— Добро пожаловать! Сочувствую вашему горю, — говорю я шесре Марраш, едва она входит в дверь, и чуть склоняю голову в знак скорби. Хочу быть вежливой. Хоть Эстро очень неохотно говорил о жене и всегда темнел лицом при упоминании её имени, я всё же надеюсь, что он чуть сгущал краски.
Но мои надежды разбиваются вдребезги.
— Так это ты та самая оборванка? — Холодный взгляд серых глаз с тёмным ободком вокруг радужки скользит по мне, а ярко-красные накрашенные губы кривятся от брезгливости.
За спиной Идаелиры возвышаются два рослых парня, сыновья. Один из них неприятно лыбится и что-то шепчет брату. Они протискиваются мимо матери, с хозяйским видом осматривают холл, расходятся в разные стороны, и я слышу, как хлопают двери.
— Втёрлась в доверие к мужу. Вцепилась как клещ. Думаешь, всё сойдёт с рук? — продолжает Идаелира Марраш и поправляет модную шляпку.
Она проходит в гостиную, садится в любимое кресло Эстро и в упор смотрит на меня змеиным взглядом.
— Ну, ты кто такая?
Кто я?
Наталина Ардилиан восемнадцати лет от роду. Вот только до семнадцати я звалась Наташей Брусничкиной и жила совсем в другом мире, но Эстро крепко-накрепко запретил об этом рассказывать.
— Думаю, вы прекрасно знаете, кто я.
— Убирайся на улицу! Тебе здесь не притон. И если муж был пустоголовой добродушной тряпкой, то я умна и проницательна. Вижу таких, как ты, насквозь. Вполне догадываюсь, какие услуги ты тут оказывала моему мужу.
Я вспыхиваю от злости. Как она смеет? Она сейчас оскорбила не только меня, но и Эстро!
— Ничего подобного! Я честная девушка.
— Довольно! Не желаю разговаривать с подзаборной дворняжкой. Вон дверь.
Она кивком указывает на выход из дома, и я уже готовлюсь выдать гневную тираду, но меня прерывает лейр Стрен. Я даже не заметила, как он вошёл.
— Кхе-кхе, — громко откашливается он, — понимаю вашу позицию, уважаемая шесра Марраш, но видите ли, как душеприказчик шеса Марраша должен сказать, что раз лейрима Наталина по всем документам и лично озвученному желанию шеса Марраша, вашего покойного мужа, является его подопечной, так сказать, по всем законам, то вы не можете её выгнать из дома. По крайней мере, до оглашения завещания.
— Так оглашайте!
— Увы, — лейр Стрен разводит руками, — до погребения это невозможно, пока формальности не соблюдены, так сказать. И то лишить лейриму Наталину крова вы можете, только если всё имущество отойдёт вам.
— Что? — визжит Идаелира и даже поднимается навстречу Стрену. — Что вы хотите этим сказать?! Что эта оборванка претендует на наследство?!
— На всё воля шеса Марраша, — разводит руками тот. — Я не знаю содержания завещания. Ждите оглашения.
Он откланивается и уходит, а Идаелира пытается прожечь во мне дыру взглядом.
— Мама, это не дом, а конура, здесь так тесно. И совершенно нет прислуги! Я никого не нашёл, — возмущается один из парней. — Может, она служанка?
— Это многое бы объясняло, дорогой Хальсен, — цедит Идаелира, не сводя с меня взгляда. — Но твой отец был настолько глуп, что взял в дом оборванку и настолько безумен, что оформил над ней опекунство. Давно имело смысл настоять на том, чтоб его забрали в дом для умалишённых.
Она медленно приближается ко мне, чеканя шаг каблуками дорогих туфель. Ещё вчера я бросилась бы защищать названного отца, но сегодня сил не осталось. Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Идаелира вдруг оказывается рядом и так больно хватает меня за плечо, что хочется вскрикнуть, но я терплю: не доставлю этой гадине такой радости.
— Запомни, ты тут никто и не получишь ни одного ала, — шипит шесра. — Я смирюсь с твоим присутствием в своём доме только до чтения завещания. После этого выметайся на улицу!
Я сбросила её руку.
— В своём доме?! Вы появились здесь впервые, Эстро говорил, что вы ни разу не навестили его за много лет и не давали видеться с сыновьями. Зато сразу приехали, едва узнав о смерти мужа!
Идаелира складывает руки домиком и обходит меня кругом, демонстративно оглядывая с ног до головы.
— Не показывайся мне на глаза, дрянь. Знай своё место!
Так же демонстративно оглядываю шесру и вижу, как дрожат от гнева её пальцы.
— Я на своём месте. Я здесь живу и полтора года помогала Эстро Маррашу до самой его смерти. А вы, Идаелира, часто о муже вспоминали?
Я выразительно поднимаю бровь.
— Не тебе со мной тягаться, приживалка. Я, шесра Идаелира Марраш, меня знает вся столица. И тебе лучше мне не перечить.
Я аккуратно, одним пальчиком трогаю её руку.
— Надо же, — притворно удивляюсь я, — тёплая. А мне говорили, что змеи холодные. Вот люди врут!
Я быстро разворачиваюсь, покидаю гостиную и легко взбегаю по лестнице на второй этаж, чтоб скрыться в своей комнате.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Наташа Брусничкина, в новом мире получила имя Наталины Ардилиан
(как так? мы ещё об этом узнаем)

Год с лишним Наташа провела в другом мире, уже смирилась и даже начала радоваться открывшимся возможностям, как новая напасть свалилась на её белокурую голову

И зовут эту напасть шесра Идаелира Марраш

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Убегаю в комнату, утыкаюсь в подушку и даю волю слезам.
Господи боже, какая же она противная. Бедный Эстро, угораздило же его связаться с такой змеюкой. Мало того что он не преувеличивал, он ещё скромно умолчал о характере жёнушки.
Я так надеялась, что она окажется нормальным человеком. Жизнь только начала налаживаться, а теперь снова ждёт неизвестность. И скитания.
Я сажусь в кровати. Придётся попрощаться с домом. Растерянно оглядываю комнату, уютную и ставшую привычной. По меркам Эстро она небольшая, и он предлагал выбрать другую, но я стеснялась и предпочла её — самую маленькую, хотела быть скромной. Да для меня и эта спальня настоящие хоромы, ведь в моём мире у меня и этого не было.
День выдался суматошный, и я только сейчас понимаю, что во рту с утра и маковой росинки не было. Надо бы поесть. Не морить же себя голодом из-за заявившихся гостей. По-другому кроме как «гости» я теперь называть их не хочу. Вспоминаю, с какой болью Эстро говорил о своей семье, и на глаза опять навёртываются слёзы от жалости к нему.
Я выглядываю из комнаты, потом выбираюсь и аккуратно перегибаюсь через перила послушать, что происходит в доме.
Лейра Фадра должна прийти только завтра, дом-то не особо большой, нечего тут убирать каждый день. А за продуктами я ещё вчера на рынок сходила, погреб полный.
В доме тихо, только на первом этаже в библиотеке по совместительству кабинете Эстро слышится какая-то возня. Становится больно от осознания, что там роются в вещах Эстро. Я незаметно спускаюсь и сворачиваю на кухню, благо, что она в другой стороне от «возни».
В большое окно заглядывают косые лучи заходящего солнца. Эх, в это время мы обычно садились пить чай прямо на кухне, даже не перебирались в столовую. Иногда к нам и лейра Фадра присоединялась, если после уборки не спешила к себе домой.
Я вздыхаю, пытаясь отогнать грустные воспоминания.
Открываю тяжёлые дверцы и заглядываю в шкаф-ледник.
Что бы выбрать? Есть яйца, молоко. Есть тушёное мясо с овощами. Свежий лимонад. Даже большой яблочный пирог с творогом. Лейра Рувора наготовила вкусненького, боялась, что я голодать от тоски буду.
— Вору-у-уешь? — слышу шёпот над самым ухом и испуганно отпрыгиваю, хватаясь за сердце.
Передо мной стоит тот, кого Идаелира назвала Хальсеном. Их с Эстро младший сын. Он смотрит на меня пронзительными голубыми глазами, которые так похожи на отцовские. И это, кажется, всё, что досталось ему от отца. И если взгляд Эстро обычно был добрым и печальным, то Хальсен смотрит с насмешкой.
— Вовсе не ворую. Это моё.
Я складываю руки на груди и хмурюсь.
— Отнюдь. — Хальсен усмехается. — Здесь всё принадлежит матери и мне с братом.
Он суёт руку прямо в пирог, а потом облизывает сладкую начинку с пальцев, глядя мне в глаза.
Так и хочется схватить этот пирог и впечатать ему в морду, как в дурацких комедиях.
— Здесь всё принадлежит Эстро, твоему отцу!
Губы Хальсена дёргаются в улыбке. Он вытирает грязные руки о белоснежное полотенце и бросает на пол.
— Ну ненадолго. После завещания всё это будет нашим. Дом, вещи, ты.
— Ты только что приравнял меня к вещи?
— Да какая разница. И, кстати, видишь ли, проблемка. В этой лачуге спален всего три, а нас теперь четверо. Мать собирается запихнуть тебя в кладовку. Но можешь подружиться со мной. Мне тут скучно. И ах, у меня же умер отец. — Он закатывает глаза. — А я такой ранимый! Тебе стоит утешить меня, спеть на ночь колыбельную, согреть постель.
Он берёт локон моих волос и протягивает между пальцев.
Я бью его по руке и мотаю головой. В глазах темнеет от гнева.
— Как ты смеешь? Ты бы хоть память отца не оскорблял!
Я больше не смотрю на этого наглеца. Достаю поднос, ставлю на него тарелку с мясом и лимонад, гордо поднимаю голову и иду к себе.
В комнате быстро опускаю поднос на стол, закрываюсь и к двери придвигаю гардероб. Не нравится мне идея спать в кладовке. И этот Хальсен не нравится. Неужели он сын Эстро? Какие же они разные. Этот сын точно в мать!
На закате за дверью слышится шум. Ко мне стучат и дёргают ручку, но я не открываю. Наконец к ночи всё стихает, и я забираюсь в кровать. Надо попытаться отдохнуть. Завтра будет очень тяжёлый день.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Знакомьтесь, шес Хальсен Марраш (младший сын Эстро), такой же "приятный" в общении, как и его мать

А это комната Наталины, маленькая, но уютная, к которой она прикипела всем сердцем
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Холодный ветер бьёт в лицо и срывает с ближайшего дерева обожжённые солнцем листья. Тихо кружась неуклюжими птицами, они опускаются на иссохшую землю.
— Гроза непременно будет. Вот как пить дать будет. Спешить надо, — бубнит рядом кладбищенский служитель, плюёт на руки и берётся за ручки носилок. Второй следует его примеру. Они поднимают носилки, когда речь священника ещё звучит. Он морщится от такой вольности, но больше для видимости. Возражать, конечно же, не будет, он тоже хочет успеть домой до дождя.
Новый порыв ветра, и длинная, но лёгкая юбка взметается выше позволенного, оголяя ноги, но мне безразлично. Даже хищный взгляд Карвина, старшего сына Эстро, не задевает меня.
Слова священника смолкают, и рабочие уносят носилки, на которых лежит тело, завёрнутое в небесно-синий плащ, символ того, что его владелец обладатель редкого дара — магии. На синей ткани мерцают нанесённые алой краской погребальные символы и кажется, будто плащ усеян каплями крови.
Рабочие заходят в круглое здание крематория, и тот, кто лежит на носилках, навсегда скрывается в этих дверях. Моё единственное спасение. Моя опора и защита в этом чужом мире. Мой названный отец. Эстро Марраш.
Совсем скоро от Эстро останется только горстка пепла. Потом его увезут далеко-далеко в горы и развеют над пропастью. Таков путь магов серебряной звезды.
В крематорий не пускают, и здесь больше делать нечего, но я продолжаю пялиться в чёрно-белые двери крематория, словно может произойти чудо. Но чудес не бывает. Это я уже знаю.
Первые тяжёлые капли бьют по земле.
Может быть… Если бы чуть раньше… И он смог бы пережить. Лекарь сказал, что сердце не выдержало жары.
Капли бьют всё настойчивее. Идаелира Марраш морщится, щёлкает пальцами, и Хальсен раскрывает над ней большой тёмно-зелёный зонт, тон в тон подходящий к её модному столичному платью.
— Скажи этой деревенщине, пусть даже не смеет лезть в карету.
Хальсен бросает на меня насмешливый взгляд. Передавать ему ничего не надо, он понимает, что я и так всё прекрасно слышала. Хальсен что-то тихо шепчет Карвину, и они следуют за матерью.
— Ножками, ножками топай, — через плечо говорит Хальсен и смеётся.
Смеётся! На похоронах собственного отца! Хоть изобразил бы скорбь. Хоть кто-нибудь из них. Ни жена, ни сыновья Эстро даже не пытаются.
Моего локтя кто-то касается, и я вздрагиваю.
— Давайте подвезу, лейрима Наталина.
Душеприказчик Эстро, лейр Стрен, подталкивает меня к выходу из прощального сада. Я поворачиваюсь к зданию крематория, где из трубы уже вьётся дымок, и меня начинает тошнить от этого зрелища.
Дождь припускает сильнее, и лейр Стрен почти бегом спешит к своей крытой повозке, помогает забраться внутрь и устроиться на узком сидении. Кучер стегает лошадей, и повозка медленно выезжает на дорогу. Раскаты грома заглушают стук колёс по мостовой. Мимо плывут городские дома, но я почти ничего не вижу и из-за дождя, и из-за слёз.
Путь до дома проходит в молчании. Лейр Стрен так любезен, что не начинает пустую беседу. Ни к чему. Но на прощание, помогая мне выйти, он говорит:
— Не забудьте, завтра я оглашу завещание. Хоть вы и не родная дочь шесу Эстро, но вам следует быть.
Я вытираю слёзы, не хочу, чтоб Марраши их видели, и дёргаю за ручку двери. Но она заперта — ещё одна издёвка от Идаелиры — и мне приходится стучаться.
Открывает Карвин. Поговорить с ним у меня ещё не было возможности. Вечером я пряталась ото всех, утром сразу уехала в прощальный сад хлопотать о церемонии. Карвин не спешит пустить меня внутрь, заставляет мокнуть под дождём.
— Я ещё никогда так не унижался, чтоб самому двери открывать. Отец мог бы и озаботиться прислугой.
Я не удостаиваю его ответом, проскальзываю мимо и стряхиваю капли с голых рук.
— Мне пришлось ночевать с братцем в одной комнате, — продолжает Карвин, разворачиваясь ко мне, — а он, как ты успела узнать, личность неприятная.
Карвин похож и на мать, и на брата, но выглядит внушительнее и серьёзнее. И этим чуть напоминает отца.
— Какая жалость, что вам тут так не нравится. Вы вольны уехать в любую минуту. Я буду скучать!
Я улыбаюсь во все зубы и наигранно хлопаю ресницами.
Карвин прислоняется к стене и заправляет большие пальцы рук в карманы сюртука, сшитого из хорошей дорогой ткани. На шёлковом платке, завязанном на шее замысловатым бантом, поблёскивает золотая булавка.
— Какое пренебрежение к хозяину, Наталина.
— Хозяину? Ты мне не хозяин!
— После смерти отца я глава семьи. — Карвин щурит серые, как у матери, глаза. — Завтра Стрен вскроет завещание, и ты останешься ни с чем. Но возможно, я буду столь добр, что разрешу тебе задержаться в этом доме. Взамен будешь мыть полы да стирать бельё. Ума не приложу, почему отец до этого не додумался. Трудиться будешь за еду и кров, заработка ты не заслужила: и так больше года жила на шее у отца. Пора отрабатывать своё содержание. Кстати, можешь уже приступать к обязанностям. Грязное бельё найдёшь в спальнях. Поработаешь пару месяцев, а я посмотрю, стоит тебя здесь держать или нет.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
С виду всего лишь невзрачное украшение. Но такой плащ и такую звезду имеют право носить только маги ордена серебряной звезды

Шес Карвин Марраш (старший сын Эстро), после смерти отца теперь глава семьи, поэтому такой довольный

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
— Эй, Брусничкина!
Мелкий ухмыляется, бодает меня в живот головой, и я охаю от боли. Сколько раз жаловалась тёте, но в ответ слышу только «он же маленький». А маленькому уже одиннадцатый год, он всё прекрасно понимает, ему просто нравится меня изводить.
— Пришла? — из кухни в коридор выходит тётя. — Дался тебе этот кружок, шастаешь непонятно где. Наташа, кому нужны эти твои мягкие игрушки да вышивки?
Опять. Не «поздравляю, Наташа», не «с днём рождения», а «шастаешь непонятно где». А занятия в «Рукодельнице» — отдушина для меня, когда после школы не надо идти домой, а можно посидеть в тишине и спокойствии в окружении тряпичных зайчиков и мишек.
Я мою руки, пытаясь отогреть их в тёплой воде. Ещё в начале осени потеряла перчатки, а попросить купить новые побоялась. Это ж сколько упрёков придётся снести? Может быть, к Наде обратиться. Хотя нет, не даст, ещё и тёте наябедничает.
Тётя возится на кухне, режет овощи в салат, а в сковородке тушит курицу с картошкой. Но не успеваю я обрадоваться тому, что, кажется, для меня будет праздник, как тётя говорит:
— Звонили из опеки, спрашивали, как у тебя дела и как планируем отмечать. День рождения у тебя, а возиться должна я! Чёрт бы побрал эту опеку с профилактической работой. Теперь придётся справлять, чтоб потом отчитаться. — Она сердито стучит по разделочной доске ножом. — Вот не нагуляла бы тебя Лизка, как знать, какая жизнь бы у неё сейчас была.
— Будто я виновата, что на свет появилась, — говорю я, сажусь и запихиваю озябшие ладони под бёдра.
— Ты не ты, а вот не было бы тебя у матери, глядишь, она бы и замуж выскочила. А так всё ждала этого дуралея залётного, папашу твоего. А он обрюхатил да свалил за бугор, поминай как звали. Только подарочек в виде тебя и оставил.
Я молчу: возразить особо нечего. Отца я никогда не видела, а мама почти ничего не говорила, я слишком мала была, чтоб понимать все эти взрослые сложности. А когда мама разбилась, спрашивать стало не у кого, и все ниточки окончательно потерялись.
Я надеюсь, что меня покормят, живот подвывает от голода. Деньги на школьный обед опять потратила на нитки для вышивки. Ну они такие классные, мерсеризованный хлопок, чистый шёлк по виду! Однако тётя не собирается меня кормить. Она поворачивается, закидывает кухонное полотенце на плечо и упирает руки в бока.
— Так, сходи-ка в магазин.
— Но я только пришла!
— Давай-давай. День рождения твой, вот ты и топай. Тем более Михаил завтра приезжает, колбаски его любимой купить надо. Сходи в «Апельсинку», там она дешевле на двадцать семь рублей.
— Так это же через весь район идти. А на улице темно уже, — не сдаюсь я.
Тётя Анжела выглядывает из-за занавески в окно.
— Ну вот угораздило тебя в октябре родиться. Выбрала времечко. Нет, чтоб хоть до зимы дотянуть, всё ж со снегом порадостней и посветлее. Так, не упрямься мне тут. Иди! Михаил уже завтра утром здесь будет. И батона купи, Петька опять всё сжевал, растёт, ест много. Мужик!
— Так он же ещё маленький, — ехидно говорю я.
— Повякай мне тут! — тётя замахивается на меня полотенцем. — Вякалка не выросла. Иди давай. Только быстро, туда-обратно.
Тётя суёт мне карточку и старый кнопочный телефон. Другой мне не положен, потому что «сама понимаешь, денег нет».
Ага, конечно, понимаю. Уже понимаю. А раньше наивно верила, что тётя и дядя взяли меня к себе в дом по доброте душевной, а не ради выплат от государства. Да и всю мою пенсию по потере кормильца тётя забирает себе.
Я вздыхаю, натягиваю куртку и выхожу на улицу.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Родной город Наталины поздней осенью

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
В дверь осторожно стучат. Я вскакиваю с кровати, напряжённо прислушиваясь. Стук повторяется.
— Наталина, ты там? — слышу шёпот.
Я бросаюсь к двери и отпираю её. В комнату, постоянно оглядываясь, входит лейра Рувора и протягивает мне кувшин молока, кружку и румяные пирожки.
— Бери, недавно из печи. Круглый с курятиной, а эти два — с капусткой да грибами. Мой набрал вчера, весь день бродил. Ох, умаялась я, деточка. Ну и ведьма эта шесра Марраш. Глаза б мои её не видели. Заставила два раза переделывать суп. То бульон ей недостаточно прозрачный, то овощи я слишком крупно накромсала. Помоями обозвала. А ведь моя стряпня на всю округу славится! Да не зря же шес Эстро меня нанял в поварихи! Да если б не умела, да разве ж я взялась бы. Ой, да что там говорить.
Она вытирает глаза и грузно опускается на предложенный мной стул.
— Лейра Рувора, ну что вы! Ваши супы самые лучшие, я-то знаю. А помните, как Эстро обожал ваш осенний суп, только запах вкусный потянется, а он уж у стола, хоть и невеликий едок был. И пирожки ваши объедение! — Я хватаю тёплый пирожок, кусаю и закатываю глаза от удовольствия. — Как вкусно. Пальчики оближешь!
— Зачем пальцы-то облизывать? — удивляется Рувора и упирает толстые руки в колени.
— Это просто выражение такое, — смущаюсь я.
Никак не привыкну, вот на подобных мелочах всё время спотыкаюсь. А ведь по ним люди быстро определяют свой перед ними или чужой.
— Не слыхивала никогда.
— Ну это издалека выражение.
Я лихорадочно соображаю, как перевести тему, но Рувора сама начинает говорить:
— Нет, житья не будет тебе, Наталина. Ты думай-гадай, что дальше-то делать будешь. С виду-то шесра прям куколка, а внутри чистая жёлчь, чтоб ей. И сынки такие же. Ладные да видные, а внутри гниль. Вижу я, вижу. В жизни на таких насмотрелась. Орёт там шесра сейчас. Вот как приехала с похорон, так вот уж столько часов не умолкает. Солнце уж садится. А знаешь, чего орёт? — Рувора манит меня пальцем, и я наклоняюсь к ней. — Открылось тут одно обстоятельство: шес Эстро своё завещание-то составил три года назад, а полгода назад, в аккурат на празднество зимнего круга переписал его!
Рувора делает большие глаза, а я отстраняюсь и растерянно смотрю в окно.
Рувора нетерпеливо дёргает меня за юбку.
— Раз переписал, может тебе чего оставил? — горячо шепчет она. — Хоть денежку маленькую. Не всё ж змеёнышам этим. Любил он тебя по-отцовски, ты ему отрадой стала. Он хоть улыбаться начал. Жаль, помер он. По небесной лесенке уж карабкается. Хозяюшка-богиня ему постель из облаков стелет, а хозяин-бог чаркой угощает.
Я чувствую, как в уголках глаз скапливаются слёзы, хотя за эти три дня я успела выплакать их все. Но нет, во мне, оказывается, скрываются целые моря.
Рувора начинает причитать, но потом спохватывается.
— Ох, не будем грустить. Жизнь-то есть жизнь. Да и как нам, горемычным, со смертью тягаться.
Дверь вдруг неожиданно распахивается так сильно, что ударяется о стену. Я с сожалением понимаю, что не заперлась на замок.
На пороге стоит Идаелира, а за её спиной маячит Хальсен.
— Бездельницы!
Лейра Рувора торопливо встаёт и складывает руки на подоле. Идаелира неспешно проходит, останавливается, её стройная фигура выделяется на фоне темнеющего окна. Шесра брезгливо рассматривает комнату, и её взгляд натыкается на молоко и пирожки.
— Тут разве хлев? Тебя не учили, что для приёмов пищи существуют столовые? Или такой грязнухе всё равно где есть?
Ничего я не грязнуха. В комнате чисто, я сама слежу за порядком и даже помогаю лейре Фадре с уборкой по дому, хотя и она, и Эстро уверяли, что это совсем необязательно. Но мне приятно быть им полезной.
Хальсен расхаживает по моей комнате. Мне противно, но я не собираюсь им этого показывать.
— Это… это я принесла, — тихо оправдывается лейра Рувора. — Голодает же ребёнок.
— Ребёнок? — Идаелира расхохоталась. — Вот эта кобыла?
Так, пора вмешаться.
— Что-то не припомню, чтобы я вас в свою комнату приглашала.
Идаелира забывает про Рувору и разворачивается ко мне.
— Она не твоя. Завтра пойдёшь на улицу под забор, хочу убедиться, что ты ничего не украдёшь.
Шесра снова оглядывает комнату, будто тут есть какие-то великие ценности. Самое ценное, по крайней мере, для меня, это несколько механических часов, которые Эстро сам сделал. Ну так этих часов во всём доме аж сто пятьдесят четыре, от маленьких до больших напольных выше меня ростом.
— Всё оставишь здесь. Тебе понятно? Всю одежду, обувь, украшения. Не за твои деньги куплены, не тебе и принадлежат.
Рувора тихо охает, и шесра бросает на неё недовольный взгляд.
— Так чего завтра ждать? Давайте сегодня.
Я подхожу к комоду, открываю ящик и достаю оттуда нижнее бельё. Я демонстративно разворачиваюсь, держу на пальце кружевные панталоны и такую же сорочку.
В моём мире это и не бельё вовсе, а целая пижама. В таком виде можно не стесняясь за солью к соседям сходить. Но тут другие порядки. Хальсен довольно лыбится, а Идаелира покрывается красными пятнами.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Ну вот красивая вещь была! Эх...

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
На улице пустынно и холодно. Очень хочу побыстрее вернуться в тепло, поэтому решаюсь идти через дворы. С сожалением вспоминаю, что забыла взять из дома пакет, придётся купить, а значит, тётя весь вечер будет выговаривать за лишние траты и мою рассеянность. Может, встречать день рождения на улице не так уж и плохо? Всё равно мои дни рождения всего лишь листик на календаре. На улице, по крайней мере, нет кричащей тёти, вредного Пети и вечно недовольной Нади. Ей пятнадцать, а претензий к миру как у старушки на лавочке у подъезда.
Да и Михаила тут тоже нет. Завтра явится и опять начнутся разборки между ним и тётей. Он постоянно пропадает в командировках, но тётя уверена, что он завёл любовницу и ездит к ней. Тётя то орёт на мужа и грозится отобрать квартиру и детей, то ластится, как кошка. Но ничего не срабатывает, дядя всё равно уезжает. А тётя срывается на всех подряд, особенно на мне — племяннице.
Я останавливаюсь, прячу замёрзшие пальцы в рукава куртки и провожу носком кедов по грязному асфальту, рисуя полукруг.
Наверное, и правда я зря родилась. Вот бы куда-нибудь деться! Я поднимаю глаза к небу, но кроме серых низких туч ничего не видно, ни одной звёздочки.
Я снова двигаюсь вперёд, стараясь обходить места с грязной жижей, раскатанной машинами. Кеды уж точно не та обувь, чтоб разгуливать по слякоти, но они мои любимые — удобные, привычные, красивого голубого цвета со вставками с мелкими розочками — напоминают мне о лете и каникулах. И о маме. Мама почему-то ассоциируется у меня с летом, солнцем, цветами.
Иногда во сне я её вижу, она мне что-то говорит, но я никак не могу расслышать что именно. Но главное, там мама снова жива и мне снова пять.
С неба начинает сыпать мелкий дождь вперемешку со снегом, и я поглубже натягиваю капюшон.
Ещё год! Мне будет восемнадцать, и я смогу уйти. Куда угодно, только бы подальше от родственничков. Я же отлично учусь, должна поступить.
Мокрый снег уже валит так, что залепляет глаза. Я всё ниже опускаю голову, удивляюсь, как рано пришла зима. Вот зиму я не люблю, именно зимой мама и разбилась, в такую же темень как сейчас. Скользкая дорога. И таксист, который не справился с управлением. Мама почти никогда не ездила на такси, дорого, но в тот вечер она спешила забрать меня из садика.
Может, в медсёстры пойти? Буду помогать людям. Или лучше в учительницы?
Меня по щиколотки окутывает туман, и я время от времени болтаю ногами в воздухе, с интересом наблюдая, как туман рвётся от резких движений.
Стоп! Какой туман? И снег, и туман? Разве так бывает?
Я удивлённо поднимаю голову. Снега нет, а улица действительно утопает в густом молочно-белом тумане. Вот только что это за улица? Совершенно незнакомое место, и дома такие низкие и сплошь деревянные.
Как я в пригороде-то оказалась? Ну всё, тётя весь вечер блажать будет.
Меня кидает в жар, хоть куртку снимай. Я бросаюсь обратно, но никак не могу найти привычную дорогу. Асфальта и в помине нет, дорога вымощена камнями. Останавливаюсь и глубоко дышу, пытаясь задавить страх. Туман исчез, небо усыпано яркими звёздами, и низко светит необычная бледно-жёлтая луна с чёрными пятнами.
Где же я? И почему здесь так много зелени?
Наконец вспоминаю, что у меня есть телефон. Дрожащими пальцами достаю его из кармана, но он полностью разряжен. И, как назло, на улице ни одного человека.
Я решаю пойти дальше. Иду, пока каменная дорога не заканчивается. Теперь ноги вязнут в сыром песке. Домов всё меньше, они ниже и беднее. Совсем умаявшись, я залезаю в какую-то полугнилую сараюшку, сажусь на груду досок и утыкаюсь в ладони.
Что происходит? Я сошла с ума?
Резко выпрямляюсь и морщусь от сильной боли в шее. Оказывается, я уснула прямо на досках. Тело затекло от неудобной позы, и я еле поднимаюсь на ноги. Сквозь крышу сарая и щели пробиваются солнечные лучи. Я осторожно выглядываю, а потом выбираюсь наружу.
Песчаная дорога, приземистые дома, зелёная трава за ночь никуда не исчезли. Значит, не сон. Значит, не привиделось.
Я делаю пару шагов от сараюшки. Из-за угла важно выступает большой чёрно-оранжевый петух и косится в мою сторону. Головой понимаю, что это всего лишь птица, из неё суп вкусный, но длинный клюв и злые оранжевые глаза внушают страх.
— Хорошая птичка, хорошая… — шепчу я.
Пячусь, стараясь не споткнуться о доски. И тут петух растопыривает крылья и бросается на меня. Я кидаюсь со всех ног от страшного зверя, несусь не разбирая дороги, и только потом разрешаю себе оглянуться. Петух отстал. От бега мне становится жарко, да и воздух сегодня теплее, чем должен быть в октябре. Кажется, что вокруг много неба. Наверное, оттого что я привыкла к высоким зданиям, а здесь их нет.
Я решаю идти туда, откуда вчера пришла. Снова появляется мощёная дорога, но непонятно, где тротуар. Только какие-то камушки вдоль. Недалеко показываются несколько домов, и я ускоряю шаг. Навстречу попадается щербатая рыжая женщина и такие же щербатые рыжие дети.
В горле пересохло, хочется пить и есть, и я облизываю губы, прежде чем окликнуть женщину:
— Скажите, пожалуйста, а это какая деревня? До автобуса далеко?
Женщина обводит меня глазами, что-то лопочет, подтягивает к себе детей и обходит стороной. Дети цепляются за её длинную старомодную юбку и с любопытством таращатся на меня.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Сараюшка пять звёзд и новый мир

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Я просыпаюсь поздно: долго не могла уснуть от волнений, проворочалась полночи. Открываю окно, чтобы пустить в комнату свежий воздух, но после вчерашней грозы снова душно. Зато с открытым окном прекрасно слышно пение птиц. Я сажусь у зеркала, смачиваю в тазике с остывшей за ночь водой полотенце и тщательно протираю всё тело. В этом мире траур не носят и нет понятия траурных цветов, но я всё равно выбираю самую тёмную одежду из той, что у меня есть: чёрную юбку с ярусами синих оборок и жакет в цвет. Длинные волосы — их пришлось отрастить на здешний манер, никто из женщин коротких стрижек здесь не носит — закалываю большим гребнем. Его подарил Эстро на мой пока единственный в этом мире день рождения.
Не хочу считаться с сумасбродством Идаелиры, поэтому смело иду на кухню за завтраком. Вспоминаю, что лейру Рувору уволили вчера, и настроение, и так неважное, портится ещё сильнее. У неё большая семья, аж двенадцать детей, деньги ей нужны.
Я наливаю чай, пахнущий травами, достаю вчерашние булочки, топлёное масло и несколько мелких груш. Наполняю хрустальную розетку мёдом, добавляю орехов. Надо хорошо подкрепиться, совсем скоро чтение завещания, а дальше неизвестность. Неясно, даже где я буду обедать. И буду ли?
Прохожу из кухни в столовую. Очень не хочу столкнуться с кем-нибудь из Маррашей, но и прятаться на кухне не собираюсь. Нужно показать, что я их не боюсь. А ещё ради Эстро, ведь мы всегда завтракали в столовой, окна которой выходят на восток. Встречать утро за вкусным завтраком, любуясь рассветным небом, стало нашей традицией. Я бы хотела, чтоб так было и впредь, чтоб дух Эстро остался в этом доме, а Марраши не наводили свои порядки, но увы.
Когда я возвращаюсь на кухню с грязной посудой, там уже прибирается лейра Фадра, достаёт золу из огромной дровяной плиты, больше похожей на чугунный шкаф с нишей. Фадра улыбается мне, вытирает руки и тянется за моими грязными тарелками, но я останавливаю её.
— Я сама.
— Сама да сама, — ворчит Фадра, но вполне добродушно. — Разве хозяйские дочки должны мыть посуду да тряпками махать?
— Так я же и не дочка, — пожимаю я плечами, — подопечная сирота.
— Тише ты, — шикает Фадра и выпрямляется. — Я про «не дочку» уже за сегодня наслышалась. Шесра Марраш уж очень на тебя взъелась. Вот только я в дом зашла, так меня вызвала эта спица тощая и давай расспрашивать, кто ты да какие вещи у тебя есть и что Эстро тебе надарил. А я что? А я ничего. Разве ж я хозяйским вещам учёт веду? Я только убираюсь тут. Так ей и сказала. Ты, пострелёнок, не натворила ли чего?
— Нет.
Опускаю грязные тарелки в широкий металлический таз, наливаю туда тёплой воды из большого котла, добавляю мыльный порошок. Берусь за скребок и начинаю оттирать тарелки.
— И чего это Идаелира моими вещами так интересуется? — вслух рассуждаю я, но Фадра, видимо, думает, что вопрос для неё.
— Ох, не знаю. Но сегодня в доме всё перерыто. Я-то сразу увидела. Привыкла ж прибирать. Эстро, пусть облака ему мягкой периной служат, по местам всегда всё раскладывал, аккуратный был. А сегодня всё переиначено. Вроде и лежат вещи на привычных местах, а всё равно не так, как надо.
— Странно, — шепчу я. — Денег у них как песчинок у моря — вспоминаю я местный аналог «куры не клюют» — зачем им в вещах рыться? Ревизию, что ли, проводят?
В большой бадье я споласкиваю посуду, вытираю чистым полотенцем и убираю в буфет.
— Ой, Фадра! — вспоминаю я, — а ты не видела чашку из сервиза?
— Какую ж, Наталина? — Фадра поднимает голову от очага.
— Вот такую, — достаю из буфета и показываю белую с розовыми маргаритками и золотым ободком чашку. — Пропала одна. Здесь рядком всегда десять стояли. А теперь одной не хватает. Уже несколько дней найти не могу. Эстро очень любил эти чашки. Мы всегда по праздникам из них пили.
Фадра задумывается, берёт ведро с золой и направляется к выходу.
— Нет, не видела. Разбилась, наверное.
— Наверное, — грустно соглашаюсь я. — Жаль.
А впрочем, эти чашки были важны для меня и Эстро, Идаелире наверняка на них наплевать. Если узнает, что это любимые, так ещё и намеренно все расколотит.
Я беру мягкую хлопковую тряпку, чуть смачиваю её и иду в гостиную. К счастью, посторонних здесь нет, в доме тихо. Зато на камине, полках, подставках, в стенных нишах, просто на полу меня ждут часы — самая большая страсть Эстро. Я начинаю протирать их, мысленно прощаясь как с друзьями.
Часы показывают в полдень, когда приходит лейр Стрен, и дом будто взрывается звуками. На лестнице слышится стук каблуков Идаелиры, в холле — смешки Хальсена, громкие приветствия Карвина и тихий говор лейра Стрена. Я бросаю тряпку, поправляю все-все оборки и пуговки. Запускаю руку в карман и нащупываю часики, которые подарил мне Эстро перед самой смертью. Это немного успокаивает. Я поднимаю повыше голову и выхожу в холл, где рядом с лейром Стреном стоит незнакомый мужчина.
Все глаза устремлены на него, и лейр Стрен спешит представить:
— Это шес Берениз, — новый мужчина степенно склоняет седую голову, — поверенный ордена серебряной звезды. Так как шес Марраш был магом, то присутствие шеса Берениза обязательно. После оглашения он доложит магистру ордена и представителям Совета о том, что все формальности соблюдены.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Гостиная
Интересно, реально ли опоздать с таким количеством часов

Чашка
Она тут неспроста ;)

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Чужак страшит меня, но остаться одной ещё ужаснее. Кажется, проходит вечность, прежде чем я решаюсь и тянусь к его ладони. Едва касаюсь, пугаюсь, пытаюсь отдёрнуть руку, однако мужчина хватает меня за запястье и рывком ставит на ноги. Я судорожно ловлю ртом воздух, мечусь, выдираю руку, и мужчина охотно отпускает. Отбегаю в сторону, но останавливаюсь и настороженно всматриваюсь в тёмную фигуру.
Незнакомец начинает говорить, пытается разглядеть моё лицо в тусклом свете, но я не понимаю ни слова и опять начинаю всхлипывать. Наконец ему надоедает бестолковый разговор, он манит меня пальцем и показывает куда-то вперёд.
Мужчина разворачивается и медленно уходит. Я распихиваю вещи обратно по карманам и делаю неуверенный шаг. Мы идём вдоль улицы, стеснённой каменными зданиями, но постепенно пространства становится больше, дома отодвигаются дальше, обзаводятся садиками и заборами. У некоторых домов на территории даже скульптуры и собственные фонтаны есть .
Мы идём уже минут двадцать, куртка промокла и давит на плечи, усталость всё больше одолевает. Мужчина сворачивает и по дорожке из серых плит шагает к двухэтажному дому, выкрашенному в белый и зелёный цвета.
Мужчина оборачивается, снова манит меня, заходит и оставляет дверь открытой. Я медлю, переминаюсь с ноги на ногу. Страшно, я уже не маленькая, прекрасно понимаю, чем может закончиться такой поход в гости. Но оставаться на улице тоже нельзя.
В большом окне зажигается свет, и так хочется туда, под крышу, в тепло, что я больше не раздумываю, захожу в дом, вытираю капли дождя с лица и недоумённо оглядываюсь. Холл высотой в два этажа неожиданно просторный, напоминает мне школьный. На второй этаж ведёт красивая резная лестница, и её лакированное дерево блестит под светом роскошной, как в театре, люстры.
Мужчина снова что-то говорит и показывает на широкий проём в стене. За ним большая — после скромной тётиной двушки всё кажется большим — комната с громадными, почти под потолок окнами. Здесь светло и сухо. Такое желанное тепло окутывает меня, и я вздрагиваю от удовольствия. Наверное, это столовая, потому что посередине стоит длинный массивный стол и ряд стульев.
Мужчина снимает с себя необычное пальто с широким до смешного воротником и подвёрнутыми с боков полами, привлекает внимание, ласково улыбается и тычет в мою мокрую куртку. Я снимаю её, но не отдаю, — вдруг ещё убегать придётся, — а вешаю на спинку стула и усаживаюсь. Мужчина кивает, куда-то уходит, но вскоре возвращается, несёт в руках поднос, уставленный чашками и тарелками.
Незнакомец ставит поднос передо мной, и у меня глаза разбегаются. Здесь какой-то оранжевый суп — может, это борщ? — и рагу из овощей, и маленькие лепёшки с вареньем, и бледный чай, пахнущий ягодами и сеном. Я так голодна, что от запахов еды желудок сводит спазмами, и ему всё равно, что еда какая-то не такая.
Неуверенно смотрю на мужчину, он указывает на тарелки, и больше меня просить не надо. Я хватаю вычурную ложку с длинной блестящей ручкой, принимаюсь за суп. Готова за мгновение проглотить его вместе с тарелкой, но держу себя в руках и стараюсь есть размеренно. Ещё не хватало краснеть за своё поведение. Мужчина садится напротив, задумчиво меня разглядывает. Я чувствую себя неловко, но когда первый голод утолён, всё-таки поднимаю на незнакомца глаза.
— Спасибо, — говорю ему и улыбаюсь..
Мужчина обхватывает рукой подбородок и хмурится. Он делает непонятный жест, будто подталкивает меня.
– Что? Говорить что-нибудь? С-спасибо. Я заблудилась.
Первые слова даются с трудом, но потом меня будто прорывает. Я рассказываю, как пошла за колбасой и батоном в магазин, как повалил снег, а потом вдруг появился туман и… и… Я сбиваюсь с мысли, смотрю на мужчину, а он сидит с растерянной улыбкой.
— Эстро, — говорит он и показывает на себя, потом медленно переводит палец на меня.
— Наташа.
Странное какое имя — Эстро. Вот забавно, если он сейчас так же думает про моё.
Мужчина, Эстро, кивает, кажется, больше своим мыслям. Вдруг его лицо веселеет, он вскакивает, убегает куда-то в другую часть дома, и его гулкие шаги раздаются в коридоре.
Через несколько минут он приходит с толстенной книгой в руках. Кладёт и быстро листает глянцевые страницы с картами. Кажется, это географический атлас. Эстро поворачивает ко мне раскрытую примерно на середине книгу и выжидающе смотрит. Я изучаю карту, вижу тонкие голубые ниточки рек и огромную синюю кляксу озера, остальное почему-то в основном коричневое, выглядит довольно непривычно.
Я смотрю на Эстро, пожимаю плечами, мотаю головой, хлопаю глазами, в общем, всеми доступными способами демонстрирую, что не знаю это место. Эстро листает книгу и показывает другой разворот. Здесь карта масштабнее, приметное озеро в виде кляксы теперь выглядит скромным пятнышком. Красными точками и незнакомыми буквами обозначены, наверное, города, где-то они гуще, где-то реже. Появились и маленькие рисунки деревьев, это наверняка леса. Я внимательно исследую карту, но не нахожу ничего знакомого. Даже сама карта кажется неправильной. Разве можно оформлять серьёзные издания с вензелями и картинками каких-то зверей на полях?
Снова качаю головой, и Эстро переворачивает страницы. Теперь видна часть огромного участка суши, окружённого водой с трёх сторон. Я пытаюсь понять, что это за место, но не могу. Это материк? Какой? Африка? Похоже, но нет.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
шес Эстро Марраш

Новый мир, а вот дивный он или не очень ещё предстоит узнать

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Лейр Стрен перебирает листы завещания, вытирает лоб платком, откашливается, всеми силами тянет время.
Идаелира нервно улыбается, но поторапливать опасается, бросает быстрые взгляды на шеса Берениза. Идти против представителя ордена ей явно не хочется, как и выпадать из образа. Берениз глыбой стоит за спиной душеприказчика и, кажется, даже не дышит. А вдруг и впрямь не дышит? Кто их этих магов знает. Но Эстро так не умел, это точно. Шес Берениз косит глаза на завещание, вчитывается, и его губы чуть дрожат в улыбке.
Хоть я ни на что и не рассчитываю, но всё равно переживаю. Греет душу, что под кроватью меня ждёт дорожный мешок, отдалённо напоминающий привычный рюкзак, с минимумом вещей, десятком хлебцев, сыром и фляжкой воды. А дальше что? Подать объявление в местный газетный листок? «Попаданка ищет дом. Порядок и своевременную оплату гарантирую». Даже самой смешно стало, Эстро бы такую хохму не оценил.
Лейр Стрен перестаёт ходить вокруг да около, набирает воздуха в лёгкие и начинает читать.
«Все смертны. И я, оказывается, тоже. Однако вы, как это ни прискорбно, не ради философии моей собрались, поэтому приступим.
Во имя бога и богини, хозяев наших судеб!
Будучи в полном уме и совершенной памяти, в присутствии свидетелей, удостоверивших мою личность, повелеваю после смерти моей таким образом распорядиться моим движимым и недвижимым имуществом:
Моей верной и дорогой…
Идаелира испускает полный печали вздох, возводит глаза к небу, выпрямляет и без того прямую спину. Лейр Стрен терпеливо ждёт конца спектакля «Безутешная вдова подавлена горем, но находит в себе силы жить дальше» и снова утыкается в бумаги.
…моей верной и дорогой помощнице лейре Фадре Вестеле, без которой мой дом не был бы столь уютным, завещаю отрезы шёлковых тканей, ожидающие её в мастерской, большие каминные часы работы Тремиела и десять тысяч алов.
«Супер! — радуюсь я про себя. — Как здорово Эстро придумал. Фадра в обморок упадёт от счастья».
Шес Берениз хмыкает в усы, и Идаелира краснеет так, что почти сливается с алой помадой на своих губах. Ну ещё бы, муж в завещании вспомнил в первую очередь не о жене, а о прислуге. Если бы Эстро был жив, Идаелира, наверное, удушила бы его за такое оскорбление.
Чудесной доброй лейре Руворе Кодокару, по потрясающим пирогам которой я буду скучать в небесных чертогах, завещаю набор чугунных горшков, так ей приглянувшихся, часы чёрного дерева, ныне висящие в холле, десять тысяч алов и три мешка муки в придачу.
Я готова аплодировать, останавливает только, что это всё же чтение завещания. Идаелира уже не красная, а белая с синевой, и я беспокоюсь, как бы эта коза не откинула тут копыта, но обычно такие парнокопытные отличаются отменным здоровьем.
Моему садовнику, великому умельцу лейру Гириту Лоллию, вручаю весь запас семян, центральные напольные часы, размещённые в гостиной, а также десять тысяч алов.
Хальсен ёрзает на стуле, перебирает пуговицы сюртука, и Карвин смотрит на него так, словно перед ним жук-навозник, а не родной брат. Между ними разница небольшая, Карвину, если не ошибаюсь, двадцать два, а Хальсену девятнадцать, но кажется, что между ними лет десять, не меньше. Очень уж Хальсен ведёт себя по-детски. Привык, наверное, к мамкам да нянькам.
Вдруг я слышу своё имя и вздрагиваю.
...Наталине Ардилиан, моей дорогой подопечной, я завещаю сто тысяч алов, часы, обитающие в её спальне, и усадьбу с землями в Дородо близ городка Эомлар. Прошу обратить внимание, что данная усадьба ранее принадлежала моей бабке, то есть это моя личная собственность, свидетельства о чём прилагаю к сему документу. Вышеоговоренная усадьба не является благоприобретённой в браке с супругой, а значит, ни по какому основанию этот пункт завещания оспорен быть не может.
Я сижу ни жива ни мертва. Мне? Наследство? Усадьба и деньги? Идаелира зыркает на меня таким взглядом, которым убить можно. Но тот, кто хоть раз приходил в школу без сменки и натыкался на техничку, и не такое видел. У меня, наверное, иммунитет и от василисков, и от горгоны Медузы, и от всяких Идаелир.
Все остальные часы, находящиеся в доме, и половину денежных средств, хранящихся на моих счетах, жертвую ордену серебряной звезды. Ими он может незамедлительно распоряжаться по своему усмотрению.
И наконец, другую половину денежных средств, особняк в центре столицы, дом в столице в районе Водных Ключей, усадьбу «Крылья небес» с землями в равных частях, дом в Аска-Зарго завещаю шесре Идаелире Марраш, шесу Карвину Маррашу, шесу Хальсену Маррашу. Жаль, что я умер, хотел бы посмотреть, как они будут скандалить друг с другом, делить наследство на троих и доказывать, что каждый из них заслуживает большую часть. А также безмерно грущу, ведь не доведётся мне узнать, падёт ли так низко Идаелира, что станет судиться из-за мешков муки и отрезов шёлка, лишь бы насолить мне даже после смерти. И да, Идаелира, судиться с орденом тебе дороже выйдет.
Идаелира так сильно вцепляется в подлокотники, что несчастное дерево трещит. Карвин кладёт ладонь на её руку, и она словно очухивается.
Шесра поджимает губы, принимает вид оскорблённого достоинства и медленно встаёт. Ну ни дать ни взять смелая благородная королева перед битвой. В её глазах так и сверкает пламя войны.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Тот самый кабинет, прям не дом, а музей часов

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Я едва себя осознаю, настолько шокирована новостью о том, что оказалась в другом мире.
Эстро отводит меня в комнату на втором этаже, где я сразу же забиваюсь в угол за платяным шкафом. Чего я только не предполагаю! Я сошла с ума. Меня сбила машина, и это бред умирающего мозга. Это всё розыгрыш. Или я отравилась и вижу галлюцинации.
Эстро первое время пытается говорить со мной и вытянуть из угла, но я упорно не желаю выходить. Так, наверное, и просидела бы до второго пришествия, но ситуация разрешается довольно банально: я заболеваю. Помню, что сильно хочу спать, закрываю глаза, а когда открываю, обнаруживаю себя в кровати в длинной белой рубахе, насквозь мокрой от перенесённой температуры. Рядом на стуле дремлет низенькая женщина средних лет с добродушным круглым лицом. Я смотрю на её забавный чепец с оборками и не могу отвести взгляд. Почему-то вспоминаю, что в детском садике была книжка про «Красную Шапочку», и там волка в домике бабушки изобразили в похожем чепце. Голова в тумане, и ей, голове моей, кажется, что это очень-очень важно.
Я пытаюсь сесть, и женщина просыпается. Она всплёскивает руками, аккуратно укладывает меня обратно на подушки и куда-то убегает. Вскоре в комнате появляется Эстро, а за ним торопится и женщина в чепце.
Пока она не видит, Эстро указывает на меня и прикладывает скрещённые крест-накрест ладони ко рту.
«Молчать» — догадываюсь я и киваю.
Эстро трогает мой лоб, заставляет открыть рот, осматривает зачем-то руки. Он поворачивается к женщине, смирно стоящей у изножья кровати, и смешно жестикулирует. Он похож на рекламного надувного человека, который машет и танцует, привлекая клиентов.
Эстро снова смотрит на меня.
— Каадо, — показывает он на женщину и уходит.
Я молчу. И женщина молчит, тихо хлопочет около меня. Каадо, что бы это ни значило, помогает мне подняться, выйти из комнаты и по длинному коридору приводит в вытянутое помещение с высоким узким витражом вместо окна. По виду это ванная комната: открытые шкафчики с пушистыми полотенцами, полки с банками-склянками, а посередине то ли маленькая круглая ванна, то ли огромный таз.
Ноги плохо держат, и женщина помогает мне сесть в ванну прямо в ночной рубашке. Из высокого кувшина на меня льются тёплые струи, и я верчусь, пытаясь понять, откуда Каадо берёт горячую воду. Но от этого кружится голова, и я оставляю попытки. Каадо натирает меня ароматным мылом, пахнущим цветами и немного пряностями. Вместо мочалки у неё в руках тонкие светло-коричневые полоски, похожие на траву, сплетённые в косичку. Взамен шампуня тоже мыло, только другое, ещё более душистое с вкраплениями чёрных зёрнышек. Довольно странно мыть волосы мылом, но пенка от него удивительно приятная и упругая.
После купания Каадо закутывает меня в большущий халат, ведёт обратно в комнату, и халат волочится за мной по полу, аки я царица в мантии. Каадо усаживает меня в кресло, меняет постельное бельё на свежее и хрустящее, и теперь я снова могу лечь. Меня кормят бульоном с ложки, и я чувствую себя беспомощным малышом, но сил что-то делать самостоятельно действительно нет, всё ушло на купание. Я и глаза-то с трудом держу открытыми, поэтому откидываюсь на подушки и засыпаю.
Ещё несколько раз я просыпаюсь и засыпаю, плаваю в беспокойной дрёме, наблюдаю, как дни сменяются ночами, покорно ем, что дают, и терплю, когда меня протирают мокрым полотенцем.
Через трое суток окончательно прихожу в себя, и Каадо больше не сидит со мной постоянно. Меня навещают то она, то Эстро. Оказывается, Каадо глухая, но Эстро всё равно внимательно следит, чтобы я не разговаривала при ней. Мне остаётся только улыбаться милой доброй женщине. Никто, кроме неё и мамы, так много не заботился обо мне. Силы возвращаются, но медленно. Интересно, какой это я местной чумой заболела, что так долго в кровати валяюсь?
Только спустя неделю я осторожно высовываю любопытный нос в окно и за дверь. За окном обнаруживаю сад и разноцветные двухэтажные дома, за дверью — соседние комнаты, коридор и лестницу на первый этаж.
Эстро ловит меня за такой прогулкой и можно сказать «выписывает» с больничного. Он опять забавно машет руками, что-то показывает на пальцах Каадо, она откланивается, улыбается на прощание и уходит, и я понимаю, что она вовсе и не живёт в доме, а была моей сиделкой.
Начинаются будни, но не серые, а разноцветные, потому что каждый день полон сюрпризов. Я, как маленький ребёнок, потихоньку открываю новый мир. Изучаю дом, и меня поражает как же много здесь часов! Они везде! Эстро по полдня возится с ними в мастерской, то разбирает, то собирает, то переставляет с места на место. В остальное время он учит меня языку, который, к великой радости, оказывается не слишком сложным, не китайский, и на том спасибо. Когда я начинаю хоть что-то понимать, Эстро, тыкая в карту, как может объясняет, что я нахожусь в государстве Билирем и попала сюда из другого мира. Будто я не знаю, догадалась уже!
Конечно, первые дни я только и выспрашиваю, как вернуться в свой мир, где включается тот волшебный туман, но Эстро разводит руками, похоже, не понимает меня. Я же знаю лишь самые простые фразы.
Давным-давно я смотрела сериал, где девочка-подросток попала в сказочное королевство и помогла принцессе, своей ровеснице, справится с кознями врагов. Она, конечно, преодолевала трудности, но что-то я не припомню, чтобы ей пришлось мучиться, изучая новый язык, или на каждом шагу сталкиваться с неожиданностями. Меня же озадачивают даже самые простые вещи: туалет и ванна, предметы гигиены, непривычная еда, принятые порядки. А одежда? Это целое приключение! Сначала надо надеть нижнее платье, похожее на сорочку, потом юбку, а сверху ещё одну юбку, длинную, до самого пола. Затем приходит черёд верха. Он обязательно привязывается к подолу верёвочками или цепляется на крючки. И такое великолепие каждый день. Нет, в детстве, я, конечно, мечтала о платьях принцессы, но теперь понимаю, что зря. Раз семь-восемь я растягиваюсь на полу, запутавшись в этих «занавесках», а однажды чуть не сваливаюсь с лестницы, только чудом цепляюсь за перила. Потом хожу в синяках — этаких свидетельствах разницы культур. У мужчин всё проще. По крайней мере, Эстро и те, кого вижу из окна, ходят в рубашках, строгих брюках и длинных пиджаках, наподобие сюртуков наших прошлых веков.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Пришло время учиться!

Снова Наталина (чуть-чуть накрашена, но мы ей это простим, правда?)

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Шесра медлит. Видимо, набирается яда.
— Мой муж определённо сошёл с ума, — холодно говорит она. — Болезнь ослабила его разум. Я осталась без мужа, а бедные мальчики — без отца.
Великовозрастные мальчики хлопают глазами и вздыхают. Ни разу к отцу не приехали за десять с лишним лет, а тут вспомнили о своей огромной сыновней любви.
— И теперь, — продолжает Идаелира звенящим голосом, — нам на троих достаётся только половина сбережений и даже старинную усадьбу у нас отобрали?
Вот и начались неприятности. Сейчас она заберёт всё себе.
Я бросаюсь к шесу Беренизу и лейру Стрену. Не хочу, чтоб шес Берениз уходил. Идаелира его опасается и при нём скандалить не посмеет.
— Останьтесь, пожалуйста! Давайте я вас чаем угощу.
Под испепеляющим взглядом шесры я приглашаю всех в столовую, спешу на кухню, ставлю большой пузатый чайник на плиту, подбрасываю дрова и через чёрный ход выбегаю во двор.
Подхватив юбку, мчусь вниз по улице мимо богатых домов, пересекаю сквер и попадаю на кривую улочку с домами попроще.
Когда я влетаю во двор лейры Руворы, распугивая гусей, она испуганно поднимает голову от корыта со стиркой.
— Фух, — пытаюсь отдышаться я. И так жара, я ещё и пробежалась.
— Что? Выгнала уже? У-у-у, злыдня! — Рувора грозит пухлым кулаком в сторону дома Эстро. Отсюда как раз крыша видна.
— Нет-нет, — мотаю я головой и тяжело дышу. — Там… Эстро… оставил вам, лейре Фадре и лейру Лоллию по десять тысяч алов.
— Ох, не шутишь ли ты, Наталина? Где это видано, чтоб прислуге наследство?
— Какие шутки! Кроме денег, ещё и подарки. Вам муки три мешка и чугунки.
— Мука! А чугунки, это ж какие? Мои любимые, что ль?
— Ага! — радостно киваю я. — Теперь можете их себе забрать. Только вы, лейра Рувора, идите скорее. И лейре Фадре с лейром Лоллием скажите. А то Идаелира злая больно, как бы чего не удумала.
— Так! — Рувора вытирает мокрые руки о передник. — Ну-ка, Нихор, подь сюда. — Из дома выбегает вихрастый мальчишка, младший сын Руворы, известный на всю округу сорванец. — Беги-ка к Вестеле, потом к лейру Лоллию заскочи, скажи, чтоб срочно шли в дом шеса Марраша. Да смотри у меня, нигде не задерживайся. А то я тебя знаю, поганца.
Мальчишка шмыгает носом, подтягивает длинные, не по росту, штаны, подвязанные верёвкой, и убегает со двора.
— Я пойду, лейра Рувора, вы догоняйте. В столовой сейчас лейр Стрен с завещанием и важный маг из ордена. Пока они там, шесра ничего не сделает. Но вы поспешите.
Быстро иду обратно. На плите кипит чайник, и я торопливо собираю на поднос чашки и угощение. Раз уж я пригласила, мне и потчевать дорогих гостей.
При моём появлении в столовой голоса замолкают, — наверняка обсуждали мою скромную персону, — и теперь здесь царит такая мрачная атмосфера, что впору удавиться. Как там у Гоголя? Немая сцена. Вот она самая.
С одной стороны стола, как каменное изваяние, сидит Идаелира в окружении сыновей. Хальсен смотрит исподлобья на собравшуюся компанию, а Карвин делает вид, что внимательно изучает кусты за окном. С другой стороны — лейр Стрен и шес Берениз.
— Взялась за обязанности? Наконец-то! — вполголоса говорит мне Карвин, когда я подаю ему чай.
— Вот не стоит измываться над теми, кто ходит рядом с тобой с кипятком.
Я притворяюсь, что вот-вот уроню на него чашку, и Карвин подскакивает на стуле. Но чашку я, конечно, не роняю. Не хватало лишиться ещё одной из любимого сервиза Эстро.
Карвин разгадывает мой манёвр, хмурится и раздражённо забирает чашку из моих рук.
В холле слышны голоса, и на пороге столовой показываются Фадра, садовник лейр Лоллий и Рувора, за юбку которой прячется Нихор. Они неуверенно умолкают и поглядывают на меня. Рувора забирает у меня поднос и ловко, у меня так не получается, расставляет угощение. Я тоже сажусь за стол, поближе к мужчинам.
— Явились, стервятники, — не удерживается от ехидства Идаелира. — Вы мне так и не объяснили. Эта, — она стрельнула на меня глазами, — Ардилиан совершеннолетняя, зачем ее обеспечивать?
— Я повторю вам, шесра Марраш, — терпеливо говорит Стрен. — Шес Марраш вправе распоряжаться личным имуществом по своему усмотрению. Он был опекуном лейры Наталины и с соблюдением всех формальностей указал её в завещании. Насколько мне известно, шес Марраш обращался к вам с просьбой подписать документы об опеке над Наталиной, чтобы формально она воспитывалась в полной семье. Но вы категорически отказались. Шесу Маррашу пришлось, хоть и не без труда, стать опекуном в одиночку. Не могу не отметить, — лейр Стрен позволяет себе лёгкую улыбку, — если бы вы всё-таки согласились тогда стать опекуншей лейры Наталины, определённые прецеденты в судах были бы сейчас на вашей стороне, а так, — душеприказчик разводит руками, — всё, что указано в завещании по части лейры Наталины, становится её личной собственностью и поступает в полное распоряжение.
Я, наверное, сияю как медный таз. До сих пор поверить не могу, что Эстро оставил мне целую усадьбу. Интересно, какая она? И как далеко? Всё это кажется фантастическим сном. Я даже к чаю не притрагиваюсь. Кусок в горло не лезет от волнения. А вот шеса Берениза волнения не беспокоят, он с удовольствием уплетает медовые слойки и конфеты и, кажется, даже не слушает, что здесь происходит.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Лейра Рувора Кодокару и лейра Фадра Вестеле, кухарка и уборщица в доме Эстро. Вон как радуются неожиданному наследству :)

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Над столом висит большая люстра и проливает мягкий свет на разложенные вещи. Как работает свет в этом мире, я ещё не знаю. В своей спальне и общих комнатах я искала провода и розетки, но не нашла. Однако лампы, торшеры, люстры загораются, стоит только коснуться их или нажать кружочек на стене. Тем не менее свечи в доме тоже есть, и много.
Может, у них часто «электричество» отключают? Нужно всё непременно выяснить.
Эстро задумчиво разглядывает мои вещи.
— Что это? — спрашивает он, указывая на куртку.
— Одежда, чтоб не замёрзнуть, — подбираю я слова чужого языка.
— Из чего она сделана?
— Из… из…
А из чего? Как называется ткань для курток?
— Ну, из ткани, которая не промокает.
— А это что?
— Кнопки.
Эстро внимательно изучает, как застёгивается куртка. В этом мире я видела только пуговицы, крючки и завязки, поэтому хочу поразить его нашими изобретениями.
— А ещё у нас есть вжик-вжик! — гордо говорю я, бегу в библиотеку и возвращаюсь с толстым справочником. Быстро листаю страницы, нахожу нужное слово. — Вот. Молнии.
У Эстро округляются глаза.
— Вы застёгиваете одежду молниями?
— Ну это так называется, это не те, что на небе.
— А как они устроены, молнии ваши?
— Э-э…
Откуда я знаю, как устроены молнии? Я никогда не задумывалась об этом. Как жаль, что на моих джинсах нет молнии, пояс просто собран на резинку.
— У них собачка есть и язычок, — рассказываю я всё, что знаю, и глаза у Эстро становятся ещё больше.
— Собачка и язычок?! — Он подходит и трогает мой лоб. — Хм, жара вроде нет.
— Не та собачка! Ненастоящая! Просто так называется.
— Странный какой-то у вас язык, Наташа. Всё не так называется. Давай принесём твою одежду в жертву науке!
Я не уверена, стоит ли приносить одежду в жертву, но Эстро столько для меня сделал, что не хочется его расстраивать. Да и носить эту одежду я не смогу, Эстро запретил, говорит, слишком странная для их мира.
— Хорошо.
Эстро только и ждал моего разрешения. Он ловко достаёт из ящика с инструментами изогнутый нож и распарывает куртку. Из неё вылезает наполнитель. Эстро осторожно трогает его, трёт между пальцами и даже нюхает.
— Что это?
О! Тут я знаю ответ и радостно сообщаю:
— Синтепон! Искусственный материал. Люди его сами придумали и делают.
— Надо же! А как делают, ты знаешь?
— Нет, — поникаю я.
Джинсы и свитер Эстро интересуют гораздо меньше куртки, ведь хлопок и шерсть есть и в этом мире. Зато его привлекает резиновая подошва на кедах. Но и про резину я тоже ничего толкового сообщить не могу. Даже плакать хочется от своей тупости. С жаром начинаю рассказывать о наших технологиях, самолётах, пицце, интернете, асфальте, доставке еды, школах, дерматине, всё в кучу у меня смешалось, но полезных подробностей рассказать не могу. Даже как делают тесто для пиццы.
И тут я понимаю одну расчудесную вещь: я ничего не знаю и не умею. В школе я отличница, всегда прекрасно училась, потому что думала, что за пятёрки любят больше. Но вот я в новом мире и, оказывается, моё знание английского и синусы с косинусами никому не нужны. Физику и математику Эстро и без меня знает, а как устроены самые простые вещи из нашего мира я совсем не в курсе.
Эстро понимающе усмехается и гладит меня по голове.
— Всё хорошо, Наташа. Не расстраивайся. Для ребёнка ты очень умна, вон как быстро новый язык осваиваешь. Я вот что хотел тебе сказать. Наши учёные мужи полагают, что существует множество миров, иногда они пересекаются, и тогда происходит то, что случилось с тобой. Подобное указано в старых книгах. Не знаю, как в других мирах, в нашем обычно это не заканчивается хорошо для того, кто пришёл в этот мир.
Я холодею от страха.
— Неужели меня сожгут на костре, или как у вас принято? Отрубят голову? Отправят на опыты?
Я начинаю дрожать всем телом, и Эстро спешит успокоить меня.
— Ничего такого. Но в хрониках написано, что пришельца из другого мира начинали таскать повсюду, каждый власть имущий надеялся выудить из такого человека полезную информацию. В конце концов он превращался в замученного зверька, которого выставляют напоказ как диковинку для потехи богатой публики. А если власти решали, что знания такого пришельца опасны, или он говорил недозволенные речи, то его в лучшем случае ждала тюрьма.
— А я? — шепчу еле слышно и опускаюсь на стул.
— Мы сделаем так. — Эстро подходит и садится рядом. — Никому не скажем, откуда ты. В соседнем государстве, оно называется Кархим, — ты запоминай! — в глухой деревне жил мой старый друг. Он, к сожалению, умер от длительной болезни. Как раз в тот вечер, когда увидел тебя на улице, я возвращался с его похорон. Прислуге и всем любопытным сообщил, что ты его внучка и что я забрал тебя из Кархима и теперь буду заботиться в память о друге. Слышишь, Наташа?
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Уютные посиделки и длинные разговоры за чашечкой чая

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
— Я оспариваю завещание! Официально заявляю вам об этом! — выкрикивает Идаелира. — Всё останется в этом доме. Попробуйте сначала доказать, что указанное в завещании — личная собственность Эстро. А что касается усадьбы, ещё уточню этот момент, сомневаюсь, что вы, провинциальный крючкотвор, разбираетесь в законах лучше столичных законоведов.
— Как вам будет угодно, ваше право, — сухо соглашается лейр Стрен.
Повисает неприятная пауза, у выхода растерянно толпятся Фадра, Рувора с сыном и Лоллий, я тоже не знаю, что делать. Хальсен бросает победные взгляды на Стрена, но тут шез Берениз со стуком ставит чашку на стол и встаёт.
— Благодарю за угощение! — говорит он, потом поворачивается к Идаелире. — Вы хотите сказать, уважаемая шесра, что муку и горшки вы тоже совместно нажили с мужем? Наверное, даже сами лично на рынок ходили и выбирали?
Идаелира тоже поднимается. Карвин встаёт за спиной у матери, но заговорить больше не решается.
— Вы так радеете за чернь? — Идаелира выгибает бровь. — Зачем вам это?
— Орден всегда был верен своим принципам и никогда не стремился к личной наживе. Я лишь хочу восстановить справедливость и защитить интересы тех, кто был предан шесу Маррашу.
Идаелира обходит столовую, поглядывая на собравшихся, и в тишине звонко стучат каблуки её туфель. Она всегда на каблуках, совсем не удивлюсь, если Идаелира даже спит в туфлях и накрашенная.
— Прислуга может забирать обещанную рухлядь, всё меньше на помойку выносить. Но завтра, сегодня… сегодня я устала… и вообще у меня раскалывается голова, — пожимает она плечами, — поэтому всё завтра. Что касается ордена…
Шесра медлит, и Берениз начинает говорить сам:
— Орден оказал значительное влияние на жизнь и карьеру Эстро Марраша, поэтому имеет право на часть его наследства. Тем более это воля самого покойного.
— Понимаю, орден уже не тот, что раньше, — пытается уколоть Идаелира. — В числе прочего благодаря и моему мужу. Деньги вам нужны. Даже такие.
Ехидная улыбка расползается на её лице, и глаза шеса Берениза темнеют.
— Вы слишком категоричны, шесра Марраш. У нас с вами разные взгляды на те события. Деньги вы ещё можете попытаться отсудить, но знайте, что магистр будет настаивать на полной финансовой проверке. — Шес Берениз выходит из-за стола, закладывает руки за спину. — Однако коллекцию Эстро Марраш стал собирать после того, как покинул столицу по приказу Совета. Вы же за ним прилюдно отказались следовать. Это известно всем, — с нажимом говорит Берениз. — И такое невозможно забыть.
Шез Берениз поворачивает к Идаелире голову и так пристально смотрит ей в глаза, что даже мне неловко. Идаелира мрачнеет, задирает подбородок, но молчит.
Маг довольно усмехается, подходит к большим настенным часам и изучает тёмный, почти чёрный корпус из морёного дуба.
— На днях я пришлю рабочих упаковать часы. Коллекция Эстро замечательна! Она просто бесценна!
Шес Берениз чуть улыбается, и я понимаю, что он специально поддевает Идаелиру, называя коллекцию бесценной. Ведь теперь она утекает из её рук!
Я с ожиданием смотрю на него, он перехватывает мой взгляд и подмигивает. Большой, седой, в старомодной одежде Берениз напоминает мне бравого морского капитана, видевшего не один шторм и готового сражаться с пиратами. И акулами вроде Идаелиры. Может, для этого его орден и прислал?
— Подведём итоги. — Берениз снова разворачивается к Идаелире. — Судиться вы можете разве что только из-за денег. Всё остальное имущество, озвученное в завещании, должно перейти указанным наследникам. Иначе мы вправе подать встречный иск.
Идаелира буравит взглядом шеса Берениза, и тот отвечает тем же. Повисает такая зловещая тишина, что, кажется, даже небо затягивает тучами. И тут в тишине раздаётся хруст шоколада. Нихор, маленький проказник, воспользовался тем, что взрослые во все глаза смотрят на Берениза и Идаелиру, пробрался к столу и набил рот конфетами. Теперь бросается прочь, пока не влетело.
— Дом мой! — взрывается Идаелира криком. — Прошу всех покинуть его. А за своими подачками от Эстро явитесь завтра. Завтра, и не раньше вечера!
— Ну уж нет! — протестую я. — Уйду сегодня и вещи свои заберу.
Я несусь наверх, хватаю мешок, пихаю туда часы — ведь они теперь мои — быстро осматриваюсь, не забыла ли чего. Из зеркала смотрит моя ошеломлённая моська, обрамлённая светлыми кудрями. Решаюсь и набиваю ещё один мешок одеждой: платья, туфли, бельё, ботинки, всё вперемешку. Идаелира их точно выкинет, а мне пригодятся. На самое дно пропихиваю любимые кеды и нитки для вышивки — то, что осталось от родного мира.
— Какие поспешные сборы. Похоже на бегство.
Я вздрагиваю. На пороге стоит Карвин и наблюдает за мной.
— Мать приказывает тебе явиться в кабинет.
Я хмурюсь.
— Приказывает?
— Просит, если тебе так угодно. Ты же теперь землевладелица. Может, мне ещё и поклониться тебе, лейриме? Но не обольщайся. Тебе известно, что прабабкина усадьба почти развалины, оттого отец и забросил её? Поэтому вновь спрашиваю: не передумала, уже согласна на моё предложение? Оно довольно щедрое.
— Лучше в развалинах хозяйкой, чем вашей служанкой.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
шес Берениз

Городок Аска-Зарго, где всё и происходит

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Эстро разливает ароматный чай в красивые чашки с цветами и позолотой.
— Мои любимые, — говорит он. — Из них всё вкуснее. Да и о прошлых временах мне напоминают.
Он грустнеет прямо на глазах, и я уже не уверена, что хочу слышать его историю, если она так мучит его.
В кухне уже темнеет, но Эстро не спешит начинать свой рассказ. Мне неловко сидеть тишине, и я решаю, что сейчас самое время узнать хоть часть ответов на свои вопросы. А их у меня полно.
— А почему ты шес, а я не шес?
Эстро заливается искренним смехом.
— Шес, Наталина, это мужчина. И не абы какой, а владеющий магией. Ты магией не обладаешь и не замужем, поэтому ты лейрима.
— Какой такой магией?
Наверное, я неправильно понимаю Эстро. За словарём сбегать, что ли?
— Магией, самой обычной. У вас в мире её нет?
— Не-а.
Я мотаю головой, беру чашку обеими руками и отхлёбываю чай. Эстро чуть хмурится. Сам он аккуратно держит чашку, тихо, ни единого звука, размешивает в чае ложечку мёда и неслышно отпивает.
Фу ты ну ты, ножки гнуты! Прям как на приёме у английской королевы, наверняка там тоже все такие чопорные. Я ставлю чашку на стол, беру так же, как Эстро, и стараюсь пить бесшумно. Эстро одобрительно кивает.
— А магия, она как работает? Это вот лампочки светятся, да?
— В том числе.
— Ну всё понятно. Лампочки и у нас светятся, только с помощью проводов. Такую магию мы электричеством называем.
— Проводов?
Эстро смотрит на меня и хитро щурится. Он кладёт руки на стол, поворачивает ладонями вверх, и в них вспыхивает яркая радуга.
Я застываю на месте и сижу с открытым ртом. Этого не может быть! Как?!
— Ещё! — выдыхаю я и сама себе напоминаю не искушённых зрелищами детишек, которых развлекал лев Бонифаций из старого-престарого мультика.
Радуга исчезает, заменяется разноцветным пламенем. Я вскакиваю, бросаюсь к стене, таращусь на Эстро. Страшно смотреть на его ладонь в огне. Одно дело — кино со спецэффектами, другое — увидеть такое вживую.
— А… а… а… как… это? — Я показываю трясущейся рукой на огонь.
— В твоём мире так не могут?
— Не… не… нет, — еле выговариваю и протираю глаза. На всякий случай. Но нет, это не видение.
Эстро перебирает пальцами, и огонь гаснет.
— Иди сюда, — он показывает на стул. — Не бойся. В нашем мире часть людей обладает такой силой, но большинство лишены её.
Я снова сажусь рядом, делаю пару глотков, а то до сих пор потряхивает.
— А ты можешь превратиться в свинью? Или наколдовать торт со сливками? Или колбасу?
— Во-первых, что за ерунда? Такое только в сказках возможно. А во-вторых, ты голодная, есть хочешь? Здесь полно еды. — Изящным жестом Эстро обводит шкафчики и ту штуковину, которая заменяет холодильник. Ледник, кажется, называется. — Бери что хочешь, в любое время.
— Нет, — смущаюсь я. — Просто так про торт и колбасу сказала. А я когда-нибудь смогу магией обзавестись и вот такие зажигалки делать?
— Увы, это качество врождённое.
— Как веснушки, ага, — я трогаю свой нос.
— Вот только магия в отличие от веснушек это не только удача, но и мука.
Я готова спорить насчёт веснушчатой удачи, но Эстро тяжело вздыхает, кажется, он настроен начать разговор, ради которого мы тут:
— Ну слушай. Я постараюсь попроще, чтобы тебе было понятнее. Со временем расскажу подробнее. В нашем мире есть магия. И люди, ею владеющие, обычно держатся друг друга. Мы живём в огромном государстве, Билиреме, здесь существует три магических союза: орден серебряной звезды, орден морей, орден тихой печали. Но не маги правят Билиремом, а Совет Пяти — пять человек, которые оказались у власти. Почти четырнадцать лет назад в столице было неспокойно. Произошло то, что я с уверенностью называю переворотом, в результате в Совете оказались те, кому там не место. И поспособствовал этому орден морей. Чтобы никто не сумел восстановить законную власть, новому Совету надо было заручиться поддержкой двух оставшихся орденов. Орден тихой печали подмять под себя легко: их доля лечить, созидать, заботиться о слабых и убогих, они не воины и не политики, далеки от дел государственных. Мой же орден — орден серебряной звезды, многочисленный, сильный, выступил против смены власти. Тогда на место магистра ордена и его помощников захотели поставить согласных людей, нужных новой власти. В ход пошли деньги, и в ордене, как это ни печально, нашлись те, кого удалось подкупить, они предали своих братьев и наши идеалы.
Так случилось, что во время тех событий меня не было в столице. Когда я узнал о них, то сразу помчался туда, но орден был уже разбит. Многие погибли. Я ещё успел увидеться с ранеными, умирающими друзьями, узнать, как из-за предателей их застали врасплох. Возможно, ордена сейчас бы не существовало вовсе, но нас спас магистр: он объявил, что обманом вынудил магов выступить против новой власти и что всю вину берёт на себя. Конечно, это ложь, и не самая изощрённая. Но новый Совет Пяти закрыл на это глаза, иначе пришлось бы осудить всех, а маги слишком ценный ресурс. Магистра казнили, он заплатил своей жизнью за жизни и свободу братьев.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Суд, точнее даже судилище над Эстро

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Я пробегаю холл, но у двери останавливаюсь. Никого не слышно: ни Фадры, ни Руворы, ни Берениза со Стреном. Наверное, ушли. Слова Карвина немного царапают душу. Я и правда будто бегу из дома. Эстро бы это не понравилось, он частенько говорил, что если человек прав, то его долг идти до конца.
Ну и пусть Идаелира шесра. Я выросла в мире, где все равны, и не желаю считать её важнее себя. Тем более не собираюсь бояться эту змеюку. И ей не позволю думать, что я её боюсь.
Чувствую на себе чужой взгляд и оборачиваюсь. Карвин неспешно, нога за ногу, спускается по лестнице и беззаботно напевает какую-то песенку. Но напускная беззаботность меня не обманывает, его глаза совершенно серьёзны и, более того, внимательно меня изучают. Что за привычка у этой семейки так таращиться? Или в столице мода такая, на неуместные взгляды?
— Зайду к твоей матери, когда посчитаю нужным, — громко говорю я и выхожу за дверь.
Отправляюсь к Руворе, ремни на мешках с вещами натирают плечи, но я упорно тащу их. Ведь это всё, что у меня есть. Не считая мифической усадьбы, которая то ли моя, то ли нет.
У Руворы я прошу разрешения оставить вещи.
— Конечно-конечно! Ты куда теперь, Наталина?
Я пожимаю плечами. До нового дома надо ещё добраться, за день не управиться. Деньги у меня есть, но совсем немного, на комнату может и не хватить.
— Так, у нас останешься. Дома места нет, и так уж на головах друг у друга сидим, но я тебе в сарае на сене постелю. Недавно скошено. Ароматно да мягко тебе будет.
Я соглашаюсь, деваться-то некуда. Лучше уж у Руворы в сарае, чем на улице.
В бочке с водой я умываюсь, приглаживаю волосы влажными ладонями, чтобы хоть как-то освежиться в такую духоту, и иду обратно к дому Эстро. Всё же хочу видеть Идаелиру, одолевает любопытство, зачем она меня звала. Не все гадости сказала?
Дверь открывает Хальсен и откровенно удивляется. Пока он не выдал какой-нибудь сомнительной шутки, я интересуюсь, дома ли мать. И мой вопрос удивляет его ещё больше.
— Мама в кабинете, — настороженно сообщает он.
Я прохожу в кабинет и невольно хмурюсь. Тут душно и темновато, потому что окна закрыты, и даже шторы наполовину задёрнуты. Но не в этом дело. Не сразу понимаю, что нет привычного тиканья. Идаелира зачем-то остановила все часы.
Она сидит в кресле Эстро, поигрывает длинными жемчужными бусами на её шее и чуть поворачивает ко мне голову. Все её движения, взгляды, жесты элегантны и отточены, но так театральны. Словно это актриса на сцене, а не живой человек.
— Что ты так на меня смотришь? Конечно, Эстро рассказал всякого обо мне. Жена-злючка бросила несчастного мага. А он хоть раз говорил, каково мне пришлось? Не упоминал, что я жертва?
Идаелира встаёт, и перламутрово-серый атлас красиво струится, подчёркивая стройность фигуры.
— Представь себе меня, юную и беззаботную лейриму. Недавно в столице! Вокруг всё так прекрасно и ослепительно! И тут именитый маг, статный красавец, хоть и старше на десять лет, с такими пронзительными голубыми глазами, словно это осколки чистого летнего неба, делает мне предложение. Мне! Он выбирает меня! Передо мной, уже шесрой, открываются все двери, балы, светские ужины, приглашения в дома самых известных и знаменитых, роскошь и блеск. А потом всё рухнуло. — Идаелира скорбно кривит губы. — Политические распри всё погубили. А ведь у него имелся шанс: всего лишь нужно было сказать, что он не против новой власти. Подумаешь, какая разница, кто там вверху. Что ему стоило послужить новому Совету?
Глаза Идаелиры блестят в полутьме кабинета.
— Я не хотела быть женой ссыльного мага. Я не хотела в глушь. Я хотела хорошего будущего себе и детям. Я имела право на счастье, даже если муж решил отказаться от него по своей прихоти. И я начала новую жизнь, без него. Не я бросила мужа, это он бросил нас из-за эфемерных убеждений.
— Несправедливо, что вы покинули его, лишили возможности видеть своих детей. Это преступление!
Идаелира отворачивается.
— Оставим прошлое в прошлом. Допускаю, что я была слишком резка с тобой. Это всё, — Идаелира морщится, — от переживаний, не каждый день у меня умирает муж. Но мы ещё можем подружиться.
Она улыбается и снова садится в кресло.
— Расскажи мне про мужа. Как жил Эстро?
Её вопрос меня изумляет, и я теряюсь с ответом. Неужели в ней что-то проснулось? Любовь не может пройти бесследно.
Я даже не знаю, что рассказать, поэтому говорю глупое:
— Тут жил.
— Он никуда не ездил? Совсем?
— Редко. На похороны моего дедушки, после которых забрал меня с собой, — как от зубов отскакивает заготовленная Эстро легенда, — ещё уезжал, чтобы документы оформить об опекунстве, и пару раз по делам.
— По делам, — вторит мне Идаелира и задумывается.
Наверное, правда грустит. Я оживлённо рассказываю дальше.
— Эстро много времени проводил дома в мастерской, очень любил разбирать и собирать часы. Сам их делал, чинил, если соседи приносили. А по праздникам…
Но Идаелира перебивает меня:
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Почти гнездо :) зато тепло и мягко

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
После такого совсем не весёлого чаепития мы возвращаемся в мастерскую. Я чувствую себя очень неловко. Все эти взрослые проблемы... Я не знаю, что сказать Эстро и надо ли. «Всё будет хорошо» прозвучит как насмешка, а ничего другого не придумывается.
Эстро ведёт себя преувеличенно радостно, но от этого мне ещё более неловко.
— Так-так! — Эстро потирает руки и берёт со стола мой телефон и банковскую карточку. — Это что?
Я как могу объясняю. Эстро внимательно слушает, взволнованно ходит по кабинету, заложив руки за спину. Его долговязая фигура то исчезает из поля моего зрения, то появляется вновь.
На сбивчивый рассказ о спутниках, связи, интернете Эстро лишь качает головой и постоянно приговаривает: «Да-да, да-да». Но на вопрос, как именно работает телефон, могу рассказать только «набери цифры и нажми зелёную кнопочку». О безналичных расчётах с помощью банковских карточек знаю и того меньше.
Эстро останавливается напротив меня, трёт подбородок и говорит:
— Вот что, Наталина. Буду почаще называть тебя по имени, чтобы привыкала. Так вот, Наталина, эти вещи оставлять нельзя, особенно в свете того, что я недавно рассказал. Они могут попасть не к тем людям, и кто знает, к чему это приведёт. Мой мир не готов к таким новшествам. Всё должно идти своим чередом. Ты меня понимаешь, Наталина?
Я киваю. Мне вспоминается «Трудно быть богом» Стругацких с их «оставь нас и дай нам идти своей дорогой».
Эстро берёт мои вещи, несёт их в гостиную и кидает в огромный камин, к счастью, потухший.
— Не-не-не, — противлюсь я, — выхватываю из кучи свои кеды, моточки разноцветных ниток и прижимаю к груди. — Это мои любимые кеды. А нитки! Я их с таким трудом добыла. Это моё сокровище!
Эстро пытается меня уговорить, но я ни в какую. Пусть хоть что-то останется со мной. Нитки Эстро не особо беспокоят, а вот кеды он скрепя сердце разрешает оставить, только если я не буду их демонстрировать направо и налево. Оказывается, здесь всю обувь делают не на фабриках, а индивидуально, и такой непривычный покрой в крайнем случае можно объяснить полётом фантазии чудаковатого сапожника. Люди всё равно не так часто обращают внимание на чужую обувь.
Эстро, словно фокусник, взмахивает рукой, и моя одежда загорается жарким пламенем в зеве камина. Я отшатываюсь. Да как к такому можно привыкнуть?! И если для меня магия сюрприз, то вонь горящей синтетики становится сюрпризом для Эстро.
Он смешно сердится, спешно открывает окна, а я не отрываясь смотрю, как сгорают в огне свидетельства моей прошлой жизни. Отблески пламени падают на мягкий ковёр, играют бликами на хрустальной люстре, здесь в гостиной уютно и спокойно. Но мне до чёртиков хочется домой. Накатывает тоска по родному миру, по привычным вещам, по друзьям и школе, по гулу большого города. Теперь даже тётя не кажется мне такой грозной и надоедливой. Глаза начинает щипать от слёз и дыма.
Меня, наверное, ищут. Вот бы дать знать, что у меня всё хорошо. А может даже найти путь домой.
Эта мысль не выходит из головы, и на следующий день я уговариваю Эстро отправиться поискать тот самый путь, по которому я забрела в этот мир. Удаётся не сразу. Сначала мы садимся в причудливый экипаж, помесь кареты и дилижанса, запряжённый настоящей лошадью, и я чувствую себя принцессой, отправляющейся на бал. Но недолго, потому что на поверку кататься в каретах по булыжным мостовым не так уж и приятно. Мы долго мотаемся по узким улочкам, словно сошедших со страниц исторических романов, и я пытаюсь вспомнить, по какой дороге вошла в Аска-Зарго. Потом до рези в глазах рассматриваю окрестности, ищу примерное место перехода. К вечеру мы уже изрядно выматываемся, но когда натыкаемся на ту самую сараюшку, где я ночевала в первую ночь, я воспаряю духом. Даже тот ужасный петух со своими курицами бродит неподалёку.
Мы ездим по дороге вперёд-назад, изучаем вдоль и поперёк, периодически Эстро останавливает экипаж, измеряет шагами дорогу и смотрит в какой-то прибор, напоминающий лупу со множеством стёклышек, но тщетно. Ничего необычного не обнаруживается.
— Миры бесчисленны, — объясняет он. — Магия, как родник, где-то бьёт ключом, где-то давно иссякла. В твоём мире магии нет, но, наверное, произошёл какой-то всплеск. — Эстро разводит руками. — Наталина, я не знаю, как ты попала сюда и как вернуть тебя обратно. Боюсь, ты здесь навсегда.
Навсегда…
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Жжём и отжигаем!

Ищем-ищем — не найдём. Может оно и к лучшему?

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Я резко сажусь и отплёвываюсь от пыли, которую подняла.
— Кто пришёл? Куда пришёл? Ко мне? — запоздало спрашиваю я.
— Кто-кто? — посмеивается Рувора подбоченившись. — Вьюжный Медведь пришёл с Зефирной Куколкой.
Конечно, она шутит. Вьюжный Медведь что-то вроде местного Деда Мороза, а у Зефирной Куколки и аналогов нет, фея-крёстная, наверное, ближе всего.
— Да маг тот пришёл, усатый.
— Шес Берениз?
— Ага, он самый. Всех курей мне распугал своими топ-топ-топ. Ждёт там, у забора.
Я быстренько выбираюсь из кучи сена. Зеркала в сарае нет, приходится на ощупь вынимать солому из волос, отряхиваться от пыли и поправлять завязки на платье.
Конечно, можно и в таком виде выйти. Рувора или Фадра так бы и сделали. Но Эстро старался привить мне манеры своего круга, и хотя бы ради него не стоит забывать о правилах хорошего тона. Прошу Рувору передать магу, что выйду через пятнадцать минут, и она, ворча себе под нос, уходит.
Сквозь окна без стёкол льётся солнце, снова будет жарко. Поэтому достаю из дорожного мешка лёгкую зелёную блузку с защипами и длинную голубую юбку-колокольчик. Очень по-летнему и нежарко! Я беру одежду, незаметно выскальзываю из сарая и иду в дом, чтобы привести себя в порядок как следует.
На дворе духота, хоть уже начало августа. Называется он, конечно, не так, а смешным словом «йосянь», но для себя я перевожу это августом. Так мне проще привыкнуть к новому миру и другому календарю. А то здесь даже сезоны не сезоны, а круги: зимний, весенний, летний и осенний.
В доме сумрачно и тихо, старшие дети хлопочут по хозяйству во дворе, а младшие сидят у очага и играют со щенком. Рувора отгораживает для меня угол, завешивает его старой простынёй.
— А что ему надо, не говорил?
— Не соизволил, — отвечает Рувора, гремя тазом. Я слышу, как плещется вода. — Видать, по наследству чего. Тут Фадра утречком на заре забегала. Говорит, в доме-то у Эстро всю ночь свет горел. Ей нянька Найтилей сказала. У младшего Найтиля зубы режутся, так ей спать не давал. А окна-то как раз на дом Эстро выходят. Говорит, во всех комнатах свет горел, и бродили там ажно до самого утра. Эх, наверное, всё нашенское, завещанное, разбито да попорчено. Лишь бы нам не досталось. — Рувора громко вздыхает и подаёт мне таз с водой и полотенце. Я умываюсь и переодеваюсь, раздумывая, кем надо быть, чтоб беднякам пожалеть муки да горшков. Вешаю на шею маленькие часики на цепочке, подарок Эстро, прячу под блузку и выхожу.
— И чего этой шесре неймётся-то? Деньги-то ведь водятся у ней. Вон в каких платьях щеголяет! — не успокаивается Рувора. — Дай-ка сюда!
Она забирает белую ленту из моих рук и помогает вплести её в косу.
— Похоже, шес Берениз сейчас нам и прояснит, — говорю я, надеваю соломенную шляпку и разглядываю себя в небольшом тусклом зеркале, приколоченном у входа. Раньше бы только плевалась от такого старомодного вида, сейчас уже привыкла. Даже нахожу очарование в подобных нарядах. А помню, когда первый раз вырядилась в длиннющее платье из ткани, которую бабульки обычно называют весёленьким ситчиком, и нацепила шляпу, не могла разогнуться от хохота. Потом долго обмахивала Эстро той самой шляпой. Ему плохо стало, когда я сказала, в какой одежде в моём мире обычно девушки ходят. К такой свободе нравов он не был готов.
Шляпка придаёт мне немного наивный и кроткий вид, но я умею постоять за себя. Тётя часто повторяла, что с таким скверным характером меня никто замуж не возьмёт и что куковать мне старой девой. Или найдётся проходимец, как «твой папаша». Скверным мой характер был только потому, что смела отвечать тёте на упрёки, которые считала несправедливыми, и бросалась защищать мать, когда тётя принималась говорить про неё гадости. Однако шес Берениз до этого не давал повода беспокоиться из-за него, наоборот, даже защитил от Идаелиры.
Рувора приглашает мага в дом, но он отказывается.
— И попрошу не мешать нам, — слышу я его голос. — Мне нужно поговорить с лейрой Наталиной приватно.
Я удивляюсь ещё больше. Выхожу, здороваюсь с шесом, и он отводит меня в сторону от дома и от Руворы, в тень большого каштана.
— Прошу прощения за беспокойство, но перед отъездом я должен выяснить некоторые детали касательно шеса Эстро.
— Слушаю вас, — говорю я, беспокоясь всё больше.
— Припомните, пожалуйста, не было ли чего-нибудь необычного незадолго до смерти шеса Эстро. Что-то показалось вам странным?
Я волнуюсь уже не на шутку. Зачем весь этот разговор? Сначала Идаелира, теперь Берениз. Вдруг они догадались, что я попаданка! Нет-нет, тогда б они не расспрашивали. Может быть, они узнали, что Эстро связан с кем-то из другого мира, теперь ищут, но пока не знают, что это я?
— А почему вы спрашиваете? — как можно беззаботнее интересуюсь я.
— Формальность, — отмахивается он. — Итак, припомните всё. Особенно последние дни.
Последние дни… Значит, не во мне дело. Наверное.
— Всё было как обычно, — темню я.
— Может, шес Эстро говорил что-нибудь?
— Ничего такого, что стоило бы вашего внимания.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Заодно таким подолом двор подметёт. Всё польза

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Весна выдаётся чудесной. А может, она всегда здесь такая: ласковая, напоённая ароматом свежести, утопающая в цветах и молодой зелени. Мне вообще кажется, что я попала на юга. Зимой сильных морозов, как я привыкла, не было. А поздняя осень и ранняя весна такие тёплые, что для улицы хватает кожаных сапожек, шерстяной плотной юбки, кофты с длинными рукавами и тёплого жакета сверху.
В вещах у меня недостатка нет: Эстро радостно и с непонятной одержимостью покупает мне всё необходимое и даже больше. Притом вместо того чтобы просто купить подходящую вещь, он выбирает для меня самые красивые и изысканные наряды. Да один мой бархатный чёрный жакет, расшитый серебряной нитью, стоит, наверное, больше, чем вся моя одежда из прошлой жизни. Мне даже неловко перед Эстро за такие траты.
А вот горожане победнее носят одежду попроще. Она напоминает мне пёстрые коврики, которые бабушки в деревнях вяжут из обрезков ненужного трикотажа. Местные же таким образом делают для себя толстые накидки и даже шапки.
Почти всю зиму я просидела дома. Эстро всем знакомым говорил, что я наконец-то выздоровела, но ещё слаба для прогулок. Затяжной болезнью заодно объяснял почему у меня короткие, всего лишь до лопаток, волосы: будто бы пришлось их состричь из-за недуга.
Но болезнь не такая уж и выдумка. Я действительно первые полгода почти всё время болела, чем оправдывала ложь Эстро. Самое смешное, что ко мне прицепились все местные детские болезни, ведь иммунитета у меня к ним нет. Приходящая прислуга, кухарка Рувора и горничная Фадра, конечно, удивлялись такой странности, но всё списали на то, что я не из Бирилема, а из Кархима, причём из дикого нелюдимого лесного края.
Но время даром я не теряла. Пока сидела дома, знакомилась с новым миром, пусть он и ограничивается маленьким Аска-Зарго. Я бы его и городом-то не назвала, больше походит на посёлок. Мир за пределами городка изучала из газетных статей, объявлений городской ратуши, рассказов Эстро, в библиотеке рассматривала карты в географических атласах.
Как только стаял снег, под руководством Эстро я стала выбираться на прогулки, побывала в окрестностях, научилась одна ходить в лавки и на рынок за продуктами. Поначалу Эстро был против, считал, что покупки — это работа прислуги. Но я его упросила отпускать меня, очень уж мне нравится рынок. Особенно возможность изучать местную еду. Выросшая на одних яблоках, мандаринах только на Новый год и тортах исключительно по праздникам, поначалу я объедалась фруктами и сладостями. Очень удивила меня местная сладковатая картошка. Хотя в моём мире, возможно, такая тоже есть. Откуда мне знать? Севернее и южнее средней полосы я никогда не бывала, а всякие заморские деликатесы только на картинках и видела. Эстро быстро заметил мой интерес и теперь в конце недели даёт деньги на мелкие покупки, но я каждый раз стесняюсь брать и отнекиваюсь. А он обижается на это. Тогда я беру, но не трачу, а складываю в коробочку из-под лент. Вот накоплю, освоюсь и обязательно что-нибудь куплю для Эстро.
А ещё я занимаюсь прогрессорством, самым что ни на есть настоящим. Уже научила Эстро играть в нашего дурака, только карты пришлось рисовать. Чуть позже непременно покажу ему, как играть в напёрстки, даже нашла подходящую скорлупу от орехов.
Как только я научилась сносно разговаривать, так стала заваливать Эстро вопросами. Не зря же я много часов подряд каждый день ломаю язык, особенно над непривычными именами. Но Эстро быстро устал от моего напора, настоятельно рекомендовал подольше гулять, знакомиться с местными и даже отпускал в гости к Фадре и Руворе. Правда, когда я нахваталась от них простонародных словечек, Эстро пришёл в ужас, снова усадил за книги и на прогулку больше одну не отпускал. Ну я и не против. Тем более что Фадре и Руворе особо и не до меня. Женская доля здесь незавидна: готовить, убирать, растить детей, выращивать овощи и злаки, ухаживать за скотиной. Женщины в основном не учатся и профессию не получают. Зачем, если выйдешь замуж и работать тебе не светит, будешь рожать и пахать. Или рожать и следить за домом при условии, что повезло выйти замуж за богача или тем более мага.
Однако у Эстро другой взгляд. Он поощряет мою учёбу и очень радуется, когда я демонстрирую те знания, которыми владею. Обычно во время долгих прогулок мы обмениваемся полезными сведениями: он о своём мире, я о своём. Обожаю такие прогулки! Но в последний месяц Эстро редко выходит на улицу. Оказывается, у мага слабое здоровье. Когда у него первый раз случился приступ, я так перепугалась! Думала, что в обморок от страха шлёпнусь. Он тяжело дышал, хватался за сердце и ничего не мог сказать. К счастью, такие приступы проходят сами, но если становится совсем плохо, то Эстро пьёт из малюсенькой бутылочки лекарство, которое всегда носит с собой.
— Болезнь — это часть моего наказания. Тюрьма не прошла бесследно, — как-то поделился он со мной печальными мыслями.
Однако сегодня такой погожий день, что Эстро решился на длинную прогулку и ведёт меня к небольшому озеру на окраине города кормить лебедей. Соседи напротив, Найтили, рассказали, что у пар недавно появились птенцы.
Мы с Эстро чинно-благородно вышагиваем по мощёным улицам. Утренний туман уже рассеялся под лучами солнца, и звонкие птичьи трели доносятся со всех сторон.
— А принцы есть? — снова донимаю я Эстро вопросами.
— Нет, у нас во главе Совет Пяти, которых выбирают. Я же говорил.
— Ну что? Прям ни одного принца? А драконы есть?
— Ты опять про летающего крокодила. Нет, Наталина, у нас крокодилы не летают.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Местные гуси-лебеди

Утренний моцион полезен для здоровья

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Дорогие читатели! ❤ спасибо за внимание к книге. Если история пришлась вам по душе, ставьте звёздочку, добавляйте в библиотеку, подписывайтесь на автора, чтобы не пропустить обновления https://litnet.com/shrt/tKaX
Как любой девочке, Наталине очень нравятся красивые наряды и неспешные прогулки с приятным собеседником. Но мы-то с вами знаем, что повороты судьбы коварны и непредсказуемы, и "просто" в жизни редко бывает. Совсем скоро придётся нашей Наталине отложить шелка да бархат до лучших времён и засучить рукава, чтоб отвоевать себе место под солнцем нового мира. Вот только получится ли?
Пока дети, за которыми меня оставила присматривать Рувора, тихо-мирно играют, я сажусь за стол и изучаю документы. Ещё раз любуюсь своим именем, выведенным красивым почерком на первой странице. Вчитываюсь в адрес. «Усадьба близ Дородо. Это не так уж далеко, — прикидываю я, вспоминая географический атлас. — Дня за два должна добраться».
Из документов выпадает на стол длинный бронзовый ключ с красивой чеканкой, потемневшей от времени. Наверное, он от парадной двери, от чего же ещё. Но на цепочку прикреплены несколько ключей попроще. Может, от кладовок? Или сундуков с пиратскими сокровищами? Мне даже смешно стало. Уж на кого-кого, а на пирата Эстро меньше всех был похож. Скорее уж на фокусника-иллюзиониста, особенно когда наряжался в красивый синий плащ, носить который дозволено только магам.
От документов меня отвлекает шум во дворе. Это Рувора возвращается вместе с мужем, который везёт на тележке объёмные мешки, белые от муки. Сверху на мешках восседает Лестамэ, младшая дочка Кодокару, и придерживает чугунные горшки. Рядом идёт Рувора и гордо несёт большие чёрные часы, которые раньше висели в холле дома Эстро.
— Видала? — радостно кричит Рувора, едва переступает порог. — Всё теперь нашенское!
Она опускает часы на пол возле двери. Дорогие, из редкой породы дерева, они выглядят в этом бедном доме совершенно инородно, как золотая лента на рогожке.
Я наклоняюсь, чуть улыбаюсь, провожу пальцами по стеклу циферблата. «Знаешь, за что я люблю часы? Время хранит много тайн», — каждый раз, когда уходил в свою мастерскую, повторял Эстро. С тоской понимаю, что больше никогда не услышу эту присказку. Эстро Марраша нет. С трудом прогоняю слёзы и, пока их никто не увидел, переключаюсь на весёлый щебет Руворы, которая любовно расставляет горшки у очага.
Дожидаюсь, пока лейр Кодокару разгрузит тележку. Мне приходится задирать голову, чтобы посмотреть ему, настоящему великану, в лицо.
— Пожалуйста, могли бы вы помочь мне подыскать экипаж до Дородо? Там моя усадьба.
Так непривычно звучит «моя усадьба»! Я чувствую, как кровь приливает к лицу от смущения, но лейр вполне серьёзно относится к моим словам.
— На рынке порасспрашиваю для вас, лейрима Наталина. Сейчас сезон, многие ездят туда-сюда. Может, кто из знакомцев подхватит. Пожитков-то у вас чуток. Не мебеля же везти.
Я благодарю и возвращаюсь к Руворе, которая наглядеться не может на обновки. Мало же ей надо для счастья. С другой стороны, если в доме двенадцать голодных ротиков да муж-богатырь, тут любой помощи будешь рада.
Через час с лишним лейр Кодокару возвращается с хорошими новостями. Говорит, что его приятель может довести до Эомлара, а там совсем ничего останется до Дородо. Но уехать получится только завтра, придётся подождать. Зато бесплатно.
Я собираюсь пойти поискать жильё на ночь, но Кодокару всем семейством уговаривают остаться. И денег не берут из накопленных мной, поэтому чтобы отплатить за еду и ночлег, помогаю им по хозяйству. В основном «принеси-подай».
Вечером вырываюсь из весёлой кутерьмы и прогуливаюсь по Аска-Зарго, прощаюсь с этим тихим городком. Будущее и манит, и пугает, поэтому мне то радостно, то тревожно.
Утром к моему несказанному удивлению приходит шес Берениз. Он одет в дорожный костюм, и на сюртуке поблёскивает серебряная звезда — знак принадлежности к ордену. У меня щемит в груди: она такая же, как у Эстро. Маг замечает мой взгляд и извиняюще улыбается.
— Вы ничего не вспомнили? Ничего не хотите мне сказать?
Он смотрит так настороженно, что у меня сердце начинает гулко стучать от волнения.
— Нет, — тихо отвечаю я.
Шес Берениз поднимает повыше голову, смотрит вдаль на крыши домов.
— Удачи вам на новом месте, лейрима Наталина.
Маг то ли кивает, то ли кланяется и быстро уходит не оборачиваясь. Смотрю ему вслед и не могу понять: он меня в чём-то подозревает или такие вопросы нужны по какому-то особому протоколу?
Как бы то ни было, всё позади, и я стараюсь выкинуть из головы тревожные мысли.
На следующий день в полдень знакомый лейра Кодокару торговец Данвис Кресадо — простоватый мужичок в потёртом сюртуке — приезжает за мной в скрипучей деревенской телеге, запряжённой рыжей лошадью. Лейр Кодокару пристраивает мои мешки с вещами между капустными кочанами и придавленными жердями, — чтоб не разлетелись, — длинными побегами цветущей травы, которую здесь используют для чая.
Попрощаться приходят Фадра и даже садовник лейр Лоллий. Они выуживают из-под корыта большую корзину и вручают мне. Там на холстине лежит всякая всячина: ножик для масла, щипчики для сахара, формочки для печенья, две ложки, вилка, деревянная плошка, ступа с пестом. Вдобавок в корзинке горшочек с крутой кашей, туесок с маслом, глиняный кувшин с медовой водой, большой кулёк с орехами, пирожки да тёплый мягкий хлеб, завёрнутые в полотенце.
— Это от нас всех. Держи-кась. Пригодится, — говорит Фадра.
— И это вот, для вкусу полезно. — Лейр Лоллий протягивает мне мешочки с ароматными травами.
Это так трогательно, что я не нахожу слов и только растерянно улыбаюсь.
— Тебе ж обустраиваться. Не дури давай, бери. — Фадра ставит корзину в телегу. — Ты точно там осядешь? Не вернёшься в Кархим, в родные места?
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Ключи от новой жизни

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
— Ну нет, совсем не то.
Я бросаю на кровать клетчатую юбку и жакет. Солнце уже движется к закату, но жакет всё равно надевать не хочется.
— Внесите следующий лот! — весело командую самой себе.
Я тянусь за платьем из тёмно-бордового тонкого сукна, прикладываю к телу и верчусь перед зеркалом.
Ну а что? Неплохо! Блондинка в красном — беспроигрышный вариант. Добавлю ажурную чёрную пелеринку и шёлковые туфли в тон, будет замечательно. И как удачно, что Эстро неделю назад подарил чёрную с жемчужинами бархатную ленту. Её подвязывают на манер обруча. Продавщица в модной лавке с придыханием рассказала, что это новое увлечение столичных красавиц, и Эстро, конечно же, захотел её купить для меня. Эстро вообще заваливает подарками. Наверное, он, лишённый возможности заботиться о близких, теперь всю нерастраченную нежность отдаёт мне.
Я переодеваюсь, повязываю ленту, чуть крашу губы специальной краской, заменяющей в этом мире помаду, и спускаюсь.
Нахожу Эстро в гостиной. Он опять сидит в своём любимом кресле как нахохлившийся воробей, ещё и в шарф завернулся. И это в такую-то жару! Как вообще он смог простудиться летом, когда на улице который день градусов тридцать, не меньше? В гостиной душно, но Эстро ни за что не даёт открыть окна.
— Принести тебе чего-нибудь?
— Не надо. Иди уже. Ярмарка ждать не будет.
На прошлой прогулке я увидела объявление у ратуши о том, что сегодня в сквере в центре Аска-Зарго проходит местная ярмарка. Эстро обмолвился, что такие ярмарки традиционно проводятся каждый сезон во многих городках. А Фадра, когда я допытывалась подробностей, рассказала, что из окрестных деревень всегда приезжают местные рукодельницы показывать своё мастерство — кружево да вышивки. Я как услышала, сразу загорелась. Всю неделю до ярмарки только ей и бредила. Жаль, сама ничем похвастаться не смогу: мои вышивки для мягкие игрушки остались в том мире, а в новом за всеми заботами так и не нашла время опять взяться за иголку с ниткой. Теперь я вся в предвкушении. Жаль только, что Эстро болен и не пойдёт со мной.
— Долго гулять не буду, — обещаю я Эстро. — Погляжу одним глазком и вернусь. Только к Руворе заскочу, поканючу, чтоб приготовила вам на завтра бульон.
— Наталина! Не заскочу, а проведаю. Не поканючу, а попрошу. Выбирай слова правильно. Ты же не базарная девка, а воспитанная девушка.
Я подавляю вздох. Болеющий Эстро такой вредный.
— И не до темноты! — хмурится он и плотнее кутается в шарф. — Как будет смеркаться, сразу домой.
— Непременно!
Выхожу из дома и направляюсь в сквер. Ноги так и просятся бежать, но надо соблюдать приличия, Эстро очень хочется сделать из меня благовоспитанную девушку, достойную высшего общества. Говорит, что когда мы отправимся в путешествие, манеры мне обязательно пригодятся. Впрочем, в такую погоду особо не побегаешь. Жара к вечеру спадает, но воздух всё равно горячий и влажный, будто я в парилке. И ни малейшего ветерка, как назло.
В сквере уже полно народа. Под специально сооружёнными навесами расположены лотки с товарами, и хозяева на все лады расхваливают их, зазывают покупателей. Здесь много приезжих из деревень, я уже умею отличать их по более простой одежде и говору. Они собираются группками, обсуждают последние события в городе, удивляются новостям. Маленькие дети бегают вокруг взрослых, играют в догонялки.
Я хожу от лотка к лотку. Здесь и свежие фрукты с овощами, и сладости, и разнообразные ткани, и глиняная посуда. Наконец, добираюсь до лотков с вышивкой и ахаю от восторга. Все эти полотенца, скатерти, рубашки, маленькие бархатные сумочки и кошельки, платки, даже туфли и сапожки, усыпанные вышитыми вензелями и цветами, — настоящие шедевры. Сложно представить, что эту поразительную красоту делают вручную, а не на огромных заводах с машинами. Мне до такого ещё учиться и учиться. Однако моя почти метровая вышивка с орлом, парящем в небе, думаю, здесь бы тоже вызвала удивление, пусть не мастерством, так кропотливостью работы. Я её целый год вышивала! Настолько меня всё восхищает, что долго не могу выбрать, что же купить. Но после мучительных сомнений выбираю бархатную косметичку с вензелем «Н» и брошь с золотным шитьём.
Когда зажигаются фонари, я понимаю, что мне пора, хоть ярмарка и в самом разгаре: отовсюду слышится смех, появляются музыканты и начинаются танцы. Жаль уходить, но не хочу, чтобы Эстро волновался. Это не последняя ярмарка, будет ещё несколько.
Решаю даже не наведываться к Руворе. Сама сварю бульон, я умею, хоть Эстро и будет ворчать, что это дело прислуги.
Тороплюсь домой. Открываю дверь, но в холле почему-то темно. Эстро забыл зажечь свет.
— Эстро, где вы?
В гостиной пусто. Может, совсем разболелся и ушёл спать? На всякий случай я иду дальше, в кабинете никого, но зато дверь в мастерскую открыта, и оттуда льётся свет.
Я заглядываю и холодею от страха: Эстро лежит на полу. Я бросаюсь к нему, натыкаюсь на блуждающий взгляд Эстро, хватаю его руки и пугаюсь, какие они ледяные.
— Ч-что… что случилось?
Эстро силится что-то сказать, но не может.
— Лекарство, да?
Я обыскиваю его сюртук, достаю бутылёк. Пытаюсь вынуть пробку, но не выходит: пальцы не слушаются. Выдираю её зубами, наплевав на приличия. Пусть потом Эстро ругается, лишь бы всё обошлось.
:(

Телега катится по неровной дороге, подскакивает на кочках и качается из стороны в сторону. Изо всех сил радуюсь, что не склонна к укачиванию, а то путешествие бы окончилось ещё на выезде из города.
По бокам дороги тянутся цветущие луга и нивы. Терпкий травяной аромат кружит голову и привлекает множество пчёл, которые гудят так, что даже через скрип телеги слышно.
Я свешиваю ноги, болтаю ими в воздухе, любуясь своими удобными туфлями из мягкой кожи. Хм, а вот Элли из «Изумрудного города» вернулась домой вот так: я стучу каблучок о каблучок. Но ничего не происходит, вихрь не появляется и никуда меня не несёт. Неудивительно, здесь, как и в Канзасе, чудес нет. Эстро говорил, что магия подчиняется всеобщим законам природы, а значит, волшебства из сказок не бывает. Воспламенить что-нибудь или заморозить можно, а создать из пустоты нельзя, передвинуть предмет, не касаясь его, можно, а заставить исчезнуть или телепортироваться нельзя. Когда-то я пыталась доказать Эстро, что нет таких законов, чтоб книжки по воздуху летали, но Эстро возразил, что в моём мире просто их ещё не открыли. Да если бы и открыли, всё равно к магии нужно иметь особый талант или даже ген, раз магичность передаётся по наследству. Или надо говорить магичество? Магучество?
Лейр Кресадо смотрит на дорогу, правит лошадью, но нет-нет, да и поглядывает на меня. Наверное, ему любопытно. Кресадо напоминает кота Базилио: такой же низенький, в штанах, которые ему коротки, и в потрёпанном сюртуке с разными пуговицами. Наверное, дела у Кресадо идут не очень. Надо будет обязательно предложить несколько алов за поездку, хоть лейр Кодокару договорился, что меня отвезут бесплатно.
Кресадо в одной руке держит повод, в другой курительную трубку, из которой вьётся полупрозрачный дымок. Лейру наскучивает ехать в тишине, и он заговаривает:
— От насекомых помогает, — кивает Кресадо на трубку, — а то, бывает, как налетят, так спасу нет, всего сожрать норовят.
Он умолкает, но видно, что силится придумать о чём бы поболтать.
— Дорога тут спокойная, но лошадку гнать не буду, старая она у меня. Всё равно раньше вечера в Эомлар не приедем, как ни мчись. А в потёмках куда сунешься? Ночью дальше не поедешь, и торговли нет. Стало быть, и смысла торопиться нету. А вы в Дородо к кому? Встретит кто?
— Нет. У меня там ни родственников, ни друзей.
— Никого нет? Совсем?
— Был дедушка. Теперь нет. Был опекун. Но и он развеялся пеплом.
— О-хо-хо, горюшко, — попыхивая трубкой, говорит Кресадо.
— Ничего. Я справлюсь, уже немаленькая. И крыша над головой есть.
Конечно, справлюсь! Эстро верил в меня, значит, и я должна в себя верить.
Всё тело ноет от тряски, а дурацкие жерди, прижимающие траву в телеге, так и норовят свалиться мне на ноги. Уже давно не видно деревенских домов, а возделанные поля сменяются дикими лугами и пролесками. Дорога сужается, и мы въезжаем в один из таких пролесков, и я с наслаждением вздыхаю: в тени деревьев не так жарко, и солнце не слепит глаза. Лошадь едет медленно, я протягиваю руку, чтобы сорвать малину, которая растёт у обочины. Мы в пути уже несколько часов, неплохо бы и перекусить. Тем более заветная корзина всё настойчивее манит ароматами. Достаю пирожки и орехи, делюсь с лейром Кресадо.
— Объедение! — Кресадо жмурится от удовольствия. — Понятно, чего Кодокару эдакий здоровенный. При такой жене поварихе и я бы в два раза шире был.
Кресадо смеётся, роняя крошки изо рта.
— А у вас есть жена, лейр Кресадо?
— Угу. Дома сидит, в окошко глядит, ждёт не дождётся меня.
— Ей не скучно целый день дома?
— Скучно, не скучно. Выдумали тоже. За хозяйством пригляд нужен. Дитями обзаведёмся, точно не до скуки будет. Я решил, что пусть дома сидит. А жена, она мужа, как ниточка иголочку, слушаться должна. Куда иголочка, туда и ниточка. Мужу-то, оно ж виднее, как лучше. Жена без мужа, это так, пустое.
Этот разговор меня невероятно злит, и я не удерживаюсь, чтоб не вставить шпильку.
— Но ведь по закону женщины могут учиться, работать, если хотят, владеть имуществом и даже судиться.
— А, — сердито махает рукой Кресадо, — напридумывали всяких законов. Это вам, богатым, делать нечего и всё неймётся, а мы веками, как завещано, жили. Предки, они поумнее нас были, всё продумали. Вот и вы, лейрима, с замужем не тяните. Как будет вариантик, так берите в оборот и…
Но договорить он не успевает. Из-за широкого дуба выбегает мужчина, перехватывает за узду нашу лошадь, и она останавливается.
— М-моё почтение, — давится трубкой Кресадо.
— Чего везёте, хорошие? — глухо осведомляется незнакомец и плотнее нахлобучивает шляпу на лоб.
Я перевожу взгляд на лейра Кресадо, чтобы понять, так надо или это из ряда вон. И судя по обескураженному лицу Кресадо, происходит что-то нехорошее! Мне становится сильно не по себе. Неужели разбойники?
Мужчина смотрит поверх головы лейра Кресадо, упирается в меня взглядом, и в моей груди разливается тревога.
Незнакомец хлопает лошадь по морде, свистит, и из-за деревьев выходит ещё один мужчина — с хитрым лисьим лицом и длинными неопрятными волосами, кое-как собранными в хвост. Он медленно шагает вдоль телеги, останавливается недалеко от меня.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Долгожданное путешествие

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
— А иди-ка сюда, белобрысая. Пощупаю тебя чуть.
Я замираю от этих слов, теряю дар речи, не в силах поверить в происходящее. Кресадо сидит, выпучив глаза от страха, и совершенно не собирается спасать даму в беде.
Незнакомец делает шаг к телеге, и меня будто током прошибает.
Что?! Меня? Пощупать?! Я вам не кисейная местная барышня! Здесь вам не тут!
Я вскакиваю, хватаю жердь и с ней наперевес кидаюсь на разбойника.
— Ура-а-а-а! — кричу я не своим голосом. Я в кино видела, так солдаты орали, когда в штыковую атаку шли.
Незнакомец с ошалелыми глазами пятится от меня.
— Ты чего, дева? — блеет он.
Я выпрыгиваю из телеги, от всей души размахиваю жердью как дубиной. Разлетаются в стороны сбитые головки цветов с обочины, ломаются ветки малины, достаётся и мешкам в телеге, но я в режиме яростного хомячка, и ничто меня не остановит. С каждым взмахом разбойник отскакивает всё дальше, но подгадывает момент и вырывает у меня жердь. Он, оскалившись, тянет ко мне руки, но я подхватываю юбку, чтоб не мешала, и со всей дури бью мужчину по колену. Очумев от своей смелости, толкаю его в заросли крапивы у обочины. От суматохи и криков лошадь нервничает, дёргает мордой, и первому разбойнику приходится прилагать усилия, чтоб её удержать.
Как заправский кузнечик я вскакиваю в телегу.
— Гони! Давай! — кричу я.
И Кресадо даёт: в испуге хлещет лошадь так, что та взвивается на дыбы, отбрасывает держащего её разбойника и рвётся вперёд. Еле успеваю вцепиться в бока телеги, чтоб не вывалиться и не полететь кубарем на дорогу.
Разбойники что-то кричат, один прихрамывая выбирается из кустов, другой бежит за телегой. Но куда там: лошадь со страху несётся так, будто за ней черти гонятся, куда и старость делась. Телега скрипит, визжит, того гляди, колёса отвалятся, меня мотает из стороны в сторону и подбрасывает на кочках, но главное только одно — мы всё дальше от разбойников.
Шляпка свалилась мне на лоб, волосы запутались, ладони зудят от ссадин, но я боюсь оторвать взгляд от дороги позади. Вдруг у разбойников лошади, и они мчатся за нами? Расслабляюсь, только когда мы выносимся из перелеска, и вдали показывается деревушка да встречные повозки на дороге.
— Фух, — я откидываюсь на кипы из трав, убираю с лица всклокоченные пряди. — Какой кошмар!
Руки и ноги дрожат от пережитого.
— Ну и ну, — подаёт голос Кресадо, утирается рукавом. — Это ж надо! Столько лет спокойная дорога, а тут нате вам!
Лейр останавливает лошадь и даёт ей, бедной, передохнуть. Встреченным путникам Кресадо рассказывает про разбойников и как нам удалось одолеть их. Он прям надувается от важности, но бросает на меня настороженные взгляды: вдруг буду оспаривать его смелость и расскажу свою версию.
— Но спасла от разбойников нас всё-таки дама, — встреваю я в разговор. — Лошадь! Она понеслась так, что не оставила разбойникам ни одного шанса.
Кресадо кривится и растягивает губы в кислой улыбке. Его минута славы постыдно заканчивается, и он пускает лошадь шагом. А нечего себе чужие успехи присваивать! Как рассуждать, так мужчина всему голова, а как бандиты, так сама отмахивайся.
Из-за того что мы как угорелые неслись от разбойников, в город въезжаем не к ночи, а вечером, солнце едва касается горизонта. В Эомларе полно народа! Я за полтора года уже отвыкла от сутолоки. Верчу головой, рассматривая разноцветные дома, теснящие друг друга, разношёрстную толпу, в основном из горожан, яркие витрины магазинов. С удивлением замечаю, что здесь нравы попроще, чем в провинциальном Аска-Зарго, и юбки покороче. Даже выше щиколоток. Правда, на этих модниц смотрят косо. Вот видели бы они наши мини! А если бы пришли на школьную вечеринку, на которую Маринка Попугаева явилась в микрошортах и малюсеньком топе, то даже не знаю, что случилось бы с местными блюстителями нравственной чистоты.
Пару раз на глаза попадается всадник в чёрном плаще и надвинутом капюшоне, и кажется, что он едет за нами! Но всадник вскоре исчезает. Мне просто показалось, после разбойников и не такое привидится.
В Эомларе предстоит расстаться, ведь Кресадо дальше в другую сторону. Я совсем не знаю города, поэтому в выборе ночлега придётся довериться Кресадо. Прошу довести меня до приличной гостиницы.
— Но чтоб и не очень дорого, — добавляю я, ещё раз в уме пересчитав алы.
Лейр привозит меня к маленькому двухэтажному дому — он даже без садика и подъездной аллеи. На улицу выходят массивные двери, а по бокам от неё висят страшные деревянные морды. Это чтоб гостей отпугивать?
Я толкаю тяжёлую дверь, вхожу и оглядываю гостиницу. Изнутри она кажется ещё меньше, стены украшены потрёпанными временем гобеленами, полы и лестница наверх давно не видели ремонта, но всё чистое и аккуратное. В вестибюле, по которому снуют две служанки с подносами, меня встречает приятная женщина лет сорока.
— Чем могу помочь? — угодливо осведомляется она и склоняет голову. Однако глаз с меня не сводит. — Я хозяйка «Небесных берегов» лейра Саваноти.
— Ищу номер до утра.
Хозяйка дежурно улыбается.
— Конечно. Есть прекрасная комната с видом на двор. А если подойти вплотную к окну, прижаться к стеклу и скосить глаза направо, то можно увидеть особняк богача шеса Кевея.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Лошадь-героиня!
Ждёт премию морковкой

Гостиница "Небесные берега"
Вот и доверяй после этого маленьким уютным заведениям

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Юбки неприлично задрались, чуть ли не до головы.
— Красивые панталоны, — язвит Хальсен.
— Спасибо, — я одёргиваю юбки, поднимаюсь с пола и сажусь на сидение напротив Хальсена. — Могу сказать, где брала. Тоже себе такие купишь.
Я резко бросаюсь в сторону, но дверца закрыта. Хальсен ловит меня и толкает обратно на сидение.
Эх, и жерди с собой нет.
— Это ты нанял разбойников?
— Каких разбойников? У тебя, верно, голова не в порядке.
— А! Ты тот всадник, что следил за мной. Мне не показалось! Ты меня не убьёшь! — воинственно заявляю я, хотя еле справляюсь с дрожью.
— Вот ещё, марать о тебя руки. Ты кем себя считаешь? — фыркает Хальсен, но вдруг меняется в лице, и его голос становится томным и тягучим. — Не могу больше держать порывов своего благородного сердца. Наталина! Как только я впервые увидел тебя там, в домишке отца, всю такую… такую… — он щёлкает пальцами, подбирая слова, — хорошенькую провинциалку, — так сразу влюбился. И лишь помутнением рассудка от чувств могу объяснить, что был так невежлив с тобой.
Я вжимаюсь в сидение. Это у него голова не в порядке. Или всё-таки у меня. Может, от сотрясения начались галлюцинации?
— Сейчас мы поедем кое-куда, — продолжает Хальсен, — и заключим наш счастливый союз.
— Какой ещё союз?
— Семейный. Ты разве не веришь в мою любовь, Наталина?
— Не-а, — я мотаю головой.
— Потешный ты зверёк. Будет весело, — задумчиво тянет Хальсен и снова расплывается в ехидной улыбке.
— Куда мы едем?
В маленькое окошко я вижу, как проплывает мимо утихающий к ночи город, и прохожих, к великому сожалению, почти нет.
— Я же сказал: заключать наш счастливый союз.
— Что это значит?
— Вот ты глупая. Жениться, мы едем жениться.
— Что?!
— Не ори так, — морщится Хальсен. — Подпишешь пару бумажек и свободна. Через полгода разведёмся.
— Ты… ты! — Я сжимаю кулаки, в лёгких не хватает воздуха, чтобы как следует наорать на этого индюка. До меня вдруг доходит: — Ты хочешь украсть у меня усадьбу!
— Какие отвратительные мысли! — Хальсен картинно прикладывает руку ко лбу и закатывает глаза. — Кто внушил тебе этот ужас?
Он перестаёт кривляться, поправляет новенький с иголочки костюм, равнодушно смотрит по сторонам, и своим спокойствием бесит меня ещё больше.
Я набрасываюсь с кулаками на Хальсена, но он легко отбивается, ещё и смеётся. Хальсен ловко скручивает мне руки и усаживает рядом, продолжая держать.
— Разве можно так себя вести с будущим мужем? Жена из тебя будет не очень. Ещё не поженились, а уже одни проблемы и расходы. Вот пришлось служанку подкупать, чтобы выманила тебя из гостиницы. Успокойся, ты должна быть довольна: будешь целых полгода носить фамилию Марраш! Не каждой девице удаётся выйти замуж за мага. Это огромная честь!
— Да что ты знаешь о чести? — восклицаю я, продолжая ворочаться в его руках.
Хальсен ещё сильнее прижимает меня к себе, утыкается носом в мои волосы.
— Что ты так распереживалась? О, вот и приехали.
Экипаж останавливается. Хальсен хватает меня за запястья и тащит наружу, но я упираюсь ногами.
— Не буду! Не буду жениться! И замуж тоже!
Я затравленно оглядываюсь, мы возле низкого тёмного здания на унылой улице. Как назло, никого рядом, только вдали компания каких-то гулён весело смеётся под ярким фонарём.
— Помогите! Помо… — пытаюсь я привлечь внимание, но Хальсен зажимает мне рот и втаскивает внутрь здания. Дверь с громким стуком тут же захлопывается за нами.
— Не волнуйся ты так. Поженимся, потом разведёмся через полгодика, и иди куда хочешь, — добродушно вещает Хальсен, а я готова его убить. И в землю закопать. И надпись написать.
— Это всё из-за наследства? Эстро усадьбу подарил мне! — возмущаюсь я.
— Это всё из-за любви. Увидел, влюбился. Я ж сказал уже. Что не ясно?
Я пытаюсь понять, где мы. В маленьких, под самым потолком окнах пляшут отблески огней. Длинные ряды лавок тянутся по обе стороны от широкого прохода посередине. Стены уставлены шкафами, и за их стеклянными дверцами видны кипы бумаг.
У двери переминается немолодой уже мужчина, такой полный, что синяя форма младшего государственного чиновника чуть ли не по швам трещит. Наверное, если он вдохнёт поглубже, то все пуговицы отлетят.
— Деньги привезли? — осведомляется он у Хальсена и воровато оглядывается.
— Разумеется, как и договаривались. Давайте побыстрее закончим с формальностями. Мне не терпится стать женатым человеком. Прямо пылаю от любви. Так, а ваша супруга здесь, чтобы засвидетельствовать добровольность вступления в брак?
— Да-да! — мужчина показывает в дальний конец помещения, где расположен длинный стол, накрытый красной скатертью и украшенный по бокам композициями из цветов. Там дородная женщина неопределённого возраста в поношенном платье нервно перебирает в пухлых руках пачку документов.
❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀
Убегает от семейного счастья. А может не стоит?

❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀❀