Подарок

Машина остановилась возле подъезда. Девятиэтажка. Пыльно. Голуби-полуночники цыпают по асфальту. Под скамейкой — семечковая шелуха, бензиново-слюнные пятна и лепестки отцветшей черемухи. Ни лампочки в окне, ни души во дворе. Чёрная собака встрепенулась, когда услышала скрип тормозов, но разглядела водителя — и успокоилась, стряхнув с облезлой шерсти тусклые капли света, который лился из одинокого фонаря — на темноту. Потом — положила мордочку на лапы и вздохнула. Как человек. Смотрела в пустоту, скулила. Так и задремала — на скамейке. Ей — не привыкать.

Кашлянула дверь. Лифт — не работал. Пахло хлоркой: уютно, свежо, щекотно. Дмитрий Сергеевич решил передохнуть между пятым и седьмым. Ему — как раз на девятый — последний. В тридцать седьмую квартиру. Дмитрию Сергеевичу, некстати, — шестьдесят пять лет, под мышкой у него — цветастый свёрток. Дмитрий Сергеевич вытащил из кармана истёртых брюк кнопочную «нокию», набрал номер, сощурился: гудки царапнули правое ухо, а и чьи-то крики этажом ниже — отскочили от зелёной штукатурки и рассыпались. Скандалят, что ли. Эх, Надя не берёт. Может, занята. Или не дома. Надеюсь, успею. Чёрт, каламбур. Волнуюсь. Две минуты — и у двери. Дёрнул за ручку — открыто.

И вот — прихожая. Светло. В ванной — кто-то моется. Ну как кто-то — Надя, наверное. Успел? Дмитрий Сергеевич, не разуваясь, прошёл на кухню. Пахло табаком и крепким сладким чаем. На столе — холодная кружка, в тарелке — рыхлое печенье. И сахар.Тростниковый! Хорошо живёт. Слава Богу. Свёрток — положил на стол. Но — никого. А в ванной — потоп. Дмитрий Сергеевич выключил кран, закидал воду полотенцами (сорвал их с крючка) и — заплакал. От безысходности: когда он ещё увидит свою внучку? Нелюбимую, но — родную. Никого у него нет. Кроме неё. И у неё — никого. Кроме него.

Родители Нади погибли на улице: хмельные — возвращалась с его юбилея закоулками домой — какая-то шпана — нож. Кто — не нашли, зачем — не узнали. Разбой? Нет: часы, деньги, всё — на месте. Хулиганство. Да, скорее всего, хулиганство. Наде было три. Отдали бабушке с дедушкой. Валя — умерла два года назад. Вот и остались — Дмитрий Сергеевич, Надя, персидский кот и тоска. В девятом классе Надя переехала от дедушки — обратно в квартиру мамы-папы, которую они купили перед её рождением. А Дмитрий Сергеевич жил в однушке на окраине города. Один, не считая кота.

Надя училась-училась — доучилась до поступления в Канаду. Инженеркой будет. Феминитивы не бесили Дмитрия Сергеевича. Такие слова — нужны. Нужна видимость женщин в профессии. Это ему Надя как-то раз сказала, когда продукты во время «карантина» завозила. А он — в интернетах полазил-почитал — и согласился. Так. Слёзы высохли. Обратно — на кухню. Развернул хрустящую бумагу, открыл коробку — тёплый свитер. Купил в каком-то модном магазине. Там ведь, в Канаде, зимы холодные и ветреные. Шорох — из прихожей — на кухню. Надя!

— А ты чего?
— Да воду забыла. Выключить. А ты?
— Зашёл вот. Тебе.Дмитрий Сергеевич кивнул в сторону свитера.

— Ой, спасибо!

Обнялись.

.— Ну, я опаздываю. Как жизнь у тебя?
— Пойдёт. Может, подвезти?
— Если нетрудно. Не хочу на такси крупные разменивать, а мелких купюр мало. Их тратить — себе дороже.
— Какой там трудно! Поехали!

Спустились. Надя забрала чемоданы у таксиста, который ждал её внизу. Жёлтая «Киа-Рио» выехала со двора. Чемоданы загрузила в багажник дедовской машины. Ехали в тишине. Дмитрий Сергеевич высадил Надю у терминала. Она — чмокнула его в шершавую щёку:

— Спасибо!
— Тьфу. Не за что. Удачи тебе. Звони-пиши.

Хлопнула дверью. Сначала — её силуэт трясётся пламенем свечи в толпе, чемоданы грохочут по плитке. Потом — лица, туман, шумы. Надя — растворяется в толпе, как сахар в чае. Только чай — тут. Холодный, на столе остался. Ждать. А Надя — там. Тёплая. В холодной Канаде.

Дмитрий Сергеевич — у себя. Утро. Новости. Телевизор. Завтрак: яичница из двух яиц, бутерброд с сыром, растворимый кофе.Самолёт упал. И сердце Дмитрия Сергеевича — тоже. Рейс «Санкт-Петербург — Москва». Наде — тоже из Питера — в Москву. Пересадка — в Стамбуле. Должна была быть. После — Торонто. Кадры: репортёрка, обломки, комья земли, ветер, спасатели_цы, одна из них — промелькнула на заднем плане, а в руках у неё — рваный красный свитер.Дмитрий Сергеевич закрыл глаза. Он же покупал свитер зелёного цвета. А, дошло. Зазвонил телефон.

— Это Надя. Всё хорошо у меня. Я уже видела, что там по телевизору передают. Не переживай, я решила другим рейсом лететь, тебе говорить не стала. На тот уже регистрация закончилась. Мы опоздали. Как ты? Всё хорошо? Он кивнул.Тишина. Понял, что молчит. Откашлялся.

— Да. А у тебя?
— Хорошо-хорошо, говорю же. Полечу завтра вечером. Подвезёшь? Будет вторая попытка. Лол. А пока — приезжай, пожалуйста. К тебе поедем. Чай пить. Я перепугалась, хоть по мне и не скажешь. Я в аэропорту ночевала, да. Поела. Забрать откуда? Я буду ждать тебя там же, где ты меня вчера высадил. До встречи. Люблю. Что? Да этих свитеров, дед, тысячи. И все — похожи.

Дмитрий Сергеевич сбросил вызов.Надо ехать. Ждёт все-таки.Сначала — лица, туман, шумы. Потом — её силуэт трясётся пламенем свечи в толпе, а чемоданы грохочут по плитке.

— Привет.
— Ага.
— Поехали?
— Садись.

На ней — зелёный свитер. Ехали и плакали — в тишине.