Попаданка: Жена для аскета

Глава 1. Диспут на шёлковых простынях

Вчера я пила дешёвое шампанское с одногруппниками в душном баре возле университета. Мы праздновали мою успешную защиту диссертации по сравнительному языкознанию. Я, Эля Моргунова, всего лишь двадцать семь лет от роду, уже PhD. Гордость распирала грудь, а в голове строились планы на будущее — научная работа, может, даже своя исследовательская группа.

Сегодня я сидела на краю роскошного ложа в незнакомых покоях, а мои пальцы впивались в шёлк простыней, расшитых золотыми нитями. Голова гудела не от шампанского, а от тяжести дурацкой диадемы, впившейся в кожу. На мне было килограммов десять парчи, золота и драгоценных камней. Я чувствовала себя ряженым павлином.

«Принцесса Анахита. Бред какой-то. Я — Эля. Эля Моргунова. Просто напомни себе об этом, когда будешь сходить с ума», — яростно твердила я про себя, сжимая незнакомые, холеные руки с узорами хны.

Дверь отворилась беззвучно. Я вздрогнула. Время замедлилось.

Он вошёл.

Махараджа Викрам. Мой новый «муж». На портретах он выглядел сурово. В жизни — как ожившая статуя бога войны и аскезы. Высокий, с плечами атлета, одетый в простой белый дхоти и грубую хлопковую накидку. Ни золота, ни украшений. Только тонкий шнур с несколькими песчинками на могучей груди — знак его преданности Шиве. И взгляд. Холодный, пронизывающий, оценивающий. Он скользнул по мне, и я почувствовала себя насекомым, приколотым булавкой к картону.

Вот он, главный приз за победу в лотерее «Попаданка». Муженёк, которого мне всучили в рамках какого-то дипломатического союза. Говорят, он аскет. Что женщины его не интересуют. Что его страсть — это священные тексты и управление государством. Он, наверное, ждал тихую, послушную куклу для производства наследников.

Жди облом, Ваше Величество. Ты получил меня.

Он медленно приблизился. Его шаги были бесшумными, как у крупного хищника. Остановился в паре метров от меня, скрестив руки на груди. Поза говорила сама за себя: «Я здесь главный. Ты — незначительная деталь».
—Тебе не следовало дожидаться. Ты могла отдохнуть, — его голос был низким, бархатным и абсолютно безжизненным. Как будто он объявлял погоду, а не вступал в разговор с женой в их первую брачную ночь.

Мой внутренний скептик, выпестованный годами в академической среде, взбунтовался. Ритуалы, церемонии, это вечное ожидание… всё это казалось такой глупой тратой времени. И страх внезапно отступил, уступив место знакомому раздражению.

Я подняла подбородок, чувствуя, как диадема впивается в кожу.
—Если процедура ожидания не несёт практической функции, кроме демонстрации иерархии, то, возможно, её стоит пересмотреть. Рациональность, знаете ли.

Он замер. В его тёмных, почти чёрных глазах, которые до этого смотрели сквозь меня, промелькнула искра. Не гнева. Глубокого, неподдельного изумления. Я нарушила сценарий.
—Ты критикуешь наши обычаи? — произнёс он, и в его голосе впервые появилась какая-то окраска. Неприязнь? Интерес? — В первую же ночь?

— Я их анализирую, — поправила я, чувствуя, как просыпается мой внутренний учёный. Анализ — моя суперсила. — Это моя профессиональная деформация. Говорят, вы тоже много анализируете. Тексты, манускрипты.

Он медленно, словно не веря своим ушам, сделал шаг вперёд.
—Мои занятия — это поиск истины и блага для моего царства. Не женская забава.

Я не смогла сдержать усмешку. О, Боже, он один из тех.
—Поиск истины — это единственная забава, которая меня по-настоящему интересует. Просто наши методы различаются. Вы изучаете древние свитки. Я разбираю языки на атомы. Лингвистика, — добавила я, видя его недоумение.

Он смотрел на меня так, будто я начала читать «Евгения Онегина» на языке оригинала.
—Лингвистика? — переспросил он, и в этом слове чувствовалось лёгкое пренебрежение.

— Наука о языках. Кстати, о ваших свитках. В тех, что вам приносили сегодня вечером, есть несколько занятных грамматических ляпов. В третьей главе «Шива-пураны», например. Там переписчик перепутал падежи. Вместо инструментального стоит дательный. Мелочь, а неприятно для канонического текста.

Воцарилась тишина. Гробовая. Я видела, как напряглись его скулы. Каменное лицо выдало первую трещину. Он был ошарашен. Я, женщина, иностранка, только что указала на ошибку в его священном тексте. Это было хуже, чем если бы я плюнула ему в лицо. Или… лучше?
—Ты… читаешь санскрит? — наконец выдавил он. В его голосе прозвучало неподдельное изумление.

— Читаю. Анализирую. Перевожу. Защитила по нему диссер… огромный труд, — поймала я себя. — И, пока меня везли сюда в этой золочёной клетке, я изучила ваши своды законов. Они, если честно, просто ужасны.

Он выпрямился во весь свой внушительный рост, и его тень накрыла меня с головой.
—Хватит. Ты переходишь все границы, — его голос стал тише, но опаснее.

— Меня зовут Анахита, — сказала я, поднимаясь. Ноги дрожали, но я заставила их держать меня. Поза «смиренно опущенных глаз» не для меня. — И я не перехожу границы. Я предлагаю помощь. Ваши законы о вдовах, например. Это средневековое мракобесие. Лишить их наследства, сделать изгоями? Это не только аморально, но и глупо с экономической точки зрения. Вы сами рубите сук, на котором сидите, лишая государство работниц и налогоплательщиц.

Он коротко рассмеялся. Звук был сухим и безрадостным.
—И ты, на основании своих «наблюдений», предлагаешь отменить законы, существующие веками?

— На основании анализа! — парировала я, забыв о парче и драгоценностях. Я снова была на защите, и это был мой звёздный час. — Я провела сравнительное исследование! В регионах, где вдовам разрешено заниматься ремёслами, доходы казны выше! Где дочерям позволяют наследовать часть имущества, семьи не разоряются на приданом! Это не блажь, Махараджа, это чистая экономика!

Он подошёл так близко, что я почувствовала исходящее от него тепло и запах — дым, древесина, что-то пряное и мужское.
—Ты думаешь, я не знаю проблем своего государства? — прошипел он, и в его глазах, наконец, вспыхнул настоящий огонь. Не отрешённости, а яростной, живой страсти. — Ты, пробыв здесь всего день, учишь меня управлять царством?

Глава 2. Чернила и амрита

Следующее утро началось не с ласкового голоба служанки, а с оглушительного звона в висках. Я открыла глаза, и на меня обрушился весь сюрреализм моего положения. Не моя квартира с заваленным книгами столом, а бескрайняя позолоченная клетка. Потолок, расписанный сценами из каких-то мифов, казалось, давил на меня.

«Эля, соберись, – приказала я себе, откидывая тяжелое одеяло. – Вчера была разведка. Сегодня начинается настоящая работа».

Меня одели. Снова в парчу, снова в золото. Процесс занял не менее часа и требовал усилий трех служанок, которые молча и ловко орудовали вокруг меня, как автоматы. Я чувствовала себя манекеном. Попытка заговорить с ними на языке, который я теперь интуитивно понимала, увенчалась лишь испуганными взглядами и поклонами. Они видели не меня, а титул. Принцессу. Чужую.

После завтрака, который я проглотила, почти не чувствуя вкуса, в покои вошел пожилой мужчина в скромных, но дорогих одеждах. Он представился главным писцом, Девадасом.
—Его Величество Махараджа Викрам приказал предоставить вам доступ в царский скрипторий, – произнес он, не поднимая на меня глаз. Его голос был ровным, но в нем читалась вежливая неприязнь. – Вам будет отведен отдельный стол. Свитки будут доставлять по вашему требованию.

Скрипторий. Звучало многообещающе.

Меня провели через лабиринт дворцовых коридоров. Дворец был огромным, холодным и поразительно безлюдным. Лишь изредка мы проходили мимо стражников, замерших у своих постов, как изваяния. Ни смеха, ни приглушенных разговоров. Тишина давила, как физическая тяжесть.

Скрипторий оказался просторным залом с высокими потолками. Воздух был густым от запаха старой бумаги, пергамента, чернил и ладана. Вдоль стен стояли стеллажи, уставленные свитками и пальмовыми листами. За несколькими низкими столиками склонились писцы. При моем появлении они замерли, а затем, как по команде, склонили головы. Ни любопытства, ни удивления. Лишь покорность.

Мне указали на небольшой стол у дальней стены, рядом с арочным окном, из которого открывался вид на внутренний двор с фонтаном. На столе уже лежала стопка свитков и стоял простой глиняный светильник.

«Ну что ж, – подумала я, садясь на подушки. – С чего начнем?»

Я развернула первый свиток. Это был свод законов о наследовании. Текст был написан витиеватым почерком, изобиловал метафорами и отсылками к священным текстам. Юридической конкретики – ноль. Сплошная философия, причем довольно мутная. Я погрузилась в чтение, и скоро мое возмущение начало закипать с новой силой. Положение женщин было не просто унизительным – оно было абсурдным с точки зрения любой логики.

Я провела за изучением несколько часов, делая пометки на чистом свитке, который попросила у Девадаса. Я писала острым стилом, выводя четкие, лаконичные тезисы, контрастирующие с витиеватым текстом оригинала. Я выстраивала аргументы, подкрепляла их выдержками из тех же священных текстов, которые они так почитали, находила внутренние противоречия.

Вдруг я почувствовала на себе чей-то взгляд. Резкий, недоброжелательный. Я подняла голову.

В дверях скриптория стоял он. Махараджа Викрам.

Он был одет так же просто, как и вчера, но сегодня на его лице читалась не отрешенность, а холодное, пристальное внимание. Он наблюдал за мной, скрестив руки на груди, опершись о косяк двери. Сколько он здесь стоял? Я была так поглощена работой, что ничего не заметила.

Все писцы застыли, стили замерли в их руках. Воздух стал густым, как смола.

Я не стала вставать или кланяться. Я просто встретилась с ним взглядом.
—Ваше Величество, — кивнула я. — Вы пришли проверить, не спалила ли я случайно вашу священную библиотеку?

Легкая тень усмешки скользнула по его губам, но тут же исчезла.
—Мне доложили, что ты потребовала не только своды законов, но и хозяйственные отчеты за последние пять лет, — произнес он. Его голос был ровным, но в нем чувствовалось напряжение. — Объясни.

— Данные, Ваше Величество, — ответила я, откладывая стиль. — Без статистики любая теория — просто мнение. Я хочу подтвердить свои выводы цифрами. Уверена, ваши писцы ведут учет всему: урожаям, налогам, ремесленным гильдиям.

Он медленно подошел к моему столу. Его взгляд скользнул по разложенным свиткам, по моим пометкам.
—И какие же выводы ты уже успела сделать? — спросил он, и в его тоне слышалось вызов.

Я взяла свой черновой свиток.
—Например, вывод о том, что закон, запрещающий вдовам управлять имуществом покойного мужа, ежегодно стоит вашей казне примерно десятую часть от собираемых налогов с земледельческих общин. Земли, оставшиеся без грамотного управления, простаивают или обрабатываются неэффективно. Наместники, которых вы назначаете, часто не имеют ни знаний, ни стимула. Результат — падение доходов.

Он нахмурился, взяв свиток с отчетами, который лежал рядом.
—Ты основываешь это на...
—На сравнении урожайности в имениях, где владелицами были женщины до замужества и где ими стали ваши чиновники, — перебила я. — Цифры говорят сами за себя. Смотрите. — Я ткнула пальцем в столбец с цифрами. — Вот здесь, в регионе Варанши, урожайность упала на тридцать процентов за два года после того, как земли вдовы раджи Джайта перешли под управление вашего сборщика налогов.

Он внимательно посмотрел на цифры, затем на меня. В его глазах бушевала настоящая буря. Гнев? Недоверие? Интерес?
—Ты утверждаешь, что женщина справилась бы лучше?
—Я утверждаю, что человек, знающий эти земли, имеющий личную заинтересованность в их процветании, справился бы лучше вне зависимости от пола. А вдова, в отличие от вашего чиновника, который может быть переведен в любое время, кровно заинтересована в том, чтобы земля кормила ее и ее детей.

Он отложил свиток. Его пальцы сжали край стола так, что костяшки побелели.
—Ты предлагаешь отдать царские земли в частные руки.
—Я предлагаю не отдавать, а вернуть. И не все земли, а лишь те, что были собственностью семьи до замужества женщины. И не просто так, а при условии, что она будет платить соответствующий налог. Что, кстати, увеличит поступления, ведь сейчас эти земли часто barely break even.

Глава 3. Урок санскрита и коварство двора

Прошло несколько дней. Моя жизнь в дворце превратилась в подобие странного ритуала: утренние одевания, завтрак в одиночестве, а затем долгие часы в скриптории. Я стала своим призраком в этом зале. Писцы уже не замирали при моем появлении, а лишь почтительно склоняли головы, продолжая работу. Девадас, главный писец, по-прежнему относился ко мне с ледяной вежливостью, но теперь беспрекословно выполнял все мои просьбы, скрипя зубами. Свитки, отчеты, карты — всё доставлялось ко мне на стол.

Я работала над своим «отчетом» с одержимостью, достойной лучшего применения. Это была уже не просто критика, а цельный проект реформ. Я структурировала его, разбила на разделы, подкрепляла каждый тезис цифрами и цитатами из их же священных текстов, выискивая те места, где говорилось о справедливости и сострадании. Я писала на их языке, но мои формулировки были острыми, как скальпель.

Однажды, разбирая особенно запутанный пассаж о правах дочерей в древнем комментарии к «Законам Ману», я невольно громко вздохнула от разочарования.

— Неужели никто из ваших мудрецов не мог писать яснее? Эта фраза может быть истолкована тремя разными способами!

Из-за соседнего стола донесся тихий, сдержанный кашель. Я подняла голову. Молодой писец, которого я раньше не замечала, смотрел на меня. Его взгляд был не испуганным, а заинтересованным.
—Простите, ваше высочество, — тихо сказал он. — Но эта неоднозначность, возможно, была преднамеренной. Чтобы дать правителю пространство для манёвра.

Я уставилась на него. Он только что употребил слово «неоднозначность», произнеся его почти без акцента. И сказал это не подобострастно, а как коллега.
—Ты… откуда ты знаешь это слово?

Он смущенно потупился.
—Моего отца был торговцем. Он водил караваны на Запад. Я немного изучал языки… до того, как попал сюда.

В его глазах читался живой, пытливый ум. Первый за все это время.
—Как тебя зовут?
—Аджит, ваше высочество.

С этого дня у меня появился первый и единственный союзник. Аджит оказался кладезем знаний. Он не только помогал мне с переводами самых архаичных текстов, но и рассказывал о реальном положении дел в царстве, о том, какие кланы враждуют между собой, кто из советников Викрама пользуется влиянием и почему. Он был моим гидом в этом сложном и опасном мире.

Однажды вечером, когда я, уставшая, собиралась покинуть скрипторий, в дверях снова появился Викрам. На этот раз он был не один. С ним был пожилой, дородный мужчина в роскошных одеждах, с умными, холодными глазами — главный советник, раджа Гопал. Я видела его на церемонии бракосочетания. Его взгляд, скользнувший по мне, был полон откровенной неприязни.

— Принцесса, — начал Викрам без предисловий. Его лицо было напряженным. — Ты требовала отчеты по ирригационным системам севера. Зачем?

Раджа Гопал едко улыбнулся.
—Да, мы все сгораем от любопытности. Чем могут заинтересовать принцессу каналы и дамбы?

Я почувствовала опасность. Этот вопрос был проверкой, а возможно, и ловушкой.
—Знание устройства государства начинается с его основ, ваше сиятельство, — парировала я, глядя прямо на Гопала. — А основа — это вода и хлеб. Я изучаю эффективность распределения ресурсов.

— И какие же выводы? — вкрадчиво спросил Гопал. — Уж не нашла ли ты и там «несправедливость»?

Я взяла со стола свою табличку с расчетами. Аджит помог мне составить карту.
—Выводы предварительные, — сказала я, обращаясь к Викраму, игнорируя советника. — Но я заметила, что семьдесят процентов воды из реки Варахи уходит на орошение земель клана Сингхания. В то время как деревни в низовьях ежегодно страдают от засухи. По странному совпадению, ваш главный сборщик налогов происходит из клана Сингхания.

Воцарилась мертвая тишина. Гопал побледнел. Сингхания был его родственным кланом. Я только что, сама того не желая, ткнула палкой в осиное гнездо коррупции и кумовства.

Лицо Викрама стало каменным. Он посмотрел на Гопала, и в его взгляде было нечто опасное.
—Это правда? — его голос прозвучал тихо, но в тишине скриптория он грохнул, как удар грома.

Гопал заерзал.
—Ваше Величество, это… сложная система распределения, установленная еще вашим покойным отцом… К тому же, принцесса, будучи иностранкой, возможно, неверно истолковала…

— Цифры не лгут, ваше сиятельство, — холодно прервала его я. — Они, в отличие от людей, не имеют родственных связей.

Гопал бросил на меня взгляд, полный такой ненависти, что по спине пробежали мурашки. Он понял, что я не просто странная женщина, а реальная угроза его влиянию.

Викрам молча смотрел на карту, затем на меня. В его глазах бушевала буря. Гнев? Да. Но также и нечто иное. Уважение к фактам? Досада, что эту проблему вскрыла я, а не его собственные министры?
—Раджа Гопал, — произнес он ледяным тоном. — Я жду от тебя подробного доклада по этому вопросу. К завтрашнему утру.
—Но, Ваше Величество…
—К завтрашнему утру, — повторил Викрам, и в его голосе не было места для возражений.

Гопал, бледный как полотно, низко поклонился и, бросив на меня последний ядовитый взгляд, ретировался.

Мы остались с Викрамом наедине. Скрипторий снова замер, но на этот раз напряжение было иного рода.

Он подошел к моему столу, взял табличку с расчетами.
—Ты играешь в опасные игры, принцесса, — сказал он, не глядя на меня.
—Я не играю. Я анализирую данные. А они привели меня к клану Сингхания. Если это игра, то правила устанавливаете не вы и не я, а логика.

Он наконец поднял на меня взгляд.
—Ты могла просто рассказать мне об этом наедине.
—А вы бы мне поверили? Иностранке? Без этих цифр и карт? — я покачала головой. — Вы бы решили, что это женские сплетни или козни против Гопала.

Он не стал спорить. Он знал, что я права.
—Ты создала себе врага. Могущественного.
—У меня и так, кажется, не было друзей, кроме, возможно, Аджита, — я кивнула в сторону молодого писца, который старался выглядеть как можно меньше. — А что касается врагов… Настоящему реформатору без них не обойтись. Вы же сами, наверное, нажили немало врагов на пути к трону.

Глава 4. Сад ночных искушений

Следующие несколько дней прошли в странном, двойственном ритме. Угроза со стороны раджи Гопала витала в воздухе, густая и ощутимая, как запах грозы перед ураганом. Но теперь эта опасность казалась призрачной по сравнению с тем напряжением, что возникало между мной и Викрамом во время наших вечерних уроков.

Сегодня он пришел позже обычного. Скрипторий погрузился в полумрак, освещенный лишь двумя масляными лампадами — одна на моем столе, другая — на низком столике, где мы занимались. Воздух был густ от запаха пергамента, сандалового дерева и чего-то еще — острого, мужского, что исходило от него.

Он сидел слишком близко. Настолько близко, что я чувствовала тепло его тела через тонкую ткань моего платья. Его рука, держащая стиль, казалась огромной и неуместной рядом с моими изящными пальцами. Мы разбирали латинские падежи, и он был ужасно нетерпелив.

— Нет, снова не так, — мой голос прозвучал хрипло. Я поправила его руку, касаясь его запястья. Кожа под моими пальцами была горячей и шершавой. Я почувствовала, как по его руке пробежала легкая дрожь. — Это не «домом», а «дом». Вот так.

Он не отдернул руку. Наоборот, его пальцы слегка сжали мой.
—Эти правила бессмысленны, — прошептал он, и его дыхание обожгло мою щеку. — В санскрите есть красота, поэзия. Здесь — лишь сухая структура.

— Структура — это основа, — выдохнула я, пытаясь отодвинуться, но какая-то невидимая сила удерживала меня на месте. — Без скелета тело — лишь бесформенная плоть. Без грамматики мысль — лишь хаос.

Он повернул голову, и в полумраке его глаза горели, как угли. Мы сидели так близко, что я могла разглядеть каждую морщинку у его глаз, каждую щетину на его щеках.
—А иногда хаос бывает прекрасен, — его голос был низким, бархатным, и он проникал прямо под кожу.

Мое сердце бешено колотилось. Воздух между нами сгустился, стал тягучим, как мед. Я чувствовала головокружение — от его близости, от этого опасного флирта, от того, как его бедро касалось моего.

Внезапно он отодвинулся, резко встал. Его движение было таким порывистым, что пламя лампы задрожало.
—Хватит на сегодня. Пойдем. Воздух здесь спертый. Ты бледна, как эти свитки.

— Куда? — голос мой предательски дрогнул.

— В сад. — Это прозвучало как приказ, но в нем слышалась хриплая нота, выдавшая его собственное смятение.

Я последовала за ним через потайную дверь, о которой не подозревала. Ночной воздух ударил в лицо — прохладный, влажный, опьяняющий. Аромат жасмина, рат-ки-рани и чего-то неуловимого, мускусного кружил голову. Луна заливала сад серебристым светом, превращая его в заколдованное царство.

Мы шли по узкой тропинке, и на этот раз он не держал дистанцию. Его рука иногда касалась моей, намеренно или случайно — я не могла понять. Каждое прикосновение обжигало, как искра.

— Ты сделала себе врага в Гопале, — его голос в темноте звучал глубже, интимнее.
—Вы уже говорили об этом.
—Он намекает на нечистую силу. — Викрам остановился и повернулся ко мне. — Говорит, что лишь колдовство может объяснить твой ум и твое... влияние.

Последнее слово он произнес с особым ударением. Его взгляд скользнул по моему лицу, шее, губам.
—И вы верите ему? — прошептала я, чувствуя, как под этим взглядом по телу разливается тепло.

Он шагнул ближе. Теперь между нами не было и фута.
—Я верю лишь тому, что чувствую. А я чувствую... жар. Исходящий от тебя. Он опаляет мне разум.

Его рука поднялась, и он провел тыльной стороной пальцев по моей щеке. Движение было бесконечно нежным, контрастируя с его грубой силой. Я замерла, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд от его губ.

— Почему вы защищаете меня? — мой вопрос прозвучал как стон.
—Потому что ты вошла в мой мир, как ураган, — его пальцы скользнули к моим губам, едва касаясь их. — Ты разрушаешь все мои принципы. И я не хочу, чтобы ты останавливалась.

Его голос был хриплым, полным невысказанного желания. Я чувствовала, как дрожу всем телом. Это было страшнее любой угрозы Гопала — эта власть, которую он имел надо мной, эта тяга, что разгоралась между нами.

— Мои реформы... — начала я, но он прервал меня, прижав палец к моим губам.

— Не сейчас. Сейчас есть только этот сад. И эта ночь.

Его рука скользнула за мою шею, и он привлек меня к себе. Не грубо, но властно. Я почувствовала, как его дыхание смешалось с моим, как его тело прижалось ко мне — твердое, мускулистое, не оставляющее сомнений в его намерениях.

— Я должен быть аскетом, — прошептал он, касаясь лбом моего. — Но ты... ты мое искушение. Самое сладкое из всех.

Его губы были так близко, что я чувствовала их тепло. Все мое тело кричало «да», умоляло о этом прикосновении. Годы аскезы, годы отречения — все это таяло под натиском этой внезапной, всепоглощающей страсти.

Но что-то заставило меня отстраниться. Капля рациональности в море безумия.
—Мы не должны... — выдохнула я, но в моих глазах читалось совсем другое.

Он не отпустил меня, но и не настаивал. Его руки скользнули к моим плечам.
—Почему? — его вопрос прозвучал как вызов.
—Потому что когда это случится... — я посмотрела ему прямо в глаза, — я не хочу, чтобы это было просто... уступкой желанию. Я не очередной твой ритуал.

На его губах появилась медленная, понимающая улыбка.
—Ты боишься, что я не увижу в тебе личность?
—Я боюсь, что ты не увидишь меня. Настоящую.

Он изучал мое лицо в лунном свете, его взгляд был тяжелым, проникающим в самую душу.
—Я вижу тебя, Анахита. Или Эля. Или как ты там себя называешь. Я вижу огонь в твоих глазах, когда ты споришь со мной. Вижу, как твои пальцы дрожат, когда ты объясняешь мне грамматику. Чувствую, как бьется твое сердце сейчас. — Его рука легла на мою грудь, ладонь обжигала через тонкую ткань. — Это достаточно реально для тебя?

Мое дыхание перехватило. Его слова были более интимными, чем поцелуй мог бы быть.

Внезапно из темноты донесся окрик стражи. Заколдованное мгновение развеялось. Он медленно, нехотя, отпустил меня, но его глаза все еще пылали.

Глава 5. Искушение аскета

Той ночью я не сомкнула глаз. Призрак его прикосновений преследовал меня в темноте. Я ворочалась на шелковых простынях, чувствуя, как по коже бегут мурашки при воспоминании о его руке на моей талии, его дыхании на моих губах. Я, всегда полагавшаяся на логику и разум, была сбита с толку этим вихрем первобытных чувств.

Утро принесло не облегчение, а лишь новое напряжение. Когда служанки одевали меня, их пальцы казались невыносимо грубыми после его едва ощутимых прикосновений. Диадема впивалась в виски с особой жестокостью. Я пыталась сосредоточиться на своем отчете, но слова расплывались перед глазами, превращаясь в его насмешливую улыбку в лунном свете.

Он пришел в скрипторий раньше обычного, как и обещал. Но сегодня с ним был Девадас и двое других советников. Они обсуждали какие-то государственные дела, стоя у карты царства. Викрам кивал, отдавал распоряжения, его голос был твердым и властным — голосом правителя, а не того страстного мужчины из сада.

Но когда его взгляд скользнул по мне, в его глазах вспыхнула та самая искра, что заставила мое сердце бешено забиться. Быстрый, почти незаметный кивок — и я поняла, что наша ночная встреча не была сном.

Советники ушли, Девадас бросил на меня колкий взгляд и удалился. Мы остались одни. Утренний свет заливал зал, делая его безжалостно реальным после волшебства ночи.

— Ну что, принцесса, — его голос прозвучал насмешливо, но в нем слышалась хрипотца, — продолжим наше «исследование»?

Он подошел к нашему столику, но не сел. Он стоял надомной, заслоняя свет, и его тень поглотила меня.
—Вы, кажется, обещали разобраться с гласными, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Сначала ответь на мой вопрос, — он облокотился о стол, приблизив свое лицо к моему. — Почему ты отстранилась?

Прямота вопроса застала меня врасплох. Я ожидала продолжения наших игр, наших словесных баталий, но не этой атаки.
—Я уже ответила.
—Ты сказала, что не хочешь быть ритуалом. Но что, если я хочу тебя не как ритуал? — его глаза пылали. — Что, если я хочу тебя как вызов? Как ту единственную, кто осмеливается говорить со мной на равных?

Он взял мою руку. Его пальцы обвили мое запястье, нежно, но неотвратимо. Его прикосновение было таким же шершавым, как вчера, и таким же обжигающим.
—Твоя кожа, — прошептал он, проводя большим пальцем по моему пульсу, — такая тонкая. Кажется, я чувствую каждую каплю крови, что бежит по твоим венам. И она бежит быстрее, когда я касаюсь тебя. Почему?

Я пыталась вырвать руку, но его хватка была как сталь.
—Это... это неподобающе, — выдохнула я, чувствуя, как предательская дрожь бежит по спине.
—С тех пор как ты появилась в моей жизни, слово «неподобающе» потеряло всякий смысл, — он привлек меня ближе. — Ты ломаешь все мои правила, Анахита. Почему я должен придерживаться твоих?

Его дыхание смешалось с моим. Я чувствовала тепло его тела, запах сандала и кожи, который сводил меня с ума.
—Вы... вы аскет, — попыталась я в последний раз апеллировать к его разуму. — Вы дали обет...

— Я дал обет служить своему народу и богам, — перебил он. — Но боги молчат, а ты... ты здесь. Говоришь. Споришь. Смотришь на меня так, будто видишь насквозь.

Его свободная рука скользнула к моей шее, пальцы впились в волосы у затылка, заставляя меня поднять голову.
—Скажи, что ты не хочешь этого, — прошептал он, его губы в сантиметре от моих. — Скажи, и я отпущу тебя.

Это была самая жестокая игра. Потому что я не могла сказать этого. Каждая клетка моего тела кричала «да», требовала его прикосновения, его поцелуя, его...

И он понял это по моим глазам. По тому, как мои губы сами потянулись к нему. По тому, как мои пальцы впились в его руки, не отталкивая, а удерживая.

Его поцелуй был не таким, как я ожидала. Не нежным, не робким. Он был завоеванием. Властным, требовательным, полным накопленной годами аскезы страсти. Его губы двигались против моих с такой яростью, что у меня перехватило дыхание. Его язык вторгся в мой рот, и я ответила ему с той же дикостью.

Он приподнял меня, усадив на край стола, раздвинув свитки и таблички. Его руки скользнули под мою парчу, коснулись обнаженной кожи на талии. Его прикосновение было шоком — горячим, грубым, реальным. Я вскрикнула, но не от испуга, а от наслаждения.

— Ты дрожишь, — прошептал он против моих губ, его руки скользили выше, к груди.
—Ты тоже, — выдохнула я, чувствуя, как его могучие плечи вздрагивают под моими ладонями.

Он сорвал с меня диадему, и мои волосы рассыпались по плечам. Его пальцы впились в них, откидывая мою голову назад.
—Я хочу видеть твое лицо, когда ты теряешь контроль, — его голос был хриплым от страсти. — Хочу видеть, как гаснет этот острый ум в глазах, и остается лишь желание.

Его губы обжигали мою шею, спускались к ключицам. Я выгибалась, цепляясь за его плечи, чувствуя, как реальность расплывается. Скрипторий, свитки, весь этот мир — все исчезло. Остался только он. Его руки на моем теле. Его губы на моей коже. Его тяжелое дыхание в такт моему.

— Викрам... — впервые я назвала его по имени, без титула.

Он замер, приподнял голову. Его глаза были темными, почти черными от расширенных зрачков.
—Еще раз, — приказал он.
—Викрам...

И снова его губы нашли мои, но на этот раз поцелуй был другим. Медленным, глубоким, почти нежным. Его руки перестали спешить, исследуя изгибы моего тела с почтительным любопытством.

Внезапно он оторвался, тяжело дыша. Его лоб снова прижался к моему.
—Мы не можем здесь, — прошептал он. — Не так. Не среди этих свитков.

Он был прав. Это место, где мы спорили, где я доказывала свою ценность, не должно было стать местом нашего падения.

Он помог мне спуститься со стола, его руки все еще дрожали. Я попыталась поправить одежду, но мои пальцы не слушались.
—Ты... — он провел рукой по моим растрепанным волосам, — ты разрушила меня, женщина. Разрушила мой покой. Мою аскезу.