Поместье для Вдовы, или Это моя дочь, Дракон!

Глава 1. Последний вдох

– Мамочка, я буду очень послушной, не отдавай меня, пожалуйста!

Этот дрожащий, полный ужаса детский голос вырвал меня из вязкого тумана, окутывающего сознание. Он звучал так близко, будто кричал мне прямо в сердце, прорезая пелену оцепенения.

Затем пришли ощущения.

Легкое покалывание в кончиках пальцев, словно кровь, возвращаясь, пробуждала онемевшие нервы.

Холодный морской бриз, хлещущий по лицу, соленый и резкий, как пощечина.

Вдалеке – жалобный скулеж собак, смешанный с их отрывистым лаем, будто я оказалась в забытой богом деревне.

Но этого не могло быть. Ведь я…

Последнее, что я помню…

***

Днем ранее

– Микусик, за тебя! – громкий голос подруги, Миры, перекричал играющую музыку в ресторане, ее в ответ поддержали другие наши друзья.

Официант, ловко лавируя между столиками, расставил перед нами десертные тарелки, и яркий аромат шоколадного мороженного со свежей клубникой смешался с терпким запахом ягодного игристого вина.

Звон бокалов разлетелся по залу, как финальный аккорд моей свободы.

Сегодня мне исполнилось тридцать лет – все можно, все дозволено, и чужое мнение больше не сковывает, как в юности. Те, кто говорят, что после тридцати женщина теряет свою искру, просто не знают, как ярко может гореть этот огонь.

Уже 12 лет я управляющая загородным отелем. Семь из последних лет замужем за известным хирургом.

Не то, чтобы наш брак был счастливым, но жили и старательно делали вид семейной пары на публике. Этому не очень способствовала любовница, которую я обнаружила в нашей постели месяц назад.

Тогда делать вид уже было не за чем и не для кого.

Муж спокойно смотрел мне в глаза, когда расставлял все точки и запятые в наших отношениях. «Забирай свои вещи и вали на все четыре стороны», – бросил он тогда, словно я была лишь временной гостьей в его жизни. Но я не собиралась уходить с пустыми руками!

Когда мы поженились, супруг отчего-то не захотел жить на своей территории. Поэтому я продала бабушкину однушку, добавила свои сбережения, он внес треть – и мы купили просторный дом в престижном коттеджном поселке.

Счастье казалось осязаемым, но вскоре начал разыгрываться классический сценарий: задержки на работе, внезапные командировки, срочные операции.

Я начала подозревать его, но он клялся, что я – единственная.

И я верила. Снова и снова.

Дура.

Потом оказалось, спустя десятки безуспешных обследований, анализов и лекарств, что детей я иметь не могу. Рыдала на кафеле в ванной, пока не пришел супруг с работы. Так внезапно узнала, что для него это, в общем-то, облегчение.

Он успешный врач, ему некогда отвлекаться и размениваться на детей.

Я заикнулась об усыновлении, но получила лишь колкий взгляд и просьбу «не усложнять».

Его в покое оставила, а сама стала все время отдавать работе. Начальство заметило такое рвение, оценило и доверило кураторство открытия филиалов в соседних регионах.

Выгрызала успешные контракты, сделки проходили идеально, собирала команды с нуля, обучала, формировала штаты отелей нашей сети.

С повышением зарплаты, обновила себе автомобиль, сделала пожертвования в разные фонды, скорее по привычке, и отправилась на море на 2 недели. Этого времени и хватило супругу, чтобы забыть об осторожности.

Все случилось нетривиально, я бы даже сказала, банально.

Из-за звонка шефа пришлось вернуться с работы на двое суток раньше. Решила заскочить домой, чтобы бросить вещи, принять душ и переодеться из летнего белого сарафана в деловую одежду.

С прихожей уже начались сюрпризы: брошенная женская сумка, туфли на высокой шпильке, валяющиеся на паркете, как дохлая рыба на берегу, и стоны, что отчетливо были слышны даже с другого конца дома.

Эмоции, которых я ждала – ярость, боль, отчаяние – не пришли. Ну да, муж. Да, мой. Да на нем прыгает его новая практикантка, запрокидывая голову и театрально царапая ему спину.

В голове была только одна мысль, которую я и озвучила:

– Я все понимаю, но это постельное белье я купила перед отъездом на море.

Оба замерли, как курицы перед забоем, и уставились на меня, а я, брезгливо отбрасывая носком босоножек их разбросанную одежду, прошла на кухню. Варила кофе, пока муж, натянув штаны, влетел следом.

Сначала он пытался давить на жалость, потом перешел к обвинениям:

– Ты вообще на женщину не похожа, в тебе ни грамма ласки, все работа, да работа! Ты даже детей иметь не можешь!

Молча слушала и пила кофе, что успела сварить, пока рыцарь одевался.

Вдоволь наоравшись, муж перешел к показательно ледяному разделу “совместно нажитого”.

Не согласившись с условиями ушлого муженька, покидала в чемодан у двери свою рабочую одежду и личные вещи, выскочила за дверь, находу вызывая такси и набирая номер лучшей еще со студенчества подруги, Миры.

Глава 2. Жизнь и другие неприятности

Открыть глаза было тяжелее всего.

Память о ледяной воде, заливающей легкие, была слишком реальной. Я чувствовала, как машина сжимала меня, словно стальной капкан, как горло раздирало от бесполезных попыток вдохнуть. Надежда, что это лишь кошмар, мелькнувший в полудреме по дороге домой, теплилась где-то на краю сознания.

Но смерть была слишком осязаемой, чтобы оказаться сном.

– Госпожа? – послышался чей-то голос, что ворвался в мои размышления.

И он стал катализатором того, что я решилась.

Глубоко вдохнула, словно проверяя, дышу ли я еще, и открыла глаза..

Первое, что я увидела – приземистое здание из серого камня, покосившееся, будто устало стоять века в этом месте. Полуразвалившаяся черепица на крыше так и норовила свалиться, но цеплялась за последние дни своей службы. Тьма вокруг была густой, почти осязаемой, и разглядеть детали было невозможно.

Ничего не понимаю, я жила в городе с высотками, ну максимум – со сталинками и хрущевками, а в моем коттеджном поселке все дома были в модном нынче стиле – модерн или хайтек. В темноте не разглядела? Или не туда приехала?

Мысли метались, как напуганные птицы, но разум твердил: это не ошибка.

Я знала, что умерла.

Помнила каждый мучительный миг, когда вода заполняла легкие. Помнила невесомость, в которой не было ни времени, ни тела, ни пространства. И тот детский голос…

Ощущения нахлынули, будто кто-то открыл шлюзы.

Слева шумело море, соленое и живое, его дыхание смешивалось с запахом свежескошенного сена и сладковатым ароматом цветущих трав. Вокруг царила деревенская тишина, нарушаемая лишь лаем собак, шорохом скотины в загоне и стрекотом сверчков.

Эти звуки вернули меня в детство, к летним дням у прабабушки в деревне, пока я не перевезла ее в город, где она, а затем бабушка и мама, угасли от рака, одна за другой.

Скрип калитки впереди вырвал меня из воспоминаний. До этого я нервно озиралась, пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Странно – даже в самой глухой деревне должен быть хотя бы один фонарь. Вдалеке, метрах в ста, угадывались силуэты низких домов, но ни одно окно не светилось. Ни телевизоров, ни ночников. Только чернота.

Свет лучины выхватил из мрака лицо женщины лет тридцати. Ее лицо, освещенное дрожащим пламенем, было напряжено и выдавало, что ночным гостям она явно не рада. Аккуратно закрывая деревянную калитку покосившегося забора, окружавшего здание, она прикрывала огонек от порывов ветра со стороны моря.

Моря? Боже, где я?

– Госпожа, почему вы здесь так поздно? Кто вы? – настороженный голос молодой женщины вновь вернул к ней внимание, заставляя отвлечься от паники.

Спокойно. Что бы ни происходило, это лучше, чем утонуть в той машине. Перед смертью я думала о перерождениях, о параллельных мирах. Может, это мой второй шанс? Я цеплялась за эту мысль, как за спасательный круг.

Взгляд женщины скользнул чуть левее меня, и только тогда я ощутила тепло маленького тела, прижавшегося к моему боку. Резко обернулась – и едва не вскрикнула.

Девочка, лет пяти, в сером платишке, с заплаканным личиком и растрепанными темными волосами, отпрянула от меня и чуть не упала, споткнувшись о что-то в темноте. Свет лучины выхватил ее худенькие плечи и огромные, полные страха глаза. Чья она? Почему я стою посреди ночи у какого-то сарая с ребенком?!

Я протянула руку и осторожно взяла девочку за ладошку. Ее пальцы были холодными, дрожащими. Потеряется же в этой темноте, а мне потом разбираться с ее родителями. Что это за родня такая, раз ребенок по ночам в потемках бродит?

Вдруг незнакомая женщина подошла поближе, подняла лучину выше и прищурилась, разглядывая меня, я обернулась и настороженно следила за ней. Та явно что-то поняла (мне бы сказала!), ахнула и спешно поклонилась.

Поклонилась? Серьезно?!

– Барыня, что же пришли-то к нам? То есть, не ждали-то мы вас ночью, – она начала путаться в словах, кутаясь в вязаную шаль.

Только сейчас поняла, что ветер с моря холодный и я вся продрогла. А на мне, между прочим только какое-то странное длинное платье, на первый взгляд оно выглядело как в псевдо-исторических сериалах, типа Бриджертонов или Буканьерок.

– Мы думали, коли вы придете к нам с проверкой, так то днем будет. Через седьмицу-другую. Что же вы, только вчера приехали в поместье, а сразу к нам то? – женщина нервничала все больше и больше, а мой мозг выхватывал и усваивал каждую крупицу сведений.

Барыня? Поместье? Мой мозг лихорадочно цеплялся за каждое слово, выстраивая шаткую картину. Прийти с проверкой? Значит, я тут какая-то важная персона? И я ли вообще? Это казалось мне совсем невероятным, но мой взгляд упал на черные локоны волос, перекинутые через мое плечо. Хотелось застонать, потому что я всю жизнь некрашеная блондинка была. Куда я попала, твою налево?!

Почему я (или она) приперлась к кому-то ночью? И что мне делать, развернуться и уйти? Куда? Эта женщина хоть что-то может сказать мне, если я не воспользуюсь этим, то останусь стоять посреди ночи в непонятном месте с незнакомым плачущим ребенком. Перспективы сногсшибательные.

Прокашлялась, мне было страшно, что голос меня подведет. Или что меня сейчас по первому слову опознают, как воровку чужих … тел?

Глава 3. Один мат в голове

– Проходите, аккуратно, госпожа Барыня, вот тут негодница Клара вырыла яму опять, – женщина вела нас в потемках к едва заметной в темноте двери у низкого деревянного порога, даже без крыльца.

– А Клара это?… – переспросила, помогая ребенку перепрыгнуть яму.

Девочка была очень тихая, После того как я взяла ее за руку, она перестала плакать и теперь просто цеплялась за меня, послушно шагая следом. Очень интересный ребенок, кто ее так зашугал?

– Клара – собака наша, – пояснила женщина. – Проходите. Нет, не разувайтесь, что вы, госпожа!

В тусклом свете лучины передо мной открылся крошечный холл, он же коридор, он же, судя по всему, гостиная. В центре стоял старый диван, державшийся на одном честном слове. Половицы скрипели под ногами, выдавая каждый шаг.
Я осторожно двинулась следом за женщиной, аккуратно ступая по скрипучему полу прошла за новой знакомой вглубь, пока взгляд выхватывал все новые подробности сущего кошмара.

Справа – две двери, впереди – кусок ковра на полу (именно что кусок, было видно, как он неровно обрезан по краю). У стены – длинный стол из грубых досок, пара шатких стульев и тот самый диван. За ним – узкая лестница, такая крутая и тесная, что я засомневалась, ведет ли она на жилой этаж.
Снаружи второй этаж и не угадывался. Всю длину холла можно было пройти за пяток шагов, а ширина и того меньше.

Я заметила, как девочка, прячась в моих юбках, с любопытством выглядывает вперед. Проследила за ее взглядом – на верхушке лестницы, почти под потолком, притаились два босоногих мальчугана лет десяти.
Они любопытно глазели на нас, шептались и хихикали, как заговорщики. Провожатая тоже их заметила и прикрикнула шепотом:

– Ночь на дворе, а вы сидите, как вуруны! Дин, Йен, быстро спать! И малышню не разбудите!

Вуруны? Это что еще за чудо?

Следуя указаниям, ребятня шустро, но тихо бросилась вверх, только ступени проскрипели.

– Там спальни? Есть второй этаж? Я его не заметила, - спросила я, когда мы свернули в закуток, который, видимо, считался кухней. – И как я могу вас звать?

Кухня, что даже не была отгорожена дверью от холла оказалась еще печальнее: маленький стол, три табуретки, полуразвалившаяся печь и стойка с парой ведер и мисок. В полу сбоку был люк, видимо, подпол.
Мда, не густо.

– Меня зовите Ведой. А там нет, – она выглянула из-за угла, наверняка, высматривая – пошли ли мальчишки спать или все еще играют в шпионов. – Нет второго этажа, госпожа, небольшой чердак, но деток пока вмещает. Еж ли никого нового не подкинут. А подкинут деваться некуда все равно.

На этих словах девочка как то совсем в юбки зарылась, чуть ли не с головой. Взяла ее за плечики и усадила на стул. Машинально по головке погладила.
Еще одна загадка на мою голову.

Веда вдруг замялась, подняла глаза на меня и сказала:

– Вы простите, барыня, но нам даже угостить вас нечем, только, – она развела руками. – Каша есть, немного куриных ног да десяток яиц, но, простите нижайше, это деткам.

Молодая женщина низко поклонилась и застыла, будто ожидая приговора.

Смотрю на нее а в голове один мат на мате, да матом погоняет.
Это что за условия такие? Это государственное учреждение у них или частное? Я уже насмотрелась, тут чисто, порядок. Но почему такая разруха?!

Видимо последнее я сказала вслух, потому что Веда выпрямилась и начала объясняться, вдобавок вытирая краем юбки слезы на глазах:

– Так все без пригляду, не знаю, как в столицах, но тут уже лет 10, что я пришла гляделкой, никто даже не заехал посмотреть ни на приют, ни на детей. Кому отказники то нужны? Ни отказники, ни сироты, ни, уж более, дети изменщиков. Король прошлый, земля ему светом, совсем детей не жаловал. Финансирование выделялось, конечно, но на него и один человек толком год не проживет, а что уж говорить про десяток детей!

Женщина уже всхлипывала, но сама старалась даже это делать тихо, а я просто стояла и пребывала в полнейшем шоке!

– Как новый Король то взошел на трон, сразу пошла весть, что тот получше к ничейным деткам относится, пошли слухи, что у себя в столице он даже взялся за приюты. Да только куда нам до столицы то? Нам уж почитай месяц как должны были годовое финансирование подать, с наступлением осени то, но прошлая управляющая вещи собрала и сказала, что ноги ее у отказников более не будет.

Ну, да. Даже в моей жизни было сложно с работниками в социальных службах, зарплата же крошечная, перспектив никаких. Туда только отдавать себя идут.

– А в управлении так и сказали, – продолжала Веда тем временем. – Нет управляющей, нет денег, мол, они черти кому финансирование доверить не могут, все под подписью! А искать они ее ищут, да только ни одна душа не захочет ни в далекое поместье ехать, ни ответственность брать за казну, ни с отказниками мараться!

Женщина зарыдала.

Глава 4. Моя... кто?!

Малышка на стуле сидела тоже ни жива, ни мертва. Только глазки из под стола сверкают слезками. Погладила ее по мягким волосам. А что если она тоже “ничейная”? Меня сразу такая ярость пробрала!

Какой ужасный мир, куда бы я не попала! На Земле сирот хотя бы пытаются защитить, а тут их за людей не считают! В чем дети то виноваты, что их так чураются тут!

И король тоже хорош! Развел бюрократию, взялся точечно за свои приюты, а по всей стране хоть ряд законов бы ввел нормальных и финансирование урегулировал уже бы! Дети тут что, должны с голоду помирать, пока он со своей милостивой рукой доберется до окраин?

– Ну будет вам, Веда! Со всем можно разобраться, я уверена, мы что-нибудь придумаем! – машинально сказала в желании утешить, сама задумчиво перебирая, какие перспективы жизни тут вообще могут быть, а потом, по прекратившемуся рыданию, поняла, ЧТО сказала.

Слова вылетели раньше, чем я осознала их вес. Веда замерла, глядя на меня с надеждой, а я почувствовала, как пол уходит из-под ног.

– Я сразу подумала, что если вы к нам зайдете проведать, то будет вам дело до приюта, а нет так и будем дальше с помощью Богов и людей с деревень выживать, – женщина подвинула мне табурет, на который я просто рухнула, переваривая, переваривая, переваривая. – Только слухи, вы простите мне вольность, были, что вы деток не больно любите, – быстрый взгляд почему-то на малышку.

– Глупости, я люблю детей, – заявила я твердо. В этом я была уверена, как ни в чем другом. – А сколько вас тут? Детей, работников?

– Шестнадцать деток от мала до велика. Самому младшему 3 года, старшему уже скоро 17, – сказано это было так, будто ему скоро 100 и пора хоронить. Ничего не понимаю. – Я здесь гляделкой пришла, да управляющей помогала, вдова я, а деток своих нет пока, хотя мне уже 28, – смущенно упустила глаза Веда. – Поэтому меня и взяли в приют. Родители мужа махнули на меня рукой и забыли.

Женщина привстала, дотянулась до полочки над столом, взяла от туда новую лучину и подожгла ее от почти истлевшей, меняя.

– Еще здесь живет Марис, ему уж 54 года, у него 15 лет назад сгорел дом, а ни детей, ни родственников, ни денег нет. Так тут и осел, говорит, что дети ему душу лечат. Он нам и старается с починкой хоть как-то помогать, и мальчишек учит охоте да рыбалке. Еще он за сторожа будет. Была кухарка, да ушла еще раньше управляющей прошлой. Не особо им нравилось с отказниками возиться, – вздохнула Веда, подытожив рассказ. – Только не понимаю я, дети они же дети.

Посидели в тишине, каждый о своем думая. Не знаю, какие мысли загрузили голову Веды, только у меня были одни восклицания и не все из тех, что в приличном обществе произнесешь.

Я приняла тот факт, что явно попала сознанием в чужую жизнь. Если некое предвидение вселило меня вместо души этой барыньки (что вовсе для меня из невероятного, но вот она я, вот мир, вот дом отказников – и что ты будешь с этим делать, Мика?), значит я просто обязана это как-то использовать для этого мира, для этих детей.
Могу же я что-то сделать?!

Призадумалась. Наверняка могу, но хорошо бы понять свою роль в этом мире. Если это что-то вроде нашего 18-19 века, то придется не так просто.

Господи, что я вообще знаю про феодализм и помещиков?! А про детей?
Мне как-то с бизнесом привычнее было бы.

Потерла лоб, что начинал болеть от дикой мигрени, новый мир отказывался усваиваться с этими варварскими порядками в моей голове.

– Веда, – окликнула женщину. – А вы не знаете, где здесь мой.. Моё.. – запнулась, не зная как назвать предполагаемый дом. Но новая знакомая сама закончила за меня:

– Поместье? Ну да, вы то второй день тут, по темноте уж не дойдете обратно! Я сейчас! Только Мариса предупрежу, он присмотрит за малышней, да проведу вас! Еще не хватало, чтобы барынька новая себе ноги в темноте переломала!

Веда кинулась куда-то в холл, послышался ее разговор, видимо с тем самым Марисом.

Вздохнула, повернулась к девочке.
Она сидела на табуретке подле меня у стены, положила обе ладошки на столик, а на них умастила и головку. Наши взгляды встретились, в детских глазах поселилась такая тоска, что мне не по себе стало.
Протянула руку и погладила малышку по нежной коже щеки.

– Как тебя зовут, милая? – прошептала, улыбнувшись.

В ответ девочка распахнула удивленно глазки. И тут плотину будто прорвало, так ребенок зарыдал с подвыванием, слёзы градом из глаз покатились.
Я в шоке сидела просто, как я смогла довести ее до слез всего одной фразой?

– Аника-а-а-а – прохныкала девочка.

– Ну тише, тише милая! – потянулась и обняла, прижав к себе. Она такая хрупкая в этом серовато-голубом платье, что же с ней случилось? Как она тут очутилась? Почему с барыней? У приюта?

Собиралась уже спросить ребенка про родителей, как в закуток вернулась Веда, кутаясь в шаль. Она взяла с полочки еще одну лучину и потянулась ее зажечь, видимо для дороги:

– Мы уж не надеялись на внимание новой барыни, спасибо вам, даже если помочь не сможете, на сердце легче, что есть такие господы, – прошептала женщина, глядя как я утираю мокрые щеки малышке. – А вы не успели вдовью долю принять, наследство осмотреть, так сразу к нам ринулись. Еще и не одна. Не думала, что вы к нам с дочкой придете. Это же юная госпожа Аника, правильно поняла, простите мою вольность?

Глава 5. Что таит в себе ночь

Темень такая, что рук-ног не видно. Как она вообще по такой темноте ребенка притащила? Зачем?

Мы прошли уже 200 метров по каменистой с щебенем дороге от приюта в обратную сторону. Справа зиял резкий спуск, ведущий к морю – я слышала далекий шум волн, разбивающихся о берег внизу. Слева дорога поворачивала к деревне, так сказала Веда, сама я ничего толком разглядеть не могла, но оттуда лаяли собаки и тянуло отходами животных.

Аника споткнулась в очередной раз, но вдруг покачнулась прямо к краю обрыва. Сердце екнуло – я мгновенно подхватила девочку на руки, сцапав ту за ткань платья на спине, как в моем мире мамы на площадке ловили детей за капюшон при падении. Крепко прижала ее к себе. Она была такой легкой, в чем только дух держится.

Девочка была моей новой ответственностью в этом мире. Теперь она считается моей дочерью. Как это возможно? Еще недавно у меня не было и в мыслях такого жизненного поворота, я давно смирилась, что мне матерью не стать.

– Осторожно, – прошептала я и почувствовала, как она несмело обхватывает мою шею тонкими ручками.

– Ой, свят-свят, – запричитала подбежавшая к нам Веда, что ринулась на вскрик Аники к нам приподняв юбки, так как успела до того уйти вперед нас. – Чуть лихо не случилось.

Я проглотила неуместную злость, почему-то хотелось раздраженно бросить что-то в духе “потому что не надо с единственной лучиной уходить так далеко”. Это все нервы. Крепче прижала к себе девочку, ее, казалось, убаюкали мои объятия. Веда теперь молча шла рядом, но я чувствовала ее взгляд. Что-то в нем сквозило, непонимание, недоверие, будто она сомневалась, что я веду себя так, как надо.

Наконец, высокая усадьба вырисовывалась из темноты, словно из ниоткуда возвысилась белым камнем. Массивные колонны поддерживали широкое крыльцо, а окна второго этажа смотрели на нас пустыми глазницами.

Мы поднялись на крыльцо, у меня были заняты руки (да и чувствовала я все еще неуверенность, будто меня сейчас метлой погонят, скажут, не наша эта барынька), потому Веда принялась стучать металлическим кольцом-ручкой в массивную дверь. Сначала тихо. Стук прошелся в ночной тишине. Потом все громче, уже тарабаня вовсю. Стучала она долго, настойчиво, пока наконец не послышались шаги за дверью.

Замок щелкнул, и та распахнулась.

На пороге стоял молодой мужчина лет двадцати пяти, с растрепанными темными волосами и недовольным лицом. Белая рубашка была небрежно заправлена в мятые же брюки, стоптанные галоши были обуты на босу ногу, а глаза у него были красноватые, то ли от сна, то ли от выпивки.

– Доброй ночи, – Веда низко поклонилась, – управляющий, господин Лукас, барыньку проводила с дитятом. Темно было, боялась заблудятся.

Мужчина – значит, это и есть управляющий – резко окинул меня взглядом, в котором было что-то неприятное.

– Ну и зачем ты ее обратно приволокла? – вдруг протянул он сиплым голосом, фривольно облокотившись о косяк. У меня даже дар речи от такого пропал, да и у Веды, как погляжу. Не такое у меня было представление об обращении с той самой барыней. И кого “ее”? – Договаривались же, что ты ее в приют подкинешь.

Веда застыла, словно громом пораженная. Ее глаза расширились, метнулись от управляющего ко мне, потом к Анике в моих руках. А я стояла и повторяла фразу этого типа, один раз, второй, пока ее смысл, наконец, не пригвоздил меня к белокаменному крыльцу.

– Барыня… – прошептала она. Резко осенила себя каким-то молитвенным жестом и отвела глаза, будто стыдясь смотреть на меня.

Что-то во мне взорвалось.

Ярость поднялась волной, затопив все мысли. Этот наглый ублюдок! Как он смел так говорить мне в лицо? При ребенке! При посторонних людях!

Я шагнула вперед, в широкий дверной проем, и мое лицо, видимо, стало настолько выразительным, что управляющий невольно отступил.

– Обознался, идиот, что взять с такого… – процедила я сквозь зубы, крепче прижимая к себе просыпающуюся Анику, – невежи. Рот закрой и пусти в дом. Немедленно.

Мой голос звучал так холодно и властно, что сама себе удивилась. Потом, сейчас я об этом не думала вовсе. Откуда во мне это взялось? Но эффект был мгновенным – управляющий выпрямился по струнке, словно его окатили ледяной водой.

– Микэль, я… – начал он, но я перебила:

– Барыня для тебя. И никогда больше не смей в моем присутствии или за моей спиной говорить о моей дочери в таком тоне, иначе сосчитаешь плетей на столбе во дворе. Понял?

Он на автомате кивнул, явно растерянный таким поворотом.

– Проходите, барыня, – пробормотал управляющий, отступая в глубь дома.

Я переступила порог, чувствуя, как под ногами скрипят половицы. Дом встретил нас запахом старого дерева, воска и чего-то еще, чужого. Все здесь было мне незнакомо, и в то же время что-то откликалось в глубине сознания, словно эхо чужой памяти.

– Веда, – обратилась я к женщине, которая все еще стояла на пороге. Она смотрела на меня с недоумением, но не как на прокаженную как до этого. С этим я разберусь после. – Спасибо, что проводила нас. Завтра приходи, я хочу поговорить о приюте.

Она поклонилась, протянула мне наполовину истлевшую лучину и скрылась в ночи. А я осталась наедине с управляющим и спящей в моих руках девочкой, которая, оказывается, была почти брошена матерью. Это просто невероятно.

Глава 6. Знакомая незнакомка во мне

Как много нужно времени, чтобы осознать, что тебя насильно целует незнакомы тебе мужчина, пока твоя, теперь, дочь спит в соседней комнате?

Секунда.

Отвращение и ярость смешались во мне одновременно. Мозг доли секунды выбирал между тем, чтобы вырвать ему пустой желудок на одежду или вырвать ему кадык.

Я выбрала второе.
Попытка отпихнуть его в грудь не удалась, он стоял, что упрямый осел, и пытался просунуть свой мерзкий язык в мой рот. У меня не осталось ни капли жалости.
Сначала резко укусила его за язык, почувствовав вкус крови, он отпрянул лицом с возгласом, но все еще держал меня паклями за талию. Тогда я с силой без сожалений ударила коленом между его ног, а когда он согнулся от боли – схватила его за волосы на затылке, наклонила голову вниз и врезала коленом в лицо.

Хруст, крик боли, мат.

Мое наслаждение.

Надеюсь, он не разбудит Анику?

Именно в этот момент в дверь вошла служанка с ведром воды. Девушка, кажется Мара, замерла на пороге, глядя на стонущего управляющего широко распахнутыми глазами.

– Запомни раз и навсегда, – сказала я, не обращая внимания на свидетельницу разборок, глядя на корчащегося у моих ног мужчину. – Кто здесь кто. И если ты думал, что после принятия моего вдовьего наследства мне будет дело до тебя, то ошибался. Либо ты остаешься только моим управляющим, либо можешь идти искать работу где хочешь. Например, я могу устроить тебя в приют – полы мыть. – Я сделала паузу, давая словам дойти до его затуманенного болью сознания. – С утра жду внизу отчеты по поместью. А теперь вон отсюда.

Он что-то бормотал себе под нос, полусогнутый, все еще сжимая огарок свечи, держась за стену медленно выполз из моих апартаментов, пройдя мимо шокированной служанки.

– Оставь воду у двери, – сказала я девушке, стараясь говорить спокойно. – Можешь быть свободна.

Мара торопливо поставила ведро и исчезла, явно не желая задерживаться после увиденного. А то вдруг барыня и ее изобьет, ага.

Дверь закрылась, и я осталась одна в полумраке пыльной залы. Подкосившиеся ноги донесли меня только до ближайшего кресла, и я рухнула в него, даже не обращая внимания на пыль, которая взвилась облачком.

Осознание произошедшего.

Осознание своего положения.

Осознание будущего.

И тут меня накрыло.

Все. Разом все навалилось осознанием.
Предательство бывшего мужа в прошлой жизни, которая теперь казалась такой далекой. Моя собственная смерть, которую я так и не могла до конца принять, как бы не старалась корчить из себя неизвестно кого. То, что я оказалась непонятно где, в чужом теле, в чужой жизни. То, что на руках у меня теперь ребенок – маленькая девочка, которая зависит от меня, а я понятия не имею, как быть матерью!

Я была растеряна. Была в ужасе!
Я не понимала, что делать дальше. Мне было страшно и одиноко в этом темном доме, где даже стены казались чужими.

Я хотела к маме.

Под ее теплый бок, в свою детскую комнату в старенькой хрущевке на краю города, в той комнате были обои в цветочек, а по утрам пахло блинами.
И там мне всегда было, у кого спросить совета.

Слезы покатились по щекам. Сначала несколько слезинок, потом все больше, пока это не превратилось в настоящую истерику.
Я пыталась рыдать беззвучно, чтобы не разбудить Анику, но всхлипы предательски вырывались из груди. Весь день, вся эта безумная ночь – все свалилось на меня разом, и я больше не могла держаться.

Плечи тряслись от беззвучных рыданий. Лучина в моей руке давно погасла, и темнота окутала меня, словно мамины объятия.

Не помню, когда слезы иссякли. Не помню, когда усталость взяла свое. Помню только, как голова моя склонилась на спинку пыльного кресла, и сон – милосердный, заботливый сон – накрыл меня своим крылом.

* * *

Микэль не было дела ни до этого ребенка, ни до ее рыданий.
Она упрямо тащила девочку вниз по холму, а когда та споткнулась и упала, едва не свалившись по склону к обрыву у моря, просто стояла над ней беспокойным коршуном в ожидании продолжения пути, чувствуя бессильную ярость.

Ей хотелось ударить этого ребенка, чтобы та плакала от боли, отхлестать по щекам, наорать на нее, чтобы та поняла – она сломала ей жизнь.

Одна ночь шесть лет назад в каком-то трактире с незнакомым мужчиной на спор с подругами стоила ей всей жизни!

Всей жизни!

О, если бы только отец не узнал о ее беременности… А ведь она почти нашла лекаря, который согласился бы дать ей лекарства от этого паразита.

Да что отец! Когда об этом узнал дядя, ей хотелось сдохнуть.
Она так хотела, чтобы он оставил ей наследство, и он был бы готов на это, даже когда узнал, что его племянница на сносях.

Но вот беда – она не смогла изобразить радость от того, что должна вынашивать этого… ублюдка!

И тогда он отвернулся от нее.

Они все отвернулись от нее! Им была важна не она! Не Микэль!

А это отродье!
Отродье от незнакомого мужчины их “непутевой” дочери и племянницы! На Микэль всем было плевать!

Глава 7. Новые владения и иже с ними

Я осторожно толкнула дверь спальни.
Просторная, темная из-за зашторенных тяжелых занавесей, комната в холодных голубых тонах была обставлена прямо таки монументальной мебелью. Если кровать – так на половину комнаты. Если шкаф – то размером со слона.
Тут нашелся и туалетный столик у стены сбоку от кровати, с другой стороны – круглый стол с двумя блеклыми креслами, низкий комод и какая-то бесполезная гигантская пустая ваза в углу у окна.

Аника спала, раскинув руки, на бледно голубом покрывале, и выглядела такой маленькой и беззащитной на огромной кровати.
Темные волосы растрепались, а на щеке остался след от складки покрывала. Она была такой же, как любой другой ребенок ее возраста – невинной, доверчивой, нуждающейся в любви и защите.

Как же так получилось, что до нее никому не было дела? Отец неизвестен, мать ненавидела, а все остальные просто отвернулись. Пять лет жизни, и никто не сказал ей, что она любима, что она важна, что она нужна?

Мне было страшно вспоминать, что она пережила этой ночью.

Я осторожно прикрыла за собой дверь и направилась к сундукам с вещами. Пора было привести себя в порядок и понять, что у меня есть в наследстве от прежней хозяйки. Раскисать и опускать руки я не собиралась, во мне было слишком много желания жить.

Первый сундук открылся с громким скрипом.
Внутри обнаружила аккуратно сложенные платья – явно дорогие, из очень хорошей ткани. Я выбрала зеленое платье с тонкой серебристой вышивкой по корсажу, оно показалось мне наиболее простым, но при этом аккуратным.
Ткань была мягкой и приятной на ощупь, явно работа хорошего портного. Эх, была бы я правильной попаданкой, умела бы шить, вышивать, готовить.. и что там еще могут?
А, обязательно садить поля овощей и злаковых.
Но моя натура в этом ничего не понимала, дай мне лопату – я ее черенком в землю вставлю. Увы, я могла только координировать бизнес и управлять.

Переодевшись, я заплела волосы в простую косу – они оказались длиннее, чем я помнила, и цветом были прямо иссиня черные. Как ворона, в общем.
В зеркале на меня смотрело незнакомое лицо с серыми глазами и правильными, даже аристократичными чертами. Красивое лицо, отдаленно, очень-очень отдаленно, смахивет на мое настоящее. Или это просто мне так хотелось бы видеть себя?

Не такой чужой?

Осмотрев мельком и остальные сундуки и тюки, обнаружила шкатулку, даже шкатулище, с драгоценностями – кольца, серьги, ожерелья,
Боже, даже диадема была, на кой она черт нужна? – а также папку с документами. Беглый взгляд на них показал, что это бумаги по поместью, завещание покойного мужа и какие-то долговые расписки и письма.
Все это требовало более надежного хранения, чем сундуки в гостиной.

Наконец я решилась и перестала оттягивать. Боялась ли я выйти и увидеть тот же мир, что и вчера ночью? О, да. Но в моей спальне спит чудная малышка, это ли не доказательство реальности всего происходящего. Я вышла из своих покоев и направилась к лестнице.

Даже сквозь слой пыли и запустения усадьба поражала своим масштабом. Я бы сравнила ее с загородными поместьями высшей аристократии нашего мира. Эта атмосфера… будто вылепленное окно в прошлое.

Но усадьба еще была отвратительно неухоженной. Как будто сюда никто не заходил лет двести.

Широкая лестница из белого камня с изящными перилами вела в просторный холл, куда я вчера ввалилась с ребенком.

Темный паркет в холле под ногами был выложен сложным узором из разных пород дерева, а стены обшиты деревянными панелями теплого орехового оттенка. Широкие закругленные окна довершали картину, но стекла были настолько грязными, что солнце едва пробивалось сквозь них.

Второй этаж балконом с резными каменными колоннами нависал над холлом и большой гостиной, что располагалась справа от холла, примыкая к нему. Первое, что бросилось в глаза в зоне отдыха – огромный старинный камин из белого камня (мрамора?), но в том виднелась неубранная старая зола, что портило общее впечатление.
Не представляю, как его чистить, как с ним справляться и как не сжечь дом. Мне срочно нужно узнать, кто за это ответственный.

Уютный на вид, но громоздкий мягкий диван и кресла были обиты синим бархатом, местами выцветшим и потертым. Тяжелые занавеси того же цвета свисали с окон, а одна из стен была полностью отдана под встроенные полки – видимо, они предполагали книги или разный декор. Все, абсолютно все в этой комнате покрывал толстый слой пыли, и в углах зияла паутина.

Этому место совершенно точно не хватало хорошенькой уборки и большого, устилающего весь пол, ковра. Сделала мысленную пометку и пошла обратно.

Слева от холла находилась обеденная комната с массивным столом из цельного дерева, способным вместить добрые два десятка человек. Резные стулья с высокими спинками стояли вокруг стола, словно ожидая гостей, которые так и не пришли. Комната очень солнечная, поскольку угловая.

Столовая переходила в короткий переход, ведущий к кухне и служебным помещениям. Оттуда доносились приглушенные голоса и покрикивания. Пока решила их проигнорировать и закончить осмотр.

Я вернулась в холл и исследовала остальную часть дома.

За лестницей холл делился на два крыла. Справа располагались хозяйские комнаты – библиотека с полками до потолка, но, увы, совсем без книг, и более просторный кабинет, чем тот, что был в моих покоях. Этот кабинет имел собственный выход на небольшую террасу позади дома, с которой открывался вид на море.
Волны разбивались о скалы внизу, создавая постоянный шум прибоя.

Глава 8. Разборки малые

В кухне, большой и, ура, чистой, застала любопытную сцену.
Мара, вчерашняя служанка, стояла, чуть не плача, а на нее орала сухопарая высокая худощавая женщина с седыми волосами, собранными в строгий пучок.

Недовольно наблюдая за балаганом, у дальней стены и печи стояла женщина с русой пышной косой до талии и в переднике – видимо, кухарка, – а рядом с ней, но немного прячась за плечом старшей коллеги, жалась рыжая девочка лет восемнадцати испуганно смотрела на перепалку.

Я вошла как раз под аккомпанемент слов сухопарой дамы:

– Ты думаешь, раз греешь постель управляющему, так все тебе можно? Если я сказала, что ты будешь чистить конюшню, значит, будешь!

Вот те раз, и кто тут у нас такой резвый? Остановилась, по-очереди окинув взглядом всех присутствующих.

– Что здесь происходит? – спросила, вроде бы, спокойно, но была у меня определенная манера говорить, когда сотрудники устраивали мне марш на головах. – Потрудитесь объяснить.

Воцарилась тишина. Все взгляды обратились на меня, и я почувствовала, как напряжение в комнате стало почти осязаемым.

– Учу прислугу ее месту, – первой отмерла и наставительно ответила сухопарая женщина, выпрямляя спину. – Дисциплина в доме должна быть, госпожа. Сколько раз я вам это говорила

Тут слово взяла кухарка, вытирая руки о передник:

– Простите, госпожа, но экономка, что вы привезли, больно наседает на девочку. То, что господин управляющий не умеет держать штаны застегнутыми, это не вина Мары.

После этих слов Мара словно сжалась, стараясь стать невидимой. Ее плечи напряглись, сгорбились, и она опустила голову так низко, что челка закрыла ее лицо.

– Да как ты смеешь! – закричала на повышенных тонах экономка, побагровев. – Не слушайте, леди Верлис, господин Лукас никогда бы не опустился до такого!

Леди Верлис… Значит, так меня зовут? Микэль Верлис? Мда, так по крупицам биографию и узнаю. Я мысленно отметила это для себя, но внешне настрой не сбавила

– Мара, – обратилась я к девушке, полностью проигнорировав возмущение экономки. – Расскажи, пожалуйста, что произошло.

Но девушка сорвалась, не знаю, что стало причиной, но что-то мне это все меньше и меньше нравится. Мара зарыдала, ее плечи затряслись от беззвучных всхлипов, и она закрыла лицо руками.

Вздохнула, осознав, что здесь нужно действовать более кардинально и начинать точно не с девчонки. Ее я потом приглашу в кабинет и все расспрошу лично. Были у меня подозрения и, если Лукас хочет жить, лучше бы им не оправдаться. Это в нашем средневековье слугам не верили, а тут я устрою лордам и не лордам личную деспотию за третирование молоденьких девушек на моей земле.

Подошла к девочке и осторожно обняла за плечи, показывая, что вовсе не на нее злюсь. Кухарка и рыженькая смотрели удивленно, но с жалостью, явно не ожидавшие такого поведения от барыни. Седовласая смотрела просто удивленно. Ну ничего, с тебя мы первой спрос и спросим.

– Что ты испугалась – тихо сказала Маре. – Иди успокойся, потом поговорим, все выслушаю и помогу, чем смогу.

Осторожно передала служанку в руки кухарки, та ее сразу отвела в дальний укол, где стоял широкий стол со стульями, усадила девчонку и налила что-то попить. Молодцы.

Наконец повернулась к сухопарой даме:

– Прошу вас пройти со мной в столовую.

Женщина явно хотела возразить, но что-то в моем тоне заставило ее благоразумно промолчать и покорно последовать за мной.

В столовой я сразу указала ей на один из резных стульев:

– Садитесь.

Она села, нервно поправляя юбку. Я устроилась во главе стола и немного посидела молча, разглядывая женщину. Вообще я с мыслями собиралась, но ей понервничать полезно.

– Напомните, как вас зовут, – наконец попросила я.

Она удивилась, но ответила:

– Леди Эмилия Руберш.

Отлично, имя узнала, а теперь обыграем это более элегантно, чтобы не возникло вопросов.

– Ваша должность здесь?

– Экономка, госпожа.

Она начала нервно ерзать на стуле, понимая, что я не зря так поставила разговор, я прямо воочию увидела, как ее уверенность начинает таять.

– Скажите-ка мне, леди Эмилия, – продолжила, отворачиваясь демонстративно к окну, – по какой причине третьи сутки мой дом выглядит хуже, чем сиротский приют? Вам не знакомы ваши полномочия?

– Так людей не хватает! – воскликнула она. – Не думаете же вы, что я возьмусь сама за тряпки!

Я насмешливо покачала головой и вернула ей свое внимание:

– Конечно нет. Но хорошего управленца отличает умение организовать процесс и найти ресурсы, а не отчитывать в непонятно чем и так едва дышащие остатки слуг.

– Но ее моральный облик…! – попыталась возразить экономка, даже наклонившись вперед над деревянной столешницей.

– Это не ваше дело, леди, – отрезала. – Вы не ее компаньонка. Ваше дело – сделать так, чтобы дом был убран, камин натоплен, а слуги были наняты в том количестве, в котором это необходимо для осуществления оного.

Глава 9. Союзница

Вернувшись на кухню, обнаружила, что Мары уже не было, а кухарка лишь один раз бросила на меня взгляд, продолжая что-то готовить у очага.
Я огляделась, осматривая сердце дома, так, кажется, называли в средневековье барские кухни?

Помещение было просторным, с высокими сводчатыми потолками, закопченными от многолетнего дыма.
Массивный каменный очаг занимал несколькими варочными поверхностями из странного, светящегося будто ярко-желтыми языками пламени, камня и духовым отделом почти всю боковую стену. Вдоль остальных тянулись деревянные полки с глиняной посудой и медными горшками, тускло поблескивающими в приглушенном свете из окон под потолком.

На удивление (или удивляться этому вовсе не стоит?) на кухне не было ни единого невымытого закутка, нигде не висела паутина и не лежала пыль.
Вот и окна сияли чистотой.

Я прошла к дальней стене, где стоял простой деревянный стол, потемневший от времени, и опустилась на грубую скамью. Устала, да и разговор у меня был.
Пора искать союзников и врагов и проводить чистку.
Дерево под моими ладонями было отполировано до гладкости бесчисленными прикосновениями.

– Как вас зовут? – наконец, спросила я, наблюдая, как женщина ловко переворачивает что-то в сковороде подобием деревянной лопатки.

– Фания, все зовут Фаня и вы зовите, барыня, – ответила она, не отрываясь от готовки. Что-то похожее на мясо с овощами шипело на сковороде, распространяя аппетитный аромат.

«Кличка как у собаки», – мелькнуло у меня в голове.

– Фания, присядь, пожалуйста. – Я постучала костяшками пальцев по лавке. – Я бы хотела поговорить.

Кухарка отставила сковороду подальше от "огня", неторопливо и тщательно вытерла руки о передник и подошла к столу. Она двигалась спокойно, без суеты, и это мне нравилось.
Я всегда ценила таких работников в прошлой жизни – они знают свое дело, и единственное, что им нужно, это качественное рабочее место и уважение. И то, и другое я готова была им дать.

Фания села напротив, сложив руки на столе. Я заметила легкое удивление на ее лице – морщинки у глаз слегка углубились.

– Фания, пока из всех я могла бы поговорить только с тобой на эти темы. – Я наклонилась вперед, сцепив пальцы. Сейчас я собиралась провернуть финт ушами, который продумывала все утро. – Прошу, не удивляйся. После вдовства, долгой поездки, мне очень тяжело было мыслить здраво. После смерти мужа казалось, что дальше уже ничего не будет. Но теперь пришел новый день, и я взяла себя в руки. А для наведения порядка мне нужны ответы.

– Хорошо, госпожа барыня, скажу все, что смогу. – Фания опустила глаза, разглаживая складки на своем переднике. – Я понимаю вас, сама после смерти мужа десять лет назад весь год как статуя провела. – Она подняла голову и посмотрела на меня с неожиданной теплотой. – Вы молодец, госпожа. Всего полгодика, а уже в себя пришли.

– Есть ради кого, – ответила я, и мой голос смягчился при мысли об Анике.
Психика тяжело адаптировалась под новые реалии, но малышка стала моим якорем. Так желанный в том мире ребёнок – здесь воплотился наяву.

Поведение Фании было достаточно спокойным со мной.
Не то, чтобы я знала, как должны вести себя слуги с барыней, но знала как ведут себя подчиненные с большим начальством.

Фания кивнула, снова опустив взгляд.

– Расскажи, почему здесь все в таком запустении.

– Если позволите, госпожа, я помешаю еду.

Кухарка встала и подошла к другой печи, где что-то активно булькало в большом чугунном горшке.

Она взяла деревянную ложку и принялась споро помешивать, некоторое время на кухне раздавался только этот мерный стук.

– Ваш батенька, госпожа… – Фания на секунду замерла, затем продолжила мешать. – Вы же знаете, что это вдовья доля от ваших отца и матери, а не от мужа?

– Да, – соврала я, мысленно делая пометку об этой информации. Срочно нужно искать канцелярию.
Насколько я знаю, в нашей реальности такое было редко – чаще всего из-за действительно сильной любви родителей-аристократов, которым было не плевать на то, как сложиться судьба их дочери.

– Так вот, ваш батенька, как ваша маменька умерла двенадцать лет назад, так и выгнал всех слуг, запечатал поместье. – Фания отложила ложку и повернулась ко мне, вытирая руки. – Оставил одного привратника следить за порядком и жить в домике рядом, некому было следить за усадьбой, барыня. Ваша матушка, это по ее приданому наследство вам перешло, долго уговаривала батеньку вашего сюда приехать жить, не нравилась ей суета города. Но здесь их брак и кончился, свят-свят, – женщина осенила себя знаком.

Затем кухарка подошла к полкам, достала две глиняные чашки и налила в них что-то ароматное из большого котелка. Пар поднимался от чашек завитками.
Женщина поставила одну передо мной, вторую взяла себе, обхватив ее ладонями.
На ее лице я прочла, что дальше будет что-то неприятное.

– Вашу маменьку нашли повешенной. – Фания произнесла это тихо, почти шепотом. Она внимательно посмотрела на меня исподлобья, будто сомневаясь – говорить или нет. – Вы и нашли, вам тогда четырнадцать было.

Не ожидая такого поворота, отпрянула так резко, что чашка опрокинулась, и горячий отвар потек по столу, попадая мне на руку. Я вскочила, стряхивая капли с ладони.

Глава 10. Шелудливые и неприятные мсье

Мне очень не нравилось, что приходится бродить по этой домине в поисках одной единственной служанки.

Ни горничных, ни других слуг, экономка куда-то испарилась после того, как я ее отчитала. Когда я спустилась в холл со второго этажа, где искала Мару, а потом проведывала спящую Анику – бедный ребенок, совсем утомилась – и посетила уборную (канализация есть, это уже хорошо, пусть и на уровне восемнадцатого века), мне хотелось просто встать посередине холла и заорать: «Мара, твою мать, иди сюда!»

Благо, до этого не дошло.

Двустворчатые входные двери распахнулись с тяжелым скрипом, и вошла нужная мне служанка, неся плетеную корзину с бельем. Увидев меня, девушка замерла как заяц перед волком посреди холла, корзина дрогнула в ее руках. Двери, отпущенные слишком рано, с грохотом захлопнулись, эхо прокатилось по сводам.
Разве петли не должны держать такие массивные двери и не давать им хлопать? Ничего-то я не знаю о таких особенностях.

– Мара, – я постаралась говорить спокойно, – отнеси белье куда надо и приходи в кабинет на первом этаже. Знаешь, где это?

Та кивнула так энергично, что темные пряди выбились из-под платка, потом еще раз для верности и тихо пробормотала, что я едва расслышала:

– Да, госпожа…

Потом опрометью, низко опустив голову, кинулась в сторону кухни. Корзина подпрыгивала в ее руках на каждом шагу. Я вздохнула и побрела в кабинет, который утром обнаружила в правом крыле за гостиной.

Что ж, тут также пыльно, как и везде. Я провела пальцем по подлокотнику кресла – на нем остался след. Стряхнула пыль, как могла, с сиденья, обитого темной тканью с белыми вышитыми узорами. Красивое, но требует чистки.

Массивный дубовый стол стоял сбоку от высокого окна и двери с выходом на террасу, стол был развернут лицом к выходу, напротив него располагались два резных стула с поблекшей мягкой обивкой.

С противоположной от окна стены стоял диванчик с овальным деревянным столиком, тот тоже казался массивным. А за моей спиной умещался во всю дальнюю стену кабинета шкаф с полками – открытыми и закрытыми. Полазав среди пыльных закрытых полок, обнаружила встроенный сейф с замысловатой латунной задвижкой.

Посидев в ожидании минут пять, я пошла к двери на террасу – уж больно душно от пыли. Массивная ручка поддалась с усилием, и створки распахнулись.
Стекла окон и двери были сделаны красиво – крупными квадратными ячейками, сверху рама или косяк, черт его знает, закруглен, а вся верхняя часть переливалась цветным витражем вставки. Такую красоту я могла увидеть только в другом мире, вот уж отпуск в одну сторону.

Когда из распахнутой двери в помещение наконец ворвался свежий, но прохладный морской воздух, и комната наполнилась мерным шумом волн, в дверь осторожно постучали.

– Входи, – отозвалась я, чихнув от поднявшейся пыли.

Прошла к столу и опустилась в кресло, которое скрипнуло подо мной.

Мара аккуратно прикрыла за собой дверь, не поднимая глаз от пола. Я указала ей на стул:

– Присядь, пожалуйста.

Девушка кивнула и села, заставив меня поморщиться, поскольку не успела предупредить о слое пыли. Облачко оной поднялось с обивки.

– Вызывали, госпожа… – Голос ее вновь звучал едва различимо.

Господи, что же она такая запуганная. Будто сейчас в обморок упадет. Я постаралась говорить мягче, положив сцепленные ладони на столешницу.

– Мара, до меня дошли некоторые слухи, и я хотела…

Договорить я не успела.

Девушка вдруг вскочила так резко, что стул качнулся, и рухнула на колени прямо перед столом. Зарыдала, сотрясаясь всем телом, и принялась что-то бормотать между всхлипами, но слова потерялись в рыданиях.

Пару секунд у меня ушло на осмысление ситуации – знаете, как будто моторчик заглох в заводной игрушке. Такому меня мой опыт управленца точно не учил.
Это ведь не потому, что я избила Лукаса на ее глазах?
Нет?

Все же я встала, оглянулась в поисках кувшина с водой, но куда там – в этой пыли и запустении себя бы найти, конечно тут все как в заброшке. Подошла к девушке и, осторожно обняв ее за плечи, принудила встать.

– Ну что ты, не пугай меня, – я помогла ей подняться, отряхивая пыль с ее платья. – Всё платье теперь грязное. Мы скоро в этой пыли совсем задохнемся. Садись, милая.

Усадив Мару обратно, я подошла к двери и приоткрыла ее, выглянув в коридор. Ну конечно, никого не позвать, тихо, как в пустыне, только перекати-поле не хватает.

Вернулась за стол. Девушка старательно сдерживала рыдания и судорожно сминала ткань платья на коленях, все еще не решаясь поднять глаза.

– Мара, – я наклонилась к ней, стараясь поймать ее взгляд, – я очень тебя прошу взять себя в руки и сказать все, как есть. Я не хочу тебя наказывать, не хочу ругаться. Мне просто нужна правда. И я очень ценю тех, кто способен ее рассказать, когда это необходимо, как бы сложно ни было.

Дав девушке время подумать, я откинулась на спинку кресла и сложила руки на подлокотниках. Долго ждать не пришлось.

– Госпожа, мне очень жаль, мне правда очень жаль! – Слова вырвались из нее шепотом, она сжала руки в кулаки, будто заставила себя говорить громче. – Я не хотела, но лорд… И… Я не могла отказать, я понимаю, что это дело привычное для господ, особенно в столице, но мне… – Она задыхалась от волнения. – Я не думала, что это коснется меня… Я понимаю, я просто служанка и должна подчиняться порядкам, приказам, но меня воспитывали иначе, госпожа, – наконец выдохнула она, и плечи ее опустились.

Глава 11. И правда резала сердца.

– И еще, Мара, – я отпустила ее руки и откинулась на спинку кресла. – Сколько слуг у нас в поместье сейчас?

Девушка еще раз вытерла лицо и задумалась, смотря на пальцы.

– Не считая меня, Фании, леди экономки и Амили, еще две девушки, – она загибала пальцы. – Одна, Сара, пошла в деревню за покупками продуктов для поместья – молоко, творог, яйца, овощи. Обычно она также убирается со мной по дому. Другая, Лиди, скотница, у вас пока нет своей живности, но есть кони, за ними она пока и ухаживает, раз конюха нет.

– А Амили кто? – уточнила я, проклиная отсутствие бумаги и ручки, чтобы все это записать.

– Помощница Фании по кухне, – Мара оживилась, когда речь зашла о бытовых делах. Когда она убедилась, что карать ее никто не будет и, более того, я на ее стороне – девушка просто преобразилась. – Вы ее видели с утра, молоденькая, рыженькая такая.

– Да, поняла, спасибо, Мара! – Я встала и отряхнула платье. – Можешь идти. И пожалуйста, найди экономку, попроси ее через пару часов собрать всех в холле для знакомства и поторопи с отчетом. Я должна прочитать его уже сегодня вечером. И личная просьба от меня – мне нужны чистая спальня и этот кабинет. Остальные комнаты покоев можно будет убрать позже на днях, но спать я сегодня хочу без пыли и на чистом белье.

– Да, госпожа, – Мара поднялась и тоже отряхнула юбки, – ваше белье уже высушили и выгладили.

Она присела в реверансе и направилась к двери, но уже не пряталась взглядом в пол. Я отметила, что теперь она явно была спокойнее, будто я сняла тяжелый груз с ее души.

***

Решила еще раз проведать Анику наверху, взять документы, письма и драгоценности, чтобы упрятать их в сейфе кабинета. Но сначала проверю, что он работает, конечно. Еще неплохо бы порыться в сумках и поискать деньги и личные документы, если они тут есть.

Этим я и занялась. Сумки было две, два сундука с одеждой и одна сумка явно ручной клади. В сундуках одежду разберу уже в чистой комнате. На дне одного из них нашла мешочки, внутри них, о счастье, монеты! Все золотые и серебряные.

Хотя нет, нашла один мешок покрупнее, там лежали медные, видимо, самая мелкая здешняя валюта. Пересчитала мешочки, сидя в пыли у сундука. Восемь больших с крупными монетами, четыре средних мешочка и один большой с медяками.
Это хорошо, я была уверена, что у барыни явно должны были быть с собой личные деньги. Не на голодную смерть же ее отправили.
Надеюсь.

Плохо то, что я понятия не имела о денежной системе в этом мире. Надо как-то узнать.

Все эти мысли вылетели из головы, когда я услышала скрип в своей спальне.

Упрятала все обратно, сделав заметку в голове – отнести все в сейф, отряхнулась и пошла в комнату.

Там обнаружила малышку, забравшуюся с ногами на кресло у туалетного столика. Она сидела, поджав под себя ноги, и задумчиво перебирала завязки на платье. Как только я вошла, Аника резко спустила ноги с кресла и села прямо, пусть и неуклюже.

На секунду я застыла, потому что понятия не имею, как обращаться с новообретенной дочерью. Я же совсем ничего не смыслю в этом!

– Привет, милая, – я постаралась улыбнуться как можно дружелюбнее и присела на корточки перед креслом. – Солнышко уже заждалось, пока ты проснешься.

Я взяла ее маленькие ладошки в свои. Они были исцарапаны и покрыты засохшими ссадинами, а платье кое-где порвано и испачкано. Это больно отозвалось в груди, ведь сон с видением был еще жив во мне, царапая душу.

– Так, малышка, нам надо помыться, – я погладила ее по щечке. – Ты поможешь мне найти, как и где?

Аника непонимающе моргнула, наконец подняв на меня голубые глазки.

– Понимаешь, – я состроила грустную мину, решив скормить ребенку ту же легенду, что и всем остальным, – после смерти твоего папы я немного заболела. Плохо помню события последнего времени, как будто головка заболела и все перепуталось.

Девочка сидела молча, изучая мое лицо серьезным взглядом не по годам. Когда я уже подумала, что она не будет со мной общаться и готова была впасть в панику, она наконец тихо проговорила:

– Это не папа, – голосок прозвучал убежденно. – Мой папа далеко-далеко, и я ему не нужна, а это другой, ненастоящий папа. Только это секрет, да ведь, мамочка? Я ему не нравилась, – она наклонила голову набок. – Можно, я не буду грустить по нему?

Детские глазки уставились на меня, и мое сердце просто разорвалось на части от этой открытой честности, смешанной с тоской.

– Что? – я подняла брови, не скрывая изумления. Откуда пятилетний ребенок знает такие подробности? Что мне с этим делать? Боги, да что же тут творилось? Какая дикость, просто сумасшедший дом!

Поскольку малышка больше ничего не говорила, я наклонилась и осторожно поцеловала ее пораненные, но уже заживающие пальчики.

– Милая, конечно, ты можешь не грустить! – Я прижала ее ладошки к своим щекам. – Все твои чувства правильные. Прости меня, солнышко, мне тоже было очень страшно, поэтому я вела себя плохо.

Я прижалась лбом к ее коленкам. Мне было больно даже говорить это, мне было стыдно – стыдно за Микэль, за то, что она довела ребенка до такого состояния.

Глава 12. Учимся делегировать

Первым делом нужно было привести в порядок дочь – вчерашнее путешествие до усадьбы оставило свои следы на детском платьице, ладонях и коленях.

– Аника, покажи мне, как работает эта штука, – попросила я обреченно, пролазав в уборной добрые десять минут в попытках найти как работает это чудо неводопровода. Указала ребенку на странный металлический бак, а сама опять споткнулась в обороте о ведро, что вчера принесла Мара.

Девочка подскочила ко мне и принялась с готовностью и важностью объяснять:

– Сначала мы льем водичку вот сюда, – она указала пальчиком на отверстие в верхней части бака, – а потом дергаем за этот рычажок! – далее мне показали неприметную крокозябру на задней части бака. – Мамочка, ты и это не помнишь? Ты же сама мне объясняла!

Послушно залила воду из ведра, дернула за указанный рычажок и замерла от удивления – из высокого крана потекла заметно более теплая вода, становясь горячее. Перекрыла кран. Непонятно было, как именно это работает, но факт оставался фактом.

– Сложно помнить то, чего не понимаешь, милая, – пробормотала растерянно, пытаясь понять, как они додумались до нагрева и слива, а воду наливают все еще из ведра. Но затем опомнилась и подхватила дочь на руки. – Ты моя умница! – восхитилась я, целуя макушку. – А теперь давай приведем тебя в божеский вид.

Процесс мытья превратился в настоящее представление. Аника фыркала, когда мыльная пена, получающаяся из какого-то порошка из флакончика, принесенного опять же дочерью, попадала ей в нос. Хихикала, когда я массировала ей голову, и строила смешные рожицы в отражении воды в металлическом тазике. Потом долго смеялась, пока я поливала ее из чудо-бака, смывая пену. Не могла сдержать улыбку, наблюдая за этим маленьким солнышком.

– А теперь нужно найти тебе что-то красивое, – сказала я, вытирая девочку большим, но грубым полотенцем. Оно хорошо впитывало, но больше было похоже на огромную половую тряпку.

– Я знаю, знаю, что! – воскликнула Аника и потащила меня к одному из сундуков в углу комнаты.

Крышка со скрипом поднялась, обнажив настоящие сокровища – стопки детских платьев, аккуратно переложенных растением, похожим на лаванду. Пальцы дочки скользнули по нежным тканям, пока не наткнулись на розовое пышное платьице с кружевными оборками.

– Вот это! – завороженно прошептала Аника, прижимая наряд к себе.

Пока я натягивала на нее платье, поправляя складки и завязывая пояс, девочка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. В том же сундуке к нему нашла серые шерстяные детские чулки по колено и розовые кожаные полусапожки с застежками. Видимо, красители тут были изобретены, потому что цвета прямо вырви-глаз. Помогла одеться и обуться до конца.

– Теперь прическу! – попросила дочь, подавая мне две шелковые ленты.

Мои пальцы, явно не привыкшие к подобным процедурам, неловко разделили детские волосы на пряди. Мой максимум – это мальвина, косички и хвостики. Подумав, сделала мальвинку с косичками. Те получились кривоватыми, но Аника довольно кружилась перед зеркалом, любуясь своим отражением.

– Красавица! – объявила я, и девочка просияла.

Собрав шкатулку с драгоценностями, мешочки с монетами и кипу документов, я вручила Анике стопку писем.

– Поможешь маме донести? – спросила, и она важно кивнула, прижимая письма к груди.

***

В кабинете, оказывается, уже убиралась Мара. Она деловито протирала пыль с книжных полок, напевая себе под нос какую-то незатейливую мелодию, когда мы с ребенком ввалились в комнату.

– Какая ты быстрая, Мара! – деловито оглядела углы, кресла, которые теперь если не сияли (потому что были потертыми и старыми), то явно были чистыми.

– Так тут и делать нечего, госпожа, – отозвалась девушка, обернувшись. – Ой, какая же красавица у нас! – воскликнула она, увидев Анику в новом наряде.

Девочка гордо подняла подбородок и покружилась, демонстрируя пышные оборки платья. Как же мало надо ребенку, чтобы прийти в себя.

– Мара, ты не знаешь, где можно узнать код от замка? – спросила, подходя к массивному железному ящику. – Я не очень понимаю, как он открывается.

– Я знаю! Я видела, как злой дядя Лукас делал! – вмешалась девочка, подскочив к сейфу. Обращение царапнуло, но с этим змеем я буду разбираться позже. – Смотри, мамочка, сначала вот эту штучку поворачиваем, – она указала на небольшой диск, – а потом вот эту, а потом вот эту, чтобы циферки были вот так… или так?

Я внимательно наблюдала, как маленькие пальчики кое-как управляются с механизмом, пару раз сбиваясь. Наконец тяжелая дверца сейфа со щелчком отворилась.

– Мара, можешь принести тряпку? – попросила я, заглядывая внутрь. – Здесь пыльно. Как и везде.

Пока девушка сбегала за тряпкой, я аккуратно вытащила из сейфа еще несколько мешочков с чем-то тяжелым, связку документов и, о чудо, отчетные книги по поместью, откашливаясь от поднявшейся пыли. Аника помогала мне, серьезно сопя и стараясь не уронить ничего важного.

– Вот, госпожа, – Мара протянула мне чистую тряпку, и я принялась тщательно протирать сейф внутри.

– Нужно будет пересчитать наличность и просмотреть документы, – пробормотала я себе под нос, аккуратно укладывая все обратно. – Мара, скажи, есть ли в доме бумага и ручки? Или перья?

Глава 13. Разбор полетов

В холле меня уже ждала местная пестрая компания. Кроме уже знакомых лиц и предположительно знакомых по рассказу Мары, у лестницы стояли еще два крепких мужчины и одна женщина лет сорока пяти с высокомерным выражением на лице.

– Добрый день, уважаемые, – начала я, быстрым шагом проходя в центр холла и останавливаясь ровнехонько перед слугами. – Меня зовут леди Микэль Верлес, я баронесса этой земли. Несколько дней у меня ушло на то, чтобы прийти в себя после дороги и потери мужа, но сейчас я готова наконец со всеми вами познакомиться. Прошу представиться по очереди – как вас зовут, кто вы, какие обязанности выполняли, на какую ставку пришли.

Вперед шагнуло уже знакомое мне лицо.

– Меня зовут Фания, я отвечаю за кухню и продовольствие, пришла сюда с проживанием, двадцать серебрушек в месяц, госпожа.

Следом нерешительно выступила рыжеволосая девушка, которую я вчера видела на кухне.

– Я Амили, – проговорила она, теребя край фартука, – помогаю Фании с готовкой и по кухне, мою посуду, хожу в деревню за продовольствием по договору, навожу порядок в кладовой и холодильне. Десять серебрушек, живу в деревне, госпожа.

Я кивнула им обеим. Простые, работящие девушки, неприятия у меня не вызывали. Фания так вообще стала для меня кладом в этом окружении.

Следом выступили одновременно две очень похожие друг на друга девушки. Переглянулись и улыбнулись, заметив, что вышли вместе.

– Сара, – сказала первая, приседая в книксене.

– Лиди, – подхватила вторая, копируя движение.

– Я по уборке за домом вместе с Марой, – продолжила Сара, – иногда хожу в деревню за продуктами, если не хватает времени у Амили. Стирка, глажка, весь уход за домом.

– А я должна следить за животными, – добавила Лиди, – получила животинное образование в городе, но пока никого тут нет, слежу за конями.

– Мы получаем по пятнадцать серебрушек, живем с родителями, – закончила Сара.

– Девушки, простите за любопытство, – уточнила я, – вы родственницы?

– Сестры, – сказали они синхронно.

Это меня улыбнуло. К ним тоже претензий пока не имелось.

Затем я обратила внимание на экономку.

– Леди Эмилия, ваша очередь.

Женщина удивленно приподняла брови, но все же скрипуче проговорила:

– Леди Эмилия Руберш, экономка поместья, подобрана вашим батенькой. И ваша камеристка, – на это я удивленно приподняла брови: где же ты была все эти дни, голубушка? – Слежу, чтобы слуги знали свое место и задачи. Пять златых в месяц.

Такое описание мне категорически не понравилось. И оплата как-то не соответствовала ему. А еще и то, что она у нас, похоже, за шпиона от папаши. Задумчиво сложила руки на груди.

Я перевела взгляд на незнакомые лица. Экономка снова взяла слово:

– Вы просили дать рекомендации. Это ФедОр, – вперед шагнул мужичок грузной наружности с маслянистым взглядом, при этом он умудрился еще и по пузу почесать. – Он мастер-плотник по дереву, делает мебель, может помочь в ремонте.

– Только, – вдруг заговорил этот образец мужской интеллигенции, – мне с бабой работать не гоже. Истерят больно. Пусть ваш батенька напишет, что надо, с ним и порешим.

Экономка кивнула и закончила:

– Оплата услуг Федора – один златый в месяц.

Тот крякнул и довольно кивнул. Ну тут, думаю, все понятно.

– Это госпожа РанИса, – продолжила Эмилия, – вам очень повезло, что она как раз сейчас приехала к сыну в деревню. Госпожа имела успех на поприще нарядов для дам высшего общества в Старлисе, леди Микэль, – с нажимом произнесла экономка, а я уже начала уставать от этого фарса. Тем более, название “Старлис” мне ничего не дает. – Всего три златых в месяц.

Указанная женщина в морковном платье с черными кружевами по вороту важно кивнула.

Экономка замолчала, а я недоуменно уставилась на нее.

– Вы забыли про еще одного сотрудника, – сказала, указывая ладонью на последнего мужчину.

Он выглядел не в пример лучше мужичка-плотника. Я бы не дала ему больше тридцати лет, был одет хоть и просто, но опрятно и аккуратно.

Экономка поджала губы.

– Да, он пришел сегодня из деревни наниматься, но у нас уже есть господин ФедОр. Я отказала ему, но он настаивал, что хочет поговорить с…

Ее нелестную характеристику прервал сам мужчина. Он шагнул вперед и низко поклонился, сминая в руках коричневую шапку на коротком меху.

– Госпожа барыня, простите нижайше, зовут меня Пирт, я по дереву и металлу мастер. Работал на лесопилке с пятнадцати лет почитай все девять, а последние шесть меня взяли в подмастерья в кузню в городе. Но кузнец взял потом на мое место своего сына, а я с молодой женой вернулся в деревню. Госпожа, если только вам нужна помощь с чем угодно по дому, я буду работать за ту сумму, что укажете. Я мастер на все руки, не гоните, госпожа, дайте показать, что я могу быть вам полезен!

После этого монолога, который, в общем-то, особо на меня не повлиял, поскольку я итак хотела дать работу именно ему, а не гоповатому мужику-женоненавистнику, мой взгляд сам собой упал на Фанию.

Глава 14. Железной рукой

Сощурилась от легкой головной боли и посмотрела на Эмилию. Все это начинало напрягать. Мне столько проблем в прошлой жизни не доставлял ни один филиал, а тут... бардак, одним словом.

– В таком случае жду вас завтра у себя в кабинете в первой половине дня. И сделайте так, чтобы мне не пришлось вас искать. Вам ясно?

– Да.

– И где, позвольте узнать, мой, якобы, управляющий? Почему он не присутствует?

– Господин Лукас отбыл к вашему отцу по делам поместья, – задрала подбородок экономка.

Ага, жаловаться батеньке изволил, змееныш. Ну-ну, надеюсь, ты вернешься достаточно быстро, Лукас, чтобы мой гнев не успел иссякнуть на других.

– Принимаю к сведению, что мой управляющий изволит распоряжаться делами поместья, не уведомив меня, – сказала я вслух. – Не думаю, что по возвращении для него эта должность будет свободной.

Эмилия распахнула глаза и попыталась что-то сказать, но я уже повернулась к остальным:

– Фания, Сара, Лиди, Амили. Спасибо за уделенное время, можете идти по рабочим местам. Девушки, если вам будет удобнее, вы можете перейти в усадьбу с проживанием – жалование будет увеличено, так как обязанностей у вас прибавится, но и распределены они будут равномерно. Завтра прошу каждую из вас, а также Мару, зайти ко мне в кабинет для беседы после леди Эмилии.

Все впечатлись обновлениями и радостно кивнули. Ну, кроме экономки. Но это ее проблемы.

Повернувшись к швее и плотнику, проинформировала:

– Уважаемый Федор, вы можете быть свободны. В ваших услугах я не нуждаюсь.

Мужик что-то крякнул себе под нос и, поправив штаны, развернулся и пошел к двери. Судя по выражению его лица – он бы рад был сплюнуть от досады, но моего предостерегающего прищура ему хватило, чтобы резко передумать.

– Касательно вас, Раниса, – женщина-швея подобралась. – Мне нужна мастерица, которая будет шить не великосветские наряды, а простую повседневную одежду, городские наряды, одежду для всех слуг и моего ребенка, а также текстиль для дома. Возможно, нужна будет помощь по одеванию приюта. Плачу тридцать серебрушек. Вам это подходит?

По скривившемуся лицу я поняла, что нет, поэтому и с ней попрощалась.

– Спасибо за знакомство, все могут быть свободны.

Развернувшись, пошла по направлению к кухне за своей дочкой, слыша разговоры девочек-сестричек за спиной о том, как они рады такому предложению работы с проживанием. Что же, это хорошо.
Места тут много, самой аукать в одиночестве мне надоело – хочется, чтобы всегда под рукой были нужные люди на подхвате. Потому что сидеть на месте вдовушкой я точно не собираюсь. А значит надо думать...

Солнце клонилось к закату за окнами столовой, и я чувствовала, что уже валюсь от усталости. Собрание заняло уйму времени и сил. И принесло полное убеждение – так дело не пойдет.

На кухне Мара сидела рядом с Аникой, и подливала настой из глиняного кувшина. Дочка орудовала деревянной ложкой с такой сосредоточенностью, будто решала важнейшую задачу мироздания. Густой овощной суп с плавающими кусочками мяса источал аромат, от которого у меня самой заурчало в животе. Малышка с аппетитом причмокивала, явно наслаждаясь поздним обедом.

Подойдя поближе, я коснулась плеча Мары:

– Спасибо тебе за присмотр.

Девушка словно смутилась от неожиданности похвалы, торопливо заправляя выбившиеся черные пряди за простую косынку.

– Мне только в радость, госпожа. У меня дома две маленькие сестрички такого же возраста, – в голосе прозвучала искренность и нежность, сестер она явно любила.

Я кивнула, наблюдая, как Мара аккуратно вытирает уголки рта Аники тканевой салфеткой, и еще раз убедилась в правильности решения, которое озвучу завтра. А пока неплохо бы устроить небольшую проверку.

– Мара, – я присела на лавку рядом с ними, – ты прости, но так как экономка не оставила отчета, мне придется разбираться со всем самой. Ты не могла бы найти верхнюю одежду Аники в спальне и прогуляться с ней по территории усадьбы? – Я взглянула в окно, где догорали последние лучи солнца, но еще было светло. – Уже вечер, там прохладно. И было бы неплохо, чтобы вы оставались на виду, скажем, около террасы кабинета, чтобы я не волновалась.

Лицо девушки озарилось улыбкой, и она быстро кивнула, словно получила не поручение от барыни, а настоящий подарок:

– Конечно, я все сделаю, не волнуйтесь! – Она на автомате поддержала качнувшуюся кружку в руках Аники. – А ваши поручения доделаю потом вечером, все успею, вот увидите!

– Не переживай по этому поводу, – я улыбнулась в ответ. – Главное, спальню закончить бы, а на днях я поеду в город, меня не будет весь день, тогда сможете прибраться нормально, чтобы я не мешалась под ногами. Еще людей найдем только.

В этот момент в кухню вошла Фания, по комнате раздались ее торопливые шаги от стола к столу, и разнося уже знакомый шорох ее широких юбок. Она на ходу повязывала фартук, затем проверила содержимое кастрюль у очага. Приподняла тяжелую чугунную крышку, помешала что-то деревянной поварешкой, размером с небольшую лопату, и удовлетворенно кивнула – видимо, ужин тоже был готов.

– Фания, Мара, – я поднялась, обращаясь к обеим, – если у вас есть знакомые из деревни, добропорядочные и работящие, пусть приходят ко мне завтра после обеда. Я посмотрю на них и смогу дать работу. – Загибала пальцы, перечисляя. – Как минимум нужны три горничные, конюх, кучер, швея, посудомойщица, еще если есть кто с хорошим опытом в… выращивании продуктов? – Последнее я произнесла с некоторой неуверенностью, не зная, как здесь их называют.

Глава 15. Вот тебе сюрприз, барыня

Направляясь в кабинет через холл, я почти столкнулась с Сарой, которая стрекозой хотела промчаться мимо с ведром воды и тряпкой, идя к лестнице. Капли воды разлетались в стороны от ее быстрых шагов.

– Простите, госпожа Микэль! – запыхавшись, извинилась она. – Я закончила со своими задачами и хочу помочь Маре с уборкой ваших покоев, пока та с малышкой гуляет.

Очень ответственные девушки, это ценно, когда работники без слов кооперируются, подхватывая друг друга.

В кабинете я тяжело опустилась в кресло и с тоской посмотрела на стопку папок, что вытащила из сейфа. “Отчет за годину” – читалось на первой обложке. С одной стороны, радовало, что я понимаю местный язык, с другой – вводило в уныние. Ничего так не ненавижу больше, чем водянистые отчеты без готовой аналитики.

Мои любимые Эксель-таблички остались в другом мире. А чтобы изобрести их здесь, мне сначала нужно было бы изобрести электричество, компьютер, написать код… Со вздохом я раскрыла первую тетрадь.

Столбики цифр, записанные размашистым почерком, сначала казались просто набором чисел. Но чем дальше я углублялась в изучение, тем больше хмурилась. Картина вырисовывалась удручающая.

Поместье, оказывается, было как дырявый мешок – денег не держало, я уж молчу про доход. Ближайшая деревня, мимо которой я проходила от приюта, хоть и большая, но жила сама по себе. Крестьяне арендовали землю, должны были платить подать, но… Я перелистнула несколько страниц. Последние три года – ни копейки!

Был когда-то староста, которого назначала еще мать Микэль. Но тот давно самоустранился, а деревня выбрала своего.
И теперь эти две стороны существовали параллельно: деревня занималась своими делами, господы – своими, изредка пересекаясь лишь в вопросах еды и формальных обязательств. Ну, кроме подати, да.
Это же вовсе не обязательно – платить хозяину земли, ага.

Даже привратник, который следил за усадьбой и составлял отчеты, исчез. Уволился? Умер? Сбежал? Записи обрывались так же внезапно, как и начинались.

В последней тетради я обнаружила записи, сделанные рукой Лукаса. Его вердикт был короток и малоинформативен: “Поместье убыточно. Расходы превышают доходы в разы. Рекомендуется продажа.”

Где только он тут взял доходы? Или это он про отсутствующие подати с трех деревень, что числятся моими?

Приют – отдельная головная боль.

Формально королевский, но стоял на моей земле. И если у детей заканчивалась еда, управляющий приюта должен был прийти ко мне с бумагой, я – с этой бумагой в град-управу… Классическая бюрократия, где ответственность размазана тонким слоем на всех и ни на ком конкретно.

Кстати, Веда так и не пришла…

Я задумчиво посмотрела в окно, где на фоне последних лучей солнца Мара и Аника склонились над каким-то цветком. Малышка осторожно сорвала его и торжественно вручила девушке, та аккуратно вложила находку в уже пышный букет.

Да, решение насчет Мары определенно правильное.

Мысленно я составила план на завтра: провести собрание со всеми слугами, составить новые списки, встретиться с Пиртом, подготовится к поездке в город за покупками и рабочими. А послезавтра уже рвануть в поездку.

Только вот на чем ехать – загадка. Кони есть, а вот есть ли тут повозка? Я уж не говорю про бричку или карету... На горбу обратно из города с покупками возращаться?!

Эта мысль заставила меня застонать и обхватить голову руками.

***

– Мамочка, это тебе! Смотри, какой красивый! Мы с Марой собирали! – Аника влетела в гостиную как маленький ураган, протягивая мне букет полевых цветов. Мара спешила следом за ней, пытаясь снять смешную накидку без рукавов с моей дочки.

Я устроилась на диване, который Сара тоже успела вычистить от пыли, и теперь он выглядел почти приличным. Здесь было уютно, хоть и требовалось еще много работы. Особенно не хватало камина – сейчас бы развести огонь и смотреть на пляшущие языки пламени.
Ну вот, нужен еще истопник!

Пока что Сара принесла только подсвечники с шестью свечами, извинившись за отсутствие бездымного масла для настенных ламп. Очередная позиция в растущий список покупок.

Веки слипались, ноги гудели от беготни, а в голове стучало от нескольких часов, проведенных за цифрами. Но одно я поняла точно: нужно срочно нанимать людей, искать деньги, а главное – придумать, как заставить это поместье приносить прибыль.

– Вау, какая красота! – я с показным восторгом принюхалась к букету. Цветы были незнакомые, но красивые. Особенно мне понравились те, что походили на ромашки, только с голубой сердцевиной.

– Я поставлю вам вазу в комнату, – смущенно предложила Мара, поправляя на себе тонкую шаль. – Нашла как-то красивую на чердаке.

Как она не замерзла в этом сером платьице? Швея – в приоритете списка!

– Девочки, быстренько раздевайтесь! – я встала, передавая букет Маре. – Сара помогла тебе с уборкой наверху, так что идите ужинать к Фании. Мара, приведешь потом Анику ко мне?

Девушка кивнула с улыбкой, подхватила уставшую малышку на руки и направилась наверх.

***

Мы улеглись спать уже глубокой ночью. Я потушила свечи, сетуя на технику пожарной безопасности.

Глава 16. Незваные гости

Сердце билось так громко, и, кутаясь в шерстяной платок, что первый выпал мне в руки из резко распахнутых мною створок шкафчика, я боялась одного – разбудить Анику.

Мне очень не хотелось бы, чтобы дочка видела, как мама мечется из угла в угол, вздрагивая от каждого нового взрыва хохота под окнами. Руки дрожали, когда я куталась в платок, когда непослушными пальцами поправляла запутавшиеся со сна волосы.

Что делать? Прятаться в спальне?

Глупо, вряд ли они исчезнут в тумане, который пришел с предрассветными сумерками с моря на луг усадьбы.

Замерла посреди комнаты. Или выяснить, что происходит?

Инстинкт самосохранения кричал “прячься”, но разум требовал выяснить, грозит ли опасность мне, дочке, людям под этой крышей, моему поместью. Решившись, наконец, склонилась над кроватью, поправляя одеяло вокруг спящей малышки. Ее дыхание было ровным и спокойным – слава богу, грохот ее не разбудил.

– Спи, моя хорошая, – прошептала я, целуя теплую щечку. – Мама скоро вернется.

Нервными руками ещё раз поправила тёплый и широкий, как палантин, серый платок и длинное до пола ночное платье.

Переодевать еще и его – зря терять время. Вздохнула и, стараясь не шуметь, тихо выскользнула из покоев. Нужно было выяснить, что происходит, защитить нас здесь явно больше некому.

Коридоры усадьбы казались особенно мрачными в предрассветном полумраке. Каждая половица под ногами скрипела как недовольный дух, а тени, отбрасываемые редкими свечами, плясали на стенах, словно вопя: “Беги, дура! Там толпа незнакомых мужчин, а ты не знаешь ничего об этом мире!”.

Спустившись с каменной лестницы в самый низ, услышала осторожные шаги со стороны столовой. Сердце сделало кульбит, но тут из кухни показалась Фания, однако, я все равно едва не вскрикнула от неожиданности.

– Леди! – прошептала женщина в коричневом просторном платье до пят, прижимая руку к груди. – Слава Богам, вы не спите! Я думала, мне послышалось, но эти голоса…

Лицо кухарки было бледным, а глаза широко раскрыты от тревоги. Она нервно теребила край какой-то тряпки в руках.

– Я тоже слышу, – справившись с бешено колотящимся сердцем так же тихо ответила ей. – Идем посмотрим, что творится.

И вот, мы, единственные взрослые женщины в этом доме (ну, не тащить же с нами Мару!), двинулись к главному входу.

Фания семенила за мной, и я видела на расстоянии, периодически оглядываясь на женщину, как ее потряхивает от волнения. У тяжелых дубовых дверей я остановилась, прислушиваясь. Голоса стали отчетливее, но слов разобрать не удавалось.

Взявшись за холодную металлическую задвижку, я медленно сдвинула ее вбок и толкнула дверь.

Предрассветный воздух был свежим и прохладным, с моря дул промозглый морской ветер. Первые лучи солнца едва-едва золотили верхушки деревьев, а в воздухе еще висела утренняя дымка.

Но не это заставило меня замереть на пороге.

Передо мной раскинулся настоящий военный лагерь!

Аккуратные ряды темно-синих палаток, разложенное у костров снаряжение, блестящее на утреннем солнце, лошади, привязанные к импровизированным коновязям. И повсюду мужчины в военной форме.

И это были очень странные мужчины!

Все высокие, широкоплечие, как на подбор, с длинными волосами, заплетенными в косы и хвосты. Даже в утреннем полумраке было видно, что в прически всех мужчин были вплетены какие-то бусы и ленты.

Никогда в жизни не видела столько длинноволосых мужчины в одном месте! Возрастом они были разным, а их движения были отточены, как у мастеров боевых искусств, которых я видела на фестивалях в прошлой жизни.

Фания за моей спиной тихо ахнула:

– Богинечка помилуй… Княжские!

Это мне ни о чем не говорило. Этот возглас меня только еще больше напугал. Особенно, когда на него обернулись ближайшие к нам воины.

Воины, как есть воины!

Собираться с мыслями времени не было. А кричать с крыльца “Эй, кто тут главный?!” – не было смысла. Нужно спросить кого-нибудь из них в личной беседе, с кем я могу поговорить.

Приняв это сложное для меня решение, я проследила, что Фания прикрыла дверь усадьбы, и сделала шаг вперед, стараясь выглядеть увереннее, чем чувствовала себя на самом деле.

Еще несколько мужчин обернулись в нашу сторону.

Их взгляды были внимательными, но, очень надеюсь, меня не обманули ощущения, не враждебными. Один из них, заметив нас, поклонился с какой-то старомодной учтивостью.

Старомодной? Серьезно, Мика?

– Доброе утро, леди, – сказал он, подходя ближе. У него были каштановые волосы, заплетенные в две косы, весьма короткие, по-сравнению с другими. Голос был глубоким, но выдавал его юный возраст. – Прошу простить нас за беспокойство, мы не хотели вас тревожить. Если позволите, наш генерал хотел бы с вами поговорить.

Я кивнула, не доверяя своему голосу.

Юнец жестом указал в сторону самой большой палатки, установленной чуть в стороне от остальных.