Попаданка . Новая Клеопатра.

Глава 1.

Глава 1.

Елена, которой не полагалось быть Клеопатрой

Елене исполнилось сорок восемь — возраст, когда женщина либо сдаётся, либо входит в свой лучший сезон.
Елена категорически отказывалась сдавать что бы то ни было: фигуру, характер, чувство юмора, самоиронию и способность смотреть на жизнь так, будто она сама режиссирует весь спектакль.

Она была актрисой.
Причём актрисой, которая смотрелась лучше своих двадцатилетних коллег не потому, что пыталась быть моложе,
а потому что была ухожена, уверена и прекрасно знала, как подать себя под любым софитом.

Блондинка? Никогда.
Шатенка? Иногда.
Рыжая? Когда нужно выбить у режиссёра роль.
Глаза — зелёные, глубокие, яркие, с лёгкой насмешкой.
Фигура — спортивная, правильно тренированная; она с удовольствием ходила в фитнес, плавала, занималась растяжкой и имела привычку ставить локоть на бок так, что казалась выше на пять сантиметров.

Единственное, чего у неё не было — это личной жизни.
Как она говорила:
— С моей харизмой нужен мужчина уровня «Цезарь в отпуске» или хотя бы «Антоний между войнами».
Мужчины такого типа в реальности отсутствовали.

Коллеги считали Елену женщиной яркой, дерзкой и «опасно привлекательной».
Но при этом — золотой: всегда выручит, поможет, подскажет.
И всегда скажет правду, даже если от неё хочется нырнуть в суфлёрскую будку.

---

И вот сегодня — её день рождения.
Ей подарили роллы, огромный букет белых роз и — самое странное — заметно покашливающий режиссёр сказал, нервно теребя ухо:

— Лена… ну… ты, как знаешь… но… мы хотим, чтобы роль Клеопатры играла ты.

— Я? В моих-то годах? — приподняла бровь Елена. — Ты уверен, что зритель не подумает, что Клеопатра перед смертью решила заняться йогой?

— Лена, ты выглядишь лучше девчонок двадцати трёх, — отрезал режиссёр. — И в образе — ну просто огонь.

Елена накрутила на палец прядь волос.
Огонь, значит?
Ну, раз так…

— Ладно, — вздохнула. — Давайте вашу Клеопатру. Только предупреждаю: я в роль вхожу глубоко. Если у вас Цезарь будет мямлить, я своими руками его убью до начала третьего акта.

Коллектив расхохотался.
Режиссёр перекрестился, хотя был атеистом.

— Ну вот и молодец! Репетируем сегодня до ночи!

---

Репетиция шла три часа.
Елена, в длинном белом халате вместо костюма, с усилием держала осанку:
спина прямая, подбородок чуть приподнят, взгляд уверенный.

Она импровизировала, играла, иногда даже чересчур.
В какой-то момент ударила Цезаря тростью — и он, от неожиданности, выдохнул:
— Лена, ну аккуратнее!

— Ты Цезарь или клоун с рынка? Держи удар!

Антоний засмеялся, получил взглядом от Елены и мгновенно притих.

Кулесяки, занавесы, лампы — всё привычно.
Она чувствовала себя как хозяйка сцены.
Но мысль о том, что ей 48 и она — Клеопатра…
Это смешило.
И немного пугало.

— Лен, давай ещё раз монолог о властью, — попросил режиссёр. — Ты там супер!

Она вздохнула, встала в центр, раскинула руки:

— Если бы власть была любовником, она бы изменила каждому, кто пытался её удержать!

Все замерли.

— Лена… — шепнул кто-то. — У тебя прямо… мурашки.

Мурашки действительно побежали у всех.
Но Елена только улыбнулась:

— Это я, ребята. Это опыт.

В этот момент случилось то, чего никто не ожидал.

---

Медленно, на глазах, грохнул верхний подвес прожектора.

— ЛЕНА! — крикнули несколько голосов.

Она даже не успела обернуться.
Только вдохнула — и всё вокруг погасло.

Пауза.
Тишина.
Но не смерть — скорее провал сквозь сцену в податливую темноту.

«Вот это занавес, — подумала она. — Прямо метафора.»

Пока ещё думала.
Но уже переставала быть Еленой.

---

Когда она открыла глаза, первое, что увидела — золото.
Много золота.
Ослепительно.
Настолько много, что даже её театральный опыт не спас от шока.

Потом — мужские спины.
Широкие.
Натянутые.
Мускулистые.
Две.

Они стояли в нескольких шагах друг от друга…
и ругались.

Ругались на древнем греческом.
Громко.
Со страстью.
Как два тигра вокруг одной добычи.

Лена моргнула.
Потом ещё раз.

«А-а-а… так. Коллеги решили устроить мне дорогущий ролевик на день рождения?
Костюмы — огонь. Грим — вау.
А актёры…
Где вы таких нашли?!»

Она подняла руку.
Рука… была не её.
Тонкая, тёплая, с золотым браслетом до локтя.
Кожа — смуглая.
Пальцы — длинные.

Она была… другой.

Но не успела она эту мысль осознать, как один из мужчин развернулся.

И хлынула реальность.

Перед ней стоял Цезарь.
Настоящий.
Божественно, нереально, ошеломляюще настоящий.

Высокий.
Сильный.
Голубые глаза холодные, как клинок.
Лицо — резкое, зрелое, харизматичное.
Тога — белая, с пурпурной каймой.
Плечи — широченные.
И золото на руках.

И он… был зол.
На второго мужчину.
И… на неё.

— Клеопатра! — рявкнул он. — Ты позволила ему дотронуться до тебя!

Она повела бровью.

— А что мне, рукам ваши паспорта проверять?

Мужчины замолчали.

Второй развернулся.
И тут она увидела Марк Антоний.

Молодой.
Горячий.
Темноволосый.
Глаза — ярко-синие, словно вылитые из лазурита.
Тело… то самое, из античных статуй.

Он тоже был в бешенстве.

— Клеопатра, ты дала ему знак!
— Я? — Елена выдохнула. — Ребята, у вас что, гормоны зашкаливают?

Оба хором:
— ЧТО?

И тогда она, всё ещё уверенная, что это шикарная постановка от коллег, подняла руки и произнесла:

— Так, мальчики! Я вас умоляю! Давайте жить дружно.
Вы оба красивые. Оба сильные.
Оба, скажем так… впечатляющие.

И добила:
— Лично я не против, если вы оба… помиритесь.

Глава 2.

Глава 2.

Утро, которое начиналось как фарс, а закончилось как судьба

Елена проснулась не от будильника — а от того, что ей в нос настойчиво ударил запах теплого ладана, жасмина и чего-то ещё… густого, маслянистого, тягучего.
Того, что обычно бывает в музеях Древнего Востока, но точно не в её квартире с видом на проспект.

Она открыла глаза.

И первым делом увидела потолок.
Не белый, не натяжной, не гипсокартон.
А расписанный лазурью, с золотыми звёздами, с росписью трёх богинь, которые смотрели сверху так, будто обсуждали её между собой.

Вторым — огромный балдахин, из тончайшего льняного полотна, белого, как первый снег, но по краям вышитого бирюзовыми узорами.
И всё это — на кровати размером с сцену среднего театра.

Третьим — руку, лежащую на её талии.

Мужскую.
Тёплую.
Тяжёлую.

Она медленно перевела взгляд.

Цезарь.

Настоящий.
Спящий.
На боку.
Голова на её подушке.
Лицо… лицо кинематографическое.
Брови строгие, губы сильные, подбородок — упрямый.
И да, грим такой ровный не сделает никто — ни один театральный визажист. Это кожа. Это мышцы. Это жизнь.

С другой стороны кто-то зашевелился — и, едва повернув голову, она увидела Антония.

Ослепительные глаза — сейчас закрытые.
Тёмные волосы растрёпаны.
Грудь…
Не грудь — бронзовая скульптура.
И эта зараза даже во сне выглядит так, будто собирается победить Спарту одной левой.

— Господи… — только и смогла прошептать Елена.
— Я в порноисторическом музее…

Она резко села.
Цезарь недовольно пошевелился.
Антоний пробормотал что-то вроде «моя царица… вернись», и его рука лениво потянулась к ней.

— Так! — прошептала Елена. — Нет. Нет-нет-нет. Этого не может быть.

Она уставилась на своё тело.
На руки.
На ноги.
На кожу… смуглую, шелковистую, гладкую, ухоженную, явно не сорока восьмилетнюю.

— Я… Клеопатра… — выдохнула она. — Или мне снится сон, который нужно запретить рейтингом 18+.

Она потрясла головой.

Мысли скакали, как всполошённые голуби.

«Так. Успокойся.
Дыши.
Думай, девка, думай.

Ты актриса.
Ты профессионал.
Ты играла Гертруду, Офелию, Маргариту.
Ты выдержала три премьеры подряд.

Сейчас — просто новая роль.
В…
Сложных декорациях.
С двумя мужчинами… шикарного качества.»

Она закрыла лицо ладонями.

«Нет, Елена. Ты не на корпоративе со стриптизёрами.
Коллеги бы так не смогли.
Тут слишком… дорого.»

---

Дверь в покои слегка скрипнула.
Вошла та же служанка — миниатюрная, тёмноглазая, в простом белом платье, с кувшином ароматной воды в руках.

— Ваше Величество… — прошептала она. — Прошу простить, но уже рассвет. Ванны готовы.

«Ванны.
Во множественном числе.
Бог ты мой, где я?»

Служанка остановилась, увидев, что царица сидит, обхватив голову руками.

— Вам… плохо?
— Мне отлично, — хрипло выдохнула Елена. — Просто я проснулась между двумя историческими персонажами. Это… эффектно.

Служанка сморгнула. Потом осторожно спросила:
— Госпожа… может, принести отвар от головной боли?

Елена выдохнула.
Решила: играем. Пока — играем.

Поднялась.
И тут же ахнула.

Она была…
она была невероятно красивой.

Зеркало — огромное, полированное, бронзовое — отражало не её привычное лицо с лёгкими морщинками и взрослой женской красотой.

Отражало Клеопатру.

Большие миндалевидные глаза.
Темные густые ресницы.
Губы мягкие, полные.
Тонкие золотые ожерелья на шее.
Волосы — густые, тёмные, тяжёлые, как ночной шёлк.

— Я… богиня, — прошептала Елена.

Служанка радостно кивнула:
— Конечно, Ваше Величество.

«Так. Надо держаться.»

Она выпрямила спину, вспоминая всё, чему учил её театр.

Шаг.
Взгляд.
Жест.
Голос.
Я — царица.

— Хорошо, — сказала она уверенно. — Готовьте ванны.

---

Путь в банные покои был… как прогулка по музею.

Стены расписаны фресками — богини, птицы, цветы.
Пахло мятой, розой, миррой.
Пол — гладкий, прохладный камень.
Служанки ползли за ней шлейфом, словно она была солнцем, и каждая боялась попасть в тень.

В бане кипела вода.
Рядом — мраморная ванна, огромная, полукруглая, заполненная пеной и лепестками лотоса.

— Входите, богиня, — сказала старшая служанка, опуская голову.

Елена сделала шаг — и едва не расхохоталась.

«Вот это сервис.
Вот это я понимаю — релакс.
После театра в коммуналке с холодными батареями — рай.»

Она села в воду.
Вздохнула.

И только когда тёплая пена ласкала её кожу,
когда руки служанок мягко массировали плечи,
когда волосы стекали тёмным водопадом,
только тогда мысль стукнула жёстко:

Это — не сон.
Это — не театр.
Это — не игра.

Она — здесь.
Она — Клеопатра.
Она — в политическом аду, где Рим раздавит Египет.
Она — в ловушке времени.

Она — женщина, которой история приписала трагедию.

И она, Елена Платонова, актриса, сорок восемь лет, фитнес, витамины, кремы от морщин…

…оказалась между Цезарем и Антонием не по сценарию.

Она стиснула зубы.

— Так. Если судьба решила сыграть со мной в театр… она ещё пожалеет.

Служанка вздрогнула:
— Что-то случилось, Ваше Величество?

Елена улыбнулась — холодно, как новая версия себя:

— Да.
Сейчас я буду переписывать судьбу.

---

В это время у входа топтались два гиганта.

Цезарь — мрачный, как грозовое небо.
Антоний — горячий, как раскалённый металл.

Они одновременно спросили старшую служанку:

— Она проснулась?
— Она в порядке?
— Она сказала обо мне?
— Нет, обо мне!

Служанка зажмурилась.
Боги, храни её душу.

— Господа… царица принимает ванну.

— Мы подождём, — сурово сказал Цезарь.
— Да хоть весь день, — усмехнулся Антоний.