Под маской пса

ПРОЛОГ

Медноволосый мужчина сидел в одиночестве.

Комната, в которой он находился, была просто обставлена, но в то же время опытный взгляд распознал бы в правильных и лаконичных линиях мебели благородные сорта дерева, пошедшего на её изготовление. Кресло, на спинку которого откинулся мужчина, не имело декоративных завитушек, но при этом выглядело настолько дорогим, насколько это было возможно. Картины известного мастера висели над камином, сложенным из необработанного камня – сложенным так, что это давало тот же эффект видимой простоты и качества – явно были подлинниками, не просто украшавшими стену, но подобранными под настроение. Тут и там в полутемной комнате десятки мелочей указывали на то, что их хозяин может позволить себе любую роскошь, но чурается роскоши показушной, золоченой лепнине предпочитая дорогое качество.

Спинки стульев, стоявших вокруг большого овального стола, в противоположность остальной мебели, имели украшение. На дереве каждого из них был вырезан герб: оскаленный пес, держащий в передних лапах рукоять меча. Рукоять оканчивалась гардой, но лезвия у меча не было. Пес стоял на задних лапах и было видно, что хвост у геральдической собаки короткий, словно обрубленный наполовину. В качестве доказательства этой теории среди вензелей, в которой утопали задние лапы пса, угадывалась отрубленная половина. На столе, нарушая его гладкую плоскость, высился приземистый гриб интеркома, а на длинной стороне стола, на стене, отделанной дубовыми досками, висел, доминируя над столом, большой плазменный телевизор.

На их элементах играли блики пламени, горевшем в камине, отчего бледно-рыжие зайчики бегали по стенам этой строгой комнаты, создавая неуместное настроение праздника.

Но выражение лица человека в кресле было далеко не праздничным.

Лицо это само по себе было в чем-то необычным. Обрамленное медно-рыжими волнистыми волосами, оно, тем не менее, не было бледным и веснушчатым, как можно было бы ожидать. Напротив, кожа мужчины была загорелой, а брови, густые ресницы и короткая курчавая борода – черными, как смоль. Это странное сочетание цветов сходилось в его глазах. Медно-рыжую радужку которых пронизывали черные лучи, отчего зрачок казался маленьким черным солнцем. Медь этих глаз огненно вспыхивала от переливов пламени в камине. Резко очерченные скулы и жесткие складки у губ выдавали непростой характер, но суровое выражение лица немного ломали мелкие морщинки в уголках глаз. Казалось, что этот человек очень любит веселье, но вынужден подавлять его и скрывать за маской жесткости.

На вид мужчине было около тридцати. Но внимательный наблюдатель заметил бы, что глаза могли бы принадлежать человеку как минимум, в три раза старше. Можно было бы предположить и больший разрыв, но люди редко живут дольше девяноста лет. Черная облегающая футболка и такие же брюки больше подчеркивали, чем скрывали мощную мускулатуру его большого тела.

Когда мужчина поднял руку и отпил чайного цвета напиток из пузатого бокала, на безымянном пальце блеснула печатка, на которой был изображен все тот же геральдический пес с рукояткой меча. Едва хозяин пригубил бокал, как раздался короткий, но настойчивый стук, приглушенный массивной деревянной дверью, чьи створки были украшены тем же гербом.

- Входи, Яр!

Тяжелые створки раскрылись, и вошел красивый стройный мужчина средних лет. Его стройность не была вызвана худобой, скорее он выглядел гибким. Строгий костюм-тройка, аккуратно застегнутый, только подчеркивал его изящество. То, как мужчина вошел, как закрыл за собой дверь, как повернулся к хозяину комнаты, полный достоинства, говорило о том, что этот человек полностью контролирует своё тело и своё поведение. Когда он заговорил, стало ясно, что вошедший контролирует и свою речь. В ней не было ни одного лишнего слова. Он начал сразу с главного.

- Могу предположить, что вы не смогли попасть ни в усыпальницу, ни в арсенал, ни в архив Подгорных.

Фраза не была вопросом.

- Ты прав. – Мужчина в кресле не повернулся к нему, задумчиво глядя в огонь и покачивая в руке бокал. – Без Веты доступ туда мне закрыт. Странный клан. Более идиотской системы трудно представить. Доверяют только своим, но доверяют безоговорочно. Разве можно полностью отрицать возможное предательство?

- Клан подгорных строится на доверительном отношении и родстве. Они приносят клятву верности на крови. Не мне объяснять вам, что для нас значит эта клятва.  

- Впору задуматься, почему ни один из моих людей не приносил такой клятвы… - задумчиво проговорил человек перед камином.

- Мы служим вам не по принуждению, Назар, - негромко сказал Яр, - а из уважения и любви. Я бы даже сказал, почитания. Я полагаю, это гораздо более прочная связь.

- Спасибо, Яр, - искренне поблагодарил медноволосый, названный Назаром.

- Не за что.

- Итак, - глубоко вздохнул хозяин дома и покачал напиток в бокале. Свет горящего пламени словно зажег ответный огонь в напитке, пустив рыжие зайчики по его суровым чертам. –Я говорил про идиотскую организацию доступа. Один я, даже будучи почти родственником, бессилен. А ведь приди я в паре, меня бы впустили. Мы с Ветой все же были Истинными, хоть и не успели официально соединиться. Но теперь всё кончено. Весь план летит к чертям. Вся подготовка впустую. Совет не простит мне провала. Видимо, надо готовиться к вызову на поединок. Честное слово, иногда я жалею, что ты не стал вожаком.

Глава 1

Диана включила свет и, шаркая мягкими шлепанцами прошла в ванную.

Некоторое время стояла, опершись на раковину, свесив голову и с закрытыми глазами, потому что они упорно отказывались открываться. Прямо слипались. Просто ужас, насколько хотелось спать. Невероятно хотелось. Словно она не спала уже несколько месяцев.  Свет в ванной резал глаза, но она все же приоткрыла веки до узких щёлочек. Диана чувствовала себя совершенно разбитой, хотя легла она не поздно, а будильник стоял на десять утра. Такое ощущение, что в прошлой жизни она была совой и бодрствовала исключительно по ночам. Все может быть. Хотя возможно это состояние было вызвано дозой снотворного и успокоительных, которыми ее напичкали за последнее время. Слишком большой дозой.

Глаза снова закрылись и сознание почти сразу повело. Нет, нужно проснуться. Решительно тряхнув головой, Диана наощупь открыла кран и плеснула в лицо холодной водой. Потерев веки, девушка подняла голову и посмотрела в зеркало.

Эта неделя далась ей нелегко. Под глазами залегли усталые круги, скулы обострились. На неё словно смотрела незнакомка. Но незнакомка, несмотря на усталый вид, красивая. Лицо не типичной журнальной красотки, но интересное. Густая копна светло-каштановых волос, высокие скулы, брови вразлет. Потрясающие миндалевидные глаза, карие, с медными прожилками в радужке, полуприкрытые густыми чёрными ресницами. Чуть вздернутый нос, на который словно нехотя бросили горсть крохотных ярко-оранжевых веснушек. Да. Эта внешность ей определенно нравилась.

- Я, - поправилась вслух Диана, обращаясь к отражению в зеркале, - это я себе определенно нравлюсь.

Поймав себя на мысли, что не сразу получилось подумать о красавице в зеркале, как о себе самой, девушка усмехнулась полными чувственными губами. Что ж. Неудивительно не узнавать собственное лицо, особенно если видишь его всего лишь одну неделю.

Ведь как раз семь дней назад она пришла в себя на больничной койке. Словно родилась заново.

Авария, сказали ей врачи. Машина в смятку, повезло, что осталась жива. В отличие от второго водителя, который выехал на встречную полосу лоб в лоб с ее «Тойотой». О том, что у неё «Тойота» Диана тоже узнала со слов врачей. Сама она не помнила ни аварию, ни машину, ни вообще что-либо из жизни до того момента, как открыла глаза в больнице. И это было единственным серьезным последствием инцидента, который сам не отложился в ее памяти. За исключением нескольких синяков, содранного «до мяса» запястья, и пары наложенных швов вверху лба у самой линии волос и почему-то за ушами, никаких сильных повреждений она у себя не нашла. Ну, ушибы, само собой. Тут и там синели кровоподтеки. Все тело болело, а лицо было сильно отёкшим. Врач также объявил, что у неё было легкое сотрясение. Видимо, удар был все же неслабый, несмотря на сработавшую подушку безопасности.

Диану удивило, как быстро она восстановилась. Всего за неделю. Правда, ее продержали на обезболивающих и успокоительных, благо она попала в коммерческую клинику, но спустя семь дней девушка чувствовала себя совсем здоровой. Ну, почти.

Память к ней так и не вернулась.

При таком ударе, шоке, амнезия или временная амнезия возможны, заверили ее медики, и при её познаниях в медицине у Дианы не было причин не верить их словам.

В больнице с ней общался, в основном, один из врачей, видимо, закрепленный за ней или их отделением. Молодой, интересный, подтянутый и очень деловитый. Соломенного цвета волосы и ярко-голубые глаза придавали ему образ скандинавского Бога. Двигался он стремительно и при этом очень экономно. У Дианы он вызывал странную смесь смутной тревоги и влечения. А с учетом того, что она не помнила, была ли раньше с мужчинами, эти эмоции и неведение о собственной сексуальной жизни смущали ее донельзя. Кончилось тем, что Диана дождалась, когда осталась в палате одна, и на всякий случай проверила себя.

 Оказалось, что девственницей она не была. Почему-то этот факт принёс ей облегчение. Психологической травмы она в себе не чувствовала, так что решила для себя самой, что ее мужчина - или мужчины - были прекрасны. С учетом же амнезии она могла позволить себе придумать любую идеальную интрижку. На самом деле потеря памяти тревожила Диану больше всего. За черным провалом амнезии могло крыться что угодно, от счастливой семьи и детей до угрюмого одиночества, долгов и кучи нерешенных проблем.

За все семь дней, которые она провели в больнице, никто за ней не приехал, никто не навестил. Медицинские расходы покрывала какая-то невероятная страховка. Прожив, по сути, всего неделю на этом свете, Диана с некоторым ужасом думала о том, сколько всего ей придется начинать заново и восстанавливать. Перспектива раскапывать свою прошлую жизнь удручала неимоверно. Однако красавчик-врач в отношении её амнезии был просто образцом оптимизма. И пропагандировал, в основном, одну-единственную идею. Мол, радуйтесь, что вообще живы.

 - У вас так называемая избирательная амнезия, - пояснил он Диане. - Авария стёрла из памяти только воспоминания о личной жизни. Вы помните все основные события, понятия, действия. Не забыли речь, даже насвистывали неосознанно какую-то мелодию, явно хорошо знакомую. Ваши социальные и бытовые навыки остались на прежнем уровне. Вы полноценная самодостаточная личность, так что в целом - ничего страшного. Вернётесь к привычной жизни, и воспоминания быстро восстановятся.

Диану тогда, помнится, неприятно смутила эта фраза. Как можно вернуться к тому, чего не знаешь? И что значит привычной? Легко сказать, привычной. Привычно, когда ты не помнишь ни своего имени, ни адреса, ничего? Когда никого не знаешь, никто не пришёл тебя навестить, а телефон разбился вдребезги. К счастью, в машине нашлась сумочка с женскими необходимостями, документы с той самой страховкой и связка ключей. По паспорту она оказалась Самойловой Дианой Михайловной, выяснила свой возраст - двадцать семь лет - и адрес, куда и поехала прямиком из больницы. Симпатичный врач заказал и оплатил ей такси и сунул в руку тысячу рублей, с улыбкой сказав: «Вернёте, если вспомните». Но потом спохватился, извинился за бестактность и проводил её до машины.