Похитители смерти

Глава 1 Самоубийца.

У Джеко Стержака выдался паршивый год. Все началось с того, что группа торговцев, сговорившись, подпалила Нулиарские склады. Огонь быстро перекинулся на доки, затем на хибары рабочих, а потом и жилые кварталы. Позже, на суде торгаши говорили, что хотели лишь получить монополию на поставки пшена и бобов, но это не спасло их от виселицы. Смерть восьми тысяч человек им не простили.

В том пожарище, проявляя героизм, погиб его шурин. Он спас тридцать с хвостиком человек, но сам сгорел. Жена его сошла с ума от горя и вскоре утопилась в порту. Племянница осталась одна и, чтобы её не забрали Сестры, Стержак взял ее к себе. Жена обрадовалась, какой-никакой, а все же ребенок. И пусть девочке уже девять, но плести косички и рассуждать о нарядах, она могла теперь на вполне законных основаниях. Своих детей боги им не дали. Впрочем, тому, что Дилия поселилась в его доме, Стержак был рад.

Отбившись от стражи, нашедшей в бумагах заговорщиков его имя и подмазав кого надо, Джеко рассчитывал, что заживет спокойно. Но его жена решила иначе. Она заболела и через две недели горячки умерла, оставив его один на один с маленькой девочкой.

Стержак не знал ни тогда, ни сейчас как обращаться с детьми. Все, что он умел, это стоять за стойкой, протирая пустые кружки, и поглаживать припрятанный под стойкой кистень. Он и не хотел ничего больше. Он был владельцем гостиницы в не самом лучшем районе Альдеи, но своей жизни он был рад. Даже когда умерла его жена, он погоревал совсем немного, вновь вернувшись за стойку. Здесь с кружкой в руках и полотенцем на плече он чувствовал себя по-настоящему живым. Дилия, как могла, помогала ему, но девятилетняя девочка могла совсем немного. К тому же Джеко боялся всякий раз, когда она выходила в зал. Он знал публику, собирающуюся у него, лучше, чем кто бы то ни был. И их интересы могли распространиться и на маленькую наивную девочку.

Постепенно он успокоился. Дилия стала своей в среде его постоянных клиентов и, никто не смел, сделать с ней то, что не стоит делать с маленькими девочками, но еще как стоит со взрослыми женщинами. Одной такой Джеко ненадолго увлекся. Он даже предложил ей провести вечер вместе и к его искреннему удивлению она согласилась. Но чем больше они говорили, тем сильнее он понимал, что лучше его покойной жены, женщины в его жизни уже не будет, и от второй встречи он отказался. Она не обиделась, она просто исчезла. И жизнь снова вошла в привычное медленное русло.

Но видимо боги решили испытывать его до конца, и подкинули двум правителям соседних стран великолепную идею - развязать войну, ради ничем не примечательного куска скалы, торчащего посреди моря. Спасаясь от войны, в Альдею хлынул поток беженцев. Они, как один, боялись порядков, царящих в княжестве, но войны они боялись больше. Его заведение внезапно стало популярным и забилось под завязку. Сперва Стержак радостно потирал руки, пересчитывая оседающее в его карманах золото. Но в один день, обещавший стать самым прибыльным за всю историю заведения, две кучки дезертиров сошлись в его гостинице. Они решили, что войну можно продолжить и здесь, а полем боя выбрали именно его большой зал. Расходы на ремонт превысили сумму, что он заработал, размещая беженцев у себя. Больше он не размещал у себя тех, кто не говорил по-альдейски.

Но даже такая предосторожность не спасла его от новых неприятностей. Он уже не обращал внимания на всякие мелочи вроде нашествия саранчи, клопов или протухших пивных запасов. Он жил тихо, содержа свое заведение в порядке, ходя в церковь и стараясь попадаться на глаза богам только там.

Год понемногу катился к концу, приближалась зима, и Стержак облегченно выдохнул. Но радовался он преждевременно. Тот человек говорил на альдейском. Он был такой веселый, задорный, никогда не скупился и всегда был готов помочь, не прося за это скидок. Он нравился Стержаку. Нравился до сего дня. Какого дьявола он решил покончить собой? Сегодня? И почему именно в его гостинице? Сегодня ровно год как отбушевал пожар, и вот в его заведении, на втором этаже, в лучшей комнате для постояльцев, в ванной лежит труп. И не просто труп, а труп самоубийцы! Стержак тяжело вздохнул.

— Да, — прошептал он, кутаясь в плащ, — это был действительно паршивый год.

Он стоял посреди двора, слушая, как ледяной дождь стучит по крыше, и смотрел на дорогу в ожидании похоронщиков. Его плащ давно промок, и вода сквозь маленькую дырочку меж лопаток затекала за шиворот. Но будучи опытным в подобных делах, Стержак терпеливо ждал. Дилия трижды выбегала спросить, не надо ли ему чего, но он отсылал ее в дом. Маленькая она, еще многого не понимает, но ничего, научится. Этому все быстро учатся. Сегодня у нее будет первый урок.

Повозку он увидел, едва та вывернула из-за угла. Высокий черный катафалк, запряженный двумя черными же лошадьми, неспешно поднимался по улице. Желтые фонари раскачивались в такт шагам животных. А на козлах восседал Шерег. Его костлявую фигуру, даже скрытую плащом, Стержак не перепутал бы ни с кем.

Повозка въехала во двор и замерла в паре шагов от ожидающего ее человека. Лошадь всхрапнула, обдав Стержака смесью воды и слюны. Хозяин гостиницы поморщился.

— Наконец-то, — выдохнул он, глядя на опустившего голову Шерега. — Чего так долго?

— Мертвецам спешить некуда, — ответил тот, поднимая голову и сбрасывая с широкополой шляпы скопившуюся за полями воду. — Да и нам тоже, мы-то на работе. Да, ребята? — его тонкие сморщенные губы расплылись в улыбке, обнажив сточенные пожелтевшие зубы.

— Точно! — с крыши спрыгнул человек и занялся упряжью. — Есть куда лошадей поставить под навес?

— Вон там, — Стержак неопределенно махнул рукой в сторону. — Это что за братия? — спросил он, глядя, как с задней подножки спрыгивают вооруженные люди.

— А ты не в курсе? — Шерег хмыкнул. — Совсем от жизни оторвался? Мы теперь без охраны не ездим. Нападать на нас стали, за последние десять дней мы три экипажа потеряли.

— Это как? — Стержак едва удержался на ногах.

Глава 2 Допрос.

Дориан открыл глаза и тут же пожалел об этом. Резкая боль волной пробежав от живота по всему телу и отразившись от рук, вернулась в живот, где свернувшись в клубок, теперь пульсировала в такт с ударами сердца. Из груди его невольно вырвался стон. Теплые нежные руки коснулись его плеча, прохладная ладонь легла на лоб. Он чувствовал, как пальцы перебирают его волосы. Стало тепло и уютно, и если бы не боль, все еще пульсирующая в его животе, он бы задремал.

Вместо этого он снова открыл глаза. Одна из Сестер, склонившись над ним, нежно и мягко массировала голову, вторая, не откинув плаща, колдовала над его животом.

— Сейчас будет больно, — произнесла она скрипучим, и в тоже время нежным и спокойным голосом. — Потерпи немного.

Та, что сидела у его головы, сунула ему в рот палку. Если Дориан и думал, что боль, испытанная им только что, была сильной, то после того, как Сестра резким опытным движением оторвала прилипшую к коже, пропитанную кровью повязку, он осознал, что о боли не знает ничего. В глазах его стало темно, привязанные к кровати руки вцепились в каркас. Тело изогнулось за оторванной повязкой.

— Тише, тише! — Сестра у изголовья положила руки ему на плечи и вернула в кровать. Голос ее был молод, спокоен, нежен и Дориан расслабился.

Сквозь пелену тумана, застилающую глаза, он видел, как Сестры переглянулись.

— Все не так страшно, — произнесла оторвавшая повязку и сейчас осматривающая его рану Сестра. — Полежишь пару дней, потом можешь начать вставать понемногу. А сейчас, — она отошла и вернулась с кружкой в руках. — Выпей! Это снимет боль и позволит тебе уснуть.

— Предупреждаю, это не самый приятный напиток, — прошептала ему на ухо вторая Сестра, продолжая гладить его по голове, — но он тебе поможет, — она продолжала гладить его по голове. - Ты не встанешь от него на ноги, но боль чувствовать не будешь и, наверное, уснешь.

Дориан послушно приподнялся и приоткрыл рот, радуясь, словно мальчишка, нежным прикосновениям Сестры, поддерживающей его под спину. Напиток был горький, горький настолько, что, если бы Сестра не зажала ему рот, он бы его выплюнул. Едва его голова коснулась подушки, он уснул.

Он чувствовал себя намного лучше. Голова почти не болела, и боль из живота ушла. Она еще беспокоила, но он уже мог вставать и прибегать к помощи Сестер, чтобы справить нужду, необходимости больше не было.

Солнышко ярко светило через узкое окно под самым потолком. Теплое и яркое, совсем весеннее. Дориан испугался, что провалялся здесь всю зиму. В комнате он был один, не смотря на то, что вокруг него был еще пяток кроватей, но все они застелены серой тканью и пусты.

Он спустил ноги с кровати, ощутил босыми ступнями холод камня и, зажав рукой живот, поковылял к узкому пятну солнечного света на полу. Ему так хотелось ощутить свет и тепло солнца на своей коже. Тяжело дыша, он добрался до солнечного луча и, улыбаясь словно безумец, подставил ему лицо.

— Вижу, ты уже ходишь, — произнес голос, и голос этот Дориан знал.

Филеро Фамистер. Когда-то давно, быть может даже в другой жизни, они были если и не дружны, то весьма близки. Оба они были молоды, сильны, полны планов. Однако, в отличие от Филеро, Дориан не обладал столь красивой внешностью, и связями, способными устроить человека на теплое место. Так пришедшие в инквизицию одновременно и вместе проходившие обучение, молодые люди оказались в разных местах. Филеро при Главе инквизиции, помощником его личного секретаря, а Дориан был передан в обучение Мориану Хатту и отправился следить за усопшими. Впрочем, этому Дориан был рад. Мало того,что Хатт был живой легендой, так еще и сидение в здании и выполнение бумажной работы свело бы его с ума.

— Да, — отозвался Дориан, — пытаюсь помаленьку.

— Это хорошо. Я думал тебя придется нести. Но раз ты на ногах, тогда необходимость в этом отпала. Мое начальство страстно желает с тобой побеседовать на тему того, что произошло в тот день, когда тебя продырявили. Заседание назначено на завтра. Ты бы подготовился.

— О чем ты? — Дориан повернулся к нему.

За те полгода, что они не виделись, Филеро изменился. Он слегка набрал вес и, пытаясь скрыть выступивший второй подбородок, отпустил бороду. Если те жиденькие волоски на его щеках можно было назвать бородой. Одет он был в серую рясу, но вместо простого пояса его живот подвязан золотистой лентой с маленькой розовой кисточкой.

— Ты пролежал здесь около десяти дней и уж прости, но от тебя несет за версту.

— Возможно, — Дориан погладил заросшую щеку. — Ты можешь распорядиться насчет теплой воды, мыла и бритвы?

— Само собой, — кивнул Филеро. — Все что угодно для тебя, — он усмехнулся. — Если это, конечно, не выходит за рамки моих прямых обязанностей, — он смотрел в глаза Дориану, словно ожидал чего-то, но Дориан промолчал. — Я пришлю Сестер! — Филеро кивнул.

— Спасибо! — чувствуя, что силы покидают его, Дориан, шаркая ногами, поплелся к кровати и там с наслаждением вытянулся.

Филеро, дернулся было помочь ему, но сделав шаг замер, наблюдая. Когда жеДориан добрался до кровати и сел на нее, Филеро развернулся.

— Фил, — позвал Дориан, тот обернулся, — С повышением!

— Спасибо! — тонкие губы Филеро расплылись в улыбке. — Я пришлю Сестер, немедленно!

Он вышел, а Дориан лег и, закрыв глаза, принялся восстанавливать в голове подробности того вечера, когда он получил ранение. Он никогда не жаловался на плохую память, но в этот раз она подводила его, играя с ним в игры, выдавая видения бреда за то, что случилось на самом деле. Дориану стоило больших усилий отделить правду от того, что привиделось ему в горячке. И все же к приходу Сестер он был готов к разговору с Главой инквизиции. Он был почти уверен в том, что в его голове осталось только то, что действительно случилось. И все же небольшой шанс, что это все ему привиделось, он оставлял. Твердо решив говорить не больше того, о чем спросят, он полностью отдался в заботливые руки Сестер. Они знали свое дело, и на кровать он вернулся чистым, посвежевшим, выбритым и расчесанным.

Глава 3 Взгляд на Альду с высоты

Сестры шли рядом. Та, что помоложе, шла ближе и подставляла руку Дориану перед каждой ступенькой. Ее более взрослая коллега медленно шла за ними, ежесекундно бурча что-то о падении нравов. Впрочем, кроме бурчания она ничего не делала, украдкой наблюдая за первыми в жизни ее молодой напарницы отношениями с мужчиной.

Она прятала улыбку в капюшоне плаща, вспоминая себя в молодости. Она тоже влюбилась в первого доставшегося ей раненного и так же стремилась за обязанностью помогать скрыть свое тайное желание прикоснуться к нему. Хоть на мгновение, хоть кончиком пальцев задеть его — того, кто занимал все ее мысли. Потом была война, и мужчин, которым нужна была помощь, было столько, что он, просто стерся из памяти, оставив на сердце не заживающий шрам. О, да, она могла врачевать, могла снимать боль. Могла смешивать и вовсе волшебные травы, уносящие принявших их в сладостный мир грез. Только себя она вылечить не могла. Ее раненный, имени которого она сейчас не могла вспомнить, погиб от лихорадки где-то в Таскийских болотах. Так пусть молодость возьмёт свое, пусть она насладится этими краткими моментами почти неземного блаженства, находясь рядом с ним.

У них никогда ничего не может быть. Инквизиторы слишком заняты присмотром за мертвецами, а Сестры... Сестры никогда не имели семей. Орден запрещал это, считая, что тот, кто врачует тела, должен быть чист и своим телом. Она никогда не познает мужчину, если не пойдет на сознательное нарушение закона. Впрочем, если она решится, то есть способ уладить все, не отправляя ее на плаху. Пожилая сестра усмехнулась, глядя, как ее юная напарница жадно впивается пальцами в ладонь инквизитора.

Дориан остановился перед очередным пролетом и, привалившись к стене, отдышался. Подъем по бесконечной лестнице изводил его. Тело отвыкло от нагрузок, и ранение все еще давало о себе знать. Сестры обещали, что это пройдет, и он снова сможет бегать и скакать, как молодой козлик, но Дориан был в этом не уверен. Бросив взгляд на круто закручивающуюся влево, уходящую куда-то высоко, к самому небу лестницу, он невольно застонал.

Пожилая Сестра подошла ближе, заставила его поднять плащ и осмотрела рану. Молча кивнув, она отошла в сторону. Ее место заняла молодая, в глазах горел озорной огонек, а красные губы шептали что-то ободряющее. Дориан собрался силами.

Ему казалось, что ступеням не будет конца, но когда его ноги ступили на ровную площадку перед массивной, окованной железом дверью он улыбнулся. Его спину покрывал пот, голова болела так, словно он только что проломил эту самую дверь. Сестры замерли на ступеньке ниже, не поднимаясь на площадку, и, когда Дориан без стука открыл дверь, отправились вниз.

Их работа никогда не заканчивалась, всегда находился кто-то, чью жизнь необходимо спасти. Молодая Сестра проводила Дориана взглядом и только когда дверь за ним плотно закрылась, тяжело вздохнув и низко опустив голову, пошла вниз. Старшая подруга нежно обняла ее за плечи и прошептала что-то. Лицо молодой Сестры вспыхнуло, рот открылся, но слов она не произнесла, лишь бросила последний быстрый взгляд на дверь, не зная, увидит ли она еще когда-нибудь своего инквизитора.

Несколько минут Дориан молча стоял, разглядывая убранство личного кабинета Главы инквизиции. Много раз за свою жизнь, он смотрел снизу сюда под самую крышу башни, мечтая о том, что когда-нибудь побывает там, в святая святых инквизиции, в ее сердце. Но, оказавшись здесь, он был несколько разочарован. Он ожидал увидеть золотое убранство комнаты и сверкающие драгоценности на стенах, но вместо этого голые, покрытые мхом кирпичи, вышарканный множеством поколений инквизиторов пол. Ровный, стелющийся по полу свет лился из огромного окна во всю стену, наполняя комнату теплом и красками от витражей. Стена справа, выступала вперед обрезая солидную часть комнаты. От входа не было видно, что там и Дориан подумал, что возможно там скрыта спальня главы. Он как никогда был близок к ответу, но в этот раз он его не получил.

Добротный, тяжелый, сделанный из красного дерева стол занимал добрую половину дальней стены. На нем кучей свалены какие-то бумаги. Странные приборы, назначения многих из которых Дориан не знал, а некоторые, как секстант, видел только в книгах. За столом высился шкаф со стеклянными вставками и открытыми полками. На полках стоял пыльный дистиллятор и ступка. А в сокрытых затуманенным стеклом отделах виднелись корешки книг.

У стола стояли три простых и, судя по форме, не самых удобных кресла. Одно из них занимал Мориан Хатт. Услышав скрип двери, он повернулся и, пригладив бороду, позволил Дориану насладиться открывшимся перед ним видом. Личные покои Главы инквизиции видеть доводилось далеко не каждому и зрелище этого заслуживает нескольких мгновений тишины.

Едва время, отпущенное Морианом, вышло, старик поманил Дориана к себе и молча указал на стул. Только подойдя ближе, Дориан заметил еще один столик, находящийся между креслами. На столике стояли серебряный поднос и три небольших серебряных же кубка. На фигурных тарелочках разложены сыр и вяленое мясо. Хлеба не было. Дориан вздохнул, он так соскучился по теплому ароматному хлебу и сейчас все бы отдал за его горбушку, но Мориан улыбнулся и тихо произнес:

— Хлеба нет, и не будет, как не будет для тебя и жирного, и молочного. Сестры запрещают тебе чревоугодие, пока рана не заживет окончательно.

— Я думал чревоугодие запрещено нам законом, — выдавил улыбку Дориан, повинуясь знаку старого инквизитора и устраиваясь в кресле.

— Все верно, молодой человек, — произнес голос, и к ним подошел вытирающий руки полотенцем Глава. — Законом нам, инквизиторам, запрещено чревоугодие, но для того, чтобы нести службу и выполнять возложенные на нас обязанности, нам иногда приходится преступать закон. А потому, не смотря на то, что общество Альды, — Дориан приподнял бровь, услышав старое название города, — стало бы осуждать нас за чрезмерное внимание к еде, мы, внутри ордена, закрываем глаза на маленькие шалости наших братьев. При необходимости, конечно, — Добавил Глава, поймав взгляд Дориана.

Глава 4. Библиотека.

Келья Дориана мало чем отличалась от его, Мориана Хатта, кельи. Та же скрипящая досками, покрытая серой простыней, кровать, то же маленькое, зарешеченное окно под самым потолком, те же серые промерзающие зимой стены и тот же выложенный разноцветной плиткой пол. Пол этот был в весьма плачевном состоянии, многие квадратики мозаики давно выпали, и на их место где-то легли деревяшки, а где-то дыры просто замазали раствором для кладки. Мориан покачал головой, его пол был в куда как лучшем состоянии, но оно и не удивительно, занимая одну и ту же келью вот уже сорок лет, он следил за порядком и, судя по аккуратно разложенным вещам, Дориан тоже, но о предыдущих хозяевах комнаты такого сказать было нельзя.

Мориан подошёл к столу под окном, приподнял лежащие стопкой книги, пробежал глазами названия и вернул их на место. Отодвинув стул, он недовольно поморщился, глядя, как задняя правая ножка, жалобно скрипя, отошла. Он приподнял стул и легонько стукнул его об пол. Ножка осталась на месте, и Мориан, развернув стул к кровати, сел.

Темновато здесь. На улице вновь идет дождь, и серое низкое небо не пропускает солнце, а даже если бы оно ярко светило, свет его все одно не попадал бы сюда. Северная сторона, это плохо, зимой Дориан вымерзнет до костей. Надо побеспокоиться об этом, пока пушистые белые снежинки еще не кружат в небе Альды.

Дориан замер в дверях. На обнаженном плече его висело полотенце, стопы в кожаных мягких тапочках, на ногах старенькие, посеревшие от времени, короткие штаны, и не штаны даже — подштанники, а может исподнее, Мориану было все равно. Если не поднимать головы и не смотреть выше пояса, то можно было принять Дориана за попрошайку с одноименной улицы. Но над штанами красовались жесткие кубики пресса и алел свежий, еще не до конца заживший шрам. Торс молодого инквизитора словно был выточен из телесного цвета мрамора — сплошные крепкие молодые мышцы и не капли жира. Мориан с грустью взглянул на свой давно отвисший живот, и хотя в нем тоже было не много жира, но годы брали свое, и легкое брюшко у него было.

— Девки за тобой должны табунами ходить, — произнес он, улыбаясь.

— Как ты сюда попал? — спросил Дориан, ничуть не смутившись.

— Мои ключи подходят ко всем комнатам этого крыла, — плечи Морина чуть заметно дернулись. — Я просто открыл дверь, думаю, ты против не будешь, если твой старый наставник будет ждать тебя внутри на этом прекрасном, — он легонько стукнул по ножке, — стуле, а не на голом полу у двери.

— Против тебя не буду, но подходят только твои ключи?

— Мои и кастеляна, но этот вонючий старикашка никогда не поднимается выше второго этажа. И то делает это по строгой, а точнее крайней необходимости. И строгость, и крайность этого прописаны в сводах правил, и он неукоснительно им следует. Скажу тебе больше, он слишком ленив даже для того, чтобы просить кого-то сделать что-то вместо него. С другой стороны, если тебе понадобится белье, ты точно будешь знать, где его найти. А чего ты так напрягся, тебе есть что прятать?

— Прятать мне нечего, — Дориан вытер полотенцем мокрые волосы, — но я не привык, чтобы кто-то входил в мою комнату без моего разрешения. Тебе я его даю. Можешь входить, когда тебе будет угодно и, если желаешь, можешь обыскать тут хоть все. Кстати, на счет обыска, я не знаю кто тут жил до меня, но я нашел вот это, — Дориан порылся в мешке под кроватью и бросил на стол маленькую косточку, в серебряной оправе, исполненную наподобие монеты.

— Хм... — Мориан осторожно взял ее в руки и, повертев, вернул на стол. — Советую тебе ее сдать, я тебя обыскивать не буду, но на всякий случай лучше отдай ее.

— Я так и сделаю, — Ответил Дориан. — Она давно мертва и пуста, возможно, это родственник предыдущего хозяина.

— Тогда тем более сдай! Негоже, чтобы такое теряли. А у тебя есть амулет? — с интересом глядя, как Дориан приводит себя в порядок, как зачесывает назад темно-русые волосы, как осторожно надевает рубашку и как, морщась от боли, заправляет ее в штаны, спросил Мориан.

— Нет. Я был привязан к матери и к отцу, но не настолько, чтобы отрезать от них части. Я предпочитаю встречаться с ними в катакомбах, — его лицо посерело, а глаза потухли. — Жаль только, что катакомбы те чертовски далеко, — тихо произнес он и вдруг улыбнулся. — А ты? — карие озорные глаза молодого инквизитора с интересом смотрели в поблекшие глаза старика.

— А я никогда привязан к родне и не был. Большая часть их уже в катакомбах, а те, кто еще цепляется за жизнь, давно забыли обо мне и, надо сказать, что меня это устраивает.

— Значит, ты тоже один, — Дориан грустно улыбался. — Так, — он сел на кровать, подержав в руках, но, так и не надев плаща, — и с чего мы начнем возложенную на нас миссию? — спросил он.

— А ты прям рвешься в бой, — ответил ему улыбкой Мориан и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Я вижу ты любишь читать, — он кивнул на книги на столе, — тогда оттуда и начнем. С библиотеки. Ты когда-нибудь бывал в библиотеке Альды?

Дориан покачал головой и довольно улыбнулся. Библиотека, в которой он никогда не был, но о которой столько слышал — хранилище всех знаний мира, скопившихся здесь за более чем тысячелетнюю историю Альдеи вот-вот распахнет перед ним двери. От ожидания у него перехватывало дыхание, и он был рад, что старый инквизитор молчал всю дорогу до библиотеки.

Мориан же молча, наблюдал, как нервно Дориан перебирает полы инквизиторского плаща, как горят глаза его ученика, как он, не замечая луж и капающего с неба дождя, едва не срывался на бег, и только окрики старика, не поспевавшего за ним, не давали молодости побежать.

Дориан не задержался внизу, взлетев по ступеням, словно их и не было.А Мориан напротив остановился и отдышался, прежде чем начать подъем. У него не было проблем со ступенями, и по всей Альдее он с легкостью их преодолевал, кроме этих. Эти восемнадцать ступеней он ненавидел, и они отвечали ему взаимностью. Медленно, словно каждая из них могла ужалить его, он начал подъем, отсчитывая каждую. Он давно уже дал каждой прозвища и, всякий раз наступая на них, он произносил эти их, добавляя при этом несколько увесистых проклятий. Ступени не реагировали, они оставались такими же немыми и холодными как всегда. И только каждая следующая ступенька давалась инквизитору сложнее. Дориан с удивлением смотрел на этот странный ритуал, запасаясь вопросами.

Глава 5 Бронзовый человечек.

Джеко Стержак позеленел, глядя, как на порог общего зала его пустующей гостиницы бодро взлетел инквизитор и, еще дверь не успела закрыться за его спиной, заявил:

— Мастер Стержак, добрый день! У меня к вам несколько не самых приятных вопросов. Не откажитесь ответить на них?

Отказаться? Стержак и был бы рад это сделать, но как отказать инквизитору? Джеко отложил отполированную до блеска кружку и, тяжело вздохнув, указал инквизитору на стул за дальним столом. Пока тот устраивался, трактирщик, подхватив бутыль с вином и пару стаканов, подошел к нему.

— Могу предложить вам что-нибудь поесть? — спросил он, привычным движением смахнув со стола не существующие крошки.

— Мне нет, но моему юному другу, думаю, стоит подкрепиться. Знаете, Стержак, после того нападения, ну вы помните, самоубийца у вас в гостинице. Вы же знаете, что на нас напали? — глаза инквизитора сузились, он замолчал внимательно глядя на реакцию Стержака, тот кивнул. — Так вот, после того нападения он был ранен и едва не умер, — Мориан снова замолчал, глядя в равнодушное лицо трактирщика. — Теперь он должен восстанавливать силы. Но вы не торопитесь подавать на стол яства, он может и отказаться. Даже скорее откажется. Он хорошо воспитан, и это воспитание может выйти ему боком, — Инквизитор хихикнул, а Стержак поморщился, не в правилах инквизиции платить за свой обед, а деньги ему сейчас лишними совсем бы не были.

С тех пор как кто-то стал красть трупы, его гостиница пустовала. Возможно, люди боялись стать случайной жертвой нападений, но скорей всего дело было в слухах, что как гнилостные черви ползли по городу. Сам не покидая своего жилища, Стержак все же получал обрывки слухов. Поговаривали, что трупы не самое интересное что пропадает, говорили, что нападают уже и на живых. Кто-то даже видел, как обезумевшие люди в рубищах тащили вопящую и сопротивляющуюся девушку. Но не подтвердить этого, ни тем более опровергнуть не мог никто.

Дверь скрипнула, и дверной проем заслонила тень. Стоя спиной к двери, Джеко не мог видеть кто там, но судя по тому, как померк свет, не иначе сам Гривольд пожаловал. Трясясь и покрываясь холодным потом, Джеко медленно обернулся и шумно выдохнул, увидев в дверях мокрого, но улыбающегося Дириса. Этого малого не часто заносило в гостиницу Стержака, но если заносило без катафалка, то Дирис никогда не скупился, часто оставляя щедрые чаевые.

— Джеко, ты не против, — пробасил Дирис, — я лошадку под навес поставил.

— Нет, — промямлил Джеко, — а ты опять с командой?

— Вот моя команда, — Дирис кивнул на расплывшегося в улыбке инквизитора. — Представлен к ним охранять их от таких как ты. А то вдруг нападешь, — Дирис улыбнулся собственной веселой шутке.

Стержак вздохнул, когда-то давно, в другой жизни, когда его плечо украшали три позолоченные нашивки, а женой был видавший виды меч, он, наверное, и был страшен хоть для кого-нибудь. Но теперь, он лишь трактирщик и его военное прошлое осталось там, в битве при Ачинере. Перед его глазами встала картинка, столько раз согревавшая его душу, когда было все совсем плохо: он, стоящий на городской стене с развивающимся знаменем свободных городов в руках. Память играла с ним злую шутку, и на стене он действительно был, как и одним из первых ворвался в Ачинер, но никогда он не держал знамени в руках. Однако на эту сделку с памятью он пошел давно и сознательно, все равно никто не видел в нем героя войны, каковым он впрочем, по бумагам и не был.

— А где наш юный друг? — спросил инквизитор, возвращая Стержака из туманных картинок памяти.

— Сказал, что дойдет пешком, — ответил Дирис.

— Дирис, — упёршись в стол ладонями и слегка приподнявшись, назидательным тоном, словно учитель нашкодившему школяру произнес Мориан, — он был ранен. И ты оставил его одного? Если через минуту он не появится, пойдешь его искать! Молись, чтобы он пришел!

Дирис выругался и с надеждой взглянул на дверь. Та тихо скрипнула, и в зал вошел Дориан. Он остановился, нахмурился, услышав вздох облегчения Дириса, и, кивнув Стержаку, занял место возле Мориана.

— Итак, мастер Стержак, я думаю, вы прекрасно понимаете, что мы пришли к вам не просто так, — инквизитор, хитро прищурившись, взглянул на Стержака.

— Понимаю, — кивнул тот, — и поскольку ты, Мориан, уж очень официален, то разговор будет долгим. Позволь, я принесу еды и питья. А там и поговорим, — он старался оставаться спокойным, но это ему удавалось с трудом.

— Конечно! — радостно воскликнул старый инквизитор. — Тем более, что как раз пришло время обеда, а мы промокли и проголодались. Правда, мой юный друг?

Дориан вздохнул, он хотел, есть, но в его кармане было пусто, и оплатить свой обед он не мог. Инквизиторам не полагалось жалование только в том случае если они попадали в могилу, но если в их телах еще теплилась хоть искра жизни, оно выплачивалось. Правда с небольшой поправкой, и через канцелярию, но выплачивалось. Впрочем, клерка заведующего этим мероприятием еще надо было умудриться поймать. За прошедшие с выписки дни Дориану это не удалось, хотя и усилий для этого он прилагал явно недостаточно. Находясь в башне инквизиции он и без того был обеспечен едой, но теперь, теперь его желудок страдал, а потому когда на столе появилось мясо и вино он тяжело вздохнул.

— Налегай! — Мориан улыбнулся. — Не думай об оплате, малыш. И не бойся, не отравишься. Кухня мастера Стержака может и не лучшая в Альдее, но одна из самых хороших. И уж точно самая чистая. Приступай! — Мориан подвинул к нему тарелку с мясом.

Уговаривать себя Дориан не позволил. Отломив большой кусок хлеба, он с наслаждением впился зубами в поросячьи ребрышки, приготовленные на огне и приправленные ароматным, слегка острым соусом.

— Я вот о чем хочу вас спросить, мастер Стержак, — Мориан зацепил кусочек сыра длинным ногтем на мизинце и покачивал им из стороны в сторону. — Не слыхали ли вы чего-нибудь сегодня ночью?

— Слышал, — кивнул Стержак, придвигая тарелку с похлебкой Дориану, и с умилением глядя, как тот орудует ложкой. — Как не слышать. Вчера на соседней улице драка была, но ты знаешь я не самый смелый человек в Альдее. А уж после того, как даже на вас напали, я предпочел отсидеться дома. Страсть как не люблю этих драк, — Стержак странно улыбнулся.