Голова раскалывалась, будто по ней били молотом, а в нос ударил странный, непривычный запах. Пахло сырой землёй, старыми листьями и чем-то сладким и пряным, как в индийской лавке. Я с огромным трудом открыла глаза. Вместо привычного белого потолка моей спальни я увидела над собой тёмное кружево из переплетённых веток. Солнце уже садилось, и его лучи с трудом пробивались сквозь густую листву.
Я села и почувствовала под собой влажную землю. Мои любимые джинсы и футболка были в грязи и прилипших листьях. Где я? Вокруг был лес. Густой, тёмный и очень страшный. Последнее, что я помнила, — это как переходила дорогу. Яркий свет фар, оглушительный визг тормозов… и всё. Неужели я умерла? И это какой-то загробный мир? Может, рай для тех, кто слишком много читал фэнтези?
Мысли в голове скакали, как сумасшедшие. Мне стало очень страшно, по спине пробежал холодок. Я кое-как встала на дрожащие ноги и начала осматриваться. Вокруг стояла мёртвая тишина, такая полная, что от неё звенело в ушах. И вдруг эту тишину пронзил жуткий женский крик. Он был полон такого отчаяния, что у меня сердце сжалось.
Я не думала ни секунды. Весь мой страх куда-то испарился, и я побежала на звук. Я неслась сломя голову, перепрыгивая через толстые корни деревьев, которые будто специально пытались меня свалить, и продираясь сквозь колючие ветки, царапавшие мне руки и лицо.
Крик раздался снова, на этот раз совсем близко. Я выбежала на поляну и застыла на месте от удивления. Картина была как из страшной сказки.
Посреди поляны стояла самая настоящая избушка на курьих ногах. А к её стене прижималась старушка, очень похожая на Бабу-Ягу: сгорбленная, в цветастом платке и длинной юбке. Прямо на неё медленно шло что-то ужасное.
Это был волк, но не обычный. Он был огромный, как теленок, и сделан из металла. Его тело было собрано из каких-то тёмных пластин, вместо глаз горели красные лампочки, а из пасти валил пар. Каждый его шаг сопровождался громким скрежетом и лязгом. От этих звуков у меня волосы дыбом встали.
Старушка попыталась ударить его своей клюкой, но железный монстр легко отбил удар металлической лапой. Он сделал ещё шаг и раскрыл свою страшную пасть с острыми железными зубами.
В этот момент я очнулась от ступора. Я понятия не имела, где нахожусь, но не могла же я просто стоять и смотреть, как эта тварь убьёт бабушку! Я огляделась, схватила с земли первую попавшуюся толстую ветку, похожую на дубину, и с громким криком бросилась на волка.
— Эй, консервная банка, а ну отойди от неё!
Механический зверь обернулся. Его красные глаза-сенсоры уставились на меня. Кажется, он совсем не ожидал, что кто-то нападёт на него сзади. И пока он неуклюже разворачивался, я со всей силы ударила его своей дубиной по голове.
Раздался такой громкий звон, будто кто-то ударил по колоколу. Моя палка разлетелась на мелкие щепки, а руку пронзила острая боль. Волк пошатнулся, его красные глаза на секунду погасли. Он закрутился на месте, издавая странные скрипы, а потом, поджимая заднюю лапу, поковылял в лес и исчез в темноте.
Я осталась стоять на поляне, тяжело дыша. Руки и ноги дрожали от пережитого ужаса. Правая кисть болела всё сильнее и сильнее.
— Спасибо тебе, милая, — услышала я скрипучий голос.
Я обернулась. Баба-Яга смотрела на меня с любопытством и удивлением.
— С вами… всё в порядке? — еле выговорила я. Мне всё ещё казалось, что это какой-то дурной сон.
— Жива осталась, и то хорошо, — ответила она. — Не ждала я сегодня гостей, а уж тем более таких храбрых. Пойдём ко мне в избу, гостьей будешь. Надо твою руку посмотреть, болит, небось.
Она стукнула клюкой, и избушка, к моему полному шоку, послушно присела на свои огромные куриные лапы. Дверь со скрипом открылась, приглашая войти.
Внутри избушки было на удивление чисто и уютно. В воздухе витал приятный запах сушёных трав и грибов. В большой печи весело трещал огонь, а на столе блестел боками пузатый самовар. Старуха усадила меня на деревянную лавку и осторожно взяла мою больную руку. Её пальцы были сухими и морщинистыми, но на удивление сильными.
— Ушиб у тебя сильный, но кость, к счастью, цела. Сейчас я приложу мазь, и к утру всё пройдёт.
— Что это был за… волк? — прошептала я, наблюдая, как она накладывает на мою руку какую-то зелёную пахучую мазь. — Он был как робот.
— Железный дровосек, — хмыкнула она. — Подарочек от одного моего давнего недруга. Давно он на мой лес зарится, всё никак не успокоится.
— Железный дровосек? Но он же из сказки про Изумрудный город… — пробормотала я, ничего не понимая.
— Какие ещё города? — нахмурилась старуха. — Вижу я, ты совсем не здешняя. Из какого мира тебя к нам занесло, дитя?
Моё сердце замерло. Значит, она знает! Она понимает, что я не отсюда.
— Я… я не знаю, — честно ответила я. — Я была дома, в Москве…, а потом очнулась здесь. Я думала, это сон, или я просто сошла с ума.
— Это не сон, — сказала она, заканчивая перевязывать мою руку. Она посмотрела мне прямо в глаза, и её взгляд показался мне очень мудрым и немного печальным. — И с ума ты не сошла. Ты попала сюда, потому что так было нужно. Пришло твоё время.
Она налила в две глиняные кружки горячий чай из самовара. Он пах мятой, чабрецом и чем-то ещё, очень приятным и незнакомым.
— Пей, — сказала она. — Тебе нужно восстановить силы. Они тебе скоро очень пригодятся.
— Пригодятся? Зачем? — спросила я, делая маленький глоток. Чай был горячим, но по телу сразу разлилось приятное тепло.
— Учиться будешь, — просто ответила Яга. — Я давно ждала себе ученицу. Такую, которая не испугается ни железного волка, ни тёмного леса. И вот, наконец, дождалась.
Я смотрела на неё, на огонь в печи, на свою перевязанную руку, и до меня медленно, как во сне, начала доходить вся нереальность происходящего. Это не сон. Я в другом мире. В гостях у настоящей Бабы-Яги. И, похоже, она решила сделать меня своей ученицей. Ведьмой, что ли? Голова шла кругом.
Тропинка, которую нахваливала Яга, оказалась той ещё задачкой. Узкая, едва заметная, она петляла между корявыми корнями деревьев, так и норовя подставить мне подножку. Лес вокруг был густым и каким-то слишком молчаливым, пахло сыростью и прелыми листьями.
«Мы точно туда идём?» — пропищал у меня в голове тоненький, похожий на скрип сухой веточки, голосок. Это был Шишок, мой… э-э-э… спутник. Маленькая сосновая шишка, которая внезапно ожила у меня в кармане и теперь считала себя моим главным защитником и советчиком.
«А у нас есть выбор? — мысленно огрызнулась я, перепрыгивая через очередную лужу. — Яга сказала — идти по тропинке и никуда не сворачивать. Вот я и иду».
«Она ещё много чего говорила», — проворчал Шишок. «Например, что приключения — это весело. А я пока только лапки-веточки промочил».
К вечеру деревья наконец-то расступились, и я вышла на широкую дорогу, разбитую колёсами телег. Впереди, в низине, показались крыши. Вересково. Ну, здравствуй, новый дивный мир.
Чем ближе я подходила, тем больше моё сердце напоминало сжавшийся кулак. Я ожидала чего-то более… сказочного, что ли? А получила унылую деревню, где дома выглядели так, будто сейчас чихнут и развалятся. Серые, кривые, они жались друг к другу, словно боялись упасть. Улицы немощёные, сплошная грязь. А люди… Люди были под стать своим домам. Хмурые, уставшие, в такой же серой одежде, как и я. Никто даже не посмотрел в мою сторону. В воздухе висел густой коктейль из запахов дыма, навоза и тотальной безнадёги.
«Уютненько», — пискнул Шишок у меня с плеча. «Почти как в дупле у дятла, только просторнее и пахнет хуже».
Яга, конечно, дала мне с собой немного денег, но я понятия не имела, что на них можно купить. Я подошла к женщине, развешивавшей на верёвке какое-то серое бельё.
— Простите, вы не подскажете, где здесь можно снять комнату на ночь?
Женщина смерила меня таким взглядом, будто я спросила, где тут бесплатно раздают золотые слитки.
— Ишь ты, какая деловая. Деньги-то есть?
Я молча кивнула, стараясь выглядеть как можно более платёжеспособной.
— Ступай в конец улицы, к дому с красной крышей. Там вдова Марья живёт, она пускает постояльцев. Только смотри, баба она — кремень.
Дом с красной крышей и впрямь выделялся. Крепкий, ухоженный, с геранью на подоконниках. Я робко постучала.
Дверь мне открыла невысокая, но очень плотная женщина в тёмном сарафане. Её лицо, казалось, состояло из одних только подозрений и плотно сжатых губ. Вдова Марья, собственной персоной.
— Чего тебе? — спросила она так, будто я была тараканом, который нагло вполз на её белоснежный передник.
— Я бы хотела снять комнату, — пролепетала я, чувствуя себя ещё меньше и ничтожнее.
— Комнату? — она снова оглядела меня с ног до головы. — А платить чем будешь? Нынче времена тяжёлые, в долг не даю.
Я достала из мешочка одну из медных монет от Яги. Вдова выхватила её с ловкостью фокусника, поднесла к глазу, повертела, а потом… лизнула. Я не шучу. Лизнула!
«Она её сейчас съест?» — с ужасом пискнул Шишок у меня в голове.
К счастью, не съела.
— Ну, медь настоящая, — проворчала она, уже не так враждебно. — За одну такую монету можешь оставаться на три дня. Комната на втором этаже, налево. Ужин через час. И чтоб тихо было, я шум не люблю.
С этими словами она развернулась и исчезла в полумраке дома. Комната оказалась крошечной: кровать, стол и стул. Но зато чисто. И вид из окна на огородик. Уже неплохо.
Следующие два дня превратились в марафон унижений. Я пыталась найти хоть какую-то работу. В пекарне мне заявили, что у них и так ртов больше, чем булок. Хозяин таверны, пузатый мужик с пропитым лицом, расхохотался мне в лицо.
— Тебя? Девчонка, да тебя ветром сдует, как только дверь откроется! Мне тут нужны такие, чтобы пьяного мужика одной левой успокоить могли. А ты… ты ему сказку на ночь расскажешь?
«Зато мы можем орешки щёлкать! Предложи ему!» — деловито посоветовал Шишок. Я проигнорировала.
Кузнец искал подмастерье, но, увидев меня, только рукой махнул. Везде одно и то же — отказ. Деньги таяли. Отчаяние, мой старый знакомый, снова начало душить меня своими ледяными пальцами.
Вечером третьего дня я сидела на кровати и тупо смотрела в стену. Всё. Завтра утром вдова Марья выставит меня за дверь. И куда мне идти? Что делать? Я совсем одна в этом чужом, враждебном мире.
И тут я почувствовала, как что-то зашевелилось на моём плече. Я совсем забыла про Шишка. Я осторожно сняла его и посадила на стол.
— Ну что, друг? — горько усмехнулась я. — Кажется, мы с тобой скоро станем бездомными.
Шишок вдруг встрепенулся. Он расправил свои чешуйки, и на меня снова уставились два любопытных глазика-бусинки. А потом он спрыгнул со стола на пол. И тут началось! Он закрутился волчком в самом пыльном углу, поднимая такое облако, что я расчихалась. Когда пыль улеглась, угол сиял чистотой. Я моргнула. Затем он подскочил к моей рубашке, небрежно брошенной на стул. И принялся её складывать. Это было похоже на сражение маленького, но очень упорного воина с огромным белым флагом. Рубашка побеждала, разворачиваясь снова и снова, но Шишок не сдавался.
«Сейчас… я его… почти… победил!» — пыхтел он у меня в голове, толкая непослушный рукав.
Я смотрела на его отчаянные старания, и уголки моих губ сами собой поползли вверх. Впервые за эти ужасные дни. Это было так нелепо, так глупо и так… трогательно.
— Спасибо тебе, — тихо сказала я.
Шишок замер, бросив своё сражение с рубашкой. Он поднял на меня свои глазки-бусинки и, клянусь, улыбнулся, насколько это вообще возможно для сосновой шишки. Он подбежал ко мне и потёрся о мою ногу, как самый настоящий котёнок.
И в этот момент я поняла — я не одна. У меня есть он. Крошечный, говорящий, невероятно хозяйственный и очень преданный друг. И может быть, всё не так уж и безнадёжно. Может, мы ещё поборемся.
Жёлтая пена шипела, как змеиное гнездо, и с пугающей скоростью ползла во все стороны. Вонючая, липкая, она уже добралась до моих ботинок, противно чавкнув. Я брезгливо поморщилась. Рядом тяжело дышала хозяйка лавки, Аглая. Она что-то бормотала, размахивая руками, но её заклинания на шипящую массу действовали не больше, чем щекотка на кота. В углу забилась её ученица Варвара и тихонько плакала, чем выводила меня из себя ещё сильнее.
«Нужно что-то делать! Быстро!» — паниковала я.
«Мы все умрём!» — пискнул у меня в голове Шишок, мой маленький спутник, которого, к счастью, слышала только я. — «Эта жёлтая гадость нас сожрёт! Я не хочу умирать от зелья!»
«Тихо ты, паникёр!» — мысленно цыкнула я на него. В моём родном мире, на уроках химии, учительница постоянно твердила: чтобы погасить бурную реакцию, нужен нейтрализатор. А что может быть нейтрализатором здесь? В голове всплыло самое простое и очевидное — соль. Обычная соль. Ей и раны промывают, и от злых духов защищаются, как я слышала. Идея была совершенно дурацкой, выстрел вслепую, но других вариантов у меня всё равно не было.
— Соль! — крикнула я так громко, как только могла, пытаясь перекричать шипение. — Вам нужна соль!
Аглая обернулась, её лицо было белым от страха и усталости.
— Что? Какая соль, девочка? Ты в своём уме?
«Она думает, ты хочешь приправить наш будущий суп!» — не унимался Шишок. — «Может, перчика ещё попросить?»
Но спорить было некогда. Пена уже подбиралась к полкам с товаром. Я рванула к прилавку, лихорадочно шаря глазами. Вот она! Простая глиняная солонка, стоит себе как ни в чём не бывало. Схватив её, я подскочила к котлу. Вонь тухлых яиц и чего-то горького ударила в нос. Зажмурившись, чтобы пена не попала в глаза, я изо всех сил швырнула солонку прямо в центр бурлящего жёлтого безумия.
На мгновение всё затихло. А потом раздался оглушительный «ХЛОП!», будто лопнул гигантский пузырь. Пена вздрогнула и опала, на глазах превращаясь обратно в мутную жижу. Через пару секунд в котле осталось лишь немного грязно-жёлтой бурды, а весь пол был покрыт скользкой остывающей слизью.
Я стояла, пытаясь отдышаться, вся перепачканная этой дрянью, и не верила, что моя сумасшедшая идея из школьного урока по химии сработала в мире магии.
Аглая медленно опустила руки. Она смотрела то на меня, то на котёл с таким изумлением, будто я только что вырастила у себя на голове рога.
— Как… как ты это сделала? — прошептала она.
— Просто химия, — выдохнула я, но быстро поправилась. — То есть… я просто подумала, что соль может помочь. Вдруг сработает.
Тут из своего угла вылезла Варвара. Вид у неё был заплаканный, но очень злобный.
— Это всё она! — завизжала девчонка, тыча в меня пальцем. — Она пришла, и всё пошло наперекосяк! Она ведьма! Это она всё испортила!
Я аж дар речи потеряла от такой наглости. Но Аглая даже не посмотрела на меня. Её холодные, как льдинки, глаза впились в ученицу.
— Замолчи, Варвара, — произнесла она таким ледяным тоном, что у меня по спине пробежали мурашки. — Я хочу знать, что случилось на самом деле. И я это узнаю.
Она подошла к полке и взяла с неё маленькое серебряное блюдце с голубой каёмкой. Выглядело оно совершенно обычно.
«О, блюдечко!— обрадовался Шишок. — Она сейчас будет чай пить? Или нас кормить? Я бы перекусил, нервный день выдался!»
Но чаем и не пахло. Аглая зачерпнула пальцем каплю испорченной жижи из котла и капнула в центр блюдца. Потом уколола палец иголкой, и капля её крови упала рядом.
— Блюдце правды, покажи, что было, — властно сказала она.
Капли слились, и по блюдцу пошла рябь. А потом на дне начало появляться изображение, как в кино. Мутное, но понятное. Я увидела, как Варвара, вместо того чтобы взять дождевую воду из бочки, просто сполоснула корень под рукомойником. А потом, вместо нужного ингредиента, бросила в котёл щепотку какой-то дряни из соседнего мешка.
«А девчонка-то — обманщица!» — восхищённо пискнул Шишок.
Лицо Варвары стало белее мела. Она поняла, что её поймали с поличным.
— Я… я не хотела… — залепетала она. — Я просто очень торопилась…
— Ты солгала, — отрезала Аглая. — Ты солгала мне и испортила дорогое зелье. Всё из-за твоей лени и лжи. В моей лавке таким, как ты, не место. Убирайся.
— Наставница, простите! Умоляю! Я больше никогда-никогда так не буду! — Варвара бросилась на колени, пытаясь обнять ноги знахарки.
— Вон! — рявкнула Аглая так, что склянки на полках подпрыгнули. — Чтобы духу твоего здесь не было!
Варвара, громко рыдая, вскочила и, поскальзываясь на слизи, выбежала из лавки, хлопнув дверью так, что чуть стёкла не вылетели.
«Так ей и надо! — злорадно прокомментировал Шишок. — Нечего было на нас наговаривать!»
В лавке стало тихо. Я чувствовала себя ужасно неловко, будто подсмотрела чужую семейную ссору.
— Простите, я, наверное, пойду, — пробормотала я, медленно пятясь к выходу.
— Стой, — остановила меня Аглая. Она выглядела очень уставшей, но смотрела на меня уже без паники, а с задумчивым интересом. — Ты спасла мою лавку. И моё доброе имя. Ты не только поняла, что что-то не так, но и нашла способ это исправить. Это очень редкий дар.
Она подошла ко мне и заглянула прямо в глаза.
— Как тебя зовут, дитя?
— Ната, — тихо ответила я.
— Ната… — повторила она, словно пробуя имя на вкус. — У меня больше нет ученицы. Но мне нужен помощник. Кто-то с ясной головой и честным сердцем. Я не могу предложить тебе золотые горы, но у тебя будет крыша над головой, еда и все знания, которыми я владею. Ты хочешь стать моей новой ученицей?
Я смотрела на неё во все глаза, а в горле стоял ком. Ещё час назад я была бездомной и голодной, а теперь… теперь у меня появился шанс. Настоящий.
«Соглашайся! Скорее соглашайся! — заверещал от восторга Шишок у меня в голове. — Ура! У нас будет дом! И еда! Много еды! Надеюсь, тут кормят не только гусеницами! Спроси у неё, спроси!»
Утро встретило меня головной болью и вселенским стыдом. Ощущение было такое, будто я не спала, а всю ночь в одиночку таскала мешки с картошкой, а потом меня этими же мешками и побили. Каждый мускул протестовал, а в ушах до сих пор стоял грохот вчерашнего магического «бума». Я была на сто процентов уверена, что Аглая, как только откроет глаза, вышвырнет меня на улицу. И правильно сделает.
На цыпочках, затаив дыхание, я спустилась в лавку, морально готовая к пинку под зад и прощальной речи, полной проклятий.
Но внизу было… почти чисто. Весь этот ужасный пух, который вчера летал повсюду, был аккуратно смётён в уголок, а попадавшие с полок склянки и книги сиротливо жались друг к другу на прилавке. За столом сидела сама хозяйка и, как ни в чём не бывало, пила свой утренний чай. Или отвар. От неё пахло травами и лёгкой угрозой. Она подняла на меня взгляд, от которого у меня мурашки по спине побежали.
— Я уж думала, ты сбежала, — её голос был ровным, как поверхность озера в штиль. Но я-то знала, что в таких озёрах водятся очень зубастые чудища.
— Мне некуда бежать, — пискнула я, уставившись в пол. Щеки пылали. — Простите меня, пожалуйста. Я всё-всё возмещу. Буду работать на вас бесплатно, сколько скажете. Хоть всю жизнь.
Аглая долго молчала, разглядывая меня так, словно решала, сварить из меня суп или сделать чучело. Я уже мысленно прощалась с жизнью.
— Бесплатно мне дармоеды не нужны, — отрезала она наконец. — А вот толковая ученица — это другое дело. Вчера ты доказала, что ты — полная дура. Но, — она сделала паузу, — дура честная и, как я погляжу, не ленивая. Для начала сойдёт. Так что сегодня мы начнём обучение. С самого начала. С азбуки.
Она поднялась и властным жестом велела мне идти за ней. На большом столе, который я вчера так старательно драила, были разложены пучки каких-то травок.
— Это — азбука любого знахаря, — Аглая обвела стол рукой. — Прежде чем лезть к котлу, ты должна знать каждую травинку в лицо, по запаху и на ощупь. Ты должна понимать их силу. Вчера ты устроила свадьбу огню и воде, потому что решила, что это просто сено. Больше такого не повторится.
«Азбука? — раздался у меня в голове тоненький голосок Шишка. Он выглядывал из кармана, всё ещё слегка помятый после вчерашнего. — А читать нас научат? Я бы почитал! Особенно поваренную книгу! С картинками!»
«Цыц, обжора, — мысленно прикрикнула я на него, стараясь сделать максимально серьёзное и заинтересованное лицо. — Не до книг сейчас!»
Аглая начала свой урок. Она брала в руки травинку за травинкой, неё все спят, как убитые. А это — жгучая крапива, но не простая, а болотная, кровь останавливает вмиг. А вот этот серый и невзрачный мох, если его правильно заварить, заживляет раны. Я старательно кивала, вдыхала ароматы и чувствовала, как мой мозг превращается в переполненный склад. Запахи были самые разные: сладкие, пряные, горькие, а некоторые пахли так, что хотелось немедленно чихнуть.
А потом начался экзамен. Аглая сгребла несколько пучков в кучу и положила передо мной.
— Здесь три травы, которые дружат и помогают друг другу. И две, которые враждуют, как кошка с собакой. Именно их ты вчера и смешала. Найди их.
Сердце пропустило удар и ухнуло куда-то в район пяток. Я уставилась на пять пучков абсолютно одинаковой на вид травы. Зелёные веники. Я понятия не имела, где что. Паника ледяной змеёй поползла вверх по позвоночнику. Ну всё, сейчас я опять всё испорчу, и меня точно выгонят.
«Давай! Думай! — верещал в голове Шишок, выступая в роли группы поддержки. — Понюхай их! Та, что пахнет, как старый носок домового, — точно плохая! А вот та, с синенькими цветочками, очень милая! Наверняка хорошая!»
Я зажмурилась, пытаясь вспомнить хоть что-то из лекции Аглаи. В голове — пустота. Полный вакуум. От отчаяния я решила положиться на авось. Протянула руку и медленно повела ей над травами, едва их касаясь.
И тут случилось нечто невероятное.
Над одним пучком я почувствовала приятное, нежное тепло, словно от чашки с горячим молоком. Над другим — такое же. И над третьим. Они будто мурлыкали мне. А вот когда моя ладонь зависла над четвёртым пучком, по пальцам ударил неприятный, колючий холод. От пятого же повеяло такой ледяной злобой, что я испуганно отдёрнула руку. Они словно шипели друг на друга.
Так вот он какой, мой дар… Я не знала, как он работает, но я его чувствовала.
Дрожащей рукой я отодвинула в сторону три «тёплых» пучка.
— Вот эти… они дружат.
Потом ткнула пальцем в два «холодных».
— А эти… враги. Их нельзя смешивать. Никогда.
Аглая застыла. Она смотрела то на меня, то на разложенные травы, и её брови медленно поползли на лоб. Я всё сделала правильно. Я отделила безобидный успокаивающий сбор от той самой гремучей смеси, что устроила вчера фейерверк.
— Как? — тихо, почти шёпотом, спросила она. В её голосе впервые прозвучало настоящее, неподдельное удивление. — Как ты это поняла?
— Я… я просто почувствовала, — пролепетала я, не зная, как объяснить это чудо. — Одни были тёплые и добрые, а другие — холодные и злые.
Аглая долго-долго смотрела на меня, потом на травы, потом снова на меня. Расспрашивать дальше не стала. Лишь задумчиво хмыкнула.
— Что ж… Это многое меняет. Похоже, в тебе и правда есть искра. Настоящая. Собирайся, идём в лес. Хватит в четырёх стенах сидеть. Пора тебе увидеть, как твоя «азбука» растёт в живой природе.
Я не верила своим ушам. Меня не выгнали! Меня будут учить! Да ещё и поведут в лес!
«Ура! Гулять! — ликовал в моей голове Шишок. — Лес! Свежий воздух! Шишки! Может, я встречу там свою дальнюю родственницу? Красивую, стройную сосновую шишечку… Мечта!»
Мы шли по узкой тропинке, и Аглая продолжала урок на ходу. Она показывала, где прячется целебный корень, как отличить ядовитую ягоду от съедобной, какой мох растёт на северной стороне дерева, а какой — на южной.
Дни неслись вперёд, словно дикие лошади. Я потихоньку переставала ощущать себя полной дурой, которую случайно занесло в другой мир. Теперь у меня был статус — ученица знахарки! Звучало-то как, а? Для меня — очень даже гордо. Я уже могла с закрытыми глазами отличить, где пахнет мятой, а где мелиссой, и знала, какой корешок заварить от кашля, а какой поможет уснуть без дурных снов. Даже магический очаг, который поначалу плевался в меня искрами, теперь загорался ровным синим пламенем от одного моего шёпота.
Аглая по-прежнему была той ещё скрягой на похвалу, но я-то видела — она довольна. Иногда, в моменты особой щедрости, она даже разрешала мне самой смешивать простенькие отвары для крестьян. И знаете что? У меня получалось! Люди уходили с моими склянками, а потом возвращались и благодарили. Это было просто невероятно — понимать, что ты кому-то помогла.
«Ты почти настоящая ведьма! — восторженно пищал у меня в голове Шишок, мой личный, невидимый для других фамильяр в виде еловой шишки. — Ещё чуть-чуть, и будешь летать на метле! А мы можем превратить в жабу того вредного булочника? Ну пожалуйста! Он вчера не дал нам булочку с маком! А я так хотел! Представляешь, у нас будет своя говорящая жаба!»
«Давай ты обойдёшься, — мысленно отмахнулась я, старательно перетирая в ступке сушёные ягоды можжевельника. — Мне и одной говорящей шишки хватает за глаза и за уши».
«Ну и ладно, — надулся он. — Просто ты не понимаешь, какое это веселье — квакать на обидчиков!»
В один из таких совершенно обычных дней, когда лавка была наполнена ароматами трав, а я — мыслями о том, что на ужин, колокольчик над дверью звякнул. Но как-то не так, как обычно. Тихо, почти неуверенно. Я оторвалась от своей ступки и замерла.
На пороге стоял мужчина. Ой, нет, не так. На пороге стояла настоящая гора, которая загородила собой весь солнечный свет. Он был просто огромным, с такими широченными плечами, что на них, кажется, можно было бы устроить пикник. На нём была простая одежда из грубой кожи, вся в потёртостях, явно видевшая и дожди, и ветра. Длинные тёмные волосы стянуты на затылке простым ремешком, а лицо… Лицо было таким хмурым, будто он только что съел самый кислый лимон в мире. А на щеке белел тонкий шрам, который прятался в тёмной щетине.
Он не проронил ни слова. Просто шагнул через порог, и наша просторная лавка тут же съёжилась, стала казаться крохотной. От него пахло лесом после дождя, хвоей и чем-то ещё — диким, непонятным и немного волнующим. Он молча подошёл к прилавку и так же молча опустил на него большой, туго набитый мешок.
«Ого! — испуганно пискнул Шишок, выглядывая из кармана моего передника. — Ната, он какой огромный! Он что, на завтрак деревья ест? А в мешке у него что? Другие такие же огромные мужики? Или что-нибудь вкусненькое? Может, там вяленое мясо? Спроси у него!»
«Тихо ты!» — мысленно шикнула я на него, чувствуя, как от волнения вспотели ладони.
Из своей комнаты, шурша юбками, вышла Аглая. Она глянула на гостя и кивнула ему так, будто видела его вчера.
— Принёс, Фёдор? — буднично спросила она.
Охотник — а кто же ещё это мог быть — только коротко кивнул. Он развязал свой мешок и очень осторожно, я бы даже сказала, с какой-то нежностью, выложил на прилавок несколько больших, узловатых кореньев.
Аглая взяла один, повертела, придирчиво осмотрела, понюхала.
— Хороший товар, — наконец одобрительно кивнула она. — Чистый. Сразу видно, кто в лесу хозяин.
Пока они торговались — точнее, Аглая называла цифры, а охотник в ответ лишь молча кивал или слегка качал головой, — я не могла отвести от него взгляда. Он был вылитый герой из тех книжек, что я читала дома. Молчаливый, сильный, немного дикий. От него веяло такой спокойной силой, что становилось одновременно и страшно, и жутко интересно.
И тут он поднял на меня глаза.
Всего на секунду. Но у меня внутри всё оборвалось и ухнуло куда-то в пятки. Его глаза оказались светло-серыми, как сталь, и очень-очень внимательными. Он смотрел так, будто видел не просто девчонку-ученицу, а что-то гораздо большее. Мне стало так неловко, что я тут же уставилась в пол, чувствуя, как щёки заливает дурацкий румянец.
«Он на тебя смотрит! — заговорщицки зашептал Шишок. — Наверное, думает, какая ты смешная и маленькая. Или прикидывает, можно ли тебя съесть на ужин. Ты же как раз на один зуб!»
«Замолчи, пожалуйста!» — взмолилась я, пытаясь слиться со стеной.
Аглая отсчитала монеты и протянула их охотнику. Он сгрёб их своей огромной ладонью, которая казалась размером с две моих, снова кивнул и, не издав ни звука, пошёл к выходу.
Я не выдержала и снова украдкой подняла на него глаза. И опять наткнулась на его взгляд. На этот раз он не отвёл его сразу. Он смотрел на меня на пару секунд дольше, и мне показалось, или в его стальных глазах промелькнуло удивление? Будто он ожидал увидеть что угодно, но не меня.
Потом он так же резко развернулся и вышел. Колокольчик снова тихонько звякнул, и в лавке стало как-то слишком пусто и тихо.
Я стояла, как соляной столб, и глупо смотрела на закрытую дверь. Сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно на всю улицу.
— Кто… кто это был? — наконец смогла выдавить я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Аглая, любовно перебирая драгоценные коренья, усмехнулась.
— Это Фёдор. Охотник. Лучший во всём лесу. Только он может достать редкие коренья из самой чащи, куда даже волки боятся соваться. Гость у нас нечастый. А уж собеседник и того реже.
Она хитро прищурилась, глядя на моё раскрасневшееся лицо.
— Что, понравился молчун?
— Что? Нет! Вовсе нет! Просто… он такой… большой, — пролепетала я, чувствуя, что краснею ещё гуще.
Аглая только хмыкнула и унесла свою добычу в комнату.
А я ещё долго стояла, прислонившись к прилавку, и не могла заставить себя вернуться к работе. Образ молчаливого охотника с пронзительными серыми глазами никак не хотел уходить из головы. А главное — его взгляд. Такой спокойный, внимательный, от которого почему-то стало очень жарко и немного страшно. И очень, очень любопытно.
После истории с Лесовиком я не ходила, а порхала. Весь вечер я, не закрывая рта, пересказывала Аглае подробности нашей лесной вылазки, размахивая руками и чуть ли не подпрыгивая на месте. Она, как обычно, слушала с каменным лицом, но я-то видела, как в её глазах проскальзывает удивление. А может, даже и уважение? Когда я дошла до момента, где зелёный листик растворился в моей ладони, она замолчала надолго, уставившись в одну точку.
— Лес принял тебя, дитя, — наконец выдохнула она, и в её голосе впервые не было ни капли привычной строгости. — Это большая честь. И ещё большая ответственность. Не каждому он свои тайны доверяет.
«Ещё бы! — раздувался от гордости Шишок у меня в голове. Он уже успел растрепать всем знакомым тараканам в лавке, что его хозяйка теперь без пяти минут лесная княжна. — Я же говорил! Мы спасли его подданного! Теперь все белки будут носить нам орешки, а зайцы — морковку! Заживём, хозяйка! Будем морковку продавать, а на вырученные деньги купим мне булок с маком!»
Я проснулась среди ночи, будто меня кто-то толкнул. Какое-то странное чувство, похожее на щекотку, тянуло меня вниз, в лавку. Необъяснимое предчувствие, что там происходит что-то важное. Стараясь не разбудить Аглаю, я на цыпочках спустилась по вечно скрипящей лестнице. В сером предрассветном сумраке лавка казалась особенно таинственной. И тут моё сердце пропустило удар — входная дверь была приоткрыта. Неужели воры?
«Хватай метлу, хозяйка! — засуетился Шишок. — Сейчас мы им покажем, где раки зимуют! Я буду отвлекать, а ты бей по ногам! Главное, чтобы мешки с мукой не утащили!»
Я подкралась к двери и осторожно выглянула на улицу. Никаких воров. Прямо на крыльце стояла небольшая, очень аккуратно сплетённая из ивовых прутьев корзинка. А внутри… Внутри лежало что-то, что светилось. Мягкий, зеленоватый, мерцающий свет, словно сотня светлячков собралась на тайное совещание.
Я ахнула и, забыв про все страхи, затащила корзинку внутрь. На подстилке из свежих, пахнущих лесом листьев лежали пучки удивительного мха. Он был нежно-салатового цвета и весь, от корешков до кончиков, переливался и пульсировал ровным, умиротворяющим светом.
«Ого-го! — восхищённо выдохнул Шишок, выкатываясь из кармана моей ночной рубашки. — Фонарики! Настоящие лесные фонарики! Это нам тот зелёный ёжик прислал! Подарок! Теперь у нас в лавке будет светло и красиво! Можно свечи больше не покупать, как бережливо!»
В этот момент на лестнице раздались торопливые шаги. В лавку почти сбежала Аглая с кочергой наперевес. Увидев меня с сияющей корзинкой в руках, она замерла на последней ступеньке. Её лицо вытянулось, а глаза стали круглыми, как блюдца.
— Великие духи… — прошептала она, медленно подходя ближе. Кочерга с грохотом выпала из её рук. Она очень осторожно, двумя пальцами, взяла один крошечный пучок мха и поднесла к самым глазам. — Я не видела его уже лет двадцать… Думала, он совсем исчез.
— Что это такое? — спросила я, не в силах оторвать взгляд от волшебного сияния.
— Это светящийся мох, — благоговейно произнесла Аглая. — Дар самого Лесовика. Он растёт только в самых древних, самых потаённых уголках леса, куда не ступала нога человека. Это один из самых сильных магических ингредиентов, какие только можно вообразить.
Она посмотрела на меня, и в её глазах плескался настоящий шок.
— Одна щепотка этого мха, добавленная в любое зелье, усиливает его действие в десять раз. Отвар от кашля сможет поднять на ноги даже безнадёжного больного. А приворотное зелье… — она нервно сглотнула, — приворотное зелье, в которое добавлен этот мох, способно привязать к тебе даже царя. Навечно.
«Царя! — взвизгнул у меня в голове Шишок так, что в ушах зазвенело. — Хозяйка, ты слышала?! Царя! Нам нужен царьь! Или хотя бы князь! Представляешь, сколько у него будет крошек на кухне? Мы будем купаться в роскоши! Срочно варим зелье! Вон тот стражник, который вчера у лавки стоял, симпатичный! Давай на нём попробуем для начала?»
У меня по спине пробежал холодок. Я смотрела на безобидную с виду корзинку и понимала, что держу в руках не просто мох, а невероятную силу. И такую же невероятную опасность.
— Это… он меня так отблагодарил? — прошептала я, пытаясь унять внутренний писк Шишка.
— Он не просто отблагодарил тебя, — очень серьёзно сказала Аглая, забирая у меня корзинку и унося её в самый дальний и надёжный шкаф под прилавком. — Он показал, что доверяет тебе. Он дал тебе в руки великую силу, Ната. И теперь только от тебя зависит, как ты ей распорядишься — во благо или во зло.
Она закрыла шкаф на ключ, который тут же спрятала, и посмотрела на меня долгим, испытующим взглядом.
— Это твой дар. И твоя ответственность. Я не буду его у тебя отбирать, но ключ спрячу. На всякий случай. Надеюсь, у тебя хватит ума и сердца, чтобы не наделать глупостей.
Я молча кивнула, чувствуя, как на мои плечи лёг тяжёлый, но какой-то очень правильный груз. Я больше не была просто девочкой, случайно попавшей в другой мир. Я была хранителем дара лесного духа. И это меняло абсолютно всё.
«Ну и ладно, — надулся Шишок. — Ключ она спрятала. Подумаешь! Мы и без ключа что-нибудь придумаем. А пока можно и на стражника просто так посмотреть. Он всё равно симпатичный…»
***
В нашем городе Вересково началась самая настоящая паника. Не такая, где все с криками бегают по улицам, а тихая и липкая, как смола. А началось всё с кур. У вдовы Марьи, у которой я раньше снимала комнату, за одну ночь пропали все до единой. Просто испарились. Ни пёрышка, ни следочка.
Сперва, конечно, все свалили на лису. Ну а на кого ещё? Но на следующую ночь история повторилась у старосты, а потом и у пекаря. Тут-то все и поняли — дело нечисто. Лиса, она хоть и хитрая, но следы оставляет, да и собаки бы всю деревню на уши поставили. А тут — гробовая тишина. Кто-то орудовал тихо, нагло и с какой-то пугающей аккуратностью.
Толпа у курятника, поохав и поахав, наконец, начала редеть. Люди, так и не дождавшись толкового объяснения, чего это вообще было, побрели по домам. Им ещё предстояло запереться на все щеколды и трястись от страха до первых петухов. А мы с Фёдором так и остались стоять посреди двора, усыпанного перьями и обломками. Два истукана на пепелище чужого хозяйства.
— Железный волк, значит… — глухо, будто в бочку, сказал Фёдор. Он смотрел не на меня, а куда-то поверх крыш, словно пытался разглядеть там эту самую тварь. К моему удивлению, в его голосе не было ни капли сомнения. Это обнадёживало. — Слыхал я о таких в детстве. Старики у костра байки травили, что их колдун один тёмный сотворил. Думал, брехня.
— Никакая не брехня, — прошептала я, обнимая себя за плечи. По спине снова пробежал мерзкий холодок, совсем не от ночной прохлады. — Я его видела. Он… как будто неживой. Просто кусок железа, который хочет убивать.
Фёдор наконец оторвал взгляд от горизонта и посмотрел на меня. Да так посмотрел, что я почувствовала себя букашкой под микроскопом.
— И как ты его в прошлый раз прогнала?
Я покраснела до кончиков ушей. Мой «подвиг» при ближайшем рассмотрении выглядел до смешного глупо.
— Ну… я его палкой по голове стукнула.
Охотник нахмурился, потом его губы дрогнули, и он тихо хмыкнул.
— Палкой. Железного волка.
— Он, кажется, просто не ожидал такой наглости, — пробормотала я, ковыряя носком сапога землю. — Немного… подумал, а потом развернулся и ушёл.
— Ты куда смелее, чем кажешься, ведунья, — в его голосе проскользнуло что-то тёплое, похожее на уважение.
«Ещё бы! — тут же влез в голову восторженный писк Шишка. — Мы вообще самые-самые! Мы и палкой можем, и веником! А ещё мы умеем громко визжать, если что! И быстро-быстро убегать! А ещё, а ещё… мы можем сделать ему западню! Точно, хозяйка, ловушку!»
Идея, подкинутая внутренним голосом, показалась на удивление здравой.
— Ловушка! — выпалила я так громко, что Фёдор вздрогнул. — Его можно поймать!
Он скептически изогнул бровь.
— Я ставил капканы. Он в них не идёт. Слишком умный.
— Не капкан! Совсем другую! — я отбросила стеснение и, схватив первую попавшуюся ветку, присела на корточки. Прямо на пыльной земле я принялась чертить. — Нужна клетка! Здоровенная! Из толстых досок. А сверху — дверца. Тяжёлая! Она будет держаться на верёвке. Верёвку перекинем через балку и привяжем к сторожку. Зверь заходит внутрь, задевает верёвку, дверца — ба-бах! И всё! Он попался!
Я тараторила без умолку, активно жестикулируя и тыча прутиком в свой «чертёж». Я была почти уверена, что сейчас он покрутит пальцем у виска и уйдёт, оставив меня наедине с моими безумными идеями. Но Фёдор, на удивление, присел рядом и стал серьёзно разглядывать мои каракули.
— Слишком просто, — наконец вынес он вердикт.
— Простота — залог успеха! — не сдавалась я. — Он же не лиса, не волк. Он — творение человека. Видит цель — не видит препятствий. Он видит курицу, он идёт к курице. Он не будет выискивать подвох в обычном ящике!
Фёдор поднял на меня глаза, и в них плясали любопытные искорки.
— Доски найдём. Верёвка у меня есть. А ты… сможешь всем этим руководить?
— Если ты поможешь таскать, — кивнула я, чувствуя, как кровь приливает к щекам от его взгляда.
«Ура! — заверещал в голове Шишок. — Мы будем строить домик! Большой и страшный дядя будет нам помогать! Он такой сильный! И пахнет от него вкусно! Деревом и лесом! Хозяйка, а давай он всегда будет нам помогать? А потом мы его в этом домике и запрём! Будет наш личный сильный дядя!»
Мы провозились до позднего вечера. Фёдор оказался настоящим сокровищем. Он ворочал тяжеленные дубовые доски с такой лёгкостью, словно это были не доски, а подушки. А когда понадобилось скрепить стены, он просто брал толстые деревянные колья и загонял их в дерево ударом кулака. Я стояла рядом, разинув рот, и чувствовала себя главным инженером на стройке века. Я показывала, куда прибить, где подтянуть, как настроить этот хитрый механизм с падающей дверью.
Мы почти не говорили, но мне казалось, что я никогда и ни с кем не чувствовала такого единения. Я показываю пальцем — он делает. Он хмурит брови, сомневаясь, — я тут же на пальцах объясняю ему основы сопромата из прошлой жизни. От него и правда пахло лесом, смолой и немного потом, и этот запах кружил мне голову. Пару раз, передавая ему инструмент, наши пальцы случайно соприкоснулись. Меня будто током било. Я тут же отскакивала и делала вид, что страшно занята — поправляю идеально лежащую доску или отряхиваю несуществующую пыль.
К ночи наше творение было готово. Посреди двора высился огромный, грубо сколоченный, но на вид очень надёжный ящик.
— Приманка? — спросил Фёдор, вытирая рукавом пот со лба.
— Курица, — уверенно сказала я. — Живая.
Хозяин двора, мельник, всё это время крутившийся рядом и смотревший на нас как на умалишённых, аж поперхнулся.
— Последнюю?! Да вы что, с ума сошли?!
— Утром заберёшь, — отрезал Фёдор таким тоном, что мельник тут же сдулся, покорно пошёл в сарай и вынес оттуда последнюю, самую несчастную на вид курицу.
Мы засунули перепуганную до икоты птицу в клетку, взвели механизм и спрятались в тёмном сарае неподалёку. Отсюда ловушку было отлично видно. Оставалось только ждать. Я нервничала так, что зуб на зуб не попадал. Фёдор же был спокоен, как удав.
«Ну где же он? — заканючил Шишок у меня в мыслях. — Я уже устал ждать! Хозяйка, а давай споём? Или в слова поиграем? А если он не придёт? А если он уже в соседней деревне всех кур доедает? А я так хотел посмотреть на железную зверюгу! Она, наверное, красивая! Блестит!»
И тут мы услышали. Тихий металлический лязг. Потом ещё. Оно приближалось.
В тёмном проёме ловушки мелькнула тень. На этот раз не огромный волк, а что-то поменьше, размером с лису. Тварь замерла, и в темноте загорелись два рубиновых огонька. Курица в клетке от страха издала отчаянное «кудах!».
Ежегодная ярмарка в нашем Вересково — это было что-то с чем-то! Я даже вообразить не могла, что в нашем сером, скучном городишке, где самое яркое событие — это когда корова соседа отелится, может быть так… громко. И так пёстро! И до чего же вкусно пахнуть! Казалось, со всей округи сюда съехались торговцы, ремесленники, музыканты и просто любопытные, вроде нас с Аглаей. Воздух гудел, как растревоженный улей: тут тебе и зычные крики зазывал, и мычание коров, и визг поросят, которых тащили на продажу, и весёлая, незамысловатая музыка, которую наигрывал на дудочке какой-то беззубый, но очень жизнерадостный старик. А запахи! Ох, эти запахи! Жареное мясо, от которого слюнки текли, сладкие петушки на палочке, от вида которых слипались глаза, и свежий хлеб, напоминающее о доме.
Аглая, моя строгая наставница, конечно, не изменяла себе и ворчала, что всё это — «пустая трата времени и денег, отвлекающая от важных дел», но я-то видела, как лукаво блестят её глаза. Она даже расщедрилась и позволила мне нацепить на шею свой лучший амулет из речного жемчуга, который я боялась даже трогать, и сунула в руку пару медяков на сладости. Мы медленно брели между торговыми рядами, и я глазела по сторонам, как деревенский дурачок, впервые попавший в столицу.
«Леденец! Хозяйка, смотри, леденец! Красный! В форме петуха! — верещал у меня в голове Шишок, мой маленький фамильяр, который чуть ли не выпрыгивал из глубокого кармана моего передника. — Купи! Ну купи же! Я всю жизнь, все свои три месяца, мечтал попробовать на вкус красного петуха! А потом вон ту булочку с маком! А потом… Ой, смотри, какая смешная собака! У неё одно ухо вверх, другое вниз! Давай её погладим!»
«Угомонись, сладкоежка и трогальщик собак, — мысленно усмехнулась я, стараясь не рассмеяться вслух. — А то и правда слипнется в одном месте. И собаку оставь в покое, у неё, может, настроение плохое».
Я как раз заворожённо смотрела, как могучий кузнец с бородой до пояса подковывает огромную лошадь, высекая из-под молота целые снопы золотых искр, когда кто-то очень мягко тронул меня за плечо.
— Не думал, что в такой глуши можно встретить столь прекрасный и нежный цветок.
Я обернулась и чуть не пискнула. Передо мной стоял он. Дмитрий. Тот самый столичный купец, от которого все местные девицы теряли дар речи. И сегодня он выглядел ещё более сногсшибательно, чем в нашу прошлую встречу. На нём был новый кафтан, на этот раз сочного вишнёвого цвета, расшитый золотом, а на шапке красовалось огромное, переливающееся всеми цветами радуги перо какой-то заморской птицы.
— Здравствуйте, — пролепетала я, чувствуя, как щёки предательски заливаются румянцем. Ну почему я всегда так глупо краснею?
— Я искал вас, прекрасная Ната, — он улыбнулся своей самой ослепительной улыбкой, от которой у всех торговок в радиусе десяти метров, кажется, выпали из рук кошельки. — Ярмарка — это праздник. А какой же праздник без подарков?
С этими словами он, словно фокусник, достал из-за спины красивый свёрток. Развернув его, он накинул мне на плечи… шаль. Но боги, что это была за шаль! Тончайший, почти невесомый шёлк, расписанный диковинными синими и золотыми цветами, которые будто светились изнутри. Она была такой красивой, такой немыслимо дорогой, что я испуганно отшатнулась, будто меня хотели обжечь раскалённым железом.
— Я не могу это принять, — прошептала я, оглядываясь по сторонам. — Она… она, наверное, стоит целое состояние. Больше, чем наш дом!
— Глупости, — рассмеялся он так легко, будто дарил мне не шаль, а полевой цветок. — Красота бесценна. А такая девушка, как вы, достойна самой лучшей оправы. Носите на здоровье и вспоминайте обо мне.
Он говорил, а я видела, как все вокруг пялятся на нас. На меня. На мою простую, сто раз стираную рубаху и эту роскошную, просто кричащую о богатстве шаль. Мне было ужасно неловко. Стыдно. Но в то же время… так приятно. Шаль была нежной, как лепесток розы, и пахла теми же дорогими и терпкими духами, что и сам Дмитрий.
«Ого! Какая тряпочка! — с восторгом пискнул Шишок, высунув любопытный нос из кармана. — Блестит! И мягкая! Хозяйка, давай в неё завернёмся и будем как гусеница в коконе! Очень уютно, наверное! А этот павлин-то не жадный, оказывается! Молодец, павлин! Спроси у него, может, у него и леденец для меня есть?»
Я не знала, что сказать, и только глупо теребила пальцами край этого невероятного подарка. И тут я почувствовала на себе ещё один взгляд. Совсем другой. Тяжёлый, пристальный, прожигающий насквозь. Я подняла глаза и увидела Фёдора.
Он стоял всего в нескольких шагах от нас, у лотка гончара, где продавали простые глиняные горшки. Он не хмурился, нет. Его лицо было абсолютно спокойным, словно высеченным из серого камня. Но смотрел он так, что у меня внутри всё похолодело. Он смотрел на Дмитрия, на сияющую шаль, на мои раскрасневшиеся щёки. И в его серых, как грозовое небо, глазах была такая вселенская тоска, что мне захотелось провалиться сквозь землю от стыда.
Дмитрий тоже его заметил. Он окинул Фёдора презрительным взглядом с ног до головы, от его грубых сапог до простых волос, скривил губы в усмешке и, будто нарочно, демонстративно положил мне руку на плечо.
— Ну что, прелестная Ната, может, позволите угостить вас медовым пряником? Вон у того торговца они просто восхитительны.
Я хотела отказаться, убежать, спрятаться, но не успела. Фёдор сделал шаг вперёд. Он молча подошёл к нам, и столичный купец рядом с ним сразу как-то съёжился, побледнел и потерял весь свой напускной лоск, став похожим на общипанного петуха.
Охотник даже не удостоил Дмитрия взглядом. Он посмотрел прямо на меня, в самые глаза.
— Это тебе, — глухо, но как-то очень по-доброму сказал он и протянул мне свою огромную, мозолистую ладонь.
На его ладони лежала маленькая деревянная фигурка. Птичка. Она была вырезана так искусно, с такой любовью, что казалась живой. Каждое крохотное пёрышко, каждый изгиб крыла — всё было сделано с невероятным терпением и теплом. Дерево было гладким, отполированным до блеска, и пахло лесом после дождя.
Я чувствовала себя ужасной предательницей. Сначала обрадовалась подарку Дмитрия, потом растрогалась от знака внимания Фёдора, а в итоге, не придумав ничего лучше, просто сбежала, как последняя трусиха. Гениально, Ната, просто гениально.
Я и не догадывалась, что за моим позорным отступлением с ярмарочной площади наблюдала пара очень злых глаз. Варвара, бывшая помощница Аглаи, которую я, сама того не ведая, «подсидела». Варвара пришла просто поглазеть на ярмарку, посплетничать со старыми знакомыми. И зрелище, которое ей предстало, оказалось сочнее любой сплетни.
Она видела всё. Как столичный красавчик Дмитрий, похожий на картинку дарит мне, девчонке в поношенном платье, роскошную шаль. И как хмурый Фёдор, лучший охотник и мечта всех местных девиц, протягивает мне, чужачке, свою искусную поделку. А я стою между ними, глупо хлопая ресницами.
Зависть — это как яд, которая разъедает душу. И в тот момент душа Варвары сгорела дотла, оставив после себя только чёрную, едкую злобу. Недолго думая, она подплыла к главной деревенской сплетнице, торговке рыбой тётке Маланье, от которой всегда несло так, будто она обнималась с тухлым карасём.
— Ты глянь, Маланья, что творится-то! — прошипела Варвара, злобно косясь в сторону нашей лавки. — Эта новенькая, чужачка… Всех мужиков к рукам приберёт! И столичного купчишку охмурила, и Фёдора нашего! А он ведь сроду ни на кого не смотрел!
— И не говори, — крякнула Маланья, вытирая руки о передник, который, кажется, не стирали со дня его пошива. — Ума не приложу, как ей это удаётся? С виду-то — моль бледная.
— А я тебе скажу как, — заговорщицки прошептала Варвара, и её глазки-бусинки хищно сверкнули. — Приворожила! Я тебе клянусь, приворотным зельем опоила! Я ж у ведьмы этой, у Аглаи, работала, насмотрелась, какую они там дрянь в котлах своих варят! У них на любого мужика свой порошок имеется! Насыплет в кружку — и всё, готово! Будет за ней бегать, как телок, слюни пускать и всё, что ни попросит, делать!
Слова Варвары упали на благодатную почву деревенской скуки и зависти. Через час вся ярмарка уже не обсуждала цены на зерно и качество мёда. Все гудели только об одном: о ведьме-приворотнице, которая приехала в Вересково и начала уводить чужих женихов.
Я, конечно, ничего этого не знала. Просидев в лавке до самого вечера и выслушав от Шишка лекцию о пользе леденцов для пищеварения, я кое-как успокоилась. Вернувшаяся Аглая лишь сочувственно покачала головой, но в душу лезть не стала, за что я была ей безмерно благодарна.
На следующее утро она отправила меня за хлебом. Я шла по улице, всё ещё чувствуя себя немного неловко после вчерашнего, и не сразу заметила перемену. Люди, которые ещё день назад улыбались мне и желали доброго утра, теперь при виде меня замолкали на полуслове и спешно отводили взгляды. Две кумушки у колодца, завидев меня, прекратили трещать и уставились так, будто у меня на голове выросли рога. Я спиной чувствовала их взгляды и услышала злобный шёпот: «…ведьма… бесстыжая…»
У пекарни, где обычно с утра галдела целая очередь, творилось что-то странное. Как только я подошла, толпа перед прилавком как-то очень быстро рассосалась. Жена пекаря, румяная и весёлая женщина, которая всегда угощала Шишка крошками, сегодня была чернее тучи. Она молча взяла у меня монеты, практически швырнула мне буханку хлеба и тут же отвернулась, принявшись яростно тереть и без того чистый прилавок.
«Что это с ней? — искренне удивился Шишок у меня в кармане. — Даже не улыбнулась! И хлеб какой-то кособокий подсунула! Наверное, у неё с утра настроение плохое. Или она обиделась, что мы вчера у неё пирожки с капустой не купили? А я ведь тебя предупреждал, что пирожки — это важно! Это основа хороших отношений!»
Я шла обратно по пустой улице, и мне казалось, что я иду совершенно голая под этими колючими взглядами. Что случилось? Почему они все так смотрят? Неужели из-за вчерашнего? Но я же ничего такого не сделала!
Вернувшись в лавку, я молча бухнула хлеб на стол. Аглая посмотрела на моё лицо и тяжело вздохнула.
— Началось.
— Что началось? — мой голос предательски дрогнул. — Почему они…
— Языки у людей длинные и грязные, вот что, — мрачно ответила травница. — Варвара вчера на ярмарке была. Рассказала всем, что ты и купца, и охотника приворожила.
У меня челюсть отвисла.
— Что?! Но… это же бред! Ложь! Враньё!
— А кому здесь нужна правда, Ната? — горько усмехнулась Аглая. — Людям проще поверить в злую ведьму, чем в то, что простая девчонка может понравиться сразу двоим хорошим парням. Особенно если один богат, а второй — самый завидный жених на всю округу. Зависть, дитя моё, страшная штука. А Варвара вчера щедро угостила ею всю деревню.
Я плюхнулась на лавку. Слёзы снова подступили к глазам, но теперь это были слёзы не растерянности, а какой-то злой, бессильной обиды. Я только-только начала привыкать, спасла корову, подружилась с лешим, поймала механическую лису… И что в итоге? Одна злая сплетня — и я снова враг номер один.
«Приворожила? — хмыкнул Шишок. — Какая чушь! Если бы ты умела привораживать, у нас бы уже был мешок леденцов и личный повар! Хотя… погоди-ка… А ты попробуй! Может, получится? Сконцентрируйся и пожелай, чтобы жена пекаря принесла нам пирожков в качестве извинения за кривой хлеб!»
Я посмотрела на два подарка, лежащие на столе. Роскошная шаль и простая деревянная птичка. То, что вчера казалось мне началом сказки, сегодня превратилось в какой-то дурацкий фарс.
***
Следующие несколько дней я провела в добровольном заточении, которое сама себе и устроила. Нос из лавки я высовывала только в случае крайней нужды, да и то старалась прошмыгнуть по улице серой мышкой. Мне всё время казалось, что из-за каждого угла, из каждого окна на меня смотрят злые глаза, а за спиной шепчутся: «Ведьма, ведьма идёт».
Аглая, видя моё подавленное состояние, не лезла с расспросами. Она молча вздыхала и, кажется, решила занять меня работой по уши, чтобы в голову не лезли дурные мысли. И я была ей за это безмерно благодарна. С утра до вечера я перетирала в ступке какие-то корни, разливала по склянкам пахучие отвары, перебирала сушёные травы. Руки были заняты, и это хоть немного отвлекало от тоскливых дум о том, что весь мир ополчился против меня.