Эту историю я начала писать давно, вдохновленная одним старым аниме, и первоначально она существовала в виде фанфика. Тогда она не нашла своего читателя, но сюжет и персонажи не давали мне покоя. Слишком многое в них было моим, выстраданным, чтобы просто отпустить.
Спустя годы я вернулась к черновикам. Герои сменили имена и облик, сюжетные линии обрели новое звучание, а мир стал самостоятельным. Теперь это совершенно оригинальное произведение, выросшее из старой идеи.
Возможно, те немногие, кто помнит то аниме, уловят в тексте отголоски былых тем и характеров — старые фанаты (если такие еще остались) наверняка узнают расставленные когда-то акценты. Но для всех остальных это будет новая история о боли, выборе, холодных сердцах и сломанных обещаниях.
Приятного чтения.
Если бы Джейд Локвуд умела принимать правильные решения, ее жизнь сейчас была бы проще. Она бы вышла замуж за Лиама Картера — он ухаживал с первого курса, и стоило ей хоть раз сказать «да», как ее жизнь превратилась бы в ровную, предсказуемую прямую. Но мужчины для нее всегда были лишь помехой, а их готовые решения — оскорблением для ее собственного разума. Она сама мастерски создавала себе препятствия и чувствовала вкус жизни, только ломая их. В этом ей не было равных.
— Джейд, ты правда в порядке?
В порядке она не была никогда. Обычно для этого не находилось веской причины. Сказать «всё хреново» — значит, нарваться на вопросы: «Почему? Что случилось?». И придется отвечать: «Не знаю... просто всё». Поэтому на стандартное «как дела» она отмахивалась фразой «просто зашибись». Но сейчас, когда Хейли спросила, в порядке ли она, у Джейд наконец-то появился законный повод чувствовать себя абсолютным дерьмом.
— Сердца не бьются, Хейл. Только саднят.
Они сидели в кафе напротив морга, где только что состоялось опознание. Тело ее отца. Человека-призрака, с которым ее связывали лишь обрывки детских кошмаров и невыполненное обещание: «Вернусь, и мы заживем как прежде». Именно этого «как прежде» она боялась половину сознательной жизни. Теперь оно лежало за стеной — неподвижное, безмолвное и навсегда безопасное.
И в этой тишине ее осенило с пугающей ясностью: вместе с ним умерла и последняя, наивная надежда. Надежда на то, что однажды они все же поговорят по-настоящему, и он объяснит, почему ее детство было выкрашено в цвета страха. Теперь этого не случится никогда. И от этой окончательности становилось невыносимо больно.
— Зачем ты вообще поехала со мной?
— Чтобы быть рядом. Разве не очевидно?
— Ты тратишь время не на того человека. Твои родители и так считают, что я плохо на тебя влияю.
— Тогда им придется смириться. Я уже давно не ребенок.
— И откажешься от их денег? Не смеши.
— Есть вещи удобные, а есть — правильные.
Джейд смотрела на Хейли, на ее безупречную осанку, за которой пряталась девочка, выросшая в золотой клетке родительских тираний. «Комендантский час», «покажи переписки», «выбирай друзей из нашего круга». В детстве они обе верили, что одного благородного поступка со стороны родителей будет достаточно. Что где-то глубоко внутри те, кто их растил, все же любят и желают им счастья. Хейли все еще ждала тех доказательств, которые так и не последовали.
— Откуда в тебе это? — внезапно спросила Хейли, разрывая тягостное молчание.
— Что?
— Твое сердце... Оно действительно настолько холодное?
Джейд опустила взгляд, ее пальцы нервно сомкнулись вокруг серебряного кольца на цепочке. Они были подругами с детства, но о самом важном говорили редко. Взрослая дружба — это искусство оставлять шкафы с скелетами закрытыми. Однажды Джейд уже отдала Хейли ключи от всех своих замков, все свои детские секреты и страхи. Больше она не могла позволить себе такой роскоши, как доверие.
— Ты бы уже знала.
— Извините, вы готовы сделать заказ?
Голос официанта прозвучал как щелчок, выводящий из транса. Джейд даже не подняла на него глаз. Сейчас ей было не до вежливости. Но ее внимание, привыкшее выхватывать детали, зацепилось за брелок на его поясе — стилизованную эмблему ящерицы-саламандры, выползающую из огня. Случайность? Или насмешка судьбы?
— Вам нравится «Саламандр»? — спросила она, все еще глядя на брелок.
И только тогда подняла взгляд.
Время остановилось. Перед ней стоял человек, встречи с которым она избегала три долгих года. Годы добавили его лицу новые морщины, а во взгляде, обычно собранном и пустом, читалась усталость, знакомая лишь тем, кто никогда по-настоящему не выходит из боевого состояния. Казалось, он все еще ждет выстрела из-за угла, даже стоя в уютном кафе.
Ручка выскользнула из его пальцев и упала на кафельный пол с сухим, одиноким стуком. Спокойный и непоколебимый Грейсон Фрост, мастер перевоплощений, на мгновение позволил маске упасть. И в это мгновение Джейд увидела не агента, а сломанное обещание, стоящее напротив нее.
Если бы Джейд Локвуд верила в предзнаменования, она бы заметила, что в тот вечер чайник закипал на семь секунд дольше. Но она верила только в факты. Факт: хлеб в угловой пекарне свежее всего в семь утра. Факт: автобус №17 опаздывает ровно на четыре минуты. Факт: её зовут Джейн Локвуд, у неё есть студия на окраине Сиэтла и работа в баре «Тень». Эти факты были её щитом. Броней против призраков, оставленных в другом городе, под другим именем.
Она налила кипяток в кружку, наблюдая, как заварка окрашивает воду. Янтарь. Цвет спокойствия, который она так и не научилась чувствовать.
Заскрипел замок. Джейд вздрогнула, сжав ручку кружки так, что костяшки побелели. Через секунду выдохнула. Всего лишь ветер в подъезде. «Нервы», — с досадой подумала она. Прошлое цеплялось за подол её спокойствия, напоминая о себе в самые тихие моменты.
Она погасила свет, подошла к окну. Запотевшее стекло было холодным. Внизу, на мокром асфальте, растягивались отражения неоновых вывесок — розовые, синие, размытые. Сиэтл хорошел ночью, когда его уродливые детали тонули в темноте.
Телефон завибрировал. Сердце на мгновение ушло в пятки. Хейли:
«Родители снова за своё. Устраивают очередной смотр невест для моего брата. Выручишь? Приходи завтра, побудь со мной»
Джейд закрыла глаза. Эти вечные игры в идеальную семью, от которых Хейли так страдала. Мысль о том, чтобы снова оказаться в этой позолоченной клетке, даже в качестве гостя, вызывала тошноту. Но подругу бросить она не могла. Хейли была единственным человеком, кто всё ещё знал её настоящую. Или, по крайней мере, ту её часть, которую Джейд была готова показывать.
«Конечно, приду», — быстро ответила она, откладывая телефон. Лучше не думать об этом до утра.
Она допила чай, поставила кружку в раковину. Проверила замок. Три оборота. Надежно.
Легла в постель, слушая, как дождь стучит по стеклу. Убаюкивающий, монотонный звук. Она почти уснула, когда её сознание, уже плывущее на грани сновидений, выхватило из какофонии городского шума другой звук.
Не громкий. Не зловещий.
Всего лишь короткий, сухой щелчок.
Почти как щелчок выключателя.
Но Джейд застыла. Сердце, только что бившееся ровно и лениво, вдруг упало в пустоту. Потому что она узнала этот звук. Он жил в её мышечной памяти, в самых тёмных уголках, куда она давно не заглядывала.
Звук снимаемого с предохранителя оружия.
Она лежала неподвижно, вслушиваясь в тишину. Шум города, гул телевизора за стеной — всё слилось в сплошной фон. Но звук не повторился. Лишь эхо, отзвук кошмара, принятый за реальность.
«Паранойя», — резко отрезала она сама себе, переворачиваясь на другой бок. «Просто паранойя. Перед завтрашним днём в этом их идеальном доме».
Она зажмурилась, пытаясь прогнать наваждение. Ей нужно было спать. Завтра предстоял долгий день. Нужно было купить хлеб в семь утра, успеть на автобус, поддержать Хейли.
Быть обычной. Быть Джейн.
Но где-то в глубине, под слоем самоубеждения, шевелился холодный, чёрный червь сомнения. Он шептал, что некоторые двери, однажды закрытые, имеют привычку открываться сами.
Хлеб оказался вчерашним. Автобус №17 опоздал на шесть минут вместо четырех. Мелкие, но досадные сбои в привычном порядке вещей, который она так ценила. Джейд кусала безвкусную булку, глядя в запотевшее окно. Она чувствовала себя выжженной изнутри. Вчерашний вечер в идеальном доме родителей Хейли, эта игра в счастливую семью, оставила после себя горький привкус. Ей хотелось одного: добраться до своей квартиры, лечь и выключиться.
Она вышла на своей остановке, машинально свернув в короткий путь через промзону — грязный, но безлюдный маршрут, который она часто использовала. В голове стучала одна мысль: «Домой. Лечь. Выключиться». Прошлое, с его призраками, в последние дни стало слишком навязчивым.
Именно поэтому ее шаг замедлился, когда она увидела их в конце переулка. Не громкую перестрелку, не шумную драку. Тихую, быструю встречу у черного внедорожника с тонированными стеклами. Трое. Двое — в темной, практичной одежде, их позы были выверенными, экономными. Профессионалы. Третий — мужчина в дорогом, но помятом пальто, его лицо искажала смесь страха и надежды.
Джейд замерла в тени арочного прохода, слившись с сырым кирпичом. Инстинкт, усыпленный годами покоя, проснулся мгновенно. Сердце не заколотилось — оно сжалось в ледяной ком. Она знала, что видит. Обмен. Конверт на маленькую, блестящую флешку.
Она уже начала отступать, бесшумно пятясь назад, когда один из мужчин в темном — тот, что был лицом к ней, — резко повернул голову. Его взгляд, пустой и сфокусированный, скользнул по переулку, по граффити на стене, по мусорным бакам.
И остановился на ней.
Не на ее лице. На ее позе — застывшей, готовой к рывку. Позе человека, который понял, что увидел нечто лишнее.
Его глаза сузились. Он что-то коротко бросил своему напарнику. Тот кивнул, не глядя, продолжая говорить с человеком в пальто.
А первый мужчина сделал шаг в ее сторону.
Это был не вопрос. Не любопытство. Это было решение. Холодное и окончательное.
Джейд не стала ждать. Она рванула с места, не думая, куда. Только вперед, только прочь. Сзади раздался четкий, без паники, возглас: «Свидетель!»
Ее ноги, давно отвыкшие от такого темпа, помнили все. Она влетела в соседний проход, услышала за спиной тяжелые, быстрые шаги. Не оборачиваясь, она рванула на себя крышку мусорного бака, создав на секунду грохот и помеху.
Поворот. Лестница. Черная, крутая, ведущая на какую-то техническую площадку. Она взлетела по ней, чувствуя, как горят легкие.
Сверху открывался вид на спящие крыши, на тусклые огни города, утонувшего в дожде. И на него.
Тот самый мужчина. Он стоял в десяти метрах, его темная одежда сливалась с ночью. В его позе не было ни злобы, ни спешки. Была холодная, абсолютная уверенность.
— Остановитесь, — сказал он. Голос был ровным, без угрозы. Как констатация факта. — Вы видели то, чего не должны были.
Джейд, опираясь руками на колени и пытаясь отдышаться, подняла на него взгляд. Страх отступил, его место заняла знакомая, почти забытая ярость.
— А вы убили человека, которого не должны были, — выдохнула она. Ее голос не дрогнул.
Он сделал шаг вперед.
И тогда Джейд распрямилась. Ее рука метнулась к голенищу сапога, где всегда, даже идя за хлебом, лежал складной нож. Легкий щелчок — и короткое, острое лезвие блеснуло в свете далекого фонаря.
Она не приняла боевую стойку. Она просто встала прямо, держа нож в опущенной руке. Дождь падал на ее лицо, стекал по щекам.
Мужчина остановился. В его позе впервые появилось нечто, кроме уверенности. Удивление. Оценка.
— Кто вы? — спросил он, и в его голосе впервые прозвучала настоящая интонация.
Джейд не ответила. Она сделала шаг назад, к краю крыши. Высота была пугающей. Внизу — узкая, темная щель между зданиями.
— Не стоит, — предупредил он, поняв ее намерение.
Она посмотрела на него — на этого незнакомца, чье появление разорвало ее хрупкий, выстраданный покой. И в ее голове пронеслась единственная, ясная мысль: «Все кончено. Тихая жизнь. Снова начинается охота».
— Стоит, — тихо сказала она.
И шагнула в пустоту.
Его рука инстинктивно дернулась вперед, но схватила лишь мокрый воздух. Он подбежал к краю и заглянул вниз. Внизу не было ни тела, ни крика. Только темная лента переулка.
Он простоял так несколько секунд, вслушиваясь в тишину, нарушаемую лишь шепотом дождя. Потом его взгляд упал на маленький блестящий предмет, лежащий у его ног. Серебряный кулон в виде капли.
Он должен был отдать его в лабораторию.
Но вместо этого он наклонился, поднял его. Металл был теплым от прикосновения той женщины.
Засунув кулон в карман, он достал телефон.
— Эльза, — сказал он, глядя в ночную мглу. — У нас проблема. Свидетель... исчез. И она не гражданская.