Поглотитель

Глава 1

Снова зевнув, потянулась к регулятору громкости, выкручивая звук почти на максимум. Из динамиков оглушительно рвалась какая-то мега популярная песня. Лично мне по мне — полная ерунда, но сейчас принцип "чем громче — тем лучше" казался единственно верным.

Шестнадцать часов пути остались позади, до цели — всего тридцать минут. На экране телефона ярко горели заветные цифры, молчаливо подбадривая меня.

С освещением здесь явно были проблемы. Ночь плотно окутала всё вокруг, и только тусклый свет фар выхватывал из темноты мокрый асфальт.

Сбрасываю скорость, на миг закрываю глаза — и вдруг оглушительный удар в бок! Машину бросает в сторону, как щепку. Вдавливаю педаль тормоза в пол, судорожно выкручиваю руль — бесполезно. Автомобиль срывается в бешеный занос, вылетая на встречную полосу, и я со всей дури бьюсь головой о руль. Остановилась.

Сердце колотится, в глазах темно. Но жива. Чёрт, жива!

Чувствую, как что-то теплое стекает по лбу, провожу рукой и понимаю что это кровь. Моя кровь. Не переношу вида крови. Вытираю ладонь о джинсы. Вдох, выдох, считаю до десяти, вроде отпускает.

Пару минут уходит на осознание произошедшего. Могло быть и хуже. Оглядываюсь — за окном кромешная тьма, разглядеть что-либо невозможно.

Достаю из бардачка фонарь и осторожно выхожу. Прохладный ночной воздух бьёт в лицо, мысли немного проясняются. Освещаю фонарём обочину — ничего. Обхожу машину — на правом крыле здоровенная вмятина. Мысленно стону и делаю несколько шагов вперёд. Сердце колотится так, будто вот-вот выпрыгнет из груди и пустится в пляс прямо по асфальту. Глупость, конечно, но мой мозг именно так реагирует на стресс.

—Господи, помоги, — шепчу себе под нос.

Ирония — я закоренелая атеистка, но в критические моменты, похоже, все начинают верить в Бога.

Отхожу подальше от машины, направляю луч фонаря вдоль обочины и замечаю в овраге... тело. Чёрт возьми, человеческое тело! Совершенно обнаженное человеческое тело, если быть точной.

Я сбила человека! В голове проносится шквал мыслей, одна страшнее другой. Что я наделала... Мысленно даю себе подзатыльник и приказываю успокоиться. Фонарь в моей руке дрожит, отбрасывая неровные тени на склон оврага. Каждый шаг вниз даётся с трудом — земля осыпается под ногами, цепляясь за подошвы. В воздухе висит тяжёлый запах влажной земли.

Парень. На вид лет двадцати пяти, не больше. Лежит на боку, одна рука неестественно вывернута под собой. Тёмные волосы слиплись на лбу от крови, тонкая струйка которой уже успела засохнуть, проделав путь от виска к подбородку.

Опускаюсь рядом, и колени с хрустом вдавливаются в мокрую землю. Рука сама тянется проверить пульс — пальцы натыкаются на горячую кожу шеи.

— Будь жив, пожалуйста, будь жив, повторяю как мантру, будто от этих слов что-то кардинально изменится. Пульс есть! Слава богу, он жив! Парень вдруг начинает шумно дышать, делает несколько прерывистых глубоких вдохов и со стоном переворачивается на спину. В его глазах, в темноте, вспыхивает неестественно яркий, ледяной голубой свет. Клянусь, они действительно светились, буквально пару секунд назад. А теперь нет или я так сильно ударилась головой?

Нервно сглатываю, но взгляд не отвожу. Замечаю на левой скуле — тонкий шрам. Он тоже изучает меня своим тяжёлым, пронизывающим взглядом, будто видит насквозь. Хочу спросить, как он себя чувствует, но не успеваю, его рука молниеносно сжимает моё горло с такой силой, что перехватывает дыхание.

Бросаю фонарь на землю, обеими руками пытаюсь оторвать его пальцы, но это как скалу сдвинуть с места, совершенно бесполезно. Мои ногти царапают его кожу, но он даже не морщится. В его глазах — никакой ярости, только ледяная, бездонная пустота. Пытаюсь что-то сказать, но из горла вырывается только хрип. Ещё немного и он меня задушит...

И вдруг — откуда-то из тьмы, сквозь нарастающий шум в ушах, прорывается пронзительный, леденящий душу волчий вой. Он такой близкий, что, кажется, что зверь стоит прямо за спиной.

Парень на мгновение замирает, его взгляд на секунду отрывается от меня, уходя в темноту, будто прислушиваясь к чему-то древнему и знакомому. Его хватка ослабевает. Пользуясь моментом, вырываюсь и, задыхаясь, жадно глотаю воздух.

Парень встаёт во весь свой рост, с лёгкостью поднимаясь с земли. Он бросает на меня последний взгляд — всё тот же пронизывающий, нечеловеческий — и без единого слова растворяется в чаще леса, словно его и не было.

Что это было? Хватаю фонарь, карабкаюсь на дорогу и бегу к машине. Запрыгиваю внутрь, щёлкаю замками, даю по газам и срываюсь с этого проклятого места.

Глава 2

Я мчалась по ночной дороге, не разбирая скорости. Руки дрожали на руле, а в ушах стоял оглушительный звон, смешанный с бешеным стуком собственного сердца. В зеркале заднего вида мелькали только черные силуэты деревьев, но мне казалось, что за мной кто-то гонится.

Хотелось закричать, но я лишь сильнее вжалась в сиденье.

Первые огни на горизонте заставили сердце бешено колотиться — на этот раз от облегчения.

Когда я, наконец, въехала в город, напряжение начало медленно отпускать. Припарковавшись у высотки — серой высотки с потускневшей штукатуркой — я заглушила мотор и на несколько секунд просто сидела, прислушиваясь к тишине.

За окном медленно таяла ночь.

Небо, ещё минуту назад угольно-чёрное, теперь размывалось в дымчато-лиловых разводах.

Дверь машины захлопнулась с глухим стуком, отдающимся в пустом дворе. Вытащив из багажника сумку, где лежали остатки моей прошлой жизни, я, медленно осматриваясь по сторонам, зашла в подъезд.

Поднявшись на девятый этаж, я замерла у двери на мгновение. Квартира встретила меня той особой тишиной, которая бывает только в новых, ещё не обжитых пространствах. Защёлкнув все три замка, я щёлкнула выключателем.

Тёплый свет мгновенно заполнил коридор. Узкое, но безупречно чистое пространство с гладкими бежевыми стенами, никаких посторонних запахов, только лёгкий аромат свежей краски и дерева.

Скинув туфли, оставив их аккуратно у входного коврика, я босиком прошла на кухню. Глянцевые фасады шкафов ловили отражение светильников, создавая иллюзию простора. Встроенная техника — холодильник, посудомойка, микроволновка — сливалась с мебелью в единый ансамбль. На столешнице из искусственного камня стоял новенький чайник с матовым покрытием.

Главная комната оказалась именно такой, как на тех фото в объявлении: большое окно и широкий подоконник так и манил присесть. Двуспальная кровать с идеально заправленным бельём, панель телевизора, тонкая как картина.

В углу у окна: письменный стол, над ним — полка для книг, пока пустующая.

Теперь это мой дом. Пока что — мой.

Я стояла посреди комнаты, прислушиваясь к тишине. Казалось, даже стены ждали, когда я сделаю первый шаг. Но вместо того чтобы разобрать вещи, я потянулась к виску — пальцы наткнулись на запекшуюся кровь.

"Черт, надо промыть рану", — пронеслось в голове.

Скинув куртку, я направилась в ванную. Зеркало показало мое отражение — бледное лицо, темные круги под глазами, след крови, тянущийся ото лба к подбородку и жуткие красные отметины на шеи.

Вода, обжигала кожу, но это было приятно — будто смывало не только грязь, но и весь этот кошмар.

Пена шампуня щипала рану на лбу, но эта боль казалась такой незначительной после всего, что произошло.

Металлический вкус страха всё ещё ощущался на языке, когда я вспоминала те ледяные голубые глаза в свете фонаря. "Сотрясение, — убеждала я себя,— просто галлюцинации от удара".

Вытираясь жёстким полотенцем, я внимательно осмотрела рану в зеркале. Неглубокий порез, уже начинающий подсыхать. "Повезло", — подумала я, накладывая пластырь из аптечки.

В спальне я натянула старый растянутый свитер и спортивные штаны — одежду для комфорта, а не для красоты. На кухне автоматически включила чайник, но тут же вырубила его — руки всё ещё дрожали.

Вместо этого достала бутылку вина, как будто знала, что оно понадобится. Первый бокал выпила почти залпом, чувствуя, как тепло разливается по телу. Второй потягивала медленнее, сидя на подоконнике и глядя на просыпающийся город.

"Нужно было вызвать полицию, — корила я себя, — оставить заявление о ДТП". Но какая-то часть меня сопротивлялась этой мысли. Слишком много нестыковок возникало в этой истории.

Кто этот парень? Что он делал в глухом лесу глубокой ночью? И самое главное, почему он внезапно набросился на меня, пытаясь задушить? Эти вопросы крутились в голове, не давая покоя.

Кажется, с меня на сегодня хватит.

Разложив на кровати одеяло, я забралась под него, внезапно осознавая, как смертельно устала.

Где-то в глубине сознания шевельнулась мысль, что нужно будет осмотреть машину. Но это было уже завтрашней проблемой. Сейчас же я, наконец, могла просто... уснуть.

Глава 3

Я проспала. И не просто на полчаса или час,… а на два. Два гребаных часа! И это в первый день учёбы в новом университете. Отличное начало.

На первую пару я точно опоздала, а вот шанс попасть на вторую вполне есть.

Собрав свои длинные непослушные волосы в небрежный пучок, я впопыхах привела себя в порядок. Быстро набросила джинсы, свитер с высоким воротом и, не глядя в зеркало, схватила рюкзак.

Мой верный Ford, переживший кошмар прошлой ночи, терпеливо ждал во дворе. Вмятина на правом крыле, блестела на утреннем солнце.

— Ты справишься, — прошептала себе, сжимая руль.

Двигатель заурчал, и я медленно выехала на улицу.

Город, в котором я теперь живу, был тихим, почти сонным. Узкие улочки, старые кирпичные дома, редкие прохожие. Совсем не то, что шумный мегаполис, который я покинула.

Здание нового университета, было современным, прямоугольное в пять этажей. Над главным входом красовалась большая вывеска с названием вуза синими буквами. Припарковавшись, я глубоко вдохнула, и вышла из машины, прихватив рюкзак. До начала второй пары оставалось буквально десять минут и, не теряя больше не минуты, рванула к центральному входу.

Перепрыгивая через две ступеньки, распахнула входную дверь, и лишь на секунду отвлеклась, как столкновение с особым размахом в стальную груду мышц окончательно добило меня. Будь проклят тот, кто придумал эти дурацкие спортзалы, где из хиленьких мальчиков выпускали на волю здоровых, бугристых качков. С губ сорвался писк, в нос тут же ударил приятный мужской парфюм, терпкий аромат с нотками сандала.

Перед глазами заплясали темные круги, во рту отчетливо чувствовался привкус крови. Кажется, я прикусила себе язык. Больно то, как мамочки. Меня качнуло в сторону и, кажется ...нет, я почти уверенна я начала заваливаться назад. А я точно знала, что сзади меня ждали многочисленные бетонные ступеньки.

Толком, не успев, как следует испугаться, меня подхватили и прижали к себе две крепкие, горячие ладони, возвращая в исходное положение. Даже через свитер я ощущала жар его рук.

—Ты цела? — его голос, тёплый, как мёд на солнце, но с острой пряной ноткой, прокатился по моей спине мурашками.

Открыв зажмуренные глаза, я уперлась взглядом в крепкую мужскую грудь обтянутую белой рубашкой, с расстегнутыми верхними пуговицами. Тонкая серебряная цепочка, с каким-то древним символом, мелькнула у меня перед глазами, но рассмотреть детали не удалось.

Подняв взгляд выше, я шумно выдохнула. Парень был хорош собой. Волосы пшеничные, будто выгоревшие на солнце, слегка растрёпанные, как будто он только что с утренней тренировки. Глаза небесно-голубые, но не холодные, а живые, с искорками веселья где-то в глубине. Лицо загорелое, с широкими бровями, прямым "аристократическим" носом и... губами. Пухлые, розовые, изогнутые в ухмылке, которая обещала или неприятности, или что-то гораздо более интересное.

Я встречала красивых парней. Но этот...

Он не просто хорошо выглядел.

Он дышал харизмой, силой и какой-то дикой, почти животной уверенностью — будто знал, что я уже прокручиваю в голове все возможные сценарии нашего знакомства.

И самое страшное?

Он это понимал.

Дав себе мысленно подзатыльник, оторвала взгляд от красавчика, выпутываясь из его цепких объятий. Бормоча себе под нос что-то среднее между проклятием и благодарностью, в конце концов, просто сбежала.

Влетев в аудиторию буквально за минуту до звонка, я окинула взглядом помещение. Ряды кресел-столов амфитеатром спускались к кафедре, уже заполненные студентами. Выбрав свободное место у окна в последнем ряду, я плюхнулась на сиденье, пытаясь отдышаться.

— Это место свободно?

Я вздрогнула. Передо мной стояла девушка, невысокая, хрупкого телосложения, она казалась даже немного младше своих лет. Ее каштановые волосы были собраны в небрежный, но милый пучок, откуда выбивались несколько упрямых кудряшек, обрамляющих круглое, улыбчивое лицо.

Большие карие глаза с золотистыми искорками смотрели на меня с дружелюбным любопытством. На ее переносице красовались веснушки, а розоватые губы растянулись в открытой улыбке, обнажая слегка неровные, но белоснежные зубы.

Она была одета в уютный оверсайз свитер пастельно-голубого цвета, из-под которого выглядывал воротник белой блузки. Джинсы с высокой талией подчеркивали ее миниатюрную фигуру, а на ногах — потертые кеды с ярко-желтыми шнурками. В руках она держала потрепанный блокнот с наклейками и несколько цветных ручек, зажатых в кулаке.

— Можно присесть? — переспросила она, и ее голос звучал удивительно мелодично.

От нее исходило теплое сияние, не только из-за улыбки, но и из-за того, как она держалась: свободно, без напряжения, будто в любой момент готова была рассмеяться или поделиться какой-нибудь забавной историей.

Я кивнула, и она тут же устроилась рядом, с шумом вываливая на стол свои канцелярские принадлежности и тут же роняя половину из них.

— Ой! — она рассмеялась, подбирая ручки. — Я вечно все роняю. Кстати, я Женя.

И протянула мне руку — маленькую, с коротко подстриженными ногтями, покрытыми серебристым лаком.

Я машинально приняла её руку, ощутив в ладони тёплое дружеское пожатие.

— Аврора, — представилась я, удивляясь собственному голосу — он прозвучал хрипловато, будто я давно не говорила вслух.

Женя широко улыбнулась, её глаза загорелись ещё ярче.

— Ого, какое красивое имя! Прямо как у принцессы.

Я невольно фыркнула — сравнение было неожиданным.

— Ну, я не особо похожа на принцессу, — пробормотала я.

— Да ладно тебе! — Женя игриво толкнула меня локтем. — Ещё как похожа!

Я покраснела и опустила взгляд на раскрытый блокнот. Вдруг Женю что-то насторожило — её брови слегка дрогнули, взгляд скользнул по моему лицу, задержавшись на едва заметном порезе на лбу — последствии того удара.

Но она ничего не сказала. Вместо этого резко перевела тему:

Глава 4

Когда я соглашалась на эту авантюру, я и подумать не могла, что Женя затащит меня на подпольные гонки.

Мы стояли на окраине города, где асфальт переходил в пыльную грунтовку. В воздухе витал запах бензина и жжёной резины. По обочине толпились люди — кто-то с бутылками пива, кто-то с сигаретами, все возбуждённо переговаривались.

— Ну что, нравится? — Женя толкнула меня локтем в бок, её глаза блестели в свете фар, — готовься к настоящему кайфу.

Я хотела возразить, но в этот момент рядом с нами с рёвом пронесся мотоцикл, оставив за собой шлейф пыли.

— Смотри! — Женя впилась пальцами в моё запястье.— Сейчас начнётся самое интересное.

Она рванула вперёд, проталкиваясь сквозь шумную толпу. Люди расступались перед ней, будто чувствуя какую-то незримую опасность. Я едва успевала за её стремительным движением, спотыкаясь о пустые банки и бутылки под ногами.

— Они сейчас поедут через промзоны. В полной темноте. Без единого фонаря, — Женя бросила через плечо, её голос тонул в нарастающем гуле моторов. — Хочешь увидеть настоящее безумие?

Но ответа она не ждала. Её хватка стала ещё крепче, когда она буквально втянула меня в самую гущу событий.

Где-то впереди раздался резкий свист — сигнал старта.

Десятки мотоциклов рванули вперёд, сливаясь с чёрным полотном ночи. Лишь по рёву двигателей и редким искрам от выхлопных труб можно было понять, где именно они несутся.

— Вот чёрт... — вырвалось у меня, когда один из байков пронесся в сантиметрах от нас, обдав лицо волной горячего ветра.

Женя только рассмеялась в ответ, её глаза блестели в темноте, отражая редкие вспышки света.

— Не переживай, — Женя шлёпнула меня по спине, — здесь никто не умирает. Почти.

Что-то в её тоне заставило меня сомневаться.

Никогда бы не подумала, что хрупкая, почти невинная Женя, любит такой адреналин, она производила совершенно другое впечатление.

В университете она казалась такой... обычной. А сейчас? Сейчас она была другим человеком.

Её пальцы сжимали мой рукав, когда она подпрыгивала от возбуждения, наблюдая, как байки ныряют в темноту. Глаза горели, губы кривились в дикой ухмылке.

— Давай же! — кричала она кому-то в ночь, размахивая свободной рукой.

Я заворожённо наблюдала, как её обычное "я" растворяется в этом хаосе.

Когда последний байк с рёвом пересек финишную черту, толпа болельщиков хлынула вперед, как приливная волна. Женя, крикнув что-то про напитки, исчезла в этом людском море, оставив меня наедине с хаосом.

Я попыталась удержаться на месте, но меня вытолкнуло к самому краю. Сделав неуклюжий шаг назад, я врезалась во что-то твёрдое и со всего маху наступила кому-то на ногу.

— Ой, простите! — засуетилась я, отпрыгивая в сторону и поднимая взгляд.

Передо мной стоял он — Тимур. Его губы растянулись в ухмылке, а бровь игриво приподнялась.

— Второй раз за день? — произнёс он, перекрикивая шум толпы. Голос звучал низко и чуть хрипловато, будто смеясь надо мной, но без злобы. — Ты меня преследуешь?

Губы сами собой открылись для ответа, но вместо остроумной реплики получился лишь невнятный звук.

В этот момент кто-то грубо толкнул меня сзади, и я невольно шагнула вперед, сократив и без того маленькое расстояние между нами.

— Осторожнее, — его руки мгновенно обхватили мои плечи, снова не давая упасть. На этот раз его пальцы впились в кожу чуть сильнее, будто пытаясь зафиксировать меня на месте.

От такого внезапного контакта у меня перехватило дыхание. Он стоял слишком близко — так близко, что я различала легкий запах бензина и нотки сандала.

— Участвуешь? — бросил он вызов.

Я резко замотала головой, чувствуя, как волосы хлестнули по щекам.

— Ну, я так и думал, — хмыкнул он, и в его голубых, насмешливых глазах заплясали весёлые, дразнящие искорки.

Эти слова — такие снисходительные, такие уверенные — словно спичкой чиркнули по моему самолюбию.

— А что именно ты "так думал"? — вырвалось у меня. — Что я тут просто так стою, чтобы на тебя натыкаться?

Его брови поползли вверх, а ухмылка стала ещё шире — ровная, чуть хищная.

— Ого…— протянул он, наконец, отпуская мои плечи, но, не отступая ни на шаг, продолжая доминировать в пространстве. — Дерзкая, а так и не скажешь.

Его взгляд скользнул по мне, насмешливый и оценивающий.

— Может, спринт? — бросил он вызов, явно ожидая отказа.

Театральным жестом раскинул руки, будто предлагал выбрать оружие. Глаза сверкали вызовом.

— Ты бы проиграл, — выдохнула я, задирая подбородок. Его губы растянулись в широкой ухмылке, обнажая идеальные зубы.— Только вот транспорта нет, — констатировала я, разводя руками, но в голосе звучал вызов.

— Это не проблема, — его пальцы вдруг сомкнулись вокруг моего запястья.

И прежде чем я успела что-то сказать, он уже тянул меня сквозь толпу.

— Куда?! — вырвалось у меня, но шаги уже подстраивались под его широкий шаг.

— За транспортом, куда ж ещё. Он резко обернулся, и я врезалась в него грудью, не успев затормозить. Его руки мгновенно обхватили мои бока, удерживая от падения.

— Или... струсила?

Я резко выпрямилась, высвобождаясь из его хватки.

— Веди.

Обычно подобные тупые провокации оставляла без внимания — но сегодня что-то пошло не так. Может, его наглый взгляд. Или эта снисходительная ухмылка, будто он заранее знал мой ответ.

Он непокорно вскинул бровь, развернулся и зашагал вперёд, не проверяя, следую ли я.

Но я шла.

Его широкая спина закрывала обзор, и я едва успела заметить, как мы прошли сквозь толпу и оказались на небольшом более свободным от толпы пяточке. Вдруг:

— Тим, где ты ходишь?

Мой проводник резко остановился, и я едва успела затормозить чуть не в печатавшись, в его спину.

Голос.

Он ударил по нервам, низкий, с хрипловатой бархатистостью, где каждое слово будто обволакивало кожу тёплым дымом, но с металлическим привкусом угрозы на послевкусии.

Глава 5

Я даже не понял, как вышел из себя.

Перед глазами — белая пелена, горячая и слепящая, как вспышка. Её дерзость, её вызов, этот проклятый блеск в глазах, когда она не отступила...

Но её риск — глуп. Бессмыслен.

Победа в этой жизни — иллюзия. Особенно такая.

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как кровь стучит в висках, будто пытаясь вырваться наружу.

Арсений молча идёт рядом, его присутствие — как холодный душ. Он не спрашивает. Не осуждает. Просто ждёт, пока я снова стану собой.

Доходим до парней. Тим и Кир у мотоциклов, снова в своём бесконечном споре.

— Ты вообще мозги не включаешь! — Кир размахивает гаечным ключом, будто это аргумент.

Тим что-то бормочет в ответ, но тут его взгляд натыкается на меня.

Я не говорю ничего. Просто смотрю. Его лицо мгновенно меняется — шутливый тон исчезает, плечи напрягаются. Он понимает.

— Яр... — начинает он, но я уже прохожу мимо, хватаю шлем.

Ни слов. Ни объяснений.

Они знают.

Сегодня лучше не лезть.

Я впиваюсь пальцами в ручки газа — резина скрипит под хваткой. Рычаг скорости — удар ногой. И мир взрывается рёвом мотора. Асфальт рвётся под колёсами. Фонари сливаются в огненные полосы. Парни, их споры, эта девчонка — всё остаётся позади, размазанным пятном в зеркале.

Гаражный свет мигает, когда я глушу мотор. Тишина давит — после рёва мотора она кажется неестественной, мёртвой.

Выхожу во двор, срываю куртку — швы трещат, пуговицы отлетают. Рву футболку — ткань рвётся, как бумага.

Тело горит. Кости хрустят, перестраиваясь. Челюсть выдвигается вперёд — последнее, что я слышу перед тем, как человеческий крик переходит в звериный рёв — это звук собственных сухожилий, растягивающихся, как струны.

Я больше не человек.

Не совсем.

Не сейчас.

Лес встречает меня запахом хвои и сырой земли. Я бегу — нет, не бегу — несусь, четырьмя точками опоры, когти впиваются в грунт, ветки хлещут по бокам, но боль уже не имеет значения.

Всё проще теперь.

Всё яснее.

Запахи.

Звуки.

Глухой, хриплый вой вырывается из глотки и разрывает тишину леса.

Он несётся над верхушками сосен, пугает птиц, заставляет мелких зверей затаиться в норах. Это не просто звук — это выброс ярости.

Я бью лапами по земле, рву когтями кору деревьев, ломаю молодые стволы, как спички. Слюна капает на мох, пар вырывается из ноздрей. И потому я вою снова. Громче. Резче. Чтобы этот звук заглушил всё остальное.

Чтобы даже звёзды дрогнули.

Глава 6

Утро обжигает.

Солнце бьёт в глаза, как назойливый фонарь допросной — слепящее, безжалостное. Я щурюсь, в попытках открыть глаза. Потолок перед глазами плывёт.

Ярослав.

Его имя всплывает в сознании само, как осколок стекла, впившийся под кожу.

— Чёрт...

Переворачиваюсь на бок, зарываюсь лицом в подушку. Тело ноет, но мысли гонятся по кругу. Единственный вопрос назойливо бьется в голове.

Ты самоубийца?

И он прав. Я самоубийца.

Но не та, что бросается под поезд или режет вены. Нет, я из тех, кто медленно травит себя ядом риска, кто подставляет горло под лезвие, притворяясь, что не боится.

Я хочу умереть — но так, чтобы не решать это самой. Хочу, чтобы кто-то сделал это за меня. Хочу, чтобы мир, наконец, оказался сильнее, чтобы что-то — или кто-то — переступил черту и взял на себя этот грех.

Зеркало встречает меня пугающим отражением:

На меня смотрела девушка с бледным, почти фарфоровым лицом, будто выточенным из хрупкого стекла. Густые спутанные каштаново-черные волосы, будто я металась всю ночь, чуть вьющиеся на концах, оттеняют изумрудную глубину глаз – таких ярких, что даже при тусклом свете они казались светящимися, как у лесной кошки.

Глаза действительно были крупными, с густыми ресницами, из-за чего взгляд казался то ли наивным, то ли испуганным – даже когда я пыталась казаться холодной.

Мой взгляд скользнул вниз, к губам – через, чур, пухлым на мой взгляд. Губы, которые мама называла "ангельскими", были обветрены и слегка потрескались. Я провела по ним пальцем, вспоминая, как кусала их вчера. Я сжала их, пытаясь придать лицу более серьезное выражение, но это только подчеркнуло их форму.

Но в глубине этих зеленых глаз, если приглядеться, пряталось что-то еще – упрямый огонек, который не гас даже сейчас.

Одеваюсь, крашусь, собираю рюкзак — всё на автомате, пальцы сами застегивают молнии, вкладывают телефон во внутренний карман. У двери замираю, сжимая ручку так, что костяшки белеют. В груди — ком, в висках — тупой стук. Резкий вздох, рывок — и я выхожу, не оглядываясь на зеркало.

Мотор приятно урчит. Глажу руль своего авто, мой верный друг, мой спутник будто подбадривает.

Асфальт под колёсами влажный — то ли от ночного дождя, то ли от утреннего тумана. Машина мягко покачивается на разбитой дороге, будто убаюкивает. Я не включаю музыку. Тишина здесь — мой единственный собеседник.

Парковка перед универом напоминает муравейник — все куда-то спешат, но без особой цели. Студенты переминаются с ноги на ногу, потягивают кофе из бумажных стаканчиков, смеются через силу. Кто-то лихорадочно листает конспекты перед парами, словно за пять минут можно впихнуть в голову то, что не учил весь семестр.

Я глушу двигатель. В салоне на секунду становится тихо, а потом — стук в стекло.

— Эй, ты живая?

Женя стоит у машины, в каждой руке по бумажному стаканчику, от которых поднимаются клубы пара. Я открываю дверь, и холодный воздух бьет в лицо, перемешиваясь с терпким ароматом кофе.

— Как знала? — улыбается она, протягивая мне один из стаканчиков.

— Спасибо, — бурчу в ответ, чувствуя, как пальцы тут же согреваются от горячего картона.

Первый глоток обжигает язык, но я не останавливаюсь. Горячая волна растекается по горлу.

Женя прищуривается, ее взгляд скользит по корпусу машины.

— Откуда вмятина? — ее палец указывает на мятое переднее крыло.

Я резко бросаю взгляд на повреждение, будто увидела его впервые, и отвечаю слишком быстро, на автомате, отработанной скороговоркой:

— Небольшое ДТП, ничего страшного.

Слова висят в воздухе пустыми, звенящими оболочками. А внутри у меня все горит и сжимается от собственной лжи.

Она просто смотрит. Смотрит на мои белые костяшки, вцепившиеся в стаканчик, на то, как я избегаю ее глаз, на ту самую вмятину, которая кричит громче любых слов.

— Ну как, отошла от вчерашнего? — переводит разговор Женя, и я, расслабляюсь от внутреннего напряжения. Врать ей не хочется, но и отвечать на ее вопросы нет желания, пока я сама не разберусь, что произошло в ту ночь на дороге.

Я скептически приподнимаю бровь:

— По мне не заметно?

Она прыскает со смеху:

— Заметно. Но в этом есть свои плюсы. В её глазах вспыхивает хитринка. Она делает паузу, явно наслаждаясь моментом.

— Удовлетвори моё любопытство, — делаю ещё глоток кофе, пытаясь скрыть нарастающее напряжение.

Женя торжествующе достаёт телефон:

— Ты у нас теперь знаменитость!

На экране — ролик: мы с Тимуром на старте, двигатели ревут, фары бьют в темноту. Под видео — море комментариев.

Я закрываю глаза, морщусь. «Говорила же, что буду жалеть...».

Женя перематывает на самый пик — момент, когда мы уже втроем пересекаем финишную прямую камера крупно ловит моё лицо: в момент, когда я снимаю шлем.

— Смотри, тебя уже "королевой ночных трасс" прозвали, — тычет она пальцем в экран. На губах у нее играет торжествующая улыбка, которую я не могу разделить.

Я тяжело вздыхаю, сжимая пальцами переносицу. В висках стучит — слишком много информации, слишком быстро.

В этот момент мимо медленно проплывает черная машина с тонированными стеклами — я точно знаю, кому она принадлежит.

Первым выходит Арсений. Его движения отточены, как у швейцарского механизма — ничего лишнего, только холодная расчетливость. Он окидывает толпу оценивающим взглядом, будто сканируя пространство на предмет угроз.

За ним вываливается Кирилл, массивный, как скала. Его плечи напряжены, взгляд колючий — сегодня он явно не в духе.

И только потом появляется Тимур. Он выскальзывает из машины с привычной небрежной грацией, и та самая ухмылка уже играет на его губах. Будто он знает какую-то тайну, о которой остальные даже не догадываются.

Ярослава нет. И почему-то это беспокоит меня больше всего.

Взгляд Тимура скользит по толпе, насмешливый и всевидящий, и на мгновение цепляется за меня. Ухмылка становится чуть шире, чуть осмысленнее. Он поймал мой взгляд.

Глава 7

Я пришёл в себя на голой земле, в воронке из вырванных корней и клочьев собственной шерсти.

Тело болело так, будто его перемололи в жерновах. Каждый мускул горел, суставы хрустели, как ржавые шестерни. Даже дыхание резало лёгкие — слишком человеческие, слишком хрупкие после звериной силы.

Я перевернулся на спину. Небо между соснами было грязно-серым, предрассветным. Значит, провалялся здесь часа четыре.

Хорошо. Чем дольше длится зверь — тем тяжелее возвращение.

Вставать не хотелось. Хотелось лежать и смотреть, как капли росы падают с хвои мне на лицо. Может, так и сделать? Заснуть прямо здесь, в грязи и сломанном папоротнике...

Но мозг уже начинал работать. Парни, наверное, волнуются. Я застонал и поднялся на четвереньки.

Домой.

Огляделся — лес уже редел. Дом близко.

Двигался медленно, как старик. Ноги подкашивались, спина не разгибалась до конца. Каждый шаг отдавался в висках тупой болью.

Арсений ждал на крыльце.

Сидел, развалившись, с сигаретой в зубах. Увидев меня, даже бровью не повёл — только швырнул свёрнутую в комок одежду. Я едва успел поймать.

— Молчи, — пробормотал я, пока натягивал штаны.

Присел на ступеньку, растирая дрожащие пальцы. Арсений протянул мне свою сигарету. Я затянулся глубоко, до хрипа, пока не закружилась голова.

— Она того стоила? — не глядя, спросил Арсений своим обычным леденящим тоном. Его голос был ровным, плоским, как поверхность озера в безветренную погоду — без единой эмоциональной ряби.

Я резко повернул голову и замер, пытаясь прочитать что-то на его бесстрастном лице.

— Не было никакой «она», — соврал я, звучало резче, чем хотелось.

Арсений медленно выпустил струйку дыма в рассветную мглу. Его движения были выверенными, экономичными, без единого лишнего жеста.

— Поговорим, когда ты выспишься, — произнёс он с той же механической ровностью. В его интонации не было ни угрозы, ни насмешки, ни участия — лишь констатация факта, холодная и непреложная. Он повернулся, чтобы уйти, и добавил уже через плечо: — Кир завтрак приготовил. Иди, ешь. А то он уже раза три разогревал.

Он ушёл, не дожидаясь ответа, его уход был бесшумным и окончательным. Как за хлопнувшаяся, дверь сейфа.

Кир — наш шеф-повар. Вечно крутился на кухне, гремя кастрюлями. И надо отдать ему должное — готовил он отлично.

Я толкнул дверь.

— Ну, наконец-то! — раздалось из кухни.

Кир стоял у плиты в своем фирменном фартуке с похабной надписью, которую когда-то нарисовал Тим помешивая что-то в сковородке.

Я молча подошёл к раковине, смывая с рук лесную грязь и кровь. Вода была ледяной, но приятной — смывала последние следы зверя.

— Садись, — бросил Кир, шлёпая на мою тарелку мясо с кровью. Стейк ударился о тарелку с сочным звуком, обнажая румяную корочку и розовую сердцевину.

Я сел.

Кир скрестил руки на груди, наблюдая, как я пробую первый кусок.

— Ну как?

Я впился зубами в мясо, позволив теплому соку стечь по подбородку. Плечи сами расправились, тело благодарно содрогнулось — плоть восстанавливала силы, клетки жадно впитывали белок.

— Отравление будет не раньше обеда, — ответил я с полным ртом.

Он засмеялся и шлёпнул меня по затылку полотенцем.

Лениво оглядев нашу гостиную — потертый диван с продавленными подушками, стол с глубокими царапинами от когтей, вечно пылящийся телевизор. И понял, что не хватает одного...

Тишина.

— Где Тим? — спросил я, откусывая очередной кусок мяса. Звериная часть меня была довольна — после ночной пробежки организм требовал калорий.

Кир фыркнул, вытирая руки о фартук:

— Спит как суслик. Всю ночь, поди, по девкам шлялся.

Я хмыкнул, представляя нашего вечного бабника. Тим мог пропадать на сутки, а потом являться с помятым лицом и дурацкой ухмылкой.

— Опять? — поинтересовался я.

— Ага, — Кир зевнул, обнажая чуть слишком острые клыки.

На втором этаже вдруг раздался грохот — что-то тяжелое упало, потом послышалось сонное ругательство. Мы переглянулись.

— Ожил, — усмехнулся Кир.

По лестнице спускался Тим — точнее, сползал, держась за перила одной рукой и потирая глаза другой. Его обычная майка с черепом висела как тряпка, волосы торчали в разные стороны, а на груди красовались свежие царапины — четыре ровные параллельные линии.

— Чё, мясо без меня? — хрипло спросил он, тут же плюхаясь за стол и протягивая руку к моей тарелке.

Кир тут же шлепнул его тем же полотенцем по пальцам:

— Свои лапы мой сначала, обормот!

Дом. Не стены. Не мебель. Вот это вот всё — утренние перепалки, ворчание, общие тарелки. И нигде больше такого не найти.

Я кивнул Киру, стукнув кулаком по его плечу — наше «спасибо» всегда было немногословным. Комната встретила меня знакомым запахом — кожи и чего-то звериного, что не выветривалось годами.

Душ. Горячий, обжигающий. Но даже кипяток не смыл её образ. Я подставил лицо под кипящие струи, но...

Не помогло. Кожа — горит. Мышцы — деревянные. Мысли — возвращаются к ней.

Аврора.

Я прокатил имя по языку, будто пробуя слишком крепкий виски — обжигает, но хочется еще.

Вроде ничего особенного:

- Красивая (но у меня были и лучше).

- Любит риск (что меня бесит и заводит одновременно).

- Не та, что бросается в глаза (но почему-то не выходит из головы).

И все же... Она зацепила. Не только меня.

Зверь внутри довольно заурчал, перекатываясь под ребрами. Он чуял это первым ее странную власть, притяжение, от которого не убежать.

Между нами словно вспыхивала искра настоящая, осязаемая. Тактильная, как прикосновение к оголённому проводу. Слишком реальная, чтобы игнорировать, слишком резкая, чтобы списать на случайность. Я прикусил губу, вспоминая:

- Как ее зеленые глаза, вспыхнувшие не страхом, а вызовом.

- Как губы эти дурацкие пухлые губы — дрожали, не от страха, а от адреналина.

Глава 8

Голоса плыли сквозь меня, как подводные течения – то сливаясь в единый гулкий рокот, то распадаясь на отдельные звуки. Они обволакивали сознание, пульсируя в такт моему замедленному сердцебиению. Иногда шепот казался таким близким, что я чувствовала тепло чьего-то дыхания на своей щеке. А в следующий момент он откатывался куда-то в бесконечную даль, превращаясь в едва различимое эхо.

Я тонула в этом океане звуков, не желая открывать глаза. Тело больше не ощущалось тяжелым – лишь легкая вибрация где-то на границе реальности, словно я стала облаком, медленно плывущим по ветру. Даже дыхание казалось чем-то далеким и неважным.

Но голос... Он прорывался сквозь пелену снова и снова, настойчивый, как капли воды, падающие в темноте пещеры.

— Аврора... Дыши...– звал он, и в нем была какая-то знакомая интонация, от которой щемило в груди.

Я чувствовала, как что-то горячее и влажное касается моего лба.

Мои веки дрогнули, но открыть их было так сложно – будто они налились свинцом. Где-то в глубине сознания шевельнулась безумная мысль: а что, если это Лия зовет меня? Что если я умираю, и это ее руки так бережно обнимают мои плечи?

Меня закрутило в водовороте воспоминаний.

Лия.

Её улыбка — тёплая, как первый луч после долгой ночи. Глаза — такие яркие, что, казалось, в них можно утонуть, как в жидком золоте. Она что-то говорила, шевелила губами, но звуки тонули в гуле прошлого, словно мы находились по разные стороны толстого стекла.

Я протянул руку — пальцы дрожали, готовые коснуться её лица, но образ рассыпался, как дым, оставив лишь горький привкус на языке.

Резкий толчок.

Тело дёрнулось — лёгкие взорвались резким вдохом, сердце ударило по рёбрам, как кувалдой, возвращая меня к жизни.

Глаза распахнулись.

Мир плыл передо мной, расплывчатый и неясный. Все тело ныло, каждая мышца кричала о перенапряжении. Воспоминания обрушились как волна, сбивающая с ног, как удар под дых — внезапно, без предупреждения.

Окружающая реальность медленно обрела четкие, пугающие черты. Кирилл, склонившийся надо мной. Арсений, неподвижный и молчаливый, застывший в тени деревьев, как изваяние. Ярослав с тревогой в глазах.

Я судорожно, жадно глотнула воздух, и он обжог легкие.

—Там... — хриплый шепот сорвался с губ, и я беспомощно махнула рукой в сторону чернеющего за спиной мужчин леса. — Звери. Большие... с голубыми глазами.

Пальцы сами собой впились во влажный песок, ища точку опоры, но ничто не могло остановить мелкую дрожь, бегущую по спине. Мой взгляд метнулся в сторону, и дыхание перехватило.

Тимур. Он стоял, едва держась на ногах, с ужасающими рваными ранами на груди и боку. Алая кровь ручьями стекала по его телу, окрашивая кожу и капая на землю. Эта ужасная картина перекрыла все. Попытка приподняться почти сорвалась — тело не слушалось, предательски подкашиваясь.

— Господи. — Тимур, ты весь в крови! — мой голос сорвался на высокую, испуганную ноту. — Чего вы стоите? Ему нужно в больницу! Сейчас же!

Едкое, обрывающее замечание от Кира прозвучало где-то рядом, но смысл его слов не доходил до меня, почему они все так спокойны, почти апатичны. Их друг вот-вот умрет у них на глазах, а они не шевелятся.

Они молчали. Ни удивления, ни страха, ни вопросов — лишь тяжелое, негромкое дыхание. И лишь тогда, сквозь пелену шока, до меня, наконец, дошло. Абсурдная, немыслимая деталь, перечеркивающая всё. Они стояли абсолютно обнаженные, кожа, бледная в лунном свете, мышцы, напряженные под ней, — картина, не укладывавшаяся в рамки случившегося кошмара.

Потом в сознании резко блеснула вспышка — яркая, ослепительная. Я посмотрела в сторону темного леса, потом обратно на них. И что-то щелкнуло в голове с почти физической силой, последний пазл с грохотом встал на свое место.

—Это... это был ты? — прошептала я, смотря на Тимура широко раскрытыми глазами. — Тот белый зверь... Это... ты?

Я смотрела на него, не в силах оторвать взгляд, и он молча опустил голову, и этот жест был красноречивее любых слов. Потом я медленно, с нарастающим леденящим ужасом, обвела взглядом всех остальных. Они все... Они все были такими. Не люди. Звери, прикинувшиеся людьми, прячущиеся в человеческой шкуре.

Страх, ледяной и пронизывающий, впился в каждую клеточку моего тела. Я инстинктивно рванулась назад, ударяясь спиной о шершавый ствол сосны — единственную опору в этом внезапно поплывшем мире. Мне отчаянно хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, стать невидимкой. Мой разум, разорванный на части, бился в истерике, натыкаясь на глухую стену непонимания. Как это вообще возможно? Это бред, кошмар, галлюцинация!

Я не понимала слов, видела лишь их лица — чужие, отстраненные, нечеловечески спокойные перед лицом такого ужаса.

Ровно до того момента, пока не заговорил Ярослав.

Его голос прозвучал негромко, но с такой железной, неоспоримой твердостью, что прорезал гул в ушах и заставил вздрогнуть. Он не повышал тона. Он просто излагал факты. Холодные, четкие, как удар лезвия по стеклу.

И я поняла. Поняла всем своим существом, вывернутым наизнанку страхом. Он не шутил. Ни один из них сейчас не шутил. В его словах не было ни угрозы, ни злобы — лишь безжалостная, простая констатация условий выживания. И от этой простоты становилось еще страшнее. Это был не крик, а приговор.

Меня колотило — то ли от холода, въевшегося в мокрую одежду, то ли от ужаса открывшейся мне правды. Каждая клеточка тела онемела и звенела, словно после удара током. В голове не укладывалось то, что предстало перед глазами. Обрывки образов — шерсть, когти, неестественная скорость, голубые глаза во тьме — бились о сознание, как мотыльки о стекло, не находя выхода.

Всё тело ныло от перенапряжения и адреналинового отката, каждый шаг давался через боль. Но я шла вперёд, сквозь чащу и собственный страх, слепо доверившись интуиции, которая шептала: пока — с ними безопаснее, чем одной.

Глава 9

Открыв глаза, я несколько секунд лежала неподвижно, пока обстановка в комнате неспешно собиралась из размытых пятен в чёткую картину. Потолок с массивными тёмными балками, стены из грубого дерева. Тёмно-жёлтые, почти янтарные лучи заходящего солнца пробивались сквозь плотные льняные занавески, ложась на пол длинными полосами, в которых плясала пыль.

Сколько же я проспала? Мысль пронеслась обжигающей искрой тревоги, заставив сердце сделать непривычно громкий, тяжелый удар где-то в основании горла. Вечер. Значит, прошёл почти целый день. Целый день, вычеркнутый из жизни глубоким, беспробудным сном, на который меня обрекла адреналиновая яма и запредельная усталость.

Я моргнула ещё несколько раз, и комната перестала плыть передо мной, обретя твёрдые очертания. И тогда медленными, настойчивыми волнами память начала возвращаться, подталкивая к осознанию: я не дома. И это не сон. То, что произошло прошлой ночью, — дикое, немыслимое, выходящее за границы понимания, — было вполне себе реальностью. Страх вновь подкатил к самому горлу, сбивая дыхание.

Видимо, я всё-таки уснула, сама не поняв как. Последнее, что помнилось, — это тепло пледа, треск дров в камине и чувство полнейшего истощения, сломившего, наконец, даже страх. И… прикосновения Ярослава. Твёрдые руки, подхватившие меня, и глухой стук его сердца под грубой тканью свитера, в который я уткнулась лицом.

Я медленно приподнялась на локтях. Тело отзывалось глухой болью — отдавалось в мышцах памятью о беге, о падении, о страхе. Но это была уже приглушённая боль, будто присыпанная пеплом времени, прошедшего в забытьи.

Тишина в доме была особенной — густой, звенящей, нарушаемой лишь потрескиванием остывающих где-то за стеной брёвен и мерным тиканьем часов. Ни машин, ни голосов. Только ветер, завывающий, где то за окном.

Нужно было встать. Осмотреться. Попытаться понять правила этого нового, абсурдного мира, в который я попала. Я отбросила одеяло и опустила босые ноги на прохладный пол. Я сделала шаг, потом другой, подошла к окну и раздвинула тяжёлую льняную ткань занавески. Сердце замерло на мгновение.

За окном простирался бескрайний, по-осеннему оголённый лес, уходящий под гору. Кроны деревьев пламенели в последних лучах солнца, будто охваченные тихим пожаром. Ни огней, ни дорог, ни признаков человека. Только дикая, первозданная глушь. И высокое, стремительно бледнеющее небо.

Воспоминания о вчерашней ночи всплывали обрывками, словно вспышки молнии. Бешеная скорость мотоцикла, завораживающая панорама ночного города, крепкие объятия Тимура... А потом мир в одно мгновение перевернулся, потеряв все привычные очертания.

Из моего горла вырвался тихий, безнадежный стон, застрявший где-то между ужасом и полным опустошением. Сознание, наконец, сложило разрозненные куски в единую, чудовищную картину. Весь этот кошмар, вся боль, весь леденящий душу страх — всё это обрушилось на меня, навсегда разделив жизнь на «до» и «после».

Шум за спиной заставил вздрогнуть и обернуться. В дверном проёме, почти полностью заполняя его собой, стоял Ярослав. Он не сказал ни слова, просто смотрел на меня своим спокойным, тяжёлым взглядом, держа в руках кружку, из которых поднимался лёгкий пар.

— Я думал, ты проспишь до утра, — его голос прозвучал низко, совсем не нарушая тишину, а органично вплетаясь в неё.

Он протянул мне кружку, и я с благодарностью приняла ее. Запах травяного чая с дымчатым ароматом обжёг губы, но согрел изнутри, разливаясь по телу бодрящим теплом.

Я присела на край кровати, чувствуя, как пружины тихо скрипнули подо мной. Сделала первый, осторожный глоток. Горьковатый, насыщенный, с нотками древесной смолы и чего-то незнакомого, пряного. Искреннее «спасибо» застряло где-то в горле, выразившись лишь во взгляде, который я бросила на него.

Ярослав присел рядом, не вплотную, оставив между нами расстояние в пару ладоней, но его вес заставил кровать прогнуться сильнее, и я непроизвольно качнулась в его сторону. Он положил свои широкие ладони на колени и сидел, глядя куда-то в пространство перед нами. Тишина повисла не неловкая, а насыщенная, полная невысказанного.

— Как Тимур? — спросила я, не в силах больше терпеть неизвестность.

— Уже отпускает шутки, — ответил он, и в углу его рта дрогнула почти невидимая усмешка.

Я не сдержала своей собственной улыбки, чувствуя, как камень тревоги срывается с души. Если он шутит, значит, рана и боль отступили. Значит, всё действительно будет хорошо.

— Значит, точно идёт на поправку, — выдохнула я с облегчением, делая ещё один глоток чая. Но моя улыбка постепенно угасла. — Расскажи мне о вас, — вырвалось у меня, будто прорвало плотину.

Ярослав замер на краю кровати. Его спина, обычно такая непробиваемая, вдруг сгорбилась под невидимым грузом.

— Что именно ты хочешь знать? — его голос звучал глухо, будто доносился из глубины колодца. — Как мы превращаемся? Как убиваем? Или как умираем?

— Как вы стали... такими?— мой шёпот разбился о каменную тишину комнаты. Этот вопрос жёг меня изнутри, как раскалённый уголёк.

Ярослав медленно повернулся.

— Оборотнем можно родиться...— его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, сухожилия выступили, как струны. — ...Или стать. От укуса альфы. Но чаще умирают. Кровь кипит, лёгкие схлопываются...

— А ты? — мой голос звучал чужим.

Он наклонился ближе, и внезапно я ощутила жар, исходящий от его кожи — неестественный, как лихорадка.

— Рождённый. — В этом слове звучала тысячелетняя тяжесть.

— Значит... твои родители... — я замялась, внезапно осознав всю интимность этого вопроса.

— Отец.— Мать была человеком. До конца.

В последних словах прозвучала та боль, которую не скроешь даже за века. Где-то за окном завыл ветер — слишком протяжно, слишком похоже на призыв.

— Она... — я не решилась договорить, но ответ висел в воздухе, как запах перед грозой.

Ярослав провёл рукой по лицу, и в этот момент он выглядел не всемогущим оборотнем, а просто уставшим мужчиной, несущим слишком тяжёлый груз.