный отрезок из своего прошлого. Мне стоило задуматься, почему я напрочь забыл о сидящей рядом со мной подружке и о друзьях, с любопытством наблюдающими, как их никогда не лезущий за словом в карман приятель конкретно залип на блондинке-второкурснице в смешном васильковом платье с рюшами.

Мне стоило задуматься… Те образы, что всплывают в нашей голове, когда мы смотрим в глаза женщине, являются отражением чего-то важного и необъяснимого, не до конца осознанного, но уже необратимо пустившего свои ростки где-то глубоко внутри.

Часть 1. Глава 1

Часть 1 Без страховки

Глава 1

«Я чувствовал себя обманутым, одураченным и, как ни странно, обворованным. Что именно Веснушка у меня украла, я понял не сразу и даже не через год…»

Май 2015 Москва

Кравцов

Никогда не думал, что однажды меня так жестко перемкнет на девчонке, которую видел пару-тройку раз в жизни. Даже в дурном сне не мог представить, что этой девчонкой окажется та самая несносная Веснушка —любительница привлечь к себе внимание и устроить шоу при помощи одного единственного мандарина.

Может быть, дело вовсе не в ней, а в чертовом мандарине? Хотя кого я обманываю? Ее винтажное нелепое платье и обескураживающая наглость тоже произвели на меня неизгладимое впечатление.

Нет, ну надо же было так вляпаться! Жил себе спокойно, с самооценкой полный порядок, нехватки в женском внимании нет, внешностью Бог не обделил, с финансами все стабильно. Заканчиваю ординатуру, работаю, занимаюсь спортом, в меру начитан. Не олигарх и не мажор, на клубы и шмотки зарабатываю сам. Если бы я встречался со всеми девчонками из тех, что не прочь прокатиться на моем Ягуаре (машина, кстати, подарок отца), мне бы не хватило дней недели для каждой. Поэтому я поступал проще — выбирал одну на неделю или две. Это как пойдет, а потом, охладев или перегорев, переходил к следующей. С последней — Ленкой Свиридовой — продержался целый месяц. Она очень старалась, в койке выкладывалась по полной, не доставала звонками и ничего, кроме моего регулярного участия в секс-забегах, не требовала, да и внешне вполне устаивала. Еще и на красный диплом идет. В общем, мечта, а не девушка. Мне все друзья завидовали. Да и я сам себе, а потом бац и как отрезало.

Резко, мгновенно. Вот Ленка сидит рядом со мной в университетской столовке, нашептывая на ухо, как планирует «развлекать» этой ночью, а я улыбаюсь от уха до уха, ощущая полную готовность к экспериментам. Как вдруг за наш столик, растолкав локтями моих друзей, усаживается смешно одетая блондинка с открытой задорной улыбкой и шальным огнем в зеленых глазах. Смотрит прямо на меня, без капли стеснения и неловкости. Так, словно мы сто лет знакомы, и она пи*дец как рада нашей встрече. Я сначала опешил, а когда блондинка протянула мне мандарин, окончательно завис.

— Привет, Страйк. Помнишь меня?

Конечно, я ее вспомнил. И так уж вышло, что пока вспоминал, Ленка вместе с моими приятелями-однокурсниками переместилась в параллельную реальность. А мы с Веснушкой остались. Это было похоже на гипноз, в который меня погрузили без спроса.

Неудивительно, что диалога у нас не сложилось. Она меня уделала на раз-два, воспользовалась, так сказать, синдромом внезапности. Обозвала занудой, выставила на посмешище и свалила. Я глазом не успел моргнуть, как преобразившаяся Веснушка исчезла из поля зрения, безжалостно выкинув меня во внезапно поблекший шумный мир, где и Лена Свиридова, и мои друзья стали казаться плоскими и неинтересными персонажами из какой-то чужой, не моей истории.

Я чувствовал себя обманутым, одураченным и, как ни странно, обворованным. Что именно Веснушка у меня украла, я понял не сразу и даже не через год… Осознание придет гораздо позже, а сначала было ощущение раздражения, злости и пустоты, а затем откуда-то взялась навязчивая идея доказать причёсанной чудачке без кудрей и веснушек, что она серьёзно ошиблась на мой счет.

Но для этой, мягко говоря, неблагородной цели мне как минимум нужно было ее найти. Что оказалось не такой уж простой задачей. Я знал ее имя, фамилию и даже отчество. Знал, что Матвеева Олеся Игоревна учится в нашем универе и довольно быстро выяснил курс и номер группы. Я (страшно поверить) выучил ее расписание и каждый день приезжал к концу последней пары, надеясь застать врасплох точно так же, как она меня в столовой. В течение недели я приходил минут за пятнадцать до конца занятий и караулил Веснушку в коридоре возле аудитории. Она само собой ни разу не появилась. Может быть, прогуливала или болела, но мне уже стало казаться, что Матвеева специально издевается, хотя откуда ей знать, что я торчу в универе каждый день, с дебильной надеждой всматриваясь в лица хлынувшей в коридор толпы студентов. Я конечно же мог бы остановить кого-то из ребят и спросить, где их однокурсницу черти носят, а еще мог позвонить ее отцу и спросить номер телефона дочери. Это было бы просто и быстро, но не так, как я бы хотел, хотя и сам не до конца осознавал, что именно мне нужно от Веснушки.

Честное слово, так по-идиотски мне себя чувствовать еще не приходилось. Самое главное я прекрасно понимал, что творю какую-то дичь, бесился на себя, зарекался, что сегодня был последний раз, пытался отвлечься другими девчонками, катал их по городу, поил дорогим алкоголем, тащил в свою съёмную квартиру, а на следующий день за пятнадцать минут до конца последней пары уже был на посту.

К началу второй недели я почти отчаялся, но не смирился. Понедельник, вторник — ситуация не изменилась.

Сегодня среда, половина четвертого. Счастливая ватага будущих медиков минут десять как покинула стены универа. Среди них Веснушки, разумеется, нет. Злой, как черт, выхожу на улицу, с досады закуриваю сигарету и, усевшись прямо на ступенях, ищу в телефонном справочнике номер Игоря Матвеева. Поражение надо уметь принимать достойно, но у меня выходит так себе. Моему отцу Матвеев о звонке наверняка доложит, а тот матери, и начнутся вопросы и дурацкие теории.

— Привет, Страйк, — смеющийся голос невозможной и неуловимой Веснушки звучит прямо надо мной.

Сердце совершает опасный кувырок, прежде чем оголтело забиться под ребрами. Я задерживаю дыхание, тщетно пытаясь отключить взбунтовавшиеся эмоции, чтобы презентовать себя, как полноценного брутала, а не мямлю, путающегося в словах.

— Папа не даст тебе мой номер, но я оценила попытку, — легкий шелест одежды, пряный аромат корицы, и она уже сидит рядом.

Практически плечом к плечу, бессовестно заглядывая в мой телефон. Пока я ищу в своем арсенале заготовленный остроумный дерзкий ответ для зарвавшейся пигалицы, Веснушка протягивает мне… нет, не мандарин, а наполовину съеденную шарлотку.

Глава 2

Глава 2

Кравцов

— Слушай, я для кого этот центр развивал? Столько лет и сил угробил? Ты хоть понимаешь, кто наши пациенты? И какие деньги ты можешь там зарабатывать? На кой хрен ты в онкологию поперся? Хирурга, бл*ь, гинеколога в нашей семье еще не было. Выделиться решил? Тебя пока до серьёзных операций допустят, поседеть успеешь, а тут все уже готово. Приходи и работай, — лютует отец, меряя шагами гостиную. Мама только за сердце хватается, вжавшись в спинку белоснежного кожаного дивана. Ничего нового. Как Кравцов-старший беснуется, остальным только по углам прятаться остается.

— Пап, давай не начинай. Тебе о моем решении давно было сказано. Я еще и в аспирантуру пойду, а ты дальше силикон в сиськи и задницы закачивай и панику не разводи на пустом месте, — мне каким-то чудом удается не сорваться и выдержать спокойный уверенный тон.

Вот тебе и отцовская гордость, и поддержка. Зашибись у нас семейка. Мать всю жизнь в анестезиологах продержал, хотя она могла покруче карьеру построить, но нет, Сереже надо помогать, а Сережа хрен на нее забил. Живет на две семьи и в ус не дует. Главное, все в курсе, включая законную жену, но делают вид, что это норма в современном обществе.

— Ир, ты посмотри на этого идиота, — изрыгает отец гром и молнии, а на деле впустую сотрясает воздух. — Ученую степень он захотел. Напомнить, кто тебя содержал, за учебу платил, пока ты по клубам и бабам шарился? А теперь самостоятельный стал? Не припозднился, Саш? Я в твои двадцать семь частный медицинский центр уже открыл, дом этот отстроил, дерево посадил и сына родил, а ты до сих пор на папкиной машине ездишь, герой.

— Сам родил или помог кто? — потерев переносицу, остужаю отца ледяным взглядом. К подобным выбросам «праведного негодования» родителя мне не привыкать. Манера воспитания у него такая, как котёнка в каждый угол носом тыкать и попрекать. Если в рот ему не смотришь и не киваешь, значит, дурак. Дед дома в семье такой же бешеный был, зато в клинике психиатрии Корсакова его запомнили как исключительно внимательного психиатра. Яблоко от яблони, как говорится, но я надеюсь, что подальше упал.

— Сереж, ну пусть Саша попробует…, — пугливо мяукает мама с дивана. Заступница, блин, выискалась.

— А ты вообще рот закрой, пока я с сыном разговариваю. Это ты из него недомужика вырастила, пока я на вас всех пахал, — как и ожидалось, матери тоже щедро «прилетает».

— Мать не трогай, — уже по привычке принимаю мамину сторону, встаю между ними, загораживая собой. — Она ни дня без работы не просидела. Меня и в декрете левые тетки няньчили, пока она тебе в задницу дула. Но ты и при таком присмотре умудрялся пациенток и медсестер над своим столом нагибать.

— Саша, ты как с отцом… — ошарашенно шепчет мама.

Вот и жалко ее, и встряхнуть иногда хочется, да только бестолку все. Они оба, как в броне, дальше которой видеть ничего не хотят.

— Воспитали сынка на свою голову! — побагровев, рявкает отец, а у самого глаза трусливо бегают. Правда она такая, слушать тяжело, а опровергнуть аргументов не придумал еще. Остается только на оскорбления переходить, да кулаками махать.

— Уж какой есть. Не устраиваю, пусть Юлька твоя нового родит. Может, успеешь еще воспитать, а я как-нибудь сам, — высказавшись, с чувством неимоверного удовлетворения толкаю стеклянную дверь на террасу и выхожу из смердящей лицемерием гостиной.

Закуриваю, упираясь локтями на перила, смотрю на цветущий сад. Денек изумительный выдался, на небе ни облачка, солнце жарит, соловьи поют, сирень и жасмин благоухают. Если бы один старый мудак настроение не подпортил, в Завидное бы с друзьями на шашлык рванули, а теперь никакого желания. Понесло же идиота в выходной предков навестить. Вместо душевных семейных посиделок дерьма ведро вылили, стою, обтекаю, видом, сука, любуюсь. Сквозь трели птиц и шелест листвы слушаю доносящиеся из дома вопли отца и рыдания матери. Классно отдыхаю, всем на зависть.

Минут через пять маме все-таки удается его угомонить, и он как обычно ее парламентёром отправляет, разгребать все, что наворотил.

— Саш, ты не сердись на него. Сережа не со зла. У него неделя сложная выдалась. Зашивается. Игорь в отпуске, а весной наплыв клиентов. Кому грудь, кому талию. Время такое. Купальный сезон на носу, — чуть осипшим от слез голосом заступается она за своего кобеля. — Он отойдет, знаешь же. Я горжусь тобой очень. Правда, горжусь, — последние фразы шепотом, чтобы отец не услышал.

— Знаю, мам, — ухмыляюсь с горечью, выпуская в сад струйку дыма. — Поеду к себе, наверное. Звони, если на него опять накатит. Приеду, разберусь. И прекрати уже стелиться перед ним. Смотреть не могу, как он ноги об тебя вытирает, до дыр уже стер.

— Я не стелюсь, Саш, — оскорбляется мать, а я вспоминаю седину в ее волосах и до ломоты в кулаках хочу прибить одного стареющего козла. — У твоего отца не всегда был тяжелый характер. Это он после Олеси озлобился, а до этого хорошо же жили.

— Да не жили вы хорошо. Мне-то хоть не ври. Хочешь, я тебя заберу? —поддавшись порыву, предлагаю я. — У меня две комнаты, сам домой только спать прихожу, отдохнешь, развеешься, себя в порядок приведешь, и отец, может, одумается, соскучится.

— Не могу я без него, сынок, — обняв меня со спины, говорит она то, что я и так знаю. — И тебе обузой быть не хочу. Ты молодой еще, не понимаешь много. Твой отец знаешь какой бывает… Редко, правда, но лучше так, чем одной.

— Подумай хорошо, мам, — настаиваю я. — Мое предложение бессрочное. В любое время. И ты не одна, я у тебя есть.

— Спасибо, милый, — поцеловав меня в плечо, всхлипывает мать. — А отец… он ведь тоже без меня не выживет. Я это точно знаю. Поэтому и терплю.

— Странные вы, родители, — тяжело вздыхаю я. — Но других уже не будет. Поэтому и терплю.

— Язвишь, — слышу ее улыбку и немного расслабляюсь. — Останься на ужин. Матвеевы придут. Игорь барбекю приготовит, я плов сделаю.

Глава 3

Глава 3

Кравцов

Включив в спальне свет, я направляюсь прямиком к огромной кровати, оставив Олесю на пороге. Развалившись звездой на широченном матрасе, издаю блаженный стон.

— Классный сексодром. Опробуем, Лесь? — приподнявшись на локтях, хищно улыбаюсь и хлопаю ладонью по покрывалу рядом с собой. — Дверь закрой и прыгай ко мне, — низким голосом приглашаю ее присоединиться.

Веснушка растерянно шарит взглядом по комнате в поисках альтернативного спального места и недовольно поджимает губы, не обнаружив ни одного подходящего варианта. Кроме громадной постели из мебели в спальне есть только пара кресел и кофейный столик. Шкаф для одежды и прикроватные тумбочки не в счет.

Прикрыв дверь, Олеся нервно сует руки в карманы безразмерного халата и нерешительно шагает вперед. Проходит в середину комнаты и снова останавливается, глядя на меня с недобрым прищуром. Оробела девочка. Напряглась вся. Вдруг и правда съем и даже не подавлюсь. Смешная. В машине она была куда смелее и когда светила задницей с веревочками у купели тоже совсем не тушевалась. Про топ с похабной надписью я, вообще, молчу.

— Ты чего притихла, Веснушка? — бессовестно подтруниваю над застывшей девчонкой, отрываюсь за свои двухнедельные мучения. — Сегодня твоя очередь дар речи терять?

— Зато тебе, смотрю, виски язык развязал, — взяв себя в руки, дерзит Олеся и неторопливо приближается к кровати, садится на самый край, на меня демонстративно не смотрит, устремив заинтересованный взгляд на приоткрытую стеклянную дверь на террасу. — Я там посижу, ты не против? Сон еще не нагуляла, — объясняет она свое желание и, резко поднявшись, бессовестно сбегает.

— Так надо было на озеро с Максом соглашаться, — бросаю ей вслед и, выругавшись, нехотя сползаю с постели и топаю за Веснушкой.

— Яна бы нас обоих там и утопила, — отзывается Леся, юркнув за дверь.

Я захожу следом. На террасе свежо, в открытые окна задувает ветер. Заметив на столике пепельницу, достаю сигареты и, чиркнув зажигалкой, закуриваю. Олеся любуется на звездное небо, сидя в плетенном кресле из ротанга и кутаясь помимо халата еще и в один из двух пледов, предусмотрительно оставленных для гостей. Сажусь во второе точно такое же кресло, через стол от Леси. Двигаю к краю металлическую пепельницу, затем зажигаю антимоскитную свечу.

Мы какое-то время молча созерцаем окружающие нас красоты ночи. Слышно, как шелестит листва и стрекочут насекомые, где-то совсем близко раздаются трели соловьев и каких-то других птиц. Небо безоблачное, все в звездах, еще и полнолуние. Свеча воняет лимоном и чем-то специфическим, а от Леси веет уже знакомым мне бергамотом и грейпфрутом. Романтика одним словом, а мы сидим, как два идиота, понятия не имея, о чем разговаривать.

— Жалеешь, что приехала? — начинаю не с самого удачного вопроса.

— С чего ты взял? — она переводит на меня удивленный взгляд. — Тут красиво и компания веселая, а Максим просто перебрал. Я на пьяных чудаков не обижаюсь.

— Макс и трезвый себя так ведет, — ухмыляюсь в ответ. — На самом деле он безобидный.

— А ты безобидный, Страйк? — провокационно допытывается Олеся.

— С какой целью интересуешься? — сбросив пепел, коварно улыбаюсь я.

— С целью поддержания диалога, — прямолинейно отвечает Веснушка. — Твои подруги активно предупреждали меня на твой счет, почему-то решив, что я в тебя отчаянно влюблена, — она смеется искренне и звонко. Весело ей, блин.

— Значит, ты им понравилась, — недобро хмыкнув, предполагаю я. — Купальник откуда взяла? — перевожу тему.

— Марина свой запасной дала. Понравился? — хитро прищурившись, любопытствует Леся.

— И не только мне, — затушив сигарету, говорю я. — Ты всегда так себя ведешь в незнакомых компаниях?

— Ориентируюсь по ситуации, — она пожимает плечами. — Намекаешь на то, что я сама Макса спровоцировала?

— Нет, — качаю головой. — Просто нужно быть осторожнее.

— Скромнее, ты хочешь сказать?

— Ответственнее, — конкретизирую я. — Хотя, о чем мы говорим, ты же любительница прыжков с парашютом.

— Без страховки, — добавляет она, не отводя взгляд. Воздух между нами начинает вибрировать, вырабатывая статическое напряжение.

— Опасное увлечение, Веснушка, — говорю предательски севшим голосом.

— Жить тоже опасно, Страйк, — она встает, оставив плед в кресле, и, ни сказав ни слова, планирует бросить меня в прокуренном одиночестве.

Покинув насиженные позиции, Олеся отступает в сторону предыдущей локации, откуда меня благополучно умудрилась выманить. Причем действует не открыто и честно, а бесшумно крадучись за моей спиной. Я мог бы ее остановить, схватить за руку, усадить на колени, стащить с худых плеч мешковатый халат, а потом и набор верёвочек, из которых состоит одолженный Мариной купальник. Мог бы зацеловать до потери дыхания и трахнуть прямо здесь, не вставая с места, а потом взять голую и сдавшуюся на руки, отнести в кровать и повторить пару раз для закрепления результата. Но вместо этого я тупо сижу, пялясь на подмигивающие в бархатистом мраке ночи звезды, и курю очередную сигарету.

Все это максимально странно, нелепо и до смешного глупо. Даже не знаю, как воспринимать очередное бегство. Понятия не имею, что делать дальше и нужно ли, вообще, что-то делать, и я совершенно не уверен, что Олеся с готовностью ответит на мои поползновения. Точнее уверен, что ответит, но, возможно, не совсем так, как я ожидаю. Может и кулаком по морде съездить и по яйцам коленом — с нее станется. Талантом удивлять и шокировать Веснушка обладала еще в беззаботно-беззубом детстве. Сейчас я даже прогнозировать не берусь, что она может выкинуть, если ощутит потребность нокаутировать меня чем-нибудь эдаким. В отместку за наглость.

Кстати, я совершенно не удивлюсь, если Олеся в плане секса совершенно неопытна. Может, до сих пор хранит свою девственность для кого-то особенного, а я на эту роль по многим причинам ну никак не гожусь. Все ее чудаковатое поведение, нелогичные поступки и даже провокационный топ — весьма своеобразный и нестандартный способ самовыражения и своего рода защитный барьер между самой собой и создаваемым образом. Мне любопытно заглянуть за маску, но в то же время совершенно не хочется пудрить девчонке мозги. Как ни крути, но разница в восемь лет ощущается. Я все-таки привык иметь дело с женщинами постарше. А с Олесей… Хрен его знает, что за розовые единороги обитают в голове девятнадцатилетней вертихвостки?

Глава 4

Глава 4

Кравцов

Утром я просыпаюсь в громадной кровати совершенно один. Ни лягушки, ни Веснушки, ни принцессы, и даже след от головы на подушке успел остыть. Проглотив раздражение, переворачиваюсь на спину и потягиваюсь, разминая затекшие мышцы. Комната залита солнечным светом, день снова обещает быть по-настоящему летним. Дверь на террасу слегка приоткрыта, и вместе с бодрящим сквозняком в спальню залетают пряные запахи свежей листвы. Птицы поют еще громче и заливистее, чем вчера. Где-то недалеко квакают лягушки. В самом доме тихо. Ни голосов, ни звуков шагов. Наверное, друзья устроили завтрак на природе или решили прогуляться по территории гостиничного комплекса и Веснушку мою забрали. Надеюсь, Макс ее не обижает, иначе придется провести внушение в воспитательных целях, а то он в последнее время совсем берегов не видит.

Эх, надо вставать. Электронные часы на прикроватной тумбочке показывают пятнадцать минут одиннадцатого, а это означает, что я продрых почти до обеда. Редкая роскошь для меня, но зато наконец-то выспался. Нехотя выбравшись из-под одеяла, босиком шлепаю на террасу, прихватив по пути свой халат. Набрасываю на ходу, достаю сигареты. Кто-то предпочитает начинать свое утро с горячего крепкого кофе, а я вот так — с отравления организма никотином.

Затянувшись дымом, устремляю рассеянный взгляд в горизонт. Вчера мы с Лесей любовались на звезды и полную луну, а при свете дня с террасы открывается живописный вид на озеро. Издалека вода кажется лазурно-голубой, пологий берег, насыпной белый песок. Летом тут настоящее раздолье, можно и накупаться, и на гидроциклах погонять, и…

— Мы, значит, всей толпой ждем, когда его величество соизволит оторвать свой зад от кровати, а он тут загорает на балконе с сигареткой, — раздается за спиной насмешливый голос Олега. Оглянувшись, я делаю приветственный жест рукой и предлагаю присоединиться. Богданов тоже закуривает, плюхнувшись в кресло из ротанга. — Нам в двенадцать выселяться. Ты в курсе? — напоминает он.

— Успеем, еще полтора часа, — беспечно пожимаю плечами. — Завтрак я проспал?

— А сам как думаешь? — ухмыляется Олег. — Неслабо тебя рубануло на свежем воздухе. Ночь бурная была?

— Не твое дело, — обрезаю на корню обсуждение личных подробностей. — Олеся с девчонками? — развернувшись, спрашиваю я. Богданов удивленно хмурится, вытаращившись на меня, как на седьмое чудо света.

— Она тебя не разбудила, что ли?

— Нет, — настороженно отвечаю я. — А должна была?

— Вообще-то да, — кивает Олег.

— Не понял…

— Уехала твоя Олеся, Саш. Семи утра еще не было. Я в туалет вставал, в окно увидел, как она в такси садилась.

— Зашибись, — бросаю я, откровенно охренев. Мда, так жестко меня еще не кидали. Все-таки отчебучила Веснушка…, но зато обошлось без серьезных утренних разговоров на тему счастливого совместного будущего. Все, как и хотел — классно потрахались и разбежались, но почему тогда меня мучает подозрение, что я где-то очень сильно облажался?

Олеся

— Какие хорошенькие, — заглядывая в коробку с пятью полосатыми котятами, умиляюсь я. Им недели две, не больше. Совсем крошечные, беспомощные и наверняка голодные, как настоящие тигры.

— Тот, кто их выбросил на помойку, так не считает, — с негодованием вздыхает Антонина Федоровна, тяжело опираясь одной ладонью на кухонный стол, а второй наливая в чашки кипяток из чайника. — Ничего в людях человеческого не осталось. Зверье сплошное. Как только рука поднялась. Пятерых живьем в мусорку, — возмущается пенсионерка.

— Хорошо хоть не утопили, — нахожу я единственный положительный момент в сложившейся ситуации. — Вы правильно сделали, что мне позвонили.

— Я как их увидела возле бака, сразу поняла — надо Олесе звонить, она точно найдет, куда малышню пристроить.

— Разберемся, — уверенно киваю я, делая фото котят и написав емкое информативное сообщение с пометкой SOS, бросаю его в общий волонтёрский чат. — Пока чай пьем, кто-нибудь ответит. Сейчас по приютам животных в притык, но будем надеяться, для наших тёплое местечко найдется.

— Олесь, я бы и сама с радостью, но не могу. Бой и Герда кошек на дух не переносят, — женщина кивает на закрытую дверь в единственную комнату, из-за которой раздается звонкий лай двух дворняжек, тоже однажды преданных и брошенных бывшими хозяевами. Спасибо Антонине Федоровне, что не отказала, когда пару лет назад я попросила ее взять двух щенков на передержку. Уговор был на неделю, а Бой и Герда остались у нее навсегда. Теперь сложно даже представить, что не так давно этой бодрой и активной пенсионерке требовалась помощь социального работника. Когда есть о ком заботиться, о своих болячках меньше думаешь. Да и вообще, любовь к братьям нашим меньшим исцеляет.

— Не переживайте, теть Тонь. Если совсем никто не откликнется, к родителям на дачу отвезу. Они как раз там, присмотрят за малышами пару дней. — я присаживаюсь на кухонный табурет, поставив коробку на пол, заглядываю с надеждой в чат. Пока все печально. Три отказа от самых крупных приютов, и еще двое уточняют наличие мест. Вздохнув, тянусь к кружке с красным чаем и, подув, делаю осторожный глоток. — Каркаде? — угадываю вкус. Да и цвет тоже говорящий.

— Да, мне врач посоветовал пить. Говорит, что сахар понижает, — отвечает Антонина. — Ну и я пью, хотя ты знаешь, сахара у меня, тьфу-тьфу, полгода не подскакивали.

— Вы — большая молодец, теть Тонь, — хвалю я и всей душой радуюсь за бывшую подопечную, как за саму себя. — Вам может лекарства какие купить? Сбегаю быстренько, пока здесь.

— Тебе своих забот мало? Мы после обеда с Боем и Гердой на прогулку пойдем и все сами купим. Ты чай то пей, Лесь. И вот еще — угощайся, —Антонина Федоровна пододвигает ко мне вазочку с конфетами, судя по фантикам, на глюкозе.

— Спасибо, — поблагодарив, открываю одну и целиком засовываю в рот. — Ммм, с орешками. Вкуснятина, — не прожевав, мычу я, и тянусь за следующей.

Глава 5

Глава 5

Кравцов

— А ты познакомь нас, Веснушка. Раз вы оба такие продвинутые и свободные, то проблем не будет. Вместе обсудим, посмеемся, сравним. А там глядишь и тройничок намутим, — подкалываю Олесю. Я, разумеется, прикалываюсь, расчётливо целясь в девичью скромность (где-то она все-таки прячется). Веснушка брезгливо морщится и ни на тон не розовеет. Смутишь ее, как же. Робкие фиалки не одеваются, как артистки бродячего цирка. А я, наивный, думал, что после образа мечты дальнобойщика меня ничем не удивить. Хрен там. Веснушка не повторяется.

— Фу, Кравцов. Я, конечно, подозревала, что ты без тормозов, но это перебор, — фыркает циркачка. Нет, у нее реально театральный талант. Его бы в позитивное русло, далеко бы пошла.

— Слабачка, — насмешливо бросаю я. Она недовольно супится, но прикусывает свой дерзкий язык. Правда ненадолго. Я даже расслабиться не успеваю.

— Саш, а ты животных любишь?

— Кошек?

Неспроста этот вопрос. Чую подвох, морально готовлюсь дать отпор.

— Не только. Кошек, собачек, птичек, — расширяет список Веснушка. Точно неспроста.

— Я женщин люблю, Лесь, — отшучиваюсь я. — А на домашних животных у меня аллергия.

— Серьезно?

Я уверенно киваю:

— Мама как-то попыталась мелкую собачонку завести, а я весь с ног до головы пятнами покрылся. Чесался без остановки. Ужас. Подумали, что лишай, а нет. Аллергия на шерсть.

— Сочувствую, — искренне отзывается Веснушка.

Смешная. Вот уж с кем точно не соскучишься. Кошки, собачки, птички, котята в коробке. Француза какого-то себе выдумала, свободные отношения. Фантазерка. В таком обмундировании к ней ни один мужик в здравом уме не подойдет. Я и сам уже сто раз пожалел, что решил продлить общение. На хрена, вообще, позвонил? Еще вчера было ясно, что Веснушка слегка с придурью. Даже не слегка, а основательно так.

— А ты к чему спросила, Лесь? — интересуюсь я.

— Подумала, может, ты захочешь пожертвование на содержание питомника внести, — пожимает она плечами. — Машина у тебя крутая, явно не бедствуешь, сто баксов за две конфетки не пожалел. А тут, можно сказать, дело жизни и смерти.

— Ты еще и благотворительными сборами занимаешься?

— У меня полно обязанностей. Кто-то должен всем этим заниматься? Почему не я?

— Без проблем, — обречённо выдыхаю я, понимая, что Веснушка просто так с меня не слезет. — Сколько нужно?

— А сколько не жалко? — задает она встречный вопрос. Вот зараза. Мало дашь — жлоб, много — выпендрежник.

— Пять тысяч налички есть. Устроит? — предлагаю наугад.

— Вполне, — удовлетворённо отзывается Леся и требовательно тянет руку.

— Прямо сейчас? Может, когда доедем?

— Вдруг передумаешь, — непринуждённо бросает Веснушка.

— Ты за кого меня принимаешь? — фальшиво возмущаюсь я.

— Мне будет неудобно просить второй раз.

Повернув голову, я встречаю ее прямой упертый взгляд и сдаюсь.

— Бумажник в бардачке. Возьми сама, Лесь.

Как можно отказать девчонке с косичками в нелепом мешковатом костюме и зеленых кедах? Со смеху умереть можно. Смотрю на нее, и яйца сжимаются. Такое ощущение, что я ночью малолетку совратил, сбежавшую с детского утренника. Именно так она сейчас и выглядит. Сплошной антисекс. Чувствую себя конченным извращенцем, потому что несмотря ни на что, хочу еще разок трахнуть эту сумасшедшую. Или не разок. Как пойдет…

Олеся тем временем воодушевленно извлекает из бардачка мой слегка потёртый кожаный бумажник, но вместе с ним, как назло, вываливается гора блестящих фольгированных квадратиков. Нет, это вовсе не новогодние конфетти. Бл*ь.

— Ого, — смешно округлив рот, выдыхает Олеся. — Я смотрю, к твоей шмаровозке прилагается соответствующий минибар.

Шмаровозка? Это она про мой Ягуар? Обнаглела в доску.

— Что плохого в том, что я забочусь о своем здоровье? — Леся что-то неразборчиво мычит в ответ, быстро собирая рассыпавшиеся по полу гондоны и засовывая их обратно, не забывая прокомментировать надписи на упаковках.

— Ультратонкие, со вкусом банана, сверхчувствительные, с пупырышками, ребристые… — деловито перечисляет она. — Слушай, Кравцов, а ты очень основательно и с воображением подходишь к вопросам своего здоровья. Коллекцию собрал на любой вкус.

— Нравится? — спрашиваю с ухмылкой. — Выбирай любой, подарю.

— Спасибо, ты такой щедрый, — умиляется Леся, открывая мой бумажник. Изучив содержимое, вытаскивает две пятитысячные купюры и с наглым видом пихает себе в карман. — Это компенсация за моральную травму, — поясняет она. — Даю слово, что всё до копейки передам в фонд помощи бездомным животным.

***

Мы добираемся до приюта минут через сорок. Леся предлагает мне пойти с ней, но я воздерживаюсь, сославшись на срочный звонок, который мне, хоть умри, но нужно сделать прямо сейчас. Окинув меня красноречивым уничижительным взглядом, Веснушка в обнимку с мяукающей коробкой выскальзывает из машины и удаляется в сторону невзрачного одноэтажного здания с выцветшей нечитаемой вывеской. Она не успевает дойти до пошарпанной двери, как та резко распахивается, и в проеме появляется высокий худощавый парень с дредами и татуированными руками, одетый в рваные джинсы и футболку с черепами. Одной рукой он перехватывает у Олеси коробку, бегло заглядывая внутрь, а второй по-свойски обнимает за талию, что-то ей говорит, белозубо скалясь и слишком низко склоняясь к ее радостно сияющему лицу. Они несколько секунд оживленно разговаривают, обмениваясь игривыми взглядами, после чего татуированный неформал уводит мою Веснушку в подозрительного вида помещение. Дверь за ними с грохотом закрывается, а я, уронив челюсть, пораженно пялюсь в пустоту.

Проходит без малого полчаса, прежде чем Олеся снова появляется в поле зрения и танцующей походкой направляется ко мне. Выглядит жутко довольной и чертовски юной. Я как завороженный пялюсь на ее смешные кеды с розовыми шнурками, пытаясь представить, как вчера отреагировали на Лесю мои друзья, если бы она заявилась в таком виде. Как минимум покрутили бы у виска, как максимум — всерьез обеспокоились бы моим психическим состоянием. Леся резво запрыгивает в машину, одаривая меня счастливой улыбкой.

Глава 6

Глава 6

Неделю спустя

Кравцов

— Мам, этого следовало ожидать. Я давно тебя предупреждал и предлагал переехать ко мне, — одной рукой обнимая за плечи рыдающую мать, второй протягиваю ей кружку с теплым чаем. Сейчас бы ей больше помог глоток коньяка, но она наотрез отказалась. Спиртное в моей семье категорически не приемлют, а вот предательство и распутство давно стало допустимой нормой.

— Куда? В твою съёмную квартиру? Ты один тут едва помещаешься, — всхлипывает мама, поднимая голову и окидывая взглядом небольшую комнату, соединённую с кухней. Есть еще спальня, но она совсем крошечная и вмещает в себя только кровать и гардеробный шкаф. — Это все твое упрямство и дурацкая гордость, Саш, — она неожиданно переводит стрелки на меня. — Сколько раз отец предлагал купить тебе квартиру в новостройке?

— Ты забываешь про условия, — прохладно напоминаю я. — Папа ничего просто так не делает. Квартиру он предлагал, как аванс, если я соглашусь работать в «Иштар». Ты правда хочешь, чтобы твой сын до конца жизни занимался пластикой женских половых губ и делал операции по уменьшению размеров влагалищ?

— Центр предлагает широкий спектр пластических процедур, — смутившись, отвечает мама. — Совсем необязательно делать то, что ты перечислил.

Сделав глубокий вдох, я уговариваю себя учесть ее тяжелое моральное состояние и не усугублять положение ненужными спорами.

— Я планирую построить себе карьеру в другом направлении, мам. Давай закроем этот вопрос. Я думал, что ты меня понимаешь и поддерживаешь, — без упрека говорю я. Встав с дивана, иду к барной стойке и под осуждающим взглядом матери наливаю в стакан виски. — У меня сегодня выходной, — зачем-то оправдываюсь, поднося стакан к губам.

— Я надеялась, что ты поедешь к отцу и поговоришь, — произносит подавленным голосом.

— О чем? — нахмурившись, я в некотором недоумении смотрю на мать. Стакан на всякий случай отставляю на столешницу, а сам усаживаюсь на высокий барный стул.

— Ты его единственный сын, — опухшие от слез глаза загораются лихорадочным блеском. — Он должен прислушаться к твоему мнению.

— Мам, отцу всегда было плевать на мое мнение, — возражаю я излишне резко, но зато честно. — Почему ты решила, что сейчас он сделает исключение? Даже если случится чудо, ситуация все равно уже не рассосется сама собой. Какой у Юльки срок?

— Двадцать недель, — с рыданием в голосе выдает мама. — У них девочка будет. Они уже и имя придумали. София… — закрыв лицо ладонями, она горько плачет, заставляя мое сердце сжиматься от жалости к ней и ненависти к отцу и его шлюхе.

— Ты же сама все понимаешь, — мягко говорю я. — Это должно было рано или поздно случиться. Пока ты закрывала глаза и притворялась идеальной понимающей женой, Юлька методично обрабатывала отца.

— Я думала, что это очередное увлечение, — хлюпая носом, сипло объясняет она свою пассивную позицию.

— Он три года ее содержит не скрываясь, водит по ресторанам, возит на моря. Я пытался его образумить, но это бесполезно.

— Он хочет развестись, — выдавливает мама и снова заливается слезами. — Притащил ее в наш дом. Они сейчас там… празднуют. Он меня выгнал.

— Урод, — мрачно рычу я, возвращаясь к матери на диван. Забрав кружку из ослабевших пальцев, крепко обнимаю ее, позволяя выплакаться на моем плече. — Я здесь только ночую, мам. Диван, на котором мы сидим, полностью в твоём распоряжении.

— Я не могу… не хочу быть тебе обузой.

— Фигню не городи, — отрезаю я, гладя ее по волосам. — К тому же это ненадолго. После развода купишь себе хорошую квартиру и еще останется на безбедную жизнь. За тридцать лет брака с этим озабоченным козлом ты заслужила внушительную моральную компенсацию. Помочь тебе с поиском адвоката? — услышав мой вопрос, она начинает рыдать еще сильнее. — Завтра же займусь. Ни о чем не беспокойся. Через пару месяцев ты поймешь, что отец сделал тебе подарок, избавив от своей тирании, — обещаю я. — Пусть Юлька теперь несет этот крест. Главное, чтобы вас развели до того, как он опомнится.

— Ты думаешь, что он опомнится? — затихнув, мама отстраняется и с щенячьей надеждой смотрит на меня. Я уверен, что опомнится и пожалеет обо всем. Любовница отца на два года младше меня, молодая, настырная, наглая и меркантильная до мозга костей. Выжав из богатого папика все, что можно, она кинет его стареть в одиночестве и переключится на идиота помоложе. Больше всего я боюсь, что, когда это случится, отец приползет к матери с повинной, и она примет его обратно.

Сглотнув скопившуюся горечь, я обреченно качаю головой:

— Тебе нужен хороший психолог, мам. В Сеченке есть отличные специалисты, занимающиеся частной практикой за стенами универа. Я попрошу, чтобы тебя записали.

К моему несказанному удивлению, она послушно кивает. Я с облегчением выдыхаю. Радоваться рано, но, по крайней мере, мама готова принять от меня помощь, а это уже прогресс и большой шаг к исцелению от нездоровых отношений с моим отцом. Поговорить с ним мне все же придется. Даже не поговорить. У меня кулаки чешутся от желания хорошенько ему вмазать. Давно надо было это сделать, но мать не позволяла, всегда влезала между нами, стояла горой за стареющего кобеля. На Юльку и ее чувства мне глубоко насрать, да она и не полезет в драку. Трусливая шлюховатая дрянь.

Вечером, дождавшись, когда мама уснет, напившись валерьянки, я тихо выхожу из квартиры, сажусь в машину и еду за город, в семейное гнездо Кравцовых, где прошли мои детство и юность, где родилась моя сестра… и произошла самая страшная трагедия нашей семьи. Мне было семнадцать, когда она умерла, и с того момента все пошло наперекосяк. Отец никогда не был идеальным мужем, но после смерти Олеси слетел с катушек, начал гулять открыто, мать погрязла в своей депрессии и беспомощности и пыталась удержать хотя бы призрак прежней семьи, а я через год пребывания в этом аду сбежал. Сначала в общежитие при универе, а потом в съёмную квартиру. Вдали от них я научился снова дышать свободно и принимать жизнь такой, какая она есть — с горькими потерями и несбывшимися надеждами. Я пережил свое горе в одиночестве, а родители так и не смогли. Но то, что делает отец, ничем нельзя оправдать. Он ведет себя, как бессердечная, бессовестная скотина, по отношению к женщине, посвятившей ему всю себя без остатка. Он все у нее забрал, лишив самоуважения, достоинства и шанса на личное счастье.

Глава 7

Глава 7

Я включаю музыку, что-то нейтральное, расслабляющее. Олеся задумчиво смотрит в окно, не спрашивая, куда и зачем мы едем. Ей как будто бы все равно, что меня вполне устраивает. Я и сам не знаю, куда ее везу и на кой черт вообще позвал с собой. Сиюминутный порыв, который испарился к тому моменту, когда мы выехали на МКАД. У нас с ней все время так — спонтанно и незапланированно. Но дело сделано, назад не повернешь. Глупо получится, а идиотом выглядеть в глазах Веснушки совсем не камильфо. Нужно придумать хоть какой-то маршрут. Бесцельно кататься по городу нет ни сил, ни желания. К себе не привезти, там мать спит. В бар или клуб — не тот настрой. От Леси помощи ждать бессмысленно. Приглашающая сторона — я, а значит, за мной и выбор места досуга. Да и вряд ли она способна предложить что-то дельное. Устроить экскурсию по Московским ночлежкам для бомжей — это вполне в ее духе. Ума не приложу, зачем второкурснице весь этот геморрой с волонтёрским движением? Ради поблажек на экзаменах и автоматических зачетов? Вряд ли. Я наводил справки, с успеваемостью у нее полный порядок. Не отличница, но сессии сдает без хвостов.

— Ты голодная? — заметив вдалеке вывеску Макдака, спрашиваю я. Отгородившись от меня стеной молчания, Веснушка размышляет о чем-то своем и реагирует на мой вопрос с задержкой.

— Ммм? Да… можно, — отмирает она, растирая лицо ладонями. — Извини, меня вырубает слегка.

— Тяжелый день?

— Рано встала, — качает головой и вновь заостряет внимание на моих пострадавших за справедливость костяшках. — Надо обработать, Саш.

— Засохло уже все.

— Ты же врач. Вдруг инфекция попадет? — настаивает Леся.

— Ладно, уговорила. Дам тебе возможность поиграть в доктора, — усмехнувшись, сдаюсь я и съезжаю на дублер.

Припарковавшись на стоянке возле Макдака, передаю Олесе автомобильную аптечку и смиренно протягиваю руку. Она действует на удивление быстро, четко и профессионально, словно обрабатывать раны для нее привычное дело.

— Мне иногда приходится работать в приютах для бездомных. Туда приходят люди с улиц, и почти всем необходима медицинская помощь, — заметив мой удивленный взгляд, объясняет Веснушка.

— Не боишься заразу подцепить? — интересуюсь я, наблюдая, как она ловко и аккуратно накладывает бинт.

— У нас есть четкие инструкции по безопасности, — сухо произносит Олеся, отпуская мою руку. — Готово. Ничего серьёзного. Заживет быстро, — ободряюще улыбается она.

— Завтра ассистирую Маковецкому на серьёзной операции во второй половине дня. Сто процентов не допустят. — разглядывая забинтованные пальцы, делюсь своими опасениями.

— Лучше предупреди заранее, чтобы тебя заменить успели, — советует Олеся. — Тебе как минимум неделю нельзя работать в перчатках.

— А то я сам не знаю. Ладно, хер с ним. Буду карты пациентов заполнять, — озвучиваю тоскливый прогноз на ближайшие несколько смен.

— Вот и правильно, мудрое решение, — хвалит меня Олеся.

— Ты, кстати, своих предупредила, что со мной уехала? — переключаюсь на другую тему. — А то увидят твою машину без хозяйки, тревогу поднимут.

— Я написала маме, что моей подопечной понадобилась срочная помощь, машина не завелась, и пришлось уехать на такси.

— Она поверит? — скептически спрашиваю я. Олеся уверенно кивает.

— Поверит. У нас не принято врать друг другу.

— И часто ты этим пользуешься? — хитро прищуриваюсь, разглядывая миловидное лицо, на котором особенно ярко выделяются крупные выразительные глаза.

— Исключительно в благих целях. Не хочу, чтобы родители волновались по пустякам, — совершенно искренне признается Олеся.

— Именно поэтому ты решила съехать с элитной родительской трешки на Арбате в общагу? Чтобы они не волновались по пустякам? — подливаю немного дегтя в слишком приторный чан с медом. Застигнутая врасплох моим вопросом она недовольно поджимает губы. — Не злись, Веснушка, я и сам в твоем возрасте стал жить отдельно. Тоже, кстати, начинал с общаги. Полгода продержался…

— Пока не выгнали, — не дав мне договорить, с триумфом заявляет Леся, решив блеснуть своими познаниями о моей нескромной персоне. — О тебе там не забыли, Страйк, — лукаво улыбается она.

— Собираешь слухи? — наигранно возмущаюсь я.

— Слухи бегут впереди тебя, Кравцов, — небрежно фыркает Веснушка.

— А ты у нас святая невинность?

— Ангел во плоти, — ее невозмутимой уверенности можно только позавидовать. — В отличие от тебя, у меня идеальная репутация. Ни одного темного пятнышка, никаких скандальных слухов, — без зазрения совести хвастается Олеся.

— Чиста, как Дева Мария, — иронично подытоживаю я, двигаясь к разговорившейся Веснушке, пока не упираюсь бедром в разделяющую панель. — Тихоня и скромница, спасающая всех несчастных и обездоленных. Благодетельница. Защитница. Идеальная дочь.

— Это такой завуалированный стеб? — почувствовав подвох, Олеся настороженно сдвигает брови, но не спешит трусливо отпрянуть, продолжая неподвижно сидеть вполоборота ко мне с прямой спиной и вопросительным выражением в глазах.

— Нет, просто удивляюсь, как ты такая правильная и высокоморальная дала мне на первом свидании? Что-то тут не сходится, Лесь, — низким бархатистым голосом говорю я, опускаю взгляд на нежные губы, вспоминая, какими податливыми и бесстыжими они могут быть, лениво сползаю ниже, по оголенному плечу к груди. Если на Олесе и есть бюстгальтер, то очень тонкий, потому что через хлопковую ткань футболки я вижу очертания ее сосков. От настойчивого внимания они твердеют и приподнимаются буквально за считанные секунды. Воздух в салоне раскаляется до температуры плавления. Олеся плотно сжимает бедра, и мой член мгновенно распознает это движение, как готовность «святой невинности» принять его как можно глубже. Я сглатываю, облизывая губы. В горле сухо, как в пустыне, в брюках невыносимо тесно. Как так, бл*ь? Я до нее даже не дотронулся. Надо срочно исправлять… Обхватив Веснушку за шею, резко тяну ее на себя. Накрываю горячие губы своими, целую глубоко и жестко, толкаясь языком в теплую полость рта. Она отвечает скованно, оторопев от неожиданности. Перехватив контроль, я усиливаю натиск, имея нежный рот как заблагорассудится. От сумасшедшего желания закипает кровь, вынуждая меня действовать напористо и быстро. Рывком задираю ее футболку и грубо сжимаю грудь через кружево белья, нетерпеливо дергаю чашечки вниз, заставляя круглые мячики выпрыгнуть из тесного убежища. Чееерт, стояк натягивает ширинку так, что та вот-вот лопнет. Одурев от похоти, я хриплю что-то нечленораздельное, поглаживая твердые соски. Отстраняюсь, чтобы посмотреть на охренительно упругую тройку с идеальными острыми вершинками, и почти с завистью наблюдаю за собственными пальцами, ласкающими безупречную грудь. У меня реально крышу сносит от этого зрелища, предохранители горят, мозг вырубается, оставляя голые инстинкты. Я нетерпеливо тянусь к припухшим губам, одновременно дергая пуговицу на ее джинсах. Но вместо мягких нежных губ целую пустоту.

Глава 8

Глава 8

Олеся

— Папа вовремя приедет? Или у него опять внеочередная вип-пациентка? — сарказм в моем голосе звучит настолько явственно, что мне тут же становится неловко. Чтобы хоть как-то сгладить это ощущение, я смотрю на часы на экране моего смартфона.

— Снова куда-то спешишь? — мама, как всегда, очень наблюдательна, и ее тонкая ирония не так обидна, хотя и читаема. — Кто сегодня нуждается в спасении? Заблудившаяся грибница в лесу, брошенный щенок или одна из одиноких пенсионерок, у которой внезапно закончился инсулин? — а вот это уже прямой упрёк. Отчасти заслуженный, потому что в воскресенье и правда получилось очень неудобно.

— Я бы не стала ставить на один уровень людей и животных.

— Извини, но я до сих пор в некотором недоумении, — говорит мама, накидывая на плечи шерстяной плед. Сделав глоток имбирного чая из термокружки, она устремляет на меня озадаченный взгляд. — Ты могла хотя бы зайти, поздороваться со всеми, предупредить лично.

— Я была на эмоциях. У моей подопечной начался приступ.

— Ты же ещё не врач, чтобы …

— Мам, я вызывала скорую, но хотела убедиться лично.

— Бросив машину у ворот и уехав? Или тебя кто-то подвёз? — глаза матери подозрительно сужаются. — Это Александр? Я права?

— Да, мам. Ты права, — сдаюсь я. — Кравцов действительно меня подвёз. Я попросила. Он все равно собирался уезжать, — вздохнув, я переключаю внимание на стайку птиц, облюбовавших мамину любимую грушу.

Отпираться бессмысленно. Мама хорошо умеет читать по моему лицу. Поёжившись от порыва ветра, обхватываю себя руками. Для ужина на террасе довольно прохладно, но как раз для подобного случая приготовлены пледы. Потянувшись за одним из них, накидываю на плечи. Сразу становится теплее, вот только от пристального материнского взгляда по спине мурашки бегут.

— И ты не заметила, в каком он был состоянии? - строго пытает меня мама. — А если бы вы в аварию попали? Олеся, я всегда считала тебя ответственным человеком.

— Мамуль, Кравцов выглядел спокойным, и, если бы не сбитые костяшки, я бы даже не догадалась, что он подрался с отцом.

— Саша не подрался с отцом, Олеся. Он его избил.

— Вероятно, у него был повод, — отзываюсь я, отводя взгляд в сторону.

— Я не собираюсь обсуждать семейные дела Кравцовых. Их личная жизнь не имеет к нам никакого отношения.

— Тогда к чему этот разговор?

— Тебе не стоит близко общаться с Александром, — мама редко позволяет себе диктаторский тон, и это именно он. Я удивлена, так как причины маминой категоричности мне неизвестны.

— Он меня подвез и всё, — обезоруживающе улыбнувшись матери, я протягиваю руку и накрываю ее ладонь. — Успокойся, у меня есть парень.

— Который не подходит тебе ещё больше, чем Александр, — с досадой хмурится мама.

— Откуда такие выводы? — удивлено допытываюсь я.

— Ты постоянно о нем говоришь, но мы до сих пор с ним не знакомы. Отец волнуется, и я тоже. Этот парень вообще существует в природе?

— Его зовут Виктор, Мам. Я же рассказывала. Он — мой куратор, очень занятой человек. Его родители — приличные и обеспеченные люди, много лет работают во французском посольстве в Москве. Собственно, поэтому Вик и учился в России. Он — коренной француз с двойным гражданством, большими перспективами и огромным сердцем. Умный, красивый, владеет пятью языками и планирует связать свою жизнь с благотворительностью, — предоставляю маме подробный отчет на потенциального зятя, перечисляя все достоинства и умалчивая об одном, но самом важном недостатке. — Сейчас Виктор в Париже, ухаживает за своим тяжело больным дедом. Но как только он вернется, я позову его к нам, и вы сможете устроить ему долгожданный допрос с пристрастием.

— Обещаешь? — смягчившись, уточняет мама. Ее явно впечатлила услышанная характеристика. Она несколько раз отдыхала в Париже с отцом и считает этот город самым романтичным на планете.

— Конечно, мамуль, — заверяю на полном серьезе.

Мы с Виктором и правда обсуждали этот вопрос. Он не мог решиться целый год и вот, кажется, созрел. Но я не обольщаюсь раньше времени. Учитывая нестабильность наших встреч и его тягу к свободным отношениям, многого ждать от знакомства с родителями не стоит.

— Ты точно уверена, что у твоего француза серьёзные намерения? — немного подумав, снова беспокоится мама.

— Замуж я пока точно не собираюсь, — беспечно отмахиваюсь я.

— А я спрашиваю не о твоих намерениях, Леся. Не хочу, чтобы ты потом переживала и слезы лила в подушку. Тебе противопоказаны нервные потрясения.

— Вик меня не обидит, мам.

— Правда? Я хорошо помню, как ты не спала ночами, когда только начала работать с этим своим куратором.

— Он считал меня слишком юной и долгое время скрывал свои чувства, — говорю то, во что сама слабо верю. Я ему нравилась и семнадцатилетней, но он боялся связываться с малолеткой из-за возможного скандала.

— Вот именно, Олесь. Тебе нужен молодой человек примерно твоего возраста, а не … перезрелый француз, — заявляет мама, вызывая у меня искреннюю улыбку.

— Мам, никакой он не перезрелый. Вику двадцать три. Он старше меня всего на четыре года. У вас с папой разница больше, но вам это никак не мешает быть вместе столько лет.

— А если он захочет увезти тебя в свой Париж? — мама озвучивает истинную причину своих тревог.

— Значит, я заберу вас с собой, — шутливо заявляю я. — А если серьезно, то ты слишком далеко загадываешь. Мы пока в стадии конфетно-букетного периода. Может, ещё сто раз расстанемся, а ты уже в Париж меня провожаешь.

— Сто раз не надо, — печально вздыхает мама. — Пожалуйста, будь осмотрительна и осторожна. Ты очень доверчивая, искренняя и добрая. Мужчины не всегда ценят эти качества. Чаще пользуются.

— Женщины, мам, тоже бывают не промах, — ухмыляюсь я. — Взять хотя бы Юльку, беременную любовницу Кравцова-старшего.

— Вот и задумайся, Леся. На богатых и красивых всегда охотятся такие, как эта Юлия, — нагнетает моя переживательная маман.

Глава 9

Глава 9

Июнь 2015. Москва

Кравцов

— Как ощущения, Сань? Карман не тянет? — хлопает меня по плечу Макс, когда я наконец вываливаюсь с кафедры с заветным дипломом ординатора в кармане пиджака.

— Еще не понял, — неопределённо пожимаю плечами.

Честно говоря, чувствую себя скованно и не очень комфортно. По важному случаю пришлось облачиться в костюм и даже галстук напялить. Не очень жалую деловой стиль, но сегодня можно и потерпеть. Повод серьезный, планы на вечер грандиозные, окончание еще одного этапа обучения будем отмечать с размахом, но в узком кругу. Макс с Яной, Олег с Маринкой и Вадик Смоленский в одиночестве. Я тоже без пары. В последнее время было как-то не до баб, но сегодня точно «поджарю» какую-нибудь длинноногую лань. На вечер сняли с друзьями вип-кабинку в одном модном клубе и до утра зависнем точно, а там как пойдет. Можно и ко мне потом рвануть. Квартира полностью в моем распоряжении. Мать уехала к школьной подруге в Казань стресс снимать и вернется только к следующему судебному заседанию. Как и предполагалось, папаша не собирается добровольно делиться совместно накопленным имуществом, но адвокат уверен, что у нас есть все шансы выиграть процесс. В целом, на данный момент хороших новостей больше, чем плохих.

— На концерт не пойдем? — хохотнув, спрашивает Богданов, кивая в сторону актового зала. — В нашу честь закатили. Стараются, песни поют, танцуют.

— Нас сегодня другие танцы ждут. — ухмыляюсь я, предвкушая веселый вечер. — Ладно, пора выдвигаться отсюда. Духота, дышать нечем.

Мы сворачиваем в длинный коридор и следуем прямиком к выходу. Я ослабляю петлю галстука и снимаю пиджак, вешая его на локоть. Главное, не потерять нигде. Мама не простит, она лично мне костюм на вручение диплома выбирала. Все бутики обошла.

— Что с аспирантурой решил? — любопытствует Макс.

— Документы подал, а дальше видно будет, — размыто отвечаю я. — Если Маковецкий согласует перевод, в Питере буду поступать.

— Согласует, куда денется, — уверенно кивает Макс. — Оставит тебя в Москве — через год-два ты его подвинешь. На хрена ему такой конкурент.

— Да брось. У него каждый год таких конкурентов в избытке.

— Зря ты так думаешь, — не соглашается Богданов. — Маковецкий три года продержал тебя в своей бригаде, другие ординаторы через полгода отправлялись в свободное плавание.

— Посмотрим, — немногословно отзываюсь я. Не люблю бежать впереди паровоза. Удача — дама капризная. Стоит только в нее поверить, как она к тебе задом повернется, и не факт, что получится отыметь. В моей профессии, конечно, больше рулят другие факторы, но и от удачного стечения обстоятельств зависит многое.

Макс толкает тяжелую дверь, и мы наконец-то выходим на свежий воздух. Блин, не такой уж он и свежий, удрученно признаю я, вдохнув густой раскалённый кислород. Солнце жарит не по-детски, от яркого света слепит глаза. Споткнувшись на ступенях, я запинаюсь за сидящую на них студентку. Задеваю ее несильно, но достаточно, чтобы кофе из стаканчика выплеснулось на белую блузку с дурацкими рюшами… Рюшами, вашу мать. Я еще не вижу ее лица, но уже знаю, что меня снова угораздило наткнуться на Веснушку. Нежданчик, блин.

— Куда прешь? — возмущается она, задирая светловолосую голову, и, взглянув на меня, изумленно распахивает зеленые глаза. Сегодня они особенно насыщенного и яркого оттенка и прозрачные, как слеза младенца. Последнее сравнение особенно актуально. Судя по влажному блеску глаз и припухшим векам, Олеся на ступеньки присела не шарлоткой перекусить. — Кравцов, снова ты, — недовольно хмурится она и, поставив оставшийся в стаканчике кофе на ступень ниже, суетливо вытирает с щек мокрые дорожки. Испорченная блузка ее похоже волнует мало.

Пока я старательно придумываю, чем ответить на небрежное приветствие, на сцену выходит Макс, переключая внимание Матвеевой на себя. Мне бы порадоваться и, воспользовавшись моментом, отойти в сторону, но я какого-то хрена застываю, как бетонная стела при въезде в город.

— Какие люди в Боливуде. Привет, цыпленок, — просияв улыбкой, Богданов опускается перед Веснушкой на корточки. — Чего ревем? Экзамен провалила?

— Привет, Максим, — шмыгнув носом, не особо дружелюбно отзывается Олеся. — У меня... это… аллергия на тополиный пух, — врет на ходу, чихнув для достоверности.

— Ясно, а я уже в деканат идти собрался, возмездия требовать, — белозубо скалится Богданов. — Если что, обращайся, я с нашим деканом общий язык быстро найду.

— Макс, иди погуляй, — бесцеремонно вклиниваюсь в разговор, отвесив дружеский подзатыльник, и жестом указываю направление. Он лениво выпрямляется и, нахально подмигнув Веснушке, поворачивается ко мне.

— Что ты за человек, Кравцов. Видишь, девушка в печали. Поддержать надо морально, — ухмыляется Макс.

— Свали, — коротко бросаю я. — Без тебя справлюсь. Поддержу и морально, и физически.

Оценив злобное выражение моего лица, Богданов равнодушно пожимает плечами и нехотя отступает, снова цепляясь взглядом за Олесю, а точнее за ее голые коленки, точащие из-под старомодной плиссированной черной юбки. Такие носили школьницы в моем детстве. Вот реально — у Веснушки нездоровая зацикленность на вышедших из моды шмотках. Судя по ржавчине, машина у нее тоже далеко не первой свежести. Ладно хоть не Жигуль.

— Сань, а давай Олесю с нами в клуб возьмем? — Макс внезапно изрыгает гениальную глупость, при этом все истинные мотивы его предложения написаны на похотливой наглой морде. Вот уж хрен тебе, дружище. Сам не ам, и другим не дам, да и Веснушка явно не горит желанием давать кому-либо.

— Ребят, мне долго ждать? — на арене появляется еще одно действующее лицо.

Вадик Смоленский собственной персоной. Диплом он получил раньше всех, и мы с Максом его послали в ближайший магаз за вискариком. Собирались уговорить на троих в парке, а потом уже разойтись по домам, мыться, бриться и собираться на ночную тусовку.

Глава 10

Глава 10

Просыпаюсь в кромешной темноте, с жуткой головной болью и пересохшим горлом. Во рту гадкий привкус, затылок ноет, виски пульсируют, желудок бунтует, а перед глазами мельтешат белые точки. Ощущения, мягко говоря, малоприятные, но это не самое страшное. Хуже то, что я все еще пьяная и валяюсь в одних трусах в чужой постели. Понятия не имею, куда делась остальная одежда и зачем я ее снимала, и я ли вообще, или кто-то помог. Не кто-то, а один конкретный человек. Кравцов, твою мать, чтобы я еще с тобой связалась!

Через боль и похмельные страдания напрягаю мозг, но он выдает мне абсолютно чистый лист. Последнее, что помню — Страйк подает мне третий по счету коктейль, а дальше — ничего, пустота. Немного успокаивает тот факт, что рядом не храпит голый мужик. Кравцов, похоже, слово сдержал и храпит где-то в другом месте. Знать бы еще, в какой части квартиры нахожусь я…

Пытаюсь оторвать голову от подушки и оглядеться, но вокруг темно хоть глаз коли, и в башке боль такая, что сдохнуть хочется. Глухо застонав, падаю обратно и неподвижно лежу пару минут. Потом еще пару, и еще. Не отпускает… Черт. Делаю еще одну попытку встать и снова занимаю исходное положение, обливаясь холодным потом.

Идиотка, знаю же, что мне больше глотка алкоголя нельзя. Мазохистка хренова. Ничему тебя жизнь не учит. Поток самобичевания и экзорцизма прерывает вибрация под задницей. Боюсь представить, что это может быть. В голову лезут самые похабные мысли, но ни одна не подтверждается. Всего лишь смартфон. Наверное, изначально он был под подушкой, а потом каким-то образом переместился ниже. Слеповато щурясь, я убавлю на экране резкость и только потом читаю всплывающие один за одним сообщения. Судя по времени отправки, Виктор строчит их без остановки.

Вик: Почему не отвечаешь? Я звоню целый день. Ты заставляешь меня нервничать, Алесия.

Вик: Я дозвонился до Варвары. Она сказала, что тебя нет в общежитии. Если ты у родителей, напиши мне, а лучше набери. Нам нужно поговорить.

Вик: Тебе совсем плевать, что я волнуюсь?

Вик: Ты на что-то обиделась? Что я опять сделал не так?

Вик: Игнор из-за фотки в инсте? Ты сама посоветовала мне встретиться с друзьями. Парни там тоже были, просто не попали в кадр.

Вик: Лия, это всего лишь подруги. Мы вместе учились в начальных классах, давно не виделись, и они так эмоционально радовались встрече.

Вик: Ничего не было. Клянусь.

Вик: Да, я признаю, что специально выложил фото, чтобы проверить твою реакцию. Это было глупо. Извини, я уже удалил пост.

Вик: У вас уже полночь, Алесия. Где тебя носит, Леа? Что я, по-твоему, должен думать?

Вик: Ты с ним? Если не ответишь, значит, да.

Минуту спустя:

Вик: Шлюха. Такая же, как все.

— Урод, — вслух шиплю я, прочитав последнее сообщение, и набираю короткое: «козел», — а потом ставлю его номер в блок.

Странно, но мне не хочется разрыдаться, как это было с утра, когда я увидела в Инстаграм его ночной пост с фото из какого-то бара, где он недвусмысленно лапал двух ярко-накрашенных брюнеток, похожих между собой как сестры. Все трое выглядели тошнотворно довольными и сильно пьяными, что подтверждал говорящий текст под постом: «Француженки отжигают круче всех».

Надеюсь, утром ему было так же херово, как мне сейчас. Даже если Вик и не «отжигал» с этими сучками (на двоих силенок точно бы не хватило), он намеренно опубликовал фото, чтобы причинить мне боль.

Что я могу сказать? Мстя удалась. Но немного не так, как предполагал Вик. Из-за него я едва не совершила глупость, хотя мне чертовски этого хотелось. Слава богу, хватило мозгов вовремя остановиться, иначе чувствовала бы сейчас той, кем меня обозвал Вик.

Спустя минут десять я все-таки сползаю с кровати. Через силу и путем неимоверных страданий доползаю до ванной комнаты, подсвечивая дорогу фонариком из мобильника. Кстати, спала я не в той комнате, где мы с Кравцовым смотрели фильм. Какой — не помню, но не суть. Быстро приняв спасительный душ и почистив зубы пальцем, я натягиваю на себя испорченную высохшую блузку, достаточно длинную, чтобы прикрыть зад. Чувствую себя лучше, чего нельзя сказать об отражении в зеркале. Отекшие губы и веки, бледная кожа, как у покойницы, и темные круги под глазами. Краше в гроб кладут. Еще раз умывшись ледяной водой, я выхожу из ванной. Нашарив на стане выключатель, зажигаю свет.

— Черт, — стону вслух, щурясь от боли. Проморгавшись, смотрю на остатки «вечеринки» на столе и пустой диван, перевожу взгляд в кухонную зону. Там тоже никого. На барной стойке пустые стаканы, коробка из-под апельсинового сока и неполная бутылка водки.

Где, мать его, Страйк? Он же не кинул меня одну в своей квартире? Хотя почему нет? Скорее всего, так и есть. Я вырубилась где-то на середине забытого фильма. Времени было не больше шести вечера. Какой ему прикол охранять мой сон, пока его друзья отрываются в клубе, празднуя получение дипломов? Еще один тусовщик на мою голову. Везет же мне на придурков.

Усевшись на диван, я ищу в списке контактов номер Страйка и в последний момент передумываю ему звонить, набирая короткое сообщение:

«Ты где?»

Ясен пень, он не отвечает. Слишком занят. Кто бы сомневался. Раздраженно бросив мобильник на стол, я принимаюсь за уборку. Не могу бездействовать, когда кошки на душе скребут. Спать больше все равно не хочется. Пока я неторопливо мою посуду и вытираю столы, время незаметно подбирается к двум часам ночи. Закончив, возвращаюсь на диван и как раз в этот момент телефон издает короткий сигнал.

Страйк: Выспалась?

Я: Ты где? — дублирую вопрос.

Страйк: За пирогами пошел. Ты же отказалась… печь.

Я: Долго ходишь.

Страйк: Не могу выбрать.

Я: Бери все.

Страйк: Думаешь?

Я: Могу уйти, чтобы не мешать тебе… с пирогами.

Страйк: Могу поделиться.

Я: Спасибо, но я больше по мясу. Мучное — как-нибудь сам.

Страйк: Специально для тебя с мясом возьму.

Глава 11

Глава 11

Восемь месяцев спустя

Олеся

— Явилась! Еще и с утра пораньше! — ворчливо встречает меня Аделаида Степановна.

Я пропускаю «наезд», пру в палату, как танк, и уже с порога фиксирую отдышку и синюшный цвет лица. Без прически и привычного макияжа, в простом цветастом халате и резиновых сланцах моя любимая Адушка выглядит больной и постаревшей на десяток лет.

— Почти обед, Аделаида Степановна. — Внутри все трепыхается от беспокойства, но удержав на лице спокойную улыбку, я прохожу к тумбочке. Открыв дверцу, смотрю на пустые полки, но никак не комментирую. Чему удивляться? Кроме меня, у Адушки никого нет. Могла бы с соседями наладить общение, но характер уж больно склочный. Само собой, не от хорошей жизни.

Тяжело вздохнув, я выкладываю из сумки бутылку минералки, постное печенье и разрешенные фрукты.

— А ну-ка убирай обратно! — ругается Адушка. — Не надо мне ничего. Ишь чего выдумала.

— Не командуйте. Вы не у себя дома, — строго осаживаю старушку. — Почему мне не позвонили? Я чуть с ума не сошла! Прибежала с утра, а вас нет. Спасибо Марфе Петровне, подсказала, где искать!

— А Машке бы язык выдрать. Мелет вечно, как помелом.

— Она о вас тревожится, — с укоризной качаю головой и переключаюсь на более насущные темы. — Я с врачом говорила, обещал, что через неделю вы будете дома.

— Только обещать и умеют, — бубнит под нос Аделаида. — К ним только попади, потом разве что вперед ногами…

— Что вы такое говорите! Нам через две недели день рождения ваш отмечать. Я торт испеку по собственному рецепту, на прогулку сходим в парк, в вашу любимую кондитерскую заглянем, — подскочив к капельнице, проверяю наличие препарата, затем заглядываю в мусорное ведро, чтобы убедиться, что вводимое лекарство соответствует листу назначений. Как говорится: доверяй, но проверяй. И про торт я чуток слукавила. Кулинар из меня никакой. Кравцов может подтвердить. Он мне уже неделю пересоленные и подгоревшие кексы вспоминает.

— Не суетись, Леся. Лучше сядь поближе, — сухим голосом просит Адушка, указав взглядом на стул. — А то у меня от тебя в глазах мельтешит.

Я послушно сажусь, с тяжёлом сердцем глядя на торчащую из ее вены иглу. Адушка взволнованно шевелит узловатыми пальцами, сгребая больничный пододеяльник.

— Это ты мне отдельную палату выбила? — смотрит на меня с упреком.

Я отвожу взгляд и киваю. Врать бессмысленно, она меня насквозь видит.

— Зачем? Вдруг кому-то нужнее? Я пока помирать не собираюсь. Подумаешь, давление подскочило.

— Вы слишком легкомысленно относитесь к своему здоровью. Себя нужно беречь и лелеять, — серьезным тоном отчитываю женщину, годящуюся мне в прабабушки.

— Еще добавь — в вашем-то древнем возрасте.

— У вас прекрасный возраст, — тепло улыбаюсь я, накрывая худую морщинистую кисть.

— Ох, и лиса ты, Олеся, — сокрушенно вздыхает Адушка и добавляет потеплевшим голосом: — Спасибо, что не забываешь сварливую старуху, — это звучит так искреннее, что меня пробирает до глубины души, на глаза наворачиваются слезы, но я не отворачиваюсь, чтобы скрыть их. Пусть Адушка видит, что есть рядом с ней человек, которому не все равно, которому она дорога. — Ты слишком добрая, девонька. Доверчивая. Душа нараспашку, сердце болит за каждого.

— А я по-другому не умею, — вымученно улыбаюсь, смахивая влагу с глаз. — Да и не хочу. Мне нравится заботиться о других. Чувствовать себя нужной. Это наполняет мою жизнь смыслом.

— Для молодой женщины смысл должен быть в семье и детях, — вразумляет меня Аделаида Степановна, и я ощущаю, как знакомый ненавистный холод сдавливает грудную клетку, мышцы лица немеют, горло сжимает спазм... — Что такое, милая? Мне можешь сказать, — безошибочно считав мое состояние, с тревогой спрашивает Адушка. — Ты же не из этих противниц детей… Как их там? Новомодным словом каким-то обзывают.

— Чайлдфри? — подсказываю я. Старушка кивает, всем видом демонстрируя свое неприятие. — К этой субкультуре я отношусь ровно. Выбор каждого решать для себя, хочет он иметь детей или нет. Хуже, когда нет никакого выбора, — последнюю фразу произношу шепотом.

Адушка хмурится, рассматривая меня с настороженным выражением лица. Долго смотрит. Потом поджимает губы, но ничего не говорит. Мы встречаемся взглядами, понимая друг друга без слов, и на этот раз глаза Аделаиды Степановны подозрительно блестят.

— Никогда не теряй надежды, девонька, — тихо говорит она, ободряюще сжимая мои пальцы, и, резко изменившись в лице, расплывается в хитрой любопытной улыбке. — Как твой лягушатник? Вернулся? Или все еще своему старику памперсы меняет?

— Ох… — только и вырывается у меня.

— Чего охаешь? — грозит мне пальцем Ада. — Я, между прочим, хочу дожить до дня, когда ты мое счастливое платье выгуляешь.

— Давайте я его на ваш день рождения надену? — предлагаю я.

— Еще чего выдумала! — фыркает старушка. — Я тебе вот что скажу, Леся. Если до сих пор не определилась, для кого счастливое платье надеть, значит нужный человек еще не появился.

— Может быть, он просто еще не вернулся, — пожимаю плечами. Говорю и сама себе не верю, потому что думаю в этот момент не о Викторе, а совсем о другом.

— А ты сама-то хочешь, чтобы твой француз вернулся? — проницательно интересуется Адушка.

Как ей удается так легко читать меня? Опыт? Мудрость? Или я совершенно не умею скрывать эмоции?

— Не знаю, — признаюсь как на духу. — Виктор через восемь дней прилетит, и мы разберемся, кто чего хочет.

— Разберетесь, не сомневаюсь, — важно кивает Аделаида Степановна. — Но сердце-то ты уже другому отдала.

Я резко вскидываю голову, изумленно уставившись на старушку. Откуда она… Я же ей ни полсловечка про Кравцова не говорила.

— Что смотришь? — спрашивает Адушка, загадочно улыбаясь. — Думаешь, я слепая? Жизнь хоть и длинную прожила, но плохим зрением не страдаю. Глаза у тебя горят, девка, и сама вся сияешь. Но боишься чего-то. Будто не уверена в нем или в себе. Женатый, что ль?

Глава 12

Глава 12

Кравцов

— Ого, да тут никак золушка потрудилась, — раздевшись в прихожей, я бодро шлепаю в комнату, удивленно озираясь по сторонам. Квартиру не узнать, везде идеальный порядок. Кухня и полы блестят, пыль с полок исчезла, все вещи на своих местах. Олеся нервно выгружает продукты в холодильник, что-то бубнит себе под нос. Плюхнувшись в кресло, нагло пялюсь на ее задницу, обтянутую синими джинсами.

— Пельменей сварить? — она оглядывается через плечо.

— Только кофе, — отказываюсь я.

— Супер, сделаешь сам, — шарахнув дверью холодильника, Олеся демонстративно сбегает в спальню.

— Ну нет, так нет, — тяжело вздохнув, плетусь в ванную.

После душа чувствую себя гораздо трезвее. Сна ни в одном глазу. Натягиваю на голое тело домашние штаны, иду на кухню и варю чертов кофе. Один себе, другой Веснушке. Взяв обе кружки, направляюсь в спальню. Олеся не спит, сидит в кровати, уткнувшись носом в учебник. Вся такая умная, серьезная и независимая. Ставлю кружку с горячим напитком на тумбочку с ее стороны. Взгляд случайно цепляется за Олеськин телефон, на котором бесшумно высвечивается только что доставленное сообщение:

Вик: «Не могу уснуть. Позвони.»

Что за х*йня?

Олеся вскидывает голову, вопросительно глядя мне в лицо. Видимо, я сказал это вслух. Поставив свою кружку рядом с ее, беру Олесин телефон и бросаю на кровать. Она успевает его поймать, смотрит на экран, раздраженно хмурит лоб.

— Кто такой Вик? — мы пересекаемся взглядами. Веснушка не спешит отвечать, усиливая возникшее напряжение.

— Куратор из фонда, — секунду спустя спокойно произносит она, подтверждая мою недавнюю догадку.

— Почему он пишет тебе в два часа ночи? — задаю вполне резонный вопрос.

— У него дедушка серьезно болеет. Волнуется, — сдержанно объясняет Олеся и снова утыкается взглядом в книгу.

— Поплакаться больше некому? Или ты еще и жилеткой в своем фонде подрабатываешь? — я вырываю учебник из ее рук и сажусь на край кровати. Олеся выпрямляется, складывая руки на груди. Смотрит с вызовом, но пижама с котятами портит все впечатление.

— Не перекладывай с больной головы на здоровую, Саш, — выдает с театральным апломбом. — Думаешь, я не поняла, что вы с соседкой явно не собирались по домам расходиться?

— А ты стрелки не переводи, — парирую я. — Мне по ночам никто не пишет.

— А мне пишут круглосуточно. И не только Виктор. Еще вопросы есть? — нагло спрашивает Леся.

— Я тебе звонил. Раз десять, если не больше. Почему трубку не брала?

— На репетиции была. Не слышала, — она озадаченно хмурится и переходит в атаку. — Ты решил мне допрос устроить? Посреди ночи? Серьезно, Саш?

— Решил. Подумал, что как-то скучно живем, — кивнув, утрирую я.

— Ну так иди, повеселись. Адрес знаешь, — вспыхивает Леся, и я вдруг понимаю, что это действительно наша первая настоящая ссора. — Майя наверняка еще не спит. Развлечет по полной программе, — Олеся продолжает нагнетать. Мне бы заткнуть ее или успокоить, но пока придумываю, как это сделать, она окончательно меня добивает: — Извини, что своим появлением обломала ваши планы. Могли бы просто сделать вид, что не заметили меня. Я бы тоже…

— Херню не неси, Лесь! — взрываюсь, теряя терпение, которого и так не было. — Она бы тоже! Мозги включай хотя бы иногда.

— С моими мозгами полный порядок, Кравцов, а вот твои явно где-то в другом месте, — огрызается Олеся. — Иди поищи. Вдруг найдешь в соседней квартире.

— Да пошла ты, — рявкаю, резко вставая с кровати. Достала. Честно. Прихватив покрывало, я выхожу из комнаты, грохнув дверью.

Похоже, сегодня моя очередь спать на диване.

Олеся

Губы предательски дрожат, в горле ком, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Злости нет, гнев утих. Осталась только обида, гремучая и едкая, как змеиный яд, и удушливый стыд, что не сдержалась. Никогда не устраивала сцен, никогда не чувствовала себя так глупо и унизительно. Сама себя не узнаю. Я не истеричка. Сколько вытерпела с Виктором и ни разу не сорвалась. Молча терпела и надеялась на что-то. Верила, что одумается, образумится и поймет, что кроме меня ему никто не нужен. И дождалась же! Бери тепленьким и радуйся, но нет, я умудрилась в мудака похлеще вляпаться. А Кравцов — молодец, еще и меня виноватой выставил.

Как у него так получается?

Ума не приложу.

Упав на подушку, прислушиваюсь к шорохам в другой комнате. Понимаю, что козел — он, облажался по всем фронтам, и с Майей этой, и в новый год с рыжей шалавой, и с Янкой, будь она неладна, а душа все равно не на месте.

Слушаю, как он нервно ходит по гостиной, гремит посудой, выходит на балкон, и все больше себя ковыряю. Чувствую, что перегнула, наговорила лишнего. Зачем, вообще, рот открыла? Собрала бы вещи и ушла, а так только мучаю обоих. Он ведь не обещал мне ничего. Ни любви, ни верности до гроба. Серьезные отношения? На словах звучит сильно, а на деле пшик, да и только.

Правильно мама сказала — мы просто сожители. Спим вместе, ночуем под одной крышей, иногда перекидываемся парой слов, если удается пересечься в дневное время. Половина семей, если не больше, так же живут и не жалуются.

Вот и меня больше полугода всё устраивало, а сейчас что?

Случилось то, чего не ожидала?

Нет.

Предсказуемая до тошноты ситуация. Там, где Кравцов, всегда толпа баб.

Что, я не знала этого?

Знала и все равно переехала, согласилась попробовать и теперь вдруг наелась?

Не знаю. Честно, не знаю. Сытой себя не чувствую и уходить не хочу. Никто же меня насильно не тянул, наручниками к койке не приковывал. Так чего теперь сопли на кулак наматывать? Нервы попусту мотать? Чудесного преображения от Страйка ждать бессмысленно. Никакая селекция из нарцисса одуванчик не сделает. Нам осталось-то всего ничего. Неполных три месяца. В мае наши пути окончательно разойдутся. Так и должно быть. Правильный и логичный финал для отношений, у которых нет перспектив на будущее. И не потому что он козел, хотя этот факт неоспорим. Дело во мне. С самого начала дело было во мне. Я ему не подхожу, а не наоборот.

Глава 13

Глава 13

Олеся

Он совсем не изменился — первая мысль, которая приходит мне в голову, когда в зале, где проходит собрание волонтеров, появляется Виктор Мартен. Сразу находит меня взглядом и едва заметно улыбается. Серые глаза теплеют, задержавшись на моем лице дольше, чем обычно. Он откровенно меня рассматривает, словно забыв, что мы не одни. В группе никто не знает, что у нас был роман, и я начинаю нервничать. Не хочу становиться объектом сплетен и пересудов, а они возникнут, если Вик не перестанет пялиться.

К счастью, его отвлекает Маринка Смирнова, наша главная активистка. Она не один год сохнет по Виктору, даже не пытаясь скрыть свои чувства. К слову, Марина такая не одна. Почти все наши девочки-волонтеры неровно дышат к красавчику-куратору. Раньше меня это сильно угнетало и раздражало. Слишком большая конкуренция, чтобы поверить в свои шансы на взаимность. Тем не менее каким-то чудом мне удалось привлечь к себе внимание Виктора.

Я помню, как была счастлива, когда он впервые пригласил меня на настоящее свидание. Летела к нему, как на крыльях, земли под ногами не чувствовала. Казалось, что сердце не выдержит, разорвется от избытка эмоций. Не разорвалось, выдержало и даже окрепло, научившись выстраивать стены, отгораживаясь от всего, что ранит и причиняет боль.

Вик оказался не таким, каким я его себе нафантазировала. Розовые очки разбились уже после второго настоящего свидания, на котором я лишилась девственности. Первый секс был неплох. Никакой особой боли, немного неприятно, но терпимо. Меня поразило и оглушило то, что Виктор сказал после… о своих планах на нас. Точнее, об их отсутствии. Секс без обязательств — все, что он мог мне предложить. Вот это было действительно больно, но я согласилась сразу, почти не колеблясь. Наплевала на гордость, на стыд, на чувство собственного достоинства и привитые с детства принципы. Вик звонил, я бежала, как собачка по свистку, и безропотно делала все, что он просил, боясь потерять его расположение. Периодически мне нравилось. Как любовник, Вик эгоистом не был, но я не всегда могла до конца расслабиться, потому что все мои мысли крутились вокруг вопроса: позовет ли он меня еще или это наш последний раз?

Знаю, что это выглядит жалко и унизительно, но я ничего не могла с собой сделать. Виктора винить не в чем. Я сама позволила ему быть потребителем и эгоистом. Окончательный разрыв был вопросом времени, но это я понимаю сейчас, а еще год назад жила надеждой, что однажды Вик захочет большего.

«Однажды» наступило, но ирония состоит в том, что теперь я ничего не хочу.

Он опоздал.

После общего собрания в «Содействии», Вик ведет меня в «наше» кафе, находящееся в этом же здании. Мы садимся за тот же столик, что и обычно, заказываем себе по кофе и сэндвичу. Мартен говорит, что рад меня видеть, а я слишком измучена минувшими выходными, чтобы выдать хоть какую-то адекватную реакцию. Кравцов выжал из меня все соки, устроив секс-марафон на выносливость. Затрахал в прямом и переносном смысле слова. Начал в субботу вечером и закончил этим утром. Промежутки на сон, еду и душ были такими незначительными, что практически стерлись из памяти. Кое-что еще стерлось, но не будем вдаваться в анатомические подробности. Ближайшие пару дней Страйку точно ничего не обломится. Я физически не вывезу.

— Ты меня не слушаешь, — констатирует Вик, заметив мою отстраненность.

— Прости. Не выспалась, — извиняюсь, потянувшись к стаканчику с кофе. Его взгляд темнеет, полные красивые губы кривятся в недоброй усмешке.

— Твой новый е*арь не давал спать? — грубо спрашивает он. Обычно Виктор не позволяет себе подобного тона, но видимо у него всерьез подгорает в одном месте. Я не чувствую неловкости, потому что не должна перед ним отчитываться.

— Во-первых, не новый. Мы живем вместе с июня этого года, а во-вторых, еще одно хамское слово, и я уйду, — спокойно ставлю грубияна на место.

— Ты изменилась, Алесия, — окинув меня изучающим взглядом, заявляет Вик. — Стала дерзкой, уверенной. Взрослеешь, — он снова ухмыляется, пытаясь меня задеть. Я спокойна как удав. Непробиваема, как бетонная стена. Взрослею. В этом Вик абсолютно прав.

— Меня Олеся зовут. Запомни, пожалуйста, — подчеркнуто вежливо прошу я.

— Не говори со мной так!

— Как?

— Словно я — пустое место, — он нервно проводит по вьющимся волосам, рассеянно оглядывая помещение кафе.

— Тебе кажется, Виктор, — смягчившись, возражаю я, автоматически замечая, что на нас глазеют посетители за другими столиками. Точнее посетительницы, и не на нас, а на Леманна.

Ничего нового. Так было всегда. Куда бы мы ни шли, Вик постоянно оказывался в центре женского внимания. Модельная внешность, высокий рост, спортивное тело, брендовые шмотки. Я тоже в свое время запала на идеальную внешнюю обложку, а влюбилась за жизненную позицию. Вик идеален во всем, что не касается личной жизни.

— Я не хочу тебя терять, Олеся, — откровенно признается он. — Что мне сделать, чтобы ты дала нам еще один шанс?

— Вик…

— Нет, послушай, — Виктор накрывает мои ладони своими. — Мы неправильно начали. Я не воспринимал тебя всерьез, вел себя, как последний кретин. В Париже я многое переоценил и понял, как сильно заблуждался. Никогда ни по кому так сильно не скучал. Думал о тебе каждую минуту. Представлял, как вернусь и все исправлю. Клянусь, с теми девчонками с фото у меня ничего не было. И ни с кем не было.

— В это трудно поверить, Виктор, — скептически говорю я. — Учитывая, что мы расстались, ты не обязан был…

— Я никого другого не хочу, — перебив меня, импульсивно бросает Вик. — Только тебя, Олеся. Ты мне нужна. Очень сильно. Я признаю свои ошибки и готов меняться.

— Виктор, я тебе изменила и живу с другим мужчиной, — безжалостно напоминаю я. Черты его лица застывают, в глазах отражается боль, но он не собирается сдаваться.

— Этого бы не произошло, не будь я таким слепым ослом.

Глава 14

Глава 14

Суббота

Олеся

— Вашей семье, наверное, приходилось много переезжать? Как вы с этим справлялись, Виктор? По себе знаю, что детям частая смена обстановки дается нелегко, — мама сочувственно улыбается долгожданному гостю, расплываясь в милейшей улыбке. Мы с папой дружно переглядываемся и синхронно закатываем глаза.

— Я бы не сказал, что мне было как-то особо тяжело, — благодушно отвечает Вик. — Переезд был всего один. Отец получил должность во французском консульстве в Москве, когда мне было пять. Мама годом позже. До десяти лет я оставался в Париже, жил с дедом в его поместье. Переехал к родителям уже в осознанном возрасте и с четким пониманием, что мой дом отныне здесь, в Москве. Я ходил в школу при посольстве, учил русский язык, завел много новых друзей, — подробно рассказывает Виктор, слегка подыгрывая моей матери жестикуляцией.

Они оба выглядят, как важные гости на приёме у английской королевы. Мартен в строгом деловом костюме с бабочкой и белоснежным воротничком, маман в стильном классическом платье, с безупречным макияжем и прической. Я на фоне их аристократического великолепия чувствую себя случайно затесавшейся на пир господ деревенщиной, хотя и постаралась одеться прилично… для дня рождения на даче. Черные джинсы, кремовая водолазка и кроссовки. Волосы заплела в длинную косу, накраситься забыла. Вылитая Дуняша, дочь настоящего русского богатыря. Папа, к слову, у меня весьма крепкой комплекции. Высоченный, здоровенный. Одни плечищи чего стоят. Мы с мамой рядом с ним, как две Дюймовочки. Он хоть и именинник сегодня, но тоже решил одеться по-простому. В смокинге рыбу на гриле готовить несподручно. Семга, кстати, уже аккуратно разложена по тарелкам.

Сервировка стола сегодня на высшем уровне. Как в лучших домах Парижу. И смешно, и грустно. Мама с раннего утра меня гоняла, как Золушку, и сама не оставалась в стороне. Совместными усилиями выдраили небольшую гостиную, достали хрустальный бабушкин сервиз, отполировали до блеска, потом взялись за готовку и едва управились к трем. Жульен, трюфели, луковый суп, цыплёнок в вине и салат с анчоусами под лимонным соусом… Видел бы Кравцов весь этот ассортимент, удавил бы меня на фиг. Ему я ничего сложнее пельменей и омлета не готовила. Клянусь, исправлюсь! Завтра приеду и что-нибудь вкусненькое сварганю, полы помою и унитаз начищу. Даже рубашки его поглажу. Честное слово!

— Не скучаете по Парижу? — с интересом любопытствует мама, не сводя пристального взгляда с моего липового жениха. Не могу с уверенностью сказать, что он ей понравился, но неприязни не вызвал — это факт. Пока она присматривается, а вердикт озвучит позже и мне лично.

— Не успеваю соскучиться. У деда в последнее время обострились проблемы со здоровьем, приходится часто летать в Париж и жить на два дома, — с печальной миной сообщает Виктор.

— Сожалею. Надеюсь, сейчас все в порядке? — осведомляется маман, одарив Виктора сочувствующим взором.

— А что себе старика не заберете? — вступает в разговор отец. Кажется, сегодня это его первое официальное обращение к Виктору. Папа, вообще, всегда такой молчун. Не любит он попусту чесать языком.

— Пробовали уговорить, но дед у меня с характером. Не поддается. Говорит: умирать буду дома.

— Его можно понять, — хмыкнув, кивает папа. — А у тебя какие планы на будущее? И на Олесю в частности?

— Планы? — Виктор немного теряется от панибратского тона и вопроса в лоб, но быстро приходит в себя и отвечает четко и по делу: — Я закончил Институт Дружбы Народов, работаю в крупном благотворительном фонде. Собираюсь и дальше развиваться на данном поприще. На Олесю у меня самые серьезные планы. Не волнуйтесь, в Париж не увезу. Здесь обоснуемся.

— Не рановато ли для серьезных планов? — прямо спрашивает отец. — Олесе всего девятнадцать. Куда спешите?

— Игорь, они оба уже взрослые, сами решат, как для них лучше, — мама дотрагивается до папиного плеча, смущенно улыбаясь гостю. — Тем более, что о браке пока речи не идет. Я же правильно вас поняла, Виктор?

— Я сделал Олесе предложение. Она пока думает, — ошарашивает нас всех Вик. Нервно икаю, метнув в него яростный взгляд. Что он несет? Мы же договаривались, что никаких разговоров о свадьбе.

— Вот оно как! — хмуро произносит отец, отодвигая в сторону тарелку и складывая руки на столе. — Родителей своих поставил в известность? — от папиного сурового тона я сама вся сжимаюсь. От навалившегося дерьмового предчувствия становится трудно дышать.

— Игорь Степанович, мои родители давно знают о моих чувствах к вашей дочери и очень хотели бы с ней познакомиться лично, но Олеся никак не решится. Если бы вы могли как-то повлиять…

— Вик, хватит нести чушь! — вне себя от ярости шиплю я.

— Почему чушь, Лесенька? — вмешивается мама. — Я думаю, что нам обязательно нужно устроить общую встречу и всем вместе пообщаться.

— Свет, угомонись, — папа бросает на жену предостерегающий взгляд. — Если Олеся не готова знакомиться с семьей Виктора, значит время ещё не пришло. Я привык доверять своей дочери.

— Спасибо, пап, — выдыхаю с облегчением. Но я рано радуюсь.

— И раз уж вы решили жить вместе, то я должен быть уверен, — отец устремляет тяжёлый взгляд на Виктора. Мое сердце испуганно дёргается в груди и падает в пятки. — Я должен быть уверен, что ты осознаёшь ответственность, которую тебе, как мужчине, придётся нести за обоих.

— Разумеется, — заверяет Вик.

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что с Олесей полноценной семьи у вас никогда не будет?

— Почему? — с заминкой удивленно спрашивает Виктор и, повернув голову, недоумевающе смотрит на меня, потом поочередно на родителей.

— Ты ему не сказала… — с досадным вдохом констатирует мама.

Я опускаю взгляд на свои ладони, прилежно лежащие поверх колен. Хочется провалиться сквозь землю или встать и уйти по-английски, или хотя бы по-французски. А по-французски — это, интересно, как?

Глава 15

Глава 15

Кравцов

Заваливаюсь домой около десяти утра, специально громыхаю дверью, оповещая о своем прибытии. Напрасно стараюсь, потому что, судя по шуму воды, доносящегося из ванной, Олеся в душе. Отмокает после пьянки и гнусаво завывает в голос. Отнюдь не песни, как обычно бывает, когда она встает в хорошем настроении. Сегодня у нас по сценарию плачь Ярославны. С рыданиями, соплями и икотой. Сначала дел наворотит, а потом в слезы. Пожалейте дуру несмышлёную. Сука, как же меня задрал этот детский сад, штаны на лямках.

Скинув в прихожей пуховик и обувь, раздраженно прохожу в квартиру и агрессивно барабаню в дверь ванной.

— Выходи. У тебя минута, чтобы сопли подобрать, — громко, так, чтобы наверняка услышала, рявкаю я. Рыдания внутри резко затихают, а шум воды, наоборот, усиливается. — Время пошло, Олеся. Я не шучу. Дверь вынесу, а платить за ремонт тебя заставлю.

Засекаю время и иду в спальню. Кровать заправлена, на полу лежит открытый чемодан с небрежно набросанными в него вещами. В верном направлении мыслит. Наконец-то взрослое решение. Не хочешь жить по-человечески — уходи.

И все вроде правильно и логично. Именно на такой расклад и реакцию я и рассчитывал, но почему-то от вида собранных Веснушкиных шмоток свирепею еще сильнее. До такой степени, что со всей дури пинаю дурацкий розовый чемодан. Тот влетает в стену и захлопывается, часть содержимого успевает вывалиться наружу. Выпустив пар на ни в чем неповинную вещь, подхожу к окну, тру пульсирующие виски, пытаясь успокоить сверлящую боль. Надо переключиться, сконцентрироваться на чем-то другом. Смотрю во двор. Снег снова валит стеной. Небо затянуто серыми тучами, ни намека на просвет. На площадке ни души, ни одного свободного парковочного места. Привычное сонное утро воскресенья. Развернувшись спиной к унылому серому пейзажу и опершись на подоконник, в напряженном ожидании гипнотизирую проем спальни. Секунды неумолимо текут сквозь пальцы, гребаная минута давно истекла, но чему я удивляюсь? С пунктуальностью у Олеси тоже беда.

Она появляется бесшумно и на удивление внезапно, словно призрак, воплотившийся из воздуха. Либо я был так занят сражением с бушующим внутри гневом, что пропустил, как открылась дверь ванной комнаты. Веснушка неуверенно делает несколько робких шагов в комнату и застывает, подняв на меня несчастный взгляд. В плюшевом спортивном красном костюме с оленями и в теплых носках Олеся и сама похожа на трусливого Бемби. Яркий цвет толстовки подчеркивает нездоровую бледность лица и покраснения вокруг глаз. Влажные волосы собраны в небрежный пучок на затылке, веки опухли от слез, в глазах отчаянье, губы искусаны и дрожат. Она часто моргает, стараясь не расплакаться снова. Пытается храбриться, выпрямляет плечи и продвигается еще на пару шагов. Затем смотрит в сторону, на свой переместившийся чемодан, и прикрывает рот трясущейся ладошкой, беззвучно всхлипывает, опустив голову, и вся словно сжимается и гаснет, лишившись последних сил.

— Я не знаю, что сказать, — мяукает, как выброшенный под дождь беспомощный котенок. Такой же, как те, что мы везли в коробке к черту на куличиках. Но тогда Олеся выглядела и вела себя иначе. Не тушевалась и не лезла за словом в карман.

Осознание произошедшей с ней разительной перемены скребет где-то глубокого за ребрами, не дает сделать полноценный вдох. Я, бл*ь, и сам не знаю, что сказать. Все слова и упреки улетучились, как сигаретный дым, потеряв какой-либо смысл. Покурить бы сейчас, но не тащить же ее с мокрой головой на балкон. И так всю зиму ходит сопливая и с охрипшим горлом.

Она медленно подходит вплотную, все так же не поднимая глаз, и потерянно тычется носом в мой свитер, обнимает обеими руками и прижимается всем телом, плотно закрывая глаза.

— Прости, пожалуйста, — хрипит сбивающимся голосом, отчаянно впиваясь пальцами в мою спину.

Я снова вспоминаю про злосчастных котят и, сделав глубокий вдох, обнимаю вздрагивающие худые плечи в ответ. Это происходит непроизвольно, на чистых инстинктах. Мозг в глубокой заморозке, эмоции рулят, заставляя утешать ту, что почти на сутки превратила меня в бешеного ревнивого идиота.

— Все не так… Это спектакль для родителей, — сипло шепчет Веснушка, сгребая в кулаки ткань моего свитера. — Я такая дура, Страйк. С Виком у нас ничего. Совсем… Клянусь чем угодно. Он меня выручил и всё.

Бл*ь, ну я же должен злиться, изрыгать гром и молнии, гнать ее в шею и избавиться наконец-то от утомительных бесперспективных отношений. Но ничего подобного не происходит. Как под гипнозом я глажу ее плечи, стираю большими пальцами сочащиеся из-под зажмуренных век слезы и бережно беру в ладони заплаканное пепельное лицо, заставляя взглянуть на меня. Она открывает мшисто-зеленые глаза, и я вязну в них, как в топком болоте, считая янтарные всполохи на потемневших радужках.

— Мы когда-то встречались. Я была сильно в него влюблена. Это правда… — собравшись с духом, продолжает исповедаться Олеся. — Потом Виктор уехал в Париж, чтобы ухаживать за своим дедом, а я стала встречаться с тобой, и все как-то само собой закончилось. Он вернулся неделю назад, мы поговорили и решили остаться друзьями. Виктор с самого начала знал про тебя… и тебе я о нем говорила, но ты не поверил, — припоминает она наш давний разговор.

Так оно и было. Я тогда не воспринял ее слова всерьез, считая чудачкой и выдумщицей, набивающей себе цену. Значит, француз был настоящий, а я — тот, с кем она изменила ему, когда обстоятельства вынудили парня уехать. Зашибись история. Заставляет задуматься о многом.

— Для чего ты потащила его с родителями знакомиться? Зачем весь этот цирк, Олесь? — мой голос звучит на удивление ровно и спокойно, несмотря на то, что внутри снова концентрируется неконтролируемый и вполне оправданный гнев. — Ты меня стесняешься? Или снова врешь, придерживая своего француза, как запасной аэродром после моего отъезда?

— Я не хочу с тобой расставаться, — она уходит от прямого ответа, опуская ресницы, и тем самым только подливая масла в огонь. — Но уйду, если ты больше не хочешь иметь со мной ничего общего.

Глава 16

Глава 16

Середина апреля

Олеся

— Опаздываем, Лесь. Шевели булками, — грозно кричит с кухни Кравцов, громыхая бутылками.

— Пять минут, — отзываюсь, надевая перед зеркалом белое платье в крупный горох.

То самое. Адушкино. Особенное. Счастливое. Бережно разглаживаю складки на подоле, поправляю рукава-фонарики, трогаю кружево на груди. Сидит шикарно, как на меня сшито. Вот бы Аделаиде Степановной показаться, порадовать. Она меня в каждую нашу встречу пытает, когда я платье выгуляю. Торопит, боится не дожить до моего дефиле, а я оптимистично заверяю, что мы еще на ее сто десятом юбилее спляшем.

Сердце разрывается от мысли, что однажды нам придется расстаться. Хотелось бы не думать о плохом, но я вижу, как моя любимая сварливая старушка медленно угасает. Перед выпиской ее лечащий врач напоследок шепнул, что следующий приступ скорее всего станет для Аделаиды Степановной последним. Сделать ничего нельзя, в больнице держать бессмысленно. Организм исчерпал свои ресурсы и может отключиться в любой момент. Больно и страшно. Словно о двигателе рассуждаю, а не о живом человеке. Жутко от мысли, что я тоже могу точно так же выключиться, словно сгоревшая микроволновка, ничего после себя не оставив. Как будто меня и не было никогда, а в мире ничего не изменится, никто даже не заметит…

Стоп! Отставить депрессуху! Улыбаться, радоваться жизни, дорожить каждым мгновеньем и стараться делать этот мир лучше. Только вперед и ни шагу назад. Перебрав все лозунги, что удаётся вспомнить, чувствую себя гораздо увереннее и бодрее. Порывшись в косметичке, крашу губы перламутровым блеском, заплетаю волосы в густую косу и подмигиваю своему отражению. Ну вылитая Аленушка. И козленочек даже есть. Как раз готовится нализаться до потери копыт.

— Олеся! Давай быстрей, я сумки в машину отнесу. Вернусь, чтобы была готова, — поторапливает Страйк, громыхая где-то в области прихожей.

Сашкины родители в отпуск на неделю смылись, а он, пользуясь случаем, решил семейный особняк разнести. У него же сегодня великий день. Мальчик повзрослел еще на год. Целых двадцать восемь лет… Очень хочется добавить в рифму, но к имениннику сегодня особое отношение. Все-таки праздник, а я и так с утра отличилась. Подарила Страйку билет на благотворительный балет в доме престарелых в Химках, небольшой террариум с шипящими мадагаскарскими тараканами и сетку мандаринов. Саша, само собой, выпал в осадок от моих даров, а я же от души, от чистого сердца. Он мне сам на днях говорил, что хочет сходить на культурное мероприятие. Заказано? Сделано. Потом как-то жаловался, что ему надоело дрессировать моих тараканов. Так я ему других подогнала, раз с моими не справляется. Может, с этими быстрее найдет общий язык. А мандарины и как наш личный символ, и на праздничном столе пригодятся.

Вообще, я пришла к выводу, что Кравцову молиться на меня надо, а не глаза закатывать. Где он еще такую заботливую найдет?

— Ну что? Идем? Ты… ох, бля…, — застыв на пороге, Страйк бледнеет, потом краснеет, уставившись на меня, как на седьмое чудо света.

— Не нравится? — расстроено спрашиваю я, не понимая, что опять ему не так.

Красивое же платье. Настоящий винтаж, ручная работа, сшито в единственном экземпляре. В музее одежды его бы с руками оторвали, а он морщится, словно за раз килограмм лимонов сожрал.

— Круто выглядишь, малыш, — внаглую врет Кравцов, поняв, что дал маху с реакцией. — Я в восторге. Правда. Ты сегодня просто неподражаема с самого утра, но тормозни с сюрпризами. Ок? Мы же не на маскарад едем, — подходит ближе, приподняв мое лицо за подбородок. — Не обижайся, Лесь. Ладно? У нас баня, шашлыки по плану, а ты … в этом. Хочешь, завтра в театр пойдем? Там уместнее будет.

— Завтра ты не встанешь. Отсыпаться целый день будешь.

— Значит, в следующие выходные, — улыбается змей-искуситель и целует меня в кончик носа.

— В следующие у нас балет, — обиженно соплю я.

— В доме престарелых. Такое шоу пропустить никак нельзя. Оторвемся, малыш, — ухмыльнувшись, Саша гладит меня по голове, словно капризного ребенка. — У тебя же есть костюм с оленями. Самое то для тусовки на природе. Тепло и комфортно.

— Угу, — киваю я и выгоняю его из комнаты.

Как им эти шашлыки и баня не надоедают? Никакого воображения. Из раза в раз одно и тоже. Любой повод собраться компанией превращается в пьяный день сурка с дебильными шутками и анекдотами. Отупеть можно. Вроде врачи, интеллигенция… Хотя работа у них нервная, постоянный стресс, ответственность, понять можно.

Придумала! Подарю ему футболку с надписью: «Хочешь бездарно потратить время? Спроси меня как». Жаль, что к первому апреля не сообразила, но лучше поздно, чем никогда.

На место мы прибыли к полудню. Все сразу. Только Вадик Смоленский где-то задержался, но по нему никто особо не скучал. Кроме меня. Он из всех друзей Кравцова самый тихий, культурный, скромный, воспитанный и поэтому незаметный. Пьет мало и редко, всегда один, держится в стороне, наблюдает за всеми, изредка вставляет пару умных фраз. Интеллектуал, одним словом, но уж больно стеснительный. Тем не менее мне с ним общаться намного интереснее и приятнее, чем с Олегом и Максом. Саша в компании друзей тоже неуловимо меняется, и меня это слегка подбешивает. Дома он совсем другой, а как соберутся вместе, словно с цепи срывается, детство в одном месте играть начинает.

С Яной и Мариной — история отдельная. Вначале мы вроде отлично поладили. А потом они стали держаться особняком, хотя я ничем их ни разу не обидела. Саша, конечно, ничего подобного не замечает, считает, что я придираюсь и не умею расслабляться. А мне и учиться у них не хочется. Поэтому на совместных попойках мы с Вадиком свой тандем по интересам организовали. Садимся рядышком, как два синих чулка, и трындим обо всем на свете, пока остальные заправляются алкоголем и веселятся.

Но пока Вадика нет, приходится примкнуть к девчонкам. Парни на нас благополучно повесили разбор пакетов, готовку и стол, а сами, как обычно, устроили мальчишник на улице. Пока они занимаются шашлыком и баней под мужские разговоры с вискариком, мы в шесть рук накрываем поляну в доме. Парни возвращаться не торопятся, им и без нас весело и задорно. Мясо жарится, алкоголь под рукой. Что еще нужно для полного счастья? В общем, затосковав, мы садимся за стол без своих загулявших мужчин.

Часть 2. Невесомость. Глава 1

Часть 2 Невесомость

Глава 1

Майя

Первый раз я увидела его с балкона.

Это был самый обыкновенный зимний вечер, наступивший после самого обыкновенного рабочего дня. Я не могла уснуть и, прихватив с собой бокал вина и пачку сигарет, вышла подышать. Кутаясь в теплый плед, равнодушно глазела на звездное небо, тихо падающий снег, опустевший двор, забитую машинами стоянку и ни о чем, абсолютно ни о чем не думала. Быстро остывшее вино царапало горло, сигаретный дым выедал глаза, пальцы онемели от холода. И вроде ничего плохого не случилось, но на душе было паршиво и как-то слякотно, одиноко, тускло…, а если одним словом, то никак. Может, предчувствие уже тогда подкидывало мне предостерегающие знаки, но я их по дурости пропустила.

Он вышел из припаркованного автомобиля. Обычный парень в спортивном коротком пуховике, черных джинсах и без шапки. Снег падал на его темные волосы, а он неспешно курил, привалившись к капоту, и явно никуда не торопился. Я почему-то решила, что парень кого-то ждет. Возможно, таксист, личный водитель или чей-то бойфренд. Но никто из дома не выходил, и он тоже не двигался с места. Задрав голову, задумчиво смотрел на звезды, не замечая, что стал объектом моего наблюдения.

Вино в бокале превратилось в лед, в заледеневших пальцах тлела третья по счету сигарета, время словно замерло. Я еще не понимала, что происходит, ни удара молнии, ни бабочек в животе, самое банальное любопытство, вызванное самой банальной скукой. Мне показалось, что он чем-то расстроен и так же одинок в этот холодный нежный вечер. Дико захотелось окликнуть незнакомца и позвать к себе, заварить горячий чай, спросить, как дела, чем он занимается, живет и дышит, о чем мечтает, кого любит… Страшная неоправданная глупость, мимолетный внезапный порыв, который резко оборвался, когда он затушил сигарету и, оторвавшись от капота, уверенной походкой направился в соседний подъезд.

Разочарованно выдохнув облачко пара, я поставила замёрзший бокал на столик и закурила снова, продолжая пялиться на то место, где только что стоял незнакомец. Без всяких на то причин меня вдруг охватило необъяснимое чувство потери, одиночество ощущалось в разы острее, чем пять минут назад. Задохнувшись, я сжала края пледа, прижимая его к груди. Зажмурилась, прогоняя наваждение. Ледяные снежинки беспощадно кололи раскрасневшиеся щеки, поднявшийся ветер шевелил распущенные волосы. На соседнем балконе хлопнула дверь…

— Все нормально, я дома, а тебя, где черти носят? — раздался низкий мужской голос, немного раздраженный, чуточку злой, но все равно жутко приятный на слух.

Я каким-то шестым чувством поняла — это он. Тот никуда не спешащий парень с парковки. С высоты пятнадцатого этажа он показался мне гораздо моложе, чем представлялся на слух. В голосе не было ни плавности, ни неспешности. Он говорил четко, уверенно и твердо, как человек, который редко в чем-либо сомневается. Правильная дикция, чувственный тембр, мужская мощная энергия в каждом слове. Меня бросило в дрожь. Не от холода, нет. Меня всегда тянуло к сильным волевым мужчинам, жестким, негибким, даже немного деспотичным. Не знаю почему… Горький привет из безрадостного детства или интуитивная потребность в более сильном и самодостаточном партнере, чем я сама?

— Ты шутишь? Какая еще поисковая группа? Тебе заняться нечем? Я с тобой скоро поседею или с голоду умру, — отчитывал кого-то мой сосед, а я блаженно улыбалась, гадая, как так вышло, что мы не встретились раньше.

Выругавшись, он замолчал, вероятно сбросив вызов. Когда спустя пару минут балконная дверь снова хлопнула, я тоже вернулась в квартиру и, рухнув в постель, уснула, как убитая, а встав рано утром, поймала себя на том, что постоянно прислушиваюсь к звукам за стеной, представляя, чем занимается в этот момент мой сосед.

Спустя неделю я уже не фантазировала, а точно знала его имя, где он учится и работает, с кем живет и как часто занимается сексом. Тонкие стены создают только видимость уединения. При желании и хорошем слухе соседи могут быть в курсе всех наших дел, не прилагая никаких особых усилий, и я этим бессовестно воспользовалась.

Так всё и началось.

Лицом к лицу мы встретились только через месяц. Не в лоб, с расстояния в десяток метров, но они не помешали мне рассмотреть все, что нужно. Зря, конечно, лучше бы я просто отвела взгляд и прошла мимо, но мне было любопытно до чертиков. Созданный в голове образ не складывался без четкого визуала. Мне не повезло…

Он был хорош и по-настоящему горяч. Мой мерзкий бывший даже рядом не валялся. Я искренне пыталась, но так и не придумала к чему прицепиться. Может, проблема заключалась в том, что он полностью подходил под мой вкус, или я уже безнадежно влюбилась, но еще не осознавала всей серьезности своего плачевного положения.

В моей памяти он отпечатался именно таким. Холеный, красивый, самоуверенный говнюк с резковатыми, но правильными чертами, породистыми скулами, темно-синими глазами и стильно подстриженными темными волосами. Словно заглянув в мои мысли, его бесцветная подружка запустила в них свои пальцы, игриво растрепав на затылке. Он тут же обнял ее за талию, быстро поцеловал в кончик носа и увлек в сторону подъезда. Я едва не лопалась от злости, глядя им вслед, и искренне недоумевала, как этой невзрачной бледной моли удалось подцепить парня моей мечты. Еще больше бесил тот факт, что он снова меня не заметил, потому что на этот раз спешил домой.

Меня это не устраивало, а значит, пришло время вмешаться.

Подходящий момент подвернулся в конце февраля. Со своего наблюдательного поста на балконе я увидела, как сосед с другом зашли в бар в нашем дворе. Дальше события развивались как по накатанной.

Вызывающее платье, яркий макияж, легкомысленная улыбка и томный взгляд. Он попался мгновенно, едва взглянув в мою сторону, но, когда я подсела за их столик, ликование быстро утихло. Объект моей нездоровой одержимости оказался не так прост и вел себя, как настоящий говнюк, но меня это ничуть не остудило. Скорее, наоборот. Я приняла вызов и пошла в наступление, забив на то, что он может обо мне подумать.

Глава 2

Глава 2

Майя

Три года спустя. Санкт-Петербург

— Ты чего вскочил? Рано еще, — продолжая взбивать крем, я оглядываюсь через плечо на заспанного мужа. — Семь утра. У тебя первый выходной за две недели. Совсем ошалел со своей работой?

Саша стоит в проеме в одних штанах, помятый, лохматый, небритый и до конца не проснувшийся. Судя по хмурой физиономии, явно встал не с той ноги, но его это ни капли не портит. Я давно для себя поняла и приняла, что мне он таким нравится больше.

— Сама-то чего не спишь? — лениво почесывая рельефный торс, он шлепает к холодильнику. Открыв, долго пялится в него, как в зеркало, а я на его широченные плечи. Хорош паршивец, с какой стороны ни посмотри. Плохо, что не я одна это замечаю.

— Так мы же с Маринкой бегаем по утрам. Попробуй потом уснуть, — натянув улыбку, непринужденно отвечаю я. Так и не определившись с выбором, Саша закрывает холодильник и поворачивается ко мне лицом.

— Что готовишь?

— Торт с пломбирным кремом и фруктами. Тебе в прошлый раз понравился. Решила повторить.

— Ясно, — без энтузиазма отзывается он. — Я в душ, кофе пока свари и сэндвич сделай по-быстрому.

— Почему по-быстрому? — спрашиваю с упавшим сердцем, ощущая, как руки начинают предательски дрожать.

Саша может даже не отвечать, и так все предельно понятно. Выходной опять сорвался, с праздничным ужином заморачиваться смысла нет. Про нашу годовщину он благополучно забыл. Как и в прошлый, и позапрошлый год. Молодец, Кравцов, не изменяет себе. А мне… мне можно. Я же дура, слепая, глухая, безмозглая. Высшее образование — так для галочки, ненужный атрибут для удобной домашней клуши, которой без напряга можно вешать лапшу на уши. Уверена, что именно такой Кравцов меня и видит. Глубже заглянуть он никогда не пытался.

— Через час я должен быть в больнице, — ставит перед заведомо известным фактом мой супервнимательный муж.

— Надолго? — выключив миксер, интересуюсь безжизненным тоном.

— Не знаю, Май. У тебя на меня планы какие-то были?

— Я день за свой счет взяла, — отчаянно пытаюсь не разреветься от обиды. — Думала, мы побудем вдвоем…

— С подружками сходи куда-нибудь, — равнодушно отзывается Кравцов. — Отдохни, расслабься, нарядись, в салон красоты сходи, а то совсем на себя забила. Я один день и без ужина и наглаженных рубашек переживу.

— Тебе же не нравится, когда я с подругами встречаюсь.

— Мне не нравится, когда ты домой пьяная приходишь, — раздраженно припоминает он мне один единственный случай. И то у меня тогда повод был. Железобетонный. Ему я его, разумеется, не озвучила. Он бы не понял, еще и крайней выставил. Мужчинам очень сильно не нравится (мягко говоря), когда без спроса залезают в их телефон. Мне оно надо? — Май, ну ты чего? — заметив мое подавленное состояние, смягчается Кравцов.

— Все нормально, Саш. Иди в душ. Опоздаешь, — отмахиваюсь я, тыльной стороной ладони стирая с щек предательскую влагу. Приблизившись, он подхватывает пальцами мой дрожащий подбородок.

— Мы же договорились, что больше никаких слез, — от его внимательного взгляда хочется убежать, но я безропотно стою на месте. — Сейчас, правда, не время для планирования ребенка. Ты сама видишь, что я постоянно в клинике. Какой из меня отец при таком графике?

— Когда мы расписывались, ты об этом не думал, — шмыгнув носом, сипло бормочу я.

— А у меня выбор был? — безжалостно произносит он. Знает, сволочь, куда бить, чтобы побольнее. Одернув руку, Саша отступает назад, упираясь спиной в барную стойку.

— А если бы он родился? Ты бы так же…

— Май, хватит, — резко обрывает Кравцов. — Что случилось, то случилось. Пора успокоиться и жить дальше. Не можешь? Я могу предложить один выход.

— Тебе совсем на меня плевать? — всхлипываю я, чувствуя себя полным ничтожеством.

Раньше сама смеялась с таких вот амебных прилипал, наивно полагая, что уж меня-то никогда ни один мужик не превратит в унылую, жалобно блеющую овцу, не способную дать полноценный отпор и отстоять свои границы.

— Что бы я ни ответил, ты же все равно останешься при своем, — сунув руки в карманы, он одаривает меня неприязненным взглядом. — Давай лучше закроем тему. Согласна?

— Да, — послушно киваю, проглотив горький комок.

— Вот и славно, — улыбнувшись, он отрывается от столешницы и ленивой походкой уходит из кухни. — Кофе и сэндвич не забудь, — бросает по пути.

— Может, тебе еще отсосать? — запоздало огрызаюсь я, надеясь, что муж не услышит.

— В другой раз, Май, — смеется Кравцов. Скотина бессовестная. А я дура бесхребетная, терпила, тряпка.

Ненавижу.

Не мужа. Себя. И сделать ничего не могу. Думала, время пройдет, отпустит, но нет, только хуже становится. Помешательство какое-то. Самой от себя тошнит, а красиво уйти, гордо хлопнув дверью, слабо. Слишком тяжело он мне достался, чтобы так легко отказаться.

— Черт! — спохватившись, я проверяю коржи в духовке. Фух, еще пару минут и подгорели бы. Торт на годовщину — дело святое, особый ритуал, который я не собираюсь отменять из-за того, что мой муж — редкостный козел. Съест, никуда не денется. И торт, и ужин. Жаль, что он совсем не пьет, дела бы с зачатьем пошли быстрее, но ничего… я и так справлюсь.

Кравцов

— Херовый день? — любопытствует Олег, завалившись в ординаторскую. Бегло оценив мою мрачную физиономию, он ставит передо мной бумажный стаканчик с чаем и садится за соседний стол. — Тебе явно нужнее.

— Спасибо, но ты и сам выглядишь не фонтан, — иронично замечаю я, потягивая затекшую шею.

— В два часа ночи вызвали, ироды. Экстренный случай, но вроде обошлось, стабилизировали, — Богданов устало трёт лицо. — А у тебя что? Тоже тяжёлый пациент? — спрашивает или скорее констатирует Олег, окинув меня понимающим взглядом.

— У меня легких не бывает, — сделав глоток чая, я отодвигаю в сторону рабочий ноутбук, чтобы случайно не залить.