1. Заманчивое предложение

День не задался с самого начала. С шести часов утра. Оставленное включенным с вечера радио, утром на полную мощь разразилось раскатами государственного гимна. В небольшой комнате студенческого общежития звук раздавался не только торжественно и высокодуховно, но и очень громко, мешая спать трем студентам, накрывшимся с головой одеялами.

Первым, как всегда, не выдержал Алексей и, проклиная торжествующих под одеялами соседей, пошел заглушать радиоточку.

Вывернув черную рукоятку до упора, он вернулся в койку, нарочито громко скрипнув панцирной сеткой, но соседей, выдержавших напор государственного символа, каким-то скрипом было не пронять.

Сон вернулся только минут через двадцать, и Алексей чуть не проспал явку в деканат. Следовало договориться о будущей работе его маленькой бригады, и, хотя на это не надо было получать благословение декана, но направление все-таки требовалось. Институт имел давние связи с крупной строительной организацией города, куда отправлял подзаработать бригады студентов. Естественно, без хвостов по учебе и успешно миновавших рубеж, именуемый сессией.

В этот раз все получилось скомкано и пошло не так, как предполагал Алексей. Декан, полный мужчина лет пятидесяти с блестящей лысиной в окаймлении редкого пушка волос, долго смотрел сквозь толстые стекла очков на Алексея, будто видел его впервые. Тот даже покашлял, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— Хорошая у тебя бригада, Алексей, работящая. Вот и отзывы с нашего строительного комбината положительные, — начала декан издалека.

— Слаженная, Игорь Тимофеевич, — такое начало Алексея сразу насторожило. — И ребята все, как на подбор…

— И все комсомольцы-активисты. А вы в курсе, товарищи активисты, чем страна живет? Какая программа сейчас стоит на повестке дня перед многонациональным советским народом?

— Строительство коммунизма?

— В целом верно, а на ближайшие годы? Подсказываю, майский пленум…

— А-а-а, это вы про Продовольственную программу?

— Во-о-от, все ты знаешь, а норовишь отколоться от общества в сторону мелких частнособственнических интересов.

— Не согласен, Игорь Тимофеевич. Стройка — это один важнейших аспектов в деле построения нового общества.

— Знаю-знаю! — вяло махнул рукой декан. — Но выполнение Продовольственной программы стоит на первоочередной повестке дня. Посему, собирай свою бригаду и дуй в колхоз со вторым курсом. Возьмешь над ними шефство, поучишь работать, а стройка твоя никуда не денется, вернешься — и уж тогда пожалуйста.

— Да какая сейчас там работа? — растерялся Алексей. — Урожай ведь только осенью убирать?

— Сенокос в самом разгаре. Корма нужно коровкам запасать? Нужно, вот и стараются сельхозники выгадать между солнцем и дождем, чтобы сено насушить.

— Так там же… — Алексей хотел сказать, что работа совсем копеечная, но поперхнулся.

— Правильно, там свежий воздух, солнце, местами вода. Командир и комиссар штаба, сам понимаешь, в курсе, можешь к ним не подкатывать. Так что решай, комсомольский вожак.

Вот Алексей и решал, лежа на кровати и глядя в потолок. Работа в колхозе была необязательная, потому что свое он и его ребята отбарабанили в прошлом году, но при такой постановке вопроса деканом, она вставал во весь рост, заслоняя радужные перспективы подзаработать. Можно было послать декана лесом, но тогда нужно было искать работу самостоятельно, что было не совсем законно, но процветало в виде шабашек.

Радиоточка вещала голосом Генерального секретаря о непонятной перестройке, которая должна была произойти в «мышленье», психологии, общественной жизни и, наконец, в экономике. Ясно было одно, что время, судя по всему, наступало мутное и деньги бы весьма пригодились.

Весть о том, что можно заработать, и как раз на работе в колхозе, принес Николай. Он ворвался в комнату метеором и с порога закричал:

— Нашел!

— Эврика? — поднял бровь Алексей.

Николай присосался к некогда блестящему алюминиевому чайнику и утвердительно булькнул. Прервавшись на секунду, он выпалил:

— Я разговаривал с этим, как его… Кстати, я не спросил его имени. Но я узнал самое главное!

— Погоди, Колян, — не понял Алексей, — ты не знаешь с кем разговаривал?

— Да его все знают! Вспомни, ходит тут в потертой стройотрядовской курточке с кучей значков на груди. Ну, вспомнил? Это не суть. Зашел я на почту нашу, в переговорный пункт. Все кабинки заняты, ну я и сижу, жду своей очереди. Слышу, как из одной кто-то вещает про то, что хорошо заработал на шабашке в колхозе, и работы там еще немеряно. Дождался я, как он вышел и подрулил к нему, как к старому знакомому, разменять рубль на пятнашки. Как при таком раскладе я буду спрашивать его имя?

— Конспиратор, блин. Как же тебе удалось?

— Да он сам перепутал меня с каким-то другом, что работал с ним два года назад. А я поддержал. Сначала хотел его разыграть, а когда пошла речь про работу, подумал, что лучше помалкивать.

— К чему такая таинственность?

— К тому, что разговор был про козырное место — несложная работа плюс неплохой заработок. Разве он рассказал бы тому, кого видел первый раз об этом?

2. Красный Октябрь

Состав громыхнул сцепкой, и зеленые вагоны медленно поплыли мимо платформы, пока не исчезли за изгибом лесной полосы, окрашенной в золото лучами восходящего солнца.

Полустанок, на котором высадилась бригада Алексея, был совершенно пустынен. Бетонная плита с остатками асфальта и облезлое ограждение по краю, прерывающееся на потемневшие от времени и непогоды ступеньки, создавали единую композицию в жанре соцреализма, символизируя всепобеждающую силу природы.

— На чем мы поедем? — подала голос Надя, врач и повар команды в одном лице, разглядывая цветущее кругом буйным цветом разнотравье.

Прежде чем ответить, Алексей бросил беглый взгляд на остальных: Александр стоял, опираясь на гитару и улыбался. Пожалуй, он был единственный, кто радовался утреннему солнцу и ранней побудке. Николай был в предвкушении работы и хоть сейчас был готов идти пешком, что, впрочем, на данное время являлось единственным способом добраться до нужного места. Два Миши, Миша-большой и Миша-маленький, которого иногда называли Малой, чтобы не путаться, смотрели на Алексея, зная, что он все решит. Только Вера, второй повар, поддержала подругу:

— Не хотелось бы все тащить на себе.

— Как можно? — вскричал Николай. — Все возьмет на себя сильная половина!

— Так я о вас и забочусь.

— Позаботимся о себе сами, — твердо сказал Алексей. — Троллейбусы тут не ходят. Пойдем пешком, пока не попадется попутка. В первый раз что ли?

Путь лежал по грунтовой дороге, даже не дороге, а двум колеям, накатанным в песчаном грунте. От полустанка дорога сразу свернула в лес, но идти было легко — светлые высокие сосны не заслоняли солнечный свет, пронзающий лес косыми лучами. Шли молча, наслаждаясь запахами утреннего леса, пока дорога не стала опускаться в низину. Здесь уже безраздельно властвовали ели и опекаемый ими полумрак. В лицо пахнуло сыростью и чем-то застоявшимся или сгнившем.

— Жутко, как на кладбище, — поежилась Вера. — И запах какой-то…

— Край болот и лесов, — прокомментировал Николай. — Какое тебе кладбище?

— А там что такое? — Надя показала в сторону черного валуна.

Камень, конечно, был живописен. Потемневший от времени, он был покрыт зелеными островками и целыми континентами завоеванного мхом пространства. Он символизировал вечность, поднявшуюся из глубины времен и уходящую вдаль, мимо мимолетной искры жизни замерших перед ним ребят.

Но, при всем при этом, впечатлял не он, а чуть далее раскинувший широкие лапы каменный крест. Вырубленный из некогда монолита, серый, с выщербинами, стертыми дождем и ветром гранями, он не был столь колоритен, но от него разило древней энергией, накопленной веками, опутывающей путников невидимыми сетями.

— Может указатель какой, — неуверенно произнес Николай. — Типа налево пойдешь, направо пойдешь…

— Ага, там грибов наберешь, а там ягод насобираешь. Где ты видишь дорогу слева и справа? — возразил Миша-маленький.

— Раньше здесь были пересекающиеся дороги, а потом осталась только одна, — стоял на своем Николай.

— Значит, на нем должны быть надписи.

— Сейчас проверим, — Миша-большой решительно свернул с дороги и подошел к кресту. — Нет тут ничего. Хотя… Посредине что-то выбито! Как будто буквы знакомые, но ничего не разобрать, да и стертые они почти полностью.

— Это потому, что глаголица, — авторитетно заявил Николай. — Азбука такая древняя была.

— До крещения Руси? — ехидно спросил Алексей.

— До крещения, — не чувствуя подвоха, подтвердил Николай.

— Тогда откуда она на кресте?

— Шах и мат! — рассмеялся Александр.

— Я же говорил, что это не крест, а дорожный указатель, — пробормотал Николай.

Но его уже никто не слушал. Наваждение невидимой силы рассыпалось хрупким стеклом, как только исчезла окружающая ее мистическая тайна. Николай подкинул рюкзак и быстрым шагом поспешил за остальными.

В низине протекал ручей. Прозрачная и холодная вода вытекала из заваленной ветками и заросшей ложбины, пересекала дорогу и скрывалась в таких же зарослях с другой стороны. Ребята легко миновали его, перепрыгнув по камешкам и остановились, чтобы побрызгать в лицо водой.

— Вы слышите? — прошептала Надя.

— Что?

— Ни звука. Как будто вымерло все!

Николай развел руками:

— И тишина… А вдоль дороги мертвые с косами стоят.

Александр перехватил поудобнее гитару, и провел большим пальцем по струнам, сакцентировавшись на последней, отчего получился переливающийся звук с басовитым тоном.

В ответ лес словно прорвало, он взорвался разными звуками: сверху слышался клекот, похожий на демонический смех, вдали кто-то ухал, то приближаясь, как будто хотел выскочить на дорогу, то, наоборот, затихая вдали. Резкий высокий крик послышался откуда-то из-за деревьев, с другого края раздался короткий рык, поневоле придвинувший ребят чуть плотнее друг к другу. Самым безобидным был стук дятла, но, раздавшись совсем рядом, он прозвучал почти как пулеметная дробь, заставивший всех вздрогнуть одновременно.

Загрузка...