Подарок

Глава 1

Среди пассажиров корабля, шедшего из Бомбея в Суэц обращала на себя пара, плывшая первым классом. В приятной внешности господина безошибочно угадывался джентльмен нового времени, для которого образованность и передовые взгляды важнее изысканности манер. Его спутница, молодая женщина азиатской наружности, также имела замечательную внешность. Она не обладала той примечательной внешностью, какая бывает у европейских красавиц, красота которых неразрывна с утончённостью, проявляющейся всегда и всюду. Круглое лицо, чёрные волосы и такие же чёрные глаза. Волосы на затылке были собраны в пышный хвост, чёлка на лбу почти достигала глаз. Китаянка? Сиамка? Или японка? Она одевалась в простые закрытые платья вишнёвого или синего цвета, с жёлтыми вставками в нижней части. Впечатление её наряды производили приятнейшее, простота покроя уравновешивалась дорогой тканью, из которой они были сшиты. В ушах у неё были миленькие серёжки с белыми жемчужинами, на руках – серебряные браслеты. Она часто появлялась на палубе босиком, из чего я немедленно сделал заключение, что ей это гораздо привычней.

За этой парой, как и за другими пассажирами первого класса, был забронирован отдельный столик в ресторане. Я садился почти рядом, и обратил внимание на её некоторую неуверенность или даже неловкость в использовании столовых инструментов. Скорее всего, она попала в свет, или проще говоря, в цивилизованное общество совсем недавно, и потому в её манипуляциях вилкой, ножом или ложкой не было уверенности.

В первый же день, мне довелось услышать, как она общалась с сопровождавшим её господином. Простую фразу она повторила дважды, чтобы быть уверенной, что он её поймёт. Я совершенно не удивился, когда на следующий день увидел их на верхней палубе, сидящих рядом в плетёных креслах, с учебником французского языка. Было видно, что она старается изо всех сил, а он запасся изрядным количеством терпения.

Я наблюдал их взаимоотношения, и не находил в них никаких следов романтичности. Первоначально я счёл её женой этого господина, браки европейцев с азиатками давно перестали быть редкостью. Но они лишь выказывали друг другу полнейшее расположение, не переходившее некоторой черты. Если бы не разница в расах, их отношения можно было бы сравнить с отношениями старшего брата и младшей сестры: он для неё – опора, она для него – ответственность.

Возможно, в другой ситуации я бы не обратил на них столь пристального внимания, но маленький мирок корабля, оторванность от цивилизации, усиливала интерес ко всему, что выходило за рамки повседневной обыденности.

Третий день нашего путешествия встретил нас мелким дождём, столь типичным для Аравийского моря в это время года. Массимо – мой сосед по каюте второго класса - начал рассказывать мне о буре, которую ему довелось испытать на себе во время путешествия по южной Индии, но я, извинившись, ушёл на верхнюю палубу, объяснив, что во время качки предпочитаю быть на свежем воздухе.

Верхнюю палубу частично закрывал натянутый брезент, и это позволяло находиться там, не опасаясь непогоды.

Море приобрело серый цвет – такой же, как и у нависших над нами облаков. Видимость упала до полумили, звук падающих капель заглушил звук машины. Паруса были убраны, при том безветрии, в котором мы оказались, они бы мешали движению. Но чувства грусти или унылости я не испытывал, наоборот, появилось определённое чувство гордости за нас, людей, научившихся противостоять стихии.

Неожиданно я увидел подле себя того самого господина, который путешествовал с азиаткой. Он стоял в одиночестве возле борта и вглядывался вдаль. Я подошёл и представился.

- У нас есть повод, гордиться нашими достижениями, - начал я. – При любой погоде, мы уверенно продолжаем наше путешествие.

- О, да! Уверен, нынешний век принесёт нам ещё немало сюрпризов. Остаётся надеяться, что хороших.

Моего собеседника звали Стефан Жиро и он представился как ценитель и коллекционер старинных и редких книг.

- От Суэца до Александрии мы доберёмся на поезде, - добавил он, - если, конечно, сообщения о том, что железное сообщение остановили для устранения недоделок, не преувеличение. Во время нашего недолгого пребывания в Бомбее мне попалась заметка, что эта дорога имеет такое количество недоделок и недостатков, что отправлять поезда удаётся лишь раз в несколько дней, а если поезд и отправился, то это вовсе не означает, что поездка пройдёт без приключений. У нас их было уже предостаточно.

- Вы плывёте издалека?

- О, да! Сначала на небольшой шхуне от Найтонга до Сингапура. Для пассажиров даже не были устроены каюты: мы жили в трюме, поделённом на маленькие каюты кусками брезента. Нам просто повезло, что погода не устраивала сюрпризов. В Сингапуре мы пробыли всего два дня, нам удалось попасть на трёхмачтовый корабль, шедший в Коломбо. Индийский океан сходу устроил нам хорошую взбучку, затем обрадовал трёх - или даже четырёхдневным штилем, когда мы практически стояли на месте, сокрушаясь о том, что наш корабль не имеет паровой машины. В Коломбо мы провели неделю, ожидая корабль, плывущий в сторону Европы. В конце концов согласились плыть через Бомбей, подвернулось неплохое судно. Дошли мы быстро, всего за две недели, но всю дорогу нас мучала сильная качка, буквально выворачивала нас наизнанку. Поэтому мы решили немного отдохнуть в Бомбее, заодно посмотреть город – когда ещё попадём сюда? Из кораблей, стоявших на рейде и готовившихся к отплытию в нужном нам направлении, выбрали «Аделию» – и не ошиблись. Самое комфортабельное судно из тех, которые нам попадались в этом путешествии.

- Долго вы пробыли в Найтонге? Что за город? Сознаюсь, ничего не слышал о нём.

- Не удивительно. Французская крепость и небольшое поселение, более напоминающее деревню, чем город. Когда-то Найтонг знавал лучшие времена, но многочисленные войны разорили его.

- Что же вы делали там?

Во время разговора его взгляд был направлен более в морскую даль, чем на меня. А тут он медленно повернулся и как-то странно посмотрел на меня. Я понял, что ему не хочется отвечать на этот вопрос. Я тут же сменил тему.

Глава 2

Появился стюард и пригласил нас на завтрак. Стефан немедленно направился к ведущему вниз трапу, а я в замешательстве остановился, не зная, как отнестись к странной фразе, услышанной мною.

Что значит «Мне её подарили»? Разве можно подарить живого человека? Нет, я прекрасно знал, что работорговля – увы – ещё существует. И не только среди диких племён Африки и Азии, но даже и тех странах, которые мы считаем цивилизованными. В Североамериканских штатах, например. Человек, имеющий раба, на законных для его общества основаниях, вполне может передать свою собственность другому, то есть, подарить. Я вполне допускаю, в среде какой-либо народности Азии может существовать рабство в той или иной форме, и там возможно такое событие, при котором девушку из племени подарят приехавшему белому человеку. Но благородный человек не может принять такого подарка. Он должен объяснить, что в жёны возможно взять девушку не иначе как по любви, то есть по обоюдному согласию, а в прислуги только с тем условием, что та будет получать причитающиеся ей жалование и обладать правом в любое время расторгнуть заключённый договор. Можно было, конечно, счесть слова Стефана неуместной шуткой, но сердце подсказывал мне, что он не пытался в тот момент блеснуть остроумием.

Я осторожно поинтересовался у Массимо, обратил ли он внимания на молодую женщину азиатского вида, плывущую первым классом? Разумеется, он обратил. И вовсе не считает её женой того господина. Он заботиться о ней не как о близком человеке, а как о том, за чью жизнь и безопасность он отвечает. Ему поручили доставить её в Европу, и он старается изо всех сил обеспечить ей уверенную дорогу. То, что они плывут в одной каюте, ничего не означает. Заказать для неё отдельную каюту стоило бы хороших денег, в каюте первого класса имеется ширма, способная обеспечить даме достаточный интим, и два умывальника.

Объяснение Массимо показались мне разумным, и я успокоился.

После ужина я вновь столкнулся со Стефаном на верхней палубе. Он был со своей дамой, и я вежливо поздоровался с обоими. Стефан остановил меня и представил своей спутнице.

- Mon nom est Tiau, - сказала она на сносном французском и с достоинством поклонилась. Именно – с достоинством. Её поведение, манера держать себя показывали уверенного в себе человека, знающего себе цену.

- Я слышал, ваше путешествие было полно трудностей? – я произнёс эту фразу медленно, почти нараспев, тщательно проговаривая буквы, чтобы облегчить ей понимание.

Тяу кивнула и посмотрела на Стефана.

- Je savais, - проговорила она.

Я кивнул. Не стоило более испытывать Тяу на знание французского языка.

Пожалуй, Массимо прав. Скорее всего Стефан неудачно пошутил, или у него случайно получилась фраза, отличная от задуманной.

Утром следующего дня Стефан подошёл ко мне во время прогулки по верхней палубе.

- Я, кажется, шокировал вас вчера рассказом о том, что Тяу мне подарили. Поверьте, это действительно так, обстоятельства, при которых это произошло, были столь необычны, что я не решился возражать, вдобавок, этот подарок, если можно так выразиться, был сделан мне тою, кого я страстно и искренне любил. У меня не хватила мужества или убеждённости спорить с любимой женщиной, особенно, зная, что мы через несколько дней расстанемся навсегда. Моё молчание, вызванное более изумлением, чем принятием того предложения, было воспринято, как согласие. Оно оказалось тем Рубиконом, за которым уже нет возврата. Случившееся до сих настолько терзает мою душу, что мне хочется рассказать вам об этом, возможно это поможет разобраться в произошедшим, тем более, что я вижу в вас человека образованного и достойного.

- Спасибо, - я был тронут его словами. Мне открывалась возможность услышать историю столь удивительную, так и столь редкую, что знакомство с ней может стать для меня самым замечательным событием в этой поездке. – Уверяю, я сохраню в тайне всё сказанное вами, ни одна живая душа…

- Не стоит клясться по пустякам. Более того, история столь необычна, что в неё сложно поверить, так что я от вас ничего не требую. Слава Б-гу, вы не литератор и не журналист, так что у вас не возникнет желания изложить услышанное на бумаге.

- Разве что, когда я буду глубоким стариком и захочу перенести на бумагу все основные и замечательные события прожитой жизни.

- Это сколько угодно! Глубоким стариком вы станете очень нескоро, предстоящие десятилетия будут наполнены такой массой событий и приключений, что услышанное сейчас будет казаться пустяком.

Я понимал, что история, в которую он попал, беспокоит и волнует его сверх меры, потому он и желает поделиться с ней с кем-то из принадлежащих его кругу. Стефан стал проявлять признаки волнения и беспокойства, и я решил помочь ему.

- Вам, наверное, будет проще, если я прежде поделюсь маленькой историей, приключившийся с моим другом, доктором из Марселя, возможно, чуть-чуть напоминающей вашу. Имени доктора я упоминать не буду, обозначу его лишь буквой Ф. – по первой букве его фамилии. Итак, однажды Ф. познакомился с приятной девушкой, двадцати одного года, из порядочной семьи. Она сходу покорила его сердце, так что нет смысла удивляться тому, что уже через три месяца они заговорили о помолвке. И тут – неожиданный поворот судьбы: внезапно появляется некий кавалерийский офицер, с которым, надо отметить, это девушка была знакома много лет. Возможно, он давно имел виды на неё, но не торопился, желая прежде выслужить те чины, которые позволили бы ему занять достойное место в обществе. Он немедленно примчался, обеспокоившись тем, что желанная партия, которую он видимо уже давно считал своей, может ускользнуть. Уже на следующий после приезда день он появился в её доме, и – представьте себе – в тот же вечер эта девушка объявляет родителям, что отменяет помолку! Видимо, тот кавалерист умел штурмовать не только крепости. На следующий же день эта девушка вызвала к себе запиской доктора Ф., чтобы объявить ему об отмене. О чём они говорили - мы можем только гадать. Но в конце беседы эта девушка выскакивает из комнаты и через минуту приводит, чуть ли не силой, свою младшую сестру, восемнадцати лет. «Вот», - говорит она,- «моя младшая сестра. Она хорошо воспитана и недурна собой. И она с удовольствием выйдет за вас замуж.» Поворачивается к сестре и спрашивает её: «Ты хочешь замуж за Ф.?» И, представьте себе – тому были свидетели – младшая сестра отвечает «Да». Не хотел бы я оказаться в тот момент на месте Ф.!

Глава 3

- Я уже рассказывал вам, - начал Стефан, взявши в руки бокал с вином, - что я ценитель и знаток редких и старинных книг. Одного беглого взгляда мне достаточно, чтобы определить, где и когда была отпечатана книга, насколько редким было издание, через сколько рук она прошла, и можно ли будет ею пользоваться. Некоторые книги – увы – доходили до меня в таком состоянии, что простое прикосновение к переплёту грозило превращением книги в горку бумажной пыли. Занимаюсь я и манускриптами, то есть книгами, писанными в станинные времена от руки на пергаменте. Манускрипты значительно дороже, поэтому обычно я продаю их в университеты, музеи и состоятельным коллекционерам. Поиск подобных книг требует немалых расходов, и нет другого пути добывания денег, как продажа некоторых из находок. Конечно, со многими из манускриптов тяжело расставаться, но меня всегда утешает мысль, что на полках университетских библиотек им будет уютно.

Местом, где знатокам практически гарантирована встреча со старинными книгами, манускриптами или даже рукописями – это каирский рынок Хан-эль-Халлали. В Каире живёт мой хороший друг, молодой египетский историк Алим Таха, за плечами которого два университета – аль-Азхар в Каире и Сорбона в Париже. Он временами бывает на рынке, беседует с продавцами книг, отбирает те, которые могут быть мне интересны, договаривается о встречах с обладателями манускриптов и рукописей. Когда отложенных товаров накапливается достаточно много, или обнаруживаются крайне редкие экземпляры, вызывает меня. Я приезжаю, изучаю отобранные книги и рукописи, большинство из них приобретаю.

Года полтора назад я приехал в Каир в сопровождении моего слуги, Рами. В один из дней Алим повёл нас на рынок. Мы старались не отставать, ибо на том рынке легко потеряться в хитросплетении торговых улочек и переулков.

Каирский рынок – это место, где не только торгуют, но и живут. Множество двухэтажных домиков, идущих сплошной линией. На первом этаже торгуют, на втором – живут или хранят товары. Невероятные запахи – от пряностей, приготовляемого мяса, сладостей, фруктов, лепёшек, дыма кальянов и … помоев, которые часто выливают тут же, рядом с торговыми рядами. Покупателям предлагают ткани, обувь, посуду, чеканные украшения, чётки, ручные поделки, упряжь для ослов и верблюдов и ещё бессчётное количество товаров. Цепочки магазинов прерываются устланными коврами кофейнями, где можно выпить кофе и отдохнуть.

Мы побывали в трёх книжных лавках, где я приобрёл с десяток книг.

Неожиданно я увидел непривычную для глаз европейцев процессию: за мужчиной, одетым в длинный полосатый халат, шли четверо молодых негров, наверное, абиссинцев, голых по пояс. Руки их были связаны, другая верёвка была пропущена через связанные руки так, что каждый был обязан быть на расстоянии не более шага от другого. Один конец верёвки держал в руках мужчина в халате, другой тянулся за ними по пыли.

Смысл этой процессии я уловил мгновенно: это были рабы.

«Сегодня открыт невольничий рынок» - пояснил Алим. Это совсем близко. И вдруг добавил: «Хочешь посмотреть?»

Я категорический противник рабства, этого пережитка диких времён. Существование людей, которыми торгуют, как скотом, которые не имеют никаких прав, по-моему, должно оскорблять и самого Б-га. Но… Я решил посмотреть на невольничий рынок вблизи, рассчитывая, что моё сердце наполнится ещё большим возмущением по поводу творящейся несправедливости. Может быть, сработало то необычное свойство человеческой натуры: одни и те картины могут и притягивать и отталкивать одновременно.

Я согласился, и Алим немедленно рассказал, как себя вести. Нельзя показывать своим видом, что пришёл только посмотреть: это не выставочный павильон и не музей. Нельзя прикасаться к рабам, выставленным на продажу, прикосновение означает, что ты уже прицениваешься, учитывая известную назойливость восточных продавцов, потом трудно отказаться.

Мы вошли в здание, выполненное в восточном стиле, и оказались в длинном коридоре, опоясывавшим квадратный внутренний дворик, весьма просторный. Сквозь деревянную решётку мы видели пять-десять группок людей, сидевших на расстеленных коврах или на деревянных лавках. Некоторые стояли. Алим о чём-то договаривался с дюжим арабом у двери, ведущей во внутренний двор. Затем дал ему монетку. Араб кивнул и открыл дверь. «Тебе нужна домашняя прислуга» - предупредил Алим на случай, если кто-либо неправильно истолкует появление европейца и начнёт допытываться, что я здесь делаю.

Мы зашли вовнутрь. Слева от входа несколько покупателей рассматривали совсем уж чёрных негров. Они стучали их по спинам, заставляли ходить взад-вперёд, заглядывали в рот. На ногах у рабов были цепи, которые гремели при ходьбе.

Далее на большом вытоптанном коврике сидели несколько женщин, по всей видимости, мусульманок, одна из них была с ребёнком на руках, другая была почти что белой. Покупателей около них не было. В нескольких шагах от них на деревянной скамейке сидели две юные негритянки, без единого волоска на голове – словно их выбрили, одна из них – голая по пояс. Ещё далее – три азиатки, одна из них абсолютно голая, две других прикрывали интимные места набедренными повязками. Ещё несколько азиатов, без цепей на ногах, и девушка в одной только юбке. Ноги её были связанны верёвкой, этим она походила на стреноженную лошадь.

Неожиданно она подняла голову – до этого смотрела только вниз – и глянула на меня. Её взгляд поразил меня словно кинжалом.

Она была азиатского вида, но не такая смуглая, как, скажем, индуски. Волосы её были аккуратно расчёсаны, и собраны в пышный хвост, который она перебросила вперёд, чтобы прикрыть обнажённую грудь. Лоб закрывала чёлка.

Взгляд её был наполнен гневом, тоской и надеждой одновременно. Словно она возмущалась тем, как я бессовестно любуюсь ею, но в то же время и надеялась на то, что я как-то повлияю на её судьбу.

Помня наставление Алима, я побыстрее прошёл вперёд. Но смотреть на других рабов я уже не мог. Сказал «достаточно» и повернул назад. И вновь остановился около этой девушки.