Полет птицы

Путь к силе

Туманное утро. Начало весны.

Всё вокруг было нежным, ещё не до конца проснувшимся — как будто сам мир зевал, вытягивая деревья из зимней дремоты.

Из открытого окна доносился легкий аромат влажной земли, первой зелени и едва раскрывшихся цветов.

В этой тишине, почти святой, один звук звучал особенно громко.

Звя-я-я-я-я-яяк.

Ложка не просто ударяла о кастрюлю — она била в набат, как будто это не обычный завтрак, а тревога о нападении на укрепленную крепость. Покой исчез мгновенно.

– Атанасия! – воскликнул звонкий голос. – Просыпайся! Сегодня очень важный день! У тебя пять минут, чтобы собраться и поесть! Пять, не больше!

Да, день важный, но спать хотелось безумно, вообщем как и всегда. Подушка манила, а одеяло мягко прижимало к кровати, словно не отпускало из объятий сна.

Звя-я-я-я-я-я-я-я-я-я-як!

Звук начал приближаться, превращаясь в полноценный марш боевых ложек. А потом резко оборвался.

– Ната, – мягче, но с нажимом, произнесла мама, – сегодня твой день рождения. Ты не можешь его проспать. Сегодня испытание Маре. Если мы на него опоздаем, ты так и не узнаешь, какая у тебя стихия. Представь: вся жизнь без магии стихий! О, ужас. – мать раскинула руки – Ты ведь всегда мечтала узнать какой стихией обладаешь.

Атанасия нехотя приоткрыла один глаз. Потом второй. Поморщилась. Но что-то внутри ёкнуло. Стихия. Магия. Судьба. Сегодня наконец пришел этот день.

– Проснулась? – с улыбкой заметила Астра, стоявшая в дверях, скрестив руки.

Ати резко вскочила с кровати. Радость от осознания что сегодня, в ее день рождения измениться жизнь, не покидала. Она подбежала к маме, обняла крепко-крепко.

– Мам, а можно мне надеть то платье, которое мы вчера купили? Оно такое красивое – протянула с надеждой Ати

Астра прищурилась и с мягкой улыбкой кивнула.

– Конечно, можно. Это ведь твой день. Ты в нем выглядишь как маленькая принцесса.

Пока дочка переодевалась Астра допекла оладушки в дорогу. Золотистые с хрустящей корочкой.

Атанасия уже сидела за столом, намазывая оладушки густым ягодным вареньем, когда на кухню вошел отец – высокий, чуть усталый, с добрым взглядом и запахом улицы в одежде.

– Вот и проснулась наша именинница, – сказал он, проходя мимо и легонько потрепав Ати по волосам. – Ну что, готова стать настоящим магом?

Ати вскинула взгляд и улыбнулась.

– А если вдруг я не маг вовсе? – неуверенно спросила она болтая ногами.

Отец сел рядом и подал ей кружку теплого травяного чая.

– Это неважно. Будь ты девочка, всемогущий маг или простая ласточка в небе, мы с мамой будем всегда любить тебя, чтобы не стряслось. Главное – стань хорошим человеком.

Он достал из кармана маленький сверток, перевязанный тонкой бечевкой.

– Подарок.

Атанасия осторожно взяла свёрток, будто боялась сжать слишком сильно и принялась открывать. Мать подошла и тоже с интересом смотрела что же там такое.

Это оказались маленькие выструганные из дерева фигурки зверей и птиц.

– Спасибо, папа.

– Возьми одну с собой, пусть она и не заменит мое присутствие, но поможет.

Они уже выходили из дома, когда Ати, вглядываясь в залитый рассветом пейзаж, спросила:

– Мама, зачем нам отправляться так рано?

Астра усмехнулась:

– А что, хотела бы ещё раньше? Кто знает, может, Создатели лучше откликаются на восходе... или просто все думают, что мы уже выспались.

Нам идти около десяти верст. А когда начнётся твоё обучение – будешь вставать с первыми колоколами. Привыкай.

– А если я не обладаю силой стихий? Вдруг я обычная как и мои друзья – Атанасия сжалась, будто сама мысль об этом сделала её меньше.

– Ты обладаешь даром стихий, – твёрдо ответила Астра, но тут же запнулась. Ведь знала: Ати не любит, когда затрагивают её глаза.

– Прости, – мягко добавила она, коснувшись плеча дочери. – Но я верю в тебя. А как ты сама думаешь? К какой стихии тянет сердце?

Ати на секунду задумалась. Улыбнулась уголками губ и тихо сказала:

– Я хочу, чтобы у меня была стихия воздуха. Как у папы. Но ещё я хочу лечить людей и разговаривать с животными. Управлять дождем как ты или зажигать маленькие огоньки каждую ночь. Я не знаю, что лучше всё кажется таким волшебным.

Астра посмотрела на дочь с тихим трепетом. Её голос был уже взрослее, чем пару лет назад. Но в словах всё ещё слышалась мечта, настоящая, живая.

– Все стихии хороши, главное чтобы духи дали тебе свое благословение.

Путь к храму тянулся по обрыву вдоль реки, блестящей под утренним светом.

Весна уже вступала в силу: по обочинам дороги цвели подснежники, плели тонкие белые нити недавно проснувшиеся паучики, а деревья тянулись к небу с темно зелеными почками. Где-то в воздухе плыли сладковатые ароматы цветущей сирени.

Солнце поднималось всё выше, освещая склон холмов мягким золотом. По бокам от дороги лежал туман тонкий, серебристый, как вуаль. Он не рассеивался он отступал далеко в небеса.

Ати молчала. Сжимала подарок отца, маленькую ласточку в кармане на груди. подняв голову в небе правда показалась целая стайка. Ати подумала а вдруг, во мне правда нет стихии?

Солнце стремительно вставало из-за горизонта. Туман рассеивался, оставляя свои слёзы на листьях деревьев и кончиках трав. Время шло быстро и вот, Атанасия с мамой уже подъезжали к величественным воротам, украшенным изображениями звёзд, луны и волн горной реки.

Белые стены, исписанные символами в оттенках голубого и синего, будто переливались в утреннем свете. Ворота были открыты – храм ждал. Они прошли через арку, ступая по каменным плитам.

“Здесь я когда-то училась почти десять лет. Никогда бы не подумала, что вернусь сюда с дочерью,” – думала Астра.

Воспоминания нахлынули – одно за другим, светлые и горькие. Как её почти выгнали в середине обучения. Если бы тогда всё пошло иначе не было бы этой истории. Не было бы Атанасии.

Крылья перемен

Утренняя роса мерцала на траве за пределами столицы. Легкий ветер шевелил листья на деревьях, а облака мягкие, сливочные, медленно плыли по небу, отличаясь нежными оттенками на фоне тёмного леса, розового-розового неба и горы Вофаор, что вздымалась к небу, как застывшее плетение Создателей.

Атанасия стояла у окна. Она была уже полностью готова: сумка собрана, волосы аккуратно заплетены, учебная форма сидела идеально.

Но уходить не хотелось. Она в последний раз смотрела на лес не просто как на пейзаж, а как на живого друга, которому нельзя сказать «до свидания».

«Десять лет учёбы, а мне всего семь... значит, я буду там дольше, чем жила до этого?»

Мысль проскользнула внезапно, холодком пробежала по груди, оставив после себя тонкий след тревоги — словно утренняя роса добралась до самого сердца.

В комнату вошла мама.

— Ната, — мягко позвала Астра. — Мы должны торопиться. Время утекает, а догнать его невозможно.

Атанасия обернулась, ещё раз посмотрела в окно. Хотелось запомнить всё: запах влажной травы, далёкий шум листвы, даже игру света на стене. Запомнить и унести с собой, как кусочек дома. Она кивнула, сжала губы, будто собирая все чувства в тугой узелок внутри себя.

По грустному взгляду дочери было ясно: она расстроена. Астра мягко улыбнулась:

— Не бойся. На выходных родители могут навещать детей. Я обязательно приеду. Я буду писать тебе письма. И ждать твоих.

Она замолчала, увидев, как глаза Ати предательски наполнились слезами. Подошла ближе, обняла, прижала к себе, как когда дочка боялась грозы.

— Я тоже скучала, когда уезжала учиться, — шептала она, поглаживая по волосам. — Боялась, что младшая сестра займёт моё место. Но меня не забыли. Писали, ждали, любили. Каждое письмо было как луч тёплого света среди каменных стен.

Атанасия не ответила. Только сильнее уткнулась в материнское плечо.

— Мам, — прошептала она, едва слышно, — а вдруг я не найду друзей... из-за моего уродства? Если магия окажется слишком трудной? А если Создатели не совсем благословили меня?

Астра крепче прижала дочь.

— Всё будет хорошо, — сказала она спокойно — Трудности будут, без них нельзя. Но ты справишься. Я в тебя верю.

Она знала успокоить ребёнка перед разлукой невозможно.

Любая мать понимает: страхи не уйдут, но и оставить их без ответа нельзя.

Астра глубоко вдохнула, словно собираясь с силами.

— Нам пора, — произнесла она. — Не бойся. Всё, что делается к лучшему.

Она взяла Атанасию за руку, подхватила сумку, и они вышли на тропу, где роса уже таяла под первым солнцем.

Лес шептал своими ветвями, словно рассказывал старинные истории, а утренние птицы вторили ему звонкими трелями. Солнечные лучи играли в листве, рисуя пляшущие тени, похожие на следы крыльев. Воздух был свеж, будто сама земля умылась дождём и теперь улыбалась небу.

— Мам, расскажи мне конец той сказки про туман, — попросила она, поправляя лямку сумки. — Или… лучше с самого начала.

— С самого начала? — Астра улыбнулась с лёгкой грустью. — Она тебе так понравилась, или ты не помнишь, где вчера уснула?

Атанасия тихо хихикнула, притворно пожала плечами и подошла ближе, чтобы слушать. Астра вздохнула и, чуть прищурив глаза, начала:

— Ладно… с начала так с начала.

Её голос стал текучее как ручей, который обходит камни, но не теряет пути.

— Давным-давно, жила маленькая птичка. Она любила летать высоко так высоко, что касалась крыльями облаков, играла с ветром и болтала со всеми: с другими птицами, с лесом, с рекой, которая вечно бежала между старых дубов.

Атанасия слушала, не мигая. Её взгляд блуждал где-то между словами и светом, что скользил по маминым волосам.

— Но однажды лес начал умирать, — продолжала Астра. — Настала засуха. Растения вяли, звери уходили. Мудрые дубы и река стали думать, как спасти землю от неминуемой гибели. Долго думали, молили стихии, но всё было тщетно.

Она замолкла на мгновение, словно вспоминая.

— И вот река, что бежала сквозь горы и долины, однажды сказала:

«За далёкими горами и степями, там, где кончается мой путь, есть остров. На нём растёт туман из золотого солнца и серебряной луны. Говорят, там живут духи воды. Может быть, они помогут нам».

— Это те духи, которые дают магию? — перебила Атанасия, широко раскрыв глаза.

Астра улыбнулась.

— Да, те самые. Но река не могла попасть туда. Каждый раз, когда направляла свои воды к острову, они испарялись. Воздух принимал их и превращал в туман. Тогда дубы решили: значит, остров пускает к себе только живое птиц, зверей, людей.

Атанасия тихо кивнула, будто соглашаясь с логикой волшебного мира.

— И одна маленькая ласточка услышала их разговор, — продолжала мама. — И сказала:

«Если жизнь леса зависит от этого, я полечу. Я попрошу духов о милости».

Астра замолчала, глядя на дочку. Девочка слушала, затаив дыхание, её пальцы неосознанно крутили ленту на рукаве.

— Делать было нечего, — мягко сказала Астра. — Без подземных вод лес не выжил бы. И птичка отправилась в путь.

Голос матери стал тише, как будто сказка уже происходила где-то рядом, под самой кожей мира.

— Она летела долго. Река показывала ей дорогу к туманному острову.

И вот туман. Густой, молочный. Ничего не видно. Вдруг он начал колыхаться, и из него вышел журавль. Большой, белый, как облако в ясный день.

— Ты кто и зачем прилетела на земли хранителей рек? — спросил он.

— Я ласточка из Вечного леса, — ответила она. — Я пришла просить, чтобы духи напоили подземные воды моего дома.

Меж сном и мольбой

Шорох страниц, запах пепла и запёкшейся крови. Высокие, обугленные стены старой башни тянулись к серому небу, будто пытались удержать последние обрывки света. Внизу слышались крики, стук ног, и над всем этим тихие, отчаянные молитвы, возносимые к Создателям.

Она бежала. Вверх или вниз по узкой винтовой лестнице уже не имело значения. Каждый шаг отдавался болью, словно в тело вонзались тонкие лезвия. Но она не останавливалась.

Слова вырывались из её горла сами, как чужие хриплые, тянущиеся:

— Анг Сурио... нади, нади...

Они становились тяжёлыми, как цепи, обвивали её тело, душили. Пальцы скользнули по холодному камню, цепляясь за шероховатую стену, чтобы не упасть. Воздух был густ, как дым. И вдруг тьма.

Атанасия резко села на кровати, судорожно хватая воздух. Сердце бешено колотилось, будто всё ещё гналось за ней из сна. Постепенно дыхание выровнялось, звуки башни растворились, оставив лишь тишину её комнаты.

Она медленно провела рукой по лицу, отгоняя остатки видений, и хрипло выдохнула:

— Всего лишь сон… — Затем резко встала. — Просыпайся, Вероника! Нам пора! — позвала она, застёгивая платье наспех.

Вероника, лежащая на соседней постели, сонно пробурчала что-то невнятное, но, поддавшись энтузиазму соседки, нехотя начала собираться.

Через пятнадцать минут обе девочки уже стояли в коридоре, где их ждала Даме София. Она, как всегда, выглядела безупречно высоко собранные каштановые волосы, строгий тёмно-синий костюм с серебряными пуговицами, холодный, внимательный взгляд, за которым, казалось, скрывалось нечто большее, чем просто дисциплина.

Возле неё стояли две другие девочки. Одна рыжая, невысокая, с россыпью веснушек и сияющими голубыми глазами, улыбалась открыто и искренне. Другая смуглая, с тёмно-русыми волосами и настороженным взглядом стояла чуть в стороне, словно боялась довериться новому месту.

— Доброе утро, девочки, — произнесла София ровно, почти церемонно. — Как вам спалось?

— Доброе утро! — ответила Вероника бодро и тут же подошла к новым девочкам, мгновенно завязав разговор.

Атанасия на секунду задержала взгляд на ней. У неё уже есть две подруги. Вот где она была вчера болтала с ними в соседней комнате. Грудь кольнуло неприятное чувство. Почему меня все будто избегают? Даже Даме София смотрит как-то настороженно.

— Вероника, Атанасия, скоро начнётся утренняя молитва. Нам пора, — напомнила София. — Амината, Мирель, поторопитесь к Даме Филату он вас, должно быть, ищет.

Но девочки уже убежали, смеясь, оставив за собой лишь лёгкий запах мыла и льняных платьев.

Через несколько извилистых коридоров они вышли во внутренний двор обители воды. София на ходу рассказывала правила поведения: где сидеть, как прикрывать голову платком, что молитву нужно читать только от открытого сердца. Иногда останавливалась под деревом, чтобы закончить мысль, и снова шла.

Наконец перед ними выросли массивные двери храма тяжёлые, уходящие вершинами почти в облака. Когда они вошли, воздух вокруг словно изменился.

Стулья из тёмного дерева стояли ровными рядами. Колонны, украшенные резьбой в виде морских волн, переливались и чем ближе они подходили, тем явственнее становилось, что камень этот вовсе не камень, а застывшая прозрачная вода. Сквозь витражи проникал мягкий свет нежные синие, белые и бирюзовые оттенки ложились на пол мозаикой из крошечных камней.

А в воздухе, высоко под куполом, парили миллионы крошечных капель, будто храм дышал самой водой.

Атанасия села на предпоследний ряд слева. Сначала просто смотрела на волны света, на тени от колонн а потом почувствовала, как нечто прохладное и тихое разливается по телу.

Сила. Она наполняла её вены, как живая вода, но вместе с тем в сердце закрался холод ночной, как дыхание глубины.

Пока она разглядывала витражи и прислушивалась к себе, прошло, наверное, полчаса. Голос Деневре, ведущего молитву, стал торжественнее. Последние слова прозвучали особенно чётко и больно напомнили те, что звучали в её сне:

— Ае, каоре нарие тепури, не рамане…

Атанасия подняла голову. Губы сами беззвучно повторили слова, а по спине пробежал холодок. Где-то глубоко внутри что-то отозвалось будто древний шепот ответил ей в унисон.

Все внезапно начали расходиться по классам. Атанасия, немного запоздав, последовала за остальными, ступая вслед за гулом голосов. Когда они покинули храм, тяжёлое ощущение, тянувшее изнутри, будто растворилось. Холод, что до этого струился по венам и окутывал душу, как прозрачное покрывало, постепенно ушёл, оставив лёгкую усталость.

Под сенью старого дерева на миг мелькнула тень. Она двигалась неестественно слишком плавно, слишком чуждо, будто отражение того, чего не должно быть. Атанасия остановилась на полшага, но тут же отогнала мысль. Наверное, просто игра света… или воображение. После сна мозг всё ещё не проснулся.

В классе магии стояла едва ощутимая прохлада запах мела и старых страниц. Доска была закрыта плотной тканью, а Даме София, сложив руки за спиной, наблюдала за входившими учениками. Когда все расселись, она неспешно начала, её голос звучал почти певуче:

— Первые шаги в магии — это молитвы… или мантры. Разные пророки называли их по-разному, — она сделала короткую паузу, глядя поверх голов учеников, — И в разных книгах их также можно встретить под иными именами.

Она медленно прошлась вдоль рядов, звук её каблуков тихо отдавался в каменном полу.

— Мантры делятся на два типа: современные и древние. Первые просты, их легко запомнить вы будете встречать их в гримуарах и учебниках. Они нужны, чтобы направлять энергию, держать фокус, не дать силе расплескаться.

София подошла к доске, отдёрнула ткань, и перед детьми открылись строки четыре аккуратных надписи, похожие на узоры.

Одуванчик и звезды

Одуванчик и звёзды

В день, когда за окнами уже цвели подсолнечники, меж них поднималась полынь и молодая лебеда. Лето клонилось к концу: время огня угасало, наступал сезон тления, дождей и зрелости предвестие окончания года. Воздух в этот день пах сухой травой и медом, и даже небо казалось задумчивым, будто и оно знало, что скоро всё изменится.

В храмах царила суета: готовились к осеннему равноденствию. Особенно хлопотал Храм Воздуха ведь грядала их пора, осень, время ветров и увядания.

Атанасия сидела сонная на утренней молитве: ночь напролёт она провела у окна, наблюдая, как гасли свечи и как по крыше бежал первый рассвет. Глаза резало от света, и в голове гудел сладкий туман. Скорее бы уже прозвенел звонок к урокам…

Сегодня их обещали повести в лес за семенами и целебными травами. Ати не терпелось узнать, какие растения поручат собирать именно ей.

— Пусть сегодняшний день восславит вас, Создатели. Пусть мы, рабы ваши, послужим вашим целям. Даруйте лишь благословение нашему пути, — произнесла в завершение молитвы Деневре.

Эти слова звучали каждое утро привычный, убаюкивающий финал.

Ученики стали подниматься и расходиться от последних рядов к первым. Как младшая, Ати сидела на самом краю, в хвосте зала. Каждый год ученику позволялось пересаживаться ближе к алтарю, и каждый мечтал достичь третьего ряда самой почётной ступени, доступной детям. Ближе сидели лишь даме, Деневре и служители храма. Ходили слухи, что не подпускают к алтарю из-за таинственной силы, исходящей от него и от дерева, что стояло за ним. О дереве почти ничего не знали, кроме его названия: Андаре Ам. Имя это звучало как дыхание ветра сквозь листву.

Атанасия только вышла в холл перед часовней, как сразу почувствовала на себе недовольный взгляд Деневре Ефросиньи.

— Эй, сонный ребёнок по имени Атанасия, поторопись! — голос наставницы хлестнул, как тонкая розга. — Времени у нас в обрез, и вы не единственные, кто идёт сегодня на практику.

Ефросинья, как всегда, не удержалась от воспитательной нотации и уже собиралась начать длинную речь, но Ати вовремя поздоровалась и извинилась, стараясь не встречаться взглядом с её изумрудными глазами.

— Ладно, раз все в сборе, — коротко бросила наставница. — Можно и идти.

Они двинулись через сад Храма Воды — тихий, влажный, дышащий туманом и ароматом мха. Капли росы блестели на листьях, как крошечные зеркала. Скоро путь вывел их к высоким розовым кустам. Маленькая старая калитка в стене стояла одиноко среди пышных роз, словно сторож между мирами.

Стоило лишь переступить границу между храмами, как к группе присоединились ещё дети. Деневре коротко обратилась к ним, и четверо девочек с двумя мальчиками в зелёных одеяниях выстроились парами позади. Перед глазами открылся фруктовый сад Храма Земли густой, тяжёлый ароматом яблок и трав.

— Кто-то помнит полезные свойства малиновых листьев, донника или… одуванчиков? — спросила Деневре. Она сделала паузу, будто раздумывала, и вдруг улыбнулась: — Ой, я же совсем забыла вам рассказать про одуванчики! Надеюсь, вы не обидитесь, если я оставлю это на потом, когда будем собирать их.

В саду послышался лёгкий смех. Несколько девочек зашептались, и Агалия, не выдержав, повернулась к подруге. Голос Деневре мгновенно стал строгим и твёрдым, словно хлестнул прутьями по воздуху:

— Агалия! Если тебе так сильно хочется поговорить — отвечай на вопрос.

Наступила короткая пауза. Девочка замялась, но всё же произнесла:

— Листья малины помогают при болезни, они укрепляют иммунитет. Из них делают чаи и мази. Донник действует как успокоительное средство и помогает крови не густеть, легче бежать по венам.

— Как же хорошо, что у вас есть учебники, и вы можете заучить то, что я объясняю на уроках, — холодно заметила Ефросинья.

Далее путь пролегал через десятки садов. Под тенью деревьев, под сводами колоннад и галерей, наставница время от времени шикала на детей, если те начинали переговариваться. Идеальный воспитанник должен всегда внимательно слушать, держать спину прямо и подчинять чувства воле. Так учили их с малых лет будь тебе семь или сорок.

Когда они дошли до самого края сада, где земля обрывалась вниз, показался лес глубокий, синий от тени. Ефросинья резко остановилась возле высокого шкафа, до краёв заставленного плетёными корзинками для трав.

Открыв дверцы, наставница начала раздавать их по одной каждому ученику. Атанасия, только что окончательно проснувшаяся после короткого утреннего сна, приняла корзинку с лёгким недоумением будто не до конца понимала, зачем она ей.

Деневре отсчитала двадцать шагов вперёд, и, не снижая темпа, чётко повторила, что именно и где нужно собрать. В конце, неожиданно мягко, добавила:

— Вас ждёт сюрприз. Конечно, только если вы будете работать дружно.

Эти слова разлетелись меж учеников, как лёгкий шепот надежды и у Атанасии в груди что-то дрогнуло. Может, сегодня всё-таки случится что-то настоящее.

Это слово — «сюрприз» — мигом оживило ребят: глаза засияли, шаги ускорились, будто в воздухе проснулся скрытый ток ожидания.

Скоро все разбежались по поляне: кто к малине, кто к одуванчикам. Время для них летело, как птица над лесом, текло, словно прозрачный ручей, что журчит, не зная усталости.

Ефросинья обходила учеников, проверяя работу, и попутно рассказывала легенды о каждом растении, которое они держали в руках.

— По древнему поверью, каждый листочек тысячелистника хранит одну маленькую тайну земли, — говорила она, поправляя рукой выбившуюся прядь. — Если собрать траву и внимательно прислушаться ночью, можно услышать тихий шёпот — то земля делится своими историями. Тысячелистник дают в дорогу тем, кто ищет истину.

Между двумя мирами

Она бродила по лесу, где ветви смыкались тесно, как темная вода. Там, где солнечный свет не мог пробиться сквозь кроны, неожиданно что-то теплое и мягкое коснулось ее ладони.

Ярко-красная бабочка села на кончики пальцев, и крылья, взмахивая медленно, разлили вокруг мягкое зарево, как от тлеющего уголька.

Атанасия не дышала, боясь спугнуть это крошечное чудо, но бабочка, словно вспомнив о пути, взмыла в темноту. Девочка шагнула за ней, потом еще и еще, пока сердце не забилось в нетерпении.

Внезапно тишину леса прорезали тяжелые, редкие капли дождя. Первая на плечо, вторая на шею, третья прямо в ладонь. Но каждая из них была как острая игла: холодная боль пронзила тело. Мир вокруг потемнел. Она зажмурилась, и, когда открыла глаза, поняла, что лежит на животе уткнувшись лицом в подушку.

Как я умудрилась упасть?Она снова села на мою руку? Почему ты такая тёплая?

Атанасия лежала в постели, медленно оправляясь от сна. На ее ладони все еще сидела бабочка теплая, словно живая искорка. Но в следующий миг она взмахнула крыльями и вылетела в коридор.

Куда она полетела? И почему дверь открыта? Я ведь всегда плотно закрываю ее на ночь… Может, пойти за ней?

Протирая слипающиеся глаза, борясь с сонной тяжестью, она поднялась и, босиком, в тонком платье, тихо пошла за маленьким огоньком, дрожащим впереди.

Бабочка вновь запорхала вокруг, обдавая Атанасию мягким, теплом благодаря ей холодный коридор начинал напоминать летний вечер на закате.

– Какая ты теплая… Неужели соткана из самого огня? – тихо засмеялась она.

И тут же, словно отвечая себе же, покачала головой:

– Да нет. Огненная бабочка это главный символ Создательницы Уриэль. Смертной мечтать стоит лишь о том, чтобы увидеть искру ее силы хоть в медитации. Ты мне точно снишься. Ну что ж, если такой уж сегодня сон, не буду спорить.

Она побежала быстрее, цепляясь подолом за колени, стараясь не отставать. Коридор тянулся, переливался тенями и отсветами, а мотылек все летел вперед, не останавливаясь.

Высокие, строгие колонны, будто стражи, прятали в глубине тень колоннады, но мотылек, не замедлившись ни на мгновение, скользнул туда.

Пара поворотов и холодный ночной воздух коснулся лица. Девочка выскочила в сад перед храмом.

Влажная трава темнела, с деревьев свисали капли, дождь замедлил свой ход. Показалось, что весь сад состоит из маленьких зеркал, в которых отражается свет крыльев мотылька.

Бабочка, будто зная дорогу, скользнула в сторону и исчезла в полумраке вновь открытой девери.

– Стой! – вырвалось у Ати, шепотом, но в пустоте большого зала прозвучало громко. – Ты куда? Туда нельзя… это же священное место. Меня же накажут.

Она замерла, надеясь, что крылатая гостья вернется. И та вернулась. Сделав несколько нетерпеливых кругов в воздухе, мотылек вновь устремился вперед, к запретной тьме.

– Вот уж негодница, – выдохнула Ати, прижимая руки к груди. – Хотя, кто узнает, что я делала во сне? Эй! Подожди меня!!!

Тяжёлая дверь, скрипнув, распахнулась чуть шире. Она шагнула внутрь и холод, вязкий и тихий, окутал плечи. Днем в храме всегда было прохладно, но ночью, без солнечного света, прохлада стала зимней.

Бабочка словно почувствовав это: она подлетела ближе, крылья начали светиться ярче, разгоняя коварные тени вокруг.

Мотылёк не останавливался он нырял в этот золотой свет, звал за собой.

И вот круглый алтарь. Ати ступила в самый центр, и на миг все замерло. Она подняла голову, позволяя взгляду скользить по сводам, по каменным линиям, что сходились над ее головой, и вдруг подумала:

“Наверное, так зал видит Деневре каждое утро, когда приходит сюда одна.”

Пусть это вероятно и фантазии, но разве сны не для того и созданы Уриэль как не показать то чего человек никогда не увидит?

Тут Атанасия открыла глаза ещё шире.

– Неужели свечи это звёзды? Но зачем их расставили так чтобы получились созвездия? Кому придёт в голову так их расставлять. Какой символизм они несут? Ничего в этом месте точно не происходит просто так. Бабочка ты это хотела мне показать?

Она взглянула на крошечное огненное существо, но оно, конечно, не ответило. Лишь неторопливо взмахнуло крыльями и направилось к следующей двери. Та, к удивлению, была тоже распахнута.

Мотылёк легко скользнул внутрь. Ати, уверенная, что всё это происходит во сне, шагнула за ним.

В тот же миг резкая боль, как тонкая раскаленная игла, пронзила виски. Мир поплыл и закружился, расплываясь, как акварель. Она ухватилась за дверную ручку, но та, не выдержала даже веса детской ладони. Ати вместе с дверью повалилась вперед.

С трудом сев, она обхватила колени, пытаясь отдышаться и увидела его: древово. Оно поднималось к самому небу на десятки, а может, и сотни саженей. Крона, казалось, занимала пространство, которого в храме просто не могло быть. Ива столетняя, а может, видевшая тысячи лет. Но белые, молочные листья светились изнутри, и на каждом, словно капля росы, сиял цвет одной из стихий.

Когда дыхание выровнялось, Атанасия двинулась к древу. Узкие каменные дорожки, как лучи, тянулись от четырех дверей к самому центру, и четыре каменных круга опоясывали его, отделяя от остального зала.

Она пересекла первый круг ничего. Второй и внезапно холодная дрожь прошла по телу. Ати невольно протянула руку к бабочке, ища в ней спасение. Но та мягко отлетела в сторону и замахала крыльями быстрее, уводя её вперёд.

– К-куда ты? Почему… убегаешь? – голос дрогнул.

“Странно… мне даже слова даются с трудом…”

Тепло от бабочки становилось все слабее, а пустота вокруг все гуще. Вдруг ей вспомнились старые слухи: к Древу в центре храма, нельзя подходить ближе, чем велено Создателями.