Пока не стало любовью

Глава 1 О нем и о любви

Осень опускалась на город тихо, почти ласково.
Листья кружились в воздухе, как забытые письма, медленно ложась на мокрый асфальт. Где-то во дворах пахло яблочными вареньями, кто-то сушил листья в саду, кто-то ставил банки с закатками на подоконник. Воздух стал другим — прохладным, прозрачным, будто из него выдохнули всё лето. Люди начали доставать куртки, шарфы, варежки. В киосках появились первые какао с зефирками — сладкие, обжигающе горячие, как напоминание: осень пришла, и вместе с ней пришло что-то новое.

Рита шла по улице и думала, что осень — это, наверное, время, когда всё вокруг дышит прощанием.
Ей было четырнадцать. Маленький рост — метр пятьдесят, аккуратные туфельки, волосы уложены — мама помогла с утра, заплела косу и оставила пару прядей у лица. У неё сегодня осенний бал — праздник конца четверти. В школе уже пахло лаком для волос, гелем с блёстками и мандаринами из учительской.
Рита волновалась: будет выступать на сцене с песней, которую выбрала сама.

Она стояла за кулисами, слушала, как кто-то смеётся в зале, и прижимала телефон к груди.
Перед выступлением она всегда звонила папе.

— Мам, — тихо сказала она в трубку, — а где папа? Он обещал прийти… Я же ему вчера говорила, что буду петь. Он не забыл?

На том конце послышался усталый вздох.
— Рит, папа в больнице. Ему стало немного хуже… Я потом перезвоню, ладно? — голос мамы дрогнул, но она старалась говорить ровно.

— Хорошо, мам. Только скажи, чтоб он меня ждал. Я для него сегодня спою.

Связь оборвалась.

Она вышла на сцену, свет софитов ослепил глаза, и в этот миг мир стал лёгким, прозрачным. Рита пела, улыбалась, ловила взгляды одноклассников. Где-то в зале могла быть мама. Может быть, даже папа, если врачи разрешили. Она не знала. Но верила.

А в это время, в маленькой квартире на другом конце города, Вера стояла у окна.
Телефон звонил в руке. Она не сразу ответила — руки дрожали.
— Алло? Это я, жена Витали… Что с ним? Он сегодня хуже себя чувствовал, я же просила сказать, если…

В трубке был холодный голос. Слишком спокойный.
— Мы сделали всё возможное. Сожалеем.

Потом наступила тишина.
Такая тишина, в которой даже сердце не бьётся — просто пусто.

Вера не сразу поняла.
Пальцы разжались, телефон упал на пол, и только короткое «бип-бип» звенело в воздухе.
Она осела на диван, упёрлась руками в подушку и закричала.
— Витя!.. Витя!..
Слёзы срывались с ресниц, мокрые, горячие, и падали на ткань дивана. Она била кулаками по спинке, по стене, по воздуху. Кричала, молилась, не понимала, как теперь — дальше.
В углу стояла икона — маленькая, потемневшая от времени. Вера упала на колени перед ней.
— Господи… верни его… прошу… я не готова, не готова…

Часы на кухне показывали 21:43.
Телевизор в соседней комнате шептал что-то о погоде, а в спальне стояли его тапки. Такие обыкновенные, серые, тёплые — теперь они казались страшнее любых новостей.

Рита сидела в раздевалке, слушала, как кто-то обсуждает концерт.
Телефон в руках. Мама не перезванивала.
Она набрала сама — «Абонент недоступен».
Ничего не поняла. Просто стало немного тревожно, как будто где-то в груди кто-то потушил свет.

Она вышла на улицу.
На небе уже сгущались сумерки. Листья липли к подошвам, пахло дождём и холодом.
Она пошла домой, не подозревая, что за дверью квартиры уже нет того голоса, который всегда называл её «Ритулька».

Осень пахла яблоками, корицей и горем.
Всё вокруг было красивым, но теперь даже красота казалась жестокой.

Холодный дождь барабанил по земле, разбивая лужи на тысячи мелких кругов. Воздух пах сыростью, мокрой листвой и осенью.
Рита шла по дороге, где грязь цеплялась к подошвам ботинок, где каждая лужа отражала тусклое небо, будто в нём потухли все звёзды. Тёплая куртка спасала лишь от ветра, но не от холода внутри — того, что не давал сделать ни одного глубокого вдоха.

Осенний бал прошёл хорошо. Они с девчонками танцевали, смеялись, даже учительница сказала, что выступление было “самым ярким за все годы”. Но радость таяла, как капля дождя на холодном стекле.
С каждым шагом к дому мысли Риты становились тяжелее.
Папа…
Последние недели он почти не вставал. Голос стал слабым, дыхание прерывистым. Мама говорила, что они поехали в больницу “на обследование”. Но Рита чувствовала — дело не в обследовании.

Дорога тянулась бесконечно. Дождь словно нарочно не прекращался — будто небеса плакали вместе с ней.
Она смотрела на серые деревья по обочинам и думала, как всё несправедливо. Почему именно он? Почему её семья?

Когда она дошла до калитки, руки дрожали. Ключи в кармане звякнули — холодный металл резанул пальцы.
«Давай, просто открой дверь, всё будет хорошо», — повторила она мысленно, хотя уже не верила своим словам.

Щёлк. Замок повернулся.
Рита приоткрыла дверь, и вдруг — звук. Что-то грохнуло. Потом — крик. Потом — всхлип.
Сердце будто остановилось.
В прихожей пахло чем-то горьким — может, лекарствами, может, болью.

Она медленно зашла внутрь.
— Ма?..
Ответа не было. Только стук — посуда разбилась о пол.
В кухне стояла мама. Волосы растрёпаны, глаза — пустые, будто выжженные изнутри. Она металась по комнате, роняла вещи, била руками по столу, и из груди вырывался не крик — рыдание, животное, дикое.

— Мама, что случилось? Где папа? — голос Риты дрогнул.
Она подошла ближе, хотя боялась услышать ответ.

Мама остановилась. Плечи содрогались. Она пыталась говорить, но губы предательски дрожали.
— Ма… Ри… Ри… — слова срывались. — Па… па… па…
Рита замерла.
— Мама, что с ним?!
И наконец, тихо, сквозь рыдания, прозвучало слово, будто выстрел:
— Умер...

Это «умер» будто прошило пространство. В одну секунду всё замерло — и дождь за окном, и дыхание, и сама жизнь.

Рита отступила назад, не веря.
«Нет… Нет… Нет!» — кричало в голове.
Она осела на пол у двери, сползая по стене. Колени дрожали, руки прижимали лицо.
Слёзы текли сами, беззвучно, горячие и тяжёлые.
Она не кричала — просто плакала. Плакала так, как плачут, когда рушится целый мир.