Покинутые богом

Пролог

Болотного, грязного цвета тучи спустились столь низко, что не ровён час могли свалиться на верхушки почерневших деревьев. Лишь въевшиеся в серую землю корни не давали им рухнуть под собственной тяжестью. Высокий лесной эльф с тоской взглянул на почерневшие веточки, которые теперь больше напоминали иголки, чем способные дать листву гибкие прутья. На глаза Алсана навернулись слезы, которым он не дал вытечь. Вздохнув, эльф с мгновение смотрел на место, которое и по сей день называл своим домом, после чего подобрался, расправил плечи и с гордо поднятой головой ступил на тропу.

Шел эльф быстро, почти не оглядывался. Старался не смотреть на увядающую в деревне жизнь. Понимающе кивая, к шествию Алсана присоединялись рослые, в расцвете сил соседи. Были среди них и некогда враги эльфы крови. Алсан вряд ли когда—нибудь привыкнет к их блестящим алым глазам. Было в понимании хищников нечто инородное эльфийской расе. Даже сейчас Алсан смотрел на кровавых родичей с толикой опаски, старался держаться подальше на узкой тропе.

Молчаливое шествие покинуло увядающий лес. Алсан и остальные двигались в едином ритме и в торжественном молчании. Лесной эльф случайно встретился взглядом с соседом и прочел в зеленых глазах столь сильный ужас, что им можно было заразиться. Алсан сглотнул и быстро отвел взгляд. Сердце стало биться чаще, лицо вспыхнуло смущением. Он то сжимал, то разжимал кулаки, заставляя ноги передвигаться. Лиховы конечности то наливались тяжестью, то немели, после чего ужасно кололи, заставляя стискивать челюсть и закусывать щеку, чтобы не простонать от боли.

Шествие разрасталось. Смотрящие либо вперед, либо под ноги эльфы молча присоединялись к процессии. И вскоре огромная, из-за черных и светлых волос напоминающая нескончаемую доску для шахмат колонна приблизилась к открытой, выложенной камнем широкой дороге. Аслан чуть приподнял подбородок и рассмотрел вершину пока еще далекой северной башни. Одной из четырех по сторонам света.

Дорога плавно перетекла в площадь. Большую, просто огромную, круглую. На корне языка Алсан почувствовал едва терпимую горечь. Идти дальше не требовалось. Он, как многие тысячи его собратьев, стоял на месте, перенося вес с одной ноги на другую. Поблизости так никто и не завел беседы. Эльфы старались не смотреть друг к другу в глаза. Кто-то тихо плакал. Алсану и самому хотелось пустить слезу, но он себе запрещал. Не так он проведет финал своей недолгой жизни. Меньше пяти столетий назад он появился в этом мире. Лихово время! А ведь родись он аристократом и считался бы еще подростком.

Мысли о несправедливости происходящего заставили запрокинуть голову и посмотреть на противоестественного цвета небо. Он уже и не помнит его синим. Почти не помнит тепла солнечных лучей. Может быть, даже хорошо, что он решил прийти, ведь смотреть на смерть природы и дальше нет никаких сил.

— Папа, не уходи! — Раздалось столь пронзительно и неожиданно, что Алсан, как и многие рядом с ним, вынырнул из своих мыслей и обернулся. Поодаль образовалась пустота, небольшой круг, посреди которого стоял широко распахнувший глаза лесной эльф и плачущий навзрыд, вцепившийся ему в ногу ребенок лет десяти. Совсем еще кроха.

— Не уходи! Не уходи! — Надрывался малыш в застиранной до светлых пятен одежде. Босой и дрожащий. Предполагаемый отец не торопился ему помогать. Стоял застывшей после извержения вулкана лишенной цвета статуей. Окружающие смотрели на него с сочувствием, на малыша с ужасом.

Уголки губ Алсана дрогнули. Он отвернулся, стараясь не вслушиваться в настырный плач. И вдруг за звоном оплеухи послышалось падение. Лесной эльф не сдержал любопытства и увидел как отец малыша, стоял с вновь занесенной рукой. Тяжелое дыхание эльфа заставляло широкую грудную клетку чересчур сильно вздыматься и почти пугающе быстро сдуваться.

— Вон! Пошел прочь! — взъярился эльф, наступая на мальчишку, который от страха забыл плакать и теперь только пятился, как мог, полз. — Да как ты посмел сбежать от матери?!

— Папа…

— Прочь! — Мужчина пошел на сына, собираясь ответить еще одну хлесткую оплеуху. Но малыш оказался быстрее, поднялся и со всех ног понесся прочь, ловко лавируя по толпе обреченных. Эльф, вытянув шею, еще долго смотрел ему вслед. Видимо, проверял, успело ли нерадивое чадо сойти с рунной площади.

Алсан вздохнул и опять отвернулся. Сколько ни старался, он не мог проникнуться сочувствием к трагедии чужой семьи, когда сам оставил дом, младших братьев, сестер и убитую горем мать. Он всего лишь умрет, а им еще предстоит постоять за себя.

Посреди площади стояло возвышение. Сложенный из серых валунов и разрисованный белыми рунами пьедестал метров семь в высоту. Алсан видел, как на него заходят эльфы, но не мог разобрать их лиц или мелких движений. С прищуром наблюдал за тем, как плечи его лесного собрата, покрывали расписанный рунами жизни казулой. Как кланялись ему и отходили в стороны, занимая свои места.

Искра гордости за то, что лесной эльф станет новым спасителем, согрела сердце Алсана. Он вновь расправил плечи и приказал ногам не трястись. Все его внимание обратилось к возвышению, где начался ритуал. Даже отсюда Алсан поймал блик алого камня подвески с груди будущего спасителя. И страх отступил. Алсану больше не хотелось вжать голову в плечи, больше ничего не сдавливало дыхание. Он успокоился и с блеском во взгляде наблюдал за возведшим руки к небу собратом. Алсан и сам не заметил, как привстал на носочки и наклонился в сторону возвышения, в сторону начавшего читать молитву спасителя. Алсану захотелось стать ближе, захотелось подойти, обнять, поцеловать край ритуальных одежд. Он сделал шаг и протянул к собрату наверху руки. Лишь мельком заметил, что он такой не один и в душе расцвел огонек счастья. Они едины в своем желании.

Глава 1

До обеда оставалось не более одной стражи, оповещающий о смене периода дня звонарь, уже жалел свои ноги, готовясь взобраться на вершину башни центрального храма. Однако трудяги Жаарда начинали ощущать голод раньше отведенного обедни времени, поэтому от рыночных лавок с огромными жаровнями уже веяло свежей выпечкой и горчичным маслом.

К одной из таких, узкой, в два этажа постройке из дерева выстроилась целая очередь. Хозяин, он же повар, с квадратным румяным лицом и покрытыми мелкими прыщами толстыми руками, вылил на плоскую горячую сковороду без бортов жидкое тесто с темными вкраплениями и переспросил у покупателя, какую начинку положить в блин.

Ожидающие своей очереди люди заглядывали в широкое, ныне открытое окно. Кто-то пытался принюхаться к мелко нарезанной курятине в большой миске, но ощущал только жар и подкопченную нотку. Не понять, решил мужик им скормить вчерашнее нераспроданное мясо или это свежая нарезка.

Очередной, роняющий слюни, покупатель отошел в сторону со свернутым в длинную колбасу масленым, горячим блином. И тот, кто стоял за ним, раскрыл было рот, чтобы сделать заказ, но хозяин лавки посмотрел за него и нахмурился. Желающий полакомиться блином парень почувствовал легкий холодок на затылке и резко обернулся. Случайно встретился взглядом с верзилой где-то под два метра ростом. Узнал рассекающий суровую морду шрам и попятился, уступая место в очереди. Верзила посмотрел на остальных голодных, но работяги Жаарда опустили головы, не собираясь протестовать.

Великан хмыкнул и отошел в сторону. На его место встал молодой человек с поразительно яркими, синими глазами. Откинув назад темную челку, он взглянул на миски с вариантами начинок и скривился при виде ошметков мяса.

— И не стыдно тебе тухлятиной людей кормить? — Голос у жилистого парня оказался приятным, низким, но не грубым.

— Не нравится, не бери, — прищурился хозяин лавки, выливая на жаровню порцию теста. — Тебе, как обычно?

— Да, и положи побольше помидоров, — молодой человек оперся о край окна, с намеком на улыбку наблюдая за тем, как шкварчит его обед.

— Им тоже, как обычно? — Подкладывая в блин побольше томатов и зелени, повар даже не посмотрел в сторону угрожающе выглядящих мужчин.

— Не, сегодня я хочу с курицей, — заговорил обладатель шрама.

— Она тухлая, — покачал головой молодой человек, постукивая тонкими пальцами по раме широкого окна. Немного подумав, молодой человек полез в карман и выложил на прилавок пять медных, квадратных монет с прорезью посередине, по одному на каждый из блинов.

— Как будто он есть что-то кроме помоев, — рассмеялись его товарищи.

— Эй!

Повар нахмурился, но ничего не сказал, методично приготовил заказ мальчишки и принялся за остальные. И только когда блины пугающей компании были готовы, кивнул заждавшимся в очереди клиентам. Трудяги принципиально не смотрели на влезших в очередь и теперь занявших высокую бочку неподалеку парней.

Верзила со шрамом откусил смачный кусок от своей, сдобренной курицей порцией и облизал губы.

— И ничего не тухлая.

— Скажешь это вечером, когда не сможешь отойти от дыры, — подначил молодой человек.

— Рий, ну не надо, я ведь ем, — возмутился один из компании, высокий мужчина с волевым подбородком и умасленным высоким хвостом.

— Ты ведь тоже с курицей взял? — Усмехнулся парень. — Вот и обсудите мой этикет вечером, когда будешь составлять Шуну компанию.

Остальные рассмеялись и, несмотря на угрозу расстройства желудка, продолжили обед. Рий тоже ухмыльнулся, опершись локтем о край бочки, что ныне служила столом. Его взгляд то и дело следил за суетой первой Длинной улицы Жаарда. Невысокие, тянущие в небо острые шпили дома в два этажа стояли плотно друг к другу. Многие из них служили не только домами, но и местом работы. На первой Длинной собралось большинство торговцев города, и первые этажи их жилищ отданы под лавки. Продавали на рынке не только выпечку и прочую снедь, работали здесь ювелиры, кузнецы, столяры и прочие умельцы, Рий всех и не перечислит.

Изредка он встречался взглядами с занятыми торговцами, и те спешили спрятаться. Парень отнесся к их поведению с пониманием, не пытался вновь поймать взгляд, в пол-уха вслушиваясь в скабрезные разговоры друзей. Когда с половиной ароматного блина было покончено, раздался ритмичный бой барабанов и звон колокольчиков, а все трудяги, бросив разговоры и торги, поспешили разойтись в стороны, вежливо и почти с радостью уступая место шествию.

Рий равнодушно посмотрел вдаль улицы, по которой шли люди в белых рясах. В три ряда, разномастные: высокие и низкие, пузатые и подтянутые, но все, как один, с гордо вздернутыми подбородками и устремленными куда-то в иной план бытия взглядами. Молодой человек вздохнул и сосредоточился на обеде. Блин начал остывать, и на языке больше ощущался вкус масла, чем овощей, но Рий все равно откусил еще один кусок.

Горожане низко кланялись монахам. Рий и команда не думали к ним присоединяться. Благо никто не заставлял. И тут ведущий шествие монах с широким алым поясом на талии поднял руку. Вышколенные каждодневными шествиями послушники с голубыми поясами, перестав бить в барабаны, резко остановились, но даже взглядов на горожан не бросили. Ведущий, напротив, оглядел аккуратно подглядывающих исподлобья прохожих, посмотрел на Рия не то с осуждением, не то с сочувствием, после чего подошел к одному парнишке в серой накидке с широким, глубоким капюшоном на голове. Одному из немногих, кто не смел отрывать взгляда от носков собственных, хорошо поношенных сапог.

Глава 2

Мужик с грубой щетиной и начавшим расти брюшком, резко поднялся из-за стола, свалил стул и, едва об него не спотыкаясь, попятился к стене. Взгляд маленьких глаз не сходил с пугающе серьезного молодого человека в легкой черной рубахе и короткой, скроенной из кожи куртке. На мгновение мужчине показалось, что глаза незваного гостя светятся голубым, но он быстро мотнул головой, списав видение в вину отблеску единственной лампы маленькой коморки.

— А, господин Акей, что же вы не предупредили о своем приходе? Я бы Горького сварил, — сглатывая, мужчина оторвался от стены и потер меж собой маленькие, перепачканные чернилами, ладони. Нервная улыбка обнажила ряд желтоватых зубов.

— Можно сказать, ты меня не ждал, — Рий, никого не спрашивая, пододвинул к себе с виду приличный стул и, развернув его спинкой к столу, сел. Один из его верзил встал у входа в коморку, второй встал за спиной, остальные ждали на входе и никого не пускали внутрь. Сегодня лавка закроется пораньше.

— Ждал, конечно же, ждал! — Несколько раз кивнул мужик.

— Значит, тебе есть чем меня порадовать? — Рий подхватил со стола несколько желтоватых листов с неожиданно аккуратными записями. Вид блестящих букв портили грубые вкрапления песка для сушки. Скорее всего, он его даже не покупал, а набрал на заднем дворе и не додумался просеять. Чего еще ожидать от просто спекулянта.

— Понимаете, господин Акей, — обладатель щетины опасливо посмотрел на громилу за спиной молодого человека. Даже через стол Рий чувствовал едкий запах его пота, видел, как нервно подрагивают губы. — Сейчас дела идут не так, как хотелось бы. Мне нужно еще немного времени.

— Немного, это сколько? — Небрежно бросив бумаги обратно на стол, Рий положил голову на спинку стула и, не моргая, посмотрел на хозяина лавки. — Киселай, я понимающий человек, человек слова, но ты постоянно меня обижаешь. Не ценишь моего мягкого нрава.

— Ценю, очень ценю, — мужчина поспешил поднять стул, получилось не с первого раза, руки дрожали. Он сел за стол и стал собирать бумаги, ища среди них нужную. — Вот! Вот оно! — Мужик ударил пальцем по ровной строчке. Всего три слова и несколько цифр. — Соль ушла в Сиф, заказчик еще не передал сумму, но как только это произойдет, я сам приду к вам со всем обещанным и подарками.

— Похвальное рвение, — вздохнув, Рий поднялся со стула и дал жест команде. Верзилы с поразительным спокойствием двинулись в сторону лавочника, а тот заверещал, словно порося перед забоем. Удерживавший его вес стул снова пошатнулся, но устоял. Шун отвесил мужику мощную оплеуху, от которой тот заткнулся, а глаза собрались в кучу.

Двое крупных, по-настоящему сильных мужчин прижали руки должника к столу, столь крепко сжали запястья, что кончики пальцев начали белеть. Боров не сразу пришел в себя после удара по голове, но когда это случилось, принялся мотать головой, очень быстро, даже щеки зашлепали, точно кожа о кожу в самом интимном для человека действе.

— Нет, прошу, я не виноват! Я не виноват! Я могу…

— Ты мог сразу расплатиться, — прервал его Рий, чинно обойдя стол и посмотрев на Киселая сверху вниз.

— Я бы с радостью, — улыбка получилась до того натянутой, что отдавала юродивостью.

— Считаешь себя умным, думаешь, я ничего не знаю? — Из крепления на поясе, Рий медленно вынул нож, небольшой, всего с ладонь, но широкий и блестящий, хорошо заточенный. Молодой человек взглянул на подобное зеркалу лезвие и снял колпак с масляной лампы: огонек дрогнул, но устоял, скромно освещая тьму коморки. Рий подбросил ему работу, подставил лезвие, планомерно нагревая самую острую его часть. — Мы ведь все проверили, Киселай. Ты получил деньги сразу. Покупатель из Сифа оказался более достойным человеком, чем ты. Думаю, в будущем я буду работать с ним напрямую, — не отводя взгляда от лезвия, рассуждал вслух контрабандист. — Куда ты дел деньги, Киселай?

Вторая, ведущая от каморки к жилой части лавки, дверь тихо скрипнула. Рий и все остальные резко обернулись. На пороге, явно испуганный таким вниманием, застыл малец лет семи или десяти, так сразу и не понять. Чересчур щуплый. Единственный глаз мальчишки светился зеленью, а заостренные уши дрогнули. В руках малыш держал ведро воды, возможно, собирался приступить к уборке. Рий невольно взглянул на шрам левого глаза: аккуратный, не то что у того эльфа.

— Уходи, — не мягко, но и без злобы попросил Рий.

Малец перевел пустой взгляд на борова.

Рий нахмурился. Лезвие в его руках начало накаляться до красноты.

— Уходи.

Малолетний раб не двинулся с места, смотрел на хозяина лавки, удерживая на весу ведро, которое определенно весило больше, чем он сам.

— Скажи ему, чтобы ушел, — закатив глаза, Рий нарочито устало обратился к мужичку, а когда тот не шелохнулся, только слезы потекли по щекам, наклонился и прошептал. — Иначе, клянусь, я сам заклеймлю тебя, как раба.

— Уходи, Тас, уходи, начни уборку, — Киселай на мгновение задумался, — с верхних комнат.

Эльф молча кивнул и ушел, аккуратно, не допуская хлопка, закрыв за собой дверь. Рия аж передернуло. Именно поэтому в его окружении нет эльфов, деморализованные, не знающие ничего кроме преданности и до неприятного худые, они вызывают лишь отвращение. Лучше бы их и правда истребили, все лучше, чем существование без права на нормальную жизнь. Остроухий скот.