Попаданка для Наместника Смерти

Пролог

Я с трудом разлепила глаза.

И с удивлением увидела возле себя незнакомого красивого мужчину с профилем, как у греческого бога. И мешками под глазами, как у олигарха.

А потом лениво повернула голову и увидела еще одного. Постарше.

Симпатичного. Но уже в анфас. С повязкой на лице а-ля «белый ниндзя пробирается сквозь ковидные дебри».

Смотрю, мальчики предохраняются. Повязки на лице. Ну да, сейчас целоваться с незнакомцем намного опасней, чем спать с кем попало...

Я осторожно моргнула в надежде, что они бесследно исчезнут из моей жизни и памяти. Вот это я дала!

Это что? Я так и не определилась вчера вечером? Или второго дали мне по скидке, привязанным скотчем к первому? Или где-то на кассе жизни продавщица Судьба спросила: «Товар по акции желаете?», предоставив на выбор мужиков с истекающим сроком годности.

Ой! Что ж так голова болит? Не могу...

- Кхе! – прокашлялся кто-то еще. Я скосила глаза и увидела третьего. Мне что? Судьба мужиками неустойку выдала за несложившуюся личную жизнь?

- Фамилия? Имя? Фамилия? Отчество? – послышался голос одного из мужиков. Это прозвучало слегка зловеще, словно надо мной служат черную мессу.

- Я еще не умерла… Рано меня воскрешать, - прошептала я, удивляясь тому, насколько тихим и слабым был мой голос.

Меня подбросило и снова опустило. Что ж тут так шумно? Откуда этот гул? Слабо вертя головой, я пыталась понять, кого из соседей ждут в аду в ближайшие два часа с перфоратором в заднице?

- Имя-фамилия-отчество? – шепеляво спросил первый красавец сквозь повязку.

Ничего себе! Сразу видно, что намерения серьезные! Что же я такого сделала, что тут ко мне сразу с серьезными намерениями?

- Марта Васильевна Ц…ц…цветкова, - прошептала я, удивляясь, насколько это тяжело. – Кажется, но я не… уверена...

Если честно, то я мало в чем была уверена. Например, в том, что это не часть сна. А очень может быть!

- Год рождения? – послышался голос красавца. Он что-то записывал, пока я смотрела на яркий свет.

- Не посадят, – прошептала я, пытаясь настроить четкость картинки. Но четкость куда-то пропадала.

- Родные есть? Родственники, родители, муж… Если есть, то диктуйте телефон, - послышался голос.

- Нет, никого нет, - прошептала я, пытаясь вспомнить, где мой телефон.

- Друзья, знакомые, коллеги? – навязчиво врывался в мою полудрему голос.

- Сволочи, - искренне вздохнула я, чувствуя, словно на груди лежит огромный камень.

Отмахнувшись от навязчивого голоса, я снова очутилась в уютном обволакивающем коконе без сновидений и мыслей.

- Эй! – дернули меня. Я недовольно открыла глаза: «Ну что еще?».

- Вы откуда? – спросил уставший голос.

- Из мамы! – сипло и слабо ответила я, требуя отстать от меня и оставить в покое.

Уже сквозь дремотную темноту я слышала голоса. Их было много. Все они пытались ворваться в мой уютный мирок. Мирок вращался, убаюкивая меня с каждым вращением.

- Тест положительный! Дальше по коридору! – слышался громкий женский голос. Он многократным эхом рассеивался и сливался с гулом других голосов. Непонятных, неинтересных и абсолютно бессмысленных.

- Третий этаж! – снова задребезжал голос, утонув в нарастающем гуле. – Реанимация.

Голоса были гулкими и раздражающими. Я слышала десятки ускользающих звуков. И мечтала, чтобы они наконец-то растворились в моей уютной тишине. Проклятые! Не дают отдохнуть! Я, между прочим, без выходных работала полгода! Выбрала денечек, чтобы поспать, а тут на тебе!

- Скорая помощь, здравствуйте! Записываю адрес! Сейчас выезжаем! – уставший женский голос терялся в гулком эхе. – Бригаду на Советскую! Еще один! Досиделись под орехом! Опять! Пока не… Я сказала! Бригаду на Советскую, семьдесят шесть! Въезд со стороны магазина!

Моя уютная тишина странно мелькала и вздрагивала. Она была то яркой, то темной.

- Порожек! Осторожней! Готовьте! Еще одна! – слышался бессмысленный голос. И моя тишина снова вздрогнула и задребезжала.

- С остановки, - послышался голос, словно отвечая на чей-то вопрос. – Плохо стало, упала, люди скорую вызвали! Где-то подхватила… Говорит плохо… Звук слабый… Приходила в себя… Назвала фамилию, имя, отчество… Никого нет…

- Вот молодежь пошла, - послышался немолодой мужской голос. – Никого не надо, а как заболеешь, никого нет… Ладно, давайте ее сюда! Девка молодая, выкарабкается…

Я надеюсь.

Глава первая.  Скелеты в конвертах

- Вас приветствует Тотсвет, - послышался голос, а я с легкостью открыла глаза.

Я лежала на груде каких-то бумаг, словно на мягком матрасе. И слезать не собиралась.

- Осторожней! Письма! – послышался нервный голос, а меня бесцеремонно стащили на холодный и неуютный пол.

- Эй?! – возмутилась я, пытаясь вырваться. Но меня тут же поставили на ноги и отряхнули.

Очнулась я оттого, что мне руку усиленно трясут, приводя в чувства.

- Поздравляю! – раздраженно трясли меня за руку.

- Э… - немного растерялась я. Все было вокруг мутным, словно за мокрым стеклом.

– Вы к нам надолго? Или навсегда? – слышалась скороговорка. Мою руку так и не отпускали. - Как там дела? Солнце еще не погасло? Озоновые дыры? Впрочем, наверное, все как обычно. Ничего не меняется. Мне очень жаль, что с вами так случилось! Жизнь – жестокая и несправедливая штука! Новости живых не интересуют. До свидания! Было очень приятно познакомиться!

Я трясла головой, пытаясь понять, где я нахожусь и с кем разговариваю. Передо мной стоял долговязый тип в старомодной потертой одежде. Эдакий «дядя, достань с верхней полки». На голове у него был нелепый цилиндр, из которого торчала проволока каркаса. Цилиндр видал лучшие виды и, видимо, лучшие головы.

Меня деликатно подталкивали к старинной закругленной двери, над которой висел колокольчик. В окне все было каким-то рыжим. Вокруг меня пламенела осень, сгорая желтыми и красными огнями листьев. Неба не было видно. Словно вместо него раскинулась огромная черная дыра.

- Я понимаю, принять тот факт, что вас больше нет, тяжело! Но вы уж как-нибудь смиритесь, что ли? Все смирились, и у вас получится! Ждите письма от живых! Да, вы умерли, собственно, как и все здесь! Но это не повод унывать, тосковать и так далее! ВСЕГО ХОРОШЕГО! Платочек вот!

С этими словами дверь открылась, а меня вытолкнули на оживленную улицу старинного города. И сунули в руки маленький платок.

Осень вовсю разукрасила его в яркие краски, оттеняя синеватую серость старинных кирпичных кладок.

- Готовимся к Хэллоуину! Костюмы живых! Готовимся к Хэллоуину! Кто собирается собрать конфеты, пусть покупает костюмы живых! – слышался очень загадочный и интригующий голос. – Тыквы! Лучшие тыквы!

От удивления я едва не раскрыла рот. Золото осени уходило в черную пустоту неба. Не было ни звезд, ни облаков. Только дымка и слабый свет откуда-то сверху.

Казалось, весь город был пропитан каким-то внутренним золотом осени. Люди, одетые странно, спешили куда-то, не обращая на меня внимания.

- О, какая симпатяжка умерла! – подкатил ко мне молодой человек вместе с молчаливым и смущенным другом в сером шарфе. – А ты говорил, что умирают только одни некрасивые девушки! А тут вот! Ну, знакомиться будешь? Эй, стоять! Ты куда пошел! Сейчас уведут! Извините! Он у меня слегка… странный! Ты куда? А ну вернись! Еще раз извините!

И парень исчез в толпе вслед за нахмуренным другом.

Здесь никто не был похож на мертвых. Все выглядели очень живо! Никаких тебе полуразложившихся трупов, плотоядных зомби, скелетов. Все это казалось обычным сном, который иногда заставляет проснуться в растерянности.

Я сделала шаг навстречу городу, как вдруг из складки пальто вывалилось письмо в желтом потертом конверте. Я присела и подняла его, глядя на лужу неподалеку.

Письмо, попавшее ко мне случайно, было адресовано… А, впрочем, я не могла прочитать кому. Единственное, что я смогла разобрать: «Моей маленькой лапке». Буквы прыгали и плясали в разные стороны, словно почерк был детским. Некоторые буквы были размыты, словно на них капал дождик. Я подняла глаза, но дождя не было.

- Простите! – толкнула я дверь, вслушиваясь в мелодичное звучание колокольчика. Старинная дверь едва поддалась.

- Извините, я очень занят! Если вы хотите поговорить о том, есть ли жизнь после смерти, погоревать о живых и поплакать, это не ко мне! – послышался голос откуда-то сверху. По деревянной лестнице сбегали ботинки, а следом тащился мешок, полный писем! Письма высыпались, разлетались, но мешок упорно тащили в сторону огромной груды писем.

Она была огромной, словно айсберг, на который напоролись нервы владельца.

- Вам писем нет! Еще не успели написать! Вы умираете быстрее, чем люди пишут! – кивнул мне мужичок, ловя рукой цилиндр. – Ох уж эти письма! Мне что? Солить их? Куда мне их теперь?

Он взял конверт, шмыгнул птичьим носом и поднес его к глазам.

- Вот кому это? А хрен его знает! Надо ждать почтальона! Письма, письма, одни письма! – причитал мужичок, словно не замечая меня вовсе.

Лишь один раз он кивнул мне.

- Можете поплакать где-нибудь в уголке. Разрешаю. Учтите, дежурный платочек привязан. И я стирал его в субботу. В какую, не помню! Но помню, что в субботу! – раздраженно буркнули мне, пока я мялась на пороге незваной гостьей.

– Тут письмо… Я положу его на столик. А то мало ли… - осторожно протянула я письмо, глядя на серую тряпку на веревке и ряд стульев. - Какой-то лапке… Просто буквы размыло, но это была не я!

- Хорошо, положите его на… на… на… - замер мужичок, а потом просто махнул рукой. – Неважно «на куда!». Тут сплошные письма! Не ошибетесь!

- Хорошо, - вздохнула я, с недоумением глядя на деревянную стойку и красивую лестницу. – Вот здесь письмо для Лапки. До свидания.

- Что? Кто? – внезапно дернулся мужик, застыв с лопатой над грудой писем.

- Там написано, что для лапки. А дальше я не смогла прочитать. Видимо, письмо попало под дождь, - оправдывалась я, пытаясь подчеркнуть факт, что не имею к осадкам ни малейшего отношения. Только к душевным. И только у людей.

Я вышла со звоном колокольчика, осматривая город снова. Деревянная вывеска скрипела сама по себе. «Почта», - прочитала я надпись над стареньким конвертом.

Неизвестный город спешил по своим будничным делам. Я не знала, куда идти, что делать.

«Центр помощи недавно почившим. Добро пожаловать! Работаем круглосуточно! Без перерывов и выходных! Мы всегда вам рады!», - прочитала я скрипучую вывеску через дорогу.

Глава вторая.  Бульон из почтальона

- Так, а я чего стою? – опомнилась я, бросаясь к двери. Распахнув ее, я повертела головой. Письмо! У меня улетело письмо!

В конце улицы я увидала огонек. Он пронесся над головами прохожих, собираясь исчезнуть за поворотом.

Я со всех ног, спотыкаясь, бросилась бежать за письмом!

- Извините, простите, мне срочно! – на ходу распихивала я случайных прохожих. – Я не виновата! Это письмо! Нога – не курс рубля! Вырастет как-нибудь!

На моей несчастной совести была испачканная юбка, оторванный плащ и десяток истоптанных ботинок. Про удары локтями я вообще молчу.

«Загрызу!» - зарычала совесть, оскалившись.

Потом, потом! Все потом!

Задыхаясь, я свернула вслед за письмом. Оно уже исчезало в другом конце улицы, напоследок ярко вспыхнув.

Я отрывала сумку от чьего-то платья. Зацепилась ремешками. На меня с возмущением смотрела чопорная дама. Темно-синее строгое платье и взгляд школьной учительницы заставил меня покраснеть еще сильнее!

- Простите, у меня там письмо, - лепетала я, глядя на сражение сумки с платьем. – Мне нужно быстро!

- Вы что творите?! – возмущалась женщина. – Бегать по улицам неприлично! Вы ведете себя неподобающим образом! И одеты, кстати, тоже!

В неравной битве победа осталась за сумкой. С треском ткань юбки надорвалась, а я едва не потеряла равновесие, прижав драгоценную сумку с драгоценными письмами к себе.

- Как ты посмела!!! – слышался визгливый женский голос. Кажется, на меня еще и замахнулись зонтиком. – Мне еще замуж выходить!

Я мельком глянула, видя под чопорным платьем алое кружевное белье, далекое от идеалов воздержания.

- Мне кажется, так получится намного быстрее! – крикнула я набегу.

Письмо! Кажется, я его потеряла! Нет, стойте! Вот же оно! Мне через площадь!

На площади было столько людей, что яблоку упасть было некуда. Кто-то прогуливался, кто-то просто стоял и разговаривал. Я подпрыгнула повыше, чтобы увидеть это проклятое письмо, витающее над головами.

- Включаем режим бабушки! – скомандовала я себе, вспоминая, как однажды вступила в неравную и заведомо проигрышную борьбу с одной бабушкой – божий одуванчик за права иметь в будущем детей, самооценку и хотя бы одну здоровую ногу.

Письмо, словно огненный шар, неслось над площадью. Кажется, никто даже не обращал на него никакого внимания.

- Одну минутку! – снова подпрыгнула я, высматривая письмо.

Кажется, я сбила с кого-то шляпу, когда прыгала на месте. Письмо летит вон туда!

- Па-а-аберегись! – предупредила я всех, но в основном свою совесть. - А-а-а-асторожна!

«Моя ты девочка!» - заулыбалась совесть, когда я буравчиком врезалась в человеческую массу. Мне казалось, что под конец толпы я лишусь зубов, девственности, сумки с письмами и человеческого облика.

- Уххх! – вывалилась я, поправляя шляпу.

Письмо вело меня по пустынным улицам. Судя по всему, вон к тому огромному роскошному поместью. Несколько раз я споткнулась на бегу о брусчатку, боясь потерять из виду письмо.

Возле мрачноватых ворот письмо остановилось и замерло.

- Ох, ух, ах, - причитала я, проводя руками по оторванным пуговицам.

Поймав одной рукой письмо, я взяла его, осматривая поместье сквозь щели в прутьях.

- Видимо, сюда? – спросила я, открывая ворота.

Скрипучие ворота с вензелями сообщили двум ближайшим улицам, что кто-то пришел. Сад был пустынным, заросшим и выглядел весьма зловеще и загадочно. Нет, конечно, не как в фильмах ужасов, но все же.

- Маркиз, - напомнила я себе, вспоминая этикет.

Что-то внутри заволновалось. Я впервые в жизни увижу настоящего маркиза!

Про маркизов я знала многое. В основном из сериала «Тайные знаки любви маркиза и сиротки», который шесть лет подряд смотрела моя бабушка. Это был один из тех сериалов про кобелирующих личностей, упорно не замечавших бедную честную девушку под боком. Под конец мне казалось, что ему проще соблазнить режиссера и оператора, чем милую сиротку с простодушным лицом продавщицы из соседнего магазина.

На бабушкиной книжной полке пылились любовные романы. Как сейчас помню. Один про опытного мужика «Я знаю, где твои губы, красавица». Второй, видимо, про стоматолога, «Запах твоего дыхания». Там было много чего интересного. Например, «Съешь меня глазами», дилогия «Роковая страсть» и «Роковая старость»…

Я что-то слегка заволновалась, поглядывая на письмо.

Ой, а вдруг он красавец? Ну прямо как на обложке романа? Видимо, каждой девушке хочется получить своего маркиза, графа или герцога.

Не то чтобы я питала какие-то иллюзии. Но осторожность в этом деле не помешала бы!

- Может, он уже старенький, - одернула себя я, когда фантазия уносила меня в сторону обложки с полуобнаженной парой на фоне точно такого же сада.

Я шла по дорожке, стараясь отогнать от себя воспоминания про «нежные руки, рвущиеся из штанов», про «пламя страсти, опаляющее волоски на его могучих руках», про «трепетную пещерку, которая широко распахнулась, чтобы впустить в себя огонь необузданной мужской страсти», и все такое…

Старинная дверь выглядела внушительно. Свет нигде не горел. Хотя, может, еще и рано?

Письмо вырвалось и полетело в сторону двери.

- Стоять! Ты куда! – бросилась я через сад, так и не успев помечтать как следует.

На дороге мне попался огромный черный кот. Он мирно сначала перебегал дорогу, а потом стал перелетать. Я перепугалась, потеряла равновесие и ступила ногой в кусты.

- Мяв!!! – послышалось истеричное.

Под ногой что-то дернулось. Видимо, это был хвост! Я отшатнулась обратно на дорожку, отряхивая себя от сухих листьев!

Я схватила письмо возле самой двери. Оно вспыхнуло и погасло. Интересно, что это значит?

Так! У нас тут маркиз! Я приосанилась, расправила плечи, втянула живот. Мне удалось даже слегка продрать спутанные волосы рукой, откинув их назад.

- Тук-тук! – постучала я, закусив губу.

Пока что было тихо. Я видела, как по плющу карабкается тот самый черный котяра. Ну и напугал он же меня! Бррр! Еще сидит на дорожке! Его в темноте почти не видно!

Глава третья. Испанский стыд

Пришлось нервно сглотнуть, чтобы продолжить. Это было ужасно непросто в свете открывшихся фактов.

- За то, что ты разбил мою любимую кружку, - прочитала я, чувствуя, как голос мой голос становится тише. – Д-д-дала рукой под пушистую задницу!

Я знала такие подробности и откровения, что впору убить меня на месте. Как свидетеля. Обладатель пушистой задницы сидел в кресле все так же невозмутимо. Словно такие письма были для него в порядке вещей.

«Ах, сударыня! У вас такие красивые глаза!», - доносится под звуки венского вальса. «Благодарю! Это было так мило! Ах, сударь, у вас такая пушистая задница!», - обмахивалась веером красавица. «Ну вы же ее еще не видели!», - удивляется аристократичный красавец. «Мне тетушка говорила. Если не знаешь, о чем говорить, то говори о погоде или пушистой заднице!», - вздохнула скромница, прячась за веером.

Сейчас я буду прятаться за шторкой. Интересно, почтальонам полагается успокоительное?

- И за то, что насрал на… мой… - я уже начинала запинаться. – С-с-свитер…

Мужик в кресле зашевелился. Я точно не ошиблась? Точно?! А вдруг?!

- Извините, но тут так написано. Я вам ни в коем случае не осуждаю, - оправдывалась я, чувствуя неловкость. – Я редко бываю в высшем свете… Ну как редко? Никогда. Поэтому не знаю, может там так принято… выражать… свое негодование по поводу… Эм…

Кто-нибудь! Возьмите ружье со стены и пристрелите мою фантазию.

Я живо представила картинку. Изнеженный аристократ гневно смотрит на жену, которую застал с садовником в саду. И они там явно не картошку копали, и не помидоры подвязывали… «Ах, сударыня! Вы меня разочаровали!», - произносит он холодным аристократичным голосом. «Меня тоже!», - уныло замечает садовник, застегивая штаны. «Вы оскорбили меня своим присутствием!», - холодно произносит аристократ. «Где? В вашем доме или в вашей жене?», - замечает скромный мускулистый садовник. Аристократ гневно идет в комнату, находит платье жены, снимает штаны и… «Сударыня, полюбуйтесь! Это выражение моего неудовольствия!», - изрекает он, показывая на свежую кучку… Ой!

- Простите, - смутилась я, заметив, что перестала читать. – Извините… Просто… Так! На чем я остановилась? Эм… Я помню, как дала тебя неделю. А потом ты приполз… Весь раненый, несчастный. Я тебя выходила… Помню, как ты ползал по мне… Как водил по лицу своим хвостиком…

Я уже слишком много знала про эту личность с перстнем. Слишком много! И про то, что как мужик он так себе…

Удивляло ли меня? Эм… Ну не совсем. У каждого свои причуды. Если брать в пример моих соседей, то это еще так, ерунда. По вечерам она квасила капусту. Он просто квасил. Все звали его Квасилий Федорович, а ее Квасилиса Петровна. И никого уже не смущало, если, случайно открывая двери, ты видишь Квасилия без штанов. Он мог лежать прямо на лестничной клетке, не доползя до «тук-тук, я в домике!» буквально полметра. Но всегда строго головой на север. Видимо, когда-то они мечтали об одиноком домике в поле. Поэтому все делали громко и шумно. Настолько, что Петюня с первого этажа спрашивал маму: «А посему Тетя Квася блеет хомяка! Ему зе холодно!».

Ой, я опять зависла! Так-так! Тут еще немножечко осталось!

- И терся об меня… - мужественно продолжала я, сглатывая нервы. – Я очень по тебе скучаю, мой любимый… Так скучаю, что словами не передать… Я бы все отдала за то, чтобы ты снова был рядом… Целую, твоя Ж.

Я помолчала, как бы давая понять, что чтение закончено. У меня горели уши. Они, видимо, были непривычны к чужим секретам. Что делать дальше с письмом я не знала. Наверное, нужно его отдать…

Как неловко! Я подошла к креслу и протянула письмо. Голова повернулась в мою сторону. Ему на вид было под сорок. О возрасте напоминали только несколько тонких морщин на лбу и седая прядь волос, заблудившаяся среди темных прядей. Она всем видом намекала, что она тут случайно. И что как мужик я еще вау-вау-вау…

Я почему-то безотрывно смотрела на эту прядь. Это смотрелось как-то …интересно и слегка странно. Холеное лицо, тонкий «аристократичный» нос с хищными крыльями мне тоже нравился. Глаза у него напоминали чай. Не крепкий, нет. Средний. С чаинками.

Словом, все в нем выдавало … «Породу!» - вспомнилось мне странное, и всегда казавшееся неуместным, слово. Если бы я сравнивала его с собаками, то это был бы датский дог. Причем «датским» он становился сразу, стоило ему войти в помещение, где была бы хоть одна не слепая женщина.

Темные брови поднялись и вопросительно изогнулись.

- Это вам, - протянула я дрожащей рукой письмо. И тут же вспомнила про вежливость. – Примите, уважаемый Маркиз!

«Не забудь про реверанс!», - послышался внутренний голос. – «Маркизы любят реверансы!».

Взгляд, который я поймала на своей руке, заставил меня неловко сглотнуть.

- Я честно-пречестно обещаю, что никому ничего не расскажу! Ни про ваши пушистые бубенчики! Ни про обкаканный свитер! – вздохнула я, обещая себе хранить тайну до конца своих дней.

Взгляд, скользнувший вверх, заставил меня слегка вздрогнуть. Что-то в глазах Маркиза намекало, что «конец моих дней» наступит вот-вот.

- Я вам торжественно клянусь, - убеждала я, вспоминая правило: «Разнести все письма!». – Что никому ничего не скажу! Я уже забыла то, о чем читала! Знаете, у меня столько писем!

Мне пришло в голову потрясти сумкой.

- Так что я уже того, - улыбнулась я ободряющей улыбкой. – Забыла! Извините, если что не так и…

Я сунула ему письмо, растянула руки в неуклюжем реверансе. И стала стратегически отступать. Меня провожали таким взглядом, что в голове промелькнуло то, что сделал подлый и жестокий граф со своей молодой женой на сорок шестой странице дамского романа.

А еще взгляд намекал, что для этого жениться вовсе необязательно.

- Пардоньте, - снова растянула я руки в призрачном реверансе, как вдруг послышался …дзень! Я случайно локтем задела красивую статуэтку в виде птички.

Она слетела с каминной полки и звоном битого фарфора намекнула, что она дочь пингвина и страуса.

Глава четвертая. Бабушка и Барсик

- Ой-ой-ой, - пафосно заметил кот, выгибая спину. – Не больно и хотел тебя задерживать. А вот хозяин хотел бы… Возможно, даже больно… Смекаешь? Так что держись отсюда подальше.

- Хорошо! Я буду держаться подальше от раненой мужской самооценки! – буркнула я, все еще сгорая от стыда. – И вообще! Почему бы не повесить на заборе табличку: «Осторожно! Говорящий кот!»

- Я бы сделал приписочку! И злопамятный хозяин! – ехидно заметил кот, шелестя листиком.

Он исчез за изгородью. Где-то прошуршали кусты.

Я свернула за угол, стараясь не сбавлять шаг! Совесть достала и отряхнула словарь «Неприличные слова, которые не стоит говорить при детях».

Только-только она собиралась выругаться, как пьяный могильщик. Я ее опередила, прижав руки к щекам: «О, какой конфуз!».

Мне было ужасно стыдно! Еще бы, я тут мужику про его пушистые яйца зачитываю, а это, оказывается, письмо его коту! Кто бы мог подумать, что кот умеет разговаривать? Почему меня не предупредили?

- Я обещаю, - глубоко вздохнула я, косясь на виднеющиеся из-за угла очертания дома. – Что буду обходить этот дом десятой дорогой!

«Может, отдохнем?», - хором загудели ножки.

- Нам нужно разнести сто писем! Ой, уже девяносто девять! – напомнила я, пытаясь понять, сколько времени. – И если мы не поторопимся, то…

- Ла-а-адно, - жалобно заныли ножки и послушно затопали подальше от этого злополучного места.

Я сунула руку в сумку, наугад пытаясь найти письмо. Так! Возьмем вот это! Кому оно адресовано? Опять под дождь попало?

Я посмотрела на небо, не видя ни тучки. Да тут вообще нет ни звезд, ни луны. Какая-то дымка заволокла все вокруг и простерлась аж до горизонта.

- Ну, лети, давай! – подбросила я письмо. В этих диких джунглях уважаемой и непрестижной профессии я могла и заблудиться!

Оно загорелось и… повернуло за угол.

- Не-е-е-ет! – опешила я, видя, как оно летит прямо к тому самому дому, из которого я только что вышла.

Я кралась, стараясь, чтобы свет фонарей не выдавал моего присутствия. В окне горел свет, а я мечтала пройти это место побыстрее.

- Да оно что? Издевается? – ползла я вдоль стенки. Письмо никуда не торопилось. Оно летело так медленно, словно на бреющем полете.

- Афу-у-у, афу-у-у! – дула я на него, срочно требуя покинуть это место. Я вспомнила мужчину из кресла. Он навсегда остался в моей памяти неотделимым от этого кресла. Как кентавр от коня, как селедка от русалки и как зарплата от «займи до зарплаты».

Письмо медленно летело по улице. У меня даже мурашки отлегли от попы, когда я миновала эти роскошные хоромы, где мне теперь всегда рады!

Через несколько улиц я обняла фонарь. Если бы фонарь был мужчиной, он бы тут же покраснел. Еще бы, стонать я начала еще за десять метров. А в метре от него я чуть не споткнулась и не упала к его ногам.

- Стой! – протянула я руку к письму.

Мы двигались, как старенькие черепахи. Письмо летело так медленно, как только могло. Я ползла за ним, честно обещая своим уставшим ножкам однажды пнуть того, кто это затеял.

Письмо остановилось возле старого дома. Серые доски, перекошенные окна, в одном из которых красовалась дыра, прятались за жуткими зарослями. У меня мороз пробежал по попе, когда я посмотрела на черепицу и старинную дверь.

Скрипнув ржавой, висящей на одной петле калиткой, я опасливо шагнула в сад. Сад напоминал мне все ужастики одновременно. Трава была почти по пояс. Скрюченные деревья, словно хохочущие злодеи, намекали на то, что здесь живет страшное зло.

- Возможно, вышедшее на пенсию по выслуге тиранических лет, - присмотрелась я, видя мешок с мешками, стоящий возле одного дерева. Рядом с ним паслась пузатая леечка с ромашкой.

Каждый шаг давался мне неимоверным усилием воли. Глядя на такие заросли, мне казалось, что на меня оттуда смотрит какое-нибудь чудовище. Мало ли что в этом мире водится? Про говорящих котов мне тоже не рассказывали! А он есть!

Ветер завывал на разные голоса. Я шла, готовясь отбиваться сумкой и диким визгом. Если чудовище не очень страшное, то это будет до второй октавы. Его очень, то минимум ля второй октавы.

Почему-то мне казалось, что в таком доме имеют прописку как минимум десять фамильных призраков.

Но здесь не то, чтобы прописаться, здесь и прокакаться можно!

- Туки-тук, - постучалась я, на всякий случай сжимая булочки.

«Разбудила спящее зло! Теперь мир в опасности!», - мелькали перед глазами заголовки завтрашних газет. Очень надеюсь, что зло выспалось и доброе.

Только собиралась уходить, как вдруг дверь со страшным скрипом открылась. Мне кажется, в этот момент поседели даже мои будущие внуки!

- Кто там пришел? – послышался старушечий голосок.

- П-п-почтальон, - икнула я, видя, как в дверях появляется бабушка – божий одуванчик. На ней была ночная рубашка в мелкий цветочек. В руках она держала свечку.

- Ой, какое счастье! Почтальон пришел! – обрадовалась бабушка, которая на вид казалась очень доброй. – Проходите, проходите…

Я неуверенно шагнула в холл. Холл был доверху наполнен всякими коробочками, банками и узелками.

- Вам письмо, - заметила я, рассматривая груду полезных и нужных для помойки вещей.

- Проходите, кому говорю! – голос был очень радостным.

В этот момент где-то должен был прогрохотать гром, пронестись разрушительный ураган, начаться землетрясение. Должен же мне был кто-то намекнуть, что будет дальше!

- Сюда-сюда, - голосом заботливой бабушки позвали меня в комнату. На всякий случай я мысленно составила завещание, шагая на свет.

Это была уютно-пыльная комнатка с замшелым диваном и плешивыми креслами. На процарапанный столик, прикрытый салфеточкой, встала тарелка с пирожками.

- Присаживайтесь! – суетилась бабушка, заставляя меня чувствовать неловкость. Я опустила торбу с письмами, присев на самый край кресла.

- Вы согласны, чтобы я его прочитала? – спросила я, глядя на старинные часы и уютные занавески с рюшами.

Глава пятая. Мама не разрешала открывать дверь незнакомцам!

Кажется, пирожки запаниковали раньше меня. Они все заспешили к выходу. «Эп!», - открыла я рот, пытаясь придумать свои последние слова. Так, чтобы эпично и глубокомысленно. А не просто вякнуть: «Аааа! Ыыыы!».

- Барсик у меня хороший! Он очень людей любит! – чесала бабушка лысый «паспортный стол». Светящиеся глаза обещали мне вечную прописку. – Вот кто стучится – первый бежит!

Ага…

- А еще у него, кажется, лишай и глисты! Никак вывести не могу! – погладила подслеповатая бабушка внушительную проплешину. – Все лекарства перепробовала! И мазала, и терла, и свечки эти дорогущие ему в попу вставляла! Ничего не помогает! Вон горчичник делала. Мне горчичники всегда от всего помогали! Чуть что – горчичник! И никаких проблем! Деду помогали!

Бабушка вздохнула, а Барсик соскочил на пол, снова направляясь к газетке.

- Вот будь добра, поищи очки мои! Куда задевала – не помню! Хоть посмотрю, есть ли у Барсика блохи. А то он ходит к кому попало! - вздохнула бабушка. – Ни вязать не могу, готовлю кое-как.

Я посмотрела на разбитые и стекающие яйца возле старой кастрюли.

- Х-х-хорошо, я посмотрю, - кивнула я.

Барсик тут же оживился.

- В коридоре положила, видать! И забыла! А я слепая, ничего не вижу! Ой, заодно глянь, все ли там с ним в порядке? А то что-то переживаю! Вдруг блохи? – бабушка уселась в кресле поудобней.

Барсик всем видом намекал, что блох у него нет. Но я посмотреть я могу. Особенно, если подойду ближе.

- Не скачут там, окаянные? А то меня что-то за ноги кусает! – сетовала бабушка. И расчесала ногу. – Дед у меня суровый! Животных любил. А заводить не разрешал. Сколько раз я котиков ему домой носила? А он их на улицу! Ничего, хоть здесь заведу! А придет дед, пусть любит!

Да у деда с Барсиком будет любовь с первого взгляда! Это не Барсик будет жить у дедушки. А дедушка у Барсика. «Жил-был у бабушки страшненький Барсик!», - гнусаво пропела моя заиндевевшая от ужаса попа.

- Я посмотрю очки, - кивнула я.

- Посмотри, посмотри! А то вон пацаны окна разбили мне! Нехорошие! Барсика напугали! Он как перепугался, как на улицу выскочил! Надо будет ему ошейничек сделать! А у меня очков нет. А то вдруг потеряется, а как искать?

«По кровавым следам!», - намекал Барсик страшным взглядом.

- Чтоб вернули. За вознаграждение, - рассуждала бабушка.

Барсик проводил меня взглядом. Из его пасти торчала рыбина. Размером с толстолобика. А могла быть моя рука!

Я вышла в темный коридор, пытаясь отыскать очки. На полках была пыль. Свертки выглядели так, словно их положили давным-давно.

- Ну как? – спросил голос бабушки из комнаты. – Нашла? А Барсик у меня совсем оголодал. Одни ребра… Я ж почти не готовлю! Не вижу ничего! А ватрушки по памяти…

- Э… Я пока очкую! – ответила я, дрожащими руками перебирая чужие запасы на черный день. – То есть, очки ищу.

- Ну очкуй, очкуй! – вздохнула бабушка. – Главное, чтобы нашлись, родненькие! У них дужка одна лейкопластырем. А то придется просить, чтобы вторые мои очи прикопали… Ничего не вижу! Я же Барсика вон столько кормила! Он к воротам подходил, а тут я ему мисочку…

И тут я увидела очки. Они лежали между стопкой газет и огромной бутылкой в оплетке. Я схватила их, спеша распрощаться, как вдруг обернулась. Между мною и дверью к бабушке стоял … Барсик.

- Очки на место положила, - прошипела тварь, глядя на бабушку в упор. – И сказала, что не нашла!

- Зачем? – прошептала я, делая шаг назад.

- Это я их спрятал, - послышался страшный голос Барсика. – Чтобы бабушка меня не видела.

- А где настоящий Барсик? – спросила я, предполагая худшее.

- Жив он еще, - послышался сиплый голос Барсика. – Очки положила!

Кто я такая, чтобы спорить с тем, у кого зубы больше, чем моя ладонь? И тем более, я не имею желания спорить с тем, у кого слюна ниткой свисает аж до пола.

Только я собиралась положить очки, как вдруг вышла бабушка.

- Ой, - прищурилась она. – Нашла! Мои родненькие! Очки! Очи, мои очи! Давай сюды!

Я дрожащей рукой протянула очки. Сейчас мне понадобится квалифицированный тренер по фитнесу, который за тридцать секунд научит меня быстро бегать! Или очень квалифицированная помощь реанимационно бригады!

Барсик смотрел на меня так, словно руки и ноги мне уже не пригодятся. Бабушка протерла очки о шаль и надела их.

- Батюшки! – ужаснулась она, хватаясь за сердце. – Страсть-то какая!

Все, это конец! Если она выгонит Барсика, мне придется жить здесь. Ибо по ту сторону двери меня будет ждать очень голодный, слегка расстроенный и весь обиженный Барсик.

- Ужасть! – продолжала бабка, медленно роя мне могилу. – Как же я так тебя запустила, родненький! Кожа да кости! Похудел от голода, бедненький! Это всё бабка слепошарая виновата! Недокармливала! Ай-я-яй! Поругай бабушку, Барсик! Ничего, сейчас бабушка кастрюльку большую возьмет! И моего бедного Барсика как следует накормит! У бабушки еще рыбка есть! Надо еще купить! Посидишь с Барсиком, пока я в магазин схожу?

Что? С Барсиком? Посидеть? Я могу и полежать с Барсиком. Правда, совсем недолго. И отнюдь не молча.

- А то оставишь его, а он найдет, что подрать! Вон, всё изодрано! – вздохнула бабка, гладя лысую голову с редкой шерстью. – Ну хоть не метит!

Да, это здорово! Главное, чтобы не метил! Остальное – не важно!

- Нет, что вы! Я тороплюсь! Писем очень много, - пятилась я к двери.

- Барсику страшно одному оставаться! – упрашивали меня, ища старенькую кошелку.

- Простите, но я должна спешить, - икнула я, глядя на Барсика. Он терся об бабушку так, что она шаталась. – Извините! Мне пора!

- Барсик, тебе же свитер нужен! А то застудишься! – донеслось до меня, когда я нащупала ручку двери.

Я вылетела за дверь и мчалась по улице, пока мне перестали чудиться светящиеся глаза Барсика. Мне казалось, что у меня на лбу надпись: «Корм для Барсика».

Сердце все еще не могло угомониться. А я, согнувшись пополам, с трудом переводила дух. И радовалась за Барсика всей душой.

Глава шестая. Неорганизованная преступность

- Ой, Барсика никто не обидел? – послышался скрипучий голос, когда жизнь устала мелькать перед глазами. Мне на плечо капала слюна.

- Кхе-кхе! – тут же захлопнул огромную пасть зловредный Барсик. Что? Я еще жива? Не может быть?

- А, играете! - умилилась бабушка, неся целый ворох лекарств. - Разыгрались тут! А у нас столько дел!

Я вела их вниз по улице к дому с игрушками. Изредка я похлопывала рукой по сумке, тайно вздыхая.

«Вот, а я говорил!» - слышался гнусавый противный голос. - «Вместо того, чтобы разносить письма, ты тут по городу бегаешь! Добрые дела делаешь!».

Меня смущал только Барсик, которому палец в рот не клади. Я несла тяжелые сумки, которых с каждым разом становилось все больше и больше.

- Раньше Барсик сумки таскал, - вздохнула бабушка, передыхая. - Да, Барсик? Эх, всё понимает, только не говорит! И глаза умные-умные!

Умные глаза посмотрели на меня, и я поняла, что бабушке не стоит знать то, с Барсиком можно кроссворды разгадывать. Я даже прониклась уважением к Барсику за сумки.

- Таскал мне Барсик сумки, - повторила бабушка. - А откуда таскал, не знаю! Притащит и поставит... Видать, со стройки какой-то! Всё в красной краске! Ну, не бойся, мальчик тебя не обидит! А будет за хвост таскать, я его быстро научу, что животных любить надобно!

- Да не трону я твоего мальчугана, - прорычал Барсик, когда я открыла рот, чтобы передумать. - Он же бабкины очки не находил? Поэтому ему бояться нечего...

- Тук-тук! - бабушка постучалась в дверь. - Открой бабушке!

- Мама не разрешила мне открывать дверь, - как-то неуверенно заметил мальчик.

Я сгрузила с себя тяжелые сумки. Никогда никуда не ходите с бабушками! Тяжелое «я на минутку» и не менее тяжелое «я просто приценюсь» встали рядом с «а чтоб два раза не ходить!».

- Слышишь, охломон! - выдала бабушка. - А ну дверь открыл! Тут, значит, бабушка приехала с подарками! А он дверь не открывает! Оголодал небось совсем! Кожа да кости!

Если честно, то я бы уже открыла.

- А бабушка пирожки принесла! А ну быстро открыл! - прозвучал такой голос, от которого тут же начинаешь есть суп с хлебушком, бежишь чистить зубы и обматывать шарфом дедушкин пуховик, чтобы пойти на горку.

Дверь скрипнула замком и... открылась.

- Ну вот! И ничего страшного! Бабушка не одна! Бабушка с Барсиком! Только смотри, Барсик всего боится, так что не пугай его сильно! - слышался голос, а бабушка махнула мне рукой, мол, свободна.

Я достала письмо в надежде, что удастся отнести еще одно долгожданное письмо. Письмо взлетело в воздух и направилось на другую сторону улицы.

- Почтальон! - послышался старческий голос справа. Возле дома сидел дедушка в жилете. - Это мне? Да? Мне?

Письмо пролетело мимо, но я остановилась, услышав тяжелый вздох.

- Внученька, посмотри, может для меня письмо есть? - с надеждой спросил дед.

- Сейчас посмотрю. А вы кто? - озадачилась я, раскрывая сумку.

Дед стоял и с надеждой заглядывал мне в сумку. Я достала целую пачку писем, поглядывая на деда. Я никогда не видела в его глазах столько надежды.

- Так, одну минуточку! - рылась я, перебирая конверты. Письмо послушно застыло над моей головой. - Так, так, так... Эм... Нет письма... Извините...

Впервые в жизни я видела, чтобы человек сразу постарел на несколько лет. Дедушка осунулся, вздохнул.

- В следующий раз, - заметила я, глядя на несчастного деда. - Не расстраивайтесь! Может, оно еще на почте! Вы знаете, как у нас почта работает? Плохо работает! Вот! Вы не переживайте! Ваше письмо найдется!

Я ускорила шаг, видя, что письмо поворачивает в сторону темного переулка.

- Гони деньги! - послышался хриплый голос из темноты.

Он был настолько неожиданным, что я сначала не поверила.

- Ой! - вздрогнула я, видя, как от стены отделились два силуэта. Один перегородил мне путь вперед. Другой назад. Я прижала сумку к груди, видя в полумраке два жутких лица.

- Деньги! - рявкнули на меня.

- За-зачем? - опешила я, задавая самый глупый из всех вопросов, который только можно задать в темном переулке.

- Собираем на лечение одного мальчика лет сорока, которому глупые перепуганные прохожие треплют нервы идиотскими вопросами! - хохотнул тот, что спереди.

Сзади в меня что-то уперлось. Надеюсь, что это все-таки нож, а не то, что я подумала!

- Дорогие граждане, - прокашлялась я. - Это был трудный год. Для всех нас. Мы много работали, учились... Это я к тому, что денег нет.

- А если найдем? - просипел кто-то сзади. Уж не думала, что даже здесь есть грабители!

- Если найдете, то так и быть. Заплачу налоги, - вздохнула я, не веря своим ушам. Даже в мире мертвых есть преступность! Организованная!

- Ты тут зубы не заговаривай! Кошелек или жизнь! - прокашлялся первый. Он нависал надо мной так, что становилось страшновато.

- Жизнь! - обрадовалась я. - Воскрешать будете?

- Тьфу ты, по старой памяти! - выругался первый. - Кошелек или развоплощение!

О, даже так бывает? Ну ничего себе!

- Я - почтальон, - оправдывалась я. - Откуда у меня деньги?

- Так-так-так, почтальон, значит! - обрадовались преступники. - Письма сюда! Люди дорого заплатят за приветы с того света!

- Не отдам! - прижала я к себе сумку. Но ее выдернули и растворились в темноте.

Я так и осталась стоять.

- Пойдем, - вздохнула я, негодуя на местное правительство. Совсем за порядком не следят.

Письмо вылетело на улицу. На улице уютно горели фонари, освещая мощеную брусчатку. Письмо свернуло за угол. Я последовала за ним.

- Нет, - запротестовала я, видя очертание знакомых ворот. Силуэт дома, в который я обещала не возвращаться, вырисовывался с каждым моим шагом. Я до последнего искренне надеялась, что это к соседям. Но надежда умерла, как только я остановилась возле ворот.

Если бы при мне была сумка, у меня был бы выбор. Но письмо уже скользнуло между прутьев, устремляясь к дому.

Глава седьмая. Скотик

- Так что, видимо, нет ничего удивительного в том, что у меня украли сумку с письмами! – возмутилась я, не обращая внимания на кота.
- У тебя нет знакомых на другом конце мира? Чтобы приютили двух беженцев? – севшим голосом спросил кот.
- А тут еще вы со своим упрямством! – воскликнула я, перечисляя разочарования ближайших нескольких часов. И тут же посмотрела на кота. – А что я не так сказала? Они не сумку у меня отобрали, а надежду! Надежду выбраться отсюда!
- Я разберусь, - послышался голос хозяина. – Сумку тебе вернут. Я позабочусь об этом. И впредь сделай милость. Не доставай меня. Договорились?
- Мне нужно разнести все эти письма! – возразила я. - И ваше в том числе! У меня договор! С самой смертью!
- Так, забирай это несносное блохастое создание, и не мешайте мне работать, - послышался раздраженный голос. Мне глазами указали на дверь. – Или ты хочешь, чтобы вы вместе до конца своих дней разносили эти письма?
Он изменился. Эта подчеркнутая холодная вежливость куда-то улетучилась. Она всем видом намекала, что просто временно погостила в нашем диалоге. И вот вежливость уже собрала чемоданы и отбыла обратно в любовные романы трепетных эпох. Времена, когда «сэры и сэрихи» обменивались любезностями вокруг канделябра.
- Что? – переглянулись мы с котом.
- Я слышал про почтовых голубей. Парочку даже съел в свое время! Но чтобы почтовые коты… Это что-то новенькое! – возмутился кот. И тут же прошептал мне. – Уходим, уходим… Давай, шевелись… Видишь, он не в духах!
Я поняла, что еще немного, и мы доиграемся. Поэтому поспешила встать и направится к двери, изредка поглядывая на то, как перебираются бумаги. Внутри меня еще теплилась надежда, что вслед мне бросят что-то вроде: "Давай сюда свое письмо!", но нет!
Дверь закрылась за нами, как по приказу.
Через мгновенье мы с котом оказались на лестнице.
- Так вот, значит, как он отплатил мне за шерсть в чае! Я, значит, чесался, старался, а он… - обиженно закатил глаза кот. – А кто на бумагах лежал? Держал их собой? Кто ножки стола полировал собой? Кто кресло грел и утеплял шерстью? Вот, значит, как, да? Я официально заявляю. Я глубоко обижен! Тоже мне, забери это блохастое создание! Кстати, если у тебя действительно блохи, то держись от меня подальше! А то я очень мнительный!
- Что? У меня блохи? – возмутилась я, уверенная, что «блохастое создание» - это кот.
- Нет, ну надо же! – фыркнул кот, напушив хвост. – Я тут, значит, и так, и эдак… А мне блохастое создание поручили! Так, погоди… Это что? Правда блохи?
Кот присел, сделав «хоба»!
- Нет, показалось, - снова фыркнул он, когда я потянула входную дверь за ручку. – Я же говорил, что с ним шутки плохи! Горе, а не мужик!
- Что с письмом делать? – спросила я, выходя на улицу. Мой взгляд скользнул по стене и уткнулся в окно. – Даже если я разнесу все письма, то оно останется… Кстати, а он точно выполнит свое обещание?
- Точно! Он – наместник смерти! – усмехнулся кот.
В этот момент я чуть не села на ступеньку, вовремя схватившись рукой за мраморные перила. Значит, я тут что-то пыталась доказать… Самому наместнику смерти?
- А что делает наместник смерти? Он, случайно, не смерть? – осторожно спросила я, пока кот гневно расхаживал по нижней ступеньке крыльца.
- О, нет! – возмутился кот. – Ты посмотри на него? Разве он похож на смерть? Для смерти он выглядит еще слишком... живо! Он наместник… Понимаешь, в мире смерти так же, как и в мире живых, есть свои государства. Так намного удобней. И в каждом государстве есть свой наместник, исполняющий ряд обязанностей! Понимаешь, умирают все. И гады, и хорошие люди. И хомячки. Терпеть ненавижу!
- Кого? Хомячков? – переспросила я, теряя нить разговора.
- Неважно! Так вот, наместники занимаются тем, что охраняют правопорядок, воздают по заслугам и решают другие проблемы. Вот умерла ты, случайненько! Не смотри на меня так, допустим, умерла! Попала сюда. А тут решается, что ты заслужила при жизни. Взвешиваются твои поступки, составляется протокол… И этим занимаются наместники. Они как бы судьи. От них требуется только одно. Быть непредвзятыми. Это долго объяснять! Ты лучше думай, что с письмами делать!
- Я вот что тут подумала, - заметила я, глядя на окна. – Если сумку мне вернут, то мне все равно однажды придется принести это письмо сюда… Рано или поздно… А у меня есть только тридцать дней! И где гарантия, что кто-то будет в хорошем настроении, чтобы его выслушать?
Я снова посмотрела на мятое письмо. Мне уже самой интересно, что в нем, раз его так упорно не хотят читать.
- Поэтому я предлагаю начать разносить его прямо сейчас, - вздохнула я, переводя взгляд на кота.
- Ты что? Я туда не пойду! Это нужно ждать, когда он остынет! Это как минимум пять минут. Он всегда нервничает еще десять минут после того, как ему принесут это письмо. И эти полчаса лучше ему на глаза не попадаться. Поэтому приходи через месяца два! – заметил кот. И тут же добавил. - В следующем году.
- У меня нет двух месяцев! – возмутилась я, решительно глядя в сторону кота. – А еще мне некуда идти. Не возвращаться же мне на почту? Кстати, а в какой она вообще стороне? И сумку мне тоже не вернули… Придется подождать здесь!
Я сидела на ступеньке, как вдруг дверь открылась.
- Ваша сумка, - сухо произнес голос. Мне в руки упала моя сумка с письмами. Я только открыла рот, чтобы поблагодарить и поговорить про письмо, как дверь закрылась.
- Пись… - бросилась я на дверь.
Бу-бу-бух! Она закрылась перед моим носом.

- Я же говорю! Это самый сухой сухарь из всех сухарей, которых можно себе представить! – возмутился кот. – Непредвзятый, хладнокровный, педантичный… Просто идеальный наместник!

Мне не хотелось уходить, зная, что у меня есть незаконченное дело. Письмо словно жгло мою руку, когда я собиралась направиться на выход из сада.

- Уже уходите? Так быстро? Жаль! – усмехнулся кот.

- А что я могу сделать? – удивилась я, глядя то на кота, то на письмо.

Глава восьмая. Нагадить в папки

- Знаешь, внезапное проникновение — удел мужчин, - негромко заметил кот, прячась за меня.

Бровь хозяина поползла наверх, выражая крайнюю степень удивления.

- Я, наверное, зайду попозже, - произнес он, пока я стояла с его бумагами, прижатыми к груди.

Дверь закрылась. Я вопросительно посмотрела на кота, как вдруг из коридора донесся страшный крик: «Сальвадор!».

- Вот скажи мне? Я похож на сторожевого котика? Меня нет! Я умер! – испуганно заметил кот, поглядывая на меня.

- Я знаю, когда ты умер! Могу назвать дату! – послышался голос из коридора, пока я пыталась сгрузить бумажки на стол. – Что она здесь делает?!

Кот зыркнул на меня, сгребающей дрожащей рукой остатки бумаг и складывающей на стол.

- Она прибирается, - елейным голосом заметил кот.

- А почему она прибирается? – спросил зловещий голос в коридоре.

- Она просто чистоплотная… Хозяин, я позволил небольшую смелость и делегировал ей кое-какие обязанности! Нашему дому не помешала бы женская рука! – снова елейно произнес кот, делая мне страшные глаза, мол, шевелись давай.

Да шевелюсь! Шевелюсь!

- Письмо подкладывай! – послышался шепот кота, пока я дрожащей рукой делала стопочку.

- Допустим, я тебе поверю. Хотя на самом деле это не так. А почему именно в моем кабинете? – спросил хозяин.

- Ну, до уборной мы еще как бы не дошли. Не хочу шокировать девушку, - снова елейно продолжал кот, пока я искала место для письма. Сверху класть его нельзя. Приметно. Снизу — опасно! Вдруг он полезет в низ стопки, скажем, через годик-другой. Я сунула письмо в верхнюю часть стопки.

- Есть! – прошептала я, опасливо косясь на дверь.

- И почему ночью? – послышался голос хозяина.

- А днем вы заняты! – продолжал врать кот, пока я карабкалась на подоконник. Ветка, с которой я перелезла, казалась мне такой далекой и тонкой, что мне было страшно поставить на нее ногу.

- Как видите, я решил о вас позаботиться, - снова елейно продолжил кот, пока я, раскинув руки, примерялась ступить на ветку. – Кто о вас еще позаботится, кроме котика?

- Допустим, я снова сделаю вид, что поверил, - произнес голос хозяина.

- Сколько у нас есть времени, чтобы убраться? – послышался сладенький голос кота. В темноте его почти не было видно.

- Секунды три, пока я открываю дверь, - донесся из коридора голос хозяина. Что? Три секунды? Как? Ой!

Кот тут же шепотом добавил: «Он сегодня какой-то странный! Мне кажется, или ты ему нравишься?».

- С чего ты решил? – дрожащим голосом спросила я, делая шаг на ветку.

- А-а-а! – бежала я по ветке, боясь потерять равновесие и рухнуть вниз.

- Что это было? – послышался скрип двери, когда я испуганно вжалась в стол.

- Что? Где? Вы о чем сейчас? - послышался сонный и удивленный голос кота. – А, это вы, хозяин! Вам, видимо, приснилось, хозяин!

- Мы оба знаем, что это не так, - доносился до меня голос, от которого я слазила с дерева еще быстрее. Бумс! Спрыгнула я, пытаясь перевести дух.

- Я чувствую, что мне очень скоро приснится сон, в котором ты и эта девушка вдвоем разгуливаете по городу, разнося письма, - послышалось из открытого окна. – Мне кажется, что он даже вещий…

- Ах, что вы, хозяин? Да никогда! Я бы не стал ей помогать! – оправдывался кот, пока я мчалась по аккуратному саду.

Только за воротами я перевела дух.

- Ха! А я-то думала, что все будет намного сложнее! – обрадовалась я, решив, что пора где-то переночевать. Поскольку я не умерла до конца, то приговор по моему делу вынесен не был. И то, ради чего я переводила старушек через дорогу, сейчас, видимо, не учитывалось. Поэтому ночевать мне было негде.

Я решила попробовать вернуться на почту и спросить. А есть ли общежитие для почтальонов?

Пока я искала почту, я с завистью смотрела на уютные дома. В них горел свет, мелькали силуэты людей.

- Ой, извините! – натолкнулась я на кого-то, засмотревшись на семью, сидящую возле камина.

- Да что вы! – послышался мужской голос. С земли была поднята такая же шапочка, как и у меня. Сумка с письмами, картуз, плащ…. Это был почтальон!

- Вы почтальон? – обрадовалась я, глядя на его сумку. Мужчина был представительный. И достаточно симпатичный.

- Да, почтальон, - вздохнул он. – Я вижу, что вы тоже боретесь за жизнь…

- А вы не подскажете, где ночуют почтальоны? – спросила я, глядя на фонари и опустевшие улицы.

- На почте! Я как раз туда иду! Сегодня я разнес двадцать писем! Осталось еще столько же, перед тем как я обниму жену и детей! – послышался счастливый и уставший голос. Мы шли по темным улицам, а за углом показалась почта.

Дверь скрипнула и прозвонила звоночком. Я вошла, видя огромную груду писем.

- Ой, - выдохнула я, сбрасывая сумку на письма. Почтальон сел рядом, скинув плащ и сумку.

- А ты новенькая? – спросил он у меня. – Жаль, очень жаль… Как же тебя угораздило?

- Да так. Думала, что пронесет. А не пронесло, - пожала я плечами, опрокидываясь на груду писем. Уставшие ноги гудели, пока я устраивалась поудобней. – А вас?

- Работал на износ. Чтобы семью обеспечить! Вот и наплевал на свое здоровье. Не до него было. А потом как прихватило! – с сожалением заметил почтальон. – Таблетками закинулся и дальше работать. У меня же дочка в школу пошла в этом году. Денег больше нужно! Ну, отдать должное, моя семья никогда ни в чем не нуждалась…

- Понятно, - вздохнула я. – Я надеюсь, что у вас все получится!

Я зевнула, чувствуя такую усталость, что языком ворочать лень. И тут же закрыла глаза, погружаясь в сон. Почему-то во сне было темно.

«Ну как девочка?», - послышался знакомый-незнакомый голос.

Он принадлежал кому-то пожилому.

«Да всё так же… Вроде бы улучшение есть!», - ответил молодой.

«Будем надеяться. Она сильная. Молодая. Выкарабкается! Как я устал за сегодняшний день, ты бы знал! Везут и везут! А куда я их положу! Мне некуда! В коридоры? А они мне угрожают. Прокуратурой!», - в голосе послышалась усталая насмешка. – «Мне. Прокуратурой. А я им отвечаю. Пусть прокуратура приезжает и считает койко-места! Какая-то тетка взятку мне пыталась дать. Типа, отключите кого-то и ее мать подключите!».

Глава девятая. Операция "Ыыыых!"

О да! Вопросов было много!

- Ты в порядке? – участливо спросила я, понимая, что если котики летают попой вперед – это однозначно плохая примета!

- Я? Ну разумеется! – гордо ответил кот, вылизываясь. – Полный на месте!

Он повернулся ко мне пушистой попой.

- Порядок тоже! – заметил кот, прилизывая взъерошенную шерсть. – Чем обязан? Все тем же?

Он вел себя как ни в чем не бывало. Словно не было этого «мяв!».

- Признайся, ты по нам очень скучала? Не так ли? – заметил кот, идя по дороге. – Итак, излагай! Но лучше не здесь! Здесь как бы…

Он обернулся. Я тоже. В окне стоял силуэт. Штора плавно возвращалась на место, скрывая и силуэт, и роскошный кабинет.

- Поздравляю, почтальонка! – заметил кот, пока мы шли прогулочным шагом. Вот! Вот как нужно идти, когда тебя недвусмысленно куда-то послали! – Благодаря твоей неоценимой помощи я больше не живу в этом роскошном доме! Благодаря тебе я больше не в милости у хозяина и…

- Мне тоже жить негде, - заметила я на всякий случай. Мало ли, вдруг он решит, что можно жить у меня?

- С твоей легкой руки я остался, так сказать, не у дел! Сюда! – остановился кот возле маленького сарайчика покосившегося вида. Он был похож на дачный туалет – долгожитель и сарайчик. Сколоченный наспех из грубых досок, он производил довольно унылое впечатление.

- Прошу! Только после вас! – галантно заметил пушистый кавалер. Я, кажется, стала уважать котиков. Есть в них что-то…

Приоткрыв скрипучую дверцу, я заглянула в темноту.

- Проходи, - подбадривал кот. Я уже подумывала отвесить реверанс. Уж больно все возвышенно.

Я шагнула в темноту, как вдруг…

- Ай! Ой! Ей!

Сначала на меня что-то упало, потом я на что-то наступила, потом я наступила еще на что-то, и все это дружно решило подпортить мое здоровье.

- Ну все, теперь и мне можно заходить! - заметил кот, в чьей галантности я сомневалась. - Просто я уже забыл, где тут что лежит!

- Да, и на мне нужно было это испытывать? – простонала я, поглаживая шишку на голове и морщась от боли в животе. - И как часто ты водишь девушек в этот сарайчик?

- Поздравляю, ты первая! – заметил кот, усаживаясь неподалеку. На старых мешках с удобрением было не то, чтобы на роскошном диване. Но тоже вполне сносно.

- Опять письмо! – ткнула я коту под нос то самое письмо, от которого у меня скоро глаз дергаться будет.

- О, а откуда? – спросил кот.

- От верблюда!!! – крикнула я, расправляя конверт. – Вот! То самое! Которое еще вчера мы подложили твоему хозяину! Я проснулась, а оно лежит у меня на сумке! Это как понимать?! Погоди! Так ты знал! Знал, что оно вернется!

- Но попробовать стоило, не так ли? – удивился кот, разлегшись рядом на мешке с удобрением.

- И что теперь? Даже если я разнесу все письма, то у меня останется вот это! – ткнула я в кошачью морду мятым конвертом. От отчаяния я попыталась его распечатать, но оно на удивление было запечатано намертво! Видимо, без разрешения адресата я не смогу его прочитать. Досадно!

- И что мне теперь с ним делать? – всхлипнула я.

- Вот что мне теперь с тобой делать? – зевнул кот и покосился на меня. – Хозяин зол на меня. Он так и не простил мою вчерашнюю выходку! Хотя, с чего это я называю его хозяином? Он как бы и не был моим хозяином!

- Твоя хозяйка еще жива? – сочувственно спросила я, слегка взгрустнув над судьбинушкой кота.

- Нет у меня никаких хозяев! И не было никогда! – обиделся кот.

- А письмо для тебя? Маркизу? – спросила я, припоминая первую встречу.

- А? То? Да? Это… ничего не значит! У нас с ней ничего не было! Так, погладила пару раз! – дернулся кот. – Ничего серьезного!

Он напоминал мне мужчину, говорящего про «случайную связь».

- И что ты собираешься делать? – спросил кот.

- Отдать ему это чертово письмо! – прорычала я, глядя на пожелтевшую бумагу.

- Значит так! – встал кот и стал расхаживать по полке с пыльным, покрытым паутиной хламом. – Рассуждаем логически! Когда человек наиболее уязвим? Когда он не убегает, не может уйти, не может скрыться и сопротивляться? Я достаточно тонко намекаю? Нужно поймать его беспомощным! Ловишь беспомощным, выдавливаешь из него «Да, читай», приседаешь на уши и вуаля! Ты свободна, словно ветер!

- Когда человек в туалете? – предположила я. – А что? Занят, никуда не убежит, беспомощен…

- Догадайся, что он сделает с этим письмом! – прыснул кот. – Ну, думай, рассуждай! Кто из нас женщина, в конце концов? Где твое природное коварство и хитрость?

- В ванной? – неуверенно спросила я, глядя на письмо.

- Да! Ванна! Хозяин принимает ванны строго в одно и то же время! – довольно усмехнулся кот, снимая лапой с себя паутину. Он напоминал древнего старца, озвучивающего юному герою страшное пророчество.

- Да, вот только в ванную еще нужно попасть, - вздохнула я. – Не по водопроводу? И не по канализации?

- Назовем эту операцию просто. Две коричневые бури в пустыне. Наша задача просочиться в его ванную, дождаться, когда он начнет ее принимать, спрятать одежду и полотенца. А там, того и глядишь, он и тебя примет! – гадко усмехнулся кот. – У нас есть час, чтобы подготовиться!

- К чему? – спросила я, чувствуя, что идея как бы хороша. Но как бы и опасна!

- К проникновению! Я проведу тебя в дом! – заметил кот, едва не уронив склянку с какими-то корешками.

- По ветке или сам в окно закинешь? – спросила я, чувствуя, как заранее болит попа.

- Не на то ты отвлекаешься. У нашей операции нет красивого названия! – мотнул головой кот.

- Операция «Ыыы»? – спросила я немного неуверенно.

- А что? Звучит! Примерно этот звук ты услышишь первым, когда он тебя увидит! - заметил кот. – Итак, мы все продумали!

- Как мы попадем в дом? – потребовала я подробностей. – И чего ты возомнил себя великим полководцем?

- Кто из нас сидит на полке? Ты или я? Видимо, все-таки я! Значит, я – полководец! – заметил кот. Я опустила глаза, видя огромную надпись «удобрения».

Глава десятая. Совпадение? Не думаю!

Я представляла себе обычную ванну. С краном и туалетом. Но когда осторожно открыла двери, то обалдела. Огромное окно в пол было прикрыто роскошными шторами. Прямо посреди пола была роскошная круглая купальня, наполненная водой и пеной. Со стороны это можно было принять за бассейн.

В бассейне кто-то был.

Осторожно, чтобы не издавать лишнего шума, я прикрыла дверь. Я до последнего боялась, что она заскрипит, выдав мое присутствие.

- Что это еще за новости? – послышался голос оттуда, куда мне почему-то стыдно было поворачивать взгляд. Но я отважилась. Наместник сидел ко мне спиной. Его мокрые волосы облепили красивые плечи. Он раскинул руки, положил их на бортик. Все, что было ниже груди, пряталось под пеной и водой.

- Что ты делаешь в моей ванной? – послышался холодный голос. – Тебе мало было моего кабинета, так теперь ты решила найти меня здесь? Ни один почтальон не позволял себе такую наглость.

- Я просто разношу письма! – прокашлялась я, доставая мятое письмо и расправляя его.

- Насчет писем не уверен. Но Вы разнесли кабинет, - послышался холодный голос. – Опять Вы с тем письмом?

- Нет, это другое! – соврала я в надежде, что он согласится.

- Я не люблю, когда люди врут, - заметил наместник, пока я с завистью смотрела на ванну. Я бы тоже была бы не прочь поваляться в ванной и отдохнуть. – Это ТО письмо.

- Ладно, признаюсь, - вздохнула я. – Это оно! Но вы можете пропустить его мимо ушей! Просто согласитесь, а я… я прочитаю его неразборчиво!

Идея показалась мне гениальной. Почему бы и нет?

- Пробурчу его себе под нос и все? – предложила я, пытаясь заглянуть ему в лицо. До чего же упрямый! – От этого письма зависит моя жизнь! От вас зависит моя жизнь!

- От меня зависят судьбы многих людей, - произнес наместник, сохраняя удивительное спокойствие. – Чем ваша судьба лучше или хуже, чем другие судьбы? Чем ваша жизнь ценней тысячи жизней?

- Наверное, тем, что она моя? – удивилась я, глядя на его плечи. – Вот и все! У меня столько незаконченных дел!

- Кто в этом виноват, кроме тебя? Ты сама бездарно тратила свою жизнь, - послышался спокойный голос наместника. – И теперь, когда осознала ее ценность, спохватилась.

- А вы вообще не живете! – ответила я, пытаясь взять себя в руки. – Вы только работаете! У вас нет никакой жизни! Нет ни радости, ни отдыха, ни прогулок, ни семьи, ни любимых людей!

О! Давно я так не расходилась. Я не заметила, как с тихого шепота перешла на голос рьяного революционера, призывающего к переменам.

- А что у вас есть? Работа? Ну да! Работа и пустой дом, где все аккуратно до тошноты! Вам даже поговорить не с кем! С ума сойти можно! Разве это жизнь? Жизнь идет за стеной вашего роскошного поместья. А здесь… здесь пустота! И тишина!

Мне кажется, что такая пылкая речь проймет даже самое черствое сердце.

Я посмотрела на наместника, который откинул голову и вздохнул. Он был таким… таким… Я даже слегка смутилась, отведя взгляд.

Или хотя бы заставит задуматься!

Он смыл пену с руки, перекинув волосы на другую сторону.

- А, я поняла! Вы считаете, что вам никто не нужен! А не думали ли вы о том, что никому не нужны? - пылко выдала я, воинственно сжав письмо в руке.

Наместник зевнул, прикрывая рот рукой. Он всем своим видом показывал, что слушает меня очень внимательно.

- У вас был единственный друг! Единственный! И вы его выгнали! – решила я замолвить словечко про кота.

- Передай этому «единственному и неповторимому другу», - произнес наместник. – Я лично отловлю его и изжарю в масле, полью соусом, приправлю грибами и подам гостям на балу! Продолжайте, я вам не мешаю. Я все это уже слышал и не раз. И, раз уж вы здесь, и вас не затруднит, подайте мне полотенце…

Я повернулась, видя белоснежное огромное полотенце, висящее на золотом крючке. Я сняла его, неся в сторону протянутой руки.

- У вас все? – спросил наместник сухим голосом. – Можете быть свободны. У вас есть ровно две минуты, пока я привожу себя в порядок, чтобы вы покинули дом.

- Вы за кого меня держите? – спросила я.

- О, что вы? Я вас вообще не держу, - послышался лаконичный ответ. – Но раз уж вы здесь, то можете оказать мне любезность.

«Терпение!», - прошептала я, пытаясь найти полотенце. «Может, мы это… Пойдем отсюда?» - прошептала та самая гадкая часть натуры, которая постоянно твердила мне, что результат уже ясен. Ничего не выйдет.

«Нет!», - прошептала я. – «Еще одна попытка!».

«Ой, а сколько у тебя этих попыток было! Ты пыталась стать художником! Потом почему-то ударилась во флористику! Потом решила податься в реставраторы мебели!», - пронудила та самая гадкая часть натуры. – «И что? Где-то ты добилась чего-то? Вот и здесь! Согласись, что это была плохая идея, и пойдем отсюда! Не видишь, он непрошибаемый!».

- Ладно, - согласилась я, пытаясь найти глазами полотенца. Но золотые крючки были пусты. На них не было ни одного полотенца. Интересно, куда они могли деться?

- А вы не подскажете, где они? – спросила я удрученным голосом. Письмо так и жгло мою руку.

- На двери, - послышался спокойный голос.

- Но здесь пусто! – удивилась я, видя, что он обернулся.

- Я догадываюсь, чьи это проделки, - послышался голос наместника.

- Ладно, - смутилась я, подгоняемая внутренним «иди отсюда!». – Я пойду… А вам должно быть стыдно!

Я толкнула дверь, но она не открылась. Я повертела золотую ручку, но дверь ни туда, ни сюда. Дверь была закрыта.

- Дверь закрыта, - удивленно прошептала я, поворачиваясь к наместнику.

- Что значит «закрыта»? – послышался голос наместника. Вместо ледяного спокойствия, которое я привыкла слышать, я услышала удивление. – Принеси мою одежду! Там, на стуле.

Я посмотрела на стул и увидела лежащий там … носок. Один! Единственный!

Понимаю, что у каждого есть свои причуды. Я, например, дома ходила в огромной застиранной мужской футболке с невыводимым пятном от гамбургера. Представить наместника, который ходит в одном носке, мне было крайне сложно. Мне кажется, я много чего не знаю про него.