За деревьями кто-то стонал от боли, и утро, пронизанное золотом солнечных лучей, больше не казалось безмятежным.
Илриан вернул стрелу в кожаный колчан за спиной и пошел на звук, но старался двигаться бесшумно и все время озирался, ибо Пограничный лес не то место, где можно позволить себе расслабиться.
Под ногами пружинил мох. Вековые дубы вокруг шептались на языке ветра.
Последний жалобный стон донесся из кустов орешника — тронул тишину слабым эхом и больше не повторился.
Возможно, страдалец, прервавший охоту эльфийского мага, испустил дух.
Перед тем, как отвести в стороны ветки кустов, Илриан еще раз прислушался к таинственным, шелковистым шорохам лесной чащи: не пытаются ли его заманить в ловушку, поймав на крючок жалости? Пограничье кишмя кишит ненавистными людишками, а тем лишь бы только пролить эльфийскую кровь.
Но нет, тихо. Кажется, никто не притаился в засаде, дожидаясь удачного момента, чтобы напасть.
Круглая полянка за стеной орешника купалась в солнечном свете, а на ее краю, в высокой траве, лежала девушка в белом платье. И именно благодаря тому, что платье на ней было таким кипенно-белым, кровавая рана в животе сразу бросилась в глаза.
Дева.
Одна в лесу.
При смерти.
Илриан нахмурился. Ему совсем не было стыдно за то, что он не кинулся незнакомке на помощь в ту же секунду, как увидел, что она истекает кровью, а перво-наперво посмотрел на ее уши.
Человек.
Он стиснул зубы и шагнул назад, уходя с солнечной поляны в тень под кронами деревьев-гигантов.
И все же совесть не позволила ему уйти от своей злополучной находки слишком далеко. На душе было неспокойно, а угрюмые дубы, меж которых пролегал его путь, глядели на эльфа с молчаливым неодобрением.
Будь на месте раненой незнакомки мужчина, Илриан ни за что не вернулся бы на поляну, но молодая девица, пусть и человечка, вряд ли успела причинить вред кому-нибудь из его народа.
«Не успела. Вот именно! Просто не успела», — подумал он, сжав кулаки, но все-таки опустился на колени рядом с этой страдающей человеческой девушкой.
Глаза безымянной красавицы были закрыты, на щеках дрожали тени от пушистых ресниц, длинные волосы рассыпались по траве языками рыжего пламени. Из живота торчала стрела с зеленым оперением.
Зеленым.
Илриан озадаченно свел брови.
За его спиной висел колчан со стрелами, и хвостики у них были точно такие же по форме и цвету.
Выходит, бедняжку подстрелил эльф. В ее животе была эльфийская стрела.
Но зачем кому-то из его народа покушаться на жизнь беззащитной девы? Из ненависти к людям? Но женщины и дети неприкосновенны!
Злой на своего сородича, грубо поправшего эльфийский кодекс чести, Илриан взял девушку за руку, чтобы проверить пульс, и в ту же секунду его будто пронзило молнией. Он вздрогнул. Вокруг его пальцев, лежащих на запястье раненой, возникла сфера золотистого света, мерцающая в такт биению сердца.
В венах тотчас забурлила раскаленная лава, и эта лава устремилась прямиком в пах, ударив туда волной невыносимого удовольствия.
Что с ним? Что это такое?
Илриан в ужасе отпрянул от странной человечки, выпустив из руки ее белую безвольную кисть со следами крови. Похоже, этой ладонью несчастная зажимала рану в животе, пока не потеряла сознание от боли и слабости.
Как только прикосновение было разорвано, волшебство, так напугавшее эльфа, исчезло, но не его последствия.
Сердце в груди громыхало спятившим барабаном. Кожа горела, словно под ней трещал невидимый огонь. Судя по тому, как щипало лицо, Илриан был весь красный. Его трясло.
С опаской он покосился на девушку, прикосновение к которой буквально обожгло его. Кинул на нее один настороженный взгляд — и задохнулся от бури чувств.
Рыжеволосая незнакомка показалась ему самой прекрасной женщиной на свете, она словно светилась изнутри. Илриана влекло к ней с неодолимой силой.
«Сияние», — понял эльф сначала с восторгом, а затем с ужасом.
Из жара его бросило в холод.
— Нет, — замотал он головой, пятясь от человечки, истекающей кровью. — Нет, нет, нет.
Она — враг! Да еще и вот-вот испустит последний вздох.
Он не хотел этих чувств!
Но у него не спрашивали. Боги распорядились его судьбой так, как посчитали нужным.
С каждой секундой нежное и страстное чувство, пустившее корни в его груди, крепло и разрасталось. Он не мог ему сопротивляться, больше не принадлежал самому себе. Стал рабом этой женщины, рабом Сияния.
Задыхаясь от счастья и паники, Илриан снова подполз на коленях к своей… истинной, к девушке, которая еще минуту назад была для него незнакомой, чужой и вдруг стала самой дорогой и родной на свете. Стрела эльфийского лучника торчала из раны в ее животе, и белое платье стремительно пропитывалось кровью. Теперь он видел, что кровь повсюду, не только на одежде — впиталась в землю, окропила зловещими красными брызгами сочные стебельки травы.
Ее разбудил аромат магнолий, принесенный ветром из открытого окна, а может, просто пришло время вставать, и целебный сон разомкнул свои объятия.
Если другие аристократки любили по утрам понежиться среди одеял, то леди Алисия, сколько себя помнила, вскакивала с постели сразу, едва начинала осознавать реальность.
Вот и сейчас, проснувшись, она резко села в кровати, и первая ее мысль, как и всегда, была о том, что надо одеться поскорее.
Да, скорее! Корсет, панталоны, чулки, одна нижняя юбка, вторая — чем больше слоев ткани на ней будет, тем лучше. Шнуровка, пуговицы, крохотные крючки, такие неудобные для мужских пальцев, — она рада любой преграде на пути к ее обнаженному телу.
В первые секунды пробуждения сердце леди Алисии всегда билось очень быстро. Ведь никогда не знаешь, что увидишь, открыв глаза. Сначала она, как правило, с опаской косилась на соседнюю половину кровати, второй взгляд бросала на закрытую дверь, затем бегло осматривала всю спальню.
В этот раз юная баронесса очнулась в незнакомой обстановке. Другое постельное белье, другая закрытая дверь, другая мебель и другие стены — не розовые в гобеленах, а темно-зеленые, без картин.
Это не ее комната! Она не дома!
С протяжным вздохом Алисия упала обратно на подушку.
Несколько благословенных минут голова оставалась звеняще пустой. Юная баронесса смотрела в потолок без единой мысли и просто наслаждалась мягкостью матраса. Она даже не пыталась вспомнить, где находится. Зачем, если ей известно главное: не дома?
— Не дома, — шепнула девушка, и ее тело окончательно расслабилось.
Жаль, спокойствие и умиротворение не те чувства, которые длятся долго. Алисия с удовольствием купалась в этом озере безмятежности, а потом его чистая, прозрачная гладь потемнела и подернулась рябью.
Алисия нахмурилась. На ее лбу пролегла тревожная морщинка. Руки нырнули под одеяло и нащупали на животе шероховатость медицинских бинтов.
События минувшего дня обрушились на девушку ушатом воды из Льдистого океана.
Она вспомнила, как лорд Абракс нес ее на руках через лес, и солнечные лучи сочились сквозь полог листьев. Со слезами на глазах Алисия умоляла целителя не возвращать ее отчиму, которого все вокруг отчего-то упорно именовали ее батюшкой. Но барон Цвайн не был ее родным отцом. Ее родной отец погиб десять лет назад во время охоты на вепря.
Алисия тихо вздохнула.
В детстве она очень страдала из-за того, что родители холодны к ней и не обращают на нее внимания, но оказалось, что это самое настоящее счастье, просто дар небес, когда взгляд мужчины, с которым ты живешь под одной крышей, скользит сквозь тебя без всякого интереса. Хотелось бы ей снова стать маленькой незаметной тенью.
Закутавшись в одеяло, баронесса лениво осматривала комнату: тяжелые бархатные портьеры цвета лесного мха, напротив кровати камин — во время долгих суровых зим вещь просто необходимая.
Значит, добрый, милосердный лорд Абракс внял ее горячим мольбам и оставил больную у себя в поместье. За свою репутацию баронесса не волновалась. Да, Алисия ночевала в доме одинокого мужчины, но она была ранена, а он спасал ей жизнь.
Но что все-таки случилось в лесу?
Сколько бы Алисия ни сдвигала брови, как бы ни напрягала память, ее взор, обращенный в прошлое, утыкался в глухую стену. Воспоминания девушки были смазаны и обрывочны. Она прекрасна знала, что заставило ее убежать из дома той злополучной ночью, но дальше все терялось в тумане.
Ее окружали исполинские дубы. Лес казался подвижным и шумным. Объятая паникой, она неслась сквозь него сломя голову — все быстрее и быстрее, потому что боялась остановиться.
Летящую в нее стрелу Алисия заметить успела, а вот увернуться от нее — нет. За деревьями мелькнули длинные белые волосы.
При звуке открывающейся двери сердце привычно екнуло.
— Не дома, — шепнула девушка свое заклинание и натянула одеяло по самые уши.
В комнату изящной походкой вошел лорд Абракс. Из-за того, что он, как всегда, оделся во все черное, казалось, будто в комнату, залитую солнечным светом, просочилась тень.
— Как поживает моя дорогая пациентка? — в руках его сиятельство держал поднос, накрытый серебряной крышкой. Презрев помощь служанок, достопочтенный маркиз лично принес Алисии завтрак.
Неискушенная баронесса аж зарделась от такой чести.
— Доброе утро, милорд. Мне совсем не больно, — под одеялом она коснулась своих бинтов. — Я чувствую себя так хорошо, словно и не была при смерти.
— Были, конечно, были, моя прелесть, — маркиз опустил поднос на тумбочку у кровати. — Просто ваш скромный слуга сотворил чудо и поставил вас на ноги, а боль вы не чувствуете, благодаря особому зелью. Моего, кстати, приготовления.
Алисия улыбнулась, робко и благодарно. Сидеть в постели перед этим мужчиной в одной ночной сорочке на голое тело ей было не привыкать. С восьми лет лорд Абракс лечил ее то от одного, то от другого недуга. К своему стыду, она росла очень хилым и болезненным ребенком.
На подносе под крышкой обнаружилась пиала с жидкостью приятного золотистого цвета, на поверхности которой плавали иголочки зелени. Судя по запаху, это был куриный бульон. Под взглядом маркиза Алисия взяла ложку, но едва не выронила ее из руки, потому что лорд Абракс с невозмутимым видом внезапно присел на краешек кровати.
Чтобы удержать опасного преступника в недрах тюремного подземелья одной только решетки недостаточно, поэтому горло Илриана стягивал железный ошейник. Этот артефакт человеческие колдуны изобрели специально для эльфов, чтобы лишать их голоса, а значит, и магии.
То, что их новый узник немой и не в силах воспользоваться своим даром, надзиратели Нортема не знали. Илриан не мог сказать им об этом, да они бы все равно не поверили. Подстраховались бы в любом случае. Слишком уж страшила людей эльфийская песня.
Ненавистный ошейник был тяжел, мешал дыханию, царапал неровными краями кожу, не давал забыть о себе ни на секунду. Илриан со всей страстью проклинал мерзкую вещицу на своем горле и в то же время прекрасно осознавал, насколько ему повезло, что она на нем есть. Его могли обезвредить и другим способом. Способом, к которому прибегали, когда нужного артефакта не было под рукой или хотелось поизмываться над пойманным врагом, а такое случалось частенько.
Чтобы лишить кого-то речи, необязательно использовать дорогие магические игрушки: достаточно отрезать пленнику язык — и вот он уже ничего не может сказать. Быстро, просто, удобно, дешево.
Если подумать, с Илрианом обошлись вполне милосердно. Его язык все еще был на месте.
Зазвенела цепь. Это Илриан пытался добраться до миски с едой, которую надзиратель оставил у самой двери, потому что боялся углубиться в камеру.
Помимо ошейника на узнике были еще и кандалы. Его правая рука была свободна, а левую сковывал массивный железный браслет с чешуйками ржавчины. От него к стене тянулась цепь. Слишком короткая, она не давала заключенному приблизиться к решетке, просунуть руку между ее прутьями и схватить стражника или посетителя за горло. Еще одна мера предосторожности.
Напрягая все силы, Илриан мычал от напряжения. На шее вздулись вены. Плечо, вывернутое под неестественным углом, взорвалось болью. Не хватало одного сантиметра, чтобы подцепить пальцами край тарелки. Всего ничего, но это жалкое расстояние было не преодолеть. Почувствовав, что кость вот-вот выйдет из сустава, Илриан в ярости стукнул кулаком по полу.
На вонючие тюремные объедки, которые здесь называли ужином, ему было плевать. Он хотел заполучить глиняную миску.
Вчера еду принесли в железной посудине. И позавчера. И два дня назад. А этим вечером такая удача! Только идиот не воспользуется. Ему нужна эта миска!
Отдохнув, пленник вернулся к своему занятию.
Поглощенный этим делом, он забыл о голоде, о боли в сломанных ребрах, о топоре, торчащем из плахи, который мог видеть из окошка своей прежней камеры. Маленькое зарешеченное окошко под потолком выходило на главную городскую площадь, и до того, как Илриана перевели сюда, под землю, где окон не было никаких, даже самых крошечных, он наблюдал за казнями каждый день. То есть прекрасно представлял, что его ждет.
Оборотней и ведьм Подгорья сжигали на костре, пиратов вешали, ворам отрубали руки, а убийцам и эльфам — головы. Три судьи — костер, виселица и плаха. В честь них площадь и получила свое название.
Но лучше было думать об остром топоре в руках палача, чем вспоминать страх и отвращение в глазах истинной, то, как она отворачивалась от Илриана и искала защиты у другого мужчины.
«Алисия», — шепнул он в своих мыслях и со вздохом привалился к стене, осознав всю тщетность своих стараний.
Грязные лохмотья на нем были влажными от пота. Он весь взмок, пока тянулся к проклятой миске.
Где-то в коридоре за решеткой мерцал факел. Илриан не видел его самого —только неровный оранжевый свет огня, долетавший до его камеры.
Один из заключенных Нортема постоянно кричал. Даже ночью, не давая никому спать. Наверное, сошел с ума. Однажды невидимый сосед Илриана за стеной не выдержал и заорал ему в ответ: «Когда же тебя уже казнят, паскуда? Скорее бы!»
Но этого человека, лохматого оборванца, едва стоящего на ногах, повели на эшафот первым.
Вопящий без устали безумец, похоже, переживет и Илриана.
«Ну уж нет», — подумал эльф, просунув палец между горлом и полосой ошейника, чтобы ослабить давление на кадык.
Блики тусклого света играли на боках вожделенной миски, и казалось, будто она скалится заключенному, насмехается над его потугами, злорадствует и хохочет. Вдохнув поглубже, Илриан уловил в воздухе запах кислой капусты. Не запах — вонь.
Собираясь с духом, он покрутил ржавый браслет на своем запястье.
Что ж, ему все равно пришлось бы это сделать. Если он хочет выбраться отсюда, проявлять малодушие нельзя. Для побега нужна не только проклятая глиняная черепка, но и возможность свободно передвигаться по камере.
От своей рубахи Илриан оторвал полосу ткани, смял в ком и затолкал в рот. На языке разлился тошнотворный вкус грязной тряпки. Зато он не откусит себе язык и не раскрошит зубы.
Покончив с этими нехитрыми приготовлениями, Илриан размахнулся и что есть мочи ударил ребром скованной руки о стену. Дикая боль заставила его зажмуриться и замычать в кляп. Он не стремился разбить железные кандалы, это было невозможно, — он ломал собственные кости, чтобы искалеченная кисть сжалась и, щедро смазанная кровью, выскользнула из тесного металлического кольца наручи.
Загремели цепи. Раздался омерзительный влажный хруст. Мокрая от слюны тряпка упала на пол, и мычание эльфа смешалось с воплями тюремного безумца, не замолкавшего ни на секунду.
Лорд Абракс с яростью толкнул двери тюрьмы и окунулся в темноту звездной ночи. После разговора с пленником у него дергалась щека. То, что сказал ему этот грязный эльф…
Колдун заскрежетал зубами. Печатая шаг, он устремился к своему экипажу на другом конце площади.
Путь его пролегал мимо мрачной конструкции в виде буквы «П». С перекладины, лежащей на двух столбах, свисали три веревки с пустыми петлями. Чуть дальше луна освещала высокий вертикальный кол, окруженный шалашом из хвороста. Между ним и виселицей на неровной брусчатке стояла большая деревянная колода, иссеченная топором. Лорд Абракс бросил на нее взгляд и усмехнулся.
В этот поздний час на площади не было ни души, но уже утром сюда стечется половина города. Пожалуй, он и сам придет посмотреть на казнь. На то, как голова остроухого мерзавца упадет в плетеную корзину у плахи.
— Надеюсь, завтра палач поленится заточить свой топор, — прошипел маркиз в летнюю тишину. — И твою шею, ублюдок, перерубят только с третьей попытки.
Раздувая ноздри, он дернул на себя дверцу кареты и стремительной тенью скользнул в кузов. В тот же миг экипаж тронулся с места.
Жеребцы, черные и горячие, словно демоны ночи, отвечали на свист кнута громким ржанием. Цокот копыт по мостовой смешивался с сухим стрекотом колес и монотонным скрипом рессор. Снаружи доносились короткие резкие выкрики кучера. Привалившись к зашторенному окну, лорд Абракс растирал пальцами виски.
Если верить эльфийскому отродью, на руке Алисии черной кляксой растеклась метка подчинения. Похожую — ведьмы Подгорья ставили своим жертвам, из-за чего местные мужчины от восемнадцати до шестидесяти лет шугались их, как огня. И на то были причины.
Если ведьма положила на тебя глаз — жди беды. Она назначит тебя своим женихом, не спросив согласия. Привяжет тебя к себе невидимой магической цепью. Ты попытаешься сбежать, а цепь будет натягиваться, и, когда она натянется слишком сильно, ты сгоришь в огне лихорадки и диких болей. И нет спасения от этого гнилого колдовства. Ни один маг и целитель Лореанга не сумеет развеять злые чары. Единственный способ сохранить жизнь — не отходить от клеймившей тебя ведьмы дальше, чем на расстояние взгляда. Несколько дней вдали от своей тюремщицы ты еще выдержишь, а потом сляжешь, и не поможет никакой лекарь.
Проклятье!
Лорд Арбакс стукнул кулаком по дверце кареты, и от удара та приоткрылась. В просвете мелькнула полная луна, плывущая над скатами крыш. Внизу проносилась дорога, мощеная серым булыжником. Грохот копыт, конское ржание и свист кнута, до этого приглушенные деревом и стеклом, стали громче. Отсекая от себя звуки улицы, маркиз вернул непослушную створку на место и поправил черную штору на окне.
Ушастый мерзавец утверждал, что проделал с Алисией то же самое, что коварные ведьмы Подгорья — с несговорчивыми красавцами, которые им приглянулись. Но он лгал! Хотел избежать плахи, сменить вонючую тюремную клетку на чистую комфортную комнату в доме маркиза.
Не выйдет! Лорд Абракс не позволит обвести себя вокруг пальца!
Завтра этот паскудный пес сдохнет, его белобрысая голова упадет в корзину, стоящую у дубовой колоды. Собаке — собачья смерть.
Но, что, если эльф сказал правду?
Тогда его жертва, бедняжка Алисия, погибнет вместе с ним…
Его сиятельство поерзал на бархатном диванчике.
— Он лжет, — процедил колдун сквозь зубы. — Извивается, как уж на углях. Пытается спасти свою никчемную шкуру.
Карету тряхнуло на бугристой дороге, и лорду Абраксу пришлось ухватиться за стену.
— Поаккуратнее там! — гаркнул он кучеру.
Правда или ложь?
Стоит ли рисковать?
Если он ошибся, его юная красивая невеста ляжет в гроб, а не на супружеское ложе.
Рука сама собой потянулась к тонкой книге, которую лорд Абракс прятал за пазухой. Магистр Шейлион ставил знак равенства между эльфийской меткой и меткой ведьм Подгорья. Они и внешне были похожи. И та, и другая черные, с неровными краями, жутко уродливые.
Колдун поджал губы.
В самом деле, не может же он поселить этого смерда под одной крышей со своей будущей женой, с этой чистой, невинной девой! А как Алисия отнесется к тому, что жених приведет в дом мужчину, который хотел ее изнасиловать? Бедняжка упадет в обморок! Его ждет бурная женская истерика!
А если от метки избавиться не удастся? Им что, придется до гробовой доски жить втроем?
Лорд Абракс представил, как они с Алисией чинно завтракают в светлой гостиной на первом этаже, а рядом на полу жрет из миски ненавистный эльф. Как солнечным утром они с молодой маркизой гуляют под ручку по тенистым аллеям парка, а этот убогий плетется следом, гремя цепями. Как в супружеской спальне лорд Абракс берет жену под одеялом, а из темного угла на них таращатся злые прищуренные глаза.
— Он лжет, — шумно выдохнул колдун. — Если бы его слова были правдой, Алисия давно бы занедужила, а моя невеста чувствует себя отлично.
И он небрежно швырнул худую книжонку, написанную магистром, на соседний диван.
Карета замедлила ход. Снаружи заскрипели, отворяясь, широкие въездные ворота. Спустя минуту его сиятельство уже поднимался по ступенькам крыльца к распахнутой лакеем двери.
Говорят, за секунду до смерти вся жизнь проносится перед глазами, но с Илрианом ничего такого не случилось. Он просто оцепенел. Его эмоции будто сжали в кулаке, оставив одно тупое удивление: «Это все? Неужели это все?»
Фрагменты прошлого не мелькали перед мысленным взором. В эту страшную минуту Илриан не видел никаких прекрасных воспоминаний из детства — только мешанину серых и коричневых пятен, в которую слилась для него окружающая толпа. Ее крики звучали в ушах монотонным гулом, похожим на шум морских волн, что накатывали и накатывали на берег, разбиваясь о камни брызгами белой пены.
Палач зачитывал приговор.
Тело эльфа дрожало от напряжения. Каждая мышца превратилась в тугую струну, натянутую так, что вот-вот лопнет. Пока руки и ноги пленника наливались стылым холодом, разум горел в огне. Все ощущения обострились — он словно отчаянно стремился вобрать в себя последние мгновения жизни.
Болели руки, выкрученные за спиной и скованные массивными железными браслетами. Сломанная кисть онемела, но Илриан чувствовал, как она подрагивает. Коленями ощущал твердые камни мостовой. Щекой — шероховатую поверхность деревянной колоды, в которой лезвие топора оставило глубокие зарубки. Его ноздри улавливали слабый запах застарелой крови.
«Это сон, — подумал Илриан. — У меня лихорадочный бред».
Все казалось слишком нереальным, чтобы быть правдой.
Его грубо потянули за волосы вверх, чтобы по-другому уложить головой на плаху — не боком, а прямо, так, что взгляд уперся в плетеное дно корзины из сухой лозы.
«Не может быть. Не может быть».
Вдруг толпа замерла, перестав галдеть, и на площади воцарилась гробовая тишина.
Почему все замолкли?
Сердце пропустило удар. Он почувствовал над собой движение. Почувствовал, как палач замахивается. Ощутил восторженное возбуждение людской своры, жаждущей зрелищ. Они смотрели. Они ждали. Им не терпелось.
Топор вот-вот должен был опуститься.
«Как жаль», — мелькнула мысль, и пленник зажмурился. Весь сжался.
— Стойте!
В повисшей тишине зычный мужской бас прозвучал раскатом грома.
— Стойте! Приказом начальника тюрьмы казнь отменяется.
В первую секунду Илриан решил, что этот благословенный спасительный голос раздается в его воображении, что он его выдумал. Но тут над площадью поднялся разочарованный гул, толпа недовольно засвистела — ее лишили любимого развлечения. Вряд ли фантазия Илриана зашла бы так далеко, а это значит…
Скосив взгляд, пленник увидел кисть в красной перчатке, которая сжимала рукоять топора, упертого в камни мостовой. Отсветы солнца играли на дуге острого лезвия.
Это правда!
Казнь отменяется!
Он будет жить!
Его тело, деревянное, гудящее от напряжения, разом обмякло, почти стекло на брусчатку.
В следующую секунду эльфа грубо дернули вверх, подняв с колен.
Палач посмотрел на него сквозь прорези красной тканевой маски и толкнул в сторону тюремных ворот.
— Иди! Давай! Шевели ногами.
Вопреки ожиданиям, Илриана не вернули в камеру, а отвели в допросную, где его уже ждал колдун с глазами-факелами. Едва бывший смертник переступил дверной порог, человеческий маг подлетел к нему и с размаха ударил кулаком под дых.
Измученное тело пленника так привыкло к боли, что почти не отозвалось на порцию новой, однако он все равно захрипел и согнулся пополам, на радость белобрысому садисту.
Потом колдун подтащил Илриана к столу в центре комнаты и усадил на один из двух деревянных стульев. Сам устроился напротив и приказал:
— Дай мне свои руки.
Эльф подозрительно прищурился.
— Дай! — рявкнул маг.
Не ожидая от этого человека ничего хорошего, Илриан опустил обе руки на стол. Его левая кисть представляла собой жалкое зрелище — окровавленная тряпица с вывернутыми пальцами, на фоне этого ужаса его правая ладонь в крупных волдырях казалась вполне здоровой.
— Вонючий слизень, — прошипел колдун, раздувая ноздри.
Илриан замер, предвкушая новые истязания. Он не думал сопротивляться, потому что знал: после пыток мерзкий человечек отвезет его к истинной. Ради такого можно и потерпеть. Главное, чтобы подонок не изменил свое решение, поэтому лучше не брыкаться, позволить ему сорвать на нем злость.
— Как же я ненавижу вашу ушастую братию.
Несмотря на злой тон, прикосновения мага были аккуратными, бережными. Он осторожно взял в ладони покалеченную руку пленника, расправил его дрожащие пальцы и сосредоточенно прикрыл глаза.
Илриан до последнего ждал подвоха, но ничего дурного этот человек с ним не делал. Наоборот! С удивлением эльф понял, что боль уходит, кости срастаются и с тошнотворным хрустом встают на место.
Закончив с его левой рукой, колдун принялся за правую. Сначала исчезло неприятное ощущение стянутости в обожженной коже. Волдыри сдулись, а следом сошла и нездоровая краснота.
Толпа снаружи уже разбрелась по своим делам. Площадь Трех Судей опустела. Тень от виселицы тянулась по залитой солнцем мостовой к ногам Илриана. Проходя мимо деревянной колоды, изрубленной топором палача, бывший заключенный Нортемской тюрьмы невольно поежился. Здесь он едва не лишился головы.
В экипаже Илриан внимательно следил за дорогой, подмечая детали, которые пригодятся при побеге, — шумный рынок, где легко затеряться в толпе, укромные подворотни, где можно спрятаться от стражников, расположение улиц, в лабиринте которых надо уметь ориентироваться, удирая от погони. Никогда не знаешь, какая мелочь спасет тебе жизнь.
Он старался ничего не упустить из внимания, но постоянно отвлекался на мысли об Алисии и на артефакт-переводчик на шее мага — взгляд так и соскальзывал к вожделенной вещице. Карета тряслась на неровной дороге, и золотой медальон на цепочке покачивался, завораживая блеском кровавого рубина в своем центре.
К радости Илриана, экипаж выехал за крепостные стены и покатился по проселочному тракту мимо ухоженных полей. Значит, маг живет за городом. Сбежать из сельского поместья проще, чем из городского дома.
— Обращайся ко мне «милорд Абракс», пес, — процедил колдун, наблюдая зеленые пейзажи за окном. — А к леди Алисии — госпожа.
Илриан выгнул бровь.
— Ах да, ты же не можешь говорить, — спохватился маг. — Впрочем, так даже лучше. Веди себя тихо, будь незаметной тенью. Непокорных рабов секут розгами на заднем дворе. А для особо дерзких есть плеть.
Все это он произнес скучающим тоном, каким люди говорят о чем-то обыденном и привычном.
Илриан отвернулся к окну и… его сердце замерло: впереди за деревьями выросла длинная скатная крыша с кирпичными трубами каминов.
Почти приехали!
Не отдавая себе в этом отчета, он принялся ерзать на сидении диванчика.
— Тебе что, блохи не дают покоя? — с отвращением покосился на него Абракс.
С каждым оборотом стрекочущих колес кареты, с каждым метром, приближающим его к Алисии, сердце эльфа билось все чаще, а когда перед их экипажем распахнулись широкие въездные ворота в поместье, оно и вовсе сошло с ума. Колотилось как безумное.
Песчаная дорога сменилась гравийной. На них надвигался серый дом из грубого камня с темными окнами и двумя симметричными выступами по бокам, которые тянулись к карете, словно руки. Даже облитый солнечным светом, стоящий на фоне голубого неба и зеленых деревьев, этот дом выглядел мрачно и неприветливо. Как тюрьма или лечебница для душевнобольных.
Илриан с трудом дождался, когда повозка остановится у крыльца, и первым выбрался наружу.
Заметив его прыть, лорд Абракс прищурился:
— Напугаешь леди Алисию — высеку до кровавого мяса. Будешь неделю лежать в уголке и ходить под себя.
Илриан пропустил угрозу мимо ушей. Он вообще не слышал, что говорит ему этот маг. Эльфа трясло от нетерпения, ноги пружинили и сами несли его вперед. Но он сдерживался. Помня о своем рабском положении, следовал за хозяином, а тот еле двигался — аж злость брала! Неужели нельзя поторопиться?
Они поднялись на крыльцо, пересекли холл, ступили на широкую лестницу, ведущую на второй этаж. Илриан не смотрел по сторонам — только вперед.
— Жди здесь, — приказал Абракс, остановившись перед глухой белой дверью. А потом исчез за ней, и эльф понял: там спальня Алисии.
У него пересохло в горле. Он глубоко вздохнул и выпрямил спину.
Из комнаты доносились приглушенные голоса. Чаще — один, мужской. А от женского — у Илриана замирало сердце. Он жадно ловил его звуки, подойдя к самой двери.
Судя по тону, Алисия была взволнована словами Абракса, даже, кажется, пыталась ему возражать, а потом все стихло. Раздались приближающиеся шаги, и эльф отступил от двери, пока, открываясь, та не заехала ему по лицу.
В коридор высунулся мрачный маг и молчаливо поманил раба внутрь.
В спальне Алисии пахло цветами. Хрупкая, тонкая, его избранница стояла на фоне распахнутого окна, и лучи солнца создавали вокруг ее фигуры золотистый ореол света. В своем белом воздушном платье красавица казалась легким облачком, плывущим по ветру.
При виде вошедшего Алисия попятилась, нервно выкручивая пальцы, затем посмотрела на Абракса, словно искала у него поддержки.
— Все хорошо, моя милая. Он не причинит тебе вреда, — сказал треклятый колдун, и эльф сжал кулаки.
Истинная боялась его! Считала, что это он напал на нее в лесу. Видела в нем убийцу и насильника. Как оправдаться?
Безотчетным жестом Илриан коснулся своего горла, более неспособного рождать звуки речи.
— Спать он будет здесь, в одной комнате с тобой, — Абракс поморщился.
Илриан подобрался, довольный услышанным.
Алисия распахнула глаза и замотала головой. С тех пор как эльф переступил порог ее покоев, она не произнесла ни слова, будто тоже лишилась голоса.
— Не волнуйся, — кривился маг. — На нем магические печати. Он тебя не потревожит. Будет спать на полу, как грязная псина. Не надо видеть в нем угрозу. Он больше не мужчина — раб. Относись к нему как к мебели. Или как к домашнему животному. Представь, что это большая собака. Уродливая блохастая, но совершенно безобидная. Он даже не говорит.
— А теперь, грязный пес, ты кое-что для меня сделаешь.
После того, как его невеста успокоилась, лорду Абраксу пришлось лечить белобрысого мерзавца: через метку подчинения его боль передавалась Алисии, а маркиз не хотел, чтобы она страдала.
Магическая привязка оказалась сильнее, чем он надеялся. Страшно подумать, что было бы, не успей он вытащить голову этого ублюдка из-под мясницкого топора. Смертельная агония казненного эльфа настигла бы Алисию по их связи и ударила бы с такой силой, что убила бы бедняжку в ту же секунду. Больше лорд Абракс не сомневался в коварстве эльфийского проклятия: погибнет ушастый — его клейменная жертва последует за ним в загробный мир.
«Теперь я даже избить его не могу», — скрежетал зубами колдун, спускаясь в подвалы своего родового поместья.
Объект его лютой ненависти шел позади — шаркал босыми ногами по ступеням каменной лестницы. Алисию маркиз оставил ждать наверху, в гостиной. Нечего ей делать в святая святых его рабочего кабинета. За пару минут, что эти двое проведут порознь, ничего страшного не случится. Во всяком случае, лучше рискнуть здоровьем невесты, чем пустить ее в свою лабораторию.
Наколдованный огонек, плывущий перед маркизом по воздуху и заменяющий ему в подземельном мраке факел, то и дело моргал и гас. От этого его сиятельство злился особенно сильно. Исцеляя руки эльфа в тюрьме, он потратил столько магии, что не восстановился до сих пор, а теперь еще и разбитую рожу этому псу лечить.
Жаль. Синяки и ссадины очень ему идут. Будь его воля, он бы не сводил их, а добавил бы новых. Все лицо разукрасил бы ублюдку в сине-фиолетовые тона.
— Сядь на стул. — Лорд Абракс толкнул дверь кабинета и окунулся в родную стихию.
В этом царстве колб, книжных шкафов и стеклянных агрегатов с бурлящей внутри цветной жидкостью он чувствовал себя как дома. Здесь на него снисходило блаженное умиротворение.
Оглядевшись, эльф опустился на свободный стул рядом с большим рабочим столом, заваленным бумагами. Его левый глаз заплыл. Веко опухло, похожее на мятую переспелую сливу. Правый — едва открывался. Под носом и на губах запеклась кровь.
Полюбовавшись делом своих рук, лорд Абракс снял с полки одного из многочисленных стеллажей банку с мазью и бросил ее избитому на колени.
— На, сам. Толстым слоем.
А пока эльф разбирался, что к чему, отправился зажигать лампы по периметру комнаты.
В дальнем углу, прячась в густых тенях, стояла медвежья клетка, накрытая белыми простынями. Когда лорд Абракс приблизился к ней, оттуда, из-под плотной ткани, раздалось звериное рычание.
Эльф повернул голову на звук.
— Занимайся делом! — рявкнул на него маркиз.
Проклятье! С каждым разом эффект сонного зелья ослабевал. Ушастый не должен был услышать его гостя.
«Впрочем, — успокаивал себя лорд Абракс, — он ничего не видел, а о том, что услышал, никому не расскажет».
С глубоким вздохом колдун нервно одернул полы своей черной мантии.
«Надо скорее со всем покончить», — он с опаской покосился на клетку, завешанную тканью.
— Снимай рубашку, животное. Раз уж ты злоупотребляешь моим гостеприимством, то будешь приносить пользу. Попользую я тебя вдоволь, уж поверь. Все соки из тебя выжму.
Раб закончил смазывать синяки и опустил пустую банку на стол. Его опухшее лицо лоснилось от втертого в кожу лечебного снадобья. Ерзая на стуле, он морщил нос — в воздухе витали неприятные химические пары.
— Раздевайся, я сказал!
С невозмутимым видом Илриан стянул через голову рубашку и аккуратно сложил ее у себя на коленях — другой одежды у него не было, поэтому приходилось беречь даже эти неказистые тряпки. На приближающегося колдуна он смотрел без страха, хотя в руках у того сверкал охотничий нож. В глазах лорда Абракса разгоралось пламя.
— Отрезать бы твоего червяка, чтобы больше не шевелился в присутствии Алисии.
Нависнув над эльфом, маркиз сдернул с его колен снятую рубашку и швырнул на пол, затем встал на нее домашними туфлями.
Кончик острого лезвия уперся пленнику в пах. Раб поднял голову, отвечая на злобный взгляд милорда своим — спокойным.
— Отсечь бы его под корень. Нет члена — нет проблем. Алисия не станет бояться евнуха. Скопец никого не снасильничает. Чик-чик — и ты больше не мужчина.
По лицу колдуна растеклась безумная улыбка. Нож сильнее прижался к промежности Илриана, почти проткнул ткань его штанов. Эльф застыл, но взгляда не отвел, лишь кадык на его выгнутом горле судорожно дернулся.
— Такая заманчивая идея, но увы-увы. Я не могу уступить своим желаниям. Наврежу тебе — из-за вашей связи пострадает моя невеста. Но ты все равно не расслабляйся. Будь хорошим, послушным песиком.
И унизительным жестом лорд Абракс похлопал своего пленника по щеке.
Когда он убрал нож от его паха и отстранился, Илриан едва слышно вздохнул от облегчения.
Тем временем колдун разжег горелку под своим любимым детищем — новейшим аппаратом для приготовления зелий, которым он заменил устаревший ведьмовской котел. Эта конструкция состояла из медных и стеклянных сосудов, соединенных трубками.
После обеда колдун и Алисия гуляли по цветущим землям поместья, а эльф плелся следом на расстоянии нескольких шагов. Все его мысли занимал артефакт-переводчик, который помог бы ему поговорить с истинной.
Заветная вещица осталась там, в комнате со странным дымящим аппаратом. Прямо на глазах Илриана маркиз снял со своей шеи волшебный медальон и небрежно бросил его на одну из полок стеллажа вдоль стены. Этот образ отпечатался на внутренней стороне век. Илриан послушно брел за своими новыми хозяевами по дорожкам сада, но вместо высоких кипарисов и клумб с диковинными цветами видел перед собой подвеску из белого золота, лежащую между стопкой книг и хрустальным шаром на подставке.
До самого вечера он думал, как заполучить желаемое. Постепенно в голове созрел план. Свой кабинет Абракс запирал на ключ, а ключ носил в кармане штанов. Укладываясь спать, люди разоблачаются и вешают одежду в шкаф или на спинку стула — идеальное время для кражи.
«Действовать надо этой ночью, — размышлял пленник. — Пока я знаю, где артефакт. Завтра ублюдок может переложить его в другое место или даже запереть в сейфе».
Приняв решение, он почувствовал нарастающую нервозность: слишком многое стояло на кону, ошибиться было нельзя, возможно, это его единственный шанс достучаться до Алисии. Хотелось поскорее обелить себя в глазах истинной и начать уже думать о побеге. Роль раба Илриану категорически не нравилась.
Ужинать его посадили за стол. Вилку не дали — все-таки холодное оружие — но обеспечили ложкой, правда, маленькой, десертной. Мерзкий колдун то и дело косился в сторону пленника и тихо посмеивался, наблюдая за тем, как он неуклюже управляется с выданным ему недоразумением. Есть рыбу крошечной ложечкой было неудобно. Зато руки остались чистыми.
Вечер Абракс предложил скоротать в гостиной, где на фоне эркера, украшенного цветами, стоял большой белый рояль. Хозяин поместья усадил Алисию на диван, сам устроился на банкетке перед музыкальным инструментом и опустил руки на клавиши.
— Позволь развлечь тебя, моя дорогая. Говорят, я неплохо играю.
Илриан хмыкнул и покосился на избранницу. К его недовольству, идея мага пришлась девушке по вкусу. Алисия улыбнулась и приготовилась слушать неумелое бренчание жениха. То, что оно неумелое и их ждет настоящая пытка для ушей, эльф нисколько не сомневался.
«Еще один богатенький позер, возомнивший себя великим талантом», — презрительно подумал он.
И коснулся горла.
Поскольку рабам пачкать собой господские диваны не дозволяли, Илриан остался на ногах и сейчас подпирал плечом дверной косяк. С этого места он мог безнаказанно любоваться своей истинной парой — ее изящным профилем в мерцании свечей, белой кожей, гладкой, как шелк, блеском глаз и золотом волос. Чем дольше Илриан смотрел на Алисию, тем сложнее было отвести взгляд от ее лица. Голова кружилась, сердце билось все чаще и тяжелее, чресла набухали, наливаясь жаром. Опьяненный красотой своей избранницы и магией их связи, Илриан чувствовал себя счастливым, невзирая на рабские оковы и раны под одеждой.
В вечерней тишине раздались первые аккорды фортепиано. Гостиную, озаренную сиянием свечей, наполнила нежная лирическая мелодия, от звуков которой щемило сердце.
Эльф стиснул зубы. При всей своей предвзятости он не мог оспорить талант соперника. Абракс играл не просто неплохо, а хорошо, даже изумительно. Алисия слушала его, затаив дыхание.
Заметив реакцию истинной, Илриан нахмурился и скрестил руки на груди. Хотелось, чтобы этот проклятый концерт поскорее закончился. Но одна мелодия — пронзительная, тоскливая — плавно перетекла в другую, более задорную. Алисия заулыбалась. А колдун вдруг открыл рот и запел.
Илриан широко раздул ноздри.
Голос у Абракса был приятный, богатый на оттенки, с легкой хрипотцой, которая так нравилась женщинам. Засранец пел о любви и с намеком поглядывал на избранницу Илриана, а та порозовела, разгоряченная музыкой. Казалось, от восторга Алисия вот-вот захлопает в ладоши.
Эльф смотрел то на нее, то на своего соперника и шумно дышал, сжимая кулаки.
— Вы так хорошо поете! — воскликнула Алисия, когда Абракс прервался, чтобы полистать нотную тетрадь на пюпитре.
«Разве же это хорошо? Ты еще не слышала меня!» — подумал Илриан, а потом вспомнил свое немое мычание на лесной поляне и скривился. Теперь его горло порождало звуки столь убогие, что он старался лишний раз не открывать рот.
Тем временем Алисия взирала на мерзкого колдуна такими сияющими глазами, что хотелось удавиться. Она выглядела непривычно оживленной, восторженной, и все эти эмоции вызвал у нее другой мужчина, не Илриан.
— Я обожаю музыку, пение, красивые голоса!
Стоя в дверях гостиной, эльф крепко зажмурился, как от боли.
— Пожалуйста, сыграйте и спойте для меня еще.
— С удовольствием, моя милая.
И пальцы мага виртуозно запорхали по клавишам, заставляя Алисию восхищенно ахать.
Не в силах это терпеть, Илриан резко оттолкнулся от двери и вышел в коридор.
«Тебе бы понравился мой голос. Ты смотрела бы на меня с обожанием и даже согласилась бы на поцелуй».
Там, за стеной, в темноте, где никто не мог его увидеть, эльф попытался запеть, но звуки были такие, словно его рот набит кашей. Отвратительно.