Пролог


Надежда — это не убеждение, что что-то хорошее произойдет,
это уверенность, что что-то имеет смысл,
независимо от того, что произойдет


⊹⁀➷*ೃ༄.ೃ࿐*ೃ༄.ೃ࿐ˋ⁀➷


Ветер, словно безжалостный палач, вырывал последние клочья тепла из её тела, но этот физический холод был лишь бледной тенью того ледяного ужаса, что сковал её душу. Перед ней, как зияющая рана на лице земли, бездонная, черная пасть обрыва безмолвно звала её в небытие. Его края, острые и неровные, казались зубами чудовища, готового поглотить её целиком. А позади… позади стоял он. Не просто человек, а воплощение кошмара, вырвавшегося из самых темных уголков её разума.

Черная, бесформенная фигура, чьи глаза горели не просто огнем – а адским, испепеляющим пламенем, в котором отражалась лишь самая грязная, самая извращенная одержимость.

В его руке, застывшей в угрожающем жесте, холодной и безжалостной, как клеймо преступника, блестел пистолет. Металл, выкованный для причинения боли, теперь был нацелен прямо в её испуганное сердце. Каждое слово, слетавшее с его губ, было не обещанием, а жуткой, извращённой инъекцией страха, приговором, вынесенным без суда и следствия:

— Мы будем счастливы, — прошептал он.

Шёпот его был дрожащим, но в этой дрожи слышалось не страдание, а лишь предвкушение какого-то нечестивого триумфа. Это было не желание, а приказ, облечённый в форму слова.

Слёзы, горячие, жгучие, словно кислота, струились по её щекам, смешиваясь с холодными, едкими каплями внезапно начавшегося дождя. Небо, будто осознав всю чудовищность происходящего, рыдало вместе с ней, разразившись проливным ливнем. Она судорожно, отчаянно прижимала руку к животу, чувствуя под пальцами слабое, но упрямое биение другого, маленького сердечка. Оно было единственной живой искрой в этом мертвом мире, единственным напоминанием о том, ради чего стоило бороться.

Одна нога её уже предательски соскользнула с края, теряя опору. Камень под её ступнёй крошился, осыпался вниз, унося с собой последние шансы. Но она, превозмогая невыносимую боль, пронзающий ужас, цеплялась за крошечный, острый выступ скалы. За клочок реальности, за ничтожный шанс удержаться на этой проклятой, скользкой земле.

Страх, липкий, как болотная жижа, и всепоглощающий, как сама бездна, окутал её, проникая в каждую клеточку, сковывая мышцы, парализуя волю. Она была пленницей – не только этого человека, но и собственного тела, захваченного в тиски ужаса.

— Не надо… пожалуйста, не надо… — её голос, превратившийся в еле слышный, прерывистый шёпот, терялся в яростном рёве ветра.

Слова, лишённые силы, рвались на части, не в силах пробиться сквозь эту стену отчаяния, сквозь пелену её собственного, всепоглощающего страха.

И в тот момент, когда казалось, что всё кончено, что бездна уже приготовила своё ложе для её тела, когда последние, жалкие отблески солнца окончательно утонули в непроглядной мгле грозовых туч, раздался пронзительный, дикий крик. Этот звук, острый, как осколок стекла, и полный неистовой отваги, вырвался словно из другого мира.

Словно внезапно появившийся из ниоткуда, словно спасительный луч, пронзивший непроглядную тьму, из-за скалы, скрывавшей от её глаз весь остальной мир, выбежал парень. Его фигура, тёмный силуэт на фоне бушующей стихии, казалась отчаянным призывом, последним, неистовым криком надежды.

— Стой! — Его голос, полный паники, отчаяния и, возможно, последней искры жизни, эхом разнёсся над бездной, словно вырвавшийся из груди загнанного зверя.
— Убери пистолет!

Он бросился вперёд, не раздумывая, не заботясь о собственной безопасности, игнорируя головокружительную высоту и безжалостный ветер, который мог сбросить его в ту же бездну. В его глазах, горящих неистовой решимостью, читался тот же всепоглощающий страх, что и у неё, той хрупкой фигуры на краю.

Он видел её, видел, как она, словно марионетка, балансировала на грани, видел, как она отчаянно цеплялась за жизнь, видел, как в её глазах, отражающих бушующее небо, смешалась вся скорбь этого мира.

— Я не позволю тебе сделать этого! — крикнул он, его голос сорвался в пронзительный вопль, но слова, прозвучавшие как гром среди ясного неба, были полны такой искренности, такой яростной решимости, что, казалось, могли бы остановить само время.

Сумасшедший, одетый в чёрное, обернулся. Его лицо, до этого искажённое злобой и безумной улыбкой, теперь исказилось ещё сильнее. Ярость смешалась с недоумением, словно он не мог поверить, что кто-то посмел вмешаться в его дьявольский спектакль.

Пистолет, который он держал так уверенно, так безжалостно, теперь медленно, с угрожающим щелчком, был нацелен на неожиданного спасителя. Смерть обрела новое лицо.

— Ты кто такой?! — прорычал он, его голос был подобен рычанию загнанного зверя, готового вцепиться в горло любому, кто посмеет подойти.
— Как ты смеешь?! Ты мешаешь мне обрести своё счастье!

— Я тот, кто не позволит тебе причинить ей боль! — отвечал новый парень, его голос был твёрже, чем когда-либо, несмотря на дрожь в коленях.

Он продолжал идти вперёд, медленно, но неотвратимо, несмотря на смертельную угрозу, несмотря на холодное дуло, направленное прямо ему в грудь. Он видел, как девушка, застывшая на краю, словно изваяние, переводила взгляд с одного мужчины на другого. В её глазах, расширенных от ужаса, смешивались боль, неверие и, возможно, крохотная, дрожащая, как пламя свечи на ветру, искра надежды. Его появление, его крик – это был её последний шанс.

Каждый его шаг по мокрой, скользкой земле был шагом в неизвестность, в объятия смерти. Но он шёл. Потому что знал: если он остановится сейчас, то это будет равносильно тому, что он сам бросится в эту бездну. Он видел, как рука девушки, дрожащая, ослабла на выступе. И это придавало ему ещё больше решимости. Он должен был отвлечь внимание, создать ту самую крошечную секунду, которая могла стать для неё спасением.

Загрузка...