Подменыш на счастье

Пролог

Аннотация

Издавна повелось, что коль подменыш в люльке вместо родного дитя оказался – жди беды. Беды страшной, не гнушающейся ничем и никем… Да только как быть молодой девушке, что не выбирала себе судьбу подменыша?! Как найти себя, если нет ей места ни средь люда чéстного, ни средь нечисти коварной?! А уж коль любовь большая на пути встретиться, как защитить любимого от несчастий, что от подменыша дождем изливаются?! Но быть может станется, и не её вина это вовсе, а дело рук жадных до власти людей, что в своих злодеяниях любую нечисть переплюнуть горазды?!...

Пролог

-Истину тебе глаголю, Бажен! Нечистое это дитя! Да и не дитя может вовсе…

- Ты, Марфа, языком не мели, да напраслину не возводи! Знамо мне, что не привечала ты сестрицу мою Всеславу, вот теперь и на дитя её взъелась. Да разве ж правое это дело на младку двухдневную нечистоты лить?!

- Что ж ты, Бажен?! – зачастила женщина, - неужто провинилась я пред тобой чем, чтоб меня в такие черноты курнать[1]?! Сколько лет живем душа в душу… Да неужто ж я брехала тебе когда или может базланила[2] понапрасну?! – на последний словах голос женщины дрогнул, резко развернувшись к печи, она стала споро вынимать дымящиеся котелки, не забывая при этом жалобно утирать глаза уголками богато расшитого плата.

- Ну, полно тебе, Марфушка! – проговорил присмиревший муж, нежно обнимая обиженную жену. – Знамо дело и не брехала, и не базланила… Да только дитя это моё кровное, как же я её… - на последних словах голос мужчины дрогнул.

- А о своих родимых кровинушках ты подумать не хочешь?! У нас их, вон: пятеро на лавках, да шестой на подходе. А это… - осеклась она, бросив хмурый взгляд на плетеную люльку, мерно покачивающуюся в иглу избы, - может и не кровь твоя вовсе. Ведаешь ведь, - повысила она голос, видя, что муж горячо хочет ей что-то возразить, - что коль права я, все беды земные на наши головы свалятся! От подменышей добра только баламошки[3] и ждут.

- Ишь чего удумала! Подменыш… - понизил голос Бажен, бросив взгляд на розовощекого младенца в люльке, - на лбу ты у неё это что ль вычитала?!

- И читать не надобно, - взъярилась женщина, - ты только глянь на неё: в первый день горланила как лихо брюхатое, а теперь и голоса не кажет, все глазенками своими водит. Да где ты видал, чтоб у двухдневки взгляд как у старого филина был?!

- Филина… - усмехнулся мужчина, задумчиво почесав бороду, - скажешь тоже… Дитя без матки с первых минут жизни, а ты ей то на крик, то на молчание пеняешь…

- Дак ежели бы только это... - всплеснула руками недовольная жена и стала перечислять, загибая пальцы, - курица в хлеву сегодня сдохла, гусыня на ноги села, того и гляди вслед за пернатой отправится, а корова и кружки молока не дала на утренней дойке. Скажи мне сам, бывало ли такое у нас прежде?!

- Знамо дело не бывало, - спокойно проговорил Бажен, - да только дитя в этом винить не позволю!

- Вот! - вскричала женщина, схватив глиняную кружку, - и что я говорила? – всунув посуду под нос мужа, Марфа заголосила:

- Скисло молоко-то… Кислое… - скривилась женщина, - а ведь утрешннее… Где ж видал ты, чтоб парное молоко за пару часов в простоквашу превращалось?!

- И впрямь кисляк, - задумчиво проговорил мужчина, пригубив напиток, - может спутала ты чего, старое взяла? – неуверенно протянул он.

- Самому не смешно? – усмехнулась женщина, уперев руки в боки. - У меня в хозяйстве всё под учетом. Подменила племянницу твою нечисть, как пить дать… - задумчиво заключила Марфа. - А может сестрица твоя и сама с нечистивцами дружбу завела: то и дело ж в лес бегала, будто ей там медом мазано. Может с какими шишигами[4] и спуталась, да дитя… - осеклась женщина, бросив судорожный взгляд на мужа.

Желваки ходили на крупном, будто вытесанном из камня, лице Бажена. Густые темные брови, сурово нависали над стальными глазами, метающими молнии.

«Что сам Перун…», - испуганно подумала Марфа, некстати вспомнив про образок бога, найденный ею в далеком детстве под бабкиными полатями.

«Будто с него лик писали», - мелькнула нежданная мысль, вызвыв рой мурашек на теле женщины.

Сейчас разъяренный муж мало походил на её доброго и нежного Бажена, всем своим видом отражая громовержца и вершителя судеб людских.

- Сестру с грязью мешать не дам! – громогласно пророкотал мужчина. - Всеслава – сестра мне любимая… была… - помолчав несколько мгновений Бажен продолжил:

- Знаешь же, мертвых с грязью мешать дело последнее, а на живых клеветать, только к Маре[5] взывать!

- Знаю-знаю, любушка мой, как уж не знать?! - затараторила Марфа испуганно. - Бесы! Ой, бесы окаянные… Путают, голову крутят, воду мутят…

Женщина начала судорожно метаться по избе: спешно протёрла стол от несуществующей грязи, села за прялку, споро крутанув веретено, вскочила, и, схватившись за ухват, бодро подскочила к печи, но увидев, что та уже пуста, устало опустилась на лавку.

- Крутят черные, Бажен, - прошептала она, - водят и потешаются поди… Не хотят свое черное чадо губить, головы нам так и норовят задурить…

- Снова здорова! – гаркнул муж, ударив по столу, натруженной годами работ в полях, рукой. - Пустые все твои слова! Пока сам воочию не увижу нечисть, то и про подменышей в моем доме гутарить не смей!

Глава 1

Святобор

Дневная духота, наконец, сменилась ночной прохладой. Остывающая земля щедро одаривала лес запахами распаренных трав и цветов.

- Гнусь поганая! – выругался кто-то из дружины, смачно треснув себя по лбу.

Лесная мошкара атаковала с нещадной жестокостью, так и норовя пробраться под легкие латы княжьей дружины, будто и непокрытых участков тел им не доставало.

- Да, что ж ты… - яростно прокричал Гален, пытаясь поймать укусившего его комара, да чуть не свалившись с лошади, он бросил эту безнадёжную затею. Смотреть на него было страшно: единственный из всего отряда, он оказался неготовым к долгим блужданиям по лесной глуши. Лицо его, нещадно изгрызенное злобной мелюзгой, стало напоминать распухшую вареную свеклу, которую Гален ежеминутно с остервенением чесал.

Боевой дух бравой дружины был на исходе, вместо обещанных трёх дней, они скитались по лесу уже пятые сутки. И судя по всему, обещанной дороги к деревне сегодня им снова не увидать.

- Морданок! – гаркнул хмурый князь, подзывая одного из своих воинов.

Худой как жердь мужчина отделился от отряда и спешно направил своего коня к вороному красавцу князя Святобора. От близости чужака конь недовольно всхрапнул, но утихомиренный железной рукой своего седока, продолжил мерно идти по лесной тропе.

- Не ты ли мне нынче говаривал, что сегодня мы будем подчевать под теплой крышей деревенской избы?! - обратил на мужчину хмурый взгляд Святобор. - Что-то не наблюдаю я ни крыши, ни избы, да деревни поблизости не слыхать... Али, быть может, я чего не ведаю?!

- Ведаешь, князь, как же нет?! - побледнев, отозвался суетливый воин. – Я и сам в толк не возьму, отчего мы столько дней по лесу проклятому бродим. Не иначе как сам леший водит нас, подношение требует...

- Ты бы еще про кикимору вспомнил, - одернул его Святобор. – Чтобы я эти бабские сказки в своей дружине не слыхал!

- Буде, князь! Дурные мысли в голову лезут. – залебезил мужчина. - Столько лет по этому лесу шлындал, знаю его уж, как свою хату... А тут на те: заплутали…

- Заплутали говоришь?! – недовольно сплюнул на землю Святобор. - На кой ляд я тебя тогда в провожатые брал? Уж заплутать мы с дружиной и без твоей помощи смогли бы!

-Виноват, князь, виноват, - покаянно опустил голову нерадивый проводник, - и тебя подвел, и князя Радимира, что поручился за меня.

- Ну чего развел тут повинные речи?! Думай лучше, как выводить нас отсюда будешь, а уж коль к завтрому не окажемся в деревне, тебя лешему и поднесем, глядишь, хозяин леса нам дороженьку тогда и укажет...

- Удумаю, удумаю, князь, - испуганно залепетал Морданок, поспешно отъезжаю от разгневанного Святобора.

Четверть часа спустя к князю прискакал счастливый проводник, который после неприятного разговора, яростно вглядывался в окружающие их деревья.

- Понял я, княже, - радостно завопил провожатый, - увело нас на восток… Видишь эти сосенки, - указал он пальцем на высокие стволы с колючими косами. – Зарубы на них виднеются…

И впрямь, присмотревшись заметил князь небольшие шрамы на заскорузлом стволе.

- Мальчишкой ходили сюда с братом за шишками, - объяснил Морданок, - вот зарубами деревья, где шишки уже собрали, и отмечали.

- Воспоминаниями позже делиться будешь. Как выбраться отсюда помнишь?

- Атож...- довольно хлопнул себя по лбу мужчина. – Свернуть меж этих сосенок надобно, а потом по прямой, аккурат до небольшого озерца. Местные его могильником кличут, говаривают, что там шишиги с кикиморами расположились, - осекся Морданок, увидев недовольно поджатые губы молодого князя.

- Дык, пугалки, конечно, - поспешил он оправдаться, - дале озеро по правой стороне обойти надобно, так на тропу и выйдем. А там и деревня заветная не за горами…

- Буде! - хлопнул Морданка по плечу князь, не заметив, как тот едва поморщился от немереной силы, и приказал дружине поворачивать меж сосенок да следовать указаниям провожатого.

Ночь полностью вступила в свои права, повесив на черном небе мерцающий серп. Идти становилось все тяжелее, бедные кони то и дело сбивались с шага, спотыкаясь о корни и рытвины. Обессиленная дружина требовала отдыха и ночлега, как вдруг легкий ночной ветерок принес с собой едва уловимый запах сырости и речной прохлады.

-Озерко... - радостно воскликнул Морданок.

- Там на ночлег и устроимся, - заключил Святобор.

Через четверть часа дружина наконец выехала к небольшому лесному озеру, сплошь заросшему камышами и ряской.

Заливистое кваканье лягушек приветствовало ночных путников, но это, казалось, их совсем не интересовало: слишком измотанные тяжелой дорогой, они споро стали готовиться ко сну.

Лишь князю Святобору что-то не давало покоя. Чувство тревоги поселилось внутри и все сильнее вгрызалось во внутренности мужчины. Снова и снова обводил он взглядом место ночлега, и не находя причин для тревоги, впору бы и отоспаться, да предчувствие беды становилось все более ощутимым и вязким.

- Не к добру... - подумал мужчина, услышав тревожное уханье филина вдали.

Поблизости послышался глухой треск сухой ветки, за ним последовал и другой. Уже не таясь, некто в ночи пришёл в движение и несся аккурат на стоянку княжьей дружины.

Глава 2

Умила

Утро раскрашивало пробуждающийся ото сна лес в пёстрые краски жизни. Заливаясь, ворковали на ветках птицы, а трудолюбивые муравьи споро бежали по своим делам, опережая друг друга.

- Лужик, ты только глянь! – прошептала Умила, присаживаясь на корточки перед огромным муравейником. – Размером меньше ноготка, а принес в свой дом целую землянику...

Псу Лужику, казалось, не было до этого никакого дела, но дабы не расстраивать впечатлительную хозяйку, он все же внимательно взглянул на труженика, и приблизив нос почти вплотную к насекомому, решил его обнюхать. Громкий собачий чих, разнесся по округе, заставив птиц с испуганным криком упорхнуть с насиженных мест.

- Лужик! - рассмеялась хозяйка. - Всю округу распугал, вот и муравьишке бедному насолил... - озадаченно проговорила она, заметив, что земляника выпала из лапок перепуганного насекомого и скатилась по пологому муравейнику вниз.

- Не дело это, - прошептала Умила, - нельзя чужой труд уничтожать.

Аккуратно взяв маленькую ягодку, девушка с осторожностью положила её на самую верхушку земляного бугорка, надеюсь, что уж там муравьи и сами с ней разберутся.

- Пойдем, Лужик, пока ты еще чего не натворил!

Потрепав пса по загривку, девушка двинулась вперед, с наслаждением ступая по нежным, влажным от росы травам.

Умила любила утро. Пробуждение природы и рождение нового дня вызывало в её душе необъяснимый трепет и ожидание чего-то столь восхитительного, что изменило бы всю её жизнь... Но этого, увы, пока не происходило... Одно утро сменяло другое, за летом приходила осень, а в их с матушкой лесном доме было всё также, как и прежде.

Вот и сегодня, отправляясь на рассвете собирать нежные лепестки цветущего растения, что в народе звали невесткиными слёзками, Умила гасила в себе трепет и ожидание, понимая, что это утро будет таким же, как и сотни до него.

Но как же она ошибалась…

Утро брало власть в свои руки, с каждым часом все сильнее распаляя воздух. Роса более не холодила ноги девушки, а летнее солнце начинало нестерпимо припекать непокрытую голову.

- Опять мама ворчать будет, что без платка усвистала... - мелькнула в ее голове виноватая мысль, когда она, аккуратно срезав зеленую былинку с острыми шипами, положила её в холщовый мешок.

Дело было сделано: коричневая холстина раздулась, как объевшийся картошки боров, бережно защищая молодые листочки и тонкие лепестки, от беспощадных лучей горячего светила.

- Лужик! – позвала собаку Умила. - Пора домой!

Пес с громким чавканьем вывалился из кустов и засеменил следом за любимой хозяйкой.

- Опять ты что-то сожрал... - недовольно потрепала его по загривку девушка, - не скули, когда снова живот разболится! Снадобья давать не стану, и маме скажу, чтоб не давала. Тянешь в пасть чего не попади, а потом лечи тебя... - распекала Умила своего верного друга, а тот лишь понуро плелся следом, стараясь всем своим видом показать искреннее раскаяние.

- Станешь толстым, как стельная корова, - погрозила она ему пальцем, - я тебя на себя таскать не стану, так и знай!

- Ну ладно! - смилостивалась девушка, заметив грустный виноватый взгляд Лужика. – Я же просто волнуюсь о тебе, вдруг заразу какую проглотишь… Как же мы без тебя будем?!

Пёс, смекнувший, что прощен, нагло завалился на спину, подставляя хозяйке розовое гладкое брюхо.

- Ну, ты и наглец! - рассмеялась Умила, нежно почесывая живот мохнатого хитрюги. - Наглый-наглый пёс... - приговаривала она, смеясь. - Наглец, но каков красавец!

- Благодарствую! Лестно слышать... - раздался откуда-то сбоку низкий мужской голос, и девушка от неожиданности подскочила, бросив своё занятие.

Пёс, обеспокоенный поведением хозяйки, мигом выпрыгнул вперед, защищая свою хозяйку, ощерился и грозно зарычал.

- Вот это зубы! – восхитился незнакомец, завистливо причмокнув. - Мне бы такие… И тяжёлый меч таскать надобности б не было, всегда защита при тебе..

-Вы кто? – опомнившись бросила вопросительный взгляд на разговорчивого незнакомца Умила.

Не доводилось ей ранее встречать в лесу ни единой людской души. До ближайшей деревни день пути пешим ходом, вот и не ходят местные в эту часть леса. Каков смысл, коль и рядом с селением богатый лесок имеется?!

Лишь единожды, когда девушка была еще совсем крохой, мать её повстречала в лесу заплутавшего купца. Пережив нападение разбойничьего люда, тот обессиленно скитался меж деревьев, силясь найти дорогу к людям. Так бы и сгинул, коли б не матушка.

С тех давних пор минул уже не один пяток лет, а гостей лесных они более не встречали.

- Я-то?! – как бы невзначай сделал шаг вперед мужчина, искренне улыбаясь. - Просто путник… Заплутавший путник... - уточнил он.

Лужик, заметив движение, снова недовольно оскалился и утробно зарычал, заставив мужчину замереть на месте.

- Тихо, Лужик! - приказала хозяйка. – И куда же путь держите?

- До Избищ мне надобно, бумагу от князя Сиятельного старосте везу. Уж должен как день в Избищах лавки протирать, да все по лесу шоркаюсь...

Глава 3

Умила

- Опять с этим мохнатым негодником по лесу скакала, аки молодая козочка? – проворчала матушка, едва Умила переступила порог их небольшого лесного жилища.

- Припозднилась... - виновато улыбнулась девушка, кладя мешок с травами на деревянный, местами рассохшийся от времени стол.

- Опять передержала... - тяжело вздохнула женщина, заглянув в мешок, принесенный дочерью. – Это теперь только для сушки и сгодится... Сколько раз я тебе говорила, что для мазей только свежие травы и нужны?! - проворчала травница, недовольно качая русоволосой головой.

- Прости... - мило проворковала, обняв мать, Умила, - я завтра снова схожу на девичью полянку да соберу эти невесткины слёзки... Наделаем много-много мазей от любых хворей...

- Неужто не всю еще поляну разорила? – удивилась мать.

Провежав мысленно взглядом по приметной полянке, девушка поняла, что практически все травы там уже были собраны, однако всё же решила слукавить.

- Не всю... - весело улыбнулась она, подмигнув озадаченному Лужику.

- Ну ладно, коль так... - махнула женщина рукой, нахмурившись. - Но ежели нет на поляне их, по лесу не рыскай! И без них обойдемся, еще наткнешься на кого… Неспокойно нынче в лесу... Больно уж птицы попритихли, да зверь затаился...

Говорить о том, что именно сегодня Умила уже наткнулась на мужчину, почему-то не хотелось. Хотя ранее от матери девушка не таилась, рассказывая ей все как на духу. Всё же, отчего-то в этот раз внутренний голос Умилы, убедил её оставить своё знакомство в тайне.

- Да, и что за тайна такая?! - рассуждала Умила, отмывая руки от въевшегося сока собранных трав. Вода в бадье уже стала коричневого цвета, однако руки её всё еще были замараны. – Встретила заплутавшего, мы поди и не вспомним друг о друге через седмицу, а увидаться так точно и не придется...

- Ну, что ты там копаешься? – недовольно окликнула её мать, - есть иди, щи стынут. А ну, вон, шалопай! – прикрикнула женщина на Лужика, пытающегося засунуть свой большой влажный нос в тарелку с обедом Умилы.

- Ух, я тебе! – продолжала она, потрясая кулаком перед раздосадованной мордой пса. - На улицу! Живо!

Четвероногий обреченно поплелся к любезно открытой для него двери, изредка кидая на человека неуверенно-вопросительный взгляд.

- И не смотри на меня так! - добавила женщина, прожигая понурую фигуру пса строгим взором, - твоя порция возле будки...

- Вот же ш пентюх! - рассмеялась мать, завидев как пес с радостью помчался к своей миске, едва услыхав о еде из уст хозяйки.

- Что-то ты сегодня больно задумчива? – заметила матушка чуть погодя, наблюдая за тем, как девушка нехотя ковыряется в тарелке с зелеными щами. - Аль не по нраву обед?

- Отчего ж не по нраву? - удивленно вскинула брови Умила. - Очень вкусно, как и всегда...

- Может случилось чего, пока по лесу ветер гоняла? – подозрительно уставилась на неё мать.

- Да, что случится-то может?! - притворно удивилась девушка,передернув хрупкими плечами. - На дюжину верст ни души, только мы да звери. Да, и те уже, что ручные... Голова шибко разболелась, поди солнце голову нажгло...

- Сколько раз говорила, не ходи непокрытой... - осуждающе покачала головой мать. - Да все снова-здорово. Отвар тебе сделаю... - поднялась с лавки женщина, начиная перебирать небольшие корзины с сухими травами.

- Не стоит, матушка... - отодвинув тарелку, Умила встала со скамьи, и нежно обняв мать сзади, положила той голову на плечо. - Сама же говоришь, что сон от любых хворей спас найдет...

- И то верно... - улыбнулась женщина, погладив мягкие вороные волосы дочери. - Ну, ступай укладывайся, а я еще землянику переберу... Да и твою добычу сегодняшнюю пучками перевязать надобно. На чердак их отправлю, нехай сушатся...

Поцеловав мать в щеку, девушка выскочила из дома: перед сном надлежало освежиться.

Деревяная бочка с дождевой водой охладила распалённую кожу Умилы да притупила головную боль. Однако с чувством вины за обман матери справиться оказалась неспособна. Никогда ранее Умила не таилась от самого близкого ей человека, который посвятил ей всю свою жизнь.

- И отчего не сказала? – прошептала девушка, вглядываясь в своё отражение в бочке.

Оттуда на нее смотрела еще юная миловидная девушка с большими глазами цвета ясного летнего неба. Длинные смоляные волосы были растрепаны и непослушно оплетали мокрое лицо виноватой красавицы.

- Облудка![1] - зло выговорила своему отражению Умила, и яростно ударила ладонью по водной глади. - Завтра всё, как пить дать, расскажу, неча от матушки тайны стеречь! - решила она, в конце концов, и отправилась в избу.

На лес опускались вязкие сумерки. Звонко затрещали сверчки, усердно пытаясь переиграть заливистого соловья, обосновавшегося неподалеку от лесного жилища да ежедневно прощающегося с уходящим летним днем мелодичной трелью.

Небольшой деревянный домик, построенный когда-то еще мужем Жданы, озаряла небольшая лучина. Русоволосая женщина с редкой проседью в волосах сидела за столом умело стягивая вялые травы в небольшие стройные пучки. Ласковый взгляд её то и дело обращался к мирно спящей девушке, лицо которой во сне стало уж больно по-детски чистым и наивным. Рядом с лавкой Умилы калачиком свернулся и Лужик, выклянчивший у женщины позволения заночевать сегодня под крышей их дома. Уж дюже не взлюбил он свою тесную будку…

Глава 4

Умила

Рассветные лучи игриво танцевали на лице Умилы. Поморщившись, девушка перевернулась на другой бок, но сон уже не оттягивал тяжестью веки, и поворочавшись несколько минут, Умила поднялась с постели, сладко потянувшись.

Вслед за хозяйкой поднялся и пес, яростно стряхнув с себя остатки сновидений. Он широко зевнул, явив миру длинный розовый язык и два ряда острых зубов, и потрусил вслед за хозяйкой.

Матушка еще спала. Стараясь не шуметь, девушка схватила со стола краюху белого хлеба, пару яблок да двинулась к двери. Однако на полпути обернулась, цепко оглядев избу, подкралась к многострадальному мешку, сиротливо висящему на крюке возле окна, и осторожно сняв его, направилась на выход.

Раннее утро было окутано легкой туманной дымкой. Пахло влажной свежестью, изредка ветерок щекотал ноздри запахом дикого дурмана.

Поплескавшись в водяной бочке, Умила отерла лицо белоснежным рушником и, заплетя волосы в тугую косу, отправилась на девичью полянку, по пути подкармливая своего мохнатого друга кусочками белого хлеба.

Под заливистый щебет птиц девушка, пританцовывая, ступила на место своей вчерашней работы и с тоской оглядела его зеленое убранство.

- Не наберем здесь, Лужик, и половины мешка... - разочарованно обратилась она к псу, но все же принялась споро собирать оставшиеся невесткины слёзки.

Спустя час поляна была полностью опустошена, тогда как мешок не заполнился и на треть.

- Мда...- покачала головой Умила, недовольно причмокнув.

Подводить матушку не хотелось, трава эта была крайне полезна и использовалась во многих мазях, а из-за её вчерашней оплошности им её теперь не доставало.

Знала она место, где точно трава эта в избытке росла, да нарушать наказ матери, ой, как не хотелось. Помявшись несколько минут в нерешительности, девушка вдруг резко сорвалась с места, прокричав:

- Лужик, наперегонки!

Застигнутый врасплох пес, ошалело смотрел вслед своей взбалмошной хозяйке, что убежала в противоположную от их дома сторону, но все же подумав, сорвался с места вслед за ней.

Легко неслась вперед девушка, ловко перепрыгивая через торчащие из-под земли вековые корни деревьев и опавшие сухие ветки. Лужик уже давно обогнал её и мелькал впереди желто-белым пятном.

- Ох, устала... - спустя четверть часа прошептала девушка и остановилась.

Переведя дух, Умила внимательно осмотрелась. В этой части леса ей приходилось бывать нечасто, матушка не позволяла ступать сюда, пугая страшилками о нечисти, ожидающей свежую кровушку под каждым поваленным деревом да раскидистым кустом.

Однако все же пару раз, Ждана брала с собой дочь, чтобы собрать купальницу, влаголюбивый цветок, окаймляющий небольшие озера да ручьи. Тогда-то Умила и приметила, сколько невесткиных слёзок росло недалеко от лесного озера. Жаль собирать их тогда было уже поздно, желтеющие листки отдавали жизнь корням, не годясь для варения мазей или сушки.

Впереди раздался тревожный лай пса. Что есть мочи девушка бросилась вперед, опасаясь наткнуться на голодного косолапого.

- Не должён... - думала она, пытаясь пробраться сквозь цепкие ветви орешника, - Все медведи в Каменной заводи нынче, где рыба на нерест села, там поди и пируют…

Со всей силы дернув, зацепившуюся за ветку косу, Умила повалилась наземь, вывалившись аккурат перед напряженно ощерившимся Лужиком.

- Медведя нет... - испуганно зкалючила девушка, нервно осмотревшись.

Однако пёс упорно всматривался вперед. Ноздри его то и дело раздувались в попытках уловить как можно больше воздуха. Шерсть на загривке встала дыбом, а пасть была оскалена, будто пес готовился к смертельной атаке.

- Ты чего, Лужик? – обратилась к своему другу травница, поднимаясь и оттряхивая от липких травинок испачканное платье.

Взгляд её проследил за взглядом пса, и сердце девушки остановилось, чтобы через несколько мгновений тревожно пуститься вскачь.

Рядом с небольшим заросшим зеленью озером, вся растительность была утоптана тяжёлой поступью десятков ног. Бурые пятна крови расплылись по земле и запеклись ужасающей коркой. Однако самым жутким для Умилы были тела. Тела десятков убитых мужчин, застывшие в неестественных позах. Легких ветерок принес с собой запах зловонной смерти, заставив девушку поморщиться.

Неожиданно Лужик бросился в сторону, спугнув огромных воронов, для которых кто-то организовал шикарную трапезу.

- Лужик, постой! - хотела закричать Умила, но из горла вырвалось лишь невнятное сипение.

На ватных ногах последовала девушка за псом, стараясь не смотреть на горы трупов, однако взгляд её то и дело обращался к несчастным.

Впереди, напряженно замерев, стоял мохнатый друг Умилы, взгляд его был обращен вглубь колючего куста дикой ежевики, обсыпанного мелкими и пока еще зелёными ягодами.

- Пойдем, Лужик, - прошептала Умила, подходя к псу, - нехорошее это место…

Вдруг прямо в ежевичных кустах послышалось недовольное сопение, а затем громкое фырканье. В ужасе отпрянув от злосчастного растения, Умила что есть сил вцепилась в холку Лужика, пытаясь поскорее увести его с этого кровавого пристанища смерти. Однако пес напряженно застыл, яростно раздувая ноздри и вглядываясь в непроходимую зелень ежевики.

Глава 5

Умила

Дорога до дома была как в тумане. Бессознательно вела Умила коня, стараясь выбирать менее заросшие тропы, то и дело бросая взгляд на тело раненого воина.

- Жив ли еще? - беспрестанно вспыхивала в голове тревога.

Но подойти и проверить девушка не решалась. Не замечая ничего и никого вокруг, она упрямо пробиралась вперед, то ускоряя шаг, то останавливаясь, раздумывала, как обойти терпеливо ожидающему коню то или иное препятствие.

Подол легкого летнего платья был запачкан бурыми пятнами земли и крови. Длинная коса девушки расплелась, и непослушные ветки то и дело цепляли вороные пряди, но она, казалось, этого вовсе не замечала, сосредоточенно идя вперед.

Наконец, впереди показалось их лесное жилище.

Облегченно выдохнув Умила ускорила шаг, не замечая как соленые ручьи растеклись по бескровным щекам.

- Матушка! - закричала она что есть мочи, испугав Лужика и вороного красавца, который резко дернулся в сторону, чуть не уронив свою полумертвую ношу.

- Чего орешь, как чумная? – выбежала на порог Ждана, отирая мокрые руки о рушник, перекинутый через плечо. – Боги милостивые... - прошептала она испуганно, увидев представшую перед ней картину, и бросилась к дочери.

- В лесу нашла... - сбивчиво шептала Умила, утирая слезы, - думала мертвый… а он ранен… может, и мертвый уже… как и остальные…

Бессвязная речь Умилы была прервана спокойный строгим голосом женщины:

- Потом! Помоги снять твоего найдёныша с коня, посмотрю, что там…

Аккуратно схватив воина за руки, женщины стянули его податливое тело вниз и уложили на землю.

Положив голову мужчине на грудь, Ждана некоторое время молча слушала.

- Бьется... - прошептала она спустя несколько долгих мгновений, поднимаясь. - Слабо, но стучит. В дом его надобно... Ты за ноги, я за руки. Поживей!

Тело несчастного было занесено в избу и расположено на деревянном обеденном столе.

- Освободи рану от одежды! Соберу пока все необходимое... - распорядилась Ждана, вручая дочери острый тонкий нож.

Испуганная Умила несколько мгновений с ужасом взирала на пропитанное кровью тряпьё, покрытое ужасной заскорузлой коркой, пока гневный окрик матери не заставил её начать освобождение многострадального тела от покровов ткани и тонких пластин железных лат.

Споро орудовала девушка ножом, оголяя тело воина. Темным пятном чернела лишь рана с приставшей к ней тканью грязной рубахи, которую Умила аккуратно обрезала по краям, да не решилась отрывать.

Подошедшая мать цепко осмотрела работу девушки и, схватившись за край обрезанной рубахи, дернула его, что есть мочи, заставив дочь испуганно вскрикнуть.

- Так все лишнее и удалим... - пояснила она, бросая кровавую ткань с непонятными кровавыми ошметками в деревянную кадку.

- Промой рану... - приказала травница Умиле, передавая ей бутыль с березовой водой, - подорожника корень да листья пока в кашу перетру, кровь остановить надобно.

Промокая тряпицей, смоченной березовой водой, рану, Умила не могла отвести взгляд от ужасающего удара, что насквозь прошил бедолагу.

- Как же ты дышишь до сих пор? – думала девушка, всматриваясь в бледное лицо мужчины.

- Красивый... - невольно мелькнула мысль, преследующая осторожный взгляд, прошедшийся по темным густым бровям, тонкому острому носу с небольшой горбинкой, четко очерченным губам и будто высеченному из камня подбородку.

- Закончила? – вторгся в её думы недовольный голос матери, и осмотрев тряпицу, которая более не окрашивалась в розовый цвет, девушка кивнула.

- Ступай на чердак, принеси льняные волоски... Рану апосля зашить надобно. Да иголку тонкую сыщи.

Девушка бросилась выполнять поручения, лишь мельком заметив, как мать начала аккуратно закладывать грязно-зеленую травяную смесь прямо в рану.

Вернувшись со всем необходимым, Умила с ужасом смотрела как мать кладет внутрь кровавой дыры небольшой стебель полыни.

- Так надобно... - спокойно ответила травница, заметив изумление в глазах дочери, - заправь лён в иглу да проколи ту хорошенько... Негоже отсюда грязь вычищать, да на острие занести…

Проворно выполняла приказания Жданы Умила. Нервно теребя подол, наблюдала, как игла вгрызается в белую мягкую кожу воина, стягивая края раны над заложенными внутрь исцеляющими мазями да растениями.

- А теперь спина... - устало выдохнула мать, сделав последний стяжок.

В четыре руки женщины аккуратно перевернули натренированное тело воина и принялись выполнять те же действия, что и прежде.

Через четверть часа рана на спине была стянута волокнами льна и закрыта смоченными в отваре купальницы листами подорожника.

- Теперь все только от него и зависит... - устало прошептала Ждана, омывая руки в кадке с холодной водой. – Сейчас-то можно и сказ вести...- обратила она строгий взор на дочь, тяжело опускаясь на лавку.

Испуганный взгляд Умилы обратился на раненого, пытаясь оттянуть неизбежное, девушка спросила:

Глава 6

Умила

Разлепив глаза с первыми лучами солнца, Умила прислушалась к дыханию родного жилища. Тихое и размеренное, оно успокоило девушку после тяжести тёмных сновидений. Повернув голову в сторону стола, она с осторожностью осмотрела найденного ею накануне воина. Тот лежал в том же положении что и был вчера, лишь матушка накинула поверх него лоскутное одеяло, в отчаянных потугах сохранить утекающее из тела тепло жизни. Сама же она прикорнула рядом, прямо сидя на лавке.

Стараясь не шуметь, Умила поднялась с постели и на цыпочках подкралась к раненому. Пробежавшись обеспокоенным взглядом по сереющему в рассветных лучах каменному лицу, по бледным иссохшимся губам и тёмным кругам под пушистой каймой черных ресниц, девушка облегченно выдохнула: дышит. Поврежденная грудь мерно поднималась и опадала, из приоткрытых губ вырывалось тяжёлое дыхание.

- Пойди приляг... - осторожно тронула Умила мать за плечо, - я присмотрю.

Вздрогнув, Ждана всмотрелась осоловевшим взглядом в стоящую перед ней дочь, и согласно кивнула.

- Лихорадило всю ночь... - прохрипела она осипшим со сна голосом. - Сейчас жар спал, но ежели снова начнется, отваром таволги и тысячелистника отирай, помочь должен. Аль буди меня, вместе покумекаем...

Дождавшись кивка девушки, мать прихрамывая двинулась к своей постели. Едва голова её коснулась пуха подушки, сознание унеслось в целебные объятия сновидений.

Умила не таясь рассматривала своего найденыша.

Бесспорно, мужчина был красив. Средней длины тёмные волосы, видимо слегка расчесанные матушкой ночью, рассыпались по столу. Густые черные брови нависали над опушенными прямыми ресницами глазами.

- Каков интересно их цвет? - пронеслась в голове девушки мысль.

Изучающий взгляд пробежался по высоким скулам, тонкому с легкой горбинкой носу и выразительным, ныне бескровным губам.

- Настоящий красавец... - прошептала Умила.

Не удержавшись, провела она пальцем по колючему подбородку мужчины. Отчего-то дотронуться до него, было сейчас для неё очень важным.

Вдруг тишину избы разрезал громкий голодный вой. Нетерпеливый желудок Умилы решил напомнить своей хозяйке, что со вчерашнего утра ничего толком не переваривал.

Смущенно улыбнувшись, будто бы воин мог стать свидетелем этой неловкой ситуации, девушка тихо поднялась и стала хлопотать, собирая себе завтрак.

Густо намазав кусок хлеба земляничным вареньем, Умила с наслаждением вгрызалась в белый мякиш, попутно прихлёбывая из глиняной кружки душистый взвар, приготовленный по рецепту еще матушкиной бабки.

Жизнь сейчас казалась ей прекрасной: на мгновение стерлись из памяти все ужасные события вчерашнего дня. Тучи разошлись на небосклоне жизни Умилы, дав волю лучезарному солнцу.

Подойдя к окну, девушка обвела раскинувшуюся перед её очами природу взглядом и прошептала:

- Лепота!

Неожиданно в тишине лесной избы раздался сиплый мужской шепот. Не разобрав ни слова, Умила испуганно бросилась к раненому.

Проведя рукой по нахмуренному лбу воина, девушка в ужасе кинулась к печи, где сиротливо стоял чугунок с отваром таволги и тысячелистника, заботливо приготовленный накануне её матерью.

- Ох, как же ж жарит тебя... - шептала девушка, нежно отирая раненого тряпицей, вымоченной в ароматном настое.

Шепот мужчины то и дело вырывался из его едва приоткрытых губ, но разобрать его, как Умила не силилась, не получалось.

Лишь спустя час лихорадка начала выпускать из своей цепкой хватки тело поверженного воина. Жар спадал, дыхание становилось все более ровным. Прошептав в последний раз, мужчина погрузился в крепкий сон.

На этот раз ошеломлённая девушка смогла разобрать, к кому лавируя на грани жизни и смерти взывал несчастный.

- Агошка... - прошептала девушка, задумчиво комкая мокрую тряпицу в руках. - Стало быть вот, кто его дома ждет, да небось тревожится. Жена али невеста…

Почему-то мысль о том, что дома воина может ждать женщина, неприятно царапнула душу юной девушки. Но стараясь прогнать от себя непрошенную злость, Умила стала суетливо хлопотать возле печи.

- Конечно, его кто-то ждет, - размышляла она про себя, - не может у такого видного мужчины не быть лю́бой... Видать, дома о нём какая-то Агния печалится... - от злости хлопнув по печи, девушка удивлено выдохнула:

- Ну, и дурная... - покачала она головой, проведя холодной рукой по разгоряченному лицу, - не твоя то забота!

Выбросив все ненужные мысли из головы, девушка зацепилась взглядом за пожухшие сиреневые лепестки душицы.

- То, что нужно! - зло подумала Умила, хватая истрепанную корзину, и начиная усердно отделять друг от друга пожухшие стебельки. - Неча дурным мыслям мою голову терзать!..

Глава 7

Умила

Следующие дни слились в единую серую картину. Днем Ждана брала все заботы о воине на себя, тогда как Умила взялась пригляд вести по ночам.

Отдав свою постель раненому, сама девушка ютилась на лавке рядом.

- Не каравай же он, чтоб на столе свои бока отлеживать! - смеялась девушка, объясняя озадаченном Лужику, почему на постели его хозяйки расположился странно-пахнущий чужак.

На четвертую ночь, Умилу разбудило странное предчувствие. Подскочив с лавки, девушка поспешила к копошащемуся воину.

- Как сочная трава на рассвете... - пронеслась в голове шальная мысль, едва заглянула она в распахнутые глаза раненого.

Рот его был приоткрыт и безрезультатно силился что-то произнести. Скорее почувствовав, чем услышав Умила поднесла к ссохшемуся, потрескавшемуся рту чарку с укрепляющим отваром.

Осушив добрую половину целебной жидкости, воин устало прикрыл глаза и снова провалился в небытие.

Умила же ворочалась с боку набок, стараясь выбросить из головы молодую зелень его глаз. Да всё бестолку…

Полночи промаялась девушка, погрузившись в неспокойный сон лишь под утро, да и там её преследовали коварные зеленые очи незнакомца.

- Да что ж за напасть?! - со злостью распахнула глаза Умила, - будто наваждение какое…

Быстро поднявшись, она бросила злой взгляд на мирно спящего раненого, будто бы это он был виноват в её терзаниях и, тяжело выдохнув, вышла за дверь.

Утро только-только набирало силу. Нежное солнце золотило верхушки сосен и нежной, будто материнской, дланью обласкало сонное лицо Умилы.

- В себя ночью приходил... - хриплым со сна голосом проговорила девушка, подходя к матери.

Ждана стояла возле бочки с дождевой водой и отирала рушником разбуженное холодной водицей лицо.

- Хорошо это, - довольно кивнула травница, - знать на поправку идет. Раны его споро заживают, не видала я, чтоб такая дыра да так быстро затягивалась.

- Знать кто-то о нем к Богам взывает...- пробурчала Умила, поплескав на себя из бочки.

- Доброму человеку Боги и без зова помочь рады... - бросила на дочь странный взгляд Ждана.

Ничего не ответив на слова матери, девушка неожиданно опустила голову в бочку и, вынырнув через несколько секунд, размотала отяжелевшие от влаги волосы, окатив холодными брызгами рядом стоящую мать и радостно подпрыгивающего Лужика.

- Что творишь, баламошная? - взвизгнув засмеялась Ждана, а счастливый пес отчаяно пытался поймать тяжелые капли длинным розовым языком.

- За сороканедужником сегодня пойду, небось уж силу набрал... - проговорила девушка, выжимая из длинных локонов остатки прохладной свежести.

- Не к спеху, - покачала головой мать, - поди отдохни, всю ночь ведь маялась…

Переведя удивленный взгляд на Ждану, Умила смущенно пробормотала:

- И не маялась вовсе… Пойду, неча спиной лавку подпирать.

- Ну как знаешь, - махнула матушка рукой, - только далеко от дома не ходи, ведаешь ведь … - она замолчала, кинув многозначительный взгляд на дом, где мирно покоился её недавний найдёныш.

- Ведаю... - кивнула дочь и поспешила за матерью в хату, где на печи уже вовсю пыхтел ароматный чугунок с завтраком.

***

Бродя по лесу в компании своего четвероногого соглядатая, Умила то и дело возвращалась мыслями к раненому воину, лежащему сейчас на её постели.

- И чего так в мысли засел?! - недоуменно обратилась она к Лужику, усердно нюхавшему очередной трухлявый пень. - Ведь и не говорили ни разу…

Сорванные цветки сороканедужника отправлялись в теплые объятия холщового мешка, заполняя его до краев, и норовя осыпаться на землю фиолетовым дождем. Но девушка этого, казалось, и не замечала. Погруженная в свои тягостные мысли, она то и дело срывала нежные соцветия и складировала их в раздутую холстину.

- Конечно, и мужиков-то я раньше не видывала, - тихо размышляла она. - Лишь дядька Велимир, что раз в полугодие захаживал к матушке за партией трав и снадобья, да Путислав, на которого давеча нежданно наткнулась в дебрях леса.

- Оттого и воин мне в голову залез... - заключила она в итоге. - Вот оклемается да отправится восвояси, тогда и беда эта с меня схлынет…

От мысли, что она больше никогда не увидит своего найдёныша, на душе сделалось тоскливо и горько. Капли солёной росы скользнули по щекам.

- Ну, и дурная! - зло стерла мокрые дорожки девушка. - Об нём там Агния аль Агата какая, покоя не сыщет, а я тут слезу пускаю…

И так печально вдруг сделалось... Будто воочию увидала она молодую красивую девушку, взывающую к Богам о помощи своему ненаглядному…

- Как звать его интересно?.. - прервала душещипательную картину нежданная мысль. - Уж хоть бы имя какое гадкое было... Чтоб отвернуло раз и навсегда! - зло стукнула себя по коленке девушка, убивая изголодавшегося комара и приводя себя в чувство.

- Только оклемается и все пройдет... - шептала она, поворачивая на тропинку, ведущую к лесному жилищу.

Обуреваемая мыслями Умила и не заметила, как скоро оказалась она подле дома. Быстро преодолевая небольшие, иссохшиеся от времени дубовые порожки, она вдруг нерешительно замерла: за дверью слышались голоса. Один - мелодичный и спокойный принадлежал её матушке, другой же - тихий и слабый, был явно мужским.

Глава 8

Святобор

- Святобором Залесским меня кличут... - медленно растягивая слоги начал воин.

Девушка перевела непонимающий взгляд на мать и заметила, что та удивленно кивнула.

- Я младший сын почившего сиятельного князя Орислава, что в Торке заседал да Поросским княжеством управлял, - пояснил он, заметив рассеянный взгляд девушки.

- Почил? - удивленно выдохнула травница, что назвалась Жданой.

- Пять зим уж как... - устало выдохнул раненый. – Сиятельным нынче братца моего Драговита кличут. По его-то наказу я в ваших лесах и оказался…

Святобор перевел дух, молча обвел заинтересованные женские лица взглядом, и продолжил:

- Заплохел он ныне… Может и с Марой уж повстречался, покуда я тут бока отлеживал... - через силу прошептал князь, отведя взгляд в сторону. – За сыном своим меня в поход снарядил, чтоб Сиятельное княжье место отроку самолично в руки передать.

- Неужто не одобряет кто, такого решения, раз порешить тебя взялись?! – удивилась травница.

- Знамо так… Видать в княжестве неспокойные времена близятся, покуда такую чернь удумали…

- Да кто ж на такие злодеяния супротив сиятельного отважится мог?! – удивилась Ждана.

- Слишком много ворогов у Драговита нынче, там и братец младший одноутробный Радимир... Видать, не один год о княжестве алчет.

- Да разве ж дело это? – удивилась женщина. – На брата-то…

Силы выливались из тела Святобора подобно быстротечному потоку горной реки. Каждое слово тяжеловесным камнем, натужно скрипя, срывалось со скалы, лишая князя чистоты сознания. На восклицание женщины, он смог лишь вяло пожать плечами да устало опрокинуться на постель. Спать хотелось нещадно.

- А почему сын не подле отца? – подала вдруг голос нашедшая его молодка.

- Дак бастрюк он. Внебрачный… - тихо пояснил Святобор. – Драговит с женой лишь девок нажили, вот и вспомнил братец о чаде своём далеком.

- Дык примут разве на Сиятельное княжение отпрыска незаконного?! – прошептала нерешительно девушка, заставив Святобора вскинуть на неё взгляд.

- Примут! - уверенно заявил он. – Драговит уже и в бумагах всё закрепил, только и осталось, что мальчишку в Торок свезти. Да смотреть, чтоб недруги до него раньше не добрались. Только б не поспели мальцу навредить… - едва различимо в тиши лесного дома прошептал Святобор.

- А где ж паренек обосновался? – уточнила травница. – Куда путь-то ты держал?

- Дак в доме старосты и живет, уж почитай пятнадцатый год. Тот внуком его нарек, да пригляд строгий за ним ведёт, отрабатывая княжью мзду. А обжились-то недалече… В Избищах… - обессиленный князь устало прикрыл глаза, мгновенно погрузившись в объятия целебного сна, не заметив, как вздрогнула на последних словах его спасительница.

Умила

- В Избищах… - снова и снова кружили в голове девушки последние слова, сказанные князем.

- Ну что горишься ты? – устало выдохнула мать спустя час, заметив взволнованный взгляд поникшей дочери. – Может и совпадение просто. Будто в Избищах окромя сына княжьего и делов-то нет?!!

- Сама не веришь в то, о чем речи ведёшь... - покачала головой Умила, переведя потухший взгляд на мать. – Доселе об Избищах и слыхом не слыхивали, а тут дважды меньше чем за седмицу… Не совпадение это. Сама я, получается, княжьего врага к его наследнику вывела… И впрямь несчастья кругом себя сею...

На последних словах голос девушки дрогнул. Не хотелось ей верить, что такой приятный Путислав мог оказаться предателем, задумавшим опасное злодейство…

- Не выводила ты его к княжьему сыну! – топнула ногою мать. – Всего -то путь из леса указала – не чёрное то деяние. Да и до Избищ ему поди еще и добраться надобно…

- А ежели успеет?! – всхлипнула Умила, бросаясь в объятия матери. – Мальчишку порешает, да княжество в смуту окунет?!

- Не порешает! – приговаривала мать, нежно оглаживая черную смоль волос своей дочери. – Князя на ноги скорей подымем, он-то с нимза всё и рассчитается… А ты не горюй без дела, поди-ка лучше мне листья белены чёрный сыщи да корешков дягиля накопай. Ставить на ноги нашего найдёныша надобно, больно уж важным поручением его сиятельный одарил.

Последующие дни женщины ежеминутно хлопотали над раненым князем. Поочередно закладывали в рану целебные мази да прикладывали, пропитанные уж больно вонючим снадобьем, повязки.

- Маковых зерен побольше насыпь да чабреца не жалей... - приказывала Ждана дочери, которая взялась варить сонный отвар. – Не надобно нам, чтоб он очухался, во сне все лучше исцеляется…

К исходу второго дня Умила с удивлением рассматривала, затягивающуюся рану.

- И впрямь заживает...- удивленно воскликнула она, поднимая восхищённый взгляд на мать.

Края раны порозовели, а образовавшаяся на поверхности жесткая корка более не кровила и с каждым днем осыпалась на повязку мелким черным крошевом.

- Сонный отвар ему больше не давай... - задумчиво проговорила Ждана. – Без надобности он ныне. Вполне себе в силах, князь…

- А перевязки? – непонимающе нахмурилась девушка, осознавая, что как бы хорошо не заживала рана, повязки воину еще носить самое малое месяц… Иначе все их труды насмарку пойдут, да Святобор в могилу уберется, раньше чем до Избищ доедет.

Озвучив все свои опасения матери, Умила получила от неё лишь хитрый взгляд да загадочный ответ:

- Не трясись раньше времени, будет у князя в дороге помощник…

Глава 9

Глава 9

Святобор

Сознание возвращалось урывками. В короткие минуты просветления Святобор видел над собой обеспокоенные светлые глаза цвета неба. Девушка что-то тихо говорила ему и ласково гладила по волосам.

- Нежные… - с наслаждением думал воин о маленьких руках травницы, снова погружаясь в целебные пучина темного тумана.

- Бакушника побольше набери, - услышал мужчина спокойный женский голос, в очередной раз выныривая из темноты. – Жаль не в полной силе он нынче, ну да что уж там… Дело своё и так сделать должен, уж князю в пути сгодится.

Полежав некоторое время не шевелясь, Святобор медленно повернул голову набок, провожая взглядом тонкую фигуру своей спасительницы, вприпрыжку выбегающую за дверь.

- Знамо в себе… - раздался тихий голос справа, и на постель рядом с князем опустилась Ждана. – Как чуешь себя? Болит чего?

Святобор тяжело вздохнул, пытаясь что-то ответить, но сухой онемевший язык ворочался слишком слабо, чтобы дать княжьим словам волю.

- Сейчас... - понятливо кивнула знахарка и поднесла к губам воина чарку с желто-зеленым отваром, пряно пахнущим травами да земляникой.

- Вроде и не болит... - смог хрипло произнести мужчина, осушив напиток. Смоченные теплой жидкостью губы, наконец, смогли разомкнуться, а одеревеневший язык снова мог хоть и вяло да копошиться. – Давит немного… в груди… - попытался осторожно подвигать плечами раненый, да тихо охнул, простреленный жгучей болью.

- Тише ты! - строго шикнула на него женщина. – Помаленьку надо рану к движениям приучать… Вот так… - медленно женщина помогла воину повернуться сначала на левый бок, а затем и на правый. – Ну что? Больно теперь?

- Терпимо… - недовольно поморщился бледный князь.

- Хорошо… - задумчиво протянула Ждана. - Знать права я была, и в дорогу сможешь вскоре собираться.

- Сегодня вечером и отправлюсь, - согласился раненый. – Уж больно много времени потеряно, как бы ни случилось чего непоправимого…

- Ишь ты резвый какой! - улыбнулась мягко женщина. - Только из объятий Мары вернулся, а уже на коня взобраться горазд. Обожди немного! Дай хоть силе к ногам прилить... А то так и не доедешь до Избищ, в лесу на радость волкам свалишься, да все наши труды насмарку пустишь… Ты мне лучше вот, что скажи… - бросила задумчивый взгляд женщина на нахмуренного князя. – Видал ли ты убивца своего? Умила сказывала, что на животе лежащим тебя нашла, стало быть, со спины предатель тебя прошил?

- Так и есть... - согласился воин. – Не видал я этого труса, только голос и слыхивал, да и тот уже не упомню... Морданка лишь видел, проводника нашего, что крысой поганой оказался…

- Так я и думала... - кивнула задумчиво травница. – А Морданок этот как выглядит?

- Дык худой и длинный, что высохшая палка, да гунявый[1] , как старый кот.

- Не тот… - задумчиво прошептала Ждана, кинув осторожный взгляд на Святобора.

- К чему это? – нахмурился непонимающе воин.

- Накануне как тебя у могильника сыскать, - начала объяснять женщина, - Умилка моя в лесу на заплутавшего воина наткнулась. Тот в Избищи путь держал, говаривал будто гонец княжеский с важным посланием. Просил дорогу к селению ему указать. Да не Морданок то был, дочь сказывала, будто молод он да русоволос.

- Паскуда! - разозлился Святобор, резво подскочив на постели и тут же поморщившись от острой боли. - Поди он-то меня к Маре отправить и пытался. Только б найти его… Собственными руками ему знакомство с богиней устрою... А уж если в Избищах черноту наведет… - злость горела в зеленых глазах князя подобно фосфорным пням на заросших болотах. Резко сев, он попытался скинуть с себя одеяло, чтобы немедля отправиться в путь на защиту племянника.

- Обожди! - остановила его травница твердой рукой. - Не ярись раньше времени. Умила моя про Избищи и слыхом не слыхивала, потому-то до Старого Бора ему путь и указала. А уж оттуда ему путь до Избищ неблизкий…Через лес-то всё ближе... Но, кажется мне, не сунется он боле в наши чащи, единожды заплутавши… Путиславом он себя нарек, знакомое имечко?

- Не слыхал… - покачал головой задумчивый воин.

- Карту мужнину нашла... - резко сменила тему разговора Ждана, - там Избищи указаны, да дорога по лесу к ним размечена. Глядишь, и опередишь убивца своего несостоявшегося.

- Сегодня выеду… - кивнул своим мыслям мужчина.

- Это ты поспешаешь, - хмыкнула женщина, - лежа мы все сил полны, а ты попробуй постоять аль походить, про коня уж и речь-то не веду… Мигом всю прыть подрастеряешь… А ну, подымайся! Будем разминать израненное тело да сызнова жизни его учить.

Три часа кряду водила Ждана раненого воина по своему лесному дому. Сила медленно возвращалась в ослабленное тело, разгоняя по венам горячую молодую кровь. Ноги начинали потихоньку слушаться своего хозяина, и мужчина, оставив помощь Жданы, решительно двинулся к выходу.

- Воздуха бы… - пояснил он, отворяя скрипучую дверь.

Перед ним раскинулись зеленые просторы леса. Пестрое разнотравье приветственно раскачивалось из стороны в сторону, задорно уклоняясь от сумасбродного молодого ветра.

- Красиво тут… - прошептал мужчина, осторожно опускаясь на деревянные ступени ведущие в дом.

- И спокойно... - кивнула женщина, устраиваясь с ним рядом.

- Отчего в такой глуши живете? – задал терзающий его долгое время вопрос Святобор. – Неужто травнице в деревне забот не сыщется?!

- Да сыщется, конечно... - махнула рукой женщина. – Да только, что за радость жить там, где тебе не рады, да и ты теплых чувств ни к кому не питаешь?!

- В Старом Боре мы жили… - продолжила свой рассказ травница, немного помолчав. – Муж мой, Радим, знатный охотник был. Так ушел однажды зимой за зверьем, да и не вернулся. Вот уж люд-то всю свою черноту подноготную тогда и показал. Тошно… - поморщилась она. - Умилке тогда и года не было, взяла её в охапку да отправилась в лес, помнила, что у мужа тут охотничья хижина имелась. Обосновались как видишь...– указала она рукой на окружающее их пространство. – А травы… - хитро улыбнулась она, - я раньше их и не ведала... Бабка моя, та знатная травница была, любую хворь окорачивала. Свой дневник мне оставила, да я в него пока за мужем жила и нос не казала. А как жизнь прижала, так и изучать начала да разбираться… И уж так затянуло, что не представляю ныне без этого жизни.