Под прицелом

Пролог

Мой верхний предел грёз, моя возлюбленная стояла в метре от меня, и я не мог контролировать свой взгляд. Её глаза, словно зачаровывая, заковывали меня в наручники, сплетённые из слов, которые она произносила другим, но не мне. Это свергало меня с толку, несмотря на наше нахождение в заключении.

— Никогда не предполагала, что придется оказаться в этой ситуации... Отец, зачем ты поступил так? — разделялась дрожь в голосе моей избранницы. Она представляла собой образ кротости, милосердия, нежности, и видеть, как она трепещет, было для меня невыносимо. Мое желание заключалось в том, чтобы доставить её в мой дом, запереть в спальне и оберегать, чтобы она никогда не ощущала себя одинокой, уверенной в том, что я всегда буду в её близи.

Её отец — беспощадный индивид, способный на убийство, и несмотря на это, она всё еще стремилась к нему, будто ничего не изменилось. По праву имелось бы убить этого человека, заставившего мою возлюбленную проливать слёзы и уйти от меня. За эти пять лет она, возможно, забыла о моем существовании, и не узнает в том, кто сидит за решеткой, рядом с её отцом, однако я всегда присутствовал. Каждый её вздох, каждое её пробуждение было мною замечено, я видел, как она скорбит, что меня вокруг нее нет, хотя я фактически находился под её окном.

Как я это знал? У меня имелись люди, которые приносили мне информацию в тишине ночи, а также в другие дни.

— Могли бы и не приходить, как твоя матушка, зачем тебе явиться, хочешь себя показать в благом свете, хотя таковой не являешься! Ты гуляла с Кайем, матушка инвалида, дети под присмотром двух беспутников... А я...

— Но ты упивался! Именно этим ты и занимался, упивался, когда день и ночь, вместо того чтобы посвящать время нам, общаться в течение дня, сиять улыбкой или произносить добрые слова... Не ко мне, хотя бы ко своим сыновьям. Ты осуждаешь нас, а забываешь о себе, возможно, стоит сначала взглянуть на себя.

Её дрожащий голос заставлял мое сердце звучать страстями, и я жаждал обнять ее, защитить от влияния того маленького сущего. Но несмотря на мое волнение, она говорила четко, выливая свою душу... Она произносила все те слова, которые ранее когда-то адресовала мне, и лишь сейчас я смог осознать их сущность.

— Как ты смеешь!.. — подобный ужасному гремел в ушах голос Отца Райяны, злобный и мучительный, заставивший кожу покрыться мурашками. — Ты всегда была как матушка, как если бы вы лежали на одной постели, вы поистине одинаковы. Ты и она — лишь две собаки, неспособные ни к чему, кроме обмолвок. Послушная дочка, мне светло было одобрено, и как только я освобожусь... Ты окажешься рядом с Кайем.

В руках его мерцал леденящий оружейный блеск. Это был массивный металлический гвоздь, обычно применяемый для пробивания стен. Его глаза не вещали ничего доброго, он собирался натравить гвоздь на мою девочку... И я, за решеткой, не мог беспокоиться, не мог её защитить, избегая возможного недоразумения, но мои чувства к ней кричали, желая спасти мою расплывчатую взглядом девочку, потому что тот самый гвоздь уже готов был вонзиться в ее чарующую шейку. И вопрос такой — как же он смог вынуть его из стены? Ведь я следил за ним, общался с ним... Я, без сомнения, сметал за собой его агрессивные взгляды, направленные на его доченьку, хотя она никак его не обидела в прежние дни... Родилась.

— Ты скучаешь по Кайю? — пророкотал суровый мужской голос.

— Скучаю...

— Тогда пойди к нему!

Он пытался погубить её, он нацелился на нее, но я перехватил его, поймав кулак хладнокровия. Столь занят любовью, я должен был оберегать её, её безопасность была моим приоритетом. Может быть, после того, как она поймет, что я все это время был с ней, она окажется в еще большем опасении.

Помойка сердец

- Уберись наконец в комнате! Надоела уже там жрать!

А что я сделаю, если тебя, отец, я не переношу. Но буквально так начинается каждый мой день. Его злость всегда вымещалась во мне и на матери. Он был тем самым мужчиной, который считал, что женщины — это утварь для удовлетворения потребностей и для уборки с готовкой. Я никогда не была феминисткой, но я и парней никогда не защищала. В наше время плохих людей из каждой стороны есть, что девушки, что парни друг друга стоят. Я считаю себя гуманным человеком, но когда дело заходит до отца, я заперлась в комнате, делала, как кон велел, и причитала про себя.

Дома никого не было, кроме мамы, конечно. Она лежала в своей комнате, вся осинутая и худая. Иногда мне становилось ее безумно жаль, но, вспомнив ту ситуацию, при которой она получила эту травму, я ее ненавижу опять. В тот день я перестала считать, что у меня вообще есть родители, они были для меня пустым звуком, которого я боялась. Каждый грозный возглас отца сопровождался ударом по стене, потому что он знал, как меня заткнуть. Я боялась опять впасть в кому из-за него, но тогда у меня не было друзей в полиции, а сейчас я могу просто-напросто посадить его в тюрьму, но, помня, что мои братья младшие останутся без родителей, какими бы они ни были, я отговаривала себя.

И каждый день, убираясь в своей комнате, я думала о том, чтобы уйти. Дверь всегда была открыта, но я никогда не убегала, потому что сил на это не хватило. Она была открыта, а я не могла уйти... Это была просто насмешка над моей безысходностью. Мусор, что лежал на моей кровати, я собрала в мусорный мешок, и оказалось, его было очень много. Я часто убираюсь в комнате, каждый раз, когда отец ругается, я запираюсь и начинаю убираться, зато, когда мне помогало, как-то отвлечься, так еще и если отец увидит, то он не начинает трепать мне мозги из-за того, какая же я бестолковая дочь, и толку от меня как от козла молока.

Моя комната не была маленькой, ведь несмотря на то, что отец тратит деньги на пойло, мы жили довольно в хорошем доме. Небольшой городок, пропахший спокойным вечером и тихим утром. Здесь мало ездили машины, а холмы, из которых восходило солнце по утрам, словно излучали свет. Двухэтажные домики с белой обшивкой, все были одинаковые, но от каждого исходила разная энергетика. Где-то все было спокойно, где-то были частые ссоры, тщательно скрываемые красивым фасадом дома и идеальной семьёй на людях.

Я не люблю наш маленький городок, у меня не было здесь друзей, потому что каждый здесь со своими четями, я была не таким уж и людным ребенком раньше, а сейчас мне просто этого не надо. Я учусь в колледже, мне надо думать об этом, а не о том, как бы весело провести выходные. Я хотела закончить колледж и уехать, оставить все и бросить.

Спускаясь по лестнице на первый этаж, я вхожу в самую яркую комнату нашего дома — кухню. Она была самая чистая и самая оборудованная, потому что еду любили все и ради еды тратили деньги. Бросив свой беглый взгляд на мусорное ведро, я заметила, что оно уже полное, никто никогда не выкинет это ведро просто потому, что места нет, пока не скажешь, они не выкинут. Я собрала и этот мусор и уже с полными руками направилась к мусорным бакам, что находились на заднем дворе, а у нас была очень интересная планировка, на заднем дворе находились мусорные баки, а в добавок к ним там находился выход на озеро. Красивое лазурно-голубое скопление воды напоминало оазис среди пустыни... Только в пустыне один песок, а в моем мире песок — это люди. Я прожигаю свою жизнь... Я не понимаю, кто мне нужен, кого нужно опасаться, почему я не могу выбраться из цепей... Выдуманных мною же цепей? Почему я прожигаю свою жизнь и гнию в завалах своей жизни.

Это озеро приносило мне столько боли, когда я на него смотрела, хотя ничего страшного там у меня не происходило, просто аура у него была такая гнетущая, что хотелось плакать и умереть.

Я часто думала об этом, может мне просто уйти и меня никогда никто не найдёт? Может, все стоит оставить, и тогда воды того озера омоют не мою печаль, а мое тело, что от безысходности свалилось и больше не смогло нести на себе непосильную ношу.

Я подошла к ограждению и не заметила, как из рук выпали мешки с мусором, что я так отчаянно хотела выкинуть. Мои руки коснулись ограждания, и от соприкосновения с холодным и ржавым железом по коже прошлись мурашки.
На улице дул маленький ветер, и мои волосы хоть и были собраны в хвост, все равно непослушные пряди выбивались и барабанили по лицу. По щеке потекла слеза, и тяжёлый вздох вырвался из моего рта, когда моя одна нога касалась опоры на этом заборе, потом другая, и через пару секунд я уже оказалась за перегораживанием.

Это была закрытая территория, сюда нельзя было просто так заходить, но уже не удержалась и чувствовала, что мне нужно сюда. Сердце стучало, словно кричало, что где-то там ждет меня ответ на мои вопросы, на мои мольбы, чтобы меня кто-то нашел и просто помог, спас.

Я бежала, бежала сломя голову, спотыкалась, падала, но поднимаясь, опять бежала. Я торопилась к берегу, и вот, оказавшись на пляже, усыпанном камнями, я сняла свои кроссовки и наступила, босываясь, на разгорячённые камни. Шаг, второй, третий, и вот я уже поколено в воде. Широкие домашние шорты развивались по ветру, а футболка охлаждала тело, что так разгорячилось после бега по бездорожью.

Еще пару шагов, в руках камень, а вода уже была мне по пояс, как вдалеке я услышала чей-то крик, точнее, чье-то ругательство, обернувшись, я увидела бегущего ко мне отца, поэтому камни отпустила, а он подошёл ко мне, но не в воду, потому что воды боялся.

-Ты решила искупаться в май месяце? Я тебя просил выкинуть мусор, почему он валялся возле бочки!? Иди выкидывай мусор, а я за твоими братьями поехал, и чтобы больше не сбегала!

-Да, отец...

Он оставил мешки мусора рядом с берегом, вот надо было их сюда ему нести?.. Я вышла из воды и сразу ощутила прохладу из-за хоть и маленького, но ветра. Когда я сюда бежала, мне нравилось, а сейчас, идя по дороге без кроссовок, было неудобно и скучно, не было той мотивации, как в тот раз. За спиной послышались шаги, но я не обратила внимание, а потом кашель, когда я уже подошла к забору и только тогда я обернулась.