Попаданка для принцессы Дианы.

Глава 1.

Глава 1

Эмили любила утро за то, что оно каждый раз делало вид, будто всё ещё можно успеть.

Даже когда внутри уже давно жило ощущение, что некоторые поезда ушли.

Лондон за окном был привычно серым — влажным, выдохшимся, с редкими лучами света, просачивающимися между кирпичными домами, как вода из старых труб. На подоконнике её маленькой кухни стояла чашка с чаем и горкой лимона, давно отдавшего сок. Чай остыл, но пах всё равно — терпко, бодряще, по-домашнему.

Эмили сидела на высоком табурете, согнув одну ногу и поджав её под себя, как это делала с детства, когда пыталась согреться. Волосы, светло-русые, со слегка золотистым отливом, были собраны в небрежный пучок на затылке, из которого выбивались пряди и щекотали шею. Она выглядела моложе своих двадцати шести — тонкое лицо с мягкими скулами, прямой нос, губы без яркой помады, только лёгкий бальзам. Глаза — серо-голубые, с тонким венчиком темной радужки — казались слишком внимательными для её возраста.

«Глаза психотерапевта», — однажды сказала ей однокурсница, шутя. «Такие, как у тех, кто слышит больше, чем люди говорят».

Эмили тогда только улыбнулась.

Теперь она привыкла к этому определению.

На стуле рядом валялась сумка — большая, чуть потёртая, с длинной замятой ручкой. Внутри лежала её жизнь: блокнот с закладками, несколько книг по детской психологии, пара шоколадок «на случай», маленький мягкий зайчик с оторванным ушком, которого подарил мальчишка в одной из больниц, и стопка распечаток с заметками будущей диссертации.

Если бы кто-то спросил, чего она хочет от жизни, она бы, наверное, растерялась и потом честно ответила:

— Чтобы люди чуть меньше боялись своих чувств. И чтобы дети знали, что их слышат.

Это звучало бы слишком пафосно, но было правдой.

Часы на стене сделали ленивый рывок вперёд. Она посмотрела на них, вздохнула и спрыгнула с табурета, поставив кружку в раковину. Впереди был очередной день — обычный и важный одновременно.

Университет она закончила относительно недавно. Выпускной был совсем недавно по ощущениям — длинное платье, мать с влажными глазами, отец, пытающийся выглядеть беззаботно, но явно гордившийся тем, что его дочь «теперь почти доктор». Уже второй год она проходила дополнительную специализацию по детской клинической психологии и параллельно работала волонтёром в одной из лондонских больниц.

Это казалось очевидным продолжением пути: ещё в школе она была той самой девочкой, которой доверяли тайны, писали записки, приходили в слезах в туалет и выдыхали: «Только тебе скажу…». Она не давала великих советов. Просто сидела рядом, слушала и иногда задавала один-единственный вопрос, от которого всё вдруг становилось яснее.

Её собственное детство нельзя было назвать трагическим, но и идеальным оно не было. Обычная семья: родители, которые разошлись тихо, почти без скандалов, потому что давно жили параллельными жизнями. Мать, научившая её держаться прямо и никогда не кричать, если можно поговорить. Отец, который звонил по выходным, водил в парк, но всё равно оставался человеком, у которого есть «другая семья». Эмили выросла между двумя квартирами, двумя наборами привычек и двумя способами решать проблемы.

Наверное, поэтому она рано поняла: взрослые часто не умеют говорить о том, что чувствуют. А дети — умеют, но их редко слушают.

Она натянула серые брюки строгого кроя, мягкий вязаный свитер цвета тумана и тёмно-синее пальто. В зеркало у двери мелькнул её силуэт: стройная, невысокая, чуть сутулая от привычки наклоняться к собеседнику. Она поймала свой взгляд и машинально улыбнулась — не так, как для фото, а тихой внутренней улыбкой, проверяя, узнаёт ли она саму себя сегодня.

— Ты справишься, — шепнула она своему отражению. — Как всегда.

Она не привыкла себя подбадривать вслух, но иногда это помогало собраться.

На улице пахло мокрой листвой, кофе из соседнего кафе и чужими парфюмами, спешащими мимо. Она шла к метро быстрым шагом, чувствуя, как прохладный воздух чистит голову. Станция встретила её привычным гулом, запахом металла и движения. Она любила метро — не за тесноту и толчею, а за то, что здесь у каждого была своя цель. Люди становились чуть честнее, когда не смотрели друг другу в глаза.

Дорога до больницы занимала около сорока минут с пересадкой. Этого времени хватало, чтобы добить одну главу из книги, пролистать статьи в телефоне или просто понаблюдать, как ребёнок напротив с серьёзным видом грызёт яблоко, пока его мать судорожно проверяет сообщения.

Сегодня она решила просто смотреть по сторонам.

Внутри, глубоко под привычным ритмом, жило лёгкое чувство усталости, которое появилось несколько месяцев назад и никак не хотело уходить. Сначала она списывала всё на нагрузки: работа, подработки, лекции, волонтёрство, несколько ночей почти без сна, когда её вызвали к подростку, который пытался порезать руки. Потом — на недосып, погоду, стресс.

Но тело — умнее оправданий.

Она стала замечать, что лестницы стали длиннее, чем были раньше. Что к концу дня ноги гудят, будто она пробежала марафон. Что иногда утром поднимается с подушки с ощущением, словно её ночью били — не сильно, но долго.

Пару раз кружилась голова. Один раз — настолько сильно, что она прижалась к стене в метро, делая вид, что просто поправляет ремешок сумки.

«Провериться надо бы», — думала она. И каждый раз откладывала.

Сначала она записалась к терапевту. Тот, толстенький мужчина средних лет с хорошими глазами, выслушал её, послушал, как дышат лёгкие, проверил давление, вздохнул:

— Перерабатываете, мисс Харпер. Вам нужен отдых. Сон. Отпуск. Хотя бы несколько недель. И, конечно, анализы сдадим, но я почти уверен: организм говорит вам «замедлись».

Организм, возможно, говорил и громче, просто она не хотела его слышать.

Больница, куда она направлялась, была особенной. Не слишком большой, не блестящей новыми корпусами, но с каким-то своим, тёплым ядром. Белые стены коридоров были разукрашены рисунками детей: кривые домики, солнца с лучиками, палочками-люди. В одном из коридоров висел большой стенд, на котором были фотографии известных людей, поддерживающих разные благотворительные программы: актёры, музыканты, спортсмены, политики.

Глава 2.

Глава 2

Она просыпалась медленно, словно поднималась из глубокой воды, и первое, что почувствовала — мягкость. Непривычную, плотную, окутывающую, как облако. Простыни пахли свежестью, дорогостоящим крахмалом и чем-то ещё… цветочным, едва уловимым, возможно, лавандой или пудрой. Это был не её запах. Не её постель. Не её жизнь.

Эмили открыла глаза.

Потолок был высоким, белоснежным, украшенным сложной лепниной. Тонкие линии тянулись к центру, образуя цветочный орнамент. По стенам, выкрашенным в мягкий кремовый оттенок, проходили золотистые бордюры. На окна — большие, арочные — падал ранний утренний свет, затянутый лёгкими полупрозрачными шторами. Ткани были дорогими, даже не нужно было к ним прикасаться — это чувствовалось по тому, как они дышали на ветру.

Она резко села. Сердце сжалось, в груди поднялась паника, но психологический инстинкт — глубоко вшитый — взял верх. Она выровняла дыхание. Она не понимала, где находится, но понимала одно: паника — сейчас худшее, что она может себе позволить.

Она подняла руку — и замерла.

Это была не её рука.

Не тонкая, чуть костлявая, не мучимая капельницами, не покрытая легкими синяками от заборов крови. Рука была ухоженной, изящной, с длинными пальцами, гладкой кожей и короткими аккуратными ногтями, покрытыми прозрачным лаком.

Эмили поднесла её ближе к глазам. На безымянном пальце блестело кольцо — массивное, с большим сапфиром, обрамлённым бриллиантами.

Она знала это кольцо.

Она видела его тысячи раз на фотографиях, в документальных фильмах, на старых плакатах в больнице.

«О Боже…» — промелькнуло в сознании. Но она не сказала это вслух.

Она медленно, осторожно коснулась собственного лица. Скулы — другие. Линия подбородка — другая. Волосы — короче, гуще, мягче. Сердце сжалось ещё сильнее.

Не сон.

Не галлюцинация.

Не последняя вспышка сознания.

Она здесь. В чужом теле. В теле женщины, чьё лицо она знала лучше, чем своё.

Пока она пыталась понять, что делать и как дышать, дверь в спальню тихо приоткрылась, и внутрь вошла девушка в чёрной строгой униформе, с белым воротничком. Волосы у неё были аккуратно собраны в пучок, движения — точные, выверенные.

— Good morning, Your Royal Highness.
Доброе утро, Ваше Королевское Высочество.

Эмили почувствовала, как её сердце ударило так резко, что на секунду стало трудно вдохнуть.

«Ваше… что?»

Горничная присела в лёгком реверансе и подняла глаза.

— Breakfast will be served in forty minutes. The boys will have their morning lessons. Nanny Parker will bring them to you later, if you wish.
Завтрак будет подан через сорок минут. Мальчики начнут свои утренние занятия. Няня Паркер приведёт их к вам позже, если вы пожелаете.

Мальчики.

Её тело словно окатило холодом.

Принцы Уильям и Гарри.

Она не должна была… она не могла… каким образом…

Но лицо, которое было теперь её лицом, должно было оставаться спокойным. Это её первая проверка.

— Thank you, — мягко сказала она.
Спасибо.

Голос — тоже не её. Низковатый, тёплый, удивительно мягкий.

Горничная кивнула и добавила:

— His Royal Highness the Prince of Wales is not in residence. He left early this morning.
Его Королевское Высочество принц Уэльский отсутствует. Он уехал сегодня утром.

Эмили молча кивнула, хотя в голове уже полыхало.

Горничная шагнула ближе, протягивая конверт на серебряном подносе.

— He asked to give you this letter.
Он попросил передать вам это письмо.

Пальцы Дианы — теперь её пальцы — слегка дрогнули, когда она взяла конверт. Бумага была плотной, официальной, с гербом. Она вскрыла его — аккуратно, чтобы не показать ошибку, и быстро пробежала взглядом строки.

Она читала тихо, но слова резали внутренности как нож:

«Диана,
я уезжаю. Для нас обоих будет лучше, если ты перестанешь поднимать сцены и искать повод для ревности. Я прошу тебя — не жалуйся королеве. Я доверяю, что ты сможешь вести себя достойно в моё отсутствие. Буду через неделю.
Чарльз.»

Сухо. Официально. Бессердечно.

Каждое слово — как приговор.

Эмили почувствовала, как внутри поднимается волна — не её боль, а боль Дианы, та, что пряталась глубоко и рвала изнутри. Но она удержалась. Психолог — всегда удерживает. Даже когда рушится мир вокруг.

Она аккуратно сложила письмо и подняла взгляд на горничную. Та, казалось, ждала реакции, напряжённо, словно каждый день виделись сцены и эмоции. Но сегодня — всё было иначе.

— That will be all, Mary.
Это всё, Мэри.

Она даже не знала имени горничной. Но память тела подсказала. Или интонация. Или магия этой ситуации.

Мэри кивнула:

— Her Majesty expects you for breakfast.
Её Величество ожидает вас на завтраке.

Эмили замерла ещё на секунду.

Королева.

Встреча с королевой Елизаветой II — это не сон, не фантазия, не «как-нибудь потом». Это реальность, происходящая прямо сейчас.

Горничная продолжила:

— She mentioned that she wishes to speak with you regarding… recent matters.
Она упомянула, что хочет поговорить с вами по поводу… недавних событий.

«Недавние события.»
Она не знала, какие именно. Но она знала одно: настоящая Диана в это время страдала, ревновала, плакала ночами, теряла остатки сил. И королеве это надоело.

Эмили глубоко вдохнула.

— I will get ready.
Я подготовлюсь.

Когда горничная вышла, она медленно поднялась с постели — ноги дрогнули, но тело было крепким, молодым, незнакомым, но удивительно живым. Она подошла к зеркалу.

И увидела её.

Принцессу Диану.

Она знала каждую черту по фотографиям, фильмам, хроникам. Но видеть это лицо — своё — было как стоять перед океаном впервые.

Стрижка — короткая, мягкая, идеальная.
Кожа — светлая, почти прозрачная, но здоровая.
Глаза — огромные, глубокие, с тем самым печальным блеском.

Она подняла руку и коснулась щеки. Тепло. Жизнь. Дыхание.