Это просто история. Автор не несёт ответственности за точность изложенных фактов.
«Мороз и вялость несовместимы. Север вызывает в человеке ту смелость и решительность, которые никак не проявляются в более тёплом климате»
Джек Лондон.
Глава 1.
Конец. Наконец-то конец.
Последний аккорд, последняя вспышка софитов, последние аплодисменты. Стою на сцене, сжимая в потной ладони этот дурацкий красный диплом, и улыбаюсь так, будто мне только что вручили «Оскар». А по сути так и есть. Мой «Оскар» за пять лет идеальной игры под названием «Лучшая выпускница МГУ». Дочь, студентка, в планах карьеристка — все роли отыгрываются безупречно.
Спустись с небес на землю, Алиса. Даю себе мысленную пошечину. Шоу окончено. Хватит улыбаться, щеки уже сводит.
Мама снимает на айфон, папа смотрит с одобрением и восхищением.
Спускаюсь со сцены — и сразу в объятия толпы. Задыхаюсь в этом вареве из дорогих духов, шампанского и пота. Мое белое платье такое легкое, такое невесомое. Совсем не то, что эти дурацкие мантии. Я — бабочка. Только что вылупилась и готова лететь навстречу блестящему будущему.
И тут, как чёрная метка, возникает она. Светка. Моё личное проклятие. Мы как кошка с собакой, только пафоснее. Две примы на одной сцене, и зал слишком тесен для обеих. Она, как всегда, в чёрном облегающем платье, со средиземноморским загаром, и улыбка во все тридцать два белоснежных зуба. Язва до мозга костей.
Пять лет соперничества, пять лет постоянной гонки за первенство. Кто получит лучшую оценку, кто первым опубликует статью, кто завоюет внимание преподавателей… И вот мы здесь, обе с красными дипломами, обе победительницы.
— Ну что, Алисон, — цедит она, подойдя ко мне ближе, голос звучал нарочито громко, — наконец-то мы закончили этот марафон под названием «Международные отношения»? Почти лучшая, только сильно не расстраивайся.
Опять. Начинается. Господи, ну сколько можно? Всё, надоело. Но отступать нельзя. Ни за что.
— Хорошо, Свет, не буду, — выдавливаю я, растягивая губы в улыбке. — «Почти» — это ведь тоже результат, да?
И понеслась. Закипает где-то глубоко внутри, подступает к горлу противной желчью. Кто круче? Умнее? Перспективнее? Чей отпуск будет эпичнее? Слово за слово — и мы уже как два разъярённых павлина, распустивших хвосты перед зеваками.
— Ты не представляешь, что такое настоящее приключение, Алиса, — бросает она, и в её глазах читается вызов. — Твой максимум — это потерять связь в пятизвёздочном отеле.
— А твой? — выпаливаю я, и щёки пылают.
— А давай проверим, — глаза её блестят азартом. Гадкий такой, хищный блеск. — Пари. Каждая придумывает для другой «отпуск мечты». Без границ. Но детали — только в аэропорту. Никаких вопросов. Слабо?
В жилах стучит азарт. Глупый, детский, но такой знакомый. Отступить — значит признать: она лучше.
— Идет, — выдыхаю я, сжимая бокал так, что вот-вот треснет хрусталь. Уничтожу. Куплю ей тур в самые гиблые джунгли. Пусть поплавает с пираньями.
Рукопожатие. Сделку скрепили. В её глазах — веселье. Неприкрытое. И мне на секунду становится не по себе. Но поздно.
---
Следующие несколько дней — сплошное удовольствие. Я сидела в своей квартире, задумчиво листая страницы сайтов с экзотическими турами. Хочу выбрать для Светки что-то действительно впечатляющее, но в то же время экстремальное — чтобы подруга вышла из своей зоны комфорта.
«Так, посмотрим… Дайвинг? Слишком банально. Сафари? Уже было. Что же выбрать?» — размышляла я, потягивая кофе.
И тут мой взгляд упал на одно из предложений. Глаза расширились от восторга.
— Вот оно! — прошептала я, чувствуя, как внутри всё замирает от предвкушения.
И я с диким наслаждением приступаю выбирать для Светки самый адский тур по Амазонке:
Поход по непроходимым джунглям с местным гидом.Ночёвки в примитивных укрытиях.Переправы через бурные реки.Поиск пропитания в дикой природе.Встреча с племенами аборигенов.«Идеально», — подумала я, представляя реакцию «подруги». Я то, как никто другой знала, что Светка обожает роскошь и комфорт, и такой контраст должен был стать настоящим испытанием.
Оформление брони заняло некоторое время — тур был не из простых. Но я с превеликим удовольствием отмечала каждый этап подтверждения.
———
Через три месяца, пришло время наших отпусков, я приступила собирать свой чемодан. Интересно, что она придумала. Уверена, что её фантазия не настолько крута, как моя. Поэтому шелковые ночнушки, шифоновые сарафаны, несколько бикини - летели в чемодан. И так же мой любимый фотоаппарат, подаренный родителями на моё двадцатилетие, после того, как я окончила курсы фотографа.
Я уже мысленно была на пляже Бали. Или в Риме. А может Доминикана?
Утро вылета. Аэропорт. Я порхаю в своём сарафане цвета фуксии, каблуки отбивают чёткий стук по кафелю. Легкий чемодан весело тащится следом. Подхожу к стойке, сияю, как новогодняя ёлка.
— Документы на Михееву Алису.
Девушка улыбается, вручает конверт.
Ну вот. Сейчас увижу название райского острова. Сразу сделаю селфи и скину Светке. С подписью «Спасибо за шикарный выбор!»
Вскрываю конверт. Глаза бегают по строчкам. «Маршрут: Москва — Норильск. Далее — трансфер в научную экспедицию «Полюс-Север»... Должность: фотограф...»
Сначала не понимаю. Опечатка. Глупая, нелепая. Перечитываю. Снова. Буквы складываются в слова. Слова — в кошмар.
Норильск. Экспедиция.
Воздух застыл. Гул аэропорта отдалился, превратился в назойливый звон в ушах. Свет режет глаза.
Не может быть. Это шутка. Плоская, дурацкая шутка. Норильск? Это же... дыра. Вечная мерзлота. Заводы. Экспедиция? Я?
Представляю её лицо. Эту самодовольную ухмылку. В горле ком — гневный, плотный. Меня обманули. Подставили. Высмеяли. Сглотнуть не могу. Пальцы мнут бумагу.
Самолет тряхнуло, и я вжалась в кресло, зажмурившись. Не от страха. От нежелания видеть. Но любопытство оказалось сильнее. Я прилипла к иллюминатору.
Там, внизу, лежал другой мир. Плоский, как стол, прошитый серебристыми нитями рек и бескрайнее зеленовато-коричневое полотно, уходящее к горизонту, где его накрывало низкое свинцовое небо. Боже. Это и есть земля? Или мы уже приземлились на Марс?
Ступила на трап — и меня ударило. Не метафорически. Физически. Ледяной, плотный ветер, пахнущий металлом и чем-то кислым, врезался в легкие. Мои оголенные плечи и ноги обожгло, словно раскаленным железом. Я ахнула, и пар изо рта вырвался клубком, растворившись в этом ледяном дыхании Севера.
+7. В сентябре. Светка, я тебя убью. Я придумаю что-нибудь медленное и болезненное.
Я стояла на краю тротуара, сжимая ручку своего нелепого жёлтого чемодана. Он один тут и был ярким пятном. Как собственно и я. Сарафан цвета фуксии кричал о своем безумии в этом серо-стальном пейзаже. Босоножки впивались каблуками в грязь, и ветер злорадно трепал подол. Я дрожала, зубы выбивали дробь.
Идиоты. Все они идиоты. Зачем вообще жить в таком месте?
— Алиса Сергеевна?
Голос был низким, хриплым, без единой нотки приветствия. Я обернулась.
Передо мной стоял мужчина. Вернее, скала. Высокий, плечистый, закутанный в потертую куртку. Из-под шапки-ушанки на меня смотрели глаза цвета промерзшего льда. Серо-стальные, без единой искорки. В них не было ни любопытства, ни раздражения. Только холодная констатация факта: «Проблема. Сложность. Лишний груз».
— Я Артем, — сказал он, не протягивая руки. — Ваш проводник и инструктор по безопасности.
Звучит как «тюремный надзиратель».
Я попыталась выпрямиться, собрать остатки достоинства, но новый порыв ветра едва не снес меня с ног.
— Я... как видите, не совсем готова к вашим погодным условиям, — выдавила я, улыбнувшись, но голос прозвучал жалко и тонко.
— И это всё ваше снаряжение? — его голос прозвучал с явным сарказмом. — Вы, должно быть, пошутили, когда записывались в экспедицию.
Он медленно, оценивающе оглядел меня с ног до головы. Его взгляд скользнул по сарафану, задержался на каблуках, на чемодане.
— Уверен Ваш багаж не пройдет инспекцию, — отрезал он. — Весь ваш гардероб — это прямая угроза вашей же безопасности. И моей работе. В следующий раз советую внимательнее читать договор и брошюру к экспедиции.
В горле встал ком. От ярости. От унижения. Рядом с ним стояли трое — двое парней и женщина, все в одинаковых утепленных куртках, в треккинговых ботинках, с огромными, видавшими виды рюкзаками. Их взгляды были красноречивее любых слов. Я читала их как открытую книгу: «Блондинка. Кукла. Сделана не из того теста. Сколько она продержится? День? Два?»
Я была инопланетянкой, которая по ошибке телепортировалась в их суровый, мужской мир.
И тут женщина, та, с седыми прядками у лица и умными, усталыми глазами, шагнула вперед.
— Держи, — ее голос прозвучал как спасательный круг. Она расстегнула свою объемную, потертую куртку-пуховик. — У меня запасная есть. И шапку возьми.
Я взяла вещи руками, которые уже почти не слушались меня от холода.
— Спасибо, — прошептала, и это «спасибо» было самым искренним словом, сказанным мной за последние сутки.
Грубая ткань пахла чем-то неуловимо чужим. Чужим, как и всё здесь. Я натянула куртку. Она была безразмерной, болталась на мне, но внутри, под слоем пуха, начало медленно, робко пробиваться первое крошечное пятнышко тепла. Спасение. Унизительное, но спасение.
— Поехали, — бросил Артем, разворачиваясь к унылому микроавтобусу цвета грязи. — Вертолет ждет.
Мы втиснулись в салон. Я уселась у окна, прижимая к себе чемодан, как единственную ниточку, связывающую меня с прежней жизнью. Артем сел впереди, отгородившись от нас спиной.
Микроавтобус рванул с места, подбрасывая на колдобинах. Я смотрела в окно. Мимо проплывали серые панельные дома, покрытые ржавчиной трубы, грязный подтаивающий снег. Все было серым, угрюмым, припорошенным какой-то черной пылью. Воздух в салоне пах бензином, потом и мокрой собачьей шерстью.
Я слышала, как они перебрасываются короткими, понятными только им фразами:
— Проверили соляру?
— Да там, вроде, норм.
— На «Перевале» говорят, медведь шлялся.
Они были своей стаей. Со своими шутками, своими заботами.
А я была чужая. Белая ворона в розовом сарафане, укутанная в чужую куртку. Сидела и пыталась дышать ровно, чтобы не расплакаться от обиды, от злости, от страха.
Во что ты ввязалась, Алиса? Это не отпуск. Это тюрьма. Суровый, ледяной ад, и твой надзиратель — этот ледяной великан со взглядом, как у волка.
Я закрыла глаза. Но даже за веками я видела их взгляды. Холодные, оценивающие, предвещающие лишь одно: здесь тебе никто ничего не должен. И тебя здесь никто не рад.